Текст книги "Царь Ирод Великий. Воплощение невозможного "

Автор книги: Всеволод Вихнович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 31 страниц)

Как указывал Светоний, Август, желая сплотить провинциальную аристократию, поощрял семейные связи между вассальными царями. В частности, Ирод породнился с царем Каппадокии Архелаем, поскольку его сын Александр женился на его дочери Глафире. (Показательно, что при женитьбе иудеев на неиудейских женщинах от них не требовалось перехода в иудаизм. Однако от женихов иудейских женщин, как в случае с Силлеем, это непременно требовалось.) Позднее как родственник Ирода, Архелай принимал активное участие в трагических событиях при дворе Ирода, в которые были вовлечены Александр и Глафира. При этом заметную роль играл посланник Архелая при дворе иудейского царя.

Ещё одним «клиентом-правителем», с которым Ирод поддерживал отношения, был Гай Юлий Эврикл, командовавший спартанским отрядом во время битвы при Акциуме и занимавший пост фактического правителя Спарты. Иудейский царь, вероятно, познакомился с ним во время путешествия по Пелопоннесу на пути из Рима. Подобно Ироду, Эврикл был страстным строителем, а Спарта была одним из городов, получивших дары от Ирода. Эврикл нанёс ответный визит в Иерусалим, где сыграл важную роль во время острых конфликтов при царском дворе.

Но разумеется, столь тесные и дружеские связи иудейского царя, его семьи и придворных с миром римско-эллинистических язычников по-разному воспринимались всем иудейским сообществом того времени.

Глава 20.
ЦАРСТВО ИРОДА И ИУДЕЙСКИЙ МИР

Представление иудеев о царстве Земном и Небесном. Вселенское и национальное в Священном писании. Фарисеи и римская власть. Преимущества политики Ирода для Иудеи. Попытка примирения с фарисеями. Гилель. Иродиане в Иудее и диаспоре. Агриппа защищает и гарантирует права иудеев в греческих городах.

По точному определению автора классического труда «История еврейского народа в эпоху Иисуса Христа» Э. Шюрера, «хотя, в частности, в целом его (Ирода) правление было блестящим, оно не было счастливым»^{211}. Это объясняется тем, что разумной политикой Земного царства нельзя осчастливить людей, уверенных в неизбежном приходе Помазанника Божия – Мессии и возникновении царства Небесного. По убеждению духовных вождей большинства иудейского народа, судьба избранного народа предначертана в Священном Писании, и даже временное земное благополучие в этой бренной жизни не может её изменить. При этом, как писал великий русский религиозный философ В.С. Соловьёв, «царство Мессии для ожидавших его иудеев должно было иметь не исключительно политический, а религиозно-политический (выделено автором. – В. В.) характер, оно должно было представляться им не в исключительно чувственных образах»^{212}. Такие обстоятельства позволяют объяснить всю сложность отношений с иудейским миром царя Ирода – казалось бы, нового Соломона, обеспечившего на протяжении почти 40 лет Иудее мир, спокойствие, невиданное благополучие, строителя великолепного Иерусалимского Храма.

Ирод как реальный политик того времени был убежден в том, что возникновение огромной, охватывающей почти весь тогдашний цивилизованный мир Римской империи является истинным всеобщим спасением, посланным самим Провидением. Естественно, что все блага, связанные с единством этого мира, должны распространяться и на иудейский народ, как и на все подвластное Риму человечество. Поэтому его задача как мудрого политика и друга римского императора – добиться признания того, что именно с ним, Иродом, народ связал начало реального воплощения царства Мессии.

Несомненно то, что успехи царя в управлении царством и покровительстве иудейским общинам за пределами Иудеи, а также дружба с римскими властями завоевали ему среди иудеев сторонников, о чём будет сказано далее. Однако в целом такие взгляды находились в остром противоречии со сложившейся определённой духовной иудейской традицией во времена Второго Храма. Оно окончательно сформировалась уже после возвращения иудеев на родину из Вавилонского пленения и пребывания под властью персов и наследников Александра Великого.

Жизнь в плену с 586 года по 538 год до н.э., в достаточно благоприятных условиях в Вавилонии, бывшей одним из центров тогдашней культуры, многому научила иудейских пленников в культурном отношении. Однако вместе с тем только укрепилось убеждение, что Израиль и языческие народы – это противостоящие друг другу миры, соединение которых совершенно невозможно. Безусловно, превосходство веры Израиля над религией других народов и ранее было решительным образом провозглашено пророками. Как сказано пророком Иеремией, Бог Израиля – «источник воды живой», напротив, боги других народов – «водоёмы разбитые, которые неспособны держать воды», и народ не должен менять «славу свою на то, что не помогает»^{213}. Причём пророки утверждают, что отличие еврейского народа от других народов основывается исключительно на приверженности своему учению, его нравственных заповедях, а не каких-то врождённых преимуществах. Пророк Амос говорит: «Не таковы ли, как сыны эфиоплян, и вы для меня, сыны Израилевы? говорит Господь. Не Я ли вывел Израиля из земли Египетской, и филистимлян – из Кафтора, и Арамлян – из Кира»^{214}. Более того, пророки провозглашали, что наступит день, когда Господь даст «народам мира уста чистые, чтобы все призывали имя Господа и служили Ему единодушно»^{215}. Иначе говоря, в тот день все примут веру народа Израиля, и все народы составят единую общину.

Правда, из этих основных положений, судя по Священному Писанию, вытекали две тенденции – национальная и вселенская. Первая особенно усилилась в период Вавилонского пленения во время пребывания в языческом окружении. Это видно из книги пророка Иезекииля, служившего в среде изгнанников. В его пророчестве четко выражалась идея, что вся жизнь изгнанников должна основываться только на изучении и соблюдении законов Торы, и самым тщательным образом необходимо проводить разделение между святым и скверной, между нечистым и чистым. Святая земля Иудея, Иерусалим в его центре, Храм в центре города образуют нерасторжимое единство святости. Все, что вне её, является профанным и нечистым. Из этого вовсе не следует, что чужие должны изгоняться из Святой земли. Наоборот, Иезекииль называет князей Израиля «волками, похищающими добычу»^{216}, осуждаются лжепророки, в частности, за то, что «пришельца угнетают несправедливо»^{217}, полагается даже давать земельный надел в наследие «иноземцам, живущим у нас»^{218}. Правда, здесь речь идет только о уже живущих в земле Израиля. Однако иноземец, который приходит извне, не может присоединиться к наследию Бога.

Особенно остро эти идеи стали звучать после возвращения части иудеев из Вавилонского плена и начала восстановления Храма. Гневные слова безымянного пророка, условно именуемом Тритоисайя, явно свидетельствуют о состоянии народной религии возвратившихся из вавилонского плена в Сион евреев: Господь обращается к «народу, который постоянно оскорбляет Меня в лицо, приносит жертвы в рощах и сожигает фимиам на черепках, // Сидит в гробах и ночует в пещерах; ест свиное мясо, и мерзкое варево в сосудах у него; // который говорит: “остановись, не подходи ко мне, потому, что я свят (недоступен) для тебя”»^{219}. И далее: они, «которые оставили Господа, забыли святую гору Мою, приготовляете трапезу для Гада и растворяете полную чашу для Меня»^{220}.[4]4
  (Гад и Мени – Имена языческого божества счастья. – Библейская энциклопедия Брокгауза. – В. В.)


[Закрыть]

Таким образом, вместо представления народа Израиля как светоча народов, дружбы и семейных связей с окружающим миром получилось обратное. Это объясняет появление у Тритоисайи впервые выражения «семя Иакова»^{221}, «семя, благословенное Господом»^{222}, которое отделяется от понятия «сыновья иноплеменников»^{223}. Пророк не устает величие первых противопоставлять подчиненности вторых, при этом он не отвергает «сыновей иноплеменников», если они «присоединяются к Господу». Правда, затем утверждается, что Бог обещает когда-нибудь: «Приду собрать все народы и языки, и они придут и увидят славу Мою… и из них буду также и в священники и левиты»^{224}. Однако пока что у этого пророка явно доминирует идея о национально-расовом обособлении и замкнутости.

Страстными поборниками этих идей стали Ездра (Эзра) и Неемия, возглавлявшие народ во время восстановления Второго Храма. Смешение с язычниками, по утверждению Ездры, – страшный грех. «Мы отступили от заповедей Твоих (Бога) // Которые заповедывал Ты через рабов Твоих пророков, говоря: «земля, в которую идёте вы, чтоб овладеть ею, – “земля нечистая, она осквернена нечистотою иноплеменных народов, их мерзостями, которыми они наполнили её от края до края в осквернениях своих. // Итак дочерей своих не выдавайте за сыновей их, и дочерей их не берите за сыновей ваших, и не ищите мира их и блага их вовеки, чтобы укрепиться вам…” // неужели мы опять будем нарушать заповеди Твои и вступать в родство с этими отвратительными народами? Не прогневаешься ли Ты на нас даже до истребления нас, так что не будет уцелевших и не будет спасения?»^{225} Он же говорил о породнившихся с народами иноплеменными: «Взяли дочерей их за себя и за сыновей своих и смешалось семя святое с народами иноплеменными»^{226}. Есть основания полагать, что Эзра и Неемия зашли настолько далеко, что не делали разницы между обратившимися в иудаизм язычниками и прочими язычниками. Ведь, несомненно, многие иноплеменные жены иудеев, возвратившихся в Сион, приняли веру своих мужей. Тем не менее, Эзра требовал обязательного развода с ними.

Однако на протяжении последующих столетий внутри иудейства шла борьба между противниками и сторонниками таких взглядов. Проповеди Иезекииля противостоят идеям вселенства, возвещаемым его современном – анонимным пророком, условно называемым Второисайя. Для Второисайи Бог Израиля – Бог всего мира и также Бог всех народов до «всех концов земли». «Ко мне обратитесь, и будете спасены, все концы земли, ибо я Бог и нет иного»^{227}. В противоположность Иезекиилю он требует, чтобы Израиль был «светом для язычников», чтобы открыть «глаза слепых, чтобы узников вывести из заключения и сидящих во тьме – из темницы»^{228}. Из этого, естественно, следует, что Израиль обязан всемерно расширять область своего влияния, что означает не только принимать язычников, ищущих пути к нему, но самим идти к ним и приводить «под крыло» Божества. Конечно, есть у этого пророка и утверждение об отделении Израиля от иных народов, например: «И ныне слушай, Иаков, раб мой, и Израиль, которого Я избрал»^{229}. Но главным было, конечно, не утверждение ограниченности еврейского народа. Его религиозная мировая идея охватывает народы мира, а превосходство Израиля состоит только в том, что он должен открыть великое духовное движение, которое приведёт весь мир к свету. У него также нашлось много последователей, что видно из книг библейского канона, относящихся к периоду Второго Храма. Например, в «Книге Руфь» моавитянка Руфь не только принята в иудейское сообщество, но и включена в родословие самого дома царя Давида. Еще более характерна в этом отношении книга Иова. В ней центральной проблемой является вопрос о справедливости на земле вообще, просто о человеке в его счастье и страдании, без какой-либо связи с его происхождением и его религиозной и национальной принадлежностью.

Продолжались эта традиция и в эллинистическую эпоху, когда эллинистическая культура создала атмосферу расширения культурного горизонта и нашла последователей в определённых кругах в Иудее. В их среде появляется книга пророка Ионы (видимо, IV–III вв. до н.э.). Центральной в ней была ранее не встречавшаяся в библейской литературе идея о том, что Бог жалеет о бедствии всех жителей языческой Ниневии, причём всех без исключения: «Даже не умеющих отличить правой руки от левой»^{230}, и в книге вообще нет понятия «иноплеменники». Более того, предвидя разрушение великого города Ниневии, Бог посылает в него иудейского пророка, чтобы предупредить об этом её жителей.

Такие вселенские убеждения, конечно, были совершенно неприемлемы для приверженцев взглядов Эзры и Неемии, согласно которым Бог заботится только о народе «священного семени» в Израиле, который только должен свято выполнять заветы Бога. Однако идеи включения в мировую эллинистическую культуру все же доминировали, примером чего является то, что учёный законоучитель в Иудее Антигон из иудейского города Сохо (III в. до н.э.) носит уже греческое имя.

Тем не менее последователи Эзры и Неемии продолжали придерживаться своих принципов, что нашло яркое выражение в восстании против сирийского царя Антиоха. Однако и после окончательной победы воцарившиеся уже в независимой Иудее цари династии Хасмонеев, не отказываясь от иудаизма, превратили свое царство в подобие свергнутой эллинистической монархии. Как было сказано ранее, в этом они поддерживались аристократической партией саддукеев. Их противниками были фарисеи, опирающиеся на Устную Тору. Крайние из них даже утверждали, что «лучше смерть, чем нарушение Закона». Поэтому установление в 63 году до н.э. римского господства рассматривалось как возвращение к прежнему оправданному законом состоянию, когда мировое господство было передано той языческой великой державе, которая по Божественному плану должна господствовать над миром и еврейским народом. Тем самым еврейский народ был возвращен к своему земному жребию быть – под чужим господством и пребывать там до конца дней, до прихода Мессианского избавителя.

Таким образом, фарисеи полагали, что еврейский народ должен склониться под властью Римской империи, которой Израиль передан божьим постановлением в наказание и для нравственного очищения. При этом была надежда, что новая империя, как это было при предыдущих периодах господства иноплеменников (за исключением царства Селевкидов при Антиохе), не будет заставлять еврейский народ изменить своей вере поскольку он будет выполнять предписания государственной власти. В таком случае народ Божий не будет раздражать языческое государство и не даст повод относиться к нему как к строптивому народу. С другой стороны, он может избежать реальных контактов с языческой империей посредством жизни в религиозной и нравственной святости и отстранения от «нечистоты иноплеменников».

Однако, как справедливо полагает Шалит^{231}, фарисеи не знали о том, какие глубокие перемены ожидали еврейский народ после подчинения его власти римской державы, и это состояло в противоречии с тем, на что они (фарисеи) надеялись. И единственным влиятельным (знатным) человеком, видевшим факты таковыми, какими они в действительности были и делавшим на основе их осмысленные выводы, был, по нашему мнению, царь Ирод.

Дело заключалось в том, что, когда Рим стал мировой державой, положение резко изменилось. Слой граждан города оказался слишком ограничен и мал, чтобы справляться с управлением покоренного огромного комплекса стран и земель. Стало понятно, что основа государства должно быть расширена. Уже Цезарь продолжил и расширил практику переселения ветеранов легионов и жителей из беднейших слоев города Рима на новые места за пределами Италии. Политика Августа была фактически идентична с проводившейся Цезарем. Он также расселял ветеранов в провинциях, в том числе в Сирии. Причём число римских колоний возросло прежде всего ввиду сокращения армии после окончания гражданских войн. Август стремился соединить новых колонистов с местным населением, в частности, посредством предоставления местной аристократии высоких должностных постов, поощрения смешанных браков, чему способствовало установление всеобщей безопасности. В империи постепенно возникает мистическая вера в то, что империя Рима – место нового спасения, ниспосланное богами с небес в лице их посланца императора Августома для того, чтобы осчастливить эллинистическо-римский мир. Именно Рим объединял культурное человечество и вёл его в блестящее, беззаботное будущее. Более того, представлялось буквально безумием, если кто-то препятствует этому единению и противится участию в том всемирном благе, которым Рим одарил мир.

Однако ни во времена Юлия Цезаря, ни во времена Августа Иудея не была вовлечена в проведение римской имперской колонизации. Сложилось так, что страна была полностью свободной от чуждых переселенцев. Возможно, что какое-то количество римлян поселилось в Палестине во времена Помпея. Были среди них торговцы и отдельные жители Иерусалима. Однако постоянные беспорядки и бунты, происходившие в стране со времени завоевания, не способствовали долгому пребыванию их в Иудее. После того как на престол вступил Ирод, произошли некоторые перемены. В его окружении было много иноплеменников, в том числе и римлян. Однако эти римские граждане принадлежали придворному кругу Ирода. Они занимали при царском дворе высокое положение, но, конечно, не имели повода организовывать поселения римских граждан.

Известно, что такие поселения возникали за счёт провинциалов, которые должны были уступить новым поселенцам часть своей земли, а если их страна была завоевана римской армией, то, с полным основанием, и всю землю.

Однако в случае Иудеи имелось важное обстоятельство. Цезарь даровал Иудее при правлении Гиркана, а в реальности отца Ирода Антипатра, освобождение от постоя войск. Тем самым он отказывался от размещения в стране колоний ветеранов и связанной с этим конфискацией земли. Такого же курса придерживался и сам Август. Ведь Ирод был возведён в государственно-правовой статус «царя – друга и союзника римского народа». В силу этого статуса он был полностью самостоятелен во внутренних делах своего государства. Август не мог нарушить это правило без того, чтобы не сделать иллюзорным этот статус. Отсутствие римских поселений в Иудее привело, естественно, к такому состоянию, которое было противоположно остальным провинциям Римской империи: поселения римских граждан во времена Цезаря и особенно во времена Августа, вели к сближению провинций с Римом и развитию у провинциальных народов чувства общеримской сплочённости, а отсутствие такой колонизации в Иудее вело к тому, что в конце концов указанное чувство не сформировалось. Следовательно, это способствовало исключению иудеев из процесса строительства Римской империи, и, как было сказано, весь этот процесс и связанная с ним новая римская действительность совершенно не осознавались духовными вождями еврейского народа из лагеря фарисеев.

Но если бы сами фарисеи сознавали начало больших перемен, то они, несомненно, не готовы были бы извлечь из такого понимания необходимые следствия. Ведь преданность Риму и римскому имперскому сознанию означала практически отказ от Высшего мира и признание Рима в качестве спасителя мира и также Израиля, в то время как истинное спасение Израиля должно иметь мессианский характер. Подобную жертву с их стороны немыслимо представить, поскольку народ склонился под ярмом Рима, но не видел себя частью языческого мира и не чувствовал себя с ним связанным. Царство, с которым он неразрывно связан, могло быть только одно царство Бога в конце дней, когда в качестве избавителя выступит посланец Божий Мессия из рода Давида и с ним наступит царство Израиля. По глубокому убеждению фарисеев, даже если перемены в Римской империи и вызванные ими последствия хороши для язычников, то Израилю невозможно участвовать в этом общем потоке.

Именно этим объясняется тот факт, все внешние политические успехи царя и его активные действия по улучшению благосостояния страны встретили решительное противодействие и вражду среди придерживавшихся крайних религиозно-националистических взглядов кругов фарисеев. Их влияние постепенно усиливалось к концу его царствования и стало доминирующим через несколько десятилетий после его смерти, о чём будет сказано далее. Пока что отметим, что именно их традиция в оценке личности и царствования Ирода возобладала в раввинистическом иудаизме.

Однако во времена правления Ирода существовали среди фарисеев и сторонники другой, более умеренной, традиции в иудаизме. Ведь, хотя при правлении Ирода эллинистические элементы укрепляли свои позиции, нельзя говорить о слиянии между высшими классами иудеев и эллинов. Даже в личной жизни не было признаков, что царь намеревался произвести какое-то слияние иудаизма и эллинизма. Более того, он строго настаивал на принятия иудейства теми, кто стремился вступить в семейную связь с его династией. Однако в целом, его претензии во внутренних делах были только политическими. Он не претендовал на пост Первосвященника, хотя бы потому, что по рождению не происходил из колена Левия. Для него было достаточно того, что он лично назначал на должность Первосвященника угодных ему лиц. Царю также, конечно, даже не приходила даже в голову мысль принять титул «наси», главы Великого Синедриона, поскольку его члены должны быть достаточно образованны для истолкования Закона, традиций старых мудрецов. Более того, после основательной чистки этого учреждения его отношение к нему переменилось. Это учреждение уже не судило гражданских или политических установлений и следило только за нарушением и соблюдением законов религиозного законодательства – Галахи, оно узаконивало интерпретацию старых законов и предписывало новые для всех приверженцев иудейского образа жизни в мире.

Понятно, что царь не мог позволить вождям Синедриона действовать враждебно против него, но он покровительствовал тем, кто воздерживался от этого. Великие законоучители Шемайя и Автолион, возглавлявшие Синедрион, сохранили свои посты после занятия Иродом Иерусалима в 37 году до н.э. Царь особенно доверял Шемайе, который был на его стороне во время его войны против Антигона, и он не сомневался в его верности.

Весной 31 года до н.э. Гилель, выходец из Вавилонии, становится главой Синедриона. Иосиф Флавий величает его Поллион (по-гречески – «старый» или «почтенный», в Талмуде он именуется Старый). Характерно, что Гилель прибыл в Иудею из Вавилонии в зрелом возрасте. Его учителями были Шемайя и Авталион, особенно первый, который придерживался принципа не искать «дружбы с власть имущими», и Гилель твердо соблюдал этот принцип. Он не проявлял особую угодливость Ироду, но и не был его противником. Он держался в стороне от политики, поскольку полагал, что только путь религии может быть судьбоносным и стать неразрывной частью жизненного пути людей^{232}.

Как справедливо отмечает Цейтлин, именно благодаря такому молчаливому содружеству Гилель мог стать величайшей религиозной фигурой среди иудеев с библейских времен – может быть, даже за весь раввинистический период уже после него. И это несмотря на то, что Гилель был человеком мира, любившим человечество, антитеза твердому и порой суровому правителю Ироду. Скромный в своём образе жизни, он всегда искренне интересовался делами своих товарищей. Он не рассматривал законы и доктрины как абстракции, составленные для интеллектуальных манипуляций, полагая, что законы существуют для людей, а не люди для законов. Он старался сделать иудаизм живой религией, сокровищницей смысла и непоколебимой крепостью для спасения. Он расширил горизонт иудейской веры и открыл её для всех, желающих к ней присоединиться. Сохранился его ответ язычнику, готовому принять иудаизм, если законоучитель сможет раскрыть его сущность, пока вопрошающий стоит на одной ноге: «Не делай ближнему того, чего себе не желаешь. В этом заключается вся суть Торы. Все остальное толкование. Иди и учись»^{233}. Более того, можно согласиться с Цейтлиным, что этот мудрец «оставил богатое наследие для евреев и через своего младшего современника Иисуса, на которого оказали влияние его идеи, и на всю западную цивилизацию в целом»^{234}. Совершенно ясно, что только долгий период существования независимой Иудеи при правлении Ирода дал возможность для плодотворных трудов Гилеля и его школы.

Надо сказать, что царь вообще стремился чтобы наладить отношения с фарисеями. Много лет тому назад Ирод приказал своим подданным в 20 году до н.э. принести клятву верности себе, как это было принято в эллинистической монархии. Большинство подчинилось, но это вызвало открытую оппозицию среди части евреев. Тогда Ирод, уважая вызванные нравственными причинами протесты фарисеев и строгой секты ессеев, освободил их от принесения такой клятвы. В более поздний период своего царствования, но, возможно, перед своим примирением после размолвки с Августом Ирод потребовал принести клятву верности одновременно и себе, и императору. Как полагает Смоллвуд, это равно могло быть или спонтанным жестом, имеющим целью восстановление императорского доверия, или проверкой на лояльность по требованию самого Августа, поскольку эта клятва напоминает провинциальные клятвы на верность, очевидно введённые примерно в то же время. Возобновление протеста было неминуемо, поскольку теперь фигурировало имя самого императора, и 6 тыс. фарисеев снова отказались принести клятву. Но в этом случает протестующие были оштрафованы (Д. XVII, 42). О примирительном и снисходительном отношении ко всему, что имело антиримскую направленность, не могло быть и речи теперь, после недавнего ухудшения отношений с Августом, поставившим под угрозу сам трон Ирода^{235}. Но действительного примирения с воинствующими националистами царю так и не удалось добиться.

Саддукейская идеология не исчезла, хотя сама эта группа распалась после гибели лидеров. Точнее, сама идеология не исчезла во время правления Ирода, но сохранилась в другом облачении. Теперь ее приверженцы звались ботусеями. В Талмуде понятия саддукеи и ботусеи взаимозаменяемы. Ботусеи придерживались мнения, что Первосвященник – высший религиозный лидер и только на него возложено право выносить высшие религиозные решения. Они отрицали Провидение, воздаяние и наказание и бессмертность души – взгляды, аналогичные взглядам их предшественников саддукеев. Еще одна группа – ессеи не проявляли активности. Они представляли собой аскетов, которые не были вовлечены в политическую жизнь. Об их особых благожелательных отношениях с Иродом говорилось ранее.

Однако имелись среди иудеев и прямые сторонники политики Ирода. Они, правда, скупо упоминаются в Евангелиях под именем «иродиане». Рассматривая источники происхождения этого термина, Ричардсон^{236} обоснованно полагает, что это активная общность людей – сторонников Ирода и его семьи. Понятны и мотивы «иродиан». Прежде всего, для них было несомненно, что Иудея для своего экономического благосостояния, да и просто выживания нуждается в твердой власти, а в тех условиях это означало иметь династию правителей, обладающую престижем и доверием Рима. Надежда на мессианского царя в настоящее время нечто не актуальное. Пока что только Ирод реально добился стабильности в стране и нашёл приемлемый компромисс с Римской империей. Их соображения опирались на положительные результаты правления Ирода, которые были хорошо известны. В Иудее не размещались римские войска и не было военных поселений римских ветеранов. Благодаря строительству новых городов, прежде всего портов, и активному включению Иудеи в мировую торговлю, страна богатела. Император Август уже предоставил иудейскому царю новые земли, расширив его владения, и была надежда, что иудейское царство станет гораздо обширнее и богаче, чем во времена Давида и Соломона. При этом Ирод, всячески поощряя иммиграцию иудейского населения из других стран и прежде всего из Месопотамии, сумел найти разумный мирный компромисс и с неиудейской частью населения. Классическим образцом этой плодотворной политики был построенный им великолепный город Кесария, где во время его правления гармонично уживались обе общины. Особую благодарность царь заслуживает за строительство Великого Иерусалимского Храма, укрепление города Иерусалима, активные меры по развитию всего народного хозяйства. Не были, конечно, забыты и эффективные меры царя по спасению населения во время голода и других бедствий.

Несомненно, что таких людей было немало, и не только среди связанной династией элиты. Среди них были и жители новых городов-портов, в частности, вышеупомянутой Кесарии, переселённые Иродом из Вавилонии иудеи, солдаты и офицеры-иудеи его армии, а также возникшие и расширившиеся численно в царствование Ирода слои населения, в частности, ремесленники и мастера, связанные со строительной деятельностью Ирода. Напомним, что Иосиф Флавий сообщает, что по завершении строительства Храма десятилетия спустя после смерти Ирода без работы остались свыше 18 тыс. (!) квалифицированных строительных рабочих и ремесленников (ИД. Т. 2. С. 415). Для сравнения напомним, что число фарисеев, решительно отказавшихся принять присягу на верность Ироду и Августу, составляло 6 тыс. человек. Многие из сторонников Ирода сохраняли приверженность его династии десятилетия после его смерти. В качестве обоснования этого Штерн приводит стихи римского сатирика Персия, написанные уже через 60 лет после смерти Ирода: «Когда же // Иродов день наступил и на окнах стоящие сальных // Копотью жирной чадят светильники, что перевиты // Цепью фиалок; когда на глиняном плавает блюде // Хвостик тунца и вином горшок наполняется белый, // Шепчешь ты тут про себя и бледнеешь – ради [обрезанной] субботы»^{237}. Штерн обоснованно полагает, что, несмотря на то, что прошли многие годы после смерти Ирода, некоторые иудеи всё ещё праздновали его день рождения, приспосабливая римский обычай к иудейским потребностям. Эти иудеи были настолько впечатлены достижениями Ирода, что они, стремились к продолжению династии Ирода как законных царей Иудеи под покровительством Рима. Интересно отметить, что в Евангелии от Матфея (Матор, 22:17) именно «иродиане» упоминаются среди вопрошающих Иисуса: «Позволительно ли давать Цезарю подать или нет?» Несомненно, что и многие язычники, подданные царя Иудеи, также праздновали его день рождения.

Но, конечно, больше всего «иродиан» было среди иудеев диаспоры. За пределами Иудеи не только не было явных оснований выступать оппонентами Ирода, но, наоборот, у них было много поводов благоприятно быть к нему расположенными. В отличие от евреев Иудеи, они не сталкивались повседневно с его авторитарным управлением. Те факторы, которые определяли его участие в римской внешней политике, либеральные экономические меры, имели серьёзные последствия за пределами его царства. Евреи за пределами Иудеи выигрывали от близости Ирода к Риму и его императору. Более того, сам титул Ирода как «царя иудеев» способствовал процветанию и безопасности евреев диаспоры, потому что он также был «другом императора и римлян». Это имело весьма важное значение, поскольку в то время за пределами Иудеи проживала большая часть иудеев мира.