Текст книги "Царь Ирод Великий. Воплощение невозможного "

Автор книги: Всеволод Вихнович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)

Уже узнав корыстолюбие римлянами и по опыту убедившись, что несокрушимая римская сталь не может устоять перед иудейским золотом, Аристобул присылает римскому полководцу неслыханный подарок – «виноградник», сделанный из чистого золота, стоимостью не менее 500 талантов. Позднее, через более чем 100 лет, Иосиф Флавий видел его в святилище Юпитера Капитолийского. То есть Помпей не присвоил подарок себе, но передал его на общественные нужды. Одновременно к нему явились посланцы обеих сторон: от Гиркана – отец Ирода Антипатр, а от Аристобула – Никодим. Видимо, выбор Аристобула был крайне неудачен, поскольку его посланец обвинил Скавра и другого римского офицера Габиния во взяточничестве, превратив их сразу в своих врагов. Но серьёзно иудейскими проблемами Помпей занялся через некоторое время в Дамаске, когда к нему прибыли сами главы конфликтующих сторон – Гиркан и Аристобул.

Однако прежде чем перейти к рассказу о ходе самого дела хотелось бы задаться вопросом, знал ли вообще Помпей что-нибудь об иудеях. Есть основание полагать, что какое-то представление о них у него было, но, разумеется, не из книг. Дело в том, что и Плутарх, и Иосиф Флавий сообщают о его любимом и влиятельном вольноотпущеннике Деметрии, уроженце эллинистического палестинского города Гадара, разрушенного иудейским царём Яннаем. Этот Деметрии неслыханно разбогател во время восточного похода Помпея и в угоду ему римский полководец даже приказал восстановить его родной город. Несомненно, этот Деметрии мог сообщить Помпею некоторые сведения об иудейском народе и о странном культе невидимого бога. Но с другой стороны, вряд ли его сообщения были слишком благоприятны в связи с разрушением иудейским царём его родного города.

Во всяком случае Помпей внимательно выслушал просителей. Тут прежде всего он столкнулся с делегацией третьей стороны – иудейского народа, который, как сообщает Флавий, «был восстановлен против обоих, не желая подчиняться ни тому, ни другому, мотивируя это тем, что у них существует обычай, в силу которого народ обязан подчиняться лишь священнослужителям почитаемого Бога. Между тем, хотя Гиркан и Аристобул и потомки священников, они старались ввести другую форму правления, чтобы поработить себе народ» (ИД. Т. 2. С. 71). По всей вероятности, это были сторонники наиболее убеждённых фарисеев.

Гиркан в свою очередь занял наступательную позицию, что противоречит утверждению Флавия об его пассивности, отсутствии у него энергии и честолюбия. Он не только заявил об узурпации братом власти, но, что в глазах Помпея было важнее, указал на участие людей Аристобула в морских разбоях и нападении на соседей. Это обвинение поддержали около тысячи наиболее знатных иудеев, которых Антипатр специально привёл на суд. Доводы Аристобула были гораздо слабее, он просто утверждал, что вынужден был взять власть из-за бездеятельности Гиркана. Помпей выслушал все стороны, но, конечно, руководствовался интересами Римской державы.

Если бы Аристобул, как позднее Ирод, осознал бы, что наступила новая эпоха, и неизбежно включение Иудеи в новый порядок римского господства на эллинистическом востоке, то, несомненно, он мог стать «socius et amicus populi Romani» (друг и союзник римского народа). Возможно, сам Помпей не исключал этого, о чем может свидетельствовать его намерение выступить в поход против поддерживающих Гиркана набатеев. Однако этому помешала непоследовательность политики самого Аристобула. Он то заверял Помпея в своей поддержке, то проявлял вызывающее неподчинение, тайно готовясь к сопротивлению и возможной войне. В результате Помпей, расположившись лагерем в Иерихоне, после отказа сторонников Аристобула выполнить обещание своего вождя открыть ворота Иерусалима римскому отряду и выплатить обещанную значительную сумму денег приказал взять Аристобула под стражу и двинулся на Иерусалим. Опуская подробности осады города, отметим, что участниками активного сопротивления оказались только сторонники Аристобула. Флавий пишет: «Прочие же жители впустили римское войско и передали Помпею город и царский дворец». Противники римлян заперлись в Храме, превращенном в неприступную крепость. После отказа осаждённых закончить дело миром, началась правильная осада святилища. Поразительно и характерно сообщение Флавия, что Гиркан и его сторонники охотно помогали римлянам. Осада длилась три месяца, причём священники Храма не оставляли свои обязанности у жертвенников, даже когда их товарищи падали под ударами мечей ворвавшихся осаждающих. И опять поразительное свидетельство Флавия, искренне восхищавшегося благочестивым героизмом храмовых священников: «Некоторые из иудеев были перерезаны римлянами, другие же своими земляками»^{62}. Иначе говоря, внутренняя гражданская война началась, продолжалась и закончилась с помощью иностранцев: сначала наёмных солдат, затем набатеев и в конце – римлян.

Характерен для Помпея эпилог. Обратимся опять к Флавию: «Сильное поругание постигло тогда и Святилище (Святая святых), которое до этого было закрыто и не видимо. Дело в том, что туда проникли Помпей и немалое число его товарищей и узрели то, что не разрешено видеть никому, кроме первосвященника». Но описываемое далее подтверждает слова Плутарха о добродетелях Помпея: «Несмотря на то, что он нашёл здесь золотую трапезу со светильником, жертвенные чаши и множество курений, да, кроме того, в казне было ещё около двух тысяч талантов священных денег, он в силу своего благочестия ничего этого не тронул, но поступил так, как того и следовало ожидать от его добродетели». Не меньше такта он проявил и в отношении иудейского культа. «Повелев на следующий день храмовым прислужникам очистить Храм и принести Превечному установленные жертвы, он передал первосвященство Гиркану за множество оказанных услуг и, между прочим, за ту услугу, которую он оказал ему, удержав живущих в той местности иудеев от союза с Аристобулом» (ИД. Т. 2. С. 74).

Далее последовали его распоряжения, покончившие с историей когда-то славного царства Хасмонеев. Произошло это в 63 году н.э. Напомним, что Ироду было уже 10 лет.

Глава 6.
ВРЕМЯ ДЕТСТВА И ЮНОСТИ ИРОДА
(63–55 гг. до н.э.)

Эллинистическое образование молодого Ирода. Предсказание ессея Менахема. Раздел Помпеем былого царства Хасмонеев. Гиркан – этнарх и первосвященник Иерусалимского Храма. Цицерон о влиянии иудеев в Римской державе. Помощь Антипатра Скавру Подавление антиримского восстания сына Аристобула Александра. Марк Антоний. Габиний меняет управление Иудеей. Повторный арест Аристобула. Окончательное усмирение страны. Укрепление положения семьи Антипатра.

Ещё до достижения Иродом совершеннолетия по еврейскому закону – 13 лет – семья будущего царя Иудейского во главе с мудрым Антипатром сразу же осознала, что наступил новый порядок, определяемый великой заморской державой Римом. Они сразу же поняли, что всякие романтические мечтания Аристобула и его сторонников о восстановлении прежней абсолютно независимой Иудеи могут только погубить страну, её народ, Иерусалим и Храм. С другой стороны, новые хозяева мира казались строгими, сильными, но разумными людьми, у которых многому можно научиться, особенно в делах земных – организации армии, земледелия, государственного порядка, торговли и ремесла. Они, правда, были невеждами в делах возвышенных Божественных, главными обладателями знаний о которых были, конечно, сами иудеи и мудрецы их Книги. Более того, на фоне утончённых и искушённых в философии, поэзии, а также изобразительных искусствах эллинов и получивших эллинское образование азиатов они выглядели варварами. И, разумеется, никто не мог сравнивать Рим и Александрию Египетскую.

Но эти западные люди стремились понять культуру и учения Эллады, их неискушённые умы явно интересовал Восток и особенно загадочный невидимый Бог иудеев, и они оказывали уважение Иерусалимскому Храму. Конечно, Помпей совершил кощунство, зайдя в Святая Святых, и за это его постигнет кара Всевышнего. Но, с другой стороны, полагал Антипатр, власть римлян может быть полезна для его семьи, ведь вместе с ней теряют силу многие заносчивые аристократические семьи, столь презрительно относившиеся к выходцам из Идумеи. Поэтому остается ждать и предельно внимательно следить за событиями уже не только в Иудее и соседних странах, но, прежде всего, в самой Римской державе, частью которой стала Святая земля и избранный Богом народ Израиля. Несомненно, что такими представлениями руководствовался Антипатр и при воспитании детей. Их у Антипатра и Кипры было пятеро: сыновья – Фазаил, Ирод, Иосиф, Ферора и дочь Саломея (евр. Шломит). Последующие события показали, что все члены семьи были незаурядными людьми, но, конечно, больше всего выделялся Ирод[1]1
  Его еврейское имя не сохранилось. Имя Ирод греческого происхождения, возм. «потомок героя». См.: Ринекер Ф., Майер Г. Библейская Энциклопедия Брокгауза. Кременчуг, 1999.


[Закрыть]. Но пока что ничто не предвещало в нём будущего царя Иудеи.

Нам почти ничего не известно о воспитании будущего царя. Ни в одной из его биографий этому вопросу не уделяется должного внимания, хотя без понимания этого нельзя понять его характер. Однако кое-что об этом мы сможем узнать из нашего главного источника – сочинений Иосифа Флавия. Нет сомнения, что Ирод получил хорошее эллинистическое образование, как и все эллинизированные иудейские аристократы. Иосиф мельком упоминает, что он посещал школу (ИД.С. 177). Возможно, что речь идёт об учебном заведении, подобном эллинским гимназиям. О прекрасном знании Иродом греческого языка, философии и литературы свидетельствуют слова его биографа и сотрудника греческого философа-перипатетика, историка и писателя Николая Дамасского. Он вспоминает о царе: «Ирод, изменив своей любви к философии, снова увлёкся ораторским искусством. Это обычно для людей высокого положения, потому что они могут браться за множество самых разных прекрасных вещей. Ирод заставил Николая заниматься с ним риторикой, и они вдвоём упражнялись в ней. Потом Ирод увлёкся историей. Ведь Николай хвалил занятия ею, говоря, что она имеет первейшее отношение к управлению делами царства и что царю полезно иметь описание деяний и судеб предков. Увлёкшись этим, Ирод увлёк и Николая, убедив его начать работать над историческим сочинением… Позднее, отправляясь в Рим к Кесарю, Ирод взял на свой корабль Николая, и они вместе занимались философией»^{63}. Это путешествие иудейского царя к императору Августу датируется 12 годом до н.э., следовательно, к концу жизни царя, поэтому нет сомнения, что такую эрудицию можно приобрести только усердными занятиями в юности под руководством опытных педагогов. Об эллинистической образованности Ирода свидетельствует и его обширная деятельность реставрации памятников античного зодчества в странах Восточного Средиземноморья, строительству общественных зданий для украшения эллинистических городов, а также покровительство Олимпийским играм.

Более того, как известно, эллинистическое воспитание юношей предполагало также и воспитание физическое. И в этом отношении Ирод полностью соответствовал образу эллинского атлета и настоящего олимпийца. Как пишет Иосиф Флавий, «телесная сила Ирода равнялась силе его ума. Он всегда был первым в охоте, в первую очередь благодаря своему искусству верховой езды. Был случай, когда он за один день подстрелил 40 диких зверей – ведь Иудея изобилует кабанами, оленями и дикими ослами. И в борьбе ему не было равных; во время состязаний многие бывали поражены точностью, с которой он бросает дротик, и постоянством, с которым его стрелы находят цель» (ИВ. С. 70).

Но есть вполне достаточные основания не сомневаться и в преданности будущего царя вере предков. Об этом также свидетельствует в общем скупо сообщающий о воспитании Ирода Флавий. Он пишет, что особенно близок был Ирод к наиболее строгим и воинствующим приверженцам законов иудаизма – ессеям. Как отмечает Флавий, он «глубоко чтил ессеев и считал их выше прочих людей». Более того такая симпатия была, по-видимому, взаимной. Это можно видеть по приводимому Иосифом рассказу: «Был некогда ессей по имени Менахем, который вообще, особенно же вследствие своего праведного образа жизни, пользовался общим уважением, тем более, что Господь открыл ему знание будущего. Этот человек взглянул однажды на маленького Ирода, когда тот шёл в школу, и предсказал, что он будет царём иудейским. На это Ирод, полагавший, что тот его не знает или шутит с ним, ответил, что он принадлежит к простому классу. Менахем однако улыбнулся, ударил его рукой по спине и сказал: “И тем не менее ты будешь царствовать и притом счастливо, ибо Предвечный так решил. Помни также об ударах Менахема и пусть они будут символом переменчивости судьбы”. Далее следует нравоучительная часть предания, столь обычная в текстах сказаний о пророчествах праведных мудрецов царям. “Всё было бы прекрасно, если бы ты всегда любил справедливость и благочестие, равно как всегда был бы мягок со своими подданными. Но я, который знаю всё, знаю, что ты не останешься таковым. Правда, ты будешь счастлив, как никто другой, и уготовишь себе вечную славу, но вместе с тем ты забудешь также о благочестии и справедливости. Все это известно Предвечному и в конце своей жизни ты вспомнишь о его гневе на тебя”.

На эти слова Ирод тогда не обратил внимание, потому что не мог рассчитывать на их осуществление. Впоследствии, однако, он возвысился, достиг царской власти, послал за Менахемом и стал расспрашивать его, сколько времени он будет править. Менахем воздержался от точного ответа. Тогда, ввиду его молчания, Ирод спросил его, будет ли его царствование продолжаться десять лет, на что Менахем отвечал, что и двадцать и тридцать. Но при этом воздержался от точного определения этого срока. Ирод удовлетворился и этим, обласкал старика и с тех пор в его честь относился всегда относился с уважением к ессеям». В заключение Иосиф добавляет: «Несмотря на странность этого факта, мы всё-таки считаем необходимым уделить ему здесь место и сообщить нашим читателям всё о нем, тем более, что многие из ессеев высоко чтимы (у нас) за свой праведный образ жизни и знание всего божественного» (ИД. Т. 2. С. 177–178).

Нет оснований сомневаться в литературном характере приведенного рассказа, аналоги которому можно найти в фольклоре других народов, хотя, вероятно, ессей Менахем реально существовал. Также несомненно, что рассказ был составлен уже после смерти царя. Но тем не менее, рассказ верно передает характер взаимоотношений Ирода и воинствующих приверженцев иудаизма ессеев, для которых и Хасмонеи, и высшее Иерусалимское храмовое священничество представляются отступниками от истинной веры, о чем было сказано ранее, в гл. 4. Видимо, воспоминания об этом сохранились спустя почти сто лет, когда вышеуказанное предание записал Иосиф, сам близко знакомый с ессеями. Отметим только, что в процитированном пассаже Менахема полностью отсутствует какой-либо упрек относительно неиудейского происхождения будущего иудейского царя, только указывается на его низкое социальное происхождение.

Но этого мало. О приверженности Ирода вере отцов свидетельствует и покровительственное отношение Ирода к более умеренно, чем ессеи, настроенным фарисеям, которые также резко отрицательно выступали против Хасмонейской аристократии и высшего священничества.

Таким образом, несомненно, что по своему воспитанию и, как сегодня принято говорить, менталитету Ирод был глубоко верующим иудеем и одновременно почитателем достижений эллинистической культуры. В этом отношении он, видимо, был подобен многим представителям эллинистически образованной иудейской интеллигенции Александрии Египетской, самым блестящим представителем которой был его младший современник философ Филон Александрийский. Однако Ирода ждала судьба полководца, политика, правителя, дипломата, устроителя жизни столь трудного для управления государства и народа. Таким людям вообще, а тем более поднимающимся пусть и не из низов общества к его вершинам, совершенно необходимо ещё одно крайне редко встречающееся качество – удачливость. Как писал Флавий, «в придачу к телесным и умственным достоинствам он был ещё и баловнем удачи: ведь на его долю выпало очень мало поражений, да и те, которые были, произошли не по его вине, но из-за опрометчивости его воинов или вследствие измены» (ИВ. С. 70). К сожалению, надо добавить, что как показывает исторический опыт, удача – дама довольно капризная и близорукая, и её фаворитами становятся далеко не самые одарённые умом и другими достоинствами люди, а зачастую случайные проходимцы и просто сумасшедшие.

К сожалению, больше о воспитании будущего царя нам ничего не известно. Мы можем только догадываться, каким образом простой школьник, которого по-отечески старшие шлёпали по спине, через пятнадцать лет появляется на страницах истории уже вполне зрелым полководцем, дипломатом, строгим правителем, имеющим обширные связи с влиятельными римскими чиновниками, благодаря чему осмеливающимся противостоять Иерусалимскому Синедриону.

Но такими судьбоносными эти годы оказались для всего средиземноморского мира, что, конечно, непосредственно сказалось на Иудее. Включение Хасмонейского государства в систему Римской державы было неизбежным в силу его стратегического положения как страны, расположенной на пути между уже завоёванной римлянами Сирией и житницей тогдашнего мира Египтом. Помимо этого, огромное значение имела её территория как важный оплот в борьбе против другой мощной агрессивной державы Востока – Парфии и отличная база для расширения Римской державы в сторону Аравии. С экономической точки зрения эта страна не казалась Помпею особенно важной. Хотя через неё проходили некоторые важные торговые пути, там не было столь обширных плодородных земель для поселения римских ветеранов, как в западных землях будущей империи, на огромном пространстве от Средиземного моря до могучих рек Рейн и Дунай. Нельзя было также рассчитывать и на обильные поставки зерна и других продуктов земледелия, источником которых стал Египет. Человеческий ресурс в виде рабов и наёмных солдат также был весьма невелик. Населявший эту землю сравнительно немногочисленный иудейский народ был в своей основной массе весьма беден и непригляден, как и все азиатские крестьяне.

Римлян удивляли также рассказы местных греков о странном невидимом боге иудеев, которому они поклонялись в его Доме в Иерусалиме. Поражали и забавляли их то самомнение, с которым иудеи отвергали всех других богов, и то высокомерие, с которым этот малый и не сумевший существовать без внутренних раздоров народ полагал свою веру выше верований других народов. При этом яростные философские споры о правильном понимании этих законов вели не образованные ученые и поэты, как в Греции и Риме, а многочисленное простонародье, даже обычные крестьяне и одетые в лохмотья нищие отшельники. В качестве рабов или наёмных солдат иудеи считались мало пригодными из-за своих странных пищевых запретов и преданности своей вере, в частности, соблюдения субботы, чего они придерживались даже ценою жизни. Вместе с тем, среди высших аристократов, чиновников и членов царствующего дома, особенно в столице царства Иерусалиме, римляне встречали достаточно высокообразованных в эллинистическом смысле людей, с которыми вполне можно было иметь дело.

Более того, население царства включало в себя не только иудеев, его царям подчинялось и много городов-полисов с эллинизированным греко-сирийским населением, завоёванных прежними вождями иудеев, от Иуды Маккавея до царя Александра Янная. Надо сказать, что основание для их подчинения власти иудейских царей сформулировал ещё брат Иуды Маккавея Симон: «Мы ни чужой земли не брали, ни господствовали над чужим, но владеем наследием отцов, которое враги наши в одно время неправедно присвоили себе»^{64}. В основном эти торговые города были расположены вдоль Средиземноморского побережья и на востоке страны, главным образом в Заиорданье. Как было уже отмечено ранее, завоевание иудейскими царями упорно сопротивляющихся городов нередко сопровождалось кровавыми эксцессами и даже насильственной иудаизацией населения. Однако с жителями добровольно покорившихся полисов сами сильно эллинизированные Хасмонеи сумели, видимо, наладить мирные отношения. Скорей всего, они довольствовались только доходами от торговли более развитых в экономическом отношении, чем крестьянская Иудея, эллинистических городских центров, предоставляя их жителям внутреннюю автономию. Об этом может свидетельствовать хотя бы быстрое восстановление их в качестве автономных эллинистических полисов после отделения Помпеем этих городов от этнического ядра Иудеи.

Автор капитального труда об царе Ироде А. Шалит подробно исследует причины решений римского полководца. Он совершенно справедливо полагает, что в данном случае этот трезвый государственный деятель руководствовался прежде всего интересами римской державы, а не какими-либо личными пристрастиями. Включение Хасмонейского царства в мир римских интересов было, конечно, неизбежно, но его формы могли быть самыми разнообразными. Надо отметить, что Помпей не был предвзято настроен по отношению к иудеями и иудейскому царству. Как было уже сказано, он вполне мог согласиться признать послушным «царём-клиентом» Рима более авторитетного и энергичного Аристобулом, уже доказавшего свою энергию и таланты воина. Как замечает А. Шалит, если бы Аристобул и поддерживавшие его воинственные аристократические слои иудейского общества заняли более реалистическую линию, то, естественно ожидать, что римский аристократ Помпей предпочёл бы иметь дело с ним, а не с его братом – оппонентом Гирканом и стоявшим за ним человеком более низкого происхождения Антипатром. В таком случае, «иудейский народ, возможно, нашёл бы свой “Modus vivendi” в Римской империи и обрел атмосферу взаимной терпимости, которая существовала в персидский период. И, может быть, было бы возможно избежать окончательного разрыва между Римом и Иерусалимом в 70 г. н.э.»^{65}. Таким образом, по мнению маститого исследователя, ход мировой истории мог бы быть иным.

Однако, как полагает Шалит, своими действиями Аристобул и его сторонники сделали такой компромисс невозможным, и Помпеем были предприняты самые важные преобразования бывшего государства Хасмонееев. Следуя общим принципам римской стратегии, он прежде всего отделил от бывшего иудейского царства эллинистические города. Самой болезненной была «ампутация» цепи прибрежных городов, начиная с региона к северу от Риноколуры (современного Эль-Ариша), включая Газу и Иоппе (Яффы, Яфо). Утрата последних было особенно сильным ударом, поскольку через эти порты шла торговля Иудеи с внешним миром. Не меньшим ударом была и отделение от бывшей Иудеи многих эллинистических городов Заиорданья. Тут надо отметить, что источники не сообщают о том, что эти города были очень уж недовольны своим положением под властью иудейских царей. Замалчивание этого недовольства Иосифом можно объяснить его иудейским патриотизмом. Однако и Плутарх в своей биографии Помпея, говоря о его делах и добродетелях, кратко сообщает: «Помпей также покорил Иудею и захватил в плен царя Аристобула. Что касается городов, то многие он основал, а многие освободил, подвергая наказанию тиранов, захвативших их»^{66}. То есть речь явно идёт о разрешении Помпеем внутренних конфликтов внутри самих городов, а не их освобождении от внешнего угнетения. Кроме того, само сохранение эллинистического характера этих городов, десятки лет находившихся под властью Хасмонейских царей, достаточно красноречиво.

Шалит справедливо отмечает, что римляне, конечно, уважали эллинскую образованность и литературу, но в своей политике, особенно на многонациональном и многоконфессиональном Востоке руководствовались прежде всего интересами Империи, и греки как народ ничем не выделялись из общей массы племён. Для римских властей, в частности для Помпея и Августа, характерно уважение ко всем восточным культам и одинаковое отношение ко всем покорённым племенам, если они аккуратно платили налоги и сохраняли полное спокойствие. Об отсутствии особого покровительства грекам свидетельствует, между прочим, и тщательно хранимое предание о происхождении основателя Рима от троянца Энея. Это предание послужило даже основой великой поэмы крупнейшего национального поэта эпохи Августа – Вергилия. Тем самым поэт, отвечая запросам эпохи Августа, торжественно в прекрасных стихах провозглашает фригийско-варварское происхождение Энея, героя кровопролитной войны его народа с греками, прославляя величие Рима и Римской державы. Так что никакого предвзятого чувства у Помпея и его сотрудников против иудеев в пользу греков, как и у последующих римских правителей, не было^{67}. То, что отделение эллинистических городов от Иудеи не свидетельствовало об особом покровительстве римлянами эллинизму против иудаизма, показывает то, что Август спустя сравнительно короткое время вновь вернул вышеуказанные эллинистические города под власть иудейского царя Ирода, доказавшего ему умение править столь разным по составу населением и свою верность. (Правда, этот удачный опыт, вопреки предположениям Шалита, не предотвратил катастрофы 70 года)

В результате, как горестно отмечает Иосиф, «Иерусалим он (Помпей) заставил платить дань римлянам… народ же весь (иудейский), дошедший прежде до высокой степени могущества и распространения, он втиснул обратно в пределы его страны» (ИД. Т. 2. С. 75). Исходя из этих слов Иосифа Флавия, можно довольно точно определить те области, которые считались к тому времени чисто иудейскими по составу населения: Иудея (область вокруг Иерусалима, Идумея, Галилея и Перея). В связи с этим лишний раз убедимся, что отделять идумеев от иудеев никому тогда не приходило в голову Галилея была отделена от Иудеи отобранной римлянами Самарией и плодородной Изреельской долиной. Стены Иерусалима были разрушены. Как продолжает Иосиф: «Теперь мы утратили свободу и стали подвластны римлянам».

Главу это жалкого обрубка прежнего царства Гиркана лишили звания царя, присвоив ему менее значительный статус «этнарха», то есть главы народа, и, что гораздо важнее, титул Первосвященника. Видимо, такое положение было использовано столь проницательным и искусным политиком, каким был Антипатр. Унижение последнего Хасмонея усилило его реальную власть, а сведение царства к его этнической основе во многом подорвало положение и финансовые возможности старой иудейской аристократии. Вместе с тем, её последующие попытки восстановить прежнее положение неизбежно носили характер антиримского восстания. Следовательно, полагал Антипатр, спасено то, что вообще можно спасти. А нереалистическая политика Аристобула только повысила в глазах римлян значение его самого и его семьи.

После завершения этих дел Помпей, узнав о гибели своего могущественного врага царя Понтийского царства Митридата, прервал начатый было поход на столицу набатеев Петру и направился в Рим, оставив в завоеванной Сирии своему преемнику Скавру два легиона. Для участия в предстоявшем ему грандиозном третьем в его жизни триумфе (61 г. до н.э.) он приказал взять Аристобула и двух его сыновей – Александра и Антигона, а также двух его дочерей.

Конечно, Помпей и в самом фантастическом сне не мог предполагать последствия превращения крошечного иудейского царства в маленькую и бедную провинцию Римской державы. Как и все знатные римляне, он со снисходительным презрением относился к религии иудеев, считая её варварским суеверием. Это отношение вполне точно выражено словами современника Помпея, всего лишь через четыре года после его триумфа, знаменитого оратора Цицерона (100–43 гг. до н.э.). В своей судебной речи в защиту Луция Валерия Флакка (59 г. до н.э.) он хвалит Гнея Помпея за то, что тот ничего не тронул в Иерусалимском Храме. При этом он не думает, «что его остановило благоговение перед религией иудеев, притом религией врагов, скорее это было чувство чести». Он завершает свой пассаж об иудеях убедительным для образа мыслей гражданина Великого Рима доводом: «…сейчас это племя, взявшись за оружие, яснее прежнего показало что (оно) думает о нашей державе; а сколь мало дорожат этим племенем бессмертные боги – уже доказано: оно побеждено, обложено данью, обращено в рабство»^{68}. О том, насколько устойчиво было такое мнение, свидетельствует то, что уже через много лет оно более развёрнуто будет высказано в произведении христианского апологета III в. Минуция Феликса: «Одинокое и жалкое племя иудеев почитало своего единственного бога и только в своей среде, но при этом открыто, в храмах, с алтарями и жертвоприношениями и обрядами, а у того было так мало силы и могущества, что римляне взяли его в плен вместе с его собственным народом»^{69}.

Однако тот же Цицерон, один из самых выдающихся политических деятелей тогдашнего Рима, знаменитый философ и оратор, уже в другой своей речи «О консульских провинциях», произнесенной всего лишь через три года, в 56 году до н.э. полагает нужным указать, что покорённые иудеи уже уверенно обосновались в самой столице мира – Рима. Их влияние стало настолько велико, что в народном собрании, где происходило обсуждение данного вопроса, он откровенно признаётся: «Я буду говорить вполголоса, чтобы лишь судьям было слышно; ведь нет недостатка в тех, кто настраивает иудеев против меня, как и против любого достойного мужа». Более того, весьма показательно и содержание судебного дела. Вот как его излагает в этой речи сам Цицерон: «Когда от имени иудеев стали ежегодно из Италии вывозить золото в Гиерусалиму (Иерусалим), Флакк (его подзащитный, пропретор провинции Азия. – В. В.) издал указ, запрещающий и такой вывоз из Азии». Речь несомненно идёт о пожертвованиях в пользу Иерусалимского Храма, представляемого тогда, отметим, Гирканом, ближайшим сотрудником которого был Антипатр. Цицерон явно считает эту меру экономически оправданной. Но далее следует поразительное признание: «Оставаясь привержены нашей твёрдости, мы должны были воспрепятствовать этому варварскому суеверию, а не роняя достоинства, – поставить государство выше иудейской толпы, бушующей порой в народных собраниях»^{70} (выделено мной. – В. В.).

Если исходить из презумпции достоверности текста документа, то можно сделать интересные выводы. Население Иудеи тогда было в основном земледельческим, а в городах диаспоры иудеев состояли из ремесленников или мелких торговцев, в лучшем случае, как в Египте, мелких государственных служащих, полицейских и солдат, но в целом неизвестно о каких-либо крупных состояниях, принадлежавших иудеям. Поскольку же в деле Флакка, защищаемого Цицероном, речь шла о крупных суммах, то можно говорить о пожертвованиях многочисленного населения, проживавшего к тому времени не только в провинциях, но также в Италии и даже самом Риме. Но этого мало. «Иудейские толпы» могли «бушевать» только при благожелательном отношении плебейских низов, исторически составлявших эти народные собрания. Во всяком случае, в тексте прямо говорится о проиудейских настроениях массы, собиравшейся на народные собрания. Если это так, то речь может идти не столько о собственно иудеях, сколько об «иудействующих» из язычников. Это тем более вероятно, что об успехе иудейского прозелитизма в последующие десятилетия имеются многочисленные свидетельства как иудейских, так и языческих авторов.