Текст книги "Дворецкий для монстров (СИ)"

Автор книги: Волгина Анастасия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Мы знаем, – холодно ответил Владимир. – Веди.

Пошли дальше, таща его за собой. Он лгал. Частично. Он выдавал информацию, но пытался нас запутать, напугать. Но под пыткой, под угрозой серебра, он ломался. И по крупицам, по обрывкам фраз, мы вытягивали из него правду.

Обошли дом. Действительно, с торца, за ржавыми мусорными баками, была неприметная железная дверь. Она была не заперта. Ловушка. Мы это знали. Но мы шли вперед.

Мы затащили его в подвал. Длинный, узкий, бетонный коридор, тускло освещенный редкими, мигающими аварийными лампами. Вонь сырости, плесени, гниющих овощей и… чего-то еще. Сладковатого, приторного. Запаха смерти. По стенам тянулись ржавые трубы, с которых монотонно капала вода. Под ногами хлюпала грязная жижа.

– Где они? – спросил я.

– Я не знаю! – взвизгнул он. – Я просто пешка! Я ничего не знаю!

– Врешь, – сказал Владимир. Он достал из кармана маленькую серебряную фляжку. – Ты знаешь, что это?

Глаза оборотня расширились от ужаса.

– Нет… пожалуйста… только не это…

Владимир открыл фляжку и поднес ее к лицу пленника. Запахло озоном и чем-то еще, едким и кислым.

– Говори. Или будешь пить.

– В конце коридора… – прошептал тот, дрожа. – Большая комната… Но там… там защита…

– Какая защита? – спросил я.

– Я не знаю! – он снова забился в истерике. – Он просто сказал, что вас там ждет сюрприз!

Мы дошли до конца коридора. Там, за еще одной незапертой дверью, оказалось большое, пустое помещение. Бывшая котельная или что-то в этом роде. И там, в центре, мы увидели их.

Три девушки, повешенные на толстых, ржавых трубах под потолком. Блондинка. Брюнетка. И рыжая. Их тела медленно раскачивались в тусклом свете, отбрасывая на стены уродливые, пляшущие тени. Они были мертвы. На груди у каждой, вырезанная ножом на коже, была руна.

Егор подошел ближе, его лицо было бледным.

– Прошлое… – прошептал он, указывая на блондинку. – Настоящее… – он указал на брюнетку. – И будущее… – его палец замер, указывая на рыжую.

Это был ритуал. Жертвоприношение. И мы опоздали. Снова.

Я смотрел на три мертвых тела, медленно раскачивающихся в тусклом свете, и чувствовал, как внутри закипает ледяная ярость. Снова. Мы снова опоздали. Он играет с нами, как кошка с мышкой, оставляя за собой трупы, как кровавые метки.

– Сюрприз, – прошипел Владимир, и его голос был тихим, но в нем было столько ненависти, что, казалось, воздух в подвале застыл. – Он знал, что мы придем сюда. Он хотел, чтобы мы это увидели.

Миша и Кирилл зарычали, их человеческие черты начали искажаться, но Владимир поднял руку.

– Стоять. Этого он и ждет. Чтобы мы потеряли голову.

Я подошел к телам. Осмотрел их. Те же следы, что и в парке. Два прокола на шее. Ни капли крови. Но было и кое-что новое. На запястье у каждой девушки я заметил тонкий, почти невидимый шрам. Свежий.

– Егор, смотри, – позвал я.

Он подошел, достал из своего рюкзака лупу и маленький фонарик.

– Надрез, – пробормотал он, осматривая шрам. – Очень тонкий, профессиональный. Будто скальпелем. Они брали у них кровь.

– Для ритуала, – заключил Владимир. – Кровь прошлого, настоящего и будущего. Он готовится. Готовится к чему-то большому.

– Но где он? – спросил я, оглядывая пустой, гулкий подвал. – Где Маргарита?

– Здесь, – раздался за нашими спинами знакомый, веселый голос.

Мы резко обернулись. В дверном проеме, из которого мы только что вышли, стоял он. Майлз Финч. Он улыбался своей обычной, широкой улыбкой, но в его зеленых глазах не было ни капли веселья. Только холодный, расчетливый блеск.

– Финч?! – выдохнул я. – Какого черта?!

– Я ждал вас, – сказал он, делая шаг вперед. – Добро пожаловать. На мой маленький спектакль.

Он сделал еще шаг, и я увидел, что за его спиной стоят двое. Енот и Заяц. Они скалились, их глаза горели ненавистью.

– Где она? – прорычал Владимир, делая шаг к нему.

– Она в безопасности, – ответил Финч. – Готовится к своей роли. В финальном акте.

И тут стены подвала задрожали. С потолка посыпалась штукатурка. Дверь, через которую мы вошли, с оглушительным скрежетом захлопнулась, и на нее с лязгом упала тяжелая стальная решетка. Мы были в ловушке.

– Ты думал, я позволю тебе так просто уйти, Мышара? – усмехнулся Финч. – Нет. Это ваш конец.

Из теней, из-за труб, из темных углов начали выходить они. Оборотни. Много. Десятки. Они окружали нас, их глаза горели желтым огнем, из пастей капала слюна.

– Вы умрете здесь, – сказал Финч. – И ваша смерть станет началом нового, чистого мира.

– Круг! Спиной к спине! Серебро на фланги! Миша, левый сектор, Кирилл, правый! – Скомандовал я.

Начался ад. Мы встали спина к спине, образовав круг. Миша и Кирилл уже полностью превратились в волков, их рычание эхом разносилось по подвалу. Владимир выхватил свои серебряные клинки. Я вскинул арбалет.

Первая волна оборотней бросилась на нас. Я выстрелил. Серебряная стрела вошла оборотню точно в грудь. Он взвыл, вспыхнул и рассыпался в прах. Я перезарядил. Снова выстрел. Еще один. Но их было слишком много.

Миша и Кирилл рвали, кусали, ломали кости. Владимир двигался, как смерч, его клинки летели, оставляя за собой кровавые росчерки. Но оборотни все прибывали. Они лезли, как тараканы, из всех щелей.

Меня сбили с ног. Я упал, выронив арбалет. Один из оборотней навис надо мной, его клыки были в сантиметре от моего лица. Я ударил его ногой в пах. Он взвыл. Я откатился, выхватил нож. Всадил ему лезвие под ребра. Он рухнул на меня, захлебываясь кровью.

Я вскочил. Бой был в самом разгаре. Мы дрались, как загнанные в угол звери. Яростно. Отчаянно. Но силы были не равны. Я видел, как ранили Кирилла, его бок был разорван. Видел, как Владимир, окруженный тремя оборотнями, отбивается, но уже с трудом. Мы проигрывали.

И тут я увидел его. Финча. Он стоял в стороне, наблюдая за бойней с холодной, отстраненной улыбкой. Он наслаждался.

Ярость захлестнула меня и бросился к нему, прорываясь через толпу оборотней. Я должен был его достать. Достать, или умереть. Но тут, когда казалось, что все уже кончено, стальная решетка, преграждавшая нам выход, с оглушительным скрежетом взлетела вверх.

В проем, сметая все на своем пути, ворвались они. Оборотни. Но не враги. А союзники. Стая Романа. Во главе с ним самим. Они врезались в толпу врагов, как таран. Началась настоящая мясорубка.

Я же, не обращая внимания на бой, продолжал рваться к Финчу. Он увидел меня. Его улыбка исчезла. В его глазах на мгновение мелькнул страх. Он развернулся, чтобы бежать.

– Стой, тварь! – заорал я.

Но было поздно. Его тело затряслось, исказилось. Он начал таять, превращаясь в бесформенную, пульсирующую массу слизи, которая быстро утекла в щель в полу. На его месте осталась только небольшая, переливающаяся лужица.

Я остановился, глядя на эту мерзость. Все было кончено. Бой затихал. Оставшиеся в живых враги были схвачены.

К нам подошел Егор. Он смотрел на лужу слизи на полу, и его лицо было бледным, как смерть.

– Нет, – прошептал Егор, глядя на переливающуюся лужу слизи на полу. – Это не может быть он. Это… это противоречит всему, чему он меня учил. Он не мог…

Он был в шоке. Он опустился на колени, его плечи дрожали. Он не мог поверить, что его наставник, его учитель, человек, которого он уважал, оказался предателем. Монстром.

Мы все были в шоке. Я, Владимир, даже суровые воины Романа стояли в растерянности. Мы думали, что враг – это Охотник, какая-то древняя, безличная сила. А оказалось, что враг был рядом. Он улыбался нам, пил с нами чай, давал советы. И все это время он готовил нам ловушку.

– Куда он мог ускользнуть? – спросил я, пытаясь вернуть всех в реальность.

– Куда угодно, – ответил Владимир, его голос был глухим. – Такие, как он… они могут просачиваться сквозь стены, сквозь землю. Он может быть уже на другом конце города.

И тут мы заметили, что в подвале стало тише. Слишком тихо. Мы обернулись. Связанные оборотни, которых мы оставили на растерзание стае Романа, исчезли. На их месте остались только разорванные веревки.

– Амулеты, – прорычал Роман. – Они телепортировались.

– Куда? – спросил я.

– Непонятно, – покачал головой Роман. – Эти амулеты – черная магия. Они могут перенести куда угодно.

И тут, словно в дурном фарсе, в подвал ворвалась полиция. С криками «Всем стоять, полиция!», со щитами, в касках. Они увидели нас, стоящих посреди этого кровавого побоища, с оружием в руках. И они сделали то, что должны были сделать. Они всех нас повязали.

Нас грубо заломили руки за спину, надели наручники. Мы не сопротивлялись. Какой смысл? Объяснять им про оборотней, вампиров и предателя, который превратился в лужу слизи? Нас бы тут же отправили в психушку.

Так что мы просто стояли и молча смотрели, как нас, победителей, арестовывают, как преступников. Это был апофеоз абсурда. Вершина этого безумного дня. И я, глядя в растерянные, испуганные глаза молодых омоновцев, подумал только об одном: «Ну вот, Геннадий Аркадьевич. Теперь ты точно видел все».

Глава 14

Полицейский участок. Снова. Только теперь мы были не свидетелями, а подозреваемыми. Нас рассадили по разным комнатам для допросов. Снова те же лица, те же вопросы. Но теперь в них не было ни сочувствия, ни уважения. Только подозрение.

Я сидел напротив капитана. Он выглядел уставшим и злым.

– Итак, Геннадий Аркадьевич, – начал он, – может, на этот раз вы расскажете мне правду? Что это была за бойня в подвале? Кто все эти люди?

Я молчал. Что я мог ему сказать? Что мы сражались с оборотнями? Что наш друг превратился в лужу слизи? Он бы мне не поверил.

Я думал. Думал о Финче. Перевертыш? Предатель? Глупо. Нелогично. С одной стороны, он был там, в подвале. Он улыбался, когда нас окружали. Он превратился в эту мерзость и сбежал. Все сходится.

Но, с другой стороны… он давал нам наводки. Он вел нас. Его люди спасли нас в «Зените». Если бы он и вправду был главным злодеем, нас бы уже давно раскрошили на кусочки. Непорядок. Значит, это не Финч. Не тот Финч, которого мы знали.

А что, если тот, в подвале, был не Финчем? Что, если это был перевертыш, принявший его облик? Чтобы стравить нас, запутать. А настоящий Финч… где он?

И кто тогда этот Охотник? Кто он, этот кукловод, который дергает за ниточки, стравливает кланы, похищает женщин и детей? Нужно все взвесить. Что мы видели? Что было? Что происходит?

Мы видели оборотней, банду «Синий Зуб». Мы видели вампира, которого они убили. Мы видели жертв Охотника в парке. Или того, кто им притворялся. Мы видели ритуал с тремя повешенными девушками. Мы знаем, что им нужна кровь чистых существ. Мы знаем, что им нужны «ключи» – Маргарита, Агафевна, девочки. Мы знаем, что они готовятся к чему-то большому в ночь Второй Красной Луны.

И мы знаем, что Финч, или тот, кто им притворяется, – в центре всего этого.

Я поднял голову и посмотрел на капитана.

– Я не могу вам всего рассказать, – сказал я. – Вы мне не поверите. Но я могу сказать одно. Мы не преступники. Мы пытаемся остановить тех, кто стоит за всеми этими убийствами и похищениями. И нам нужна ваша помощь.

– Помощь? – капитан усмехнулся без тени веселья. – Геннадий Аркадьевич, вы сидите в комнате для допросов, окруженный трупами, с оружием в руках, и просите о помощи? Выглядит не очень.

– Я понимаю, – кивнул я. – Но послушайте. Тот человек, которого вы видели в парке. В черном плаще. Он – ключ ко всему.

– Охотник, как его назвала гражданка Агафевна? – в голосе капитана слышался скепсис.

– Да. Он. Но это не просто маньяк. Это… нечто другое. Он управляет ими. Оборотнями.

– Оборотнями? – капитан поднял бровь. – Геннадий Аркадьевич, я, конечно, все понимаю, стресс, все дела. Но давайте без сказок.

– Я не рассказываю сказки, – твердо сказал я. – Я рассказываю то, что видел. И я прошу вас, проверьте одного человека. Майлза Финча. Он – наш информатор. Но сегодня… сегодня мы видели его там, в подвале. Или кого-то, кто был на него очень похож.

Капитан нахмурился, что-то помечая в своем блокноте.

– Финч… – пробормотал он. – Слышал о таком. Мутный тип. Хорошо. Мы проверим. А теперь, будьте добры, расскажите мне все с самого начала. Без оборотней и вампиров. Просто факты.

И я начал рассказывать. Рассказывать нашу легенду. Про бизнес, про конкурентов, про похищение. Я лгал, но лгал умело, вплетая в ложь крупицы правды. Я знал, что он мне не поверит до конца. Но мне нужно было выиграть время. Время, чтобы понять, что происходит. И время, чтобы спасти тех, кто еще был в опасности.

Допрос длился несколько часов. Меня сменил Владимир, потом – парни Романа. Мы все, как по команде, держались одной версии. Наконец, под утро, дверь камеры открылась. На пороге стояла Агафевна. Свежая, накрашенная, в элегантном платье, будто она возвращалась со светского раута.

– Ну что, мальчики, нагулялись? – спросила она с ехидной улыбкой. – Я внесла за вас залог. Можете быть свободны.

Мы вышли из участка, усталые, разбитые, но не сломленные.

– Что теперь? – спросил я у Владимира, щурясь от яркого утреннего солнца.

– Теперь, – ответил он, – мы идем в гости. К настоящему Финчу. И выясняем, какого черта здесь происходит.

Мы поехали к Финчу. Его квартира располагалась в старом доходном доме в центре Москвы, в одном из тех тихих переулков, где время, казалось, застыло. Мы поднялись наверх по скрипучей, стертой лестнице. Дверь, обитая потрескавшимся дерматином, была приоткрыта. Из щели тянуло сквозняком и… бедой.

Мы вошли внутрь. Квартира была разгромлена. Это был не просто беспорядок. Это был хаос. Ураган, пронесшийся по маленькому, заставленному книгами миру. Книги, вырванные с полок, лежали на полу растерзанными трупами с переломанными корешками. Бумаги, исписанные его мелким, бисерным почерком, были разбросаны, как осенние листья. Одежда, вытащенная из шкафа, валялась вперемешку с разбитой посудой. Кто-то что-то искал. Искал яростно, отчаянно, в спешке.

– Финч! – позвал Владимир, его голос эхом разнесся по разгромленной квартире.

Тишина. Только сквозняк завывал в разбитом окне. Мы прошли в кабинет. Там царил тот же хаос, умноженный на десять. Перевернутый стол, разбитый монитор, выпотрошенные ящики. И на полу, среди всего этого разгрома, сидел он. Майлз Финч. Настоящий.

– Владимир… – прошептал он, поднимая на нас усталые, полные боли глаза.

– Что здесь произошло? – спросил я, опускаясь рядом с ним на корточки. – Кто это сделал?

– Он… он был здесь, – сказал Финч, и каждое слово давалось ему с трудом. – Мой двойник. Перевертыш. Он искал это.

С невероятным усилием он протянул нам небольшой, потертый блокнот, который, видимо, прятал под полом.

– Я вел записи. По всем похищениям. Девочки, мальчик… Я искал связь. И нашел.

Он открыл блокнот. На одной из страниц была вклеена вырезка из газеты. Фотография. Маленькая, улыбающаяся девочка с веснушками и двумя косичками.

– Это первая жертва, – сказал Финч. – Пропала год назад. Полиция закрыла дело, сочли несчастным случаем. Утонула в реке. Но я копал. И я выяснил, что она… она была не человеком. Как и все остальные.

– Феи? – спросил я, вспомнив слова Егора.

– Не только, – покачал головой Финч. Его дыхание стало прерывистым. – Гномы, эльфы, водяные. Дети. Все, в ком была хоть капля чистой, природной магии. Он собирал их. Для своего ритуала. Он забирал их силу.

– А Маргарита? Зачем ему Маргарита?

– Она… она должна была стать венцом его творения, – прошептал Финч. – Самой сильной. Самой чистой. Она должна была стать… сосудом.

Он закашлялся, и на его губах выступила алая, пузырящаяся кровь.

– Он… он что-то сделал со мной, – сказал он, хватаясь за грудь. – Яд. Я чувствую, как он… он разъедает меня изнутри.

Он с силой впихнул мне в руки блокнот.

– Здесь все, что я нашел. Все имена, все места. Найдите его. Остановите. Пока не стало слишком поздно.

Его глаза закатились, и он потерял сознание. Я нащупал пульс. Слабый, нитевидный.

– Скорую! – крикнул я.

– Нет! – отрезал Владимир. – Никаких больниц. Они его не спасут. Мы не оставим его здесь. Не бросим его умирать. Берем его с собой.

Мы подхватили Финча под руки. Он был почти невесомым, как пустая, выпитая оболочка. Мы понесли его к машине. Он был почти без сознания, его дыхание было слабым, прерывистым, еле слышным.

– У тебя есть что-нибудь? – спросил я у Владимира, когда мы мчались по улицам, нарушая все правила. – Противоядие? Эликсир? Святая вода? Хоть что-то, что поможет ему выкарабкаться?

«Я должен был догадаться раньше, – думал я, глядя на бледное, безжизненное лицо Финча. – Я видел его. Видел его в кальянной. Он был там, среди оборотней. И я ничего не сделал. Я провалился. Как солдат. Как человек».

– Возможно, – ответил он, не отрывая взгляда от дороги. Его руки крепко, до побелевших костяшек, сжимали руль. – В моей лаборатории есть кое-какие старые рецепты. Но я не уверен, что они сработают. Яд перевертыша – одна из самых гнусных, самых коварных вещей в этом мире. Он не просто убивает. Он разлагает душу.

Мы привезли Финча в особняк. Егор, который уже ждал нас на крыльце, тут же подскочил к нам, его глаза расширились от ужаса, когда он увидел своего наставника.

– Быстро! В лабораторию! – скомандовал он, и его голос сорвался.

Он утащил Финча в подвал, и я услышал, как он выкрикивает команды в телефон, требуя какие-то реагенты, стабилизаторы, антидоты. А мы остались в кабинете. Усталые, злые, опустошенные. Финч пожертвовал собой, чтобы дать нам шанс. И мы не могли его подвести.

Владимир налил нам коньяку. Янтарная жидкость плеснулась в тяжелые хрустальные бокалы. Мы не чокнулись. Просто сидели в оглушающей тишине, нарушаемой только тиканьем старинных часов и треском поленьев в камине. Перед нами на столе, как улика в деле о конце света, лежал вскрытый блокнот Финча.

Мы начали работать. Методично, по-солдатски, я взял на себя разбор полетов. Мы листали его страницы, и с каждой из них на нас смотрел ад. Пожелтевшие газетные вырезки о несчастных случаях, которые полиция списала в архив. Распечатки с полицейских сайтов о пропавших без вести. Фотографии улыбающихся детей, которые уже никогда не вернутся домой. Схемы, карты, пометки на полях, сделанные его торопливым, убористым почерком. Этот коротышка… он не просто сидел в своей квартире. Он пахал. Он рыл землю носом. Он в одиночку вел войну, о которой никто не знал, и почти победил.

– Он знал, – прошептал я, впиваясь глазами в очередную строчку. – Он знал, что это не просто совпадения. Он видел систему.

Мы вспоминали. Вспоминали все, что произошло за эти безумные, кровавые дни. Мы раскладывали события, как пасьянс, пытаясь найти в нем логику. Вспышки синего света в лаборатории Егора. Запах озона и горелой плоти. Черная, густая кровь на полу в телецентре. Руны, вырезанные на телах мертвых девушек в подвале. Все это больше не казалось хаосом. Это были звенья одной цепи. Чудовищной, но цепи.

– Что это может быть за ритуал? – спросил я, отрываясь от блокнота. – Зачем все это? Зачем такая жестокость?

Владимир поднялся, подошел к одному из стеллажей, который, казалось, упирался в сам потолок. Его пальцы скользнули по кожаным, истлевшим от времени корешкам. Он вытащил тяжелый, покрытый вековой пылью фолиант в переплете из черной, потрескавшейся кожи. Он сдул с него пыль, и в воздухе запахло старой бумагой, тленом и чем-то еще, едва уловимым. Запахом страха.

Он открыл книгу с сухим шелестом, который прозвучал в тишине кабинета, как крик.

– Ритуал Призыва, – сказал он, и его голос был глухим, как удар колокола. – Один из самых древних и самых темных. Он не просто открывает дверь между мирами. Он выламывает ее. Он позволяет призвать в наш мир сущность из… другого места. Извне. Сущность, обладающую невероятной, разрушительной силой.

– И для этого ему нужны…

– Жертвы, – закончил Владимир, не отрывая взгляда от пожелтевших страниц, исписанных на мертвой латыни. – И не просто жертвы. Ему нужна кровь. Кровь существ, в которых еще осталась искра чистой, природной магии. И ему нужна энергия. Концентрированная энергия боли, страха, отчаяния, смерти. Он не просто убивает, Геннадий. Он собирает урожай.

Я снова посмотрел на карту Москвы, которую Егор оставил на столе. Она больше не казалась мне просто картой. Это было поле боя. Алтарь.

– Кузьминки, – сказал я, ткнув пальцем в одну из точек, которые мы отметили. – Начало. Лаборатория. Место, где он готовил свой яд.

– Перово, – добавил Владимир, указывая на другую. – Подвал с ритуалом. Первое жертвоприношение. Прошлое, настоящее, будущее.

– Останкино. Телецентр. Убийство свидетеля. Послание нам.

– Суворовский парк. Еще одно убийство. Еще одна метка.

– И «Зенит», – закончил я. – Бойня. Место, где он пролил кровь своих же псов.

Мы смотрели на эти пять точек, разбросанных по карте. Пять кровавых отметин, которые Охотник оставил на теле города. Пять проваленных нами операций. Пять мест, где мы были, где мы сражались, где мы теряли. Пять очагов заражения на карте моего города.

– Что их связывает? – спросил я. – Кроме нас? Я пытался наложить на это логику. Военную логику. Маршруты отхода? Пути снабжения? Сектора обстрела? Бред. Это просто хаотичные точки на карте.

Владимир молчал, его взгляд был прикован к карте. В камине треснуло полено, и в его глазах отразилось пламя. И тут я увидел. Увидел то, что было прямо перед глазами, но мы этого не замечали, ослепленные хаосом и погоней.

Моя рука сама потянулась за карандашом, лежавшим на столе. Пальцы, будто живя своей жизнью, начали действовать. Я провел линию. Первую. От Кузьминок до Перово. Вторая – от Перово до Останкино. Третья. Четвертая. Пятая линия, от «Зенита» до Кузьминок, замкнула фигуру.

Пятиконечная звезда. Пентаграмма. Вычерченная на карте Москвы.

Кровь отхлынула от моего лица. Коньяк в желудке превратился в лед. Шок. Ужас. Осознание. Какие же мы были глупцы! Нас водили за нос, как слепых щенков, заставляя метаться от одной точки к другой, пока он, спокойно и методично, вычерчивал свой дьявольский план. Это было не просто хаотичное насилие. Это был четкий, продуманный, чудовищный ритуал. Огромный, охватывающий весь город.

– Это что-то невероятное, – прошептал я, роняя карандаш.

– Он не просто чертит свой круг, – сказал Владимир, и его голос был полон ярости. – Он превращает Москву в свой личный алтарь. Каждая точка – это гвоздь, который он вбивает в тело города. И когда он закончит… когда он проведет ритуал в центре этой звезды… он откроет врата.

– И что будет тогда? – спросил я, хотя уже боялся услышать ответ.

– Тогда, – ответил Владимир, – начнется ад. Настоящий. Для всех. И для нас, и для вас.

Я смотрел на эту звезду на карте. И я понимал, что это больше не просто моя работа. Это мой долг. Долг солдата. Защитить этот город. Защитить тех, кто в нем живет. Даже если для этого придется спуститься в самый ад и посмотреть в лицо самому дьяволу.

Шок. Ужас. Осознание. Какие же мы были глупцы! Нас водили за нос, как слепых щенков, заставляя метаться от одной кровавой бойни к другой. Это было не просто хаотичное насилие. Это был четкий, продуманный, чудовищный план. Риту-ал. Огромный, охватывающий весь город.

– И что будет, когда он его закончит? – спросил я, хотя уже боялся услышать ответ.

– Я не знаю, – ответил Владимир, и его голос был глухим, лишенным всяких эмоций. – Но я знаю, что мы не должны этого допустить. Мы должны его остановить. Нельзя, чтобы его план сработал. Мы должны найти центр этой звезды. Место, где он нанесет последний удар.

– Но это может быть любое место в этой области! – воскликнул я, обводя на карте огромный, густо заштрихованный район в центре Москвы. – Любой дом, любой подвал, любой чердак! Это сотни, тысячи зданий! У нас нет времени прочесывать весь этот район! Но и сидеть сложа руки, пока он готовит свой кровавый финал, – это плохая затея, Владимир Сергеевич. Это не просто плохая затея, это преступление.

Я ходил по кабинету, из угла в угол. Адреналин от выпитого эликсира все еще бушевал в крови, требуя действия, а не сидения на месте.

– Мы даже не знаем, кого он собирается призвать! Что это за тварь? Каковы ее слабые места? Как с ней бороться? Я не помню, что это за ритуал конкретно… Вы говорили, Ритуал Призыва, но что это значит на практике? Что, из-под земли вылезет Ктулху и начнет жрать дома?

– Не совсем, – Владимир устало потер виски. Он выглядел так, будто на его плечи давил груз всех прожитых им веков. – Сущность, которую он хочет призвать… у нее нет физического тела в нашем мире. Это чистая, концентрированная энергия разрушения. Хаос. Она не будет жрать дома. Она будет пожирать души. Разрушать саму ткань реальности.

– Прекрасно, – пробормотал я. – Просто замечательно. То есть, у нас на кону не просто Москва, а, так сказать, весь шарик. И как нам найти центр этой пентаграммы? По карте? Это же… это может быть что угодно! Станция метро, памятник, музей, театр… да хоть Кремль!

– Он выберет место, обладающее сильной энергетикой, – сказал Владимир, задумчиво глядя на карту. – Место, связанное с историей, с властью, с кровью.

– То есть, весь центр Москвы, – заключил я. – Это не сужает круг поисков.

В этот момент в кабинет вошел Степан. Он нес поднос с чаем и бутербродами, но я видел, как напряжено его лицо, как бегают его глаза.

– Владимир Сергеевич, – сказал он, ставя поднос на стол. – Я… я чувствую. Что-то не так. Дом… он беспокоится.

Владимир поднял на него взгляд.

– Что ты чувствуешь?

– Не знаю, – Степан покачал головой. – Тревогу. Словно… словно кто-то смотрит. Снаружи.

Мы замолчали, прислушиваясь. Но за окном была только тишина ночного города.

– Степан, – сказал Владимир. – Иди к Марусе. Будь с ней. Не отходи ни на шаг.

– Я понял, – кивнул тот и, оставив поднос, вышел из кабинета.

– Он прав, – сказал я. – Мы сидим здесь, а Охотник, возможно, уже у наших ворот. Он знает, что мы раскрыли его план. Он нанесет удар.

– Да, – согласился Владимир. – Но не сейчас. Не здесь. Он слишком умен для этого. Он будет действовать хитрее. Он попытается выманить нас. Или…

Он не договорил. В этот момент наши рассуждения прервал крик. Пронзительный, полный ужаса, детский крик, донесшийся со второго этажа. Крик Маруси.

Мы рванули наверх, перепрыгивая через ступеньки, наши сердца колотились в унисон. Я выхватил пистолет на ходу. Мы ворвались в ее комнату. Но было уже поздно.

Комната была пуста. Окно распахнуто настежь, легкие, белые шторы колыхались на ночном ветру, как призраки. На полу, прислонившись к стене, лежал Степан. Он был бледен, его глаза закрыты. Из его плеча, пробив толстую куртку, торчала черная стрела с серебряным наконечником.

– Степан! – я бросился к нему, опускаясь на колени.

Он открыл глаза.

– Я… я не успел… – прохрипел он. – Он был... слишком быстрый… Он прошел сквозь стену…

Ну, видать, стрелок был немного косой, целился в сердце, а попал в плечо. Ранение было не смертельным, но оно сильно ослабило Степана. Он истекал кровью, его дыхание было хриплым.

Мы потеряли Марусю. Кошмар. Владимир, не говоря ни слова, подошел к ее кровати. На подушке, рядом с ее любимым плюшевым медведем, лежал амулет, который он ей дал. Черный камень тускло поблескивал в солнечном свете, проникавшем в разбитое окно. Он не сработал. Или не успел сработать.

Владимир сжал амулет в кулаке. Я никогда не видел его таким. Я видел его ярость, его холодное презрение. Но сейчас… сейчас на его лице была написана такая боль, такая всепоглощающая мука, что мне стало страшно. Он потерял жену. А теперь – и внучку. Последнее, что связывало его с этим миром.

И я знал, что теперь он не остановится ни перед чем. Теперь это было не просто дело чести. Теперь это была месть.

– Отставить панику, – скомандовал я, и мой голос, на удивление мне самому, прозвучал твердо и уверенно, как на плацу. – Он ее взял как приманку. Как наживку. Значит, центр звезды – там, где он ее держит. Это его последний ход. Он вызывает нас на финальный бой.

Я помог Степану подняться, перекинув его руку через свое плечо.

– Нужно обработать рану, – сказал я Владимиру. – А потом… пора поговорить с Васей. У него с ней должна быть связь. Они же… друзья.

– Откуда ты… – начал было Владимир, но тут же осекся. – А, впрочем, неважно. Идем к зеркалу.

Мы перенесли Степана в мою комнату, я наскоро перевязал ему рану, используя аптечку, которая всегда была у меня с собой. Затем мы с Владимиром пошли в ванную. Я подошел к зеркалу.

– Вася! – я постучал костяшками пальцев по стеклу. – Вася, выходи! Дело срочное!

Но зеркало молчало. Ни ехидной ухмылки, ни дурацких шуточек. Поверхность стекла оставалась гладкой и холодной. Только вместо нашего отражения в нем клубилось что-то черное, мутное, непонятное. Как сама тьма.

– Что это? – спросил я.

– Он заблокировал его, – сказал Владимир, его голос был глухим. – Охотник. Он отрезал нас от нашего главного источника информации.