Текст книги "Конрад Аденауэр - немец четырех эпох"
Автор книги: Всеволод Ежов
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)
Советские руководители бросают вызов Соединенным Штатам в «третьем мире», пытаясь привлечь на свою сторону развивающиеся государства. США не должны ослаблять усилий на этом фронте. И все же главное для них – Европа, где, собственно, и решается исход борьбы двух систем.
Лицо Даллеса оставалось неподвижным. Когда Аденауэр закончил, он подумал и сказал, что выкладки канцлера крайне интересны. С оценками роли НАТО согласен. Но надо учитывать, что интересы Соединенных Штатов выходят за рамки НАТО и они не могут оглядываться только на эту организацию. Не всегда и не все члены НАТО в состоянии давать единый ответ на те или иные предложения из Москвы. Однако взаимные консультации необходимы.
Что касается целей Москвы распространить коммунизм по всему миру, то здесь не может быть двух мнений. И конечно же, согласился Даллес, советские руководители видят главного противника в Соединенных Штатах. Мы оказывали и будем оказывать нашим союзникам помощь и поддержку в их противостоянии коммунистическому лагерю. Одним из главных направлений американской политики остается поддержка Федеративной Республики. Вашингтон позитивно относится к интеграционным усилиям в Западной Европе.
Аденауэр заметил, что по его впечатлениям Россия испытывает серьезные экономические трудности. Хрущев говорит о грандиозных планах развития. Но вероятность их осуществления вовсе не очевидна, иначе советский лидер не стал бы просить о помощи. Западным странам нет смысла помогать СССР решать экономические проблемы.
Даллес предостерег от недооценки способностей советской экономики и обратил внимание на то, что при централизованном плановом хозяйстве Москва имеет возможность успешно конкурировать с Западом, отправлять на экспорт продукцию, подчас по заниженным ценам, оставляя неудовлетворенными внутренние потребности.
Беседы в Соединенных Штатах оставили двоякое ощущение у Аденауэра. Он видел готовность поддержать его политическую линию. Но понимал и то, что интересы, далеко выходящие за рамки Европы, делают для Соединенных Штатов необходимым поиски компромисса с Советским Союзом. И поскольку германский вопрос продолжал оставаться в центре взаимоотношений с Москвой, компромисс мог обернуться негативной стороной для Федеративной Республики.
Тревога Аденауэра усилилась во время Суэцкого кризиса. Запад, по его мнению, совершил серьезную ошибку, уступив России подряд на строительство Ассуанской плотины. Влияние Москвы в Египте возросло настолько, что она смогла получить возможность вмешаться в конфликт по Суэцкому каналу. Когда его национализация вызвала высадку в Египте англо-французских войск, Булганин в письме правительствам обеих стран потребовал вывести их войска из Египта и пригрозил вмешательством Советского Союза. В послании Эйзенхауэру советский премьер предложил совместно выступить против англо-французской интервенции. Так оно и получилось. В Совете Безопасности ООН Соединенные Штаты и Советский Союз проголосовали за резолюцию, осуждавшую действия Англии и Франции.
О «грозном» письме Булганина Аденауэр узнал в поезде, направляясь с визитом в Париж. Через посольство ФРГ он запросил Ги Молле – не отменить ли визит, пока он не начался? Французский премьер-министр ответил, что при сложившихся обстоятельствах считает визит особенно ценным. Важно подтвердить франко-германское соглашение именно в этот трудный для Франции момент.
На встрече Ги Молле сразу же спросил:
– Что вы нам посоветуете делать?
– А у вас есть сведения о том, какую позицию занимают американцы? – ответил вопросом Аденауэр. Он понимал, что точка зрения Соединенных Штатов станет решающей в развитии кризиса.
Через несколько часов Ги Молле получил сообщение из Вашингтона, что США осуждают военные действия Франции и Англии в Египте и не намерены вступать в конфликт с Советским Союзом. Ги Молле и Аденауэр поняли, что англо-французские войска из Египта придется выводить.
Обдумывая события осени 1956 года, Аденауэр пришел к неутешительному выводу. Западные страны далеки от необходимой сплоченности. Действия Англии и Франции в Египте позволили Советскому Союзу проявить силу и решительность, разбить единый фронт Запада, начавший было складываться на фоне венгерских событий. Соединенные Штаты не сочли возможным поддержать своих основных союзников по НАТО.
…Канцлер вступил в девятый десяток жизни. Он не менял режима, выглядел собранным, подтянутым, готовым выносить большие нагрузки.
В марте 1957 года он прилетел в Рим подписывать договор об образовании Европейского экономического сообщества. Оттуда его самолет направился в Тегеран, где канцлера ждали с официальным визитом.
В первый же день Аденауэр и сопровождающие получили подарки: дорогостоящие ковры, изделия из редких пород дерева и слоновой кости. Канцлер попросил помощников показать, что привезли они для шаха и должностных лиц. Принесли вазу и подсвечники из фарфора, музыкальную шкатулку для премьер-министра и что-то еще маловыразительное. Аденауэр возмутился:
– Подобный ширпотреб можно встретить в любой сувенирной лавке. Даю время до завтрашнего утра: придумайте, как исправить глупость.
На следующий день за завтраком кто-то робко сказал, что шах и его супруга Сарайя любят лошадей. Лицо Аденауэра ожило:
– Хорошая мысль. Передайте шаху, что ему приготовлены скакуны, но их не смогли взять с собой. Они будут доставлены позже на транспортном самолете.
Настроение улучшилось. Канцлер охотно осматривал экзотические достопримечательности, вел беседы с шахом и премьер-министром.
Из Тегерана вылетели в Стамбул, где была запланирована промежуточная посадка. Аденауэр использовал ее, чтобы осмотреть город. Немецкий посол в Турции изумился живому интересу канцлера к стамбульским диковинкам.
В самолет пришло сообщение, что итальянский премьер-министр Сеньи просит сделать посадку в Риме для краткой беседы. Согласие было немедленно дано. Уже близилась ночь, когда приземлились в Кёльне.
В Рёндорфе канцлера встретили упреками: разве можно допускать подобные нагрузки? Он же попросил принести бутылку вина и еще с час оживленно рассказывал близким о восточных впечатлениях.
Весной 1957 года Эйзенхауэр сделал предложение европейским союзникам передать им ядерное оружие и обучить персонал. Англия и Франция не приняли его и пошли по пути создания собственных ядерных сил. Аденауэр увидел еще одну трещину в западном союзе. Англичане и французы демонстрировали независимость от Соединенных Штатов и создавали массу трудностей для НАТО. Канцлер высказался за вооружение бундесвера американским атомным оружием. В Федеративной Республике разразилась буря.
Восемнадцать физиков ФРГ, среди которых были лауреаты Нобелевской премии Макс Борн, Отто Хан и другие крупные ученые, опубликовали воззвание против приобщения бундесвера к ядерному оружию. Ученые писали, что возможности дальнейшего развития этого оружия не имеют естественных пределов. Тактическая атомная бомба в состоянии разрушить небольшой город, а водородная – сделать необитаемым район величиной с Рурскую область. В результате взрыва нескольких водородных бомб может быть уничтожено все население Федеративной Республики. Надежной защиты больших масс населения от атомной опасности не существует.
За физиками последовали выступления университетских профессоров. Началось брожение в обществе. Возникло движение «Против атомной смерти», которое поддержали социал-демократы и профсоюзы. На митингах и собраниях принимались резолюции, призывающие бундестаг и правительство отказаться от участия в гонке атомных вооружений и поддержать идею создания в Европе безъядерной зоны.
Канцлер привык к противодействию оппозиции. В демократическом обществе оно естественно. Тот, кто принимает решения, неизбежно оказывается в поле действия критиков. Нападкам подвергаются и действия, и бездействие. Мир охвачен гонкой ядерных вооружений. Федеративная Республика не может остаться безучастной, не подорвав своих внешнеполитических позиций. В воспоминаниях Аденауэр напишет, что приобщение к ядерному оружию являлось для него вопросом не военным, а политическим. В практической плоскости он не стоял, немедленных решений не требовал. Речь лишь шла о единой политике НАТО и о том, чтобы Федеративная Республика пребывала в совместном процессе.
Ученых-физиков пригласили на беседу к канцлеру во дворец Шаумбург. Вместе с Аденауэром их встретили генералы Хойзингер и Шпайдель. Один из них сделал доклад о том, как идет формирование дивизий бундесвера, военно-морских, военно-воздушных соединений и включение их в оборонительные системы НАТО. Немецкие военнослужащие заняли важные позиции в штабах НАТО. Их число постоянно увеличивается. Расходы ФРГ в НАТО превысили доли Англии и Франции. Федеративная Республика стала не просто составной частью НАТО, а одной из его ведущих сил.
Другой генерал дал сравнительный анализ военных возможностей Советского Союза и его сателлитов и союзных сил НАТО. Он подчеркнул, что, если отдельные страны НАТО будут вооружены по-разному, управлять ими станет затруднительно. Советский блок получит существенное преимущество.
Ученые возражений не высказывали. Аденауэр вступил в беседу:
– Речь не идет о немедленном вооружении частей бундесвера ядерным оружием, а лишь о принципиальной возможности сделать это при определенных условиях, в случае крайней необходимости. Принятие решения никогда не приобщаться к ядерному оружию стало бы подарком России и лишь подтолкнуло бы ее к экспансионистским шагам в Европе. Мы сможем оказать воздействие на мирные процессы только в том случае, если обозначим собственную силу. Не обладая таковой, Федеративная Республика неизбежно превратится во второстепенную державу, объект политики других, не сможет в полную силу поднять свой голос в пользу мира.
Встреча во дворце Шаумбург оказала воздействие на ученых. Их активность в борьбе против ядерного оружия пошла на убыль. Вскоре ослабло и движение «Против атомной смерти». Канцлер проявлял сдержанность и избегал публично высказываться о ядерном оружии для бундесвера. Он учитывал и тот фактор, что правительства и общественность европейских стран настороженно воспринимают шаги по усилению западногерманской армии и роли ФРГ в руководящих органах союза. Постепенно проблема перешла в иную плоскость: размещение американских ракет с атомными боеголовками на территории Федеративной Республики. Но это случилось позднее.
Новые встречи с Даллесом сначала в Бонне в начале мая 1957 года, затем в конце месяца в Вашингтоне показали, что политические позиции США и ФРГ в общем и в деталях едины. Даллес поддержал усилия по интеграции в Европе и одобрительно отозвался о подписанных в Риме соглашениях об образовании Европейского экономического сообщества и Евроатома. Выразил сожаление, что Великобритания отказалась от участия в ЕЭС. Аденауэр заметил, что европейская интеграция оказалась бы более эффективной, если бы англичане не устранялись от совместных шагов с континентальными странами.
Даллес заговорил о необходимости разрядки и разоружения:
– Люди во всем мире устали от противоборства и хотят хоть на шаг продвинуться вперед, достигнуть какой-нибудь договоренности с Советским Союзом. Соединенные Штаты пойдут на разоруженческие действия, но лишь тогда, когда будет установлен строгий контроль над исполнением договоренностей. Советским руководителям нельзя верить на слово. Они стараются делать лишь то, что выгодно им самим. Но можно найти отдельные сферы, где интересы совпадут. И к контролю следует подходить не сразу, а постепенно, начать с частичных мер, а потом расширять их.
Увидев озабоченность на лице Аденауэра, Даллес поспешил добавить:
– Соединенные Штаты будут увязывать разоруженческие дела с нерешенными политическими проблемами, среди которых первое место занимает воссоединение Германии.
Аденауэр не мог не заметить, что в намерениях Белого дома и государственного департамента есть различия. Срок президентства Эйзенхауэра заканчивался. Он хотел завершить его договоренностью по разрядке международной напряженности. Президент допускал возможность создания контролируемой нейтральной зоны в Европе. Даллес думал иначе: Соединенные Штаты не должны соглашаться на разоруженческие шаги на основе нейтрализации Германии.
Канцлер не сомневался, что возобладает жесткая линия государственного департамента, ибо она представлялась более реалистичной, приближенной к конкретному положению дел в Европе. Она его полностью устраивала.
Даллес закончил беседу в Вашингтоне пожеланием Аденауэру успеха на предстоящих осенью выборах в бундестаг. Скупо улыбаясь, он сказал:
– Не сомневаюсь – немецкий народ считает вас, господин канцлер, самым умным и способным политическим деятелем в Германии.
ХДС/ХСС с Аденауэром были обречены на победу. И она пришла 15 сентября 1957 года на третьих в истории ФРГ выборах в бундестаг. Впервые ХДС/ХСС получили абсолютное парламентское большинство, и теперь канцлер мог не заботиться о коалиции. Он достиг пика политической карьеры.
Социал-демократы вели борьбу энергично. Критиковали главным образом внешнюю политику правительства, требовали отказаться от однобокой ориентации на Запад, начать переговоры с Советским Союзом о воссоединении Германии на основе ее нейтрализации и создания в Европе безъядерной зоны.
Решающими, однако, в предвыборной борьбе оказались другие факторы. Экономика Федеративной Республики работала прекрасно. Создавались новые и новые рабочие места. Безработицы практически не было. Массовое строительство сняло с повестки дня проблему жилья. Выделялись крупные дотации сельскому хозяйству, что позволяло все в большей степени удовлетворять потребности страны за счет собственного продовольствия. Немецкая марка стала одной из самых твердых мировых валют. Постоянно расширявшийся экспорт позволил накопить солидные валютные резервы.
Реформировалась социальная сфера, росли заработная плата и пенсии. В начале 1957 года по инициативе правительства бундестаг принял закон о пенсиях. За него проголосовали и депутаты от оппозиции. Отныне пенсии автоматически возрастали вместе с ростом национального продукта, но они не могли уменьшаться, если производство падало. Тезис Эрхарда – благосостояние для всех! – успешно осуществлялся на деле. Уровень жизни в Федеративной Республике превысил таковой в Дании и Швеции.
Немцы обретали уверенность, оптимизм. Их страну признали достойным партнером западного сообщества. На нее стали равняться, перенимать методы социальной рыночной экономики. Лозунг Аденауэра – никаких экспериментов! – заработал в полную силу. Социал-демократам и другим оппозиционным силам нечего было противопоставить ему. Население верило канцлеру и правительству. Крупные промышленники поддерживали его. ХДС/ХСС получали значительные суммы на предвыборную борьбу, но могли бы победить и без них. Люди действительно не хотели экспериментов, крутых перемен и ломок. Жизнь развивалась по восходящей линии, создавая условия для удовлетворения возраставших потребностей и запросов.
Аденауэр чувствовал себя бодрым и свежим. В ходе предвыборной кампании он вновь исколесил всю страну на автомобиле, специальном поезде, летал самолетом. Выступал и в крупных городах, и небольших селениях, на многотысячных митингах и в присутствии нескольких десятков человек. Принимал делегации избирателей. Постоянно требовал от помощников материалы, цифры, данные, особенно по вопросам, по которым его критиковала оппозиция. Часто импровизировал на встречах, находил новые и новые аргументы, чтобы в достойном свете представить деятельность правительства. Кинохроника показала Аденауэра, с улыбкой слушавшего пластинку с популярной песенкой. Переделанный припев ее повторял слова: что бы ни случилось, старик должен остаться.
После выборов Аденауэр вернулся к размеренной, привычной жизни в Рёндорфе и дворце Шаумбург. Свободное время обычно проводил за чтением. Углубился в историю Америки и, в частности, развития там католической церкви. Параллельно читал историю России. Размышлял о тенденциях ее царского и советского периодов. Заглядывал в книги по истории искусства. Перед сном откладывал монографии и брался за криминальный роман. Часто включал симфоническую музыку. Говорил домашним, что Чайковский возбуждает его, а Шуберт дает отдохновение от политики. Гайдн, как стакан родниковой воды, освежает и бодрит.
В воскресенье после мессы Аденауэр надевал соломенную шляпу и занимался обрезанием деревьев и цветов в саду или просто гулял по дорожкам, посыпанным мелким гравием.
Сыновья и дочери жили отдельной жизнью. Но кто-либо из них с внуками, число которых перевалило за полтора десятка, часто гостил в Рёндорфе. Положение патриарха многочисленной и благополучной семьи вызывало чувство удовлетворения и умиротворенности. Дети от первого брака: Конрад – директор крупного промышленного предприятия, Макс занимает руководящий пост в администрации Кёльна, Риа – супруга промышленника Райнерса. От второго брака: Пауль – капеллан одной из кёльнских церквей, Либет – супруга предпринимателя Верхана, Лотта – жена архитектора Мультхаупта, Георг – юрист.
Штраус на заседании правительства, поздравляя Аденауэра с очередным днем рождения, воздал должное его многочисленной семье. Кивая на министра по делам семьи Вюрмелинга, сказал:
– И это все, господин федеральный канцлер, вы сотворили до того, как появился господин Вюрмелинг.
В Бонне и далеко за его пределами немало удивлялись, как канцлер в столь почтенном возрасте не теряет бодрости. А он охотно рассказывал такую историю. Папа Лев XIII праздновал 90-летие. Дуайен дипломатического корпуса вместе с поздравлением пожелал ему выглядеть так же прекрасно и в сто лет. Папа ответил вопросом: почему вы так ограниченно оцениваете милость Божью?
Любил канцлер вспоминать и о разговоре с Иденом в Лондоне на одном из приемов. Иден попросил Аденауэра оказать воздействие на Черчилля и дать ему понять, что пришло время оставить пост премьер-министра и уйти на заслуженный отдых.
Аденауэр сверкнул веселой искоркой в глазах и спросил с улыбкой:
– Вы полагаете, господин Иден, что именно я подходящая персона для такого разговора?
Разница в возрасте Черчилля и Аденауэра составляла год.
Иден попытался обратить все в шутку. А присутствовавший при разговоре зять Черчилля, занимавший пост министра обороны, сказал:
– Насколько я знаю тестя, он будет стоять у моего гроба и произносить речь: как жаль, что нас так рано покинул столь подававший надежды молодой человек.
На очередной встрече Аденауэра с журналистами за чашкой чая произошел такой диалог.
Журналист: «Как вы ощущаете себя на девятом десятке жизни и деятельности? Что главное, позволяющее столь долго и энергично работать?»
Аденауэр: «Моего врача – профессора Мартини спросили: чему и кому я должен быть обязан таким здоровьем и работоспособностью, может быть, кислородной терапии, вообще искусству врачей? Мартини ответил: в первую очередь родителям. Здоровые родители и воспитание умеренности – основа долгой жизни и работоспособности. Родители не носились с нами. Мы должны были работать, чтобы достигнуть чего-либо».
Журналист: «Каковы ваши привычки?»
Аденауэр: «Я не курю, в ином себе не отказываю, но проявляю умеренность, и ничего сверхъестественного».
Журналист: «Говорят, вы упрямый и твердый человек».
Аденауэр: «Самое плохое для политика – поворачиваться по ветру и действовать по погоде. Надо проявлять терпение и не упускать благоприятный момент. Терпеть не означает жить с закрытыми глазами».
Журналист: «Вы хоть раз пожалели, что стали канцлером?»
Аденауэр: «Хоть раз! Я много раз спрашивал себя, за какие грехи Господь Бог наложил на меня такое наказание».
Журналист: «Но ведь есть и удовлетворение от работы».
Аденауэр: «Без этого исчерпаешь себя, без этого нет стимула работать дальше».
Глава XVIII
Восточное направление
При всем неприятии коммунистической идеологии и советской империи с ее сателлитами Аденауэр, как и другие деятели капиталистического мира, не мог ориентироваться только на противоборство. Советский Союз играл слишком большую роль в международной жизни. Канцлер не позволял себе выпасть из обоймы западных лидеров, наводивших мосты к советским руководителям. Иначе ФРГ осталась бы в стороне от процессов разрядки напряженности, которая заботила тем больше, чем стремительнее накапливались ракеты и атомные бомбы.
Колесо истории повернулось вспять на полный оборот, когда в России возникло тоталитарное государство. Оно сделало еще пол-оборота назад с включением в коммунистическую империю государств Восточной Европы и части Германии. Восстание в Венгрии выявило слабость коммунистического лагеря. Стало ясно, что Советский Союз не в состоянии одновременно повышать жизненный уровень народа, вооружаться и держать в повиновении сателлитов. Сталкиваясь с внутренними трудностями, советские руководители для самоутверждения прибегали к агрессивным действиям вовне.
Так мыслил Аденауэр. Для него коммунизм, овладевший властью, представлялся опасным сгустком ереси, накопленной человечеством за все время его существования. Побороть его сразу невозможно, как и изолировать от остального мира. Неизбежны соприкосновения. Особенно после того, как между Бонном и Москвой установились дипломатические отношения. Кроме того, Аденауэр, как и другие крупные политики (например, Черчилль), осознавал двойственность своего отношения к СССР: с одной стороны, антикоммунизм, с другой – понимание величия русского народа, исторической значимости России. Коммунизму необходимо было противостоять, с Россией – сотрудничать.
Положительные перспективы виделись в сфере торговли, выгодной для обеих сторон. В ХДС/ХСС велись дискуссии о целесообразности экономических связей с Советским Союзом. Многие считали, что торговля должна быть обязательно привязана к политике. Торговые сделки следует заключать только при учете политических интересов. И вообще, зачем продавать коммунистам, намеревавшимся похоронить капитализм, современное оборудование, ноу-хау, получая взамен сырье и полуфабрикаты, которых полным-полно на западных рынках. Тем более что советские торговые деятели пытаются диктовать свои условия: не согласитесь вы, немцы, на наши цены, мы купим у англичан или французов.
Высказывалась и такая точка зрения. Русские крайне заинтересованы в экономическом сотрудничестве с Западом. Поставки следует использовать так, чтобы усилить зависимость Советского Союза от западных экономических доноров. А затем требовать политических уступок.
Аденауэр не вмешивался в дискуссии подобного рода. Он понимал, что для бурно развивавшейся экономики Федеративной Республики обширный восточный рынок представляется весьма желательным. Торговлю с Советским Союзом можно сдерживать исходя из политических соображений, но прекращать ее нельзя. Еще в 1952 году по инициативе Эрхарда был создан Восточный комитет немецкой экономики. В него вошли промышленники, заинтересованные в торговле с СССР и другими восточноевропейскими странами. Торговый оборот рос из года в год. В 1957 году, несмотря на все политические коллизии, Федеративная Республика вышла на первое место среди западноевропейских стран по экспорту в Советский Союз, К торговле с СССР стали подключаться такие крупные фирмы, как «Крупп», «Маннесман», «Сименс» и другие.
Обмен посольствами оживил советско-западногерманские отношения. Но первый советский посол в Бонне В. А. Зорин – дипломат старой школы, пытаясь завязывать контакты с деятелями политики, экономики, культуры, не проявлял необходимой гибкости. На критику советской политики отвечал обычно жестко и однозначно. Зорин немного понимал по-немецки, но беседовал всегда с переводчиком. Доверительного разговора, как правило, не получалось, даже если немецкий собеседник и пытался его завести. Газеты писали, что Зорин не только пропагандирует советскую политику, но и формирует ее в отношении ФРГ. Аденауэр и Брентано предостерегали от слишком близких контактов с советским послом и его сотрудниками.
Незадолго до венгерских событий Зорин был отозван в Москву на пост заместителя министра иностранных дел. В Бонн прибыл новый посол Андрей Андреевич Смирнов. Он еще до войны работал советником советского полпредства в Берлине, занимался германскими делами в качестве заведующего III Европейским отделом МИДа, а в 1956 году стал послом в Австрии. Пробыв в Вене менее года, он получил назначение в Бонн.
Смирнов оказался дипломатом гибким. В отличие от Зорина он обладал столь нужными «салонными» качествами: умел заинтересовать собеседника, вести беседу непринужденно, хорошо смотрелся на приемах со своим высоким ростом, стройной фигурой и выразительными чертами лица. Смирнов ни на шаг не отступал от официальной советской политики. Но с ним общались охотно, ибо он проявлял уважение к собеседнику, да и аргументы находил не стандартные, вызывавшие интерес. Средства массовой информации обычно хорошо писали о нем. Отмечали его элегантность и даже аристократичность.
Новый советский посол произвел благоприятное впечатление и на Аденауэра. Канцлер не отказывал в просьбах принять его. На больших приемах часто подходил к Смирнову и вел с ним беседы, выходившие подчас за обычные официальные рамки. Между ними установились своего рода личные уважительные отношения. При удобном случае посол подарил Аденауэру красивую кавказскую трость благородного дерева. Канцлер частенько гулял с нею.
Любопытно, что и посол Федеративной Республики в Москве Ганс Кролль, сменивший в 1958 году первого посла Хааса, установил прекрасные отношения с советскими руководителями. Н. С. Хрущев охотно вел с ним длительные и откровенные беседы, приглашал к себе на дачу и даже катал на лодке, сам сидя на веслах. В Бонне несколько подозрительно относились к таким контактам и временами одергивали Кролля.
В феврале 1957 года Смирнов вручил Аденауэру письмо Булганина. Советский премьер, как обычно, отрицательно оценил НАТО и ту агрессивную, по его мнению, роль, которая предназначалась в ней Федеративной Республике. Тем не менее Булганин высказал надежду на улучшение отношений между СССР и ФРГ и предложил начать переговоры о заключении широкого договора о торговле.
Тон письма показался Аденауэру в целом примирительным. Он быстро направил в Москву ответ. Не акцентируя внимания на политических оценках, дал согласие на переговоры о торговле и научно-техническом сотрудничестве. Здесь ему виделась возможность добиться реальных результатов. В конце июля 1957 года в Москву отправилась представительная делегация для подготовки текстов договоров, подписание которых договорились провести в Бонне.
Появление в космосе первого советского спутника вызвало шок у западных политиков. Такого события ждали, но были уверены, что первый запуск осуществят американцы. И тут сообщение из Москвы… Аденауэр по-своему оценил событие. Американцы теперь наверняка выйдут из состояния благодушия. Поймут, что Советский Союз стал сильнее экономически и сделал большой шаг вперед в производстве вооружений. Отныне американцы не могут считать, что бомбардировщики на базах, опоясывающих СССР, дают им полное превосходство. В России появились межконтинентальные ракеты, обладающие возможностью прямо атаковать Соединенные Штаты. Защиты от них нет. Тем более нет таковой у Европы.
Внимательно следил Аденауэр за Совещанием коммунистических и рабочих партий стран восточного блока, состоявшимся в Москве в ноябре 1957 года. Он сделал вывод: главной целью этих правящих партий остается способствовать торжеству коммунизма во всем мире. Более того, коммунисты не исключали и немирный путь, то есть возможность применения силы для осуществления поставленных задач. Опасность для всего западного мира возрастает, ибо Советский Союз за счет межконтинентальных ракет добился военного превосходства над Соединенными Штатами.
Аденауэр видел единственную возможность предотвращения надвигавшейся угрозы: не прекращая контактов с Советским Союзом с целью добиться разрядки международной напряженности и конкретных шагов по разоружению, активизировать деятельность НАТО, повысить ее оборонный потенциал.
…Переговоры в Москве затягивались. Глава немецкой делегации посол Рольф Лар по указанию Бонна пытался увязать заключение договоров с вопросом о репатриации немцев – жителей бывших территорий Германии, отошедших к СССР, а также специалистов, вывезенных после войны с семьями из Германии. Все они получили советское гражданство. Лар утверждал, что в посольство ФРГ в Москве поступило 80 тысяч заявлений с просьбами о репатриации в Федеративную Республику. Топтание на месте шло и из-за того, что советскую делегацию не интересовали товары массового потребления и другая готовая продукция, которую предлагала немецкая сторона. В ФРГ намеревались закупать технологии и оборудование, имея в виду наладить производство у себя в стране.
В марте 1958 года Аденауэр дважды беседовал со Смирновым. В первой беседе он сказал послу, что дал указание Лару сидеть в Москве до тех пор, пока не будет достигнут позитивный результат. Разговор зашел о германских делах.
– Два германских государства – это та реальность, с которой мы обязаны считаться, – сказал Смирнов.
Аденауэр подумал и спокойно возразил:
– Без поддержки Москвы руководители ГДР останутся у власти не более 24 часов. 17 миллионов немцев никогда не станут коммунистами. – Канцлер подыскивал выражения, чтобы не обострить беседу. И все же не удержался от прямых оценок. – Вы господствуете над ними и вызываете сочувствие к ним у нас и во всем мире. Для меня воссоединение в первую очередь человеческая проблема, а не национальная. Россия, сделав возможным воссоединение, приобретет друга в лице Германии. Возрастет ее международный авторитет. Настанет длительный период мирного развития. Советские руководители получат возможность успешно решать внутренние проблемы.
Интересный поворот произошел во второй мартовской беседе.
– Мне хотелось бы внести новый элемент в обсуждение германских дел, – сказал Аденауэр. – Прошу вас, господин посол, направить в Москву мой запрос: не согласится ли советское руководство предоставить ГДР нейтральный статус по австрийскому образцу?
Смирнов удивился и смутился, ушел от прямого ответа. Он понимал невозможность такого решения, хотя бы потому, что ГДР вышла бы из организации Варшавского договора, а ФРГ осталась в НАТО. Посол сообщил в Москву о вопросе канцлера, но предложил не возвращаться к нему в последующих контактах.
Через месяц Аденауэр в беседе с первым заместителем Председателя Совета Министров СССР А. И. Микояном сказал, что австрийский вариант дал бы немцам в ГДР возможность свободно выразить свою волю и, таким образом, создал бы предпосылки для воссоединения Германии. Микоян ничего не ответил. Больше канцлер об этом не заговаривал.