Текст книги "Царь Ирод Великий. Воплощение невозможного "

Автор книги: Всеволод Вихнович

Глава 14.
СМЕРТЬ МАРИАМНЫ
(30–28 гг. до н.э.)

Свидание с Октвианом на Родосе. Укрепление власти Ирода и расширение границ его царства. Трагедия в семье. Марианна и её гибель. Скорбь и болезнь Ирода. Последние заговоры.

Поражение Антония в битве при Акциуме не только горько разочаровало его сторонников, но и в не меньшей степени изумило его противников. Они никак не ожидали столь малодушного поведения заслуженного вождя, считавшегося выдающимся полководцем и воином, очень популярного у солдат и офицеров. Поэтому, несмотря на начавшийся переход на сторону победителя войск Антония и многих его бывших соратников, Октавиан двигался на восток с осторожностью. Он явно опасался, что раненый лев может снова воинственно встряхнуть гривой, ведь несмотря на разгром, у него была мощная экономическая база – богатый Египет и много союзников, обязанных ему своей властью и положением. Среди них видное место занимал Ирод, поскольку его страна Иудея была своего рода предпольем Египта – операционной базы Антония. Однако иудейский царь, хорошо зная характер овладевшей волей Антония Клеопатры, перестал уважать его как мужчину и воина. Вероятно, после недолгого колебания он принял единственно верное в тех условиях решение.

Дело в том, что стоявшее у мыса Акциум сухопутное войско Антония целых семь дней не верило сообщению о бегстве своего полководца и только удостоверившись в этом, стало переходить на строну Октавиана. Одновременно, как пишет Плутарх в биографии Антония, пришло известие о том, что «Ирод, царь Иудейский, с несколькими легионами и когортами перешел к Цезарю (как стали называть Октавиана, усыновлённого Юлием Цезарем внучатого племянника. – В. В.), что примеру этому следуют и остальные властители и что, кроме Египта, за ним уже ничего не остаётся»^{157}. Здесь независимый от Иосифа Флавия источник невольно свидетельствует о том, что Ирод считался достаточно заметной силой на этом этапе междоусобной войны. К сожалению, мы не знаем, из кого состояли легионы и когорты Ирода. Однако можно предположить, что в каком-то количестве в его войсках были иудеи, представители соседних народов, а возможно, даже и римляне. Но во всяком случае судя по упоминаемым Плутархом легионам и когортам, его войска были организованы по всем правилам передовой римской военной организации и вооружены по римскому образцу.

Первым практическим содействием Ирода, оказанным новому Цезарю, было то, что он помешал отряду принадлежавших Антонию вооруженных гладиаторов добраться к своему хозяину в Египет. Однако никакой уверенности, что новый хозяин мира простит ему прежнюю дружбу с его смертельным врагом Антонием, у иудейского царя не было. Более того, не было уверенности даже в том, что он оставит его в живых. Было ясно, что его личная о встреча с Цезарем оказалась гораздо более опасной, чем посещение по навету Александры Антония для отчёта об обстоятельствах гибели юного принца и Первосвященника Аристобула в 35 году до н.э.

Поэтому вполне понятно, что на этот раз перед посещением резиденции Цезаря на острове Родос Ирод сделал весьма важные и знаменательные распоряжения. Как отмечает Иосиф Флавий, на время своего отсутствия он вместо себя правителем царства назначил брата Ферору, а мать Кипру, сестру Саломею и детей он отправляет в вышеупомянутую неприступную крепость у Мертвого моря – Масаду. При этом Фероре дается строгий приказ ни при каких обстоятельствах не выпускать из рук «бразды правления» страной. И, что самое примечательное, в отличие от событий 35 года до н.э. тёщу Александру и царицу Мириамну он приказывает поместить в крепость Александрион в Иудее под надзор казначея Иосифа (тёзки вышеупомянутого казнённого первого мужа Саломеи) и некоего чиновника – итурейца по происхождению – Соэма. Оба эти чиновника ранее неоднократно доказывали свою верность царю. Объяснение этого в «Иудейских древностях» заключается в следующем: Александра подозревалась в том, что может воспользоваться удобным случаем и поднять народное восстание против царя. Мариамну же невозможно поместить с детьми в Масаде ввиду острого конфликта с матерью и сестрой царя. Все эти объяснения, вполне вероятно, можно принять, но однако решающим мотивом такого решения может служить тайный приказ Иосифу и Соэму: «Убить обеих женщин, если бы они узнали о каком-либо несчастии, постигшем Ирода, и всеми силами стараться закрепить царскую власть за его детьми и братом Феророй» (ИД. Т. 2. С. 153–154). Как было сказано выше, подобный приказ был отдан в 35 году до н.э. перед визитом в Лаодикею к Антонию, но только в отношении Мариамны. Тогда Иродом владело чувство жгучей ревности, вызванной мыслью о том, что молодая жена может достаться другому после его гибели. Однако при этом он не имел оснований беспокоиться за свою семью, поскольку возвращение на царство Хасмонеев, имевших славу врагов Рима, было крайне маловероятно. В 30 году до н.э. положение изменилось, и вполне возможно, что Октавиан мог пожелать после расправы с Иродом за его связь с Антонием вернуть к власти прежнюю династию, имевшую определённые права на власть. Ведь он и его советники не могли не знать, что в Иудее, хотя не часто, женщины управляли государством, например, всего лишь в 75–67 годах до н.э. в Иудее правила царица Саломея (Шломцион), бабушка Александры. В этом случае судьба родных Ирода была бы явно незавидной.

Однако результаты визита Ирода на Родос превзошли все ожидания и сторонников царя, и его врагов. Описание Иосифа явно носит следы литературной обработки, но, в основном, исторически достоверно. Согласно ему, Ирод явился на аудиенцию в царственном одеянии, но без диадемы на голове. В отличие от других он держался с достоинством, ничего не просил и сразу же честно признался, что был другом Антония, участвовал в его походах, не покинул своего друга даже после поражения при Акциуме и оставался его союзником и советником. Именно он подсказал Антонию единственное условие и средство остаться у власти и, может быть, даже примириться с Октавианом – «убить Клеопатру». Только после того, как Антоний отверг этот совет, он, Ирод, решился порвать с ним. Далее он продолжает: «Итак, если ты теперь, в гневе на Антония, поставишь мне в вину моё к нему расположение, то я не только не стану отрекаться, но не задумаюсь ещё раз открыто подтвердить здесь мою приязнь к нему. Если же ты, оставляя его в стороне, посмотришь, каков я к своим благодетелям и каков я в дружбе, то у тебя есть доказательство налицо в виде совершённых мною деяний. Если переменилось имя, то из этого не следует, чтобы моя дружба пошатнулась к тому, кто является заместителем и преемником моего друга» (ИД. Т. 2. С. 154–155).

Скорее всего, в целом этот текст по форме представляет собой литературную переработку. Однако нельзя не заметить в нём элемент истины. Как известно, война официально была объявлена Римом только Клеопатре. Антония, как было объявлено, необходимо было лишить полномочий, которые он незаконно передал иноземке. При этом указывалось, что Антоний потерял рассудок, будучи коварно опоен ядовитым зельем. Как сообщает Плутарх, Антоний и Клеопатра иногда в тайне друг от друга обращались к Октавиану, пытаясь примириться с победителем. Совсем унизившись, Антоний просил разрешить ему провести остаток дней частным лицом если не в Египте, то в Афинах. Клеопатра же просила у Октавиана разрешения передать власть над Египтом её детям. В ответ Октавиан отверг просьбу Антония, а Клеопатре ответил, что с ней будут обращаться достойно, если она прикажет убить или изгнать Антония. Следовательно, можно объяснить, почему Ирод корнем зла объявлял Клеопатру.

Правдоподобным, хотя и также литературно обработанным, выглядит и ответ Октавиана: «Очень хорошо, что Антоний слушал не тебя, а Клеопатру, ведь благодаря его безрассудству мы приобрели тебя». После этого новый Цезарь торжественно увенчал Ирода царским венцом и просил его быть ему таким же другом, каким иудейский царь был Антонию. Цезарь также похвалил Ирода за помощь, которую он оказал Дидию в борьбе с отрядом гладиаторов Антония. Ирод также удостоился сенатского постановления, в котором признавалось его право на царствования со стороны Римской республики.

Надо сказать, что Октавиан действовал вполне рационально, поскольку понимал значение Иудеи как пограничной территории и заслона на пути набегов обитателей пустыни на восточные границы империи. Ирод же в недавней войне доказал умение обуздывать своих подданных и поддерживать порядок и стабильность на подвластной ему территории. Такой политики Октавиан придерживался и в других местах, например, он утвердил права ранее назначенных Антонием правителей – Архелая в Каппадокии и Полемона в Понте. Разумеется, рассчитывал он и на содействие Ирода в снабжении своих войск всем необходимым во время нелегкого похода в Египет, в чём не ошибся.

Нельзя не отметить один эпизод, который, по нашему мнению, объективно положительно характеризует иудейского царя. Речь идет о судьбе некоего Алексаса (Александра) из Лаодикеи. Этот Алексас, один из ближайших советников Антония, стал сильнейшим орудием Клеопатры, ревностно и злобно настраивая по её заданию Антония против Октавиана. Посланный Антонием отговорить Ирода от примирения с Октавианом, этот Алексас вместе с Иродом также осмелился явиться на Родос к Октавиану. Знавший о его коварстве Октавиан немедленно приказал его казнить. При этом надо отметить, что Ирод счёл возможным ходатайствовать, правда, безуспешно, о пощаде чуждого человека, к тому же явного интригана, хотя он сам едва сумел избежать смертельной опасности.

После этого, как пишет Иосиф, он торжественно вернулся в Иерусалим «с большим почётом и большей уверенностью, чем крайне поразил всех, кто ожидал совершенно обратной развязки. Народу казалось, что царь, по милости Предвечного, всегда выходит из опасности лишь с большим и новым блеском»^{158}.

Очередное чудо укрепило его власть и авторитет среди иудеев и язычников. Сам же царь не терял времени и стал энергично готовиться к встрече войска Октавиана, двинувшегося в последний решающий поход из Сирии в Египет. В Птолемаиде он лично торжественно приветствовал нового Цезаря, в изобилии снабдил войско всеми необходимыми припасами. Ирод действовал настолько успешно и активно при организации трудного перехода по пустынным и безводным местностям, что вскоре превратился в одного из ближайших советников Октавиана. Он лично ехал верхом рядом с новым владыкой Рима в сопровождении личной свиты из 150 роскошно одетых и богато вооруженных всадников. Более того, Ирод в качестве подарка вручил Октавиану огромную сумму денег в 800 талантов, чем явно, по мнению многих, превысил достаточно скромные возможности своего царства. Как известно, поход в Египет скоро завершился массовым переходом сторонников Антония на сторону его противника, Антоний и Клеопатра погибли, а Египет со всеми его богатствами стал владением Цезаря. Надо сказать, что Октавиан показал себя государственным деятелем, сумевшим оценить достоинства Ирода как верного и надёжного сотрудника. Ещё находясь в Египте, он в качестве почётного дара преподнёс ему четыреста галлов, составлявших отряд личных телохранителей Клеопатры. Но что, конечно, несравненно более важно, он возвращает ему все отнятые у него Клеопатрой области и дополнительно включает в границы его царства города Гадер, Гиппон, Самарию, а также исключительно важные города приморской полосы – Газу, Антедот, Яффу и Стратонову Башню (будущая Кесария Приморская). Таким образом границы Иудейского царства Ирода приблизились к пределам царства Хасмонеев. Явно окрыленный таким успехом Ирод сопровождал Октавиана до столицы провинции Сирии – Антиохии.

Но чем лучше его были его внешние успехи, тем более трагические испытания ожидали его дома, в семье. Давно назревавший конфликт с уцелевшими Хасмонеями – женой Мариамной и её матерью приближался к окончательной развязке.

Рассказ Иосифа Флавия о разыгравшейся семейной трагедии, по справедливому замечанию Шалита, напоминает больше литературно сочинённый античный роман, чем реальное изложение фактов, хотя начало было истинным: «Любил он Мариамну действительно так сильно, как никто другой, о котором повествует история» (ИД. Т. 2. С. 158). Это было необычно в античном мире, особенно в среде римской аристократии, даже в семье императоров, где брачные союзы заключались, как правило, по династическим и политическим соображениям. Но, разумеется, заключение Мариамны и её матери Александры отдельно от остальной семьи Ирода в замке Александрион перед визитом царя на остров Родос сразу же возбудило подозрения у женщин, что это очень похоже на арест. Мариамна помнила аналогичный случай перед опасным визитом Ирода к Антонию и тайный приказ умертвить её в случае гибели его самого. Подозревая самое худшее, она всячески постаралась склонить к себе стражу и самого Соэма. Сначала он не поддавался уговорам, но, как полагает Иосиф, ожидая гибели Ирода и возвышения охраняемых дам, Соэм сообщил о тайном приказе Ирода.

Мариамна была разгневана до крайней степени и по возвращении царя прямо и открыто высказала ему, что скорее скорбит о его благополучном возвращении, чем радуется его успехам. Настроение царя ещё больше ухудшилось после слов ненависти сестры Саломеи и матери Кипры, направленных против Мариамны. Однако волна гнева против жены сменялись чувством страстной любви к ней. Царь даже удовлетворил просьбу царицы назначить Соэма на высокую должность. Тут наступила пауза, связанная с его отъездом к Октавиану, возвращавшемуся из похода в Египет.

По возвращении Ирода из Антиохии конфликт вспыхнул с новой силой, поскольку Мариамна и её мать не упускали случая всячески оскорблять сестру и мать царя, обвиняя их в низком происхождении. До этого времени рассказ Иосифа кажется вполне достоверным. Но далее он похож на роман. Согласно ему, однажды Ирод в жаркий день уединился в свою опочивальню. Там, охваченный приступом любовного желания, он позвал Мариамну и предложил разделить с ним ложе. Двадцатипятилетняя царица, родившая уже пять детей, якобы не только не уступила желаниям мужа, но стала укорять его за гибель своих близких. В это время сестра царя Саломея подговорила виночерпия и послала царю любовный напиток, якобы по приказу Мариамны. На вопрос царя о составе содержимого чаши тот ответил, что царица дала ему нечто такое, что он не знает. Разгневанный царь приказал пытать преданного царице евнуха, который ничего не мог сказать о составе напитка, но рассказал о ненависти царицы к Ироду, узнавшей от Соэма о тайном приказе Ирода. Царь пришёл в неописуемую ярость и закричал, что царица была в близких отношениях с Соэмом, иначе бы тот не изменил бы царскому приказу. Соэм был немедленно казнён, а Мариамна была предана суду друзей и советников царя за приготовление отравы для него. Суд приговорил Мариамну к смерти, но пока что она была посажена в одну из темниц. Только благодаря настояниям сестры Саломеи, нравом напоминающей настоящую фурию, убедившей Ирода, что задержка приговора может вызвать восстание сторонников Хасмонеев, приговор был исполнен. Далее Иосиф рассказывает о мужестве, с которым встретила смерть царица, и неожиданное поведение её матери Александры, ради спасения своей жизни всячески оскорблявшей свою дочь за измену царю.

Шалит^{159} убедительно показал, что упомянутые в этом рассказе подробности никто не мог видеть и засвидетельствовать. Есть даже основания приписать сочинение близкому сотруднику Ирода философу Николаю Дамасскому, стремившемуся оправдать своего покровителя. Несомненен только факт решительного и резкого объяснения царицы с Иродом, показавшего невозможность дальнейшей совместной жизни, и казни её по приказу царя. Свою роль, разумеется, сыграли интриги злой фурии семьи Саломеи, а также наветы придворных, ближайших советников царя. Показательно, что погибла только царица Мариамна, хотя её мать Александра гораздо больше была замешана в заговорах против царя. Есть основания полагать, что одновременная казнь Мариамны и её матери могла бы выглядеть не как акт правосудия против отдельной виновной, но дело общего террора против остатков династии Хасмонеев.

Иосиф завершает рассказ о гибели царицы следующими словами: «Таким образом умерла Мариамна, этот высочайший идеал женского целомудрия и великодушия. Впрочем, ей недоставало сдержанности, и в характере её в слишком сильной степени замечалась некоторая неуживчивость… А так как её угнетала судьба, постигшая близких ей людей, и она нисколько не стеснялась высказывать ему (царю) это прямо, то она в конце концов навлекла на себя вражду матери и сестры царя, и даже самого Ирода; относительно последнего между тем она всегда была уверена, что он оградит её от всяких неприятностей» (ИД. Т. 2. С. 160). Судить сегодня о справедливости этой эпитафии трудно. Отметим только, что тот же Иосиф ранее сообщает о её постоянных неблагородных упреках в адрес матери и сестры царя в низком происхождении. Кроме того, она не возражала, возможно, правда, по предложению матери, против посылки своего портрета сластолюбцу Антонию, явно рассчитывая на его покровительство.

Независимо от причин, вызвавших гибель любимый жены, эта история едва не свела в могилу царя, неоднократно не терявшего присутствие духа и мужество в самых опасных обстоятельствах, как в переменах политической обстановки в условии гражданских войн, так и на полях сражений. Как свидетельствует Иосиф Флавий, «после казни Мариамны, любовь царя к ней возросла ещё более, чем то было когда-либо раньше». Описанные им страдания Ирода даже вдохновили второго после Шекспира гения английской поэзии, Байрона, на создание поэмы:

 
Плач Ирода по Мариамне
Мариамна! То сердце, по чьей пролилася вине
Неповинная кровь, – и само обливается кровью!
Жажда мести и гнев улеглися во мне,
Презреньем сменясь и любовью.
Мариамна, где ты? Если б стоны и вопли мои
Донеслися к тебе, для которой раскрылась могила,
Ты простила бы мне в бесконечной любви,
Если б небо само не простило!
Неужели мертва? И убийцы наёмного меч
Совершил приговор, повинуяся мести ревнивой?
Он висит надо мной, нити жизни готовясь пресечь,
Над собой приговор я свершу справедливый.
Холодна и мертва! От меня ты навеки ушла,
Я стенаньем своим твой загробный покой не нарушу,
Я покинут тобой, а спасти ты могла
Только ты – эту мрачную душу.
С кем делил я венец – той со мной уже нет,
И, утратив её, схоронил я все радости с нею,
Я сорвал для себя одного распустившийся цвет —
Иудеи прекрасной лилею!
Мною кровь пролита, и за страшное дело моё
Мне геенна грозит, заслужил я душою преступной
Гнет мучений моих, истерзавших её
И терзающих вновь неотступно!^{160}
 

Остается добавить, что не выдержал переживаний и до сих пор могучий организм царя. Его, сильного сорокачетырёхлетнего мужчину, поразила опасная болезнь, «сопряженное со страшными болями воспаление затылка, связанное с сотрясением мозга и расстройством умственных способностей. Все применённые средства, однако, нисколько не помогали, так что наконец явилось сомнение в возможности выздоровления царя….Врачи… предоставили случаю выздоровление его, на которое, впрочем, было мало надежды» (ИД. Т. 2. С. 161).

Напротив, чем меньше надежд было на выздоровление царя, тем больше их появилось у последней представительницы семейства Хасмонеев – Александры. Эта достойная подруга Клеопатры с достаточным, по её мнению, основанием решила, что наступил её, может быть, последний шанс. Ведь после того как Ирод, доживавший последние дни в Самарии, покинет этот мир, она может стать царицей – регентшей при малолетних внуках – сыновьях Мариамны. Более того, она точно рассчитала, что главное для успеха – это склонить на свою сторону гарнизоны, занимавшие ключевые опорные пункты в столице Иерусалиме, – башню Антония, доминировавшую над Храмом, и район царского дворца с прилегающими постройками. Она попыталась убедить командиров, одним из которых был племянник царя Ахиаб, что они должны перейти на её сторону как новой царицы и её внуков, поскольку в случае кончины царя эти крепости могут захватить враги. Однако, к её несчастью, могучая воля к жизни и власти Ирода взяла верх, и ему постепенно становилось лучше. Возможно даже, что сообщение о заговоре, гальванизировало, его организм. Получив от оставшихся верными ему офицеров сообщение об интригах Александры, он немедленно приказал её казнить. Это случилось в 28 году до н.э., через десять лет после обручения её дочери Мариамны с Иродом.

Не совсем оправившийся от болезни царь возвращается в Иерусалим и постепенно восстанавливает контроль над государственными делами. Здесь от своей сестры Саломеи он узнаёт о предательском поведении наместника провинции Идумеи Костобара. Этот Костобар был ближайшем доверенным лицом Ирода и вторым мужем самой Саломеи. Как отмечает Иосиф Флавий, поссорившись с ним, она сама из любви к царю развелась с ним, хотя по иудейским законам такая инициатива могла исходить только от мужа. Более того, она донесла царю, что её бывший муж вместе с друзьями Антипатром, Лисимахом и Досифеем замышляют мятеж. Кроме того, ей стало известно, что Костобар в течение 12 лет укрывал сыновей некоего Вавы. Дело в том, что после занятия Иерусалима в 37 году до н.э. Костобару было поручено вылавливать особенно активных сторонников тогдашнего своего врага Антигона. Вопреки приказу царя Костобар спрятал двух юношей, возможно даже отдалённых родственников Хасмонеев, видимо, рассчитывая в будущем их использовать. Особую опасность представляло то, что речь шла о губернаторе важнейшей в стратегическом и экономическом отношении для всего семейства царя провинции, точнее даже о его родовом домене – Идумее. Расправа с заговорщиками была быстрой и решительной, с их казнью можно говорить, что Ирод окончательно покончил с открытой оппозицией.

Некоторым если не оправданием, то объяснением поступков царя в отношении представителей дома Хасмонеев может служить то обстоятельство, что речь шла не только о судьбе самого Ирода, но о жизни и смерти всей его семьи, его сторонников и даже самого иудейского государства. Ведь ему было хорошо известно, что в борьбе за власть представители семьи Хасмонеев не считались даже с кровным родством. Первый царь этой династии Симон Хасмоней, ставший законным царем возрождённого Иудейского царства в 142 году до н.э., был предательски убит своим зятем. Мать своей жены – свою тёщу – предатель превратил в заложницу, а затем убил. Чудом избежал гибели от рук мужа своей сестры второй иудейский царь Иоанн Гиркан. После смерти Гиркана в 101 году до н.э. началось соперничество между его сыновьями. Его сын Иуда-Аристобул, не удовольствовавшись саном Первосвященника, присвоил себе вопреки завещанию отца титул царя, а свою мать и трёх братьев заключил в темницу.

Его любимый брат – способный полководец Антигон был убит в результате дворцовых интриг. После скорой смерти Аристобула в 103 году до н.э. его вдова Саломея-Александра (Шломцион) освободила его братьев, но мать уже умерла в заключении. Саломея вышла замуж за одного из освобождённых братьев Александра Янная. Начавшаяся после смерти родителей – Александра и Шломцион – между их сыновьями Гирканом и Аристобулом борьба за власть способствовала в 63 году до н.э. превращению Иудейского царства в провинцию Рима. О степени жесткости этой борьбы можно судить по жуткому факту расправы Антигона со своим дядей Гирканом. А ведь мотивом всех подобных поступков была только честолюбивая борьба за власть внутри одной семьи.

В заключении этого драматического периода жизни Ирода следует отметить, что, хотя семейные трагедии еще не один раз будут отравлять жизнь царя, именно с этого времени начинается его продолжительное царствование, принесшее ему заслуженное наименование Великий. Он сумел самым достойным образом проявить себя в самых разных ипостасях – царя процветающего Иудейского царства в самых широких его исторических границах, строителя Иерусалимского Храма, защитника прав иудейских общин Средиземноморья и при этом друга и союзника императора Октавиана Августа, активного покровителя эллинистической античной культуры и даже римского гражданина.