Текст книги "Закон Жизни (СИ)"

Автор книги: Ярослав Георгиевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

Глава 4

Прихожу в себя резко. И тут же выкидываю из головы странный, слишком реальный сон. Сон, который оборвался на полуслове, так и не поведав, о чём таком важном я хотел поговорить с безымянным другом.

Ещё не начав толком соображать, я уже отчётливо понимаю: что-то стряслось. На улице гомон, крики, плач и причитания. Басят мужские голоса, верещат и стенают женские, испуганно пищат детские. Вставая чуть не падаю, перед глазами всё начинает плыть и крутиться. Как же эта слабость успела достать… Но, главное, кости, вроде, целы. Ноги-руки пополам не складываются, хоть и болит практически всё.

Кое-как, шатаясь и держась за стеночку, дохожу до двери. Перед тем, как толкнуть, обращаю внимание на деревянную ручку. Она кажется почему-то забавной, хотя вырезана хорошо и отполирована до блеска.

Вываливаюсь на двор и осторожно бреду на голоса, в сторону калитки. Ощущение, будто передвигаюсь по палубе корабля в шторм, или что внутри плещется не один литр спиртного. Но с каждым шагом чувствую себя увереннее.

Вы спросите, зачем я это делаю, почему не лежится спокойно в не очень удобной и мягкой, но всё же такой желанной, кроватке? А всё предельно просто: хочу посмотреть. Такие вопли вряд ли значат что-то хорошее. Надо обязательно узнать, что случилось. Может, настала пора уходить огородами…

Дохожу, аккуратно выглядываю. На улице – тьма народу. Сравнительно, конечно, но, судя по всему, едва ли не всё население деревни. Сочные, крупные звёзды и две луны дают достаточно света, и я с любопытством разглядываю собравшуюся толпу. Женщины в длинных юбках и платках, мужчины в смешных башмаках, коротких штанах и каких-то туниках, босоногие детишки. Все сгрудились на улице, все смотрят в небо.

Тоже поднимаю глаза. Долго не могу понять, что же так привлекло их внимание. Всё те же луны, светлая полоска от горизонта до горизонта, мигающие звёзды, которые кажутся неестественно большими и странно близкими – всё, конечно, смотрится чудесно и удивительно, но оно таким было и раньше. По крайней мере, в прошлый раз – точно…

Неожиданно, удаётся расслышать обронённое кем-то: «комета», и я будто прозреваю. Она действительно крупная, красного цвета, напоминает формой меч. Смотрится, конечно, великолепно, но… Пожимаю плечами – мол, бывает, и не такое случается. Мало ли чего местная деревенщина не видела. Мне вон, эти две луны кажутся куда более удивительными, а они из-за такой фигни вой подняли.

Хочу уже развернуться и тихонечко удалиться обратно в дом, но не тут-то было…

– Вон он! Варвар! Хватай его!

– Хватай! Тащи сюда! В жертву!

Все, кто был на улице, внезапно поворачиваются и начинают тыкать в меня пальцами. Злобно скалюсь в ответ. Дураку ясно, что ничего хорошего меня здесь не ждёт, и сейчас самое время задать стрекача. Но не вариант, я же еле ползаю. Просто не убегу. Тем паче, обступили уже со всех сторон, даже от калитки как-то незаметно оттеснили. Остаётся одно – встретить судьбу, какой бы она ни была, с гордо поднятой головой. Как бы пафосно ни звучали эти слова, но кроме как помереть с достоинством, я сейчас ни на что не способен.

– Сожжём! В жертву варвара!

Кольцо людей сжимается, сверкающие фанатичной ненавистью глаза всё ближе. В руках у многих дреколье и вообще всё, что под них подвернулось. Прилетает брошоенный кем-то камень. Картины бесславного конца проносятся перед глазами, заставляя всё внутри холодеть и сжиматься. Ноги невольно подкашиваются. Ёлки зелёные, это реально страшно! Воображение рисует запах палёного мяса, треск лопающейся от нестерпимого жара кожи, разъедающий лёгкие дым…

Не хочу! Сдохнуть, сейчас, в этой вонючей дыре?.. Да ещё на костре? Это бред какой-то! Я не варвар! А даже если бы и был им, то за что меня сжигать? Просто за то, что не такой, как все, а в небе какая-то дурацкая комета?

Внутри погано. Но я стою, пялюсь на обступивших во все глаза… Наверное, так смотрит мышь на змею. И стараюсь не показать, что творится внутри. Подозреваю, выходит плохо…

И тут, совершенно неожиданно, раздвигая плечами деревенских, как айсберг Титаники, появляется Гурт. Что такое этот айсберг, что он делает с «Титаниками»… Не знаю, и не хочу знать, не важно это. А важно то, будет ли кузнец заступаться второй раз, или присоединиться к остальным.

И он заступается! Реально удивив меня, уже готового к худшему. Знакомый бас прокатывается над толпой, отражаясь от осатаневших лиц и даже возвращая взглядам какую-то каплю разумности.

– А ну, разошлись, окаянные! Чего надо, куда прёте?

– Варвар!.. В жертву!.. – несётся со всех сторон.

– Пацан мой гость!

– Комета!.. Предсказание!.. Сжечь!.. – из адского гомона можно вычленить только отдельные слова, но общий смысл понятен.

– Комета, да. Вона она, в небе висит! Только вот, скажите мне, люди добрые, каким местом комета энтая к полудохлому пацану относится? А?

– Ради милости Рогатого…

– Если это действительно Та Комета, если грядёт час Большой Битвы… Не поможет никакая жертва! Не трожьте пацана!

– Сжечь…

– Сжечь? В жертву? Да вам всем Око напекло! Не дам пацана. Он дурной, не помнит ничего! Нельзя таких трогать! И… Эй, постойте, чей там голос из выгребной ямы? Тулий, ты, что ли? Это твоё трусливое тявканье? Иди-ка сюда, шакал, мало я бока тебе мял. Напомню, как оно бывает, коли запамятовал! Чё, не идёшь? Боишься, да? Вот то-то же!.. А тебе чего не сидится спокойно, а, Ган? Забыл, небось, с чем я собирался помочь тебе? Да? Тронешь парня, точно можешь про уговор забыть. Я того так не спущу…

Прямо вижу, как каждое слово Гурта заставляет окруживших колебаться всё больше и больше. Явно, немалую роль в изменении настроения играют могучие мышцы и свирепый вид моего защитника. Хоть его и не любят, но явно уважают и боятся, сильно боятся. Подумалось даже, что вряд ли такая же речь, произнесённая кем-то хоть на голову ниже или с руками хоть ненамного тоньше, имела бы подобный эффект.

И вот когда кажется, что самое страшное позади, вперёд выходит какой-то мерзкий, высушенный, тощий, с первого взгляда очень не приглянувшийся мне дед. Только посмотрев на него, понимаю: сейчас начнётся. С такой мерзкой рожей невозможно не приносить неприятности.

Так оно и происходит.

– Гурт, не мешай честным людям! В небе комета, а рядом с тобой варвар. Рогатому угодны кровавые жертвы! Неверный должен быть убит!

Одобрительный гул со всех сторон. Толпа подаётся вперёд, налегает. Растопчут! Даже такого здоровяка, как кузнец, не заметят. Остаётся только надеяться, что он не будет творить глупости, оставит безнадёжное дело и хотя бы сам останется цел, когда всё закончится…

– Вот, перед Правдой… – Гурт изображает странный знак, не тот, со сведением ладоней сверху живота и опусканием их вниз, а другой, протянув вперёд руки, а потом хлопнув по очереди ладонями по сгибам локтей. И, будто решившись на что-то, продолжает. – Пацан мой приёмный сын. И, значит, не варвар. Нельзя его в жертву!

Тяжёлый взгляд кузнеца упирается в меня. Понимаю, что он ждёт от меня чего-то, и говорю:

– Я приёмный… – тут, если честно, замялся. Сказать вот так вот, что я сын какого-то там незнакомого дядьки, претит. Очень сильно, даже не знаю почему. Чувствую себя девственницей, которая отдаётся первому встречному. Пусть даже и не самому плохому. Но оказаться растерзанным толпой… Поборов себя, всё-таки выдавливаю: – Я сын кузнеца Гурта!

Повторяю жест. Ненадолго на округу опускается напряжённая тишина.

– Не забывай, Гурт. Ты был рабом. Хоть тебя сделали равным нам, честным гражданам…

– Слушай, старый хрыч, позволь уж мне самому решать, что надо помнить, а что нет! Мы оба граждане, и я, и парнишка. И если с нами что-то произойдёт… Ты же знаешь, Тид, сотник стражи – мой знакомый, часто заказы делает. Только у меня заказывает! И он скор на расплату, никаких судов не будет, не надейтесь. Будете отвечать, все. Правда на нашей стороне!

– Рогатый всё припомнит… – уже не так уверенно, видимо, приняв поражение, бубнит мерзкий тип. Но даже я понимаю – всё, буря миновала.

Деревенские, поворчав ещё для острастки, успокаиваются и расходятся, хоть и бросая на меня косые взгляды. Я тоже считаю за лучшее ретироваться в дом, за толстыми брёвнами как-то спокойнее. Пусть от «красного петуха» деревянные стены и не спасут, но хочется верить, что до такого не дойдёт. Всё-таки, авторитет у кузнеца, судя по всему, имеется.

Добравшись до постели и успокоившись, я, конечно же, задаю вопрос, что же это за комета такая и Большая Битва.

– Как, что за комета, ты будто с Тропы свалился… Хотя, о чём это я, конечно, ты же ничего не помнишь!.. Так слушай же… Ещё великие провидцы прошлого говорили, что такая красная комета, в виде меча, влечёт за собой страшную войну. Великую Войну. Ту Войну, когда Рогатый, – кузнец осеняет себя знаком, – сойдётся со своими противниками в Большой Битве.

– Кто такой Рогатый? – спрашиваю, подозревая, что уже знаю ответ.

Кивок в сторону статуэтки и картин – хотя, правильнее их назвать, наверное, иконами – подтверждает догадку.

– Рогатый, это Бог, милостью которого существует Великая Империя…

После недолгого молчания, Гурт продолжает:

– Ты, надеюсь, понимаешь, что надо быть осторожным? Пусть я сейчас и отбил тебя, но деревенские злобу затаили. Они злопамятны, ох как злопамятны! Так просто не спустят такого щелчка по своему наглому носу.

– Да, понимаю, – не лукавлю ни капельки – сам думаю об этом. Что хороша же ситуация… Попал не пойми куда, ничего не помню – минус раз, и жирный такой минус. Чуть не убили, причём аж дважды – ещё минус, и вывод, что мне тут явно не рады. Нежданно-негаданно приобрёл покровителя – единственный, хоть и весомый, плюс. Но… У меня теперь есть враги, у нас, вернее. И они не оставят в покое, сомнений нет. И-и-и… Что же мне делать, дальше-то? Становиться учеником кузнеца и жить в деревне? Как-то не прельщает, если честно.

Ворочаясь на неудобной постели и снова пытаясь заснуть, решаю для себя наверняка – не задержусь здесь. Нет, какое-то время придётся побыть, пока не освоюсь и не привыкну к местным реалиям. Но потом надо валить, без вариантов.

Глава 5

Мои слабые руки с трудом поднимают тяжёлый брус и сдвигают его в сторону. Массивная толстая калитка, наводящая на мысли о крепостных воротах, открывается. Пришла пора побороть свои страхи! Оглядевшись по сторонам, осторожно ступаю наружу.

Столько времени живу в этой небольшой деревушке, у которой даже и названия-то не оказалось, а до сих пор не довелось выходить со двора. Не мог себя заставить. Это был даже не страх, нет, скорее просто какая-то усталость, нежелание создавать себе проблемы на пустом месте. Да и вообще не хотелось сталкиваться с жителями. Ведь последний раз едва не закончился моим сожжением…

Но вечно так продолжаться, конечно, не могло. И так уже давно чувствую себя неуютно, нахлебником. Надо отрабатывать! В руках два деревянных ведра, громоздкие, неудобные. Кажутся архаичными и непривычными, как и всё здесь, но других нет и выбирать не приходится. В конце концов, можно пользоваться и такими.

Моя задача: дойти до родника, набрать воды и принести обратно. Куда идти, кузнец объяснил. Не остановил – значит, ничего ужасного снаружи не ждёт. Если бы было опасно, наверное, не выпустил бы за пределы двора. Надеюсь.

Да, всё это, что происходит вокруг, воспринимается уже нормально, почти спокойно. И то, что я теперь – приёмный сын и ученик кузнеца, бывшего раба. И то, что у меня появилась какая-то дурацкая бирка, дающее право считаться почти полноценным гражданином какой-то там Империи. И то, наконец, что я ничего не помню о прошлой жизни, кроме того, что она была совсем, ну просто очень сильно другая.

Раньше такой зверь, как я, водился в гораздо более населённых местах, из глубин всплывает слово – «цивилизованных». Точно не здесь, где люди настолько дремучи, что готовы любого пришлого забить до смерти, а если не получится – так и вообще спалить, вероятно, живьём, принося в жертву каким-то там своим «Рогатым».

Вот только откуда я, ни малейшего понятия. Ни названий, ни образов – одни смутные ощущения. И полная неподготовленность к существованию здесь, где угораздило очутиться…

Первые дни этой моей новой жизни отпечатались в памяти очень хорошо, каждый не похожий на предыдущий. Я, как новорожденный, познавал мир – после того, как смог хоть как-то передвигаться, само собой. Тот раз, когда вышел и чуть не превратился в жаркое из человечинки, стоил такого напряжения, что пару дней мне вообще было не встать. Но оклемался я на удивление быстро, и уже скоро начал ходить снова, восхищая кузнеца темпами выздоровления.

По поводу бирки, появилась она просто – Гурт вырезал её, с соблюдениям всяких явно предусмотренных ритуалов: призвал эту свою Правду, сказал какую-то дежурную фразу, унёс в кузницу, какое-то время пропадал там – и после выдал мне. На деревяшке обнаружился искусно вырезанный символ наковальни, удивительно, как только бородач успел всё это сделать за такое короткое время. И мне почему-то казалось, что придётся ехать куда-то, оформлять бумаги… Ничего подобного! Раз, и готово. Как в сказку попал. Оставалось только надеяться, что бирка эта будет действительной не только для меня и кузнеца. Про то, можно ли подделывать такие, спрашивать постеснялся.

Что касается быта, то, как оправился чуть, из уютного дома пришлось переезжать на сеновал. Не жалуюсь – ночами пусть и свежо, но не холодно, так высыпаться получается даже лучше. В качестве одежды кузнец выдал какие-то старые, но ещё крепкие обноски, моё-то шмотьё, вернее то, что было на «моём» теле раньше, в результате избиения почти в лохмотья превратилось. Долго мучился, огромной, неудобной иглой и странными толстыми нитками подгонял всё под себя, но, в конце концов, даже стал выглядеть более-менее прилично. По местным меркам, конечно.

Самому всё это – и короткая туника, и просторные порты, и обмотки на ноги – казалось ужасным старьём, однако выбора не было. Да и всё равно не имел я понятия, как же оно должно быть, чтобы правильно-то. Остались лишь смутные воспоминания из того сна, настолько расплывчатые, что повторить увиденное получилось бы вряд ли. Единственное, что смог вспомнить более-менее ясно, и попробовал реализовать – это карманы. Причём, когда Гурт их увидел и я объяснил ему, для чего это нужно, кузнец пришёл в неописуемый восторг. Мол, а так можно? И попросил себе сделать такие же…

Что касается работы по дому, помогать ему я начал сразу, как только смог делать хоть что-то без головокружения и риска упасть. Кузнец и не подумал возражать, но, к сожалению, поначалу от меня было больше вреда, чем проку. Хозяйство оказалось будь здоров: козы, куры, огород, дом, кузница. И везде я чувствовал себя бесполезным, не знал простейших, вроде бы, вещей, которые Гурту приходилось долго и терпеливо объяснять. Пару раз он даже срывался, и, боюсь, как бы уже не раскаялся, что решил со мной связаться.

Но я старался, как мог. И когда понял, что могу попробовать выйти наконец наружу, и прогуляться по нашей невеликой деревне – твёрдо заявил о своём желании, и о том, что хочу помочь сходить за водой. Для кузнеца это была больная тема, уходило её много, а таскаться за ней, судя по его словам, приходилось не близко…

Сборы и подробные расспросы заняли какое-то время, я оттягивал время, как мог. Но момент истины настал. И вот я, наконец, осторожно, оглядываясь, покидаю уютный, уже довольно неплохо изученный дворик, внутри которого с некоторых пор чувствую себя в полной безопасности. Иду, в любой момент ожидая неприятностей. И успеваю даже дойти до окраины деревни и выйти на извилистую дорожку, ныряющую в овраг, до того, как они появляются. Мои маленькие враги.

К счастью, только молодёжь. Хорошо. Эти, хоть и без башки, но не тащат на костёр. Взрослых, как-никак, я боюсь больше. Просто потому, что они сильнее, и фантазия у них чуточку изощрённее. А с мелюзгой как-нибудь справлюсь… Наверное.

Хулиганы останавливаются неподалёку, радостно голося. Начинают закидывать камнями. Несколько попадают в тело, один больно бьёт в лицо. Не смертельно, но неприятно. Как бы в глаз не попало. Только прошёл…

Прикидываю – наверное, я бы мог сейчас бросить вёдра и убежать назад, под защиту толстого забора и дверей, а главное – сурового, но доброго кузнеца. Но бегать так всю жизнь? Нет, конечно, надеюсь, я когда-нибудь уберусь отсюда. Мысль о том, что придётся доживать свой век в этом захолустье, не греет совершенно. Но кто спрашивает о моих желаниях? Точно не мироздание, закинувшее в богами забытую дыру и лишившее воспоминаний.

Так что, надеемся на лучшее… Но готовимся к тому, что все эти розовые восторженные надежды рано или поздно разобьются о чугунную задницу действительности. Это я в том смысле, что, видимо, мне тут ещё придётся какое-то время перекантоваться.

Поэтому, вместо того, чтобы бежать, я иду прямо на обидчиков, злобно оскалившись и сжав кулаки. Наверное, жалкое зрелище – хромой, весь в синяках, с перекошенным от боли лицом, со свирепым рыком, боюсь, больше похожем на писк, ковыляет навстречу противнику, превосходящему количественно и качественно…

Камни врезаются в меня один за другим, причиняя невыносимую боль. Но я не отступаю, продолжаю шагать вперёд. И когда остаётся уже несколько шагов и один из камней особенно больно ударяется в лоб, деревенские просто разворачиваются и, засмеявшись, убегают!

Я мысленно вытираю пот со лба – показывать своё напряжение и тревогу сейчас нельзя, смотрят. И вдруг замечаю Гурта, который наблюдает за всем из полуоткрытой калитки. Оказывается, меня страховали! На душе сразу становится теплее, а сердце переполняется гордостью, что справился сам, что не понадобилось вмешательства благодетеля, которому я и так уже, боюсь, дорого обошёлся. Не расплачусь до конца дней…

Убедившись, что хулиганы убрались, поворачиваюсь к брошеным вёдрам. Надо делать хотя бы то малое, на что способен. Конечно, сомнения в душе шевелятся, смогу ли дотащить эту воду от родника… Даже и от пустых вёдер мои нынешние руки гудят, будто тащу непосильную ношу, а спину ломит. Но – надо. Пусть буду отдыхать после каждых нескольких шагов, пусть придётся драться, в прямом смысле, за каждую каплю воды. Это теперь моя война, и я не имею права её проиграть.

Глупость, скажете? А из таких маленьких сражений и состоит жизнь. Поначалу это не так заметно, но перед глазами почему-то явственно стоит картинка: старушка, или старичок, который упорно ковыляет вперёд, тащит скромную авоську с едой, стучит палочкой, оскальзывается на льду, но упорно продолжает свой путь.

Я даже замер, пытаясь лучше понять это не то воспоминание, не то игру воображения, тщетно пытаясь раскрутить клубок ассоциаций. Вдруг это поможет вспомнить? Может, я – как раз и есть тот старичок, или… старушка?

Упорно насилую свой мозг несколько минут, до тех пор, пока не начинает болеть голова. К сожалению, безрезультатно. Никаких мыслей, зацепок, ответов. Вздохнув, тянусь за вёдрами. Видимо, пока не светит узнать, кто же я на самом деле, откуда, и что здесь делаю. И я иду дальше, вернее, хромаю, морщась от боли – будут новые синяки, это точно.

Дорога и впрямь не близка, но проходит время, и она остаётся позади. А впереди задорно журчит родник, приветствуя меня. Он выливается своей чистейшей водой из деревянного жёлоба, концом торчащего из почти отвесной скалы, и сбегает по камням вниз, к совсем небольшому озерцу. Сквозь тонкую рябь видно песчаное дно, подсвеченное солнечными лучами, и юркающих туда-сюда рыбок а заросшие густой растительностью берега будто обнимают всё это шелестящей прохладой свежих, чистых листьев. И всё это великолепие словно зовёт меня. Подставляю первое ведро под струю, ещё раз оглядываюсь, убедиться, что никого рядом нет и ничто мне не угрожает, и решаю спуститься вниз. Дела подождут. Слишком ценны такие моменты, когда хорошо и спокойно, чтобы ими разбрасываться.

Там, на берегу, я стою долго – вода уже тысячу раз перелилась через край, и надо бы вернуться и подставить второе ведро, но мне не сдвинуться, будто что-то сковало движения. Всё тело расслаблено, глаза наблюдают за рябью на поверхности озерца, за озорными солнечными зайчиками, бегающими туда-сюда.

В конце концов, мне даже начинает мерещиться, будто я вижу там, на дне, улыбающуюся девушку. Кажется, она манит, зовёт к себе. Вот сейчас шагну вперёд, в воду, и будет так покойно и хорошо… Только после этого мысленно встряхиваюсь и, наконец, поднимаюсь наверх, думая о том, насколько же развито у меня воображение, и с какой же готовностью оно подкидывает то, что больше всего хочется увидеть. Юное тело, в котором угораздило оказаться, явно совсем не против обнажённой женской натуры.

С трудом взяв показавшиеся неподъёмными вёдра, я начинаю выбираться наверх, к дороге. Поднимаюсь, и, не удержавшись, ставлю их и оглядываюсь через плечо. Оптическая иллюзия не развеялась, так и кажется, что там реально кто-то есть, в толще воды, и даже шевелится…

Во двор вхожу, как вернувшийся из похода воин. Понимаю, что глупость полная, ничего такого не сделал – но распирает гордостью. Дотащив вёдра до большой бочки и по ковшичку перелив туда, подхожу к Гурту. Один вопрос не даёт покоя.

– За что они так невзлюбили меня, Гурт? – «отцом» называть его претит, вот хоть убей, обращаюсь исключительно по имени. – Что я сделал им? Не пойму.

Кузнец в ответ только смеётся.

– Так ведь потому же, что ты варвар, глупенький!

– Варвар?

– Он самый. Оглянись, раскрой глаза. Здесь все смуглы, кареглазы, черноволосы. Ты выделяешься, как красная ворона! Бледная кожа, серые глаза, волосы цвета каштана, не кучерявые, как у них. Да и твои черты лица, они совершенно инородны. На землях Империи такие, как ты, не живут. Только изредка появляются. Как наёмники, как рабы, или как разбойники. Как рабы или разбойники – чаще всего! А тут ещё и комета… Народ на взводе.

Сказанное заставляет задуматься. Что моё происхождение, пусть частично, объясняет такое в высшей степени неприязненное отношение к моей персоне, конечно, я догадывался. Но… Был ли я разбойником, или чем-то такого рода? Наверное, всё же нет. Даже, скорее всего. Во-первых, по возрасту, судя по внешнему виду – мне от четырнадцати до шестнадцати. Во-вторых, да просто уверен почему-то в этом… Всё вокруг слишком неродное. Кажется, я совсем-совсем не отсюда.

Кидаю испытующий взгляд на словоохотливого, явно расположенного к общению кузнеца. Если честно, я и так засыпал его вопросами обо всём подряд всякий раз, как представлялась возможность. Но случалось это, к сожалению, редко, обычно только вечером и утром, во время еды. Мой благодетель не сторонник трепотни во время работы. Но сейчас, вроде, настроение у него добродушное. Можно попробовать копнуть в ту сторону, которая очень интересует… Хотя понимаю, что лезу не в своё дело.

– Гурт. Объясни. Как так случилось, что у тебя ни жены, ни детей, ни подмастерья?.. И что ты живёшь здесь, в этой деревне, где никто не любит тебя?

– А вот это не твоё дело!

Кузнец разворачивается на каблуках и резко уходит прочь, ещё и процедив что-то вполголоса. Я, было дёрнувшись следом, останавливаюсь – пришибёт ещё ненароком. Желание узнавать что-то дальше про прошлое этого сурового одноглазого бородача отбивает напрочь.