Текст книги "Если бы Гитлер взял Москву"

Автор книги: Вячеслав Шпаковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)

Битва у атолла Мидуэй

На командиров японских авианосцев это зрелище произвело крайне тяжелое впечатление. Один Ямамото был, как и раньше, спокоен и невозмутим. Впрочем, он тоже, разумеется, волновался, однако причина его волнения носила несколько иной характер: он только что получил сообщение о том, что эскадра адмирала Такаги подходит к Мидуэю с юга!

* * *

Надо сказать, что адмирал Ямамото уже с некоторых пор опасался того, что американцы расшифровали и читают японский военно‑морской код. Большинство офицеров его штаба начисто отвергали такую возможность, однако старый адмирал не видел в этом ничего невероятного. Ведь разве мало японских подводных лодок с шифровальными книгами на борту были потоплены в самых разных местах, и – кто знает? – может быть, одна или даже две из них вполне могли быть уничтожены на такой глубине, где противник мог бы их поднять со дна на поверхность.

А дальше все было делом времени и техники. Ямамото удивлял целый ряд совпадений, когда американцы слишком уж точно оказывались со своими кораблями именно там, где сил у японцев было явно недостаточно, и наносили по ним слишком уж точные удары. Именно поэтому, выходя к Мидуэю, он решил лишний раз подстраховаться и вывел в море не одну эскадру, а две, причем приказ адмиралу Такаги был передан письменно, в двойном запечатанном конверте, с предложением сразу по его получении прекратить с его штабом всякую радиосвязь.

Конверт был доставлен на военную базу на острове Трук на борту эсминца, и, кроме самого Ямамото, никто не знал его содержания. В то время, пока главные силы Императорского флота двигались к Мидуэю с северо‑запада, Такаги должен был подойти к нему с юга и обнаружить себя лишь в случае начала морского сражения. Связь с ним Ямамото предполагал поддерживать при помощи простейшего кода, который он сам же и придумал. Поэтому узнать его американцы никак не могли, а раз так, то и появление Такаги должно было стать для них полной неожиданностью. Правда, под его началом находились далеко не новые авианосцы, а самое что ни на есть старье: «Хосё», спущенный на воду еще в 1922 году и имевший на борту всего лишь двадцать самолетов, «Юньо» и «Рийю» – тоже не первой молодости корабли, а также несколько более новый «Рюдзё», законченный постройкой в 1933 году, с 37 самолетами на борту, с эскортом из одного линкора, крейсера и четырех эсминцев. Эскадру сопровождали корабли с десантом на борту, который они должны были высадить на Мидуэе.

«Рюдзё» – «Сражающийся дракон» – являлся флагманом вице‑адмирала Такаги и шел головным. Позади него двигались все остальные авианосцы, а суда охранения – слева и справа. Замыкали колонну растянувшиеся на несколько миль транспорты с десантом. Такаги был полностью информирован и о том, что флот Ямамото подвергся атаке американской авианосной авиации, и также о том, где примерно должны были, в свою очередь, находиться вражеские авианосцы. Взвесив все «за» и все «против», он посчитал, что теперь имеет полное право связаться с адмиралом Ямамото, передал ему свои координаты и получил приказ немедленно поднимать самолеты для удара по американским кораблям. Действовать предстояло максимально быстро, поскольку американцев и японцев на этом направлении разделяло 250 миль – вдвое больше, чем между эскадрами Ямамото и Холси, а это означало, что самолетов Такаги нужно было еще подождать…

Было уже около 11 часов утра, когда теперь уже над американскими кораблями появились японские самолеты, стремящиеся нанести им ответный удар. К несчастью для американцев, значительная часть их авиации находилась на палубах, воздушное пространство охраняло всего лишь 18 самолетов «Уайлдкэт», и тем не менее, едва только перед ними показались японцы, как их сразу же атаковали.

Неожиданный удар смешал их боевые порядки, а кроме того, случилось так, что в это время над американскими кораблями появилась небольшая облачность и авианосцы «Лексингтон» и «Йорктаун» они заметили не сразу. Все удары поэтому пришлись на долю «Хорнета» и «Энтерпрайза», однако досталось им неодинаково. Так, «Энтерпрайз» продолжил движение практически неповрежденным: две торпеды, выпущенные по нему, прошли мимо, а всего лишь одна бомба, попавшая в край его полетной палубы, серьезных повреждений ему не нанесла. В то же время «Хорнет», находившийся всего лишь на расстоянии полумили, пострадал значительно сильнее: в него попали не меньше пяти бомб и четыре торпеды. Командный пост был уничтожен, командир корабля убит вместе со всеми офицерами. Но хуже всего были попадания в полетную палубу. Японские бомбы пробили ее насквозь и взорвались на ангарной палубе среди заправлявшихся там самолетов, где сразу возник очень сильный пожар. Затем там стали взрываться боеприпасы, корабль сильно накренился из‑за поступавшей внутрь воды.

В 11.45 был отдан приказ затопить корабль, пылавший от носа до кормы. Более четырехсот человек, оказавшихся в ловушке на нижних палубах, ушли на дно вместе с ним.

Теперь счет был ничейным: один – один.

* * *

Американцам показалось, что сейчас можно хотя бы немного передохнуть. Японские самолеты покинули воздушное пространство над эскадрой, поэтому уцелевшие в бою с ними истребители прикрытия срочно посадили для заправки. И вот именно в этот момент ошеломленный до предела оператор радара на «Йорк‑тауне» вдруг доложил о приближении еще одной волны самолетов с юга, где вроде бы не было никаких японских кораблей. Момента для нападения нельзя было лучше и придумать. Все корабли разошлись и теперь не прикрывали друг друга, а в воздухе не было ни единого американского истребителя.

О чем в этот момент думал адмирал Холси, так никогда и никто не узнал, поскольку он не пережил этой атаки. Свыше ста самолетов, а адмирал Такаги бросил в атаку на американцев практически все, чем он располагал, и даже не оставил себе авиационного прикрытия, обрушились со стороны солнца на ставшие беззащитными американские авианосцы, и уже ничто не могло защитить от них американцев.

В «Энтерпрайз» попало сразу несколько 500‑фунтовых бомб – три в полетную палубу, одна в мостик, а еще одна в кормовую часть. В борт корабля попали две торпеды, проделавшие в нем настолько большую пробоину, что он тут же начал тонуть, не успев даже по‑настоящему загореться. Впоследствии говорили, что это было самое быстрое потопление авианосца за всю историю военно‑морского флота. Спастись сумели только 15 человек.

В «Йорктаун» попало несколько бомб и также две торпеды. Он сильно накренился, в районе обоих его самолетоподъемников бушевали сильные пожары. Тем не менее адмирал Флетчер успел перенести с него свой флаг на эсминец и теперь командовал оттуда. Агония «Йорктауна» длилась до 15.00.

На расстоянии в милю от этого места пилоты с «Хосё» и «Рюдзё» атаковали «Лексингтон». Они были не так опытны в ударах по морским целям, поэтому в самом начале допустили много промахов. Но их было много! Так много, что им приходилось дожидаться своей очереди на атаку. Вполне возможно, что «Леди Леке» уцелела бы и на этот раз, однако на ее палубах было слишком уж много самолетов, слишком уж много бомб и торпед, которые на них просто не успели подвесить. Зенитчики корабля открыли по японским самолетам бешеную стрельбу, и те вроде бы вспыхивали и падали в море один за другим, и тем не менее четыре бомбы в корабль все же попали. На взлетной палубе, а затем и под ней начался сильнейший пожар. Наспех заделанные после битвы в Коралловом море трубопроводы для подачи авиационного бензина опять дали течь, и корабль превратился в пылающий факел. Потом на нем начались взрывы складов авиационных бомб и торпед, а также зенитных снарядов, бензин из пробитых цистерн хлынул уже настоящим потоком, и «Леди Леке», первая красавица американского авианосного флота, горя и разваливаясь на части, отправилась на дно.

Но битва на этом отнюдь не завершилась. Еще весь этот день, а также и на следующий японские самолеты продолжали атаковать американские крейсеры и эсминцы, полным ходом отходившие под прикрытие авиации острова Оаху. В результате погибло еще четыре тяжелых крейсера, последний из которых ушел под воду всего лишь в десяти милях от берега. С американским присутствием на Тихом океане японский флот покончил вроде бы навсегда!

* * *

Известие о поражении американского флота в битве у атолла Мидуэй в штабе генерала Макартура произвело на всех очень тяжелое впечатление. Было очевидно, что японцы теперь «закусят удила» и остановить их будет еще труднее. С другой стороны, новые операции их флота потребуют еще больше топлива для кораблей и самолетов, получить которое им можно было попытаться воспрепятствовать, а заодно и создать плацдарм для будущего продвижения в районе островов Индонезийского архипелага. Разумеется, действовать нужно было не силой, а хитростью, поскольку свободными силами Макартур все равно не располагал. И вот тогда‑то в его штабе и был разработан план операции «Дамар».

Дамар – смола тропического дерева, добывалась в джунглях острова Борнео и многих других тропических островов Индонезии и Новой Гвинеи, причем сборщикам его приходилось забираться на очень большую высоту, так что дело это было довольно опасным даже для привыкших заниматься этим аборигенов. Расчет был на то, что даже если японцы об этой операции и узнали, а утечка информации была не исключена, то в первую очередь подумали бы о том, что американцам для чего‑то в больших количествах потребовался дамар. Ну, а к тому времени, когда они дознались бы до правды, было бы уже слишком поздно что‑либо предпринимать.

И вот несколько американских офицеров в сопровождении китайцев‑переводчиков и проводников отправились на остров Борнео и в некоторые другие места, где им предстояло встретиться с вождями местных племен. О проведении операции поставили в известность также англичан, так как у них был большой опыт по части обращения с примитивными племенами, и в данной ситуации этот опыт оказался просто бесценным, так как выяснилось, что японцы на Борнео уже успели пообещать обитавшему там племени даяков пятьсот рупий за голову каждого белого, так как узнали, что при их приближении определенное количество англичан и голландцев укрылось во внутренних его областях. Ибаны, живущие в Сараваке, на это предложение согласились, и кое‑кто из белых был, таким образом, убит. Но тут появились англичане и американцы и предложили за каждого убитого японца по ружью и ровно в два раза больше денег, и тогда охотиться на «желтолицых» отправились уже все даяки! Впрочем, на них очень большое впечатление произвело то, каким образом они среди них появились. «Люди упали с неба! Люди упали с неба!» – кричали во многих деревнях даяков, куда на парашютах были сброшены эмиссары англо‑американцев. То, что они пришли не по морю, а спустились с капалтербанга (летающего корабля), произвело на даяков исключительно сильное впечатление, а уж когда пришельцы начали раздавать даякам дешевые зажигалки, красную ткань, стеклянные бусы и банки со сгущенным молоком, то отношение к прибывшим сделалось самое дружественное.

Вначале их было всего трое, и все они выпрыгнули из брюха большого летающего корабля, который довольно низко кружился над одной из даякских деревень. Два самых первых приземлились посреди поляны и не могли сдержать своего испуга, увидев приближающихся к ним даяков со своими копьями и длинными мечами‑мандоу в руках. Один, оказавшийся американцем, тотчас же поднял руки и побледнел как смерть, но второй, англичанин, заговорил по‑даякски, причем довольно сносно: «Ками каван, оранг ингеррис!» (Мы с вами друзья, мы англичане!) Впрочем, выглядел он тоже не очень‑то спокойно, а военная форма сидела на нем каким‑то мешком, что было, впрочем, и неудивительно, поскольку в джунгли Аравака его отправили прямехонько с университетской скамьи, где ему почему‑то вздумалось изучать разные восточные языки и в том числе наречие даяков.

Третьего отнесло на опушку, где он застрял на самой верхушке большого дерева и качался и дергался там в стропах парашюта, словно паяц в кукольном театре. Для даяков это было так забавно, что они чуть было не надорвали животы от смеха, вместо того чтобы сразу броситься его снимать. Парашютист же потом еще долго кричал по‑малайски: «Вы придете наконец за мной, вместо того чтобы издеваться?» Но, видя, как он нервничает, даяки смеялись еще пуще!

В конце концов они все‑таки сжалились над ним и опустили вниз, взобравшись на дерево и привязав его к веревке из ротанга, переброшенной через ветку потолще. Внизу он спросил: «Великий вождь даяков Лохонг Апюи здесь?» – и, когда вождь, оказавшийся поблизости, вышел вперед, протянул ему руку и представился: «Я майор Гаррисон.[8] Его величество король Англии сказал мне, что Лохонг Апюи его большой друг и что даяки помогут мне и моим людям». Конечно же, вождь был очень польщен этим сообщением и так и не понял, почему один из прибывших вдруг почему‑то начал издавать какие‑то хрюкающие звуки и к тому же еще и зажал себе рот.

Одного из прибывших, имя которого никто не мог произнести, стали называть туан[9] радист, а второго – туан доктор. Гаррисона же все так и называли туан майор, и этого было более чем достаточно. Вождю он подарил всю ткань от своего огромного белого зонтика, на котором он спустился на землю со своего летучего корабля, и тот выкроил из них легкие и очень прочные рубашки для всей своей семьи, которая этому несказанно обрадовалась.

Затем один за другим прилетели еще три летающих корабля и сбросили много металлических ящиков с товарами. Там были ружья, патроны, лекарства, одеяла и военная одежда белых людей. После этого туан майор собрал на поляне всех мужчин‑даяков племени Лохон‑га Апюи и объявил с помощью туана радиста, что те, кто захочет драться с японцами, получат ружье, военное снаряжение, а головы, которые даяки по своему обычаю отрезали убитым врагам, они могут оставлять себе, но будут получать за них хорошую плату. Разумеется, все воины племени тут же записались добровольцами, и каждый получил рубашку, штаны, одеяло и винтовку, вот только от полагавшихся им также башмаков даяки дружно отказались, так как никто из них не мог в них ходить.

Затем туан майор начал учить их стрелять. В двадцати шагах он поставил на пенек апельсин и сбил его на землю первой же пулей. Но когда пришла очередь стрелять даяков, то никому из них не удалось его даже задеть, хотя из своих воздушных трубок‑сарбаканов они попадали в него каждый раз. В итоге Гаррисон очень рассердился и, видя, как операция «Дамар» терпит крах буквально на глазах, обозвал их болванами. Тут на поляну пришел один старый даяк со старинным мушкетом, набитым кусками рубленого железа, и предложил выстрелить на спор. Поспорили на второй белый зонтик туана радиста, после чего даяк выстрелил и разнес его так, что на поляне не нашли ни кусочка! Даяки дружно засмеялись, засмеялся и сам Гаррисон, и учения были продолжены. Каждый вечер в палатке у белых пищала и бибикала рация, а утром они говорили, какие слова приказал передать даякам король Англии при помощи этого черного ящика с блестящими кнопками и стеклышком со стрелкой.

Вскоре он потребовал, чтобы даяки напали на один из гарнизонов японцев на нефтяных приисках, а также уничтожили все их посты наблюдения, расположенные на побережье. С последней задачей даяки справились очень быстро, причем винтовки им даже и не понадобились. Они просто подобрались к ним поближе и начали стрелять по японцам из своих сарбаканов, используя для этого короткие отравленные стрелы. Никакое противоядие от этого яда не спасало, и японские солдаты, хотя и поливали джунгли пулеметным огнем, умирали один за другим. Кого‑то стрела поражала, едва лишь только он поднимал голову над бруствером или выглядывал в амбразуру. Его товарищи пытались обычно высосать яд, прижигали ранку и йодом, и даже раскаленным железом, но… все старания обычно не приводили ни к чему. У раненого вдруг начинало двоиться в глазах, затем холодели ноги, и он умирал, ничего не понимая и не узнавая никого вокруг!

Выходить за пределы своего поста японским солдатам стало совершенно невозможно. На всех тропинках их поджидали протянутые поперек них, сплетенные из шерсти кабана очень прочные, но тонкие нити. Заметить с непривычки их было нелегко, зато, запнувшись за них ногами, солдат тут же падал на вкопанные впереди косо срезанные бамбуковые колышки, присыпанные сверху листьями и поэтому тоже незаметные. Острия этих кольев даяки смазывали либо тем же ядом, что и наконечники своих стрел, либо обмакивали их в кабаний помет, отчего у раненого обычно начиналось заражение крови.

На одном из постов гарнизон оказался довольно большим, и даяки решили использовать огнестрельное оружие. Пока несколько даяков стреляли с одной стороны, чтобы отвлечь внимание японцев, другие подобрались к ним бесшумно с тыла и перестреляли всех в упор.

Затем даяки напали на несколько нефтяных приисков в Сараваке. Работавшие там китайцы при первых же звуках выстрелов разбежались кто куда, а японцы бросились отражать нападение. Воспользовавшись сумятицей, два американца – индейцы племени чероки – незаметно пробрались к самым вышкам и заложили под них подрывные заряды. Взрывы вызвали сильный пожар, охвативший весь прииск, а потушить его было нельзя, поскольку не было никакой возможности доставить для этого оборудование через джунгли. Так, водитель одного из бульдозеров был убит отравленной стрелой, а другой, испугавшись подобного конца, убежал в джунгли, где и сдался в плен даякам, а те, в свою очередь, отдали его туану майору Гаррисону и прибывшим на остров американцам из штаба Макартура.

В итоге потери японцев на островах резко возросли, нефтедобыча упала, однако даяки тоже пострадали, хотя и не совсем обычным образом. Дело в том, что отрубленных голов у даякских мужчин в результате всего этого оказалось так много, что они обесценились, а старики не успевали их высушивать и коптить. К тому же все головы были от японцев, и статус обладающего ими мужчины стал резко падать. Если раньше сватавшемуся юноше достаточно было принести всего лишь одну‑две головы и все считали его заслуженным, зрелым мужчиной, то сейчас в качестве выкупа требовали уже по десять, а то и более голов, и то, что парень на следующий же день складывал их к ногам своего будущего тестя, уже никого не удивляло и воспринималось всеми как должное.

Некоторые даяки практически совсем перестали добывать себе пропитание охотой, а все свободное от войны время проводили на полянах, где ожидали прилета транспортных самолетов англичан и американцев, доставлявших боепитание и провиант. Здесь, возле самолетов, они повадились менять препарированные по даякскому обычаю головы японских солдат на ящики со сгущенкой, парашютный шелк, посуду и даже фотокамеры «Кодак», которыми снимали себя и своих друзей, а пленку отдавали американским летчикам, и те печатали им отличные фотографии в фотоателье при базах в Австралии.

Когда же самолеты долго не прилетали, они начали сооружать из бамбука и сухих банановых листьев их весьма забавные подобия, причем объясняли это тем, что делают это ради того, чтобы приманить с неба пролетающих там «больших птиц». Японцы, заметив с воздуха эти странные «самолеты», несколько раз бомбили и обстреливали эти посадочные площадки, однако добились лишь того, что даяки начали стрелять с земли по самолетам с красными кругами на крыльях, тогда как самолеты с американскими белыми звездами и кругами австралийских ВВС, как и раньше, радостно приветствовали.

Однажды даяки рассказали Гаррисону про то, что очень скоро «баби», то есть кабаны, будут плавать. Выяснилось, что речь идет о ежегодной миграции кабаньих стад с севера Борнео на юг. Они идут небольшими группами или стадами по одним и тем же тропам и переправляются через реки в одних и тех же местах, хорошо известных даякам, которые их там подстерегают и истребляют. При этом даяки охотятся на них с пирог, поскольку кабаны не столь увертливы в воде, как на суше. Их осыпают ударами копий, и течение уносит раненых животных и трупы вниз по реке, где их потом подбирают женщины и дети и вытаскивают на берег. Первых кабанов делят между жителями деревни и съедают целиком. Но по мере увеличения числа жертв с кабанов снимают только слой сала, а все остальное, к радости речных крокодилов, выбрасывают в реку. Сало же вытапливается и хранится в бамбуковых трубах и в добытых у европейцев канистрах и бидонах. Часть сала даяки потребляют сами, но в основном оно служит для них предметом экспорта: они отправляют его на побережье и продают китайским торговцам примерно по тысяче франков за двадцать литров. Удачные охоты, сказал старый даяк, бывают, однако не часто, но теперь у них есть ружья и даяки рассчитывают добыть много‑много «баби».

Гаррисон посмотрел на карту, посвистел себе под нос какую‑то песенку и сказал, что это будет очень хорошо во всех отношениях, причем было совершенно ясно, что он имел в виду отнюдь не саму охоту.

Как бы там ни было, а миграция баби началась, и так как теперь у даяков имелись винтовки, они устроили прямо‑таки неслыханное избиение кабанов в верховьях реки Каян, впадающей в море возле небольшого городка Танджунгселора и острова Таракан, где прямо в воде стояло множество нефтяных вышек голландской компании «Роял датч шелл», охранявшихся крупным подразделением японской армии. Кабанов оказалось так много, что первые животные уже достигали противоположного берега реки, где их поджидали в засаде охотники и убивали сотнями, тогда как находившиеся в хвосте стада все еще продолжали входить в воду, и это несмотря на выстрелы и крики, так как сзади на них напирали другие кабаны. Избиение продолжалось несколько недель, и тысячи уносимых Каяном кабаньих туш, с которых было срезано только сало, скопилось перед Танджунгселором, где река расширяется и заметно замедляет свое течение. Но этот город был населен малайцами‑мусульманами, для которых свинья – нечистое животное. Естественно, что воду, загрязненную тысячами разлагавшихся на солнце туш, стало нельзя пить, а смрад от них был так силен, что невозможно стало работать на нефтяных вышках – не помогали ни мокрые повязки, ни противогазы. Передвигаться в заливе на лодках также стало крайне опасно из‑за массы крокодилов и акул, которых привлекли сюда трупы свиней. Так что теперь падение в воду означало верную смерть. Но самым главным было то, что абсолютно ничего нельзя было сделать, так как малайцы, даже несмотря на угрозы японцев, отказывались очищать реку и прибрежные отмели, так как для этого нужно было прикасаться к свинине.

Чтобы наказать даяков, японцы отправили к верховьям Каяна небольшую вооруженную экспедицию, но из нее назад вернулся только лишь один человек, да и тот был полупомешан от страха. То там, то здесь на тропинках среди джунглей, где вроде бы не было никаких препятствий, почва вдруг обрушивалась под их тяжестью, и они летели в глубокие ямы и там живьем насаживались на здоровенные колья из заостренного бамбука. В зарослях то и дело срабатывали ловко замаскированные самострелы, а наконечники стрел у них были смазаны ядом. По какой‑то причине у даяков не было гранат, но зато, как оказалось, их в изобилии снабдили динамитными патронами, которые они додумались засовывать в пустотелые колена бамбука, наполненные наперченной водой, капельки которой при взрыве летели во все стороны и ослепляли японских солдат. А сверху на них обрушивались острые колья, утяжеленные камнями. Раскачиваясь, словно маятник, они пробивали сразу по нескольку человек.

В итоге добычу нефти в этом районе на некоторое время пришлось совсем прекратить и дожидаться, пока река не очистится естественным путем. В глубь острова полетели самолеты, чтобы бомбить даякские деревни, однако увидеть их под густым покровом джунглей оказалось не так‑то легко, и летчики, отбомбившись наугад, улетели. Не удалось и бомбить их, ориентируясь по дыму, так как даяки, предупрежденные Гаррисоном, заранее разложили в разных местах множество фальшивых костров, поэтому решить, куда же именно следует сбросить бомбы, оказалось решительно невозможно.

* * *

Потерю одних кораблей всегда можно компенсировать строительством новых. Другое дело, что на это не всегда могло хватить времени и сил, однако если все было продумано заранее, то экономика вполне могла исправить'последствия любого поражения на суше или на море. Так было и в США, где еще в мае 1940 г. Конгресс утвердил программу по созданию «флота двух океанов», согласно которой на американских верфях предполагалось построить сразу четыре новых авианосца типа «Эссекс». Проект головного корабля был разработан еще в 1939–1940 гг. на основе проекта авианосца «Йорктаун», но отличался от последнего большими размерами, усиленным зенитным вооружением, улучшенной горизонтальной броневой защитой, более мощными катапультами и целым рядом других усовершенствований. Было увеличено и количество самолетов, которое он мог принимать, а это, в свою очередь, повлекло за собой увеличение емкости погребов боезапаса и цистерн с авиационным топливом.

После капитуляции Франции было решено построить уже не четыре таких корабля, а семь, а уже 15 декабря 1941 года был выдан заказ на строительство еще двух кораблей этого же класса, а после Мидуэя – еще на десять! Строительство кораблей шло быстро, как никогда. Так, головной корабль этой серии по проекту должен был вступить в строй лишь в марте 1944 года, однако уже осенью 1942‑го он был фактически закончен, и можно было ожидать, что он будет сдан флоту еще до конца года – на целых 15 месяцев раньше положенного срока! Второй авианосец, уже на стапеле переименованный в «Йорктаун» – в честь своего погибшего у Мидуэя предшественника, – планировалось сдать еще быстрее. Важным новшеством в области авиационно‑технического оборудования этих кораблей стало применение бортового самолетоподъемника, вынесенного за контур взлетно‑посадочной палубы. Такое техническое решение было выгодно тем, что позволяло увеличить ее прочность и поднимать наверх самолеты, размеры которых превышали габариты лифта. Два других самолетоподъемника были традиционной конструкции. Общее количество самолетов на этих кораблях достигало 100 единиц, к тому же они оснащались самыми совершенными для своего времени радиолокационными станциями.

Работы на судостроительных верфях велись днем и ночью, и точно так же работала и вся американская военная промышленность. Женщины вставали на место мужчин, на те места, что не требовали особой квалификации, охотно нанимали пуэрториканцев и мексиканцев, нелегально пересекавших границу США, что, однако, вполне всех устраивало.

* * *

Все это было хорошо известно Питеру В. Коччиони, продолжавшему все так же трудиться на посту народного представителя в муниципалитете города Нью‑Йорк. Теперь кроме него здесь был и еще один коммунист – Пол Гендерсон, негр. Оппозиция утверждала, что Гендерсон в мэрию Нью‑Йорка не будет избран никогда. Во‑первых, он коммунист, а во‑вторых – негр, что было видно невооруженным глазом. Каждый день он получал письма от куклуксклановцев, требовавших от него, чтобы он снял свою кандидатуру. Но Гендерсона охраняли добровольцы из афроамериканцев, и он уверенно шел к победе. На довыборах 1942 года большинство чернокожих американцев Нью‑Йорка отдали за него свои голоса, и вот теперь в зале заседаний они сидели вдвоем.

Известие о поражении в битве у атолла Мидуэй переживалось очень тяжело. Погибло столько людей, погибли корабли, а вместе с ними и надежда на скорую победу. Но мужества никто не терял, все верили, что президент сумеет найти выход даже из этого тяжелого положения, что американская армия на земле и в воздухе сумеет дать отпор зарвавшемуся врагу, а американские рабочие в тылу обеспечат их всем необходимым. Однако война больно ударила по семьям малоимущей части населения США, и Питер В. Коччиони решил этим воспользоваться, чтобы добавить своей партии симпатий простых американцев. Сейчас он должен был идти на трибуну выступать, и он очень хорошо знал, что именно он должен будет сказать…

– Уважаемый господин председатель! Уважаемые господа! Леди и джентльмены! – и тишина в зале наступила такая, что можно было подумать, что в нем никого нет. Так было во время его первого выступления в этом зале, и вот сейчас ситуация повторялась. – В то время как наши славные вооруженные силы повсеместно отражают врага, место наших мужчин на производстве все чаще занимают женщины. На их хрупкие плечи ложится огромная ответственность по обеспечению нашей армии и армий наших союзников современной военной техникой, снаряжением и боеприпасами. Но… нельзя забывать, что на них еще лежит и другая почетная обязанность – воспитывать детей наших храбрых солдат, растить настоящих стопроцентных американцев, любящих свою великую родину и готовых, так же как и их отцы, отдать за нее свою жизнь, если вдруг такая необходимость появится в будущем. Многим не хватает денег на то, чтобы прилично питаться. Как вы хорошо знаете, на военных заводах вырос производственный травматизм, в результате многие наши матери, пострадавшие на производстве, живут только на пособие, а их мужья находятся от них далеко. Вот почему я предлагаю чем только можно поддержать и матерей наших детей, и нашу молодую смену. Я вношу предложение, чтобы все учащиеся школ в штате Нью‑Йорк получали один стакан молока в день бесплатно за счет средств нашего бюджета. Я уверен, что вы все окажете поддержку этому предложению.

И весь зал, все депутаты как один проголосовали «за». Журналисты, многие из которых даже не стали дожидаться конца голосования, настолько они были уверены в его результатах, тут же бросились к телефонам передавать «новость дня» в редакции своих газет. Затем ее передали по радио. А когда Питер В. Коччиони вышел из мэрии, то там его уже ожидала целая толпа женщин с только что нарисованными плакатами, американскими флагами, сковородками и суповыми черпаками.

Питер вышел и близоруко сощурился, так как не очень хорошо видел, однако очков старался не носить, и тут же услышал их крики: «Да здравствует Питер В. Коччиони! Наш Питер! Наш Питер! Наш Питер!» После этого, как и в прошлый раз, женщины подхватили его на руки и понесли по улице, громко дудя в рожки, размахивая флагами и колотя в сковородки. Полиция, уже знавшая обо всем, что произошло в мэрии, старательно закрывала на этот несанкционированный митинг глаза. Потом демонстранты запели: