Текст книги "Конрад Аденауэр - немец четырех эпох"

Автор книги: Всеволод Ежов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

К согласию пришли во время ночной беседы в библиотеке английского посольства, о которой упоминалось в предыдущей главе. Ужин у Идена проходил в напряженной обстановке. Все понимали, что на карту поставлена тщательно разработанная система договоров, определявших будущее развитие Западной Европы. Когда после десерта Аденауэр и Мендес-Франс уединились в библиотеке, Даллес заявил, что готов взять на себя роль посредника, если они и сейчас не придут к согласию.

Лишь за полночь Аденауэру удалось убедить Мендес-Франса отказаться от решения, предусматривающего окончательное отделение Саарской области от Германии. Договорились о следующем: в Сааре проводится плебисцит о международном статусе области, отклонение его будет означать волю населения остаться в составе Германии.

Аденауэр с удовлетворением думал о том, что удалось спасти Парижские соглашения. Но и не давала покоя мысль об огромной ответственности, которую он взвалил на себя: при неблагоприятном исходе плебисцита Саар уйдет из Германии. Канцлер надеялся на патриотические чувства саарских немцев, но предсказать однозначно результат народного опроса не мог никто. Мендес-Франс и Аденауэр согласились не будоражить по возможности саарский вопрос в своих странах, чтобы избежать националистических проявлений, и не мешать положительному развитию франко-германских отношений.

Тем не менее проблема Саара в Федеративной Республике стала предметом широкой публичной полемики. Против международного статуса решительно выступили социал-демократы. Они говорили о нем как о свершившемся деле. Не верили в положительный исход референдума. Эрих Олленхауэр, ставший председателем СДПГ после смерти в 1952 году Шумахера, заявил в выступлении по радио, что канцлер бросает на произвол судьбы миллион немцев в Сааре, что парижские договоренности по Саару вредят франко-германским отношениям и ухудшают международное положение Федеративной Республики. Одна из социал-демократических газет писала, что Саар предан и продан канцлером; другая вторила: Аденауэр – самый непригодный министр иностранных дел в истории Германии. Он заплатил непомерно высокую цену за французское согласие на вступление ФРГ в НАТО; делает несчастным население Саара и вовсе не достигает примирения с Францией.

О своем отклонении саарских договоренностей заявила союзная с Аденауэром Свободная демократическая партия. Да и в самих ХДС/ХСС проявлялись тревожные настроения. Канцлер и его соратники, ведя полемику с сомневающимися, говорили, что населению Саара гарантирована политическая свобода. Оно само должно принять решение и есть все основания надеяться, что плебисцит приведет к отклонению международного статуса.

По соглашению с Мендес-Франсом Аденауэр не мог публично и прямо выступать против международного статуса и выражать надежду на его отклонение. Тайно, однако, он финансировал лидера саарских пронемецких сил Генриха Шнайдера, а тот публично критиковал канцлера за то, что он не содействует воссоединению Саара с Германией, обвинял его в отступничестве. Брентано и другие лидеры ХДС/ХСС также поначалу высказывали критические замечания, но затем стали выдвигать на первый план довод: они верят, что население Саара выскажется за его принадлежность к Германии.

Договоренности по Саару голосовались в бундестаге в те же дни, что и комплекс Парижских соглашений. Они были одобрены 264 голосами против 201. Незначительным большинством приняло их и французское Национальное собрание.

Страсти вокруг Саара несколько утихли. В самой Саарской области пронемецкие силы объединились в Патриотический союз и повели энергичную кампанию за отклонение международного статуса. 22 октября 1955 года состоялся плебисцит. 63 процента принявших в нем участие высказалось против статуса.

Через два месяца прошли выборы в саарский ландтаг. Они дали Патриотическому союзу 65 процентов голосов. Новое правительство Саара объявило его частью Германии. 1 января 1957 года по согласованию с французами было официально провозглашено объединение земли Саар с остальными землями Федеративной Республики. При этом предусматривалось, что в течение трех лет угледобывающая промышленность перейдет в полное управление немцев, а за Францией останется право преимущественного получения саарского угля, а также свободного обмена товарами с Сааром. Судоходный Мозель, как и верхний Рейн, мог использоваться на равных правах обеими странами.

1 января 1957 года Аденауэр на специальном поезде прибыл в Саарбрюккен. Население встретило его довольно прохладно, ибо многие считали его сторонником международного статуса Саарской области. Отношение изменилось после выступления канцлера в городском театре. Он говорил с патриотическим пафосом, закончил словами: нынешний день является самым прекрасным в его жизни.

Возвращение Саара стало одним из крупнейших успехов канцлера Аденауэра. При этом не была нарушена основная линия на примирение с Францией, на европейскую интеграцию и включение Федеративной Республики в атлантические структуры. Осуществляя эту линию, Аденауэр опирался на Соединенные Штаты, находил поддержку у американских лидеров и прежде всего у Даллеса. Канцлер не одобрял изоляционистской по многим вопросам позиции Англии, ее прохладное отношение к интеграционным процессам на европейском континенте, но сохранял хорошие отношения с Черчиллем и Иденом, что обеспечивало взаимопонимание.

После 1 января 1957 года окончательно определилась франко-германская граница. Вековые территориальные споры пришли к концу. Открылся путь для установления взаимного доверия, добрососедства и дружбы. Оба государства теперь могли действовать сообща, прежде всего в развитии экономики, что давало ощутимые плоды для промышленности и сельского хозяйства.

В Федеративной Республике саарский успех Аденауэра был встречен без особой помпы. Канцлер сознательно сбивал феерические настроения в своем стане. Оппозиция, столь недавно уверявшая, что канцлер предает и продает Саар, помалкивала, признавая успех Аденауэра и свое поражение. Население приняло возврат Саара, как в свое время и Рура, спокойно, как нечто само собой разумеющееся. Аденауэра это устраивало. Он жертвовал триумфом ради дальнейшего сближения с Францией и осуществления европейской идеи. При всем преклонении перед Америкой – ее мощью и лидерством в западном мире Аденауэр считал, что в Европе главную роль должны играть Франция и Германия.

Временное удаление позволяет утверждать, что историческое примирение двух стран – это во многом, в решающем личная заслуга Аденауэра, который мыслил широкими категориями, выходящими за рамки сиюминутных национальных чувств и потребностей, который в очередной раз проявил себя искусным тактиком, не отклоняясь от принципиальных стратегических целей.

Глава XV
Расколотая Германия в расколотом мире

Из всего написанного об Аденауэре самые противоречивые оценки касаются его политики в германском вопросе. Одни считают, что он действовал разумно, но упустил ряд возможностей в решении вопроса о воссоединении. Другие обвиняют его, рейнца и антипруссака, говорившего с кёльнским акцентом, в нежелании воссоединяться с берлинцем Ульбрихтом и понять его саксонский выговор.

И та и другая оценки несколько поверхностны, хотя в них есть доля истины. Линию Аденауэра не понять без учета его философского понимания мировых процессов, глубинных причин раскола тогдашнего мира и Германии и тех выводов, которые он из этого раскола делал. Нет ни одного крупного выступления канцлера, в котором бы он не обозначил стремление к восстановлению единства страны. Однако даже в самых эмоциональных речах и пассажах, посвященных воссоединению, чувствовалась некоторая недосказанность, вынужденность говорить то, что от него ждут, но во что он, по крайней мере в тот момент, не очень верил.

Современный ему мир складывался в его понимании из борьбы двух различных мировоззрений: демократии, с ее христианскими принципами свободы человека, и тоталитаризма, основанного на материалистических постулатах и игнорирующего человека во имя интересов государства. Две идеологии вели глобальное соревнование, стремясь привлечь на свою сторону народы. Судьями становились сотни миллионов людей. Они выносили решение в пользу той системы, которая более успешно использовала свои силы в пользу мирной, обеспеченной и счастливой жизни.

Коммунистические лидеры делали ставку на разобщенность западного мира, на то, что в нем произойдет экономическая катастрофа, после которой путь для торжества мировой революции окажется открытым. По мнению Аденауэра, российская империя исторически была одержима экспансией: до 1917 года она стимулировалась панславизмом, а после – коммунизмом. В основе коммунизма лежало материалистическое мышление. Но без этических принципов оно бесплодно. Духовные ценности Аденауэр ставил выше экономических. Верил, что именно они в конечном счете определяют судьбы людей.

Предстояла борьба на годы, десятилетия. Аденауэр не сомневался, что Советский Союз потерпит крах в силу нарастания внутренних трудностей и укрепления западных позиций, что «холодная война» закончится миром, продиктованным Западом. Нужно лишь терпение. Человечество придет к спокойствию после победы христианских принципов: они дают больше шансов на счастье, чем коммунистические догмы. Так называемый «реальный социализм», овладевший значительной частью земного шара, исчерпает свои исторические ресурсы и зайдет в тупик, не решив экономических и социальных проблем и не удовлетворив духовные потребности общества. Мир преодолеет раскол. Для него откроется путь к прогрессивному развитию, имеющему единственную цель – благополучие человека.

Коммунистическая идеология – ложна, считал Аденауэр. Она – плод «этической испорченности», имеет способность овладевать народами бедными, доведенными до отчаяния. Самое страшное в коммунизме – установление диктаторского, атеистического господства, подавление свободы человека, превращение его в механическую деталь государственного механизма, лишение способности самостоятельного мышления. Коммунизм как идеологию следует преодолеть духовным оружием. Идеологическая борьба не может дать быстрого эффекта. Но вести ее необходимо энергично и постоянно.

В силу исторических обстоятельств Германия оказалась в эпицентре противостояния. Раскол мира прошел по ее территории. Страну охватили все страсти «холодной войны»: гонка вооружений, экономическое противоборство, ожесточенная пропагандистская битва. Страна с зеркальной точностью отражала общемировые процессы.

Аденауэр был уверен, что компромисс в германском вопросе невозможен, как и в борьбе двух мировых мировоззренческих систем. Можно предотвратить всеуничтожающую военную схватку между ними, но сделать из них единое целое – это из области неосуществимой мечты. В Германии любое компромиссное решение приведет к тому, что она окажется в том или ином лагере. Существование где-то между ними невозможно. Людской и экономический потенциал Германии неизбежно усилит, и довольно значительно, ту сторону, к которой она примкнет. Безусловный сторонник западного христианского мира Аденауэр делал все возможное, чтобы германский потенциал не оказался у противника.

Послевоенная Потсдамская конференция стала последним актом совместных действий антигитлеровской коалиции. Раздел Германии на оккупационные зоны не фиксировал раскол страны, но предопределил его. Механизм общего управления – Союзный контрольный совет существовал недолго. Сложились два центра власти – военные администрации советской оккупационной зоны и западных зон. На Западе управленческие аппараты, функционировавшие вначале раздельно, с созданием Бизонии, а затем Тризонии превратились фактически в единую структуру во главе с тремя Верховными комиссарами. После образования ФРГ, а затем и ГДР со всей очевидностью выявилось, что раскол Германии приобрел на длительный период неодолимый характер.

Можно поставить под сомнение, верил ли Аденауэр в реальность продвижения коммунизма на Запад. Но об опасности такого развития он говорил постоянно. Бисмарк использовал призрак французского врага для сплочения германской империи. Аденауэр – угрозу коммунизма для объединения Европы. Ссылаясь на непосредственную близость Федеративной Республики к коммунистическому миру, канцлер добивался от западных держав максимально возможной экономической помощи и политической поддержки. Ему не нужно было прошибать стену. Коммунистическая угроза являла собой слишком серьезный фактор, так что Запад держал для Аденауэра двери открытыми.

Канцлер верил в способность христианского мира успешно противостоять наступлению коммунизма. Не сомневался, что идеи свободы и демократии сильнее и притягательнее для народов, чем коммунистический тоталитаризм. Особенно для немцев, которые испытали на себе оголтелую национал-социалистическую диктатуру. Однако сама по себе идея не победит. Необходимы были действия по сплочению демократической части европейского континента, расширению его экономической и военной интеграции и укреплению союза с Соединенными Штатами.

Лидерство США Аденауэр признавал безоговорочно. Он считал, что Америка заинтересована в сильной интегрированной Европе. Страны Европы должны выступать на международной арене вместе с Соединенными Штатами и под их руководством, но не в качестве придатка, а самостоятельной силой с собственными интересами и политическим потенциалом. Дело европейцев – не позволить превратить себя в разменную карту в игре супердержав.

У Аденауэра не было сомнений, что Советский Союз будет всеми силами препятствовать усилению Федеративной Республики и ее включению в западные союзные образования. Именно под таким углом он воспринимал все инициативы в германском вопросе, исходившие из СССР и ГДР. Возможно, канцлер мог бы проявить большую гибкость в тактике и избежать резкой критики со стороны оппозиции, обвинявшей его в недостаточном внимании к проблеме воссоединения страны. Но для него важнее представлялась основная линия, требовавшая последовательности и настойчивости.

Не исключено, что руководители ГДР, особенно глава ее правительства, бывший социал-демократ О. Гротеволь, питали иллюзорные надежды на скорое воссоединение. Четкого же представления о соединении в Германии двух противоположных систем жизни у них не было. Восточные инициативы повисали в воздухе и в лучшем случае давали некоторый недолгосрочный пропагандистский эффект.

30 ноября 1950 года в Бонн на имя Аденауэра поступило письмо О. Гротеволя. Он предлагал вступить в переговоры по германским делам и, в частности, договориться о создании Общегерманского учредительного совета. В сущности это была позиция СССР: создать общегерманские органы при паритетном представительстве от ФРГ и ГДР для обсуждения в нем шагов по воссоединению страны.

Канцлер не торопился с ответом. Лишь два с половиной месяца спустя он выступил в бундестаге, охарактеризовал предложение Гротеволя как пропагандистский шаг и отклонил его. Причиной раскола страны он назвал введение в Восточной Германии системы правления, противоречащей немецким традициям и немецкому характеру. Она лишила население всяких шансов на свободную политическую, экономическую и социальную жизнь. Выход из тупика могут открыть лишь свободные демократические выборы под контролем четырех держав.

Позицию канцлера одобрили социал-демократическая и все другие фракции бундестага, кроме коммунистической. КПГ поддержала предложения Гротеволя. Западногерманские коммунисты стали пропагандистами всех предложений, исходивших от Советского Союза и ГДР. Аденауэра же они называли раскольником и критиковали любые его шаги в германском вопросе.

Новые предложения Гротеволя, вернее модификация прежних, прозвучали осенью 1951 года в его выступлении в Народной палате. Он предложил созвать общегерманское совещание с целью выработать условия общегерманских выборов, воссоединения Германии и заключения с ней мирного договора.

Аденауэр считал бесплодной дискуссию по германскому вопросу. Но он не мог избежать ее. Канцлер доказывал, что ключ к решению находится в руках четырех держав, и немцы сами по себе ничего не могут сделать. Руководители Восточной Германии стремятся, неоднократно заявлял он, лишь к одному – не допустить намечающейся интеграции Федеративной Республики с западным миром. Они вовсе не собираются смягчать тоталитарный режим в ГДР, хотят распространить его на всю Германию и сорвать создание западного сообщества.

Шумахер и его партия без устали критиковали внешнеполитическую линию Аденауэра, его стремление включить Федеративную Республику в западные союзы до решения германского вопроса. Но и предложения, исходившие из ГДР, социал-демократы отклоняли, причем не менее решительно, чем правительство. Их взоры, направленные на Восток, постоянно туманило образование Социалистической единой партии Германии. И десятилетия спустя они не могли избавиться от горечи, порожденной объединительным актом, с помощью которого коммунисты, руководимые советской военной администрацией, фактически уничтожили восточногерманскую социал-демократию, идейно и организационно. Вначале в СЕПГ еще формально соблюдались равноправные начала, например двойное председательство. Но это быстро ушло. СЕПГ превратилась в монолитную правящую партию, строго следующую за Москвой.

А в Федеративной Республике действовала Коммунистическая партия Германии, которой руководила СЕПГ. Она по всем позициям выступала против Аденауэра и даже выдвинула лозунг свержения его правительства. Из Берлина западных коммунистов подправили – лозунг о свержении был снят. Попытки же настроить население против канцлера продолжались с неубывающей силой. Успеха они не принесли, что и показали выборы в бундестаг 1953 года: Аденауэр победил, а коммунисты не прошли в парламент, где до того имели 15 мест.

Но вернемся немного назад, в бурные месяцы 1952 года. Западные державы получили знаменитую советскую ноту от 10 марта, которая надолго стала предметом рассуждений и домыслов политиков и историков. Главным в ней было предложение о заключении мирного договора с Германией, который подписало бы единое немецкое правительство, образованное на основе общегерманских выборов. Проект мирного договора, приложенный к ноте, предусматривал восстановление единства Германии, вывод с ее территории оккупационных войск в годичный срок и ликвидацию всех военных баз на немецкой земле. Германия приобрела бы нейтральный статус при наличии национальных вооруженных сил. Ее границы закреплялись на основе Потсдамского соглашения.

Советские предложения в их конкретике не походили на очередной пропагандистский маневр. Немецкие общественные круги, даже часть тех, кто примыкал к ХДС/ХСС, требовали от западных держав немедленно вступить в переговоры с Советским Союзом.

В правящих эшелонах ГДР царило нечто вроде паники – ведь речь шла о том, что Восточная Германия утратит свою государственность и идеологическую ориентацию.

Позднее историки будут гадать, не блефовал ли Советский Союз, насколько серьезно думали его руководители о воссоединении Германии на основе ее внеблокового статуса. Появятся домыслы о том, что идея принадлежала Берии, что он убедил Сталина в выгодности для Советского Союза существования в центре Европы нейтрализованной Германии. Во всяком случае, во время суда над Берией ему, кроме прочего, вменили в вину предательство в отношении ГДР и намерение внести разлад в содружество восточноевропейских стран, сплотившихся вокруг Советского Союза.

…Москва продолжала дипломатическое наступление. В апреле и мае 1952 года западные державы получили новые ноты, которые повторяли предыдущие предложения и предлагали немедленные переговоры по ним. В западных странах, особенно во Франции и Англии, возникли настроения в пользу серьезного рассмотрения советских инициатив. Социал-демократы и многие общественные деятели в Западной Германии энергично настаивали на начале переговоров четырех держав на основе советских предложений. Они требовали проверить искренность советских руководителей и, если есть шанс на воссоединение Германии, то не упустить его.

Решающее слово сказал Аденауэр. Он выступил против принятия советских предложений, доказывая западным державам, что Москву не интересует воссоединение Германии. Ее главная цель: не допустить подписания Общего договора и договора об Европейском оборонительном сообществе; выбить Федеративную Республику из западной обоймы и, таким образом, сорвать западноевропейскую интеграцию. Если и вступать в переговоры с советской стороной, утверждал Аденауэр, то после подписания договоров, когда ФРГ прочно свяжет себя с Западом. Только сплоченный Запад сможет добиться чего-либо в германском урегулировании. Вместе с тем Аденауэр рекомендовал западным державам не отвергать полностью советские предложения и делать упор на общегерманские выборы, а не на мирный договор с нейтральным статусом для Германии. Нейтрализованная Германия превратится во второстепенное государство. Ее вооруженные силы не смогут противостоять советской военной мощи. Она неизбежно и быстро окажется в числе сателлитов Советского Союза.

Социал-демократы продолжали требовать от Аденауэра отказаться от идеи интеграции ради воссоединения Германии. Канцлер проявлял твердость. Выступая с очередной речью в бундестаге и обращаясь к социал-демократам, он говорил, что тот, кто отвергает интеграцию, обрекает народы Европы и в первую очередь немецкий народ на порабощение большевизмом, отрекается от христианско-гуманистического образа жизни, является могильщиком немецкого народа.

Несколько позднее в беседе с Мендес-Франсом Аденауэр прямо заявил, что готов пожертвовать воссоединением ради приобщения Федеративной Республики к сильному западному лагерю, что единство Европы для него важнее единства собственного отечества. Сначала европейская интеграция, потом воссоединение. Эту мысль Аденауэр повторял неоднократно.

Не следует забывать, что Аденауэр находился в то время под впечатлением Корейской войны. На первом месте для него была безопасность в союзе с Западом. Воссоединение же открывало туманные перспективы в соседстве с мощным Советским Союзом, нависшим над Европой.

Западные державы в целом поддерживали позицию Аденауэра. У англичан и французов были некоторые колебания. Но Соединенные Штаты твердо выступили на стороне канцлера. В ответных нотах западные державы высказались за создание комиссии ООН для выяснения возможности проведения свободных общегерманских выборов. Представители четырех держав, отвечавших за судьбы Германии, могли бы встретиться и, рассмотрев выводы комиссии, достигнуть договоренностей о проведении общегерманских выборов. Имелось в виду, что вопрос о мирном договоре встанет лишь после того, как будет решена проблема выборов и создания общегерманского правительства. Запад уводил процесс в неопределенность и по сути, и по времени. Аденауэр с удовлетворением воспринял такой оборот дела.

Тем временем Организация Объединенных Наций решила направить в оба германских государства специальную комиссию, чтобы установить, есть ли там условия для проведения свободных выборов. В Федеративной Республике комиссия побывала и дала положительное заключение. В ГДР ее не пустили.

Тем временем состоялось подписание Общего договора и договора об ЕОС. А в ГДР в июле 1952 года на второй конференции СЕПГ приняли решение о строительстве основ социализма. Руководители обеих частей Германии прямой дорогой уходили от воссоединения. Аденауэр шел от него на Запад, Ульбрихт – на Восток. Германский вопрос усложнялся и запутывался. Он все больше приобретал идеологические очертания и становился полем противоборства глобальных мировоззренческих систем.

В августе 1952 года из Москвы последовала новая нота в адрес трех западных стран с предложением созвать совещание четырех держав для обсуждения мирного договора с Германией, вопроса о создании общегерманского правительства, о проведении выборов и определении сроков вывода из Германии оккупационных войск. Предлагалось привлечь к совещанию представителей ГДР и ФРГ.

Ровно через месяц западные державы дали ответ, повторив свои прежние позиции. Они согласны вести переговоры только об общегерманских выборах. О мирном договоре речь может идти лишь после образования общегерманского правительства. Участие в совещании представителей немецких государств неприемлемо. Выборы могут состояться после того, как комиссия ООН определит возможность их проведения в условиях свободы. Советское понимание демократических выборов, когда в них участвует лишь одна партия, отвергается.

Дискуссия выдохлась. Она не дала никаких результатов. Аденауэр выглядел довольным. Подтвердилось его мировоззренческое кредо: компромисс принципиального характера между двумя идеологическими системами невозможен ни в мировом, ни в германском масштабе. Воссоединение придет лишь тогда, когда Запад, сплоченный и прогрессивно развивающийся, докажет свое экономическое и социальное превосходство перед другой системой. Это – историческая перспектива. Сейчас же необходимо проявлять терпение и выдержку.

Несколько особняком стояла проблема новых германских границ, очерченных Потсдамским соглашением. Аденауэр не верил в возможность возврата утраченных после войны территорий. Против этого были не только Советский Союз, Польша и Чехословакия, но и западные державы. Однако канцлер не мог не считаться с настроениями западногерманской общественности. Миллионы беженцев с Востока не теряли надежду на возвращение домой – в Восточную Пруссию, Померанию, Силезию, Судетскую область. Их ожидания постоянно подогревались лидерами переселенцев и политическими деятелями, боровшимися за голоса избирателей. Признание границ, сложившихся после войны, означало бы поражение правительства. Понимая это, Аденауэр старался не выпячивать территориальную проблему, не ставить ее в центр политических дискуссий. Когда же от него требовали прямого ответа, канцлер выражал уверенность, что интересы немцев будут учтены при заключении мирного договора с Германией.

Противники Аденауэра в Западной Германии нападали на него за мягкотелость и пассивность в вопросе о границах. Советская же пропаганда клеймила канцлера как реваншиста, не желавшего признавать послевоенные европейские реалии. Он спокойно воспринимал и то, и другое. Его огромный опыт подсказывал, что государственный деятель, добившийся вершин власти, неизбежно окажется в центре политических бурь. Он удержит властное кормило, если не согнется под его тяжестью, будет успешно лавировать и находить путь, единственно правильный в складывающихся обстоятельствах. Аденауэр умел и не сгибаться и лавировать, менять тактику, оставаясь на принципиальных позициях.

Дело шло к вступлению Федеративной Республики в НАТО. Советское руководство делало все возможное, чтобы помешать этому. В январе-феврале 1954 года в Берлине прошло совещание министров иностранных дел четырех держав по германскому вопросу. Молотов оживил на нем прежние слегка подновленные советские предложения: бундестагом ФРГ и Народной палатой ГДР образуется до выборов временное общегерманское правительство, из Германии выводятся все оккупационные войска, объединенная Германия нейтрализуется, отказывается от вступления в какие-либо союзы. В отличие от прежней позиции Молотов выступил против любого международного контроля над общегерманскими выборами: их должны провести сами немцы без вмешательства извне.

От имени трех держав Иден выдвинул согласованный с Аденауэром план решения проблемы: проведение свободных контролируемых общегерманских выборов в Национальное собрание, которое выработает конституцию и образует общегерманское правительство. Оно и подпишет мирный договор.

Совещание окончилось безрезультатно. Да иного и быть не могло. Призрак договоренности четырех держав в ущерб Федеративной Республике и интеграционной политике Аденауэра исчез, унеся с собой последние остатки опасений канцлера. Даллес из Берлина прибыл в Бонн. Он поделился с Аденауэром впечатлениями от совещания:

– Русские согласятся на общегерманские выборы лишь в том случае, если смогут обеспечить избрание нужных им людей. И после смерти Сталина в Москве не готовы к разумным компромиссам.

Аденауэр согласно кивал головой.

– Россия не отказывается от проникновения в Западную Европу через Германию. Для противодействия ее натиску необходимо объединение Европы и тесный союз с Соединенными Штатами. Германский вопрос не может быть решен в отрыве от основных мировых проблем. Федеративная Республика должна укреплять внутренние структуры на основе свободы и законности, наращивать духовные и материальные силы с целью противодействия советизации.

Собеседники хорошо понимали друг друга.

Москва явно нервничала. Действия Н. С. Хрущева, взявшего на себя руководство внешней политикой, отличались непредсказуемостью и судорожностью. В конце марта 1954 года из его уст прозвучало предложение о вступлении Советского Союза в НАТО. К нему отнеслись несерьезно. Даллес даже не счел нужным поставить об этом в известность президента Эйзенхауэра. В январе 1955 года от Советского Союза в последний раз последовали предложения о проведении общегерманских выборов. Было заявлено, что если ФРГ вступит в НАТО, то дальнейшие переговоры по германскому вопросу станут невозможными. На берлинской встрече министров иностранных дел советская сторона попыталась оторвать Францию от общего западного фронта. Не удалось. Вскоре из Москвы поступило сообщение о денонсации Советским Союзом его договоров о сотрудничестве и взаимопомощи с Великобританией и Францией.

Идея нейтрализации Германии умирала. В мае 1955 года Эйзенхауэр выступил было за создание нейтрального пояса в Европе. Аденауэр немедленно направил письмо Даллесу и попросил переубедить президента. Напомнил, что Хрущев постоянно говорит о мировой революции и всемирном торжестве коммунизма, что он старается поссорить Соединенные Штаты с Европой. Нейтрализация Германии и создание нейтрального пояса играют на руку России.

Даллесу не составило особого труда убедить Эйзенхауэра в том, что осуществить нейтралистские идеи в Европе невозможно. На Женевской встрече в верхах в июле 1955 года западная сторона окончательно отказалась от обсуждения нейтрального статуса Германии. Да и как его можно было обсуждать после приема ФРГ в НАТО и создания Организации Варшавского Договора с участием ГДР? Вопрос был окончательно закрыт.

Многие обозреватели того времени считали, что если бы Аденауэр не добился принятия Федеративной Республики в НАТО до конференции в верхах, то после нее это могло бы не состояться – западные державы, возможно, согласились бы на нейтрализацию Германии, а усилия Аденауэра принесли бы в жертву разрядке международной напряженности. Не все западные политики понимали, что нейтральная Германия неизбежно станет объектом советской экспансии. Кроме Аденауэра это четко осознавал Даллес. Они и стали гарантами включения ФРГ в систему западных союзов.