Текст книги "Конрад Аденауэр - немец четырех эпох"

Автор книги: Всеволод Ежов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Глава XXII
Последние годы

В первое время кабинет Аденауэра в бундестаге посещали часто. Заходили депутаты, министры. Пару раз побывал здесь добродушный Эрхард, чтобы посоветоваться по некоторым текущим вопросам. Местные организации ХДС приглашали экс-канцлера выступить на очередных собраниях. Аденауэр охотно откликался.

…Предстояло выступление в одном из крупнейших залов Кёльна. До начала оставалось не более часа, а Аденауэр все еще сидел в своем кабинете и просматривал бумаги. Вошла взволнованная секретарша:

– Звонят из Кёльна. Беспокоятся. Зал уже переполнен.

– Не волнуйтесь, для меня место найдется, – скупо улыбнулся Аденауэр.

Тронулся минут через пятнадцать и успел вовремя. Встретили тепло и уважительно. По ходу выступления много аплодировали.

В конце октября 1963 года его посетил американский государственный секретарь Дин Раек. Аденауэр рассуждал о том, что Россия, по его мнению, вскоре будет вынуждена изменить свою политику. Необходимо оказывать давление, используя ее экономические трудности и российско-китайские противоречия. Осуществляя поставки зерна и других товаров в Советский Союз, нужно оговаривать их уступками в деле разрядки и разоружения. В целом же Соединенным Штатам не следует надеяться на серьезное улучшение отношений с Советским Союзом. Им надо развивать и укреплять связи с Европой.

Раек остался доволен беседой и попросил прислать ему запись высказываний Аденауэра.

Радио, телевидение, газеты продолжали проявлять интерес к отставному канцлеру. Иностранные послы приглашали его на приемы. Однако во фракции ХДС/ХСС к его мнению прислушивались далеко не всегда. Критику действий правительства все чаще воспринимали как старческое брюзжание. Он не замечал этого.

Некоторое время еще сохранялось ощущение, что он нужен, что без него вряд ли обойдутся и впредь. Но поток посетителей, как и приглашений, стал быстро уменьшаться. Поездки в Бонн перестали быть каждодневными. Аденауэр все чаще предпочитал оставаться в Рёндорфе, предаваясь размышлениям и беседуя с близкими. В разговорах с часто посещавшими его дочерьми и сыновьями избегал политических тем, рассуждал об искусстве, музыке, о бытовых делах. Иногда говорил о здоровье: пока сил достаточно, но в таком возрасте их легко потерять и тогда уже безвозвратно наступит старость. Родственники старались рассеять его тревоги.

Экс-канцлеру оставили охранника, шофера и двух секретарш. В рёндорфский дом поступали газеты, журналы, пресс-бюллетени. Пришлось отвыкать от ежедневного чтения телеграмм послов и правительственных информационных материалов. В декабре отправился на похороны Хойса на поезде, как простой пассажир.

По рекомендации врачей совершал ежедневные часовые прогулки пешком. Вначале поднимался на плоскогорье, но от этого вскоре пришлось отказаться. Гулял вдоль Рейна, раскланиваясь со встречными обитателями Рёндорфа.

Весной 1964 года Аденауэра вновь избрали председателем ХДС. На съезде в Ганновере он произнес энергичную речь, сформулировал текущие задачи, призвал партию к активной работе с избирателями. Резко отозвался о СДПГ: социал-демократы ведут себя, как хамелеоны, – сегодня они красные, завтра зеленые, сегодня молятся тому, что клеймили вчера. СДПГ перестала быть сильной оппозицией. Это хорошо для ХДС, но плохо для парламентаризма и демократии.

Он не переоценивал значимости поста главы ХДС. Политика делалась не в партийных инстанциях, а в правительстве и во фракции бундестага. Аденауэр все более ощущал, что не может влиять на ход событий, что политическая жизнь идет без него.

Пришло решение заняться мемуарами. Глядя с террасы на спокойное течение Рейна, реки-труженика, непрерывно перемещавшего десятки кораблей и барж с самыми разнообразными грузами, Аденауэр продумывал концепцию будущего труда. Нужно тщательно подобрать документы и материалы. Воспоминания должны отразить не столь его личные впечатления и оценки, сколь ход истории, процесс возрождения страны, путь ее к тем высотам, на которых она пребывала ныне. Мемуары не могут быть не субъективными. Но основанные на документальном материале, они приобретут характер исторического исследования, а тем самым и особую значимость для потомков. Решил было прочесть мемуары Бюлова, Ришелье, Бисмарка, но потом отказался – нельзя поддаваться постороннему влиянию, писать надо в собственной манере.

В апреле 1964 года Аденауэр отправился в отпуск в Италию. Генеральный секретарь НАТО, бывший министр иностранных дел Голландии Дирк Штиккер предоставил в его распоряжение свою виллу на берегу озера Комер в деревушке Ловено в нескольких километрах от Каденаббии. На границе гостя встретил префект округа, преподнес цветы и сказал добрые слова. В Ловено почти все ее пятьсот жителей встретили Аденауэра аплодисментами, цветами, улыбками. За ужином он поднял бокал и сказал:

– За начало мемуаров.

К работе над ними приступил, однако, не скоро. Никак не мог отключиться от текущей политики и направить мысли в прошлое. Его посетил прежний близкий сотрудник, а теперь немецкий посол в Италии Бланкенхорн. Вспоминали ушедшие годы. Бланкенхорн сказал, что будет с нетерпением ждать выхода мемуаров, он не сомневается в их политической и исторической значимости.

Аденауэр продолжал отбирать и систематизировать материалы, привезенные в Ловено в нескольких больших коробках. К диктовкам, однако, не приступал. Не начал он их и вернувшись в Рёндорф.

Летом в Бонн с официальным визитом прибыл де Голль. Сразу после прилета он посетил Аденауэра в его парламентском кабинете. Генерал жаловался, что отношения Франции с Федеративной Республикой развиваются плохо. Новое правительство глушит инициативы, исходящие из Парижа. Заодно француз негативно отозвался о политике Соединенных Штатов и Англии. Беседа затянулась. Работники протокола нервничали. Де Голль на 20 минут опоздал на встречу с Эрхардом.

На прощальном приеме де Голль подошел к Аденауэру. Настроение генерала было нерадостным.

– Мы заключили брак между Францией и Германией, – сказал он. – Но Франция уезжает из Бонна девственницей.

Аденауэр промолчал. Он знал, что не сможет повлиять на Эрхарда. Однако на пресс-конференции он призвал правительство с большим вниманием отнестись к франко-германскому сотрудничеству.

Вскоре в Рёндорф приехал Штраус. Предстоял съезд Христианско-социального союза. У баварца была мысль настроить свою партию против Эрхарда. Аденауэр умерил его пыл. Междоусобица не принесет пользу стране. Штраус согласился с патриархом. Съезд ХСС прошел спокойно.

…Умирала любимая собака ротвейлер Цезарь. Она мучилась, но Аденауэр не давал согласия усыпить ее. Сделали это тайно, а ему сказали, что смерть случилась естественно. Вскоре появился новый полугодовалый ротвейлер. Жизнь продолжалась.

В августе отправился в Каденаббию. Автобусом доставили двадцать коробок с материалами. Начал диктовать. За два месяца закончил три главы: детство, Веймарская республика, время нацистской диктатуры. Потом Аденауэр откажется от них и решит начать мемуары с 1945 года.

Дома он тут же выбился из «писательского ритма». Время и мысли занимали дебаты в бундестаге, заседания правления ХДС, встречи с иностранными политиками и журналистами.

Пришло известие из Москвы о снятии Хрущева. Аденауэр рассуждал среди близких:

– Какая загадочная страна Россия! Как там все непредсказуемо! Хрущева свергли без малейшего участия общественности. Никто не может угадать, что там случится завтра.

– Вам он несимпатичен? – спросил кто-то из присутствовавших.

– Не все так просто. Он – груб, хитер и ловок. У него ужасные манеры, беседуя, может стучать кулаком по столу. Но он понимает, когда ему отвечают тем же.

Аденауэр подумал немного и добавил:

– Хрущев, без сомнения, крупный политик, темпераментный, взрывной. В чем-то он вызывает симпатии. У деятеля диктаторского режима иные моральные критерии, чем у нас. Хрущев учитывал только силу и проводил политику силы, отсюда и жесткость его языка и манер. Но с ним можно было бы добиться прогресса в разрядке и разоружении. Пожалуй, мы здесь кое-что упустили. Надо учитывать, что русский народ понес миллионные потери в войне и опасается немцев. Нам не помешает большее терпение в отношении России.

Осенью ХДС проиграл выборы в ряде земель. Аденауэр дает интервью и резко критикует правительство Эрхарда, у него нет четкой политики и ясных действий. Испорчены отношения с де Голлем, а ведь франко-германское сближение жизненно важно для ФРГ и Европы.

Невозмутимый обычно Эрхард выступил на заседании фракции ХДС/ХСС и заявил, что подобные высказывания недопустимы, ибо вредят правительству. Аденауэр в ответ лишь повторил сказанное в интервью и даже обострил критику. Заседание кончилось ничем. Депутаты не решились сделать замечание патриарху.

Наступил 1965 год. В «Бетховенхалле» торжественно отметили 89-летие Аденауэра. Виновник торжества пребывал в неважном настроении. Плохо шла работа над мемуарами. Он подолгу сидел на террасе, просматривая альбомы с живописью, диапозитивы. Останавливался на одной из картин и подробно изучал детали. Иногда на это уходили часы.

Эрхард нанес официальный визит во Францию. Встреча с де Голлем на сей раз прошла успешно: нашли общую точку зрения на развитие франко-германских отношений и европейской интеграции. Аденауэр сказал журналистам:

– Эрхард становится лучше. Он правильно воспринимает мою критику.

Обстановка разрядилась. Эрхард пригласил Аденауэра на обед во вновь построенном бунгало в парке дворца Шаумбург. Аденауэр ворчал: как можно портить старинный классический парк современной постройкой. Но приглашение принял и беседой с новым канцлером остался доволен.

24 января 1965 года умер Черчилль. За обедом в Рёндорфе Аденауэр рассуждал:

– Не скоро Великобритания получит политика такого масштаба. Он обладал сильной волей и знал, чего хочет. Обыграть его было нелегко. Толстяк видел далеко. Он первым после войны указал на сверхмощь России и угрозу ее экспансии. Не понимаю только, почему Черчилль не отказался от грез о британской мировой империи, почему он видел Англию лишь другом европейской интеграции, а не участником ее. Да, одним единомышленником стало меньше.

В Рёндорф приехал американский журналист Сульцбергер. Аденауэр согласился дать интервью для «Нью-Йорк таймс». Американец удивился резкости высказываний экс-канцлера. Сидя в мягком удобном кресле, Аденауэр говорил:

– Соединенные Штаты слишком увлеклись азиатскими проблемами и упускают из вида европейские. Если они потеряют Европу, Россия станет самой сильной державой мира. Европа без Соединенных Штатов беззащитна. У Бонна и Парижа нет иллюзий, что они сами могут отразить экспансию России. Москва ждет своего часа. А Запад своими поставками лишь помогает русским преодолевать внутренние трудности и не требует от них никаких обязательств. Де Голлю 74 года. Если он уйдет, во Франции победит Народный фронт во главе с коммунистами. За ней последует Италия. Москва потребует воссоединить Германию на своих условиях. В Вашингтоне же благодушествуют. И даже подумывают о выводе американских войск из Европы. Так Америка может дойти до изоляционизма и замкнуться в собственном благополучии. Нужно смотреть вперед. Надеюсь, что американцы проснутся вовремя.

И в Соединенных Штатах, и в Федеративной Республике интервью критиковали. Аденауэра обвиняли в отсталости мышления, в нежелании учитывать новые факторы в политике и отказаться от постулатов «холодной войны». Социал-демократы заявили, что экс-канцлер осложняет отношения между Федеративной Республикой и Соединенными Штатами.

С мемуарами надо было спешить. Издательство намеревалось выпустить первый том перед выборами в бундестаг. Аденауэр перекроил план воспоминаний. Окончательно отказался от всего до 1945 года. Первый том решил ограничить 1945–1953 годами. Издатель предложил взять литературного обработчика. Аденауэр возмутился:

– Я пишу то, что должен написать. Кому не нравится мой стиль, может не читать.

Сроки давили. Аденауэр собрал всю силу и волю. Четко определил: три дня работает в Бонне, два дня – в Рёндорфе целиком над мемуарами. Выходные дни отдыхает и обдумывает следующие главы. В апреле уехал в Каденаббию и энергично работал. Много диктовал, временами писал от руки. За четыре отпускные недели первый том был закончен. Аденауэр довольно потирал руки: он еще может интенсивно трудиться и достигать намеченные цели.

Возвращался в Бонн поездом. Перед Кобленцем поезд столкнулся с застрявшим на переезде трактором. Пассажиры не пострадали, хотя их изрядно тряхнуло. Аденауэр пережил небольшой шок, и врачи рекомендовали несколько дней провести в Рёндорфе.

В середине мая в Бонн прибыла английская королева Елизавета II. Она послала Аденауэру букет из пятидесяти роз. Вскоре его навестил в Рёндорфе президент Любке, потом Эрхард, ряд министров. Настроение улучшилось. С новыми силами он взялся за мемуары.

Приближались выборы в бундестаг 1965 года. Аденауэр оставался председателем ХДС и решил активно участвовать в предвыборной кампании. Почти 90-летний, он, как и в прошлые годы, произносил бесчисленное количество речей, ездил с одного митинга на другой. Предвыборная борьба бодрила и молодила его. Энергично спорил с социал-демократами – извечными противниками. На арену все увереннее выходил Вилли Брандт – конкурент достойный, набиравший авторитет не по дням, а по часам. У Аденауэра, однако, было мощное оружие. Ведь социал-демократы приняли и одобрили принципы внутренней и внешней политики ХДС, значит, христианские демократы и он, их канцлер, действовали правильно. За них и надо голосовать.

Митинги с участием Аденауэра всегда были многочисленными. Люди охотно приходили послушать легендарного патриарха. Он почти не готовил речей, импровизировал, говорил раскованно, шутил, быстро и остро реагировал на вопросы публики. После мероприятия пребывал в хорошем тонусе и еще долго беседовал с людьми в неофициальной обстановке.

ХДС/ХСС получили в новом бундестаге большинство, хотя и не абсолютное. Эрхард сформировал правительство в коалиции со Свободной демократической партией.

В октябре 1965 года вышел первый том мемуаров. Аденауэр с нетерпением ожидал откликов. Появлялись лишь незначительные, осторожные рецензии. Но вот выступил авторитетный историк Голо Манн. Он дал развернутый анализ во влиятельном еженедельнике «Ди цайт». Отметил строгую деловитость, умелое выделение главного и использование выразительных деталей, логичность мышления. Возраст и опыт сыграли свою позитивную роль.

Аденауэр был тронут оценками маститого ученого. Внимательно отнесся к его замечаниям и рекомендациям. С приподнятым духом взялся за второй том.

Все больше времени он проводил в Рёндорфе. В доме постоянно жил сын Пауль – священник. Комнаты оглашались детскими голосами – у Аденауэра к этому времени было 23 внука. По воскресеньям обязательно слушал мессу. Раз в неделю навещал могилы обеих жен на местном кладбище. При хорошем настроении играл с сыном в боччо. Катая шары, шутил, смеялся, радовался, когда они попадали в нужную точку.

Рядом с домом построили павильон с видом на Рейн. Развесили фотографии с дарственными надписями Черчилля, Даллеса, японского императора. На книжных полках поместили исследования о восточных и западных странах, записки Цицерона, творения Шатобриана, Макиавелли, речи Бисмарка, книги Черчилля, Идена, Эйзенхауэра, де Голля, Кеннеди, альбомы живописи различных веков. На одной из полок нашлось место для палехской шкатулки, подаренной Хрущевым.

Посреди комнаты стоял письменный стол с большой настольной лампой. Здесь Аденауэр работал, читал, а иногда просто размышлял, наслаждаясь прекрасным видом и окружающей гармонией. Выходил в сад. Накануне заморозков срезал розы и отправлял их в подвал: быстрая смена температуры убивает красоту и аромат. Каждый день к завтраку на столе появлялся благоухающий букет, вызывая восторги хозяина и близких.

Вечером в присутствии секретаря Анелизы Поппинги вспоминал прошлое. Рассказывал о дружбе с Даллесом, де Голлем:

– В дружбе нужно отделять человеческое от политического. Настоящая дружба в политике крайне редка. Она возможна только на основе правдивости, искренности и единства взглядов по принципиальным вопросам.

Иногда просил почитать ему стихи любимых Эйхендорфа и Гейне или включить музыку Гайдна, Шуберта. Слушая, надолго погружался в думы, убегавшие в прошлое.

В Бонне пышно отметили 90-летие экс-канцлера. Накануне устроили большой прием. Аденауэр, величественный, прямой, с едва намеченной улыбкой пожимал бесчисленное количество рук, выслушивал поздравления. Вспоминал о посещении германским императором Кёльна и о других давних событиях, распространял добродушие и обаяние.

На следующий день – 5 января – он с утра принимал поздравления в своем кабинете в бундестаге. Потом во дворце Шаумбург с его участием и в присутствии бывших министров состоялось торжественное заседание правительства. Вечером состоялся официальный государственный прием на вилле президента.

Кабинет в бундестаге и дом в Рёндорфе утопали в цветах. Газеты были полны фотографий и статей о знаменитом старике.

– Соберите их, – сказал Аденауэр Поппинге, – может быть, потом их просмотрю и узнаю, кто же я есть на самом деле.

Весной 1966 года на очередном съезде ХДС Аденауэр оставил пост председателя партии. Его прощальная речь оказалась сенсацией. Притихший зал услышал совершенно неожиданные слова: русские влились в ряды тех народов, которые хотят мира. Журналисты бросились к телефонам и телетайпам. В редакции пошли корреспонденции: «холодный воитель» переменился, стал мыслить по-иному.

В кулуарах Аденауэр высказывал надежду, что русские откажутся от экспансионистских намерений. В их стране обязательно произойдет либерализация форм правления и политической жизни. Это случится путем эволюции, а не революции. Постепенные изменения приносят людям меньше несчастья, чем быстрые. Запад должен проявить терпение и развивать контакты с русскими.

Мудрый старик с Рейна за год до своей кончины и за двадцать лет до «перестройки» предсказал то, что случится в нашей стране. Весь его жизненный и политический опыт говорил, что народ столь значимой страны не будет долго терпеть тоталитарный режим с его притеснениями, несвободами и несправедливостями.

Весной 1966 года Аденауэр вновь в Каденаббии. Прогулки стали короче. Полюбились предзакатные вечера. Он усаживался в кресло на террасе, укрывал ноги пледом и слушал музыку. С озера доносился легкий звон колокольчиков на рыбацких сетях. Время от времени вскрикивала сова. Вдруг закукарекал петух. Аденауэр засмеялся:

– Он перепутал время.

Как-то приехал художник Оскар Кокошка. Бундестаг заказал ему портрет Аденауэра. Художник удивился, как хорошо выглядит экс-канцлер в 90 лет. Позировал стоя. Разговаривал в это время с дочерьми, иногда диктовал или обсуждал с Поппингой подготовленные материалы. Временами втягивал художника в обсуждение событий, о которых шла речь в мемуарах. Через три недели портрет был готов.

Принять работу прибыл президент бундестага Герстенмайер. Он ахнул: с портрета на него смотрел не жесткий политик-борец, а мягкий, добрый человек. Художник пояснил президенту, что видит Аденауэра именно таким.

Аденауэр давно думал о поездке в Израиль. Понимал всю ее неоднозначность. Кровную обиду евреев не могло преодолеть то, что он сделал для возмещения их материальных потерь. Миллионы загубленных жизней не поддавались возмещению. В мае 1966 года он на поездку решился.

На аэродроме в Тель-Авиве его тепло и сердечно встретили бывший премьер-министр Бен-Гурион, министр иностранных дел Абба Эббан и президент Всемирной еврейской организации Наум Гольдман, Однако на выезде из аэропорта стояло около сотни людей с плакатами «Аденауэр, вон!». Собравшиеся кричали, размахивали кулаками. Во время всего визита проходили демонстрации протеста, распространялись враждебные листовки, газеты пестрели злыми заголовками. В Аденауэре видели символ немцев-врагов. Мало кто отдавал отчет, что он представляет иных немцев, другую Германию.

Власти старались сгладить реакцию населения. В научном центре Вейцмана Аденауэру вручили свидетельство о присвоении звания почетного доктора за верность демократическим идеалам и страдания во время нацистского режима. Организовали поездку в Иерусалим и осмотр достопримечательностей. Аденауэр не знал, что его сопровождает врач с запасом крови на случай террористического акта.

Премьер-министр Леви Эшкол устроил официальный прием. Его речь поразила Аденауэра. Он говорил только о прошлых гонениях на евреев, о жестокости немцев. Материальная компенсация – это лишь символическое возмещение за кровавый разбой. Нет искупления за злодеяния и утешения в горе.

Гостю пришлось в ответной речи учесть сказанное Эшколом. Он подчеркнул, что прошлое нельзя забывать, но и нельзя жить только им. Если не признать доброй воли нынешних немцев, то невозможно ожидать вообще чего-либо хорошего. Он, будучи канцлером, стремился к примирению немцев и евреев. Те же цели преследует теперешнее правительство Федеративной Республики.

В беседе Эшкол попросил Аденауэра не придавать серьезного значения тому, что он услышал из его уст.

– Я произнес неприятные слова для внутреннего потребления, в угоду тем, кто устраивает протесты.

– Мой визит, – возразил Аденауэр, – имеет не только внутриизраильское значение. Поэтому прошу убрать наиболее резкие формулировки из текстов, которые будут переданы прессе. Иначе я буду вынужден демонстративно покинуть Израиль.

– Конечно, конечно, мы сделаем это, – поспешил заверить Эшкол.

В прессу, однако, попали и полная речь Эшкола, и информация о жесткой реакции Аденауэра. Несколько дней газеты смаковали инцидент в Израиле. Эббан пытался исправить положение. На официальном завтраке он говорил об Аденауэре как о друге, который много сделал для евреев и к которому он и все здравомыслящие евреи питают чувство уважения и благодарности. Сердечно говорил об Аденауэре и Гольдман. В ответной речи гость сказал, что считает примирение с Израилем одним из своих важных дел. И не следует отделять его от остальных немцев, ибо весь немецкий народ по-новому относится к евреям.

Оставшиеся дни заполнили поездки, интервью, выступления. Аденауэр был бодр и энергичен. Посетил Хайфу, Назарет, осмотрел древности. В воскресенье слушал мессу на Праведной горе, где Христос произнес Нагорную проповедь.

В Бонне Аденауэра встречали с благодарностью. Вряд ли кто-либо еще мог сделать такой шаг для примирения с Израилем и пропаганды нравственных ценностей новой Германии.

В конце 1966 года родилась большая коалиция: правительство образовали из представителей ХДС/ХСС и СДПГ при канцлере христианском демократе Кизингере и вице-канцлере социал-демократе Брандте. Аденауэр приветствовал ее, но как явление временное, призванное решить конкретные экономические задачи, усилить интеграционные процессы в Европе. Он снова и снова подчеркивал, что неизменным и главным принципом демократии является наличие сильной оппозиции. Страна и общество не должны оставаться без контролирующего, подвергающего сомнению действия правительства начала, каким является оппозиция. Мелкие партии, не участвующие в правительстве, такой функции осуществлять не могут.

Что касается социал-демократов, то они уже по-иному воспринимали экс-канцлера. Еще до образования «большой коалиции» в популярном журнале «Штерн» появилась статья одного из лидеров СДПГ Герберта Венера. Автор писал, что в трудные времена опытный рейнец лучше других понимал, что нужно делать для возрождения страны, и он сделал максимум возможного. Аденауэр порадовался признанию авторитетного социал-демократа и отложил статью Венера в материалы для мемуаров.

Между тем вышел второй том воспоминаний. Третий был практически готов. Работалось хорошо. Аденауэр подбирал материалы о последних годах своего канцлерства. Намеревался уделить особое внимание отношениям с Францией и встречам с де Голлем.

Испанское правительство пригласило Аденауэра выступить в Мадриде. Он согласился и попросил только не составлять слишком напряженную программу. «Мне ведь уже не восемьдесят», – писал он испанцам. К поездке готовился тщательно. Даже не диктовал, а писал от руки тезисы реферата. Центральной мыслью выступления стала интеграция Западной Европы в союзе с Соединенными Штатами. Верх брали опасения прошлого. Аденауэр настороженно воспринимал идеи разрядки и разоружения, по-прежнему боялся сговора между американцами и русскими за счет европейцев.

Утром 14 февраля 1967 года Аденауэр вылетел из Кёльн во Франкфурт, чтобы там пересесть на мадридский рейс. На аэродроме в Кёльне не было ни представителей официального Бонна, ни журналистов. Проводить Аденауэра пришел лишь испанский посол с супругой. Погода была плохая. Самолет бросало из стороны в сторону, из одной воздушной ямы в другую. Кто-то в салоне стал сетовать на качку. Аденауэр спокойно сказал:

– Что же вы хотите – за тридцать минут из Кёльна во Франкфурт, да еще с удобствами.

Пассажиры заулыбались.

Во Франкфурте экс-канцлера окружила толпа журналистов, теле– и фоторепортеров. Аденауэр начал было отвечать на вопросы, но потом ушел в отведенную для него комнату, чтобы выпить чашку чая.

В Мадриде его ждал теплый прием. Встречали два министра, несколько видных политических деятелей, немецкий посол и, конечно же, множество шумных испанских журналистов. Цветы, приветственные речи, аплодисменты…

На следующий день ему принесли газеты с репортажами о его прибытии с многочисленными снимками. Он отложил их в сторону и отправился в Прадо. Посещение всемирно известной картинной галереи занимало его больше, чем официальные встречи. Протокол, однако, отвел на Прадо всего лишь два часа. Аденауэр надолго задержался у любимых голландцев. Не воспринял Эль Греко. Ему не понравились удлиненные фигуры и лица его персонажей. Он даже спросил у сопровождавших, не страдал ли художник искажением зрения. С удивлением остановился у пасторальных пейзажей раннего Гойи. Они опровергали представления о художнике, знаменитом своими мрачными капричос. Бегло прошел залы Мурильо и Веласкеса. Внимательно осмотрел детали алтаря, расписанные Иеронимом Босхом.

На официальном обеде министр иностранных дел Кастелло произнес речь, в которой высоко оценил деятельность Аденауэра. Потом экс-канцлера принял генерал Франко. Беседовали долго и обстоятельно. Франко вручил Аденауэру высший испанский орден, которым награждаются иностранцы. Обычно церемонию вручения проводил министр иностранных дел. Но в этом случае каудильо решил осуществить ее сам.

Вернувшись в отель, Аденауэр сказал, что генерал произвел на него хорошее впечатление: он умный человек – мысли и слова сначала приводит в порядок, а потом уже высказывает.

– Никогда и никто, – добавил Аденауэр, – так долго и сердечно не жал мне руку на прощание, как генерал Франко.

Вечером отправился на выступление в зал «Атенио». У входа многочисленная толпа приветствовала его возгласами и аплодисментами. В сам зал, имеющий тысячу мест, набилось полторы тысячи. В первом ряду сидели принц Хуан Карлос – будущий король Испании и принцесса София. В коридорах и примыкавших помещениях установили динамики для тех, кто не втиснулся в зал. При появлении Аденауэра все встали и долго аплодировали. Его приветствовал министр Аре Ирибарне. Вновь раздались бурные аплодисменты.

Аденауэр был тронут. Его обычно непроницаемое лицо отразило волнение. Ему предложили говорить сидя. Он отказался и стоял в течение всего мероприятия. Поблагодарив за теплый прием, пожелал успехов испанскому народу и произнес подготовленную речь. Говорил о необходимости единения Европы, создания новых отношений между народами, исключающих войны и столкновения. Национальное соперничество должно навсегда уйти в прошлое. Главным звеном европейского единения является союз Франции и Германии. К нему должны примкнуть Испания и другие государства. Объединенная Европа должна опираться на поддержку Соединенных Штатов. Противопоставлять себя Америке недопустимо, несмотря на то что интересы европейцев и американцев не всегда совпадают.

Присутствующие вновь встали и бурными аплодисментами проводили закончившего выступление Аденауэра. Газеты на следующий день писали о небывалом успехе немецкого гостя.

В программе стояло посещение Долины Павших, в нескольких десятках километров от Мадрида. Аденауэр придавал этому мероприятию большое значение. Он восхищался тем, как генерал Франко после ожесточенной гражданской войны скрупулезно и последовательно работал над консолидацией нации. Каудильо не преследовал противников. Объявил главной целью объединить всех испанцев. В горах 25 лет строили усыпальницу, в которой похоронили погибших в гражданской войне фалангистов и коммунистов-республиканцев. Долина Павших стала символом прощения и единения.

В день выезда дорогу к Долине Павших занесло снегом. Проехать оказалось невозможно. Аденауэр настаивал. Вызвали бульдозеры и в течение суток дорогу очистили. На следующий день по горным серпантинам добрались до мемориала. Аденауэра поразили дикие скалистые горы, огромный простой крест на самой высокой точке, строгая церковь и усыпальница, выдолбленная в горе. Суровая природа и мягкая торжественность мемориала оставляли неизгладимое впечатление.

Испанские газеты много и доброжелательно писали об Аденауэре. Он постоянно появлялся в кино– и телехронике. В Толедо ему подарили меч Карла V со словами, что передают его в достойные руки. В Эскореале – резиденции испанских королей – гость из вежливости согласился прослушать в соборе токкату Баха – он не любил органную музыку. Звучание, однако, оказалось настолько выразительным, что после осмотра дворца Аденауэр попросил еще раз проиграть баховское произведение.

В один из вечеров Аденауэра пригласили побывать в ресторане, где танцевали фламенко. Известная танцовщица исполняла народный танец ритмично и темпераментно. Она заявила с эстрады, что танцует для Аденауэра и отказывается от гонорара за выступление в этот вечер.

Улетая из Мадрида, Аденауэр сказал, что это была самая теплая, самая прекрасная поездка в его жизни.

На обратном пути остановился в Париже. Приняли его с самыми высокими государственными почестями. Де Голль дал завтрак в Елисейском дворце и в своей речи воздал должное Аденауэру за его вклад в примирение Франции и Германии и установление между ними дружеских отношений и активного сотрудничества.

В Рёндорф Аденауэр вернулся бодрым и в прекрасном настроении. А через несколько дней на небольшом реактивном самолете вылетел в Мюнхен, чтобы выступить на мероприятии ХСС. По возвращении часто появлялся в бундестаге. Беседовал с прибывшим в Бонн американским вице-президентом Никсоном, принимал других иностранных гостей, давал интервью журналистам. Казалось, он не чувствует, что ему пошел уже 92-й год жизни. Но это только казалось. Природа брала свое.