Текст книги "Дворецкий для монстров (СИ)"

Автор книги: Волгина Анастасия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 15

Я смотрел в пустое, черное зеркало, и слова вырвались у меня сами собой, обращенные скорее к самому себе, чем к Степану.

– Нет. Мы не сдадимся. Отставить отчаяние, – произнес я это с твердостью, пытаясь отогнать нарастающее чувство безысходности, которое грозило поглотить нас всех.

Я вернулся в комнату. Степан сидел на кровати, его тело напряглось от боли. Лицо его было бледным из-за значительной потери крови. Я подошел к нему, осторожно размотал старую повязку, которая уже насквозь пропиталась кровью, обнажая глубокую рану. Из своей армейской аптечки я достал антисептик и тщательно обработал поврежденную область, стараясь причинить ему как можно меньше дискомфорта. Затем я наложил новую, тугую повязку, надежно фиксируя ее.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я, затягивая узел на повязке, мой голос был ровным, несмотря на внутреннее беспокойство.

– Жить буду, – прохрипел Степан, морщась от боли, которая все еще пронзала его. – Я уже бывал в таких ситуациях. Что там произошло?

– Вася полностью заблокирован, – сообщил я, чувствуя, как тяжесть этой новости давит на меня. – Мы потеряли след Маруси. Мы лишены информации.

Степан выругался сквозь зубы, его кулак с глухим стуком ударил по кровати, выражая его ярость и бессилие. Но затем он поднял на меня взгляд. В его желтых, пронзительных глазах я увидел первобытную ярость, которая, казалось, могла сжечь все на своем пути.

– Есть еще один метод, – произнес он, его голос был низким и напряженным. – Древний. Он сопряжен с большой опасностью. Но он может принести результат. Зов Стаи.

– Что это за метод? – спросил я, убирая аптечку обратно в сумку.

– Я могу… позвать ее, – объяснил Степан. – По крови. Мы с ней связаны, я защитник с самого ее рождения. Если она жива, она услышит мой зов. И я почувствую ее местонахождение. Но… это сопряжено с большим риском. Зов услышит не только она. Его услышат все. И Охотник тоже. Он узнает, что мы ее ищем. И где мы ее ищем.

Владимир, который бесшумно вошел в комнату и услышал последние слова Степана, твердо произнес:

– Нет. Это слишком опасно. Мы не будем рисковать еще и тобой. Ты ранен. И мы не знаем, на что способен Охотник. Он может перехватить зов, использовать его против нас.

– У нас нет выбора! – возразил Степан, пытаясь подняться, его голос дрожал от отчаяния и решимости. – Мы должны действовать! Мы не можем просто сидеть и ждать!

– Он прав, – согласился Владимир, его взгляд был сосредоточен. – Но мы не будем действовать без плана.

– Достаточно! – прервал я их, мой голос прозвучал резче, чем я ожидал, наполненный командными нотками. – Собираем факты, а не поддаемся эмоциям. Мы – солдаты, а не люди, поддающиеся панике. Степан, твой метод – это крайняя мера. Это план, который мы используем, когда все остальные варианты будут исчерпаны. Давайте сосредоточимся на поиске решения. Что у нас есть?

Я чувствовал, как во мне пробуждается старый, давно забытый командирский инстинкт. Тот, который в самых безнадежных ситуациях, под огнем противника, в окружении, умел сохранять хладнокровие и находить выход из положения. Это было возвращение к сути моего существа, к тому, кем я был в критические моменты.

Мы снова собрались в кабинете. Я расстелил на столе карту города, на которой уже была начерчена пентаграмма. Она выглядела как глубокий, уродливый шрам на поверхности города, отмечая места, где произошли ужасные события.

– У нас есть эта звезда, – сказал я, указывая на карту. – У нас есть пять отмеченных точек. Но что, если центр – это не географическая точка? Что, если это… что-то иное?

Я ходил по кабинету, мои шаги были размеренными, но внутри меня бушевал вихрь мыслей. Я пытался зацепиться за любую, даже самую безумную идею, которая могла бы пролить свет на происходящее. Мозг работал на пределе, перебирая варианты, отбрасывая невозможные, цепляясь за малейшие зацепки.

– Он играет с нами, – продолжил я, формулируя свои мысли вслух. – Он оставляет нам подсказки, ведет нас по определенному пути. Зачем? Чтобы поиздеваться над нами? Или чтобы мы пришли к нему?

– Чтобы мы пришли, – кивнул Владимир, его взгляд был прикован к карте, его лицо выражало глубокую задумчивость. – Он хочет, чтобы мы оказались там. В центре. В момент проведения ритуала. Он стремится к большему, чем просто призыв своей твари. Он хочет уничтожить нас. Всех.

– Значит, мы должны найти это место, – сказал я, чувствуя, как решимость наполняет меня. – И мы должны быть готовы к тому, что нас там ждет.

Мы снова начали перебирать возможные варианты. Музеи, театры, правительственные здания. Все эти места не подходили. Они не соответствовали нашим представлениям. В этих местах не было той силы, той энергии, о которой говорил Владимир, той зловещей ауры, которая должна была окружать центр ритуала.

И тут меня осенило. Мысль была простой, очевидной, как вспышка света в темноте. Она ударила меня с такой ясностью, что я удивился, как мы не догадались раньше.

– А что, если это... время? – спросил я, мои глаза расширились от внезапного озарения.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Владимир.

– Смотрите, – я снова взял карандаш и обвел точки на карте, проводя линии, соединяющие их. – Каждая точка – это место и время. Лаборатория – это начало, подготовка к чему-то. Подвал – это ритуал, связанный с прошлым, настоящим и будущим. Телецентр – это послание нам, убийство свидетеля. Парк – это еще одна смерть, еще одна жертва. И 'Зенит' – это бойня, демонстрация силы. Все эти события произошли в определенной последовательности. В определенное время. А что, если центр – это не точка на карте, а точка во времени? Что, если это ночь Второй Красной Луны?

– И что это нам дает? – спросил Владимир, его голос был напряженным, он пытался осмыслить мою идею.

– Это дает нам время, – ответил я, чувствуя прилив энергии. – У нас есть время до этой ночи. Время, чтобы подготовиться. И время, чтобы найти его. Не методом проб и ошибок, не бросаясь вслепую в ловушки. А по-нашему. По-военному. Через разведку. Через информацию. Через нашего единственного оставшегося в живых пленника.

И через блокнот Финча. Мы снова открыли его. И начали изучать. Не просто листать страницы, а вгрызаться в каждую строчку, в каждую пометку, пытаясь извлечь из них скрытый смысл.

– Смотрите, – сказал я, указывая на одну из страниц. – Дети. Он похищал не только девочек. Вот. Мальчик, десять лет. Сын Ковалева. А вот еще. Девочка, восемь лет, из семьи… неразборчиво… тоже пропала. И вот…

Мы начали сопоставлять информацию. И картина вырисовывалась еще более жуткая. Он похищал детей с определенными способностями, которые выделяли их среди других.

Вот досье, которое собрал Финч, каждая запись была тщательно задокументирована:

Артем Ковалев, 10 лет. Пропал из загородного дома, расположенного в элитном поселке. Он был сыном крупного нефтяного магната, что обеспечивало ему определенный уровень защиты, но даже это не спасло его. Пометки Финча указывали: "Пирокинез. Неконтролируемый. Несколько случаев самопроизвольного возгорания предметов в состоянии сильного гнева или эмоционального потрясения. Родители скрывают эти инциденты, обращаясь к психологам, пытаясь найти рациональное объяснение."

Алиса Мещерская, 9 лет. Пропала из своей комнаты в хорошо охраняемом особняке. Она была дочерью известного банкира, чье влияние распространялось далеко за пределы финансового мира. Пометки Финча гласили: "Эмпатия. Может чувствовать эмоции других людей с необычайной остротой, предсказывать события, основываясь на эмоциональных колебаниях окружающих. Родители считали ее просто очень чувствительным ребенком, не подозревая о глубине ее способностей."

Иван Романов, 8 лет.Пропал по дороге из школы, в самом центре города, что указывало на дерзость похитителя. Он был сыном депутата, что делало его похищение еще более резонансным. Пометки Финча: "Телекинез. Слабый, но присутствует. Может двигать мелкие предметы, такие как карандаши или монеты, без физического контакта. В школе его считали фокусником, не понимая истинной природы его дара."

– Прошлое, настоящее и будущее, – прошептал Владимир, его взгляд скользил по фотографиям детей, и в его голосе звучала глубокая тревога. – Он повторяет свой ритуал. Как с теми девушками в подвале. Ему нужны триединства, определенные комбинации сил.

– И не только дети, – добавил я, переворачивая страницу блокнота. – Ведьмы. Вот. Пропала три месяца назад.

Евдокия Смирнова, 82 года. Проживала одна в старой квартире в центре Москвы, ведя уединенный образ жизни. Пометки Финча: "Из древнего рода Навьих. 'Старая кровь'. Обладает знаниями, которые считаются утерянными, глубоко укорененными в древних традициях и магии."

А вот. Совсем молодая девушка.

Ольга Иванова, 19 лет. Студентка, пропала по дороге из института, что указывало на ее уязвимость. Пометки Финча: "Потомок ведьм. Сила еще не пробудилась, но потенциал огромен, она является сосудом для будущей мощной магии."

И Маргарита.

Маргарита Кудеярова. Пометки Финча: "'Настоящая кровь'. Одна из самых сильных ведьм современности. Обладает силой, способной менять реальность, ее способности выходят за рамки обычного понимания магии."

Он собирал их, как коллекционер собирает редкие и ценные артефакты. Старую, мудрую кровь, полную древних знаний и опыта. Настоящую, сильную кровь, способную творить чудеса и изменять мир. И молодую, еще не проснувшуюся, но полную огромного потенциала, готовую раскрыть свою силу.

– Он собирает армию? – спросил я, пытаясь осмыслить масштабы его замысла.

– Нет, – покачал головой Владимир, его лицо было мрачным. – Он собирает… энергию. Для своего ритуала. Каждая из них – это компонент. Элемент. Вместе они создадут взрыв такой силы, что…

Он не договорил, но я понял. Взрыв, который разрушит не только наш мир, но и саму ткань реальности, исказив ее до неузнаваемости.

Мы сидели в тишине, оглушенные этой чудовищной правдой, которая обрушилась на нас. И я понимал, что у нас почти не осталось времени. И что следующая ночь, ночь Второй Красной Луны, может стать последней для всех нас, концом всего, что мы знали.

– И Маруся, – глухо произнес Владимир, и в его голосе прозвучала такая боль, что мне стало не по себе, она была почти осязаемой. – Она… она не просто ребенок. Она "ключ" от портала.

– Что значит 'портал'? – спросил я, ничего не понимая, пытаясь уловить смысл его слов.

– Она родилась на стыке миров, – ответил Владимир, его взгляд был устремлен вдаль, как будто он видел что-то, недоступное мне. – В ней течет кровь и нашего мира, и… другого. Она – живые врата. И если Охотник получит ее… если он использует ее в своем ритуале… он не просто призовет свою тварь. Он откроет ей дорогу. Настежь. И тогда уже ничего нельзя будет исправить, последствия будут необратимы.

Теперь все встало на свои места. Маруся. Она была не просто приманкой. Она была главным призом, центральным элементом всего этого кровавого ритуала. И теперь она была в его руках, полностью беззащитная.

Я посмотрел на пентаграмму на карте. И я понял, где будет центр. Где он нанесет свой последний удар. Не в музее, не в театре. А в месте, которое само по себе является средоточием силы, местом, которое связано с властью, с историей, с самой Москвой.

– Кремль, – выдохнул я, это слово прозвучало как откровение.

– Да. Красная площадь. Сердце города. Идеальное место для ритуала, который должен изменить мир, перевернуть его с ног на голову, – кивнул Владимир.

– Нет, – вмешался Егор, который до этого молча изучал блокнот Финча, его взгляд был сосредоточен. – Не Кремль. Это слишком очевидно. Слишком… пафосно. Он хитрее, его замыслы более изощренны.

– Что это? – спросил я, пытаясь понять смысл этих слов.

– Это памятник, – сказал Егор. – Памятник ополченцам Замоскворечья. Он стоит в сквере, недалеко от Третьяковки. Это место, пропитанное историей. Историей битв, кровью, жертвами. Идеальное место для ритуала. Не такое заметное, как Кремль, но… энергетически гораздо более сильное, насыщенное.

Мы посмотрели на карту. Памятник находился почти в самом центре пентаграммы, что подтверждало догадку Егора.

Теперь мы знали. Знали, куда идти. И знали, что нас там ждет. И я знал, что мы пойдем. Потому что на кону была не только жизнь Маргариты и Маруси. На кону было все, что мы ценили.

Мы снова спустились в подвал, в лабораторию. Воздух здесь был холодным и стерильным, наполненным запахом химикатов. Там, в одной из укрепленных комнат с толстой стальной дверью, на простом металлическом стуле сидел один из оборотней, которого мы взяли в промзоне. Он был накачан сывороткой, разработанной Егором, и был слаб. Его руки были прикованы к стулу, голова бессильно свисала на грудь, он был полностью обездвижен.

Допрос был коротким и жестоким. Я не участвовал в нем напрямую. Я просто стоял у стены и смотрел, как Владимир вытягивает из него информацию. Он не кричал, не бил. Он просто говорил. Тихо. Под угрозой очередной дозы серебряной сыворотки, которая, по словам Егора, причиняла оборотням адскую боль, он раскололся. Он не знал, где находится центр. Он был слишком мелкой сошкой в этой игре. Но он сказал, что Охотник ждет чего-то. Ждет, когда "луна напьется крови", что звучало зловеще. И он сказал, что у Охотника есть помощник. Кто-то из "высших", из старой аристократии Ночи. Кто-то, кого все уважают и кому все доверяют.

Мы вернулись в кабинет. Информация, полученная от пленника, только добавила тумана и паранойи в наши ряды.

– Предатель, – прошипел Степан, который уже пришел в себя после ранения и теперь ходил по комнате прижимая руку к перевязанному плечу. – Кто-то из своих. Кто-то, кто сливал ему информацию.

Мы снова уставились на карту, на эту проклятую пентаграмму, которая, казалось, насмехалась над нами. Снова начали перебирать блокнот Финча, вчитываясь в каждую строчку, в каждую пометку, пытаясь найти то, что мы упустили, ту деталь, которая сложила бы этот кровавый пазл.

– Как нам его остановить? – спросил я, обращаясь скорее к пустоте, чем к кому-то конкретно, мой голос был полон отчаяния. – Как нам прервать этот ритуал, чтобы Маруся… чтобы она не пострадала?

– Ритуал можно прервать, – сказал Владимир, не отрывая взгляда от карты. – Но для этого нужно либо убить того, кто его проводит, либо… либо уничтожить один из его ключевых элементов.

– То есть, одну из жертв? – похолодел я, осознавая ужасный смысл его слов.

– Да, – кивнул Владимир. – Или… сам алтарь. Место, где он собирается провести финал. Но мы не знаем, где это.

– И мы не будем жертвовать кем-то из детей, – твердо сказал я, моя решимость была непоколебима.

– Нет, – согласился Владимир. – Не будем. Значит, остается одно. Найти и убить его. Но как его найти? Он – тень. Призрак, который ускользает от нас.

– И у него есть предатель в наших рядах, – добавил Степан. – Он знает каждый наш шаг, каждое наше движение.

Мы снова были в тупике. В замкнутом круге, из которого, казалось, не было выхода. И время работало против нас, неумолимо сокращая наши шансы.

И тут в кабинет, без стука, ворвался Егор. Он был бледен, его волосы были растрепаны, на лбу блестели капли пота, но глаза горели триумфальным, безумным огнем, предвещая важное открытие.

– Финч! – выдохнул он, хватаясь за дверной косяк, чтобы удержаться. – Он в сознании! Его состояние стабильно! Я ввел ему экспериментальный антидот, и… кажется, он работает!

Мы бросились за ним в лабораторию, перепрыгивая через ступеньки, охваченные новой надеждой. Финч лежал на медицинской кушетке, опутанный проводами и капельницами, от которых тянулись трубки к пищащим и мигающим приборам, контролирующим его жизненные показатели. Он был худ и бледен, как призрак, под глазами залегли глубокие, черные тени, свидетельствовавшие о его страданиях. Но он был жив. Его грудь мерно вздымалась, указывая на стабильное дыхание. Он открыл глаза, когда мы подошли, и попытался улыбнуться, но получилась лишь слабая, жалкая гримаса, исказившая его исхудавшее лицо.

– Ключ… – прошептал он, его голос был едва слышен, как шелест сухих листьев, почти неразличим. – В старых легендах… Кудеяровых… и в том, кто всегда знал слишком много… но я не уверен…

В этот момент зеркало в углу лаборатории, до этого черное и безжизненное, вдруг пошло рябью, как вода, в которую бросили камень. На его поверхности на мгновение проступило искаженное, мечущееся от боли лицо Васи.

– Две вершины… – донесся до нас Васин искаженный, прерывающийся голос, как из сломанного, умирающего радио, полный помех. – Кровь ребёнка… предатель среди своих…

Изображение исчезло. Зеркало снова стало черным, мертвым, отражая лишь наши потрясенные лица.

Мы стояли пытаясь переварить эти обрывки информации, эти последние, отчаянные послания, которые, казалось, были ключом к разгадке.

– Предатель среди своих, – повторил я, и эти слова повисли в стерильном воздухе лаборатории, как приговор, наполняя нас ужасом. – Финч говорил о двойнике. Может, это он и есть? Перевертыш? Тот, кто занял его место?

– Или кто-то другой, – мрачно сказал Владимир. Он стоял, скрестив руки на груди, и его лицо было непроницаемо, как камень, скрывая его мысли. – Кто-то, кто был рядом все это время. Кто-то, кому мы доверяли.

"Кто-то, кто знал, когда мы будем в 'Зените'. Кто-то, кто знал, что мы поедем в телецентр. Кто-то, кто знал, как работает наша связь," – думал я, и от этих мыслей по спине пробегал холодок, предвещая нечто ужасное.

Мы начали перебирать всех, кто был с нами. Роман и его стая? Нет, они доказали свою верность кровью, их воины дрались и умирали за нас, их преданность была неоспорима. Люди Финча? Они спасли нас, рискуя своими жизнями, их действия говорили сами за себя. Егор? Он только что вытащил Финча с того света, его преданность науке и нам была очевидна. Степан? Он получил стрелу, защищая Марусю, его ранение было доказательством его самоотверженности. Кто тогда?

Я посмотрел на Владимира. Он смотрел на меня. И в наших глазах, на самом дне, отражалось одно и то же подозрение. Подозрение, которое было настолько чудовищным, настолько невозможным, настолько абсурдным, что его страшно было произнести вслух. Подозрение, которое могло разрушить все, что мы строили.

Ночью, не в силах уснуть, я спустился в библиотеку. Что-то в словах Финча о "старых легендах Кудеяровых" не давало мне покоя, оно сверлило мой мозг. Я бродил между стеллажами, вдыхая запах пыли и старой бумаги, который наполнял воздух. Я начал перебирать книги, старые, пыльные фолианты в кожаных переплетах. Искал наобум, без всякой системы, просто доверяя интуиции, как учили на службе, когда ищешь мину в темном поле, полагаясь на внутреннее чутье.

И нашел. В одной из старых, потрепанных хроник, посвященной истории Ночной Москвы, я наткнулся на главу о Великой войне ведьм в XVII веке. Я начал читать, вгрызаясь в сухие, бесстрастные строки, пытаясь извлечь из них смысл. В ней рассказывалось, как могущественный клан Кудеяровых, тогда еще не вампиров, а боевых магов, почти полностью уничтожил своих главных конкурентов – род Навьих ведьм, черпавших силу из мира мертвых, из Нави. Война была жестокой, кровавой, она оставила глубокий след в истории. Кудеяровы выжигали их деревни, убивали их женщин, забирали их детей, чтобы обратить в свою веру, полностью искореняя их род. Почти все Навьи были истреблены. Выжила лишь одна, маленькая девочка, которую из жалости пощадили, оставив умирать в лесу. Девочка по имени Агафья.

Я захлопнул книгу. В ушах звенело от осознания. Агафья. Агафевна. Старая подруга-соперница Маргариты. Та, что всегда была рядом. Та, что так вовремя оказалась в парке. Та, что привела нас к трупам. Та, что так кокетничала с капитаном, отвлекая внимание. Подозрение было настолько чудовищным, что я боялся дать ему оформиться. Боялся поверить. Этого просто не могло быть, это казалось немыслимым.

Я начал искать дальше. Теперь я знал, что искать. Навьи ведьмы. Ритуалы. Пророчества. Я нашел еще одну книгу, более древнюю, написанную на старославянском. Егор когда-то показывал мне основы, и я, с трудом, но начал разбирать текст, пытаясь понять его смысл.

В книге говорилось о пророчестве. О том, что однажды последняя из рода Навьих вернется, чтобы отомстить. Чтобы вернуть своему роду былую славу. И для этого ей понадобится сила. Сила, способная разрушить мир живых и открыть врата в мир мертвых. Сила, которую можно получить, только принеся в жертву кровь прошлого, настоящего и будущего. Кровь трех ведьм. И кровь ребенка, рожденного на стыке миров.

Все сходилось. Каждая деталь. Каждое убийство. Каждое похищение. Это был план, который вынашивался веками, тщательно продумывался. План, в котором мы были всего лишь пешками, марионетками в чужой игре.

Я сидел в тишине библиотеки, и холодный пот стекал у меня по спине, предвещая ужас. Я понял. Я понял все, мы имеем дело с кем-то гораздо более древним, хитрым и безжалостным. С той, которая ждала своего часа двести лет. И теперь этот час настал, пришло время для ее мести.