Текст книги "Люди на дороге жизни. Журнальный вариант"

Автор книги: Вячеслав Щепоткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

От главы компании до главы республики

Выборы шли тяжело, ибо за власть в валютном цехе страны, а именно так в советское время называли Якутию, где добывались алмазы, много золота, серебра, включились московские олигархи. Выдвинули своих ставленников.

Якутия – самая большая по территории республика Российской Федерации. Она, я думаю, займёт половину Европы. К тому же очень богатая. Однако проблем в ней хватало.

Став президентом, Штыров начал так организовывать работу, что каждый человек знал: его спросят, отчёт его будут заслушивать. Забегая чуть-чуть вперёд, скажу, что в 2010 году по инициативе президента в республике разработали схему развития производительных сил до 2020 года. Эта схема оказалась настолько хорошо продуманной и так подготовленной, что правительство России одобрило её и рекомендовало другим регионам к изучению и применению.

Чем только не занимался Вячеслав Анатольевич в эти годы! Снос ветхого жилья, которого в Якутии было огромное количество. Вместо него в Якутске стали появляться кварталы современных многоэтажных домов. Строительство культурных объектов – театра, здания цирка. Большое внимание он уделял развитию якутской культуры и созданию памятников истории освоения этого края.

Но были у него и главные задумки. Всё, о чём я раньше сказал, тоже было важным. Однако имелось ещё не менее главное. Это строительство железной дороги. Как он говорил: “Страна без дорог – чужая земля”. В Якутии единственным путём для обеспечения посёлков и городов за Полярным кругом была река Лена и её притоки. Во время так называемого северного завоза корабли развозили то, что в течение года накапливалось на складах. Когда наступали маловодные годы, приходила беда, то есть трудно было обеспечить людей всем необходимым для жизни в этих населённых пунктах. А это сотни тысяч тонн солярки, продуктов, предметов первой необходимости и так далее.

И Штыров берётся за продолжение советского проекта – строительство дороги от БАМа к Якутску. Он подключал и федеральные структуры, находил деньги в республике. Например, когда федеральное правительство объявило, что нужно приватизировать “Якутуголь”, большую компанию, Штыров сначала воспротивился, а потом вынужден был согласиться. Только заявил, деньги от продажи “Якутугля” должны пойти в республиканский бюджет. Московские чиновники не возражали. По их расчётам, за компанию могли заплатить не более 150 миллионов долларов. Знали бы они, за сколько Штыров её продаст, ни за что бы не согласились. В бюджет республики пришли два с половиной миллиарда долларов. Часть этих денег пошла на строительство железной дороги.

Штыров привлёк в республику газовиков и нефтяников. Началось строительство нефтепровода Восточная Сибирь – Дальний Восток. И здесь произошла такая история. Проектировщики, работающие по заказу “Транснефти”, проложили трассу прямо рядом с озером Байкал. Лишь чуть-чуть севернее его. Когда Штыров увидел это, он обеспокоился и возмутился. Разве можно в сейсмоопасной зоне строить нефтепровод, который мог привести к экологической катастрофе всемирного масштаба? Ведь Байкал – уникальное озеро на планете.

И Вячеслав Анатольевич начал борьбу за создание другого проекта. Он подключил тогдашнего министра обороны Сергея Иванова, говорил с президентом Путиным, объяснял ему, к чему это может привести. И надо сказать, Путин поддержал его. Нефтепровод был перенесён на 600 километров выше. И, что немаловажно, проходил по самим месторождениям. Раньше, по прежнему проекту, надо было от них тянуть нитки к нефтепроводу вниз, на юг.

Рассказывать обо всём этом можно много. Скажу, что один мой роман “Дуэль алмазных резидентов” в первом издании занимает почти 800 страниц. Но должен заметить, что, на мой взгляд, Штыров совершил одну, наверное, из немногих, но очень важную ошибку в своей жизни: он, переназначенный Путиным на второй срок президентом Якутии, отработал два года и заявил о добровольном уходе в отставку. После этого стал сенатором в Совете Федерации, где часто выступал с критическими заявлениями, замечаниями по поводу проблем Якутии и Дальнего Востока в целом.

“Достаньте ручку, Аркадий Владимирович!”

Особенно его волновало железнодорожное строительство. Огромная республика, как известно, имеет слабо развитую транспортную сеть. Река Лена “работает” в лучшем случае четыре месяца в году. Автомобильными дорогами связана незначительная часть населённых пунктов Якутии. Надёжнее всего может быть железная дорога, которая не зависит от прихотей погоды.

И её начали строить от БАМА до Якутска. Однако то, что в Китае делается за три-четыре года, здесь растянулось на двадцать лет. Причём, когда осталось достроить небольшой участок дороги, все работы наглухо прекратились. А ведь тогдашний президент России Дмитрий Медведев клялся жителям республики в ближайшее время закончить важнейшую стройку. Однако дело замерло ещё на семь лет.

И заместитель председателя Совета Федерации Штыров начал активно “бомбить” правительство. Он требовал ответа, когда будут, наконец, выделены деньги на окончание Амуро-Якутской магистрали, от приглашённого в палату регионов министра финансов Антона Силуанова. Затем спросил вице-премьера правительства Аркадия Дворковича, тоже приехавшего к сенаторам на Большую Дмитровку, знает ли тот, сколько железных дорог строится сейчас в России? Дворкович начал называть железнодорожные обводы, подходы и другие мелкие стройки. На что Вячеслав Анатольевич заявил: “Достаньте ручку, Аркадий Владимирович, и запишите, что кроме этих обходов, подходов и прочих заходов, в Российской Федерации строится Амуро-Якутская железнодорожная магистраль. По ней выпущено два постановления правительства. Она должна была быть введена в 2013 году. Сейчас 2017 год, она не введена. На неё истрачено 47 миллиардов рублей, требуется ещё 2 миллиарда. Это как понимать? Почти 50 миллиардов “заморозили” и уже забыли, что она строится”.

Такая требовательность к правительству, а Штыров высказывал её не раз: по организации экономики, по кадровой политике, по другим стратегическим проблемам – сильно раздражала министров, вице-премьеров, администрацию президента. Выражение: “Достаньте, Аркадий, ручку...” стало насмешливым лозунгом для правительства, где оказались разного рода случайные люди. Они жужжали в уши главным властителям страны о “непочтительном поведении Штырова”.

А он как будто не замечал этого. Критиковал подписанное в 2010 году соглашение с Норвегией о передаче ей огромной акватории Баренцева моря с большими рыбными запасами, с ресурсами шельфа, предлагал занять более твёрдую позицию для отстаивания экономических интересов России в этом регионе. Публично настаивал на смене экономической политики Российской Федерации, критиковал сложившееся государственное управление, активно предлагал продолжить строительство железной дороги через Якутию до Магадана. Всё это сильно не нравилось кадрам с политической близорукостью.

Накануне очередного формирования руководства палаты никто не сомневался в том, что Штыров снова будет заместителем председателя Совета Федерации. Поздно вечером ему об этом с уверенностью сказали. А утром на пленарном заседании Валентина Матвиенко, стараясь не глядеть на Штырова, едва сохраняя выдержку, назвала другую фамилию.

Сейчас Вячеслав Анатольевич является государственным советником Республики Саха (Якутия). Я не думаю, что на этом карьера Штырова может закончиться, вернее, я не хочу так думать. Что человек такого масштаба, таких мыслительных возможностей, я уже не говорю о личных его качествах – феноменальная память, начитанность, многознание в разных отраслях, – что этот человек останется невостребованным в довольно больной России.

Недавно произошёл такой случай. В Якутию прилетела группа руководителей транснациональной золотодобывающей компании “Полюс”. Провели собрание директоров и попросились порыбачить на знаменитой Лене. За завтраком стали знакомиться с местными рыболовами, спрашивать, кто есть кто. В середине разговора встал энергичный, средних лет якут. Представился: бывший помощник Штырова. Один из директоров, американец, вдруг воскликнул: “Штыров! О, Штыров!” Отодвинул сидящего рядом переводчика, замахал руками, приглашая якута сесть рядом.

Пока тот шёл к нему, американец вдохновенно говорил, а переводчик едва успевал переводить: “Раньше я работал в руководстве “Де Бирс”. Надо ли вам говорить о могуществе этой корпорации? Мы влияли на политику целых государств и даже меняли её. Без труда поворачивали работу нужных компаний в нашу сторону. Но подчинить компанию “АЛРОСА” не смогли. Там был

Штыров – стальной человек. Идите, идите сюда! Расскажите, где он сейчас, этот несгибаемый Штыров?”

Как современная Россия 30 лет живёт на том, что оставил ей Советский Союз, так и поднятая до транснационального могущества “АЛРОСА” 20 лет обогащает страну, несмотря на попытки последовавших за Штыровым руководителей то украсть у неё средства, то распродать так называемые “непрофильные активы”. От великолепного санатория “Голубая волна” в Геленджике, где отдыхали и лечились тысячи алмазодобытчиков, не осталось ни камня, ни дерева, не говоря уж о такой диковинке, как павлины.

Американскому президенту Джону Кеннеди приписывают выражение, истоки которого прослеживаются ещё в древности: “У победы – тысяча отцов. И только поражение – всегда сирота”. Сегодня к созданию и расцвету компании “АЛРОСА” причисляют себя всё больше и больше людей. И только у её бед родителей нету.

Глава 12

Смена эпох и сопротивление материала

После государственного переворота, совершённого Ельциным в октябре 1993 года, когда была ликвидирована по всей стране демократическая власть Советов, президентские сатрапы кинулись прибирать к рукам всё, что Советам принадлежало. А это было немало: санатории и дома отдыха, транспортные организации, издательства, газеты и журналы. Например, “Российская газета”, которая была газетой Советов, стала теперь правительственной.

Я ещё работал в “Известиях”, когда ко мне пришёл посланец главного редактора журнала “Народный депутат” Михаила Ивановича Пискотина и предложил перейти в журнал на должность заместителя главного редактора. Я, конечно, посмеялся и отказался. Живую, боевую газету с огромным тиражом, с большим влиянием, с нормальным языком её публикаций сменять на заскорузлый, шершавый, как старый валенок, язык этого журнала. Ну, знаете ли... Я бы даже и главным редактором не захотел там быть.

Когда “Российскую газету” захватило ельцинское правительство, главным редактором, вместо выведенного автоматчиками Валентина Логунова – сильного журналиста, человека Верховного Совета – поставили безвестную дамочку, руководившую каким-то изданьицем типа “Блокнота агитатора”. Я об этом уже говорил. Она заявила, что журналистской должности мне в газете нет. В ответ я сообщил ей, что работать с ней не собирался. И ушёл.

Встал вопрос, где работать? Я не особенно переживал, поскольку началась уже борьба против этой паскудной власти. А я считал, что нужно участвовать в ней. Однажды на улице встретил своего бывшего коллегу по “Известиям” Руслана Лынёва. Он сказал, что работает в журнале “Российская Федерация” (раньше он назывался “Народный депутат”), что там есть известинцы, вообще приходи туда работать, будем его менять. В ноябре 1993 года я пришёл в этот журнал. Главным редактором там был Михаил Иванович Пискотин, доктор юридических наук, учёный. Он писал такие статьи, что их можно было читать только юристам. Заместителем редактора был какой-то мужик, который вскоре ушёл. И его место занял Юра Хренов, тот самый Хренов, который до меня работал в “Известиях” с Юрием Васильевичем Феофановым, будучи его заместителем. Потом он ушёл в журнал, а я, приехав из Казахстана, встал на его место.

Журнал этот я, конечно, воспринимал с зубовным скрежетом. Говорил, что работать в нём и читать его надо с пистолетом у виска. Люди там были, может быть, сами по себе и неплохие, но как они писали! Это была тоска дремучая. Тусклый язык. Никакого полёта мысли, ни стиля, ни яркости изложения.

А потом случилась такая штука. Я начал работать, втягиваться потихоньку, стал писать в своём стиле. Начал курировать Совет Федерации – верхнюю палату нашего парламента.

Первую Государственную Думу возглавил Иван Петрович Рыбкин, сталинградец. Однажды я встретился с ним. Поговорили. Он сказал мне: “Вы можете быть главным редактором этого журнала”. Сказать честно, мне не очень хотелось связываться с этим заскорузлым изданием. Пришёл в редакцию. Рассказал Хренову, какой разговор был с Рыбкиным. Говорю: “Юра, если меня сделают главным редактором, заместителем будешь ты. Если тебя, заместителем буду я”. Надо было видеть лицо Хренова. Он почернел, закаменел. И я подумал: да, вот это я совершил ошибку. Человек давно рвался к власти, уже почти получил её, а тут кто-то хочет отнять.

Юра был высокий, плечистый, видный мужчина. Надеин про него говорил: “Это тот, который длинный такой, глупый?” Как оказалось, Юрка далеко не глупый человек был. Он ничего мне не ответил на мои предложения, но вскоре началась возня. Стал по одному обрабатывать сотрудников журнала, а народу было прилично: человек двадцать, и плести против меня паутину. Мне было до лампочки: я не хотел быть ни замом, ни главным. Для меня важно было писать. Но, конечно, чтобы при этом иметь издание, которое уважаешь и которое уважают люди.

Через некоторое время Пискотин ушёл, и главным редактором стал Хренов. Это то, к чему он стремился все последние годы. И вообще он всё время тянулся к власти, рвался к ней.

Потихоньку, понемногу стал меняться кадровый состав журнала. Бывший сотрудник “Правды” Александр Николаевич Платошкин, который уже работал в журнале, встретил Черняка, заместителя главного редактора “Правды”, и пригласил его в наш журнал. Причём Платошкин сначала работал в пресс-службе Государственной Думы. Ему сказал руководитель пресс-службы Виктор Черёмухин, что вот в этот журнал новый главный редактор Хренов набирает кадры. Платошкин пришёл. И, как я сказал, потом он привёл Черняка на должность заместителя главного редактора журнала.

Там работал уже, как я говорил, Руслан Александрович Лынёв, наш известинец. Ия из “Известий”. Через некоторое время пришёл на должность ответственного секретаря Николай Иванович Ефимов, бывший главный редактор “Известий”, экс-министр по делам печати. Вот так коллектив стал обновляться. Хотя журнал ещё был далёк от того, чего хотелось бы. Тем не менее позиции его стали ясно проявляться как антиельцинские. Это было нам нетрудно делать, хотя, надо сказать, журнал считался журналом Правительства Российской Федерации. И название у него теперь было не “Народный депутат”, а “Российская Федерация”.

Показывать гнусность ельцинской власти было не так и трудно. Первый состав Совета Федерации был избран ещё на демократической основе. В него вошли люди, критически относящиеся к ельцинизму. Причём большое число членов Совета Федерации были руководители регионов: губернаторы и председатели законодательных собраний. Кроме того, некоторые избирались как депутаты от народа. И мы стали показывать, что происходит в стране.

Юрий Хренов, всё ещё не забыв вроде бы мою попытку стать заместителем главного, хотя я ему говорил, что мне это не нужно, продолжал относиться ко мне настороженно. И хотя я был редактором ведущего отдела, Хренов боялся вводить меня в состав редколлегии. Прошло немало времени, прежде чем он понял, что я не из тех, кто держит камень за пазухой.

Тем не менее я коллегам говорил: “Наше счастье, что нас не читают руководители правительства и в администрации Ельцина. Прочитают – сразу закроют”.

Первое поражение Чубайса

Вскоре мои слова стали сбываться. Через какое-то время Хренова вызывает Чубайс – он был тогда первый вице-премьер правительства. Говорит: “Вы издаёте антиправительственный, антипрезидентский журнал. Пишите заявление об увольнении по собственному желанию”. И тут я впервые увидел Хренова как борца не только за свою власть. Он сказал: “Я писать заявление не буду. Если вы считаете нужным меня снимать, снимайте, но я поставлю в известность коллектив”. Он пришёл, собрал всех нас, рассказал. Я в это время, как уже было сказано, руководил отделом по работе Совета Федерации. Высказал идею: а не попробовать ли нам снова вернуться под крыло парламента? По-моему, такую же мысль высказал и Черняк. Все дружно согласились.

Я пришёл в Совет Федерации, где у меня было много знакомых сенаторов. Из них подавляющее большинство были в оппозиции к ельцинскому режиму. Не зря их называли: губернаторы и законодатели “красного пояса”. К нему относилась Центральная часть России, Урал, Сибирь.

У меня были хорошие отношения с председателем Заксобрания Новосибирской области Анатолием Павловичем Сычёвым. Я делал интервью с ним, давал его замечания о политике страны. Я знал его позицию. Говорю ему: Чубайс собирается нас закрыть, а мы хотели бы вернуться в парламентское лоно, поскольку у парламента нет своего журнала. Он отвечает: правильно. А что надо сделать? Говорю: Вы должны выступить на пленарном заседании и обратиться к Строеву, чтобы он сказал об этом Ельцину. Чтобы было легче, я Вам напишу. И я ему написал короткое выступление. Он с ним выступил. Кроме того, я переговорил на ту же тему с Александром Александровичем Суриковым, губернатором Алтайского края – тоже красный губернатор был; с Любимовым Вячеславом Николаевичем, губернатором Рязанской области. Они также выступили с обращениями к Е. С. Строеву.

Одновременно Александр Викентьевич Черняк встретился с новым председателем Государственной Думы, бывшим главным редактором “Правды”, Геннадием Николаевичем Селезнёвым. Тот тоже обратился к Ельцину. И к большому неудовольствию Чубайса, просто к ярости его, было принято решение сделать учредителями журнала Совет Федерации и Госдуму.

Но Чубайс ещё надеялся, что он это дело затормозит. Он сказал: “Мы не отдадим вам название “Российская Федерация”. Но мы и тут обошли Чубайса. Решили приписать к названию маленькими буквами слово “сегодня”. Так появился журнал “Российская Федерация сегодня”.

Однако он был ещё по-прежнему деревянно-жёваный. Хренов, став после Пискотина во главе издания, был, можно сказать, ещё в детских пелёнках как редактор. Он же никогда не руководил ничем, ничего не вёл. А тут надо было менять многое. И это зависело, прежде всего, от кадров.

Я сейчас, готовя эту часть, переговорил с некоторыми моими тогдашними коллегами, как они воспринимали этот журнал.

Александр Викентьевич Черняк был заместителем главного редактора “Правды”. Он боготворил и боготворит главного редактора Виктора Григорьевича Афанасьева. Кстати говоря, я о нём упоминал в одной из глав, когда он тоже принял участие в моей судьбе. Но в “Правде” начали создаваться уже разные редакции, и Черняк ушёл к нам.

Я его спросил сейчас: “Как твоё было первое впечатление?” – Он говорит: “У меня было впечатление, что я попал на другую планету”. – “Как это?” – “Представляешь, ты – после “Известий”, я – после “Правды”, газеты могучие, с огромными тиражами, естественно, с нормальным языком, со стилем, с проблемами. И вдруг эта затхлая бумажная тряпка какая-то”.

Черняк появился в журнале в конце 1995 года. Потом пришёл Николай Иванович Ефимов. О нём я уже не раз говорил. Более или менее подробно написал о нём в романе “Крик совы перед концом сезона” как о человеке хорошем, деликатном, культурном, вежливом, но слабохарактерном. Может быть, в другой обстановке он проявлял характер, но в этих волчьих схватках не смог удержать редакцию. Перед концом Союза он был министром по делам печати. А когда развалился Союз и всё кругом советское рухнуло, Николай Иванович пошёл работать в какую-то частную газету, название которой он сейчас даже не помнит. Оттуда перешёл в получастный журнал. Из того журнала пришёл к нам, немного поработал и ушел в “Независимую газету” к Третьякову. Говорит: мне нужно было заработать денег на квартиру. Проработав в “Независимой газете”, Николай Иванович снова вернулся к нам.

Я его спросил: “Что Вы запомнили о том журнале”?

Н. И. Ефимов: “Это была тихая заводь. Тихо жили. Не спорили особенно. Второе впечатление такое: не было сильных авторов, имён, которые бы привлекали к себе, знающих специалистов, тех, что могли бы депутатов поучить уму-разуму. Что касается “тихой заводи”, моё мнение было такое: нужны были разные точки зрения, споры, дискуссии. А второе – имена. Я привлёк сразу Юлия Квицинского, который потом стал, кстати, депутатом Госдумы. Он был послом в ФРГ, послом в Норвегии, а главное – был одним из важных переговорщиков по ядерному разоружению с американцами.

Дальше привлекли Георгия Марковича Корниенко. Он американист от Бога, был заместителем министра иностранных дел Советского Союза Громыко. Американцы жаловались на него Горбачёву, что с ним трудно вести переговоры. Конечно, трудно. Он защищал свои национальные интересы, не уступал. Горбачёв решил, что раз американцам трудно с ним вести переговоры, его нужно убрать из МИДа.

Георгий Маркович жил на Малой Бронной. Я к нему ходил домой. Пили кофе, обсуждали очередную тему. Писал, как бог. Он у нас раз шесть-семь выступал на очень актуальные темы.

Затем привлёк Анатолия Громыко. Это сын, кстати, Андрея Андреевича Громыко. Он был директором Института Африки Академии наук. Тоже пишущий человек. Знал Африку, международную проблематику хорошо.

Привлекли, и я считаю это своей заслугой, Павла Владимировича Бахара. Он написал потрясающий материал. Я не помню сейчас объём, то ли четыре полосы в журнале, но минимум три. Очень большая. Хренов сначала не хотел печатать её. Потом согласился. В результате мы первые сказали, что такое информационная война, что она уже наступает и что нужно предпринимать. Это было потрясающе. Он по полочкам разложил, что такое информационная “бомба”, информационный заряд и тому подобное. Когда мы напечатали, нам позвонили из ФСБ и сказали: ребята, вы продолжайте, это очень важная тема. У нас её никто не понимает. Даже наверху. Её надо развивать. Это был год, по-моему, 1996-й.

Мне удалось привлечь Ржешевского. Олег Александрович Ржешевский, его нет уже в живых, был вице-президентом международной ассоциации историков Второй мировой войны и председателем нашей российской ассоциации. С его помощью мы и других историков привлекали. Но он и сам у нас выступал не раз.

Привлекли Гореева, генерала армии, президента Военной академии. Мужик он был очень смелый и отчаянный, хорошо писал. От Анатолия Фёдоровича Добрынина я получил рукопись его будущей книги. Я сделал из неё три куска, в трёх номерах мы напечатали потрясающие вещи из этой книги”.

Николай Иванович Ефимов стал заместителем главного редактора, ответственным секретарём. Так что “правящая верхушка” уже как бы сформировалась.

У нас не было непишущих ни вверху, ни внизу. Каждый приносил пользу журналу. Каждый искал важных, нужных авторов. Привлекал интересных, масштабных авторов и Александр Викентьевич Черняк. Например, громко аукнулась на разных этажах власти, да и у читателей вообще его беседа с Валентином Фалиным под заголовком “Немыслимая”. Именно так назывался план Соединённых Штатов Америки о начале войны с нашей страной после победы Советского Союза над Германией. И Фалин подробно рассказывал детали этой немыслимой затеи. Он первый об этом сказал, а потом стали в других изданиях повторять.

Черняк много сам писал на темы разграбления российских богатств – леса, золота. С самого начала он курировал тему Союзного государства. И до конца, сколько работал, он столько писал об этом. Мы тоже выезжали в Белоруссию, и я в том числе, писали о союзном государстве. Но отвечал за это направление Александр Викентьевич.

Второе нашествие на журнал

Мы начали потихоньку выправлять журнал не только в сторону представительства разных фракций, но и более жёсткой критики власти. До нас доходили сведения, что власть всё чаще высказывала недовольство линией и политикой журнала. Да и в руководстве палат хмурились, читая некоторые наши публикации. Постепенно журнал становился, скажем так, боевым. Мы делали его таким, что не стыдно было брать в руки. К нам приходили и выступали в нашем журнале послы разных стран, дипломаты разных уровней. В какой журнал они придут? В какое издание? Ясно, что приходили, зная, что это парламентское издание, здесь их мысли, их информация будет доступна для тех, кто принимает решения. У нас выступало много крупных учёных. Причём таких, которых в другие издания не могли заманить, а к нам они шли сами.

Ельцинскую власть не за что было любить. Её можно было только, мягко говоря, не любить, а если правильнее – ненавидеть. И поэтому мы давали соответствующие материалы, что вызывало, кстати говоря, некоторую неприязнь в палатах. Егор Семёнович Строев, этот мудрый, дальновидный политик, в связи с очередной реорганизацией палаты и новым принципом её формирования вынужден был уйти.

Во главе Совета Федерации встал Сергей Михайлович Миронов. Надо сказать, что президентская власть сделала несколько реорганизаций Совета Федерации. Ну, Госдума – по партийным спискам. Первый состав Совета Федерации – его депутаты, избирались народом. Второй состав – губернаторы и председатели законодательных собраний.

Это был самый сильный на тот момент и самостоятельный орган власти. Руководители регионов в Совете Федерации часто оспаривали предложения Ельцина. Достаточно вспомнить, что тогдашний Совет Федерации трижды отклонял просьбу Ельцина дать согласие на увольнение генерального прокурора России Юрия Скуратова, который расследовал коррупционные дела президентского окружения. И только благодаря подлой видеосъёмке, где якобы Скуратова сняли в обществе проституток, Ельцину удалось добиться своего.

Такой некарманный орган власти не устраивал и Путина. Была проведена очередная реорганизация. Теперь в Совет Федерации пришли представители региональных руководителей. Зависимые от своих патронов, которые сами, в свою очередь, становились всё более зависимыми от Кремля, эти “сенаторы” могли в любой момент быть отозваны без объяснения причин.

Я знал случай, когда представителя губернатор убирал просто по прихоти своей, по капризу. То ли тот его плохо встретил, то ли кто-то что-то сказал о представителе. Но были случаи, когда место в Совете Федерации продавалось, и представителя, естественно, убирали. И об этом шёл вовсю разговор везде, даже в газетах писали, сколько стоит место сенатора, сколько стоит место депутата в Госдуме. Такое положение, конечно, было нетерпимо.

Тем не менее над журналом опять нависла угроза. А угроза такая: надо снять главного редактора, поставить другого, и курс изменится. В далёкой перспективе так и произошло. У Хренова наступил, по-моему, пенсионный возраст. И инициатива шла от Миронова. Его подталкивали и некоторые сенаторы. Но мы подняли волну в Совете Федерации против смены главного редактора, подключились депутаты Госдумы, и Миронов оставил нас в покое. Хренов остался главным редактором. Он уже набирал опыт, стал себя показывать умелым руководителем.

Должность главного редактора – это тяжёлое дело, тяжёлый пост. Как говорит Черняк, он между молотом и наковальней. Молот – это власть, а наковальня – это трудовой коллектив. То есть и там надо быть умелым политиком, чтобы не сорваться, и внизу тоже быть уважаемым человеком. Хренов понял это дело. Правда, одна черта – занудство и бесконечность длинных речей – осталась у него навсегда. Когда заседания редколлегии вёл Лынёв, они проходили быстро.

Руслан был одарённый человек, очень способный как журналист, но крайне нервный, можно сказать, с изломанным характером. При вспышке гнева мог бросить на пол телефонный аппарат, толкнуть стул так, что он с грохотом падал, однако объяснялся коротко, без длинных речей. Хренов же как заведёт “песню слов”, хоть засыпай. Я терпеть этого не мог и всячески старался сбить его с этой монотонности.

Но это был, скажем так, один из не самых главных недостатков Хренова. Главным, конечно, было то, что он любил власть и понимал, что власть конвертируется в деньги. Кстати говоря, когда он купил какое-то приличное жильё в Турции, я ему говорю: “Юра, ты опрометчиво поступил. Турки национализируют это всё, и привет”. – “Да что ты, старик, разве это можно? Нет, там демократическая страна, там законы действуют”.

Короче говоря, второй раз мы отстояли журнал. И он становился всё более и более острым. Причём не только, скажем, по публикациям, но и по проблемам. Мне не раз говорили члены Совета Федерации: “Вячеслав Иванович, Вы пишете то, что вчера власть сказала”. – “Это вчера власть сказала о том, что мы написали два месяца назад”. То есть мы уже не раз улавливали, что наши публикации формируют мнение и позицию депутатов Госдумы и членов Совета Федерации.

Не только о проблемах

Мы первые придумали такую форму, как тема номера. Причём, очень интересно её давали. Была заглавная статья кого-то – или авторов, или нашего журналиста. Потом на эту тему рассуждали члены Совета Федерации и депутаты Госдумы. И не раз были интересные результаты и отклики.

Скажем, регулярно у нас шла тема – в других изданиях её мало касались – тема местного самоуправления. Этот разговор, думаю, интересен для определённого круга читателей. А вот то, что привлекало всех, – это другие наши задумки. Во-первых, мы писали заметки под рубрикой “Политики вне политики”. Писала Татьяна Зима. Там интересные были всякие вещи, расспрашивала она, не очень оглядываясь на авторитеты, и задавала иногда вопросы весьма и весьма острые и колкие.

Но особенно интересной стала наша задумка под названием “Неожиданный ракурс”. Всю последнюю обложку занимала фотография известного человека. Но снятого в неожиданной ситуации. Скажем, дали фото Юрия Лужкова в поварском колпаке, в фартуке, с большим половником. И две женщины-поварихи рядом с ним что-то наливают или накладывают. Причём, как всегда, около власти вертятся разные клевреты, и вот кому-то из них показалось, что женщины без трусов.

Хренову звонят и говорят: “Ну, что же вы так опозорили Юрия Михайловича, он стоит, а рядом женщины без трусов, а у него жена есть”. Хренов приуныл, потускнел. А вышел этот номер накануне Дня Москвы. А Москва накануне этого дня давала деньги, чтобы можно было хорошо жить. Мы, кстати говоря, неплохо зарабатывали, потому что ввели рубрику “Регион крупным планом”. Я сам несколько регионов делал. Это было на так называемой возмездной основе. Так вот клевреты Хренова огорчили, он сидел тусклый. Но кто-то из наших подсказал одному из близких людей Лужкова: спросите, а как он воспринял фотографию? Спросили. Юрий Михайлович вскричал: “Ой, какая отличная фотография! Спасибо журналу, так здорово сделано!” Все эти клевреты заткнулись и отвалились.