Текст книги "Люди на дороге жизни. Журнальный вариант"
Автор книги: Вячеслав Щепоткин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
При поимённом голосовании: “за” – 82, 25 – “против”, 12 воздержалось – депутаты Совета вернули городу его исконное имя: Сергиев Посад. Имя Святого Сергия Радонежского. А 23 сентября Президиум Верховного Совета РСФСР утвердил этот факт.
Примечательно, что тем же решением верховной власти России с карты страны было стёрто имя Свердлова из названия столицы Урала. Свердловск снова стал Екатеринбургом. К сожалению, оно, осталось в наименовании области, породив двусмысленность и напоминание о кровавом геноциде.
Глава 5
Дом в деревне с землёй
Как я уже писал, перевод в Москву удовлетворял ещё по одной причине: появлялась возможность осуществить давнее желание – купить в деревне дом с землёй. Я родился и вырос в частном доме. Приусадебный участок у нас был небольшой. Тем не менее на нём разместились несколько плодовых деревьев – яблони, вишни. По краям, вдоль заборов, – кусты смородины. Кроме того, сажали помидоры, огурцы. А в том климате не нужно никаких парников, всё росло и созревало в открытом грунте. Зелень росла. И даже небольшой кусок земли занимало картофельное поле. Ну, не поле, а, скажем так, участочек. Это как бы на усадьбе за домом. А впереди, не знаю почему и что меня подтолкнуло, я когда-то притащил саженец сирени, посадил, и потом он вырос в приличный сиреневый куст. Запах сирени я люблю с детства. Вдоль дорожки к калитке бабушка сажала цветы – душистый табак. Вечером они пахли прекрасно. Поэтому для меня дом с землёй был символом уюта.
Я не раз подходил к этой затее, чтобы её реализовать. Но в Волгограде это дело я не собирался осуществлять. Вообще я не собирался жить в этом жарком и сухом климате. Меня все время тянуло в леса, куда-то севернее. В других городах – в Ярославле, Костроме... Скажем, Кострома была очень эпизодическим городом, в Ярославле было не до дома в деревне с землёй, потому что дома обычного даже не было. И только в Смоленске забрезжила какая-то надежда.
Я познакомился с одной председательницей сельсовета, немолодой уже женщиной, хорошей, деловой женщиной, у которой, как она говорила, есть такой дом. Земли сельсовета включали в себя небольшой полуостров, который образовывался на стыке рек Днепра и, по-моему, реки Берёзы. И там можно было купить пустующий дом. Я загорелся, думаю: ну, вот хорошо. Правда, у меня денег не было даже на велосипед. Но, думаю, заработаю, найду и куплю дом. Очень уж понравилось место. В километре через лес проходила шоссейная дорога Москва – Брест, а за рекой, тоже примерно в километре, была железная дорога и станция. Железная дорога шла на запад. И я размечтался: в этот дом ко мне будут приезжать друзья с девчатами, вечером будем гулять, говорить, песни петь – я играл на гитаре, говорят, неплохо пел.
А рано утром буду вставать и на втором этаже садиться писать. Друзья же будут внизу ещё спать... И вот такие планы уже начали меня волновать. Но тут, как известно, мой двоюродный брат прислал телеграмму о том, что мама тяжело больна. Я все бросил и уехал в Волгоград.
Теперь, оказавшись в Москве и понимая, что больше отсюда никуда не тронусь, не буду переезжать, я решил сразу заняться поисками дома в деревне. Я понял, что надо искать через представителей местной власти. Поездил по некоторым районам. Побывал в районах к югу от Москвы, мне показалось там неинтересно. Съездил в Клинский район. Там была возможность, домик можно было купить, но мне не понравилось место, и я его отдал одному из наших ребят из охотничье-рыболовной компании – Владимиру Страхову.
Поскольку до Казахстана я жил в Ярославле, там у меня были друзья и знакомые, то решил искать в этом направлении. Зашёл в отдел писем “Известий”, порылся в почте, нашёл какое-то письмо из Загорска – там какая-то жалоба была ничтожная, пустяковая. Я за неё зацепился. Позвонил председателю горисполкома, а им оказался Геннадий Филиппович Попов. Говорю: в “Известия” пришло письмо, пишет жительница района, вот такая проблема. Попов отвечает: “Присылайте письмо, мы решим проблему”. Но мне же надо познакомиться с председателем горисполкома! Говорю ему: “Знаете, я, наверное, сам приеду”.
Приехал. Познакомился. Впоследствии мы стали близкими товарищами, понимающими друг друга, и вдвоём нам было интересно.
Во время первой же встречи я заговорил о своей давней мечте – о доме в деревне с землёй. Я понимал, что одно дело – деревня рядом с Ярославлем, даже рядом с Волгоградом, другое – рядом с Москвой. Это совершенно разные возможности. А Загорский район был близко к Москве. Мы начали с Поповым, как говорится, контактировать. Я ему напоминал, дёргал его, приезжал. Как-то он звонит: приезжайте. Мы поехали в одну деревню. Хорошее место, на границе Московской и Владимирской областей. Но оказалось, что дом пока пустой и без людей, однако есть наследники. Где они, кто они – неизвестно.
Тем более, один наследник вроде как не совсем нормальный умом. Я понял, что тут может быть много возни. Говорю: “Нет, Геннадий Филиппович, это не будем рассматривать”.
Через некоторое время он снова звонит и говорит: “Есть тут одна деревня – Слотино (тогда, да и сейчас ещё пишут про населённые пункты с храмами – деревня, хотя на самом деле это всегда село), там стоит домик, он на балансе сельсовета”. Ну, мы взяли председателя сельсовета и поехали. А была зима, даже, я бы сказал, близко к весне, где-то, наверное, начало марта. Снегу!.. Идём от “бетонки” (это Большое московское кольцо – БМК, называется в народе “бетонкой”). Снегу по колено, еле-еле пробираемся. Местами, правда, поменьше. Вдалеке – церковь. Подходим к участку: ни забора, ничего нет, так просто стоит какая-то полуразвалина, да и другие дома не очень ухоженные. Вот, говорит председатель, этот дом. Ну что же: место нормальное. Я заключил договор с этим сельсоветом. И, кажется, рублей за 800 купил эту руину.
Когда летом приехал, домик нельзя было разглядеть за крапивой. Крапива поднималась до самой крыши.
Дом я купил. Но не дом, конечно, – рухлядь. На крыше – дыра. Дожди, тающий снег – всё протекало вниз. Размер избушки-руины 3 на 4 метра. Пол тоже с дырой, и под ним стоит вода.
Сначала надо было домик разобрать. Нашёл троих ребят, чтобы они разобрали, как говорит знакомый профессор-экономист, эту “халабуду”. И вот двое подрубают стропила, а третий – Саша Маркелов – сидит на “коньке” крыши и что-то около трубы колдует. Вдруг стропила рушатся, и он, чтобы не упасть, цепляется за трубу. Висит, как ангел на известном шпиле в Москве. Слава Богу, всё это было низко.
С той поры мы знаем с Сашей друг друга больше тридцати лет. Он много сделал для моего дома. Имея художественный вкус, предложил, а главное, своими руками сотворил целый ряд интересных деталей во внутренней отделке. Будучи человеком творческим, ищущим, как-то незаметно для меня занялся бизнесом. Сначала продавал сделанные другими диваны, кресла, деревянные кровати. Потом организовал собственное производство, расширил его до приличной фабрики, выдержал жестокую борьбу с бандитами, которых опекали правоохранители, взялся строить храм и, наконец, не оставляя остальных дел, вернулся к увлечению своей молодости – к фотографии. При этом стал таким мастером, что его снимки начали печатать журналы, а самого Сашу Маркелова приглашают представители разных стран, чтобы он прославил их пейзажи.
Но я ушёл слишком далеко вперёд от купленного в деревне дома. О земле пока речь не шла. Я знал, что в Советском Союзе земля в частной собственности быть не могла. Она являлась или колхозной, или совхозной. Даже приусадебные участки, на которых семьи сельских жителей из поколения в поколение сажали сады и огороды, находились у них в пользовании. Ушёл из колхоза-совхоза, дом можешь продать, а землю верни. Кому, зачем – это никого не интересовало.
“Деревня”, где я купил домик, оказалась селом Слотино. К нему я ещё не раз вернусь – уж очень оно интересно, а сейчас – о начале строительства.
Строиться в то время, а это шёл 1987 год, было большой-большой проблемой. Я завёл внушительную общую тетрадь, где стал записывать: за перевоз брёвен – три пол-литра, за привоз земли – два пол-литра и так далее. Ведь надо было найти материалы, найти исполнителей. В общем, колупался-колупался, но потом товарищи, знакомые, друзья стали помогать, и у меня дело пошло. Правда, на то, чтобы дом приобрёл нынешний вид, потребовались многие годы. На фронтоне дома, обращённом в сад, в кирпичной кладке выложены цифры: 1987-1999. Последняя дата показывает, когда дом из бруса был обложен кирпичом. А после этого столько ещё надо было сделать!
Село Слотино очень необычное, даже место необычное. Оно расположено среди холмов, впадин, оврагов Клинско-Дмитровской гряды, которая, в свою очередь, является частью Московской возвышенности. Автомагистраль Ярославль-Москва как раз пересекает южную часть гряды. Места здесь красивые и самой природой “сделаны” для горнолыжного отдыха. В Дмитровском районе, на склонах глубоких оврагов уже построены спортивные базы.
Вот в одном из таких красивых мест лет шестьсот назад, – а есть основания полагать, что ещё раньше, – возникло селеньице Слотино. Одна из версий его названия означает “небольшое, вязкое болото”. Есть ещё одно объяснение: местность с родниками и крутыми берегами. Насчёт болот сегодня проблематично – одно маленькое за селом есть, а больше нигде не встречал. А вот второе толкование – в самый раз. Речушки и ручейки по оврагам как раз родниками и питаются. Два родника находятся совсем близко от села. К одному надо идти через небольшое совхозное поле. Родник выходит на поверхность в лесу возле края поля. Вода бежит ручьём в давно запруженную речку, образовавшую большой водоём. Сейчас тут частное охотхозяйство. Берега ручья обрывистые. Люди туда ходят редко.
А вот второй родник – прямо у дороги от “бетонки” к селу. Когда я здесь поселился, им, по рассказам местных жителей, пользовались мало. В селе было несколько колодцев с хорошей водой. Зато сейчас, чтобы набрать несколько бутылей родниковой воды, – ас меньшим количеством “тары” никто не ездит, – иногда приходится выстоять очередь. Срабатывает легендарность родника. Будто бы вода сюда какими-то неведомыми подземными путями приходит от знаменитого источника “Гремячий ключ”, находящегося, если по прямой, километрах в пяти от села.
Об источнике “Гремячий ключ” надо сказать особо. Как уверяет церковная информация, льющийся с горы в глубокий овраг водопад открыл во время одного из своих странствий Сергий Радонежский. Говорят, вода целебная, поскольку содержит радон. Не знаю, насколько это верно, но я дважды сдавал воду на анализ в лаборатории. Оценки были высокие. Не помню деталей, но одно известно: вода из нашего родника совершенно не оставляет накипи в чайнике, в то время как вода из колодца, тоже прекрасная на вкус, покрывает дно чайника белым налётом кальция.
Именно вера людей в целебность источника, открытого Святым Сергием, не одно столетие притягивает сюда паломников. Считалось, что очень полезно не только напиться благодатной воды, но и совершить, как говорится, омовение. Самые рукастые из паломников, как могли, обустроили святое место. Представьте себе: с вершины холма, с высоты метров пятидесяти, по склону бегут нескончаемые потоки из четырёх родников. Три струи не очень сильные, а четвёртая, по словам моего односельчанина Владимира Александровича Чеканова, могла сбить с ног. Ему 61 год. Он вырос в деревне Ляпино, которая рядом с источником. Пацанами всё время пропадали там. Говорит, никаких загородок вроде купален – кабинок, которые уже увидел я, – тогда не было. Люди раздевались возле струй, становились под них, где самые стойкие могли выдержать ледяной водопад, в лучшем случае, минуту.
Так было раньше. Я уже застал некоторые перемены. На разных уровнях из простых жердей огородили кабинки: отдельно женская, отдельно мужская. Из обычных брёвен была сделана лестница с перилами из лесин. В каждую кабинку течёт своя, отдельная струя. Вода даже жарким летом холодная. Как говорят знатоки, не больше 6 градусов.
Вот таким я увидел “Гремячий ключ” вскоре после того, как начал строить дом в Слотине. Ездил туда с женой Людмилой, с друзьями. А едва ли не самым первым моим попутчиком к водопаду был сын Андрей. Поездка могла бы не врубиться в память, если бы не ситуация с Андреем.
Однажды я встретил его с московской электрички в Сергиевом Посаде. Гляжу: глаз заплыл, красный и даже не открывается. А мы уже собрались ехать к водопаду. Приехали, сразу поднялись по крутой лестнице к вершине холма. К тому месту, откуда били ключи. Я говорю Андрею: “Помой глаз холодной водой. Может, полегчает”. Он помыл, сам умылся, и мы о чём-то заговорили. Прошло минуты две. Вдруг Андрей восклицает: “Пап, у меня всё прошло!” Гляжу: глаз нормальный, сын смотрит и смеётся. Что помогло? Холод воды или её целебность – не знаю. Ведь до этого он глаз пытался промыть.
Сегодня обустройство и самого источника, и территории рядом совсем иное. Наверх, к четырём ключам построена комфортная лестница. Да и всё здесь носит отпечаток комфорта. Большая купальня, где могут плавать и нырять сразу несколько человек. Вода сюда падает с горы, а потом в бурливо журчащую внизу речушку Вондюга. Берега её, как и положено, обрывистые. Поблизости от берега русские предприниматели, кажется, ещё в 90-е годы построили деревянную церковь. Какие-то негодяи сожгли её. Не знаю, нашли мерзавцев или нет, а надо бы, и наказать сурово, как это сделали бы мусульмане за поджог мечети. Питерские ребята построили новую церковь, и тоже из дерева. Вообще здесь всё деревянное и всё комфортное. Мостки и тротуары от источника до стоянки машин, а их сюда прибывают сотни, часовенка, где можно помолиться. Трапезная с монастырскими блюдами. Единственно, что не деревянное, построенная, наконец, дорога – ещё недавно машины здесь вязли в грязи. Всё благоустраивается. Это хорошо, но немного грустно. Когда было по-простому, людьми двигало желание – через испытание трудностями, неуютом прикоснуться к святому. Сейчас побывать здесь – для многих – просто съездить в турпоездку. Хотя, может, я и не прав...
Среди оврагов и ручьёв
Теперь о Слотине. Клинско-Дмитровская гряда даёт о себе знать ещё при подъезде к селу. “Бетонка”, идущая по краю Московской области, заходящая во Владимирскую и Калужскую области, строилась в пятидесятые-шестидесятые годы ХХ века как военно-стратегическая. У неё до сих пор есть ровные, прямые участки. Это чтобы, в случае необходимости, могли садиться военные самолёты. И дорожное покрытие местами состоит из нескольких бетонных плит, как слоёный пирог: нужно выдержать многотонные тягачи с межконтинентальными ракетами, ибо дорога входила в кольцо противовоздушной обороны Москвы. Сейчас, полагаю, “бетонка” часть своих задач потеряла. Современные ракеты долетят из Польши, Румынии и, не дай Бог, с Украины за считанные минуты. Они спалят нас, мы их, дураков, сожжём дотла под смех американцев и улыбки наблюдающих с холма китайцев. Но хочется надеяться, что разум никому не доставит такого удовольствия.
А “бетонка” будет служить ещё одной транспортной магистралью, перехватывающей многотонные фуры за десятки километров от Москвы. Правда, спуски и подъёмы Клинско-Дмитровской гряды делают жизнь прилегающих к дороге сёл и деревень напряжённой от шума. Значительно ослабленный, он доходит до Слотина, хотя, когда я начал здесь строиться, тишина была, аж уши закладывало. Проходило немного малотоннажных грузовых машин, ещё меньше легковых. Сейчас дорога забита фурами. Недавно на “бетонке” поставили указатель, что до нас расстояние 1,8 километра. Но поскольку Слотино расположено, как седло на горбе верблюда, то тем, кто за “горбом”, вообще ничего не слышно.
И вот тут я подошёл к описанию слотинской местности. Представьте себе неглубокую, обширную впадину, в дальнем конце которой поднимается тот самый “горб”. По нему, снизу до вершины, где стоит церковь, идут два ряда изб. Здесь их раза в четыре больше, чем на другой стороне “горба”. От Ярославского шоссе, проходящего над “бетонкой”, до поворота к нам всего около семи километров. Но на этом небольшом отрезке – несколько холмов и впадин. Кое-где впадины “приподнимали”, когда строили дорогу. Однако всё равно овраги остаются глубокими. Два из них пересекают “бетонку” сразу за поворотом к нам. Причём, по дну одного из них течёт та самая речка Вондюга, которую наполняют родники “Гремячего ключа”. Сливаясь с другими речками и ручьями родников, наша “землячка” впадает в Оку, а та, как известно, в Волгу.
Воды в окрестностях Слотина хватает. Метрах в двадцати ниже родника, который выходит рядом с дорогой к селу и о котором я уже говорил, течёт речка Карповка. Не речка даже, скорее, ручей. Но весной он так вздувается, что дважды размывал мост. Поэтому легко верилось рассказам старожилов, что за последними домами села до сих пор есть болотце, из которого тихо струилась почти невидимая речушка. Она заполняла тоже невидимые ямы – бочаги. Но весной сюда стекались с возвышенных краёв впадины ручьи, активно подключались родники, и всю низину заполняла вода. Да так много, что люди катались на лодках. Место это называлось “Гусли”. Почему, мне толком так никто и не объяснил. Может, сказала староста Евдокия Ивановна Чернега, потому что в половодье здесь много веселились. Правда, по словам Чеканова, был и грустный момент. В одном из невидимых бочагов утонула девочка.
Слотино интересно тем, что на протяжении столетий оставалось примерно в одном размере: 40-50 домов. Евдокия Ивановна, с её потрясающей памятью, как-то составила мне список всех, кто где жил и где чьи дома стояли. Теперь от некоторых из этих изб не осталось никаких следов. Даже промышленные строения посчитала: в Слотине хорошая гончарная глина. Если нужно печку обмазать или потребовалось, как мне, камин сложить, глину берут рядом. Также и на гончарных кругах работали: в своём сарае, со своей глиной. Всех вроде посчитала Чернега – всё равно выходило в районе 40 домов.
Как убрать бесправье горожанина в деревне
А вот жители обновляются. И помогла этому отмена запрета покупать в деревне дома с землёй. Конечно, горожане и раньше использовали приусадебные участки купленного дома. Но таких везунчиков было мало. Едва горожанин, на взгляд председателя колхоза, слишком “задирал нос”, как тут же возникала угроза “обрезать под углы”. Это значило, что владельцу дома оставляли от выпестованного им приусадебного участка тропинку от калитки до дома и от дома до туалета. Остальное обрезалось “под углы дома”. Земля зарастала бурьяном, ибо никто не мог ею воспользоваться. А председатель ходил героем: на его стороне закон. Я помню, как нам с моим ярославским другом Лёвой Матвеевым приходилось ублажать председателя колхоза, где Матвеев, с моей помощью, купил в деревне дом. И поили-то мы его, и писал я в газете про дела его хозяйства, дарили “бутылки”, когда трудно было достать спиртное. Лёвина жена Люся чуть ли не падала от усталости – после работы инженером на шинном заводе до темноты лелеяла деревенский участок, – всё для того, чтобы земля была ухожена. А председатель, приезжая к ним в гости, “валял ваньку”: помните, я ваш благодетель. И меня всегда возмущал этот запрет. Неужели стране лучше, чтобы люди в свободное время сидели в железобетонных коробках, а не дышали свежим воздухом в деревне и не трудились на благо семьи?
Слотино тоже не обошла эта “война города и деревни”. Соседний, справа от меня, дом когда-то купила семья горожан. Видимо, поначалу отношения местной власти и “дачников” (так с отчуждением называют некоторые сельские жители “деревенских горожан”) были неплохие. Но потом что-то произошло. И небольшой участок, по-моему, в 10 соток, где женщина выращивала цветы, огурцы, разную зелень, обрезали “под углы”. Я сам видел документ прокуратуры на этот счёт. Владелец дома так и умер, не дождавшись права пользоваться землёй.
Как уже говорилось, после перевода в Москву я стал заместителем редактора “Известий” по отделу Советов. Редактором был Юрий Васильевич Феофанов – в своё время известный журналист, писавший на правовые темы. Это был человек без возраста. Среднего роста, плотный телом, с полным лицом, из-за чего на нём было мало морщин, и до блеска бритой головой. Опять же, отсутствие волос мешало определить возраст. Он любил повторять какую-то классическую цитату типа “Закон суров, но это закон”. Когда кто-нибудь возмущался какой-то узаконенной несуразностью жизни, Феофанов говорил: “Пока закон не отменён законным путём, нельзя нарушать его”. Когда зимой 91-го года троица паскудников разрушила Советский Союз, я спросил Феофанова, который приветствовал Беловежский сговор, как же это так? На референдуме большинство граждан страны высказались за сохранение Союза; воля народа есть высший закон, а они этот закон нарушили. Выходит, они преступники. Феофанов на это заявил: “Ну что ж, бывает необходимость пренебречь законом”. Такая вот принципиальность была у него.
Однажды в наш отдел пришла корреспонденция собкора “Известий” по Смоленской области Вадима Летова. Вадим был хороший журналист, писал интересно. Впоследствии уехал в Израиль. А в тот раз он описал конфликт горожанина-дачника с председателем местного колхоза. Горожанин купил дом в одной деревне, и председатель поначалу разрешил ему пользоваться приусадебным участком.
Мужчина навозил плодородной земли, посадил сад, сделал дорожки. В общем, вложился. И вдруг по какой-то причине у них случилась ссора. Дальше – больше. Председатель “закусил удила”. Подключил прокурора. Землю обрезали “под углы”. Горожанин стал сопротивляться, припомнил, чем одаривал председателя. Однажды ночью дом сгорел.
Мы напечатали эту корреспонденцию. Пришла масса писем. В буквальном смысле мешок из крафт-бумаги. У меня у самого такое было, когда я написал статью из Казахстана под названием “Паутина”, где рассказывал, как ректор одного института за взятки принимал в студенты молодых людей своего жуза (жуз – это казахский род) с уровнем знаний за 7-8 класс. Тогда в “Известия” пришло полтора мешка писем.
А здесь письма шли не только из Смоленска. Со всей страны. Было ясно: проблема государственная. В том числе, моя личная. Дом-то я купил, а земли официально не имел. Спасибо, директор племптицезавода “Смена”, на чьей территории было Слотино, Лев Ипполитович Тучемский подсказал заключить договор с хозяйством о том, что я буду выращивать корма, то есть сено, а за это мне отводился участок. Кстати, по той же схеме получил землю и мой друг по охотничье-рыболовной компании, “известинский” фельетонист Владимир Дмитриевич Надеин, с которым мы поселились в Слотине. А корма что было не выращивать? Отличная трава росла прямо на задах участка: приезжай и коси.
Про Льва Ипполитовича – особый разговор. Нынешние властители, большие и маленькие, то и дело трындят о том, что до них в Советском Союзе и промышленности не было, и толковых хозяйственных руководителей не существовало. Когда каждый из них был, как говорится, сам никто и звать никак, Тучемский уже был фигурой европейского масштаба. Он возглавлял один из лучших в Европе племптицезавод “Смена”, где выращивались элитные породы кур, которые расходились потом по многим хозяйствам.
Но не одними курами славилась “Смена”. Тучемский собрал, купив за границей, большое стадо высокоудойных коров, и каждое утро в московские магазины уезжали сверкающие цистерны с молоком. А какой посёлок Березняки, где была центральная усадьба, сделал Лев Ипполитович! Жилые дома не только этажные, но и коттеджные, магазины, поликлиника, аллеи и цветники. Всё там было: и детский сад, и школа, и Дом культуры, и свой зоопарк, и забава для детей – катание на лошадях.
Однако вернусь к откликам на корреспонденцию Вадима Летова. На мой взгляд, появлялся шанс громко сказать о жгучей проблеме, затрагивающей интересы если не миллионов, то сотен тысяч людей. Я решил, что надо опубликовать большую подборку писем. Говорю об этом Феофанову. Он меня, прищурившись, спрашивает: “Зачем?” У него была привычка: прищурит и без того маленькие глазки, взгляд становится усмешливый, как будто он наперёд знает всё, что ему скажут. Ну, я, горячась, начинаю рассказывать, как важно отменить этот, прямо говоря, антинародный закон. “Дадим большую подборку, я сам её подготовлю, прочитает Горбачёв, поручит разобраться”. Насчёт Горбачёва Феофанов не ожидал. Прищур приоткрыл, усмешка осталась. “Ты что, Слава! Будет тебе Горбачёв читать! Ему кладут столько бумаг”. Я не отступаю. “Если напечатаем, может быть, прочитает. Ане опубликуем, конечно, не прочитает”.
В “Известиях” редактор отдела – значительная фигура. Его решение может отменить только главный редактор, даже не все заместители. А Феофанов возглавлял ведущий отдел, к тому же был человек с именем. Поэтому я понимал: уламывать надо его. А он чего-то боялся. Ясно, чего, – не поднять бы опасную волну. Каменные люди в Политбюро могли зарычать: это что же? Предлагается отменить фундаментальный закон, запрещающий продавать землю в частные руки?
Я выискивал разные способы повлиять на Феофанова. На одной из ближайших “летучек” вспомнил корреспонденцию Летова и сказал, что идёт обвальный поток писем. Приводил Феофанову примеры из жизни, говорил: вот вы захотите купить дом в деревне, а земли вам не дадут. Он щурил глаза, почти смыкая веки, и насмешливо парировал: “У меня, как ты знаешь, хорошая “известинская дача”. Мне было видно: побаивается человек. Сейчас он член редколлегии “второй” газеты страны (хотя многие считали её по влиянию на общество первой, важнее “Правды”), а случись что, все блага отнимут. С другой стороны, он, чувствую, понимал: есть интересы огромного количества людей и есть несовершенный закон. А тут ещё я наступал: “Чего вы боитесь, Юрий Васильевич? Ведь вы же были на фронте разведчиком... смелым человеком были – вон сколько наград!” Он хмурился: “Тогда, Слава, было другое время”
А я уже подготовил подборку. Однажды Феофанов, прищурившись, сказал: “Ну-ка, чего ты там написал?” Юрий Васильевич убрал пару резких, на его взгляд, фраз из писем и сдал материал в секретариат. Без всяких трений обзор писем был напечатан. А через какое-то время случилось невероятное. В редакции стало известно, что правительство Российской Федерации, опираясь на принятые поправки в закон, разрешило горожанам покупать дома в деревне вместе с приусадебными участками. Была прописана процедура оформления земли в собственность. А вскоре разрешили покупать уже не дома, а фундаменты их, ибо было ясно, что людям нужна земля, чтобы строить новый дом. Запрет, существовавший много десятилетий, был отменён. После этого друзья стали шутить: тебе, старик, тысячи людей должны каждое утро наливать... Правда, здесь мнения расходились. Одни говорили, что наливать должны 100 граммов водки, другие – стакан хорошего чая. Но я сам купил пол-литра водки, и мы выпили её втроём: Игорь Карпенко, мой друг по охотничье-рыболовной компании, который через некоторое время стал редактором отдела Советов, и Юрий Васильевич Феофанов, бывший детдомовец, в 18 лет ушедший на фронт и долгие годы проработавший в “Известиях”. Ему дали возможность заниматься любимым делом. При газете создали журнал “Закон”, где Феофанов стал главным редактором.
В тот раз, выпивая, а он это дело весьма уважал, Юрий Васильевич, как всегда, прищурил глазки и хитровато проговорил: “Ну, и настырный у тебя друг, Игорь”. Карпенко – малословный, сильный мужчина – кивнул: “Мы знаем. В редакции говорят, если Щепоткин захочет, он слона за хобот к себе на пятый этаж приведёт”.
Сельские горожане
В Слотине раньше меня появились только две семьи горожан. Первой – семья Кофтовых: Леонида Георгиевича, Тамары Викторовны и их ещё юного сына. Дом они получили в подарок в 1981 году от работника Загорского горисполкома Евгения Фёдоровича Маркина. Маркин жил в городе, имел дачу и дом, который после смерти матери стал ему не нужен. А за некоторое время до того он подружился с Кофтовым. Леонид Георгиевич был коммуникабельным человеком, из семьи заместителя сталинского наркома. Да и сам занимал приличную по тому времени должность – заместитель генерального директора Всесоюзного объединения “Внешторгиздат”. В советские годы руководители подобных структур, как правило, имели тесные контакты с КГБ, а то и сами были в званиях. Но, как бы то ни было, дом Кофтовы получили, а земля им была совсем не нужна. “Приедем на Первое мая, – вспоминает Тамара Викторовна, – шашлыки, музыка... Побыли и уехали”. За лето они появлялись в Слотине раза три-четыре. Отдыхали не здесь, а в основном на море и за границей.
Однако земля всё-таки привлекла внимание Кофтовых. После отмены закона они выкупили участок, взялись за посадки деревьев, кустарников. Позднее появился даже парник. Сейчас за насаждениями ухаживает Тамара Викторовна – муж несколько лет назад умер. Немолодая женщина, где сама, где с помощью соседей стрижёт ёлочки, приглашает работника прореживать кустарники, обрезать виноград, стричь траву. Жить в Слотине ей нравится.
Только очень скучает по самой дорогой своей подруге Лилии Александровне Смирновой, которой не стало несколько лет назад. Их всё время видели вместе, Лилия Александровна была тоже горожанкой. Но выросла здесь, в Слотине. Она мне рассказывала про начальную школу – небольшой деревянный дом, который стоял на краю пруда между берёз рядом с церковью. А в пруду купалась детвора.
Сначала Лилия Александровна часто приезжала из города в родное село. Потом насовсем переехала сюда. Домик её тоже на берегу пруда, только с другой стороны от места бывшей школы. Сейчас в нём хозяйкой её внучка Варя – наша активная староста. Сзади большого участка выстроен чуть ли не замок. В нём живёт дочь Лилии Александровны Светлана с мужем Эдуардом Галлямовым. Он известный хирург, профессор.
А Тамара Викторовна ходит теперь в лес одна. И вспоминает дорогую подругу.
А через год, в 1982-м, здесь появилась вторая семья горожан. Недавний пенсионер, а до этого классный токарь одного из московских заводов Иван Андреевич Покровский попросил родственника, который имел дачку в кооперативе за “бетонкой”, напротив поворота к Слотину, поискать место где-нибудь у соседей, чтобы пережить лето старшей дочери с мужем и их сынишкой. У соседей ничего не оказалось. Тогда родственник сходил в Слотино, до которого было рукой подать. Там ему показали домик, где жил одинокий старик. Он согласился пустить москвичей. Так семья Покровских – Иван Андреевич, жена Татьяна Михайловна, две старшие дочери с мужьями и незамужняя младшая поселились у старика Василия Ивановича. Осенью одинокий старик попросил главу семейства взять его на зиму в Москву – очень тяжело ему стало жить в селе. А 31 декабря Василий Иванович умер, завещав деревенский дом Ивану Андреевичу. Большая семья сразу стала использовать приусадебный участок. Но сажали, растили, обихаживали с оглядкой: на дом документы были, на землю – нет. И только с отменой запрета оформили всё чин по чину. Теперь уже владеет землёй следующее поколение “деревенских горожан” – Цыбиковы.
