Текст книги "Если бы Гитлер взял Москву"

Автор книги: Вячеслав Шпаковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)

В этой связи в выводах отчета по полигонным испытаниям указывается: «…несмотря на имевшие место прямые попадания РС‑82 с поражением легких танков, из‑за малой вероятности попадания по цели ограниченных размеров, а также недостаточно высокой пора‑жаемости для других калибров при попадании в непосредственной близости от танков ведение стрельбы по отдельным танкам и целям малых размеров (или длины) с самолета Ил‑2 реактивными снарядами всех калибров считать неэффективным». Вместе с этим отмечается, что по площадным и линейно вытянутым целям применение PC дает определенный эффект.

Инженерно‑технический состав некоторых строевых авиачастей, пытаясь повысить боевую эффективность Ил‑2, проводил собственными силами доработку штурмовика, обеспечивая подвеску на самолет увеличенного числа PC. Например, в начале 1942 года на Северо‑Западном фронте два серийных «ила» были оборудованы местными умельцами под подвеску восьми РС‑82 и PC‑132 и затем успешно испытаны в боях. Кроме этого, в строевых частях имелись варианты с подвеской 24 РС‑82. Несмотря на повышение боевой эффективности доработанных таким образом штурмовиков, от установки на Ил‑2 увеличенного числа PC, ввиду значительного снижения скорости полета машины, вскоре отказались.

Что касается эффективности поражения немецкой бронетехники пушечным вооружением, то очень быстро выяснилось, что атаки немецких легких и средних танков штурмовиками Ил‑2, вооруженными пушками ШВАК, вдоль колонны совершенно неэффективны ввиду того, что лобовая броня немецких танков имела толщину 25–50 мм и снарядом пушки ШВАК не пробивалась.

Полигонные испытания пушки ШВАК при стрельбе по трофейным немецким танкам, проведенные в июне–июле 1942 года, показали, что снаряд БЗ‑20 пушки

ШВАК может пробить броню из хромомолибденовой стали с повышенным содержанием углерода толщиной до 15 мм при углах встречи близких к нормали с дистанции не более 250–300 м. При отклонении от этих условий стрельба из пушки ШВАК становилась неэффективной. Так, при увеличении угла встречи снаряда с броней выше 40° получались сплошные рикошеты даже на участках брони толщиной 6–8 мм. По среднему танку на испытаниях было получено 24 попадания, но ни один из попавших снарядов его броню не пробил. Таким образом, вывод, сделанный комиссией испытательного полигона, является однозначным: «Самолеты Ил‑2, вооруженные пушками ШВАК, по танкам использовать неэффективно, а лучше использовать их на 5–10 км в тылу по пехоте и горючему, обеспечивающему танки».

Что касается штурмовиков с 23‑мм пушками В Я, то в целом их огневая мощь, конечно, выше, но все равно остается неудовлетворительной для использования данного самолета в качестве «воздушного истребителя танков». На испытаниях из 53 попаданий в эти танки, полученных при выполнении 15 самолето‑вылетов, только в 16 случаях было получено сквозное пробитие (30 % от числа попавших в танки снарядов) брони, в 10 случаях были получены вмятины в броне и рикошеты, остальные попадания пришлись в ходовую часть. Попадания же БЗ‑23 в ходовую часть танка повреждений ему не наносили. При этом все 16 сквозных пробоин в броне танков пришлись на атаки под углом планирования 5–10° (высота подхода 100 м, дистанция открытия огня 300–400 м).

Поражение брони танка 38(t) с усиленным бронированием (лоб корпуса и башни – до 50 мм, а борт корпуса над ходовой частью и борт башни с толщиной брони до 30 мм) оказывалось возможным только лишь в борт возле ходовой части танка, где толщина брони составляет 15 мм. Однако попадания в чистую броню этой части танка весьма маловероятны, поскольку она прикрыта гусеницами, роликами и колесами. Что касается лобовой брони германских танков последних модификаций, то она при стрельбе из пушки В Я снарядами БЗ‑23 при атаке самолетом Ил‑2 не пробивается ни на каких дистанциях!

Другими словами, штурмовик Ил‑2 с пушками ВЯ‑23 может наносить поражения только лишь легким немецким танкам, и то сзади или сбоку при угле планирования до 30°. Атака же самолетом Ил‑2 любого немецкого танка спереди как с планирования, так и с бреющего полета совершенно неэффективна, а средних немецких танков – также и при атаке сзади.

Таким образом, на основе полученного боевого опыта Оперативное управление ГШ ВВС КА в ориентировочных расчетах норм боевых возможностей штурмовика Ил‑2 при действиях по танкам в боевых порядках на поле боя вынуждено указывать, что для поражения одного легкого немецкого танка необходимо высылать в наряд 4–5 самолетов Ил‑2, а для поражения одного среднего танка или же САУ «Артштурм» уже 12–15 самолетов этого типа.

Среди сидящих послышался шум. Конструктор Ильюшин сидел, ни на кого не глядя. Лицо у него от волнения покрылось яркими красными пятнами.

– В начале года, – продолжал читать секретарь, – на войсковые испытания поступили самолеты товарища Ильюшина, вооруженные подвесными крыльевыми установками с пушками ШФК‑37 калибра 37 мм. Госиспытания показали, что летные данные Ил‑2 с крупнокалиберными авиапушками ШФК‑37, по сравнению с обычным серийным одноместным Ил‑2 с пушками ШВАК или ВЯ, заметно снизились. Самолет стал более инертным и сложным в технике пилотирования, особенно на виражах и разворотах на малой высоте. На больших скоростях ухудшилась маневренность. Летчики жаловались на значительные нагрузки на рули при выполнении маневров. Тем не менее результаты летных испытаний нового штурмовика были признаны в целом удовлетворительными.

Темп стрельбы ШФК‑37, по данным полигонных испытаний, в среднем равнялся 169 выстрелам в минуту при начальной скорости снаряда около 894 м/с.

В боекомплект пушки входили бронебойно‑зажига‑тельно‑трассирующие (БЗТ‑37) и осколочно‑зажига‑тельно‑трассирующие (03Т‑37) снаряды.

Снаряд БЗТ‑37 обеспечивал пробитие немецкой танковой брони толщиной 30 мм под углом 45° к нормали с дистанции не более 500 м. Лобовая броня средних танков толщиной 50 мм пробивалась снарядом БЭТ‑37 на расстоянии не более 200 м в том случае, если углы встречи снарядов с броней не превышали 5°. Легкие танки поражались, как правило, сквозь оба борта, а ходовой части наносился ущерб, как правило, выводящий танк из строя.

В отчете по испытаниям отмечается, что наряду с этими высокими показателями использовать новые самолеты практически не представляется возможным из‑за того, что прицельная стрельба из пушек ШФК‑37 на самолете Ил‑2 в значительной степени затруднена сильной отдачей пушек при стрельбе и несинхронности в их работе. Последнее из‑за большого разноса пушек относительно центра масс самолета, а также вследствие недостаточной жесткости крепления пушечных установок приводило к тому, что штурмовик при стрельбе испытывал сильные толчки, «клевки» и сбивался с линии прицеливания, а это, в свою очередь, с учетом недостаточной продольной устойчивости «ила» приводило к значительному рассеиванию снарядов и резкому снижению (примерно в 4 раза) точности стрельбы.

Стрельба же из одной пушки совершенно невозможна, поскольку самолет тут же разворачивается в сторону стреляющей пушки, вследствие чего стрельбу становится невозможно корректировать. Испытывавшийся в ноябре–декабре штурмовик с ШФК‑37 получил негативную оценку летного состава войсковой части, где проходили его испытания, о чем составлен соответствующий акт…

– Однако, – тут Сталин неожиданно перебил секретаря и дальше уже продолжал сам: – Еще 22 августа 1941 года товарищ Ильюшин отправил мне письмо, – вот оно у меня в руках, товарищи, – где черным по белому, не дожидаясь официального окончания государственных испытаний Ил‑2 с ШФК‑37, он мне написал буквально следующее: «На самолет Ил‑2 в августе с.г. мною были установлены 2 пушки 37 мм конструкции Шпитального с запасом снарядов 40 штук на пушку, а весь запас снарядов 80 штук. Самолет с этими пушками прошел Государственные испытания в НИПАВГУ ВВС. Стрельба с самолета Ил‑2 из этих пушек производит сильное впечатление мощностью огня и точностью попадания. Это уже настоящая летающая артиллерия…достоинство самолета Ил‑2 с установленными пушками состоит в том, что можно будет вести с самолета прицельную, очень точную стрельбу, и к тому же стрельбу начинать с дистанции трех и более километров, когда вражеские войска нашего самолета не видят и не слышат…»

В заключение письма Ильюшин внес предложение «поручить заводу № 1 оборудовать два авиаполка самолетов Ил‑2 пушками 37 мм конструкции Шпитального по две пушки на самолет с запасом снарядов по 40 штук на пушку».

– Налицо явное желание Главного конструктора выдать действительное положение дел за желаемое, – продолжал Сталин. – А по сути дела, вы, товарищ Ильюшин, обманули и своего Верховного главнокомандующего, и партию, и весь наш советский народ. Вы создали самолет, который, конечно, все‑таки что‑то может, но может он много меньше того, что вы это так хорошо разрекламировали в своем письме к Сталину. Вы обманули Сталина! А с ним вы обманули и всех нас! Здесь у меня есть выписка из доклада о боевых испытаниях вашего штурмовика Ил‑2АМ‑38, вооруженного 37‑мм пушками конструкции ОКБ‑15. И вот что в нем написано: «1. Самолеты Ил‑2 с пушкой ШФК‑37, испытанные на боевое применение, не дали должной эффективности в связи с недоработкой пушек, невозможностью ведения прицельного огня по точечным целям, большим рассеиванием снарядов и ухудшением маневренности самолета. 2. Считать необходимым иметь на вооружении ВВС КА самолеты Ил‑2 с пушками 37 мм, обеспечивающими безотказную работу пушечных установок и ведение прицельного огня, не допуская ухудшения летных качеств серийного самолета Ил‑2…»

– Товарищ Сталин, – не выдержал Ильюшин, – позвольте мне объяснить. Военные часто сами не знают, чего они хотят. То им нужен был самолет с чисто пулеметным вооружением, то как можно более скоростной, для чего они потребовали от меня убрать из кабины сидевшего позади летчика воздушного стрелка. Сейчас они опять требуют посадить этого стрелка назад, чтобы он мог отражать атаки немецких самолетов со стороны задней полусферы. Не так‑то легко создать самолет с полностью забронированным мотором и кабиной, да еще чтобы он хорошо летал и нес 37‑мм орудия без ухудшения летных данных. Я знаю динамику летных происшествий из‑за низкого качества летной подготовки пилотов…

– Не сваливайте с больной головы на здоровую, – резко перебил его Сталин, – это всегда самое последнее дело. После этого вы вообще не заслуживаете никакого доверия, это говорит о том, что вы просто боитесь отвечать за собственные недоработки и упущения.

– Я не пытаюсь сваливать, – продолжал защищаться Ильюшин, – а просто говорю о том, что мне приходилось иметь дело с тем, что есть. Если бы у этих пушек был эффективный дульный тормоз, поглощающий большую часть энергии отката, то и стрельба из них была бы точнее и управляемость бы самолетом резко возросла. Но пушки для самолетов заказываю не я и…

– Вы лучше помолчите пока, – прервал его Сталин, – успеете еще извозить в грязи своих соратников по цеху. У нас тут еще много чего припасено, – и он указал мундштуком трубки на стол, где лежало несколько папок с бумагами. – Здэсь на всэх хватит! – заключил он с характерным грузинским акцентом, который обычно не старался демонстрировать. – На всэх! Читай! – обратился он к секретарю.

– В одном из боев под Москвой при стрельбе по легкому немецкому танку из противотанкового ружья конструкции Дегтярева в нем было обнаружено целых 13 пробоин, однако танк вплоть до самого последнего выстрела остановить не удавалось. По сообщениям с фронта, ПТРД и ПТРС эффективны главным образом против легких танков и бронемашин. Поражать из них средние танки и хорошо защищенные САУ «Артштурм» удается только в исключительных случаях, между тем их количество в войсках непрерывно растет.

– У меня в связи с этим возникает вопрос, а нет ли в нашем арсенале каких‑нибудь более дешевых, но также и более эффективных средств борьбы с немецкими танками. И вот я спрашиваю, а мне отвечают, что после злополучной истории с безоткатными пушками Курчевского и К0, у нас никто и ничем в этой области не занимается. То есть у нас не было и, как оказывается, нет специалистов, способных отделить зерна от плевел. Вернее, они у нас есть, но их активность не носит организованного характера. Тут мне доложили про изобретение двух инженеров из Пензы, которые предложили раскручивать наши РСы и запускать их из трубы. А потом они же предложили стрелять по немецким танкам реактивными снарядами из самой простой, чуть ли не водопроводной трубы.

Я поручил товарищу Ворошилову, – продолжал Сталин, – возглавить комиссию ГКО, которая бы разобралась, что у нас еще осталось от наработок 30‑х годов, и выяснилось, что не осталось практически ничего. Можно сказать, что вместе с грязной водой мы выплеснули и младенца. Хорошо еще, что нам повезло на этих двух пензенских энтузиастов, и они смогли довести свою работу до конца. Благодаря им мы сейчас имеем 1б‑ствольную пусковую установку для вращающихся 82‑мм реактивных снарядов, значительно превосходящую немецкий шестиствольный миномет. Для действий в горах мы сейчас в массовом количестве выпускаем пусковые трубы на треноге и отправляем их в Иран и на Кавказ. На фронте уже были опробованы противотанковые «трубы» пензенских инженеров, из которых при выстреле вперед вылетает оперенный снаряд с кумулятивной выемкой, а назад – поток газов и такой же по весу, как и снаряд, заряд дроби. Оказывается, вращающиеся кумулятивные снаряды не так эффективно действуют по броне, как невращающиеся – поэтому‑то они в полете стабилизируются раскрывающимся оперением. Некоторые образцы наши военные уже испытали в боях в Сталинграде, и результаты весьма положительные, не так ли, товарищ Еременко?

– Так точно, товарищ Сталин, – ответил тот по‑военному четко, но все‑таки решил позволить себе и немного юмора: – Немцы у нас им даже название придумали: «рус‑труба». Мол, «труба нам от этой трубы»! 80‑мм лобовую броню новых немецких танков 82‑мм снаряд такой «трубы» прожигает начисто!

– Это хорошо, что результаты испытаний прошли так успешно. Но плохо, что враг получил представление об этом новом и пока еще секретном оружии до того, как мы наладили его производство в промышленных масштабах, – заметил Сталин. – Такого рода ошибки обходятся потом очень дорого.

Он подошел к отдельному столу, где были разложены различные новинки в области вооружения, поднял и подержал в руках зловещего вида трубу с пистолетной рукояткой и воронкообразным раструбом на конце.

– А почему такие сложные выштамповки на этом носовом конусе, товарищ Березкин? Разве без них нельзя обойтись?

– Сделано в целях экономии металла, – заметно волнуясь, ответил конструктор, – прочность аэробаллистического конуса с такой выштамповкой значительно выше, чем у гладкого, и металлический лист можно взять потоньше. Это и металл экономит, и вес. Как‑никак, вес снаряда три килограмма, инертной массы – тоже три, потом пороховой заряд и вес самой трубы с пистолетной рукояткой и с электродинамо. Выходит почти девять килограммов…

– Это хорошо, что вы думаете о том, как вашим оружием будут действовать простые солдаты. Ведь многие из них совсем не богатыри, – заметил Сталин, отходя от стола.

– А вот еще одно применение 82‑мм реактивным снарядам мы нашли, товарищ Сталин, – обратился к Верховному авиаконструктор Петляков. – Мы взяли наш стандартный Пе‑2 и оборудовали его тремя выдвигаемыми блоками из 16 пусковых труб в бомбоотсеке. Выдвигается первый блок – отстрелялся, задвигается обратно, потом так второй, третий. Всего получается, что на самолет можно подвесить 48 снарядов, не ухудшая его аэродинамику. А чтобы действенность их по танкам существенно возросла, мы предлагаем разместить в их головных частях кумулятивную воронку. Тогда у нас получится кумулятивно‑осколочный снаряд широкого спектра действия. Броню в 50–80 мм он пробивает, в этом мы уже убедились.

– Кстати говоря, задний блок можно снаряжать ракетами боеголовкой назад, и тогда с их помощью можно будет весьма эффективно обороняться от самолетов противника.

– Я хочу сказать, – постарался прервать его заместитель наркома авиапромышленности, главный конструктор «яков» A.C. Яковлев, – что подобными установками в крыльевых бомбоотсеках вполне могут быть оснащены и бронированные штурмовики Ил‑2…

– Пытаетесь выгораживать собрата по профессии, – с ехидством в голосе тут же заметил Сталин, – но я вам так скажу, что мы и без вас хорошо знаем конструктора Ильюшина, и он, конечно, хотя и виноват, однако не настолько, чтобы ему потребовалось ваше заступничество. Вы тоже не без греха. Давайте‑ка сравним огневую мощь вашего Як‑1 с американской «Аэрокоброй». Ваш самолет за минуты выбрасывает 105 кг свинца, а американский самолет – 204 кг. Сейчас у нас на вооружение принимается самолет конструктора Лавочкина Ла‑5, вооруженный двумя 20‑мм пушками, так вот даже у него вес залпа всего 136 кг.

– Но там же стоит пушка калибра 37 мм! – запротестовал Яковлев.

– А вот вы возьмите и поставьте точно такую же пушку и на ваш самолет, – парировал Сталин, – а мы все посмотрим, сумеете ли вы хотя бы в этом сравняться с американскими авиационными инженерами!

Сидевший в сторонке инженер по боеприпасам из ЦКБ‑2 2 И.А. Ларионов, наблюдая за всем этим, слушал очень внимательно. Потом взял со стола карандаш и на листе бумаги из лежавшего перед ним блокнота начал писать: «Вес 3 кг, при отсутствии ракетного ускорителя можно уменьшить до 2–2,5 кг, а то даже и разместить весь кумулятивный заряд в корпусе стандартной авиабомбы ВВС массой 2,5 кг. Даже если такая бомба будет пробивать 50‑мм броню, то и этого будет достаточно для уничтожения любого фашистского танка, поскольку ни один из них не имеет горизонтального бронирования такой толщины. Штурмовик Ил‑2 берет 400 кг бомб, значит, бомб весом 2,5 кг он сможет взять в свои четыре бомбоотсека как минимум 160! Подсчитать площадь, занимаемую одним танком, и среднюю площадь поражения одной бомбой. Главное, чтобы попадания одной бомбы в танк было бы достаточно для вывода его из строя…»

Он так разволновался от пришедшей ему в голову идеи, что дальнейшее слушал уже не так внимательно, а продолжал все время думать о своем.

Между тем Сталин, остановившись у стола с образцами оружия, как бы подытоживая встречу, сказал:

– Вы все видите, товарищи конструкторы, что сейчас, когда перед всеми вами стоят задачи обеспечения нашей армии вооружением на новом этапе войны, мало почивать на старых лаврах, а надо работать еще более эффективно. ППШ‑41 хорош, но тяжел для разведчиков, танкистов, десантников. В Ленинграде создан облегченный пистолет‑пулемет, есть и другие образцы – значит, нужно скорее проводить конкурс и принимать на вооружение новый, более эффективный образец. «Максим» явно не годится для наступательных действий, которые предстоит отныне вести Красной Армии – значит, нужен новый, облегченный станковый пулемет. С фронта приходят жалобы, что у хорошего в целом пулемета ДП от перегрева ствола садится возвратная пружина. Значит, надо переделать эту конструкцию так, чтобы исключить этот недостаток. Нужны новые эффективные гранаты…

– Ох уж эти гранаты, – подал вдруг со своего места реплику Молотов, – они придумывают гранаты начинять всякой дрянью, а нас потом на весь мир поливает грязью Международный Красный Крест, что мы используем варварские методы ведения войны…

– Ничего, – ответил на его реплику Сталин, – немцы тоже расстреливают английских танкистов из экипажей огнеметных танков «Крокодил». Им кажется, что они нарушают какие‑то нормы ведения войны. Однако сами они применяют огнеметные танки и считают это в порядке вещей. Я уже не говорю о тех преступлениях против наших советских граждан, которые они совершают и которые документально подтверждены их же собственными фотоснимками. А что касается тех самых гранат, то они же официально не были на вооружении Красной Армии, а производились в артельных мастерских. Кто там мог их контролировать и какие нормы там могли соблюдаться? Народ… он лучше нас с вами знает, как уничтожать зарвавшегося врага, и не нам его за это упрекать!

«Завтра же надо будет сесть за расчеты, попросить кумулятивный узел от гранаты этой самой «рус‑трубы» и можно будет начинать делать бомбу», – подумал Ларионов, а Сталин между тем продолжал:

– Мне сейчас пришла в голову одна очень интересная мысль. У нас в предыдущие годы от разных граждан в самые различные инстанции поступали предложения с изобретениями военного характера, которые потом подвергались экспертизе и в случае отказа в выдаче авторского свидетельства или патента на изобретение сдавались в архив. Архив этот расположен здесь, в Куйбышеве, и надо бы отрядить специалистов посмотреть, а все ли находящиеся там предложения настолько уж никуда не годятся, чтобы их нельзя было использовать против нашего врага. Вдруг да и найдется в них что‑нибудь стоящее. Как говорится: попытка не пытка. А возглавит это дело пусть товарищ Ворошилов. Он хорошо проявил себя, разбирая последствия нашей «бдительности» в вопросах динамореактивных установок, по которым мы были чуть ли не впереди всех, а сегодня, как нам сообщает наша разведка, плетемся в хвосте позади американцев и англичан, а может быть, уже даже и немцев…

* * *

Инженер Степан Петрович Кочергин имел бронь от призыва, поскольку работал в Челябинске на танковом заводе, где делали ставшие уже знаменитыми Т‑34. И вдруг совершенно неожиданная командировка в Куйбышев, в какое‑то странное, еще более закрытое, чем его завод, учреждение, где перед ним вывалили целые груды папок, содержавшие в себе… отказные изобретения, и велели самым придирчивым образом их изучать и брать себе на заметку любую полезную мелочь или идею. Кроме него в этом архиве оказались специалисты с авиационных и артиллерийских заводов, специалист по боеприпасам и даже некто, кто им вообще не пожелал представляться. Все они имели одно и то же задание: попытаться найти в этом творческом хламе что‑то такое, что в свое время ускользнуло от внимания патентоведов либо было заведомо оценено как совершенно непригодное – и такое могло быть, как им сказали! – из вредительских побуждений.

Впрочем, занимаясь в этом архиве вот уже второй день и внимательно изучая все, что имело хотя бы какое‑то отношение к танкам, Кочергин особого злого умысла пока что ни в одном из отказов не заметил, но посмеялся над многими предложениями от души, как, впрочем, и другие его товарищи по этой работе. То там, то здесь раздавался хохот, после чего следовало зачитывание перла вслух, и смеяться начинали уже все инженеры, независимо от своей специализации.

Ну разве не смешно читать про предложение некоего Лукина, студента Ленинградского технологического института, отчисленного за академическую неуспеваемость, но предложившего танк «Сходукет» на колесах диаметром 12 м! Некто Ф. Бородавков предлагал «контртанк» без мотора, в виде броневой бочки, которую находящиеся в нем бойцы должны были… катить на врага! А Г. Лебедев предлагал надевать на городские автобусы броневые корпуса, заранее заготовленные на случай войны. Г. Демидов придумал «прибор для просверливания стенок броневых машин с последующим пуском ОВ»: снаряд с липкой головной частью должен был приклеиваться к танку и прожигать в его броне отверстие, после чего туда впрыскивался отравляющий газ. Кто‑то предлагал «пуховую броню» из прессованного птичьего пуха, броню на пружинах, которая бы пружинила при попадании в нее пуль и снарядов, – ну сущий бред, не стоящий никакого внимания.

Больше всех смеялись они над предложением снаряда под громким названием «Оборона СССР». Согласно описанию, последний при вылете из ствола орудия попадал на особую тележку с колесами, летел на ней «верхом» к цели, где и ездил на ней по полю боя, «нанося повреждения окопам и проволочным заграждениям, а после этого взрывался». Эксперт просто «убил» этого горе‑изобретателя вопросом: почему тот считает, что снаряд непременно полетит колесами вниз? На этом их переписка, кстати, и оборвалась…

Кочергин совсем уже было решил, что ничего путного он здесь не найдет, как вдруг ему принесли несколько предложений П. Гроховского, о котором он много всего слышал, а тут вот в его руках оказалось чуть ли не все его творческое наследие. И Кочергин выписал ряд его предложений, в частности предложение размещать на башнях серийных танков направляющие для пуска тяжелых реактивных снарядов. Тут же начал сам прикидывать, и получилось, что на Т‑34 такие направляющие лучше всего монтировать на заднем наклонном броневом листе, где можно будет таким образом устроить примерно пять таких ракет в индивидуальных броневых контейнерах. Кроме того, 82‑мм реактивные снаряды, по его мнению, вполне можно было бы устанавливать на надгусеничных полках тяжелых танков КВ.

Но больше всего ему понравилась идея одессита Д. Палийчука, в 1927 году предложившего приспособление из шестигранных металлических призм, начиненных взрывчаткой, которые должны были устанавливаться на корабли и производить при попадании в них «газодинамический эффект отражения». Сначала идея показалась ему совершенно бредовой! Ну в самом деле, свой собственный бронеобъект, будь то корабль или танк, обкладывать контейнерами со взрывчаткой. Но тут он вспомнил, какие к ним приходили на ремонт танки, пораженные немецкими кумулятивными снарядами, пробивавшими броню направленной струей раскаленных газов. А что, если на пути такого газового потока, содержащего еще и расплавленный металл облицовки заряда, поместить контейнер со взрывчатым веществом, который даст встречный ударный поток и этим самым расформирует эту специально направленную газо‑металлическую струю?! «Во всяком случае, эту мысль нужно будет обязательно довести до сведения наших специалистов по броне, – подумал Кочергин. – Конечно, идея внешне бредовая, но по своей простоте весьма элегантна, а значит, вполне может сработать. Так просто отмахиваться именно сейчас от нее нельзя!»

– А у меня тут кое‑что интересное наклевывается, – заметил его сосед из Наркомата боеприпасов, – но я хотел бы с тобой проконсультироваться. Вот предложение из Перми от какого‑то Иванова. «Снаряд‑копье для гладкоствольного противотанкового орудия. Смотри вот: аэробаллистический наконечник, затем кольцо с воронкой вовнутрь из бронебойной стали, а внутри воронки – сердечник из карбида вольфрама; потом ведущие пояски из дюраля, полусфера, наполненная керосином, и длинный стержень – «хвост» с крестообразным оперением. Все это вставляется в стандартную гильзу, поэтому по своим размерам это вполне традиционный боеприпас. Так вот автор считает, что такой снаряд при ударе о наклонную броню не будет рикошетировать, а острыми краями воронки, как пуансоном, сможет вырезать в тонкой броне отверстие, а если броня толстая, то снаряд этот «довернет до нормали» и тогда по броне ударит уже его внутренний сердечник. Пробив броню, он создаст разряжение в емкости с керосином, который вслед за ним устремляется в отверстие с раскаленными краями, тут же воспламеняется, и в итоге – факел огня, бьющий в танк вслед за взлетающим сердечником и осколками брони.

А вот другое предложение из Новосибирска, и почему‑то с кафедры археологии тамошнего университета. На основе изучения древних наконечников стрел делается вывод об оптимальной форме проникателей и предлагается бронебойный снаряд с поликлиновидной боевой частью. Вроде бы даже они там продували модель этого снаряда в аэродинамической трубе и получили обнадеживающие результаты, стреляли такими самодельными пулями из винтовки и пробили броню, от которой обычные бронебойные пули обычно отскакивали. Вот ведь что бывает, а ответ почему‑то отрицательный. Эксперт ссылается на какие‑то частные случаи, что, дескать, древние наконечники – это одно, а современные снаряды – другое. А по‑моему, отличная идея, я попробую у себя в Наркомате протолкнуть на испытания. Только ты сначала своим опытным глазом тоже посмотри. Тебе же известно, какие и как снаряды лучше всего действуют по броне.

Идеи были интересные и довольно легко воплощаемые в жизнь. «А самое главное, что работа их оказалась ненапрасной, – подумал Кочергин. – Ведь это только сейчас кажется, что все это вроде бы мелочи, которые особенно‑то ничего и не значат. Но если дело выгорит с этой «динамореактивной броней», с «поликлиновидными снарядами», то это может означать настоящий переворот в боевых возможностях современных танков. Снаряд, стабилизируемый оперением, а не вращением, тоже интересно, ведь ясно, что скорость у него будет выше, чем у вращающегося, а значит, бронебойное действие тоже, во всяком случае, на дистанции прямого выстрела. Хотя, конечно, все это надо будет еще проверять и проверять. Нуда чего не сделаешь ради Победы…»

Послесловие

Для достижения успеха надо ставить цели несколько выше, чем те, которые в настоящее время могут быть достигнуты.

М. Планк

1 августа 1945 года Верховный Главнокомандующий И.В. Сталин вновь встретил в своем кабинете в Кремле. Из окон был все тот же вид, вот только башни Кремля стояли в лесах, а новые рубиновые звезды, взамен уничтоженных немцами, все еще не были установлены. Война была теперь очень далеко и от Москвы и от России. Столица Германии, логово фашизма – Берлин сейчас был надежно окружен советскими армиями с севера и с юга и подвергался непрерывным бомбардировкам и обстрелам. Армия генерала Венка разгромлена при первой же попытке его деблокады. Еще несколько дней, от силы недели две, и война будет победоносно завершена, думал Верховный, и эта мысль была ему приятна.

Стоявший перед ним Лев Мехлис был куда менее приятной фигурой, но он пока еще был весьма нужен, и Сталин позволил себе чуть‑чуть одобрительно покивать головой, слушая его доклад.

– А еще, встречаясь на переговорах в Варшаве с генералом Дуайтом Эйзенхауэром, маршал Жуков на его вопрос о том, каким образом советские войска преодолевают немецкие минные заграждения, доставляющие так много хлопот войскам союзников в Западной Европе, со смехом заявил, что у нас, и в частности у него, принято отправлять на них несколько пехотных подразделений, в основном штрафников, которые по ним идут и их разминируют. На что генерал Эйзенхауэр с вызовом заявил, что если бы его командование узнало, что он преднамеренно направил своих солдат на минные поля, то его немедленно бы отдали под суд. Товарищ Вышинский, находившийся вместе с Жуковым, сделал ему замечание о недопустимости подобных высказываний, но тот от него отмахнулся и сказал, что, мол, пошел ты… и без тебя знаю, что говорить.