Текст книги "Экзамены"
Автор книги: Вячеслав Бучарский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
Тугодум
К началу посадки Игорь Копылов и Олег Глебов были уже на перроне, поэтому смогли занять в электричке лучшие места: в середине, друг против друга, возле окна.
– Совсем отвык от Москвы, – признался Олег. – Вот пять дней побегал – и выдохся! У нас в городе не такой темп. Тихо, хорошо!..
Рыжеватая жесткая бородка окаймляла широкое лицо Олега, а темя уже было голым почти до макушки. И над лбом висел закрутившийся в колечко смешной хохолок. У Копылова лицо было гладко выбритым, зато черные блестящие волосы доставали до плеч. Он был красив и знал об этом: в чертах узкого его лица нередко являлось выражение терпеливой утомленности. Не желая поддержать начатый приятелем банальный разговор, он, вскинув на Олега иронический взгляд, заметил:
– Недаром говорится: всяк кулик свое болото хвалит.
Олег понимающе улыбнулся и развел руками.
Вагон быстро наполнялся. Женщина в добротном бежевом платье-костюме, статная, с белокожим, чуть тронутым косметикой лицом, поставила на скамью, где сидел Копылов, большую сумку. Отдышавшись, женщина попросила:
– Молодой человек, я отойду на минуточку. Пожалуйста, скажите, что рядом с вами место занято.
Копылов покосился на похожую на чемодан кожаную сумку и кивнул с безразличным видом.
– Доверчивый народ пошел! – сказал он Олегу, когда женщина ушла.
– Что-что? – переспросил тот.
– Неужто глуховат стал, Глебов? В институте, кажись, слышал нормально.
Рыжеватые брови Олега взметнулись в добродушно-виноватом выражении.
– Да я просто задумался…
А размышлял он о том, как лучше устроить столичного гостя в своей однокомнатной малометражке. В кухне раскладная кровать не помещается, в комнате за шкафом – кроватка сына. Втиснуть раскладушку можно только между шкафом и диваном. Удобно ли будет привыкшему к роскоши Копылову спать головой к головам супругов?
– Я говорю: народ нынче доверчивый пошел, – продолжал Копылов. – Вот, бросила багаж и понеслась. Что нам стоит взять эту сумку и выйти из вагона?
Олег покорно улыбнулся, посчитав слова приятеля попыткой пошутить. Вспомнил, что в боковом кармане пиджака торчит свежая газета. Развернул ее и начал просматривать с последней полосы.
– Слушай, – вдруг обратился он к Копылову, – а значки ты собираешь?
– А, это все мусор, – пренебрежительно ответил Копылов. – Есть у меня сотни две. Держу для обмена с простаками на монеты. У тебя что-нибудь интересное есть?
Олег покачал головой.
– Я же говорил, что ничего не коллекционирую… Вот здесь пишут про московского пенсионера, который собрал коллекцию из трех тысяч значков. Все спортивные.
– Много их развелось, разных фанатиков, – со страдальческим прищуром ответил Копылов. Однако взял у Олега газету и начал читать по коллекционера.
…Столкнулись они в Москве совершенно случайно. Олег выбрался из магазина детской одежды и собирался зайти в обувной (заказы жены занимали две странички в его записной книжке), когда увидел в уличной толпе Копылова. С тех пор как закончили институт, они пять лет не встречались. Копылов сумел остаться в Москве, а Олега распределили в Калугу. Кое-какие вести о Копылове до Олега доходили, даже адрес и домашний телефон однокурсника были в его записной книжке, но, бывая в столице, Олег все как-то не мог добраться до Копылова. Большими друзьями они, в общем-то, и не были. Просто жили некоторое время в одной комнате в общежитии. У Олега не хватало душевных сил, чтобы сделаться пижоном и бабником, как Копылов. А еще для этого требовались деньги и время, чего у Олега во все студенческие годы тоже было в обрез. Однако за умение жить красиво он Копылова не презирал – порой даже завидовал. Помимо женщин, Копылов увлекался альпинизмом, кинолюбительством, дружил с художниками. Разбрасывался он, конечно, и потому учился кое-как. Но если Копылову на все его увлечения хватало энергии, за что же его осуждать? И все же не получилось у них с Олегом того душевного контакта, который делает людей друзьями на долгие годы. Вот почему, бывая в Москве, Олег в самую последнюю очередь вспоминал, что живет где-то на Соколе его однокашник Игорь Копылов.
Они долго и крепко жали друг другу руки. Олег рассказал, что в столице он последний день, что все бумаги уже подписал и заверил гербовыми печатями, что скоро в Калугу доставят новую вычислительную машину, которую закупил завод, а он – Олег Глебов – свежеиспеченный начальник вычислительного центра и, стало быть, хозяин этой машины. Поделился Олег и такой радостью: столь удачно сложились у него отношения на смежном предприятии, что даже выклянчил у ребят из АСУ несколько подходящих программ – на первое время, пока готовит своих математиков.
Все это Копылов выслушал скорее из вежливости, нежели с интересом. Указав взглядом на раздутые авоськи в руках Олега, он спросил:
– Это запчасти для твоей ЭВМ?
– Да ну, жена просила купить всякой чепухи, – сконфузился Олег. – Никуда не денешься, и я окрутился. Сыну уже четвертый годик…
Скоро Копылов отпустил Олега продолжать набеги на магазины, взяв с него слово, что вечером тот непременно зайдет в гости.
Копылов жил холостяком в двухкомнатной квартире. Был он женат на москвичке, но недолго, и при разводе сумел вытребовать себе более чем достаточную жилплощадь.
Олег явился к приятелю не с пустыми руками: осмелился выкроить из доверенной женой суммы на бутылку «Экстры» и полкило докторской колбасы. Копылов не стал упрекать его в расточительности, сам же извлек из финского холодильника в кухне ветчину и баночку черной икры.
За этот вечер Олег существенно расширил свои познания в области нумизматики, потому что хозяин уже несколько лет истово собирал старинные монеты. Интересовали его также иконы и собрания репродукций с шедевров живописи. Говорить он мог только об этих вещах: о чем бы ни начинал гость, хозяин неумолимо сводил разговор к серебряным рублям или черным доскам.
Когда допили бутылку «Экстры», Олегу пришлось выслушать печальную историю про то, как у Копылова буквально из-под носа увели петровский «крестовик».
– Ублажал я старика, точно капризную чувишку, – рассказывал Копылов. – Тоже собирает монету, но, замечу, деятель – не чета нам с тобой. Крупный хищник – такие ОБХСС только снятся! Впрочем, мне его аферы до лампочки, мне нужен был петровский рубль. Ну и наконец мы договорились махнуться: я ему несколько «семечек» – монеты Золотой Орды – и елизаветинский полтинник, а он мне рубль Петра Второго, за которым я гоняюсь уже полтора года. Сколько же я этого паука ублажал!.. Можешь себе представить: специально катался к Савеловскому за газетами (он там в киоске торгует) – только бы в контакт войти. И вот вчера повез ему монеты. Поверишь или нет, но у меня голова кружилась от радости: мой будет «крестовичок»! Даже какую-то нерасторопную бабку с мешками чуть не сшиб на бегу – так торопился. И что же?! Подбегаю, а этот старичок-паучок, подленько так улыбаясь, объявляет: «Опоздал, мил человек, утром-то я, бог дал, повыгоднее сбыл рублишко!»
Расстроенный как бы заново пережитой неудачей, Копылов потянулся к бутылке, но та была уже пустой.
– Вот скажи мне, как после такого верить людям? – горестно воскликнул он.
– Прямо шекспировские страсти, честное слово! – пожалел приятеля Олег. Его порядком разобрало от выпитой водки, и добрая глуповатая улыбка почти не сходила с лица. – Одно могу тебе сказать в утешение, Игорь: у меня и того нет. Работа да семья – вот и все радости. Проторчишь дотемна на заводе, вечером часок-другой повозишься с сыном – и на боковую. Вот так каждый день. Глупо ведь, скажи? Даже дико. Вот именно – дико! А кто виноват? Я!.. Не могу взять себя в руки, быт одолеть. Мечтал ведь в науку двинуть. Помнишь, как я в институте? В газете даже писали. А вот как пошли пеленки-коляски-колготки, я и сдал. Совершенно некогда за книги взяться!.. Что делать, а? Посоветуй, Игорь, у тебя-то жизнь полегче все же складывается.
Копылов вновь взялся за бутылку и, чтобы не расстраивала, убрал под стол.
– Видишь ли, Олег, разные мы с тобой люди, я думаю. Извини меня, но ты человек простой, ты – обыватель… Не обижайся, по-моему, ничего страшного в этом слове нет. Это хорошее дело – быть обывателем. Что скажут – то и делаешь. Живешь работой, семьей. Спишь спокойно… Что еще человеку надо! Простота – залог здоровья!.. Вот и живи, как живется!
– Тут что-то не так, – наморщив лоб в напряжении, сказал Олег. – Ну какой я обыватель? Ведь я всего себя, всю свою энергию отдаю… Другое дело, что мне не хватает железной воли, чтобы личные интересы защищать! Вот, скажем, наука. Надо же заниматься: вести исследования, писать и рассылать в журналы статьи, спецлитературу процеживать… Ради этого я должен был бы тверда поставить себя на службе, то есть четко отделить интересы производства и свои собственные интересы. А у меня не получается! И в семье… Прежде всего я должен был отказаться от удовольствия иметь ребенка. И надо было завоевать себе угол для научных занятий: кабинетик какой-нибудь. И еще надо было настоять, чтобы время у меня было для таких занятий, чтобы жена, значит, не отвлекала сходить в магазин, вытрясти половики, починить кран в ванной и так далее… А мне ее жалко, жену свою. Достается ведь ей – с маленьким ребенком! И на службе то же. Наука наукой, только ведь надо и с коллективом в ладу жить. Завод наш растет, перестраивается на современный уровень. Проблем масса! А я – инженер, специалист. Я обязан решать все эти текущие проблемы.
– Вот потому ты и есть обыватель, – воскликнул Копылов. – Тебе хорошо в стаде? Ну и живи в нем, не рыпайся! Потому что не дано тебе стать личностью… Я понимаю, слышать такие вещи неприятно. Тебе, конечно, не хочется жить как все живут. Ты не хочешь, но ведь можешь – и в этом твое счастье!.. У меня вот хуже: я не хочу и не могу!
Олег озадаченно поскреб затылок.
– Да, ты, конечно, сильный человек, – согласился он. – Я помню, в институте – сколько ты успевал! Жил, в общем. А я – только учился. И теперь… Ты, значит, живешь, а я – только работаю. Не дано!.. Слушай, а в чем все-таки смысл коллекционирования? Я как-то не очень это понимаю. Ну копишь ты все это. А дальше?
Копылов посмотрел на приятеля с жалостью.
– Ты, Олег, действительно простоват… Даже не знаю, как тебе объяснить, в чем смысл. Тут много всяких нюансов…
– Ну уж как-нибудь популярно, – попросил, взмахнув руками, Олег.
– Хорошо, скажем так. Всякая вещь имеет свою настоящую цену, согласен?
– Это что-то из политэкономии, кажется… Все позабыл, ей-богу! – признался гость.
– Нет, – увлеченно возразил Копылов, – это из жизни. И, только поняв жизнь, можно познать настоящую цену вещей. Вот почему я убежден, что ценные вещи должны принадлежать только тем, кто знает их настоящую цену. Понимает ее, чувствует – вот где суть или, что называется, эстетический момент!.. А в недостойных руках вещь просто-напросто гибнет. Вот, скажем, те же монеты…
И опять Копылов повел речь о «гривнах», рублях, семишниках и пятаках. Олег заскучал, пожалел о том, что выпить больше нечего.
– Слушай, а как выглядит этот самый «крестовик»? – спросил он, услыхав ставшее уже знакомым слово.
Копылов потянулся к стеллажу с книгами, достал толстый справочник и, сразу открыв его в нужном месте, показал.
– Та-ак! – щурясь, произнес врастяжку гость. – Представь себе, видел я этакую штучку. И даже более того!..
Копылов точно и не пил – вглядывался в глаза гостю напряженным трезвым взглядом. Тот с удовольствием держал паузу.
– Что значит – «более того»? – не вытерпел Копылов. – Ты не темни, Олег!
– Знаешь вообще-то я не очень согласен с тобой насчет того, что вещи должны принадлежать только тем, кто знает в них толк. Этак получится, что у толковых соберется все, а бестолковым придется голышом ходить. Какие-нибудь редкости, не имеющие практического значения, – это другой разговор… Например, этот вот «крестовик». Мне он, пожалуй, и не нужен, хотя у меня есть.
– Не трепись, – мрачно обронил Копылов. – Откуда?
– Ну, точнее, не у меня, а у жены. Уж где она его откопала – я не знаю. Она его берегла – мечтала серебряный кулон из него заказать ювелиру. Мне кажется, чепуха это, кто возьмется за такую глупую работу – из монеты делать кулон!
– С ума можно сойти! – воскликнул Копылов, глядя на гостя округлившимися глазами. Потом встал, решительно подошел к бару, встроенному в стеллаж, и принес бокастую бутылку французского коньяка.
– Угощаю! – сказал он, сделав широкий жест рукой. – Берег, понимаешь, ко дню рождения, ну да раз такой случай!..
Склонив голову и поскребывая пальцами бороду, Олег поглядывал то на хозяина, то на бутылку.
– А не пожалеешь потом? – спросил он.
– Да о чем ты, Олег! Для друга ведь!.. Значит, говоришь, она решила кулон? – Копылов уже разлил коньяк в рюмки и поднял свою.
– Давай еще раз – за встречу!
Сделав небольшой глоток, он поставил недопитую рюмку на стол. Олег последовал его примеру.
– Если только ты правду говоришь, Олег, то проси у меня что хочешь. Хочешь – американскую газовую зажигалку?.. Хочешь – шведские подтяжки и пару журналов с сексом? В конце концов, я могу даже японские часы достать!.. Старик, это просто уму непостижимо: из «крестовика» – кулон! Я ночь спать не буду – жуть такая!
– Да что кулон, – махнул небрежно рукой Олег. – Ты знаешь, как я распорядился? Я этот рубль под ножку письменного стола подложил, чтобы не качался…
– Фантастика! – ерзая на стуле, крикнул хозяин. – Ну проси, Олег, проси!.. Ну, что ты за него хочешь, скажи только – я на все согласен!
– А мне ничего не надо, – откинувшись на спинку стула и улыбаясь, заявил Олег. – Вот поедем со мной в Калугу – я тебе его так отдам. Подарю – и все!
– А жена?
– Ну и что – жена? У меня и жена – простой человек!..
…Хозяйка большой коричневой сумки вернулась, когда вагон уже был переполнен, по радио объявили отправление и за окнами поплыл назад усеянный окурками асфальт перрона. Втиснувшись между Копыловым и грузной старухой в драповом пальто, женщина взяла сумку на колени.
– Может, поставить наверх? – предложил Олег.
– Что вы, не нужно, она тяжеленная.
– Значит, нужно! – Он встал и рывком вскинул сумку на полку. Кивком головы женщина поблагодарила, но при этом не оживила ее лицо обычная в таких случаях улыбка: оно казалось окаменевшим. Женщина была старше попутчиков. Светло-коричневый костюм из шерстяного трикотажа спокойными складками обозначал статное, еще не утратившее формы тело; в мочках ушей светились янтарные серьги; волосы, прибавленные за счет шиньона, были закручены в высокую башенку, скрепленную коленцами шпилек. Одежда и весь облик выдавали в ней горожанку, из тех, у кого мужья занимают приличное положение на службе, есть квартира, хорошая мебель и на очереди покупка «Жигулей», чтобы ездить на загородный участок, где среди молодых яблонь сверкает стеклами веранды голубой кубик так называемой «дачи». Только вот не вязалось с ее обличьем слишком задумчивое – даже убитое – выражение лица.
После станции Нара вагон заметно опустел. Лавка, где сидел Олег, освободилась, рядом же с Копыловым по-прежнему теснились едва не опоздавшая хозяйка сумки и старуха, дремавшая в своем драповом панцире. Женщина как будто не замечала возможности пересесть и почувствовать себя свободнее. Впрочем, мог бы пересесть и Копылов, но тому, видимо, не хотелось терять уютное место возле окна.
– Собирательство – дело в высшей степени увлекательное и полезное, – говорил он. – Мне все-таки кажется, что ты к этому как-то легкомысленно относишься. Напрасно, уверяю тебя. Например, могу похвастать: я из-за монет и икон кучу монографий по истории прочел. Теперь свободно ориентируюсь во всех эпохах – ведь каждая вещица в моей коллекции – гость из далеких времен. А кроме того, мою душу согревает ощущение некоей, принадлежащей мне собственности. Что там ни говори, а чувство это приятное. Скажем, мою коллекцию монет знатоки оценивают в пять тысяч. Чувствуешь?.. Или иконы – еще пара тысяч. Ну?.. А, ребенок ты еще!.. Прости, но это так… Ведь дело не в том, что монеты и доски я могу продать. Деньги можно делать и другими способами. Нет, чувство собственности – это… до этого нужно дорасти, просто так оно не приходит.
– Значит, по-твоему, нужно дорасти, чтобы чувствовать себя личностью? – спросил Олег. – А еще точнее, аристократом?
Копылову его слова не понравились. Болезненно поморщившись, он сказал:
– Ты не путай божий дар с яичницей!.. Ну какой тут аристократизм? Просто благородная страсть. Или как пишут в газетах, хобби!..
– Ну да, хобби. Это модно стало… Только знаешь что, Игорь? Мне лично кажется, что это самое хобби – признак житейской несостоятельности! В общем, утешение неудачников. Не получилось у человека настоящего контакта с жизнью, не умеет всего себя, всю энергию отдать работе, семье – вот и позволяет себе этакий высокомерный грешок – хобби. Так сказать, тихий протест оскорбленного индивидуалиста!
– Ну что же, может быть, и так, – согласился Копылов; лицо его приняло холодное выражение. – Но ведь вот какое дело, милый юноша: человек имеет право быть сложнее, тоньше, даже богаче, чем окружающая его действительность. А без остатка, полностью сливаются с действительностью только ограниченные, примитивные субъекты!
Олег, слушавший внимательно, вдруг остановил взгляд на женщине и лицо у него стало тревожно-растерянным. Копылов замолчал и тоже скосил глаза на соседку.
Она сидела все так же прямо, все так же держа на коленях руки со сцепленными белыми и гладкими пальцами, одно из которых охвачено было широким золотым кольцом, но теперь по ее щекам скатывались крупные прозрачные слезы. Плотно сжатые губы женщины вздрогнули, запрыгал круглый подбородок. Она, не выдержав, всхлипнула, закрыла лицо ладонями и уронила голову. Ее плечи тряслись.
Приятели переглянулись.
– Вам плохо? – строго спросил Копылов.
– Нет, нет… Извините, ничего… Это я так, спасибо! – отозвалась женщина.
Олег задумчиво теребил бороду. Потом встал, снял с полки свой портфель и вынул из него румяное крупное яблоко.
– Возьмите, пожалуйста!
Пассажирка подняла мокрое лицо, взглянула на яблоко, потом на Олега.
– Знаете, не откажусь!
Надкусила и стала жевать, уставившись взглядом в какую-то точку. Вдруг она улыбнулась.
– Какое сладкое!.. – взглянув благодарно в глаза Олегу, она продолжала: – Прямо удивительно, как все точно повторилось! Ведь у меня уже был такой случай, честное слово! В детстве. Все точно так же… Я плакала. Уж не помню, кто меня обидел, только ревела на всю улицу. А прохожий дал мне яблоко. Вот такое же точно сладкое яблоко. Почему?
Олег улыбнулся и пожал плечами. Женщина засмеялась и продолжала:
– Нет, это просто смешно! Сижу в электричке и реву как дуреха. Из-за какого-то пустяка… Видно, нервы разгулялись: вот вертится в голове одно и то же!..
– Теперь-то кто вас обидел, можно узнать? – спросил Олег.
История, случившаяся с его соседкой в зале ожидания Киевского вокзала, оказалась банальной. Женщина эта, калужанка, рано утром приехала в Москву за покупками. Истратив все деньги, вернулась на вокзал и села отдохнуть в зале ожидания, поскольку до отправления поезда было еще порядочно. За ее спиной шумела, споря, ватага призывников – головы у всех стриженые, серые, как репейники. «Почему они так возбуждены?» – спросила женщина у соседа – солидного, с седыми висками мужчины в белых брюках и тенниске. «Да за газировкой просятся. А сержанты боятся их растерять, не пускают!» – объяснил мужчина. Женщина вызвалась помочь; с большой бутылкой, которая нашлась у призывников, отправилась к киоску за газированной водой. А свои вещи – две сумки, большую (она показала взглядом на полку) и еще маленькую (ну, знаете, обычная женская сумка, белая, с замочком), оставила под присмотр гражданину в тенниске (лет под пятьдесят ему – вполне приличного вида). Пока стояла в очереди да пока продавец наливала стаканом в бутылку воду, прошло минут десять, не больше. И вот когда вернулась, то не обнаружила ни гражданина с седыми висками, ни своей белой сумки… Узнавшие про ее беду ребята-призывники обыскали весь вокзал (тут уж сержанты позволили), но бесполезно…
– Понимаете, – горячо говорила женщина, – мне сумку даже не жалко! Там ничего такого не было. Деньги я успела в магазинах истратить, в сумке были разные мелочи, две банки майонеза да еще кофта – взяла ее в дорогу, потому что с утра было свежо. Но бог с ней, с кофтой, я вот чего не могу постичь: как может мужчина дойти до такой низости, чтобы красть вещи на вокзале! И ведь артист какой: простым человеком прикинулся, ребятишек жалел, сержантов ругал за бессердечность, вы понимаете!.. Вот сижу – и только об этом и думаю. Так печет обида, просто слов нет!.. Уж и смеюсь над собой: ладно, говорю, растяпа, сумку потеряла, так зачем нервы себе треплешь… и не могу! Просто в голове не укладывается!
– Алкаш какой-нибудь. Спился, совесть потерял, – определил Копылов. – Вам в милицию надо было обратиться, а не к новобранцам. В милиции всех этих деятелей должны по почерку знать.
– Да была… Вот уже перед самым отправлением еще раз бегала к ним. Нет, конечно… Ну, и ладно об этом!.. Ребята, у меня ведь чешское пиво есть. Хотите?
Переход был столь неожиданным, что Копылов даже головой встряхнул и посмотрел на женщину удивленно.
– Чешское пиво? – переспросил он.
– Поверьте, я от чистого сердца! – Тут женщина засмеялась звонким, словно высвободившимся из-под гнета, смехом. Ее слезы высохли, веки были зачернены расплывшейся тушью, но лицо прояснилось и помолодело. – Этот глупый вор украл не то, что надо бы. Унес сумку с банками майонеза, а рядом было виски, чешское пиво и транзисторный приемник!
– У вас взрослый сын? – спросил Олег.
– Нет, это все мужу. Ему скоро сорок, вот и покатила за подарками. Пожалуйста, снимите сумку, она такая тяжелая!
– Для нас пиво весьма кстати, – сказал Копылов, сняв сумку, и подмигнул Олегу. – А не жалко?
– Ну что вы говорите! – в сердцах воскликнула попутчица. – Я вам так благодарна! Вы понимаете, какое у меня было состояние!.. А теперь – будто рукой сняло.
– Интересный случай! – отозвался Копылов, любуясь этикеткой на бутылке. – «Дипломат, – прочел он вслух. – Сделано в Чехословакии»… Скажите, пожалуйста, кем вы работаете?
Женщина, что-то искавшая в сумке, подняла голову и со смущенным видом сказала:
– Вот и пудреницы теперь нет… Ну и пусть попользуется, раз уж он такой! Я работаю бухгалтером в детском саду.
– Бухгалтером? – изумился Копылов.
– Да… А что такого?
Олег в разговор не вмешивался, с интересом, даже восторгом разглядывая пассажирку.
– Интересный случай! – опять произнес Копылов. Быстрым движением он откупорил о край скамьи бутылку и предложил хозяйке, но та решительно замотала головой. Отпив несколько глотков, он передал бутылку Олегу и с прежним любопытством спросил:
– Скажите, а вот раньше с вами случались приключения вроде сегодняшнего?.. То есть вас обманывали?
– Стыдно признаться, но было!.. И вот что удивительно: всякий раз, когда меня накажут, я думаю: ну все, хватит, теперь буду осторожной, как лисица!.. Только где там! Недоверие – это же тягостное, неприятное чувство. Я не могу так – стыдно, понимаете?
– Отличное пиво! – похвалил Олег. – Ваш муж будет доволен.
– Правда?.. Целый час за ним выстояла. Я не разбираюсь, но в очереди сказали, что стоит постоять…
Тут опять вступил Копылов.
– А вот на работе с вами подобное случалось? – допытывался он. – Понимаете, раз вы бухгалтер, значит, имеете дело с деньгами…
Женщина перевела на соседа осторожный взгляд.
– Как вам сказать, – не слишком твердо начала она. – Конечно, работа у меня ответственная… Но вы уж совсем… принимаете меня за простофилю. Нет, на работе у меня пока, слава богу, все нормально… А что, собственно, вы имели в виду?
Глядя женщине прямо в глаза, Копылов внятно сказал:
– Просто мне по-человечески жалко вас. С такой натурой, как ваша, жить опасно и трудно – я в этом уверен! И знаете почему?
– Нет, не знаю, – сказала женщина. – Только никак не могу сказать, что я несчастнее других. У меня есть муж, две девочки, живем мы дружно и совсем не бедно.
– А я потому так уверен, – настойчиво продолжал Копылов, – что ваша доверчивость неизлечима. Это очень плохо. Вы за нее еще не раз поплатитесь!
Женщина нахмурилась. Прежняя скованность вернулась на ее лицо. Олег неприязненно посмотрел на Копылова, но промолчал.
– Я же добра вам желаю, потому и говорю! – твердил увлеченный своей мыслью Копылов. – Смотрите, что у вас получается: на вокзале потеряли одну сумку. А другую могли потерять здесь, в вагоне. Бросили ее и умчались – вспомните!
– Я же в милицию ходила, думала…
– Ну, а если бы и мы оказались жуликами? Ведь до чего просто: взял бы я ее, как свою, – и до свидания!
Женщина смотрела на соседа растерянно.
– Наверное, вы шутите…
– Какие могут быть шутки! – почти закричал Копылов. – Это же электричка, здесь всякий сброд ездит!
– Но вы… не взяли сумку… Я хочу сказать, что вот вы оказались порядочными людьми. Да так и должно быть, ведь не мошенниками белый свет держится! А иначе – как же тогда жить?
– Ох-хо-хо! – нарочито вздохнул Копылов. – Вот ведь – святая простота! Да нельзя, поймите, нельзя быть такой доверчивой, как вы! Это я от чистого сердца говорю…
* * *
Выйдя из вагона, приятели оказались в плотном потоке, устремленном к троллейбусной остановке на привокзальной площади. Там народ с боем брал подошедший троллейбус, втискиваясь в двери сразу по трое, а то и вчетвером.
– Давай переждем в сквере? – предложил Олег.
В тени старых тополей были низкие скамьи, расставленные по кольцу вокруг цветочной клумбы. Сидели на них те самые люди, которых можно увидеть в зале ожидания любого вокзала: прилично одетые читатели газет; матери с малолетними детьми; бдительные деревенские женщины с сетками, набитыми баранками. В кронах деревьев перепархивали и тревожно каркали вороны, а по земле безбоязненно разгуливали, заглядывая в бумажные стаканчики из-под мороженого, обдерганные голуби.
Олег привел Копылова к свободной скамье, на которую, чтобы можно было сесть, пришлось постелить газету.
Он закурил, с наслаждением затянулся и, пустив облачко дыма, сказал:
– Пару троллейбусов пропустим – и можно будет спокойно ехать… К тому же я должен кое о чем тебя предупредить – чтобы потом не было недоразумений.
– А в чем дело? – спросил Копылов, скользивший скучающим взглядом по лицам сидевших в сквере людей.
Олег вздохнул.
– Дело серьезное… В затруднительное положение я попал.
– Интересный случай! – оживился Копылов, – Боишься меня жене представить?
– Не-ет… Все значительно тоньше.
– Ну, давай, я слушаю.
– Понимаешь, Игорь, я ведь тугодум. Да ты помнишь – я и в институте не блистал остроумием… А к тому же вчера мы выпили. В общем, не дошло до меня, в чем суть твоих занятий. Решил, что монеты, иконы – просто забава. Хобби, как ты говоришь… Значит, пока мы ехали из Москвы, я тоже об этом думал. И вот возник вопрос. Ты ведь к археологии никакого отношения не имеешь и в раскопках не участвовал, верно?
– Пока нет.
– И при сносе старых домов по долгу своей службы не присутствуешь, так?
– А что мне там делать?
– Да я все про твои монеты… Получается, что ты коллекционируешь не свои находки, а… Вот ты говорил: значки можно менять на монеты. Но ведь это не главный источник поступлений, да?
– Конечно!
– Так вот мне и не понятно: как же попали к тебе монеты?
– Ну как?.. В этом как раз и смысл: у каждой монеты – своя история.
Олег возбужденно теребил бороду.
– А какие истории?.. Ну, хоть в самых общих чертах.
– Чудак ты! Да разные… Кое-что мне подарили. Ну, выменивал… Да мало ли способов!
– И большинство из них основано на том, чтобы найти простака. Простак отдаст и так, правда?
Копылов с печальной усмешкой посмотрел на Олега.
– Хэх… что же скрывать – не без этого. А зачем простаку монеты, если он не знает их настоящей цены?
– Вообще логично… Но ведь и обидно!
– Обидно?.. Кому?
– Да хотя бы мне… Обидно думать, что для тебя я – всего лишь очередной простак.
– С чего ты взял?
– А я думал… Там, в электричке. И вот – додумался.
– Интересный случай!.. Ну, и что дальше?
– Дальше, по-моему, все ясно. Мне уже не хочется отдавать этот самый «крестовик». Тебе не хочу отдавать, понимаешь? Вот как теперь быть?
Копылов распрямился, отделившись от спинки скамьи, застегнул пуговицы пиджака, поддернул натянутые коленками брючины.
– Сколько же ты за него хочешь?
– Да нисколько, – спокойно ответил Олег. – Хотел его даром отдать, а теперь передумал. Пусть жена кулон заказывает…
– Слушай, ты же надул меня!
– Выходит так.
– Ну, милый юноша, нечисто играешь! Обманывать – это безнравственно.
– Иногда полезно, – возразил Олег. – Вот ты убеждал нашу попутчицу: никому нельзя доверять! И сам же, как видишь, попался…
Копылов болезненно поморщился.
– Я думал, ты серьезный, деловой человек… Когда идет обратный поезд?
– Ну вот, значит, я несерьезный… – продолжал Олег. – Ограниченный, примитивный и еще несерьезный человек! Только все равно я думаю так же, как и наша милая попутчица: нужно доверять! Потому что, слава богу, еще не все сделались аристократами и личностями, хватает и простаков. То есть людей, которым нравится жить естественно. По-человечески жить, доверяя друг другу. А вы, аристократы, хотите отучить нас от этого!.. Но не всегда у вас получается. Вот, можешь считать, что на этот раз тебе не повезло… Как, вынесет твоя душа такой удар?
Копылов принял прежнюю позу, откинувшись на спинку скамьи.
– Душа, душа… – яростно нажимая на шипящий звук, пробормотал он. – Чтобы всякий, кому не лень, плевал в нее? – И замолчал, не имея или не желая ничего добавить. Олег, покосившись на Копылова, виновато отвел взгляд: горькое разочарование выражало лицо москвича.
Некоторое время оба молчали, сидели как чужие: не глядя друг на друга. Но если бы Олег не постеснялся еще раз попристальнее посмотреть на приятеля, то заметил бы не одно только выражение терпеливого страдания. Копылов напряженно думал.
Он заговорил первым.
– Есть хочется зверски! – признался Копылов, словно и не было никакой размолвки. – Кормят тут где-нибудь?
Олег шумно вздохнул; брови его взметнулись над переносицей в добродушно-виноватом выражении.
– Ты не представляешь себе, как мои радуются, когда я возвращаюсь домой из командировок! – воскликнул он. – Жена ведь с утра ждет, готовится. Там стол давным-давно накрыт! А мы сидим тут с тобой, философствуем!..
В троллейбусе Копылов равнодушно смотрел на мелькавшие за деревьями здания и не слушал пояснений Олега. Его не интересовало, как выглядит в этом городе Концертный зал и какой здесь стадион. Одно волновало Копылова: насколько хорошо сохранился «крестовик», имевшийся у Олега Глебова.
