Текст книги "Конрад Аденауэр - немец четырех эпох"

Автор книги: Всеволод Ежов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Летят месяцы. Лишь 8 марта 1953 года Конституционный суд дал заключение в пользу правительства. Вопрос о договорах ставится в бундестаге на голосование: Германский договор ратифицируется большинством в 62 голоса, договор об ЕОС – большинством в 59 голосов. В середине мая договоры утверждаются бундесратом и подписываются президентом. Канцлер выиграл очередной бой.

Аденауэру идет 78-й год. Он по-прежнему полон сил и энергии. Строго выдерживает режим дня. Безупречно одевается. С удивлением посматривает на министров в помятых костюмах и невычищенных ботинках. Штаб его ближайших помощников – Ленц, Бланкенхорн, Хальштейн, Эккардт, Глобке – тщательно и своевременно готовит материалы. Канцлер быстро принимает решения. Обычно он их излагает устно Глобке, а тот превращает их в письменный документ, а затем следит за исполнением.

Иногда Аденауэр ворчит. Недовольство выражает прямо и открыто. Но нередко шутит, дает помощникам прозвища: Хальштейна зовет профессором, Глобке – «серым кардиналом», Бланкенхорна – усердным фактотумом. С «серым кардиналом» по-прежнему прогуливается в парке дворца Шаумбург в послеполуденное время, обсуждая текущие дела.

На статс-секретаря ведомства канцлера Ганса Глобке не раз нападали, припоминая службу в нацистском Министерстве внутренних дел. Аденауэр высоко ценил его деловые качества, корректность, работоспособность, умение глубоко проработать любой вопрос. Канцлер не обращал внимания на наскоки на «серого кардинала». Глобке оставался на своем посту и ушел вместе с канцлером.

В отношениях с сотрудниками канцлер был вежлив и корректен. Он проявлял резкость в политических дискуссиях, но никогда не обращал ее против людей, участвовавших в ней. Уважительное отношение к себе ценил, но не принимал раболепства и подхалимства.

В свои ораторские способности Аденауэр верил беспредельно. Заготовленные речи просматривал в самый последний момент. Правил их буквально перед выходом на трибуну. Бывало и так, что начинал говорить в бундестаге, имея лишь половину текста, остальное ему постранично подносили прямо с машинки.

Однажды канцлер решил выступить с официальным правительственным заявлением вообще без текста. Помощники дважды пытались передать ему заготовленную речь. Он выпроваживал их из кабинета. Тогда они через секретаря передали ему письменную настоятельную просьбу принять их для обсуждения предстоящего выступления.

Канцлер принял Бланкенхорна и Эккардта и ворчливо согласился посмотреть, что они подготовили. Небрежно полистав страницы, задержался на одной из них. Сказал: это, пожалуй, неплохо. Карандаш быстро заходил по страницам: что-то менял, что-то исправлял, добавлял, вычеркивал. Через час правительственное заявление было готово.

Глубокой верой в собственные силы Аденауэр напоминал де Голля и расходился в этом с Черчиллем, который в значительной степени опирался на речеписцев и советников, активно использовал их способности и умение.

…Предстоял первый визит в Соединенные Штаты. Американским президентом стал Дуайт Эйзенхауэр, которого Аденауэр считал знатоком европейских дел и проблем безопасности. В преддверии визита в феврале 1953 года Бонн посетил государственный секретарь Джон Фостер Даллес. В первой же беседе Аденауэра с Даллесом выяснилось, что у них общие взгляды по всем кардинальным вопросам. Государственный секретарь подчеркнул, что Соединенные Штаты потеряют интерес к Европе, если она откажется от интеграции и будет существовать только лишь в национальных рамках. Высказался за ЕОС: с Советским Союзом можно разговаривать только с позиции силы. Россия наращивает войска на западных рубежах и укрепляет позиции в странах-сателлитах. Запад не должен ослаблять усилий в деле вооружений. Воссоединение Германии может обеспечить только сильный союз западных стран.

Возникла взаимная симпатия. С течением времени она крепла. Аденауэр часто обращался по многим вопросам к Даллесу непосредственно и всегда находил понимание и поддержку.

Корабль «Соединенные Штаты», на котором Аденауэр и его команда отправились в Нью-Йорк, Атлантический океан встретил апрельскими штормами. Большинство сопровождавших лежали в каютах, мучаясь морской болезнью. Канцлер как ни в чем не бывало гулял по палубе в прекрасном настроении, беседовал с капитаном, осматривал корабль или сидел, закутавшись в плед, на открытом воздухе в шезлонге и читал очередной детективный роман.

Однажды, проходя мимо каюты Хальштейна с раскрытой дверью, Аденауэр увидел, что хозяин куда-то отлучился. Зашел и унес папку с секретными документами. Потом два дня наблюдал озабоченность и растерянность Хальштейна. Папку вернул, сказав, что она ему понадобилась для уточнения позиции по германскому вопросу. Хальштейн облегченно вздохнул, так и не поняв, что канцлер подшутил над ним.

В гавани Нью-Йорка стоявшие там суда встретили «Соединенные Штаты» оглушительным концертом сирен. Пожарные корабли устроили красочное зрелище из фонтанов. Аденауэру сказали, что подобные встречи устраивают редким гостям.

Первая пресс-конференция состоялась на корабле. На подходе к гавани к нему подошел баркас с журналистами. Но близился причал. Аденауэр успел лишь сказать, что испытывает огромную благодарность к американскому народу и его правительству, которые протянули руку помощи побежденной стране.

Над входом в отель «Уолдорф-Астория», где разместился Аденауэр, впервые после войны подняли немецкий флаг. Команда канцлера пребывала в предпереговорной суете. А Аденауэр вместе с дочерью Лоттой ездил по городу, отобедал с Дэнни Хайнеманном – тем евреем, который помог ему при нацистах, и отправился в Метрополитен-музей, где неторопливо, основательно полюбовался картинами Рембрандта, Ван Эйка, Дюрера, Кранаха. Вечером был в гостях у Макклоя, теперь уже президента банка «Чейз Манхэттен».

На следующий день самолет Эйзенхауэра «Коломбина» доставил Аденауэра в Вашингтон. Он впервые летел в машине, салоны которой приспособлены для работы и совещаний. Канцлер поразился, увидев на аэродроме встречавших: вице-президент Никсон, Даллес, министр финансов Хэмпфри, министр обороны Вильсон и множество деятелей более низкого ранга. Эйзенхауэр распорядился оказать немецкому канцлеру достойный прием.

Встречи и беседы проходили непринужденно, без протокольной чопорности, как это бывало во Франции, Италии, Англии. Простота американцев удивляла. Они могли самые ответственные переговоры вести, скинув пиджаки, с шутками и свободной жестикуляцией, и это не мешало серьезности работы. На одном из приемов видный американец похлопал канцлера по плечу и назвал его «добрый старина Конни». Аденауэр не изменил выражения лица, а после приема заметил:

– Американцы иногда ведут себя, как дети.

Беседа в Белом доме с Эйзенхауэром и Даллесом началась с того, что американский президент попросил канцлера чувствовать себя в Соединенных Штатах среди друзей. Говорили не только о крупных политических проблемах, но и о конкретных вопросах, которые тут же и решали. Американцы обещали увеличить помощь жителям Западного Берлина и беженцам из ГДР, возвратить немецкую собственность, взятую после войны, урегулировать вопрос о конфискованных немецких патентах, вернуть 350 немецких кораблей, полученных в качестве репараций. Достигли договоренности о нормализации торговых отношений и о расширении культурного обмена между общественными организациями. Соединенные Штаты обязались поставить снаряжение для новой западногерманской армии и передать военные заказы немецкой промышленности. По просьбе канцлера американцы решили пересмотреть приговоры немцам, осужденным как военные преступники. Аденауэр объявил, что немецкая сторона передает американским войскам в Корее госпиталь с врачами и обслуживающим персоналом.

Ни канцлер, ни его команда такого успеха не ожидали. Готовились к затяжным дискуссиям на различных уровнях, а все решилось на встрече в верхах. Аденауэр особенно порадовался тому, что Эйзенхауэр, как и Черчилль, заверил: Соединенные Штаты не пойдут ни на какие соглашения с СССР в ущерб немцам, нового Потсдама не будет.

Аденауэр подарил американскому президенту картину неизвестного художника XVI столетия «Поклонение короля трем святым» и в ответ получил несколько тетрадей по английскому языку немца Карла Шурца, который после революции 1848 года эмигрировал в Америку и стал здесь министром внутренних дел.

Особенно волнующей оказалась церемония возложения венка к могиле Неизвестного солдата на Арлингтонском кладбище. Выстроился почетный караул всех родов войск, прогремел салют из двадцати одного залпа. За Аденауэром шли трое военных – средний с германским флагом. После возложения венка оркестр заиграл немецкий гимн. Канцлер увидел слезы на глазах одного из членов своей команды. Он и сам был в глубоком волнении: побежденные, они возвращались в семью свободных народов.

В приподнятом настроении отправился Аденауэр на пресс-конференцию в Национальный пресс-клуб. Множество собравшихся журналистов встретили его аплодисментами. Он понимал, что успех у прессы станет успехом всего визита. Канцлер начал выступление словами:

– Мы хотим свободы. Мы ненавидим коммунизм. Мы стремимся связать будущее немецкого народа с демократиями Запада.

Многочисленность аудитории, ее заинтересованность, аплодисменты привели Аденауэра в хорошую форму. Выступал четко, без тени волнения. Резкие, подчас провоцировавшие вопросы вызывали точные и остроумные ответы. Более часа длилась дискуссия. Канцлера проводили овацией. Газеты, поначалу весьма сдержанно освещавшие визит, стали писать об Аденауэре тепло, дружелюбно, а порой даже восторженно.

Команда канцлера волновалась: выдержит ли он нагрузки? Аденауэр чувствовал себя превосходно. Отвечая на вопросы, уверенно называл даты, приводил факты. Ни разу не сбился, не проявил неуверенности. На приемах Аденауэр часами выстаивал с бодрым видом, пожимая бесчисленное количество рук, постоянно улыбался, находил для каждого из гостей приветливые слова. Волноваться за него перестали. После многочисленных мероприятий и пресс-конференций канцлер на следующий день вставал бодрым и подтянутым, готовым к новым нагрузкам.

На приеме в немецком посольстве один американский сенатор никак не хотел отведать рейнского вина, предлагаемого Аденауэром. Лучшим напитком в мире он считал виски «Бурбон». Наконец согласился, но с условием, что канцлер закурит его сигарету. Некурящий Аденауэр закурил. Сенатор выпил бокал вина. Газеты обошла единственная в своем роде фотография Аденауэра с сигаретой во рту.

В Джорджтаунском университете Аденауэр получил диплом почетного доктора права и выступил с речью.

Предстоял полет в Сан-Франциско. Канцлер с дочерью и сопровождающие сели в обычный рейсовый самолет. В районе Денвера попали в снежную бурю. Самолет проваливался в воздушные ямы, его бросало из стороны в сторону. Пилот решил сделать промежуточную посадку. Дважды он заходил на полосу и вновь набирал высоту, ибо плохо видел место приземления. На третий раз посадка удалась. Аденауэр спокойно сидел на своем месте и листал текст доклада, который ему предстояло сделать на следующий день.

Полет продолжался девять часов. В отель в Сан-Франциско попали лишь в полчетвертого ночи. Аденауэр вынул из кармана листки доклада и сказал Эккардту:

– Текст меня не удовлетворяет. Замечания и поправки смотрите на полях. Сделайте новый вариант и принесите его к завтраку в 8.00. – И добавил в свойственном ему стиле: – Спокойной ночи, господин Эккардт.

Сан-Франциско понравился Аденауэру. Уезжая, он спросил Хальштейна:

– Не могло бы Министерство иностранных дел направить меня сюда генеральным консулом?

В Чикаго ощутили немецкий дух. Остановились в отеле «Бисмарк». Торжественный ужин состоялся в клубе «Герман», вестибюль которого был украшен портретами знаменитых немцев периода 1870–1914 годов. Немцы в Чикаго давно уже стали настоящими американцами, но отдавали дань прошлому. Вспоминали случаи из истории Германии, с пивными кружками в руках пели народные немецкие песни. Аденауэр подтягивал.

После Чикаго – Кембридж, Бостон, Канада и снова Бостон. Всюду выступления, интервью, пресс-конференции. Аденауэр не отказывался ни от одного пункта весьма плотных программ. Его постоянно показывало телевидение, о нем говорили по радио и писали газеты, велись киносъемки. Такого успеха в Америке не имел никто, кроме Черчилля. Один из американских журналов написал, что, глядя на Аденауэра, можно представить, какой жизненной силой обладает немецкий народ. Позднее, когда в Федеративной Республике останутся позади очередные выборы, блестяще выигранные Аденауэром, популярный журнал «Тайм» назовет его человеком года.

Домой Аденауэр возвращался рейсовым самолетом компании «Пан Америкэн». В Гамбурге его встретили как триумфатора. На аэродром пришло множество людей. По пути в отель «Четыре времени года» жители города бурно приветствовали канцлера.

На следующий день он отправился на съезд ХДС, собравшийся в одном из крупных залов Гамбурга. При появлении канцлера оркестр заиграл торжественный марш-триумф из «Аиды». Делегаты стоя аплодировали. Аденауэр открыл съезд, произнес краткую приветственную речь и, извинившись, покинул зал. Сказалась накопившаяся усталость. Он больше не хотел ни дискуссий, ни оваций. Стремился в Рёндорф к семье, картинам и розам.

После победы на выборах 1953 года, международных успехов 50-х годов средства массовой информации стали называть Аденауэра «великим старцем». Склонные к принятию фюрерства немцы охотно шли за сильным канцлером. И все же он оставался демократом, хотя и в рамках «демократии канцлера» или «демократуры», как писали о его правлении некоторые журналисты тех лет.

Единовластие не рождало у Аденауэра упоение властью, желание демонстрировать безграничные возможности, бравировать тем, что он самый сильный политик своей страны. Канцлер держался уверенно, достойно и подчеркнуто корректно в отношении и соратников, и противников.

Глава XIII
Армия и суверенитет

Вряд ли государственный деятель крупной страны может представить ее без собственной армии. И не только как фактора суверенитета и безопасности, а и самосознания и международного престижа. Над Германией висел исторический груз милитаристских, агрессивных традиций Пруссии, расцветших при национал-социалистах. Европе не так-то легко было освободиться от страха перед немцами даже после разгрома Германии во Второй мировой войне и ее безоговорочной капитуляции. Любые шаги по воссозданию немецкой армии неизбежно наталкивались на настороженность и сопротивление европейских народов, да и общественности самой Германии.

Аденауэр нашел в сложившихся условиях единственно возможное решение. Он увязал ремилитаризацию Федеративной Республики с вопросом европейской безопасности и отвел будущим немецким воинским частям роль составной части европейских коллективных вооруженных сил. Более того, он объединил подобный подход с идеями европейской интеграции, которая, по его представлению, должна затронуть не только экономическую и политическую, но и военную сферу. Предстояло убедить соседей в том, что Федеративная Республика является не источником страха для них, а партнером, готовым честно участвовать в процессе построения нового миропорядка и решения глобальных проблем, выдвигаемых научно-техническим прогрессом.

Постепенно психология западных европейцев менялась. Уходил страх перед немцами. Его затмевала угроза со стороны советской империи. Детище Сталина, понеся огромные потери во время войны, тем не менее усилило свои международные позиции. В сферу влияния Советского Союза попали многие страны Восточной Европы. Советские войска разместились далеко за его границами, выдвинулись до Эльбы. Коминтерновские идеи о дальнейшем распространении коммунизма приобретали все большую агрессивность. Сталин делал ставку на наращивание военной мощи.

Западные деятели осознавали, что в Европе и мире складывается новая, весьма тревожная обстановка. Первым забил тревогу Черчилль в знаменитой фултоновской речи. О советской угрозе стал говорить Даллес и другие американцы. Весьма остро ощущал ее и Аденауэр, особенно после начала Корейской войны.

В первых числах марта 1949 года в Москве состоялась встреча Сталина и Ким Ир Сена. Бывший офицер Советской армии, поставленный руководить Северной Кореей, просил военной помощи. Сталин обещал. К этому времени он уже серьезно думал о насильственном варианте объединения Кореи и введении на всей ее территории советской системы. В Северную Корею пошли эшелоны с оружием, боевой техникой, боеприпасами и снаряжением. В штабе северокорейской армии советские военные специалисты разрабатывали широкомасштабную наступательную акцию. В апреле 1950 года на тайной встрече в Москве Ким Ир Сен получил согласие Сталина на начало военных действий против Южной Кореи. Согласился на это и Мао Цзэдун.

25 июня 1950 года северокорейские войска нанесли первый мощный удар якобы в качестве ответа на провокационные действия Южной Кореи. Ожидалось, что хорошо подготовленное наступление принесет быстрый успех. И он был близок. Однако американские войска, высадившиеся в Корее по мандату Организации Объединенных Наций, вместе с южнокорейской армией остановили наступление с Севера, а затем и отвоевали большую часть занятой было территории.

Сталин, внимательно следивший за событиями, обратился с просьбой к Мао Цзэдуну помочь Ким Ир Сену. В Корею двинулись регулярные дивизии китайской армии, объявленные добровольцами. Северокорейские войска укрепили новыми группами советских советников. Для прикрытия с воздуха формировали советский авиационный корпус. На самолетах были китайские опознавательные знаки, советские летчики носили китайскую и корейскую форму. Действовал приказ Сталина: никто из советских военных не должен попасть в плен.

В послании Мао Цзэдуну от 1 октября 1950 года Сталин писал об обострении международной обстановки и допускал возможность начала третьей мировой войны. Он уверял китайского лидера, что СССР и Китай сильнее Соединенных Штатов, Англии и других капиталистических стран. Германия не имеет военной силы. Бояться третьей войны при таком положении не следует.

Закулисные детали разворачивавшихся действий Аденауэр не знал. Однако он ни в коей мере не сомневался, что вдохновитель и дирижер происходивших событий находится в Москве. С огромной тревогой он проецировал действия Сталина в Корее на Германию. Видел схожесть ситуации и предполагал, что в случае успеха в Корее Сталин приступит к силовому решению германского вопроса. В Восточной Германии размещена мощная группировка советских войск. Москва попытается использовать ее для того, чтобы военным путем советизировать всю Германию. Воинские соединения ГДР начнут поход за освобождение Берлина и Западной Германии. Советские войска активно вмешаются. В помощь им начнут действовать западногерманские коммунисты. У американцев и западных европейцев не хватит сил для отпора. Нанести же ядерный удар Соединенные Штаты не решатся. Советские войска подступят к Франции и Италии, где свое слово скажут сильные коммунистические партии. В руках Советского Союза окажется экономический и военный потенциал, значительно превышающий американский.

Кошмар подобного сценария буквально преследовал Аденауэра. В августе 1950 года на совещании с Верховными комиссарами он говорил о необходимости создания вооруженных сил Федеративной Республики для отражения возможного наступления из Восточной Германии. Это могли бы быть добровольческие соединения численностью в 150 тысяч человек. Одновременно он поддержал только что выдвинутую идею Черчилля о создании европейской армии при участии в ней воинских частей из ФРГ.

Аденауэр высказывает мысль, что Западной Европе будет крайне трудно отразить советскую угрозу, что она нуждается в американском щите. Европа – главный очаг международной напряженности. Она расколота по идеологическому принципу. Линия противостояния проходит по разделенной Германии. Европа требует особого внимания всех мировых лидеров и в первую очередь руководителей Соединенных Штатов.

После бесед с Верховными комиссарами Аденауэр направляет им официальный меморандум с изложением своих предложений. Он находит положительный отклик. Собравшиеся на очередную конференцию (сентябрь 1950 г.) министры иностранных дел трех западных держав высказываются за формирование в ФРГ частей федеральной полиции и дальнейшее изучение вопроса о создании западногерманской армии. Вскоре Совет НАТО принял решение о том, чтобы дать Федеративной Республике возможность внести свой вклад в общую оборону.

Тревога, вызванная Корейской войной, охватила не только Аденауэра. Проблемы безопасности западноевропейских стран и возможных оборонительных мероприятий дискутировались во Франции, Италии, других государствах. Аденауэр же, постоянно возвращаясь к теме обороны, требует ее скорейшего решения, настаивает на усилении американских войск, дислоцированных в Федеративной Республике. Он предлагает союзникам при разработке оперативных документов использовать опыт немецких экспертов, накопленный в войне против русских.

В октябре 1950 года стал достоянием гласности план французского премьер-министра Р. Плевена, предусматривавший создание европейской армии с участием немецких контингентов. Через несколько месяцев в Париже начала работать конференция с участием Франции, Италии, Бельгии, Люксембурга и Федеративной Республики (ряд других государств принимал участие в качестве наблюдателей), которая разработала предложение о создании Европейского оборонительного сообщества и вынесла его на обсуждение правительств.

Немецкую делегацию возглавлял статс-секретарь Хальштейн. Аденауэр постоянно связывался с ним, вникал в детали обсуждения, давал соответствующие инструкции и рекомендации. Он с удовлетворением воспринимал, что к немцам относятся как к равноправным партнерам, что их голос на конференции звучит авторитетно и весомо.

Конференция предложила образовать общие вооруженные силы в качестве наднациональной структуры. В них должны были войти армии стран-участниц при общей системе снабжения. Ставилась задача по разработке программы специализации в области производства вооружений. Предполагалось, что ЕОС будет действовать в тесном контакте с НАТО, предоставлять свои соединения в распоряжение ее командования и руководствоваться его директивами.

По указанию канцлера бывшие генералы вермахта Ганс Шпейдель и Адольф Хойзингер стали разрабатывать проект создания 500-тысячной западногерманской армии в рамках системы европейской обороны. В конце 1950 года Аденауэр образует комитет по вопросам обороны, включает в него обоих генералов, бывшего полковника фон Кильманзега и профсоюзного деятеля, члена ХДС Теодора Бланка, который в скором времени возглавит ведомство обороны в правительстве Федеративной Республики.

Аденауэра тревожило неучастие Англии в европейской интеграции. Во время визита в Лондон он настойчиво проводит мысль о том, что Великобритании выгодно одной ногой стоять на континенте, а другой – в остальном мире. Не опираясь на Европу, она не решит своих проблем. Если англичане будут игнорировать европейские наднациональные образования, Европе трудно будет устоять перед давлением с Востока.

Английские деятели в тот период уделяли основное внимание сохранению британской империи. Они внимательно выслушивали Аденауэра, однако оставались при убеждении, что главные интересы Англии лежат не в Европе.

Энергичные действия Аденауэра по ремилитаризации встретили неоднозначную реакцию западногерманской общественности. Против создания немецких вооруженных сил в национальном или европейском варианте выступил Шумахер. Его тревожили проблемы безопасности, но он считал, что немцы не в состоянии обороняться сами или вместе с европейскими союзниками. Предлагал вместо создания европейской армии разместить в Германии на зональной границе мощные американские соединения, которые могли бы вести военные действия к востоку от границ Федеративной Республики.

Идея ремилитаризации вызывала сомнение и тревогу у немцев. Еще не пришло понимание того, что создание армии – это шаг и к суверенитету, и к европейской интеграции. А социал-демократы ставили вопрос так: кто за войну – идите с ХДС, кто за мир – выступайте с нами. Аргументы христианских демократов оказались мало убедительными. В конце 1950 года ХДС проиграл выборы в ландтаги Гессена и Баден-Вюртемберга, а ХСС – в земельный парламент Баварии.

Крупный скандал разразился в правительственном лагере. Аденауэр предложил Кабинету министров утвердить принципиальную линию на создание западногерманской армии. Министр внутренних дел Густав Хайнеман проголосовал против, а затем в знак протеста вышел из состава правительства. Посетив в последний раз канцлера, Хайнеман сказал:

– Господь Бог уже дважды выбивал оружие из рук немцев. Федеративная Республика не должна идти против воли Бога.

Аденауэр высоко ценил личные качества Хайнемана, как и поддержку его протестантскими кругами. С сожалением убедился он в твердости его намерения.

– Не вправе удерживать вас. Хочу только заметить – Господь Бог дал нам голову, чтобы думать, и руки и ноги, чтобы действовать.

Расстались без враждебности. Хайнеман вскоре перешел к социал-демократам. Он пережил Аденауэра. Впоследствии стал президентом ФРГ.

Недовольство распространилось и в церковных кругах. Против ремилитаризации выступил авторитетный протестант пастор Нимёллер. На съезде ХДС в октябре 1950 года Аденауэр настойчиво и порой резко отстаивает свои позиции. В одном из выступлений он говорит:

– Перед человечеством встал вопрос: сохранит ли человек достоинство и свободу, христианский образ мысли или над ним на долгие годы восторжествует дух тьмы, рабства, антихриста? Мы должны позаботиться об обороне, но сделать это так, чтобы милитаристский дух никогда больше не вернулся к немцам. И путь здесь один – включение немецкой армии в коллективные оборонительные силы западного мира. Нам никто не будет помогать, если мы не внесем собственного вклада в оборону.

Съезд утвердил позицию Аденауэра. Делегаты отметили как большой успех канцлера, что он действует вместе с союзными державами, что на Западе считаются с мнением Федеративной Республики, воспринимают немцев не как «пушечное мясо», а как равноправных партнеров.

Однако в стране продолжало нарастать недовольство. Его подогревали главным образом коммунисты и социал-демократы. Хотя действовали они по отдельности, но антивоенные выступления обычно выходили за партийные рамки и принимали массовый характер. Ширилось движение под лозунгом «Без меня!». Его участники на митингах и собраниях принимали резолюции против создания западногерманской армии и направляли их президенту, канцлеру, депутатам бундестага.

Пастор Нимёллер выступил с идеей всенародного опроса о ремилитаризации. Стали создаваться многочисленные комитеты для проведения референдума. Весной 1951 года в Эссене образовался центральный комитет. В него вошли социал-демократы и коммунисты, бывшие офицеры вермахта, церковные служители. Воззвание комитета в пользу референдума подписала тысяча видных общественных и политических деятелей. Группа известных юристов выступила в печати с заявлением, что народный опрос не противоречит конституции. Рабочие рурских предприятий провели массовые демонстрации во всех крупных городах области под антимилитаристскими лозунгами.

Аденауэр счел необходимым прибегнуть к решительным мерам. Правительство приняло постановление о запрещении референдума. Двумя днями позже оно было одобрено бундестагом. Социал-демократы неожиданно проголосовали вместе с депутатами от ХДС/ХСС. Шумахер и Олленхауэр к этому времени пошли на попятный. Они сочли, что антимилитаристские выступления могут дестабилизировать положение в стране, привести к непредсказуемым последствиям, и заявили, что законными методами борьбы могут быть только парламентские.

Начавшиеся было действия по проведению народного опроса стали затухать. В антимилитаристские мероприятия все чаще вмешивалась полиция. Борьбу продолжали фактически только коммунисты. Их лидер Макс Рейман произносил угрожающие речи в бундестаге. Во время одной из них президент бундестага лишил его слова и попросил покинуть зал. Рейман отказался уйти с трибуны, не закончив выступления. По требованию президента в зал вошли полицейские. Депутаты-коммунисты вскочили со своих мест и окружили своего лидера. Начали скандировать: «Полицейские, вон из бундестага!» К скандированию присоединились социал-демократы. Шум охватил все помещение. Полицейских выпроводили, после чего Рейман вместе с коммунистическими депутатами покинул бундестаг.

Канцлер спокойно, с каменным лицом сидел на своем месте. Казалось, что заварушка в зале его вовсе не касается. Он был убежден, что его оборонная политика – единственно правильная, что создание немецких вооруженных сил и их интеграция с другими европейскими армиями – дело неизбежное и решенное, что у него найдутся средства убедить в этом общественность и призвать к порядку радикалов. Его тревожило лишь то, что на Западе Федеративную Республику могут счесть нестабильным и ненадежным партнером и изменить отношение к ней.

После ратификации бундестагом договора о создании Европейского оборонительного сообщества его без особых проволочек одобрили парламенты других подписавших договор стран, кроме Франции. Здесь события развернулись неожиданным образом. Против ЕОС в Национальном собрании решительно выступили депутаты-коммунисты. Многие представители других партий также высказывали опасения по поводу возрождения немецких вооруженных сил, пусть даже и интегрированных в европейские оборонительные структуры.

Процесс ратификации в Париже затягивался. Премьер-министр Мендес-Франс лавировал, не определяя точно своей позиции. На конференции участников ЕОС в Брюсселе в августе 1954 года он выдвинул ряд поправок к уже подписанному договору. Их не приняли. Аденауэр на конференции держался в тени, чтобы не обострять у французов антинемецкие настроения.

Мендес-Франс высказал идею обратиться к Советскому Союзу с предложением согласиться на воссоединение Германии в обмен на отказ европейцев от ЕОС. Аденауэр категорически выступил против. Его поддержали остальные участники. Канцлера встревожила готовность французского премьера пойти на сговор с СССР и тем самым разрушить единую политическую платформу Запада.

Из Брюсселя Аденауэр уезжал с надеждой, что общеевропейская идея у французов возьмет верх над опасениями перед ремилитаризацией немецкого соседа. Его надеждам не суждено было оправдаться.