Текст книги "Дворецкий для монстров (СИ)"

Автор книги: Волгина Анастасия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Я осторожно поднял указанный деревянный ящик, и он действительно слабо задрожал у меня в руках, издав приглушенный, скрипучий звук, похожий на ворчание.

Оранжерея оказалась... милой. Да, именно так. Пространство было залито мягким, рассеянным светом, воздух влажный и тёплый, пахло землёй, травами и чем-то сладковатым, вроде мёда. Растения стояли на аккуратных стеллажах и подвесных полках, вились по опорам. Но при ближайшем рассмотрении "милота" оказалась обманчивой. Я заметил орхидею, чьи цветки напоминали крошечные, спящие лица; они мягко посапывали. На соседней полке стелющееся растение с серебристыми листьями пыталось поймать пролетавшую мимо муху, щелкая своими листьями, как капканами. А один крупный, похожий на алоэ куст, явно нервничал, и его листья с легким металлическим лязгом сжимались и разжимались.

Мы расставили покупки на широком дубовом столе. Маргарита Павловна с лёгкой улыбкой наблюдала, как я несу саженец белладонны, держа его за макушку, словно гранату.

– Не бойтесь, он вас не укусит, пока вы его не потревожите, – успокоила она меня, а потом её взгляд упал на одинокий горшок в углу, на отдельной тумбе. Её выражение лица сменилось с тёплого на... стратегическое. Женщина повернулась ко мне с хитрым, испытующим взглядом.

— Аграфена передавала привет, Геннадий Аркадьевич. Говорит, вы... впечатляюще прямолинейны. Мне нравится. А теперь, Геннадий Аркадьевич, ваша следующая задача. Видите вон того красавца?

Я посмотрел. Кактус. С виду – самый обычный кактус, типа опунции, только чуть более пухлый и лоснящийся. Ничего особенного.

– Вижу, – ответил я.

– Его нужно пересадить. Он уже сидит в этом горшке дольше положенного, оттого и вредничает. Степан отказывается к нему подходить после прошлого инцидента.

Она подошла к массивному шкафчику из темного дерева и вытащила оттуда нечто, от чего у меня внутри всё перевернулось. Клеёнчатый фартук, похожий на тот, что носят на бойне, но с нашитыми дополнительными слоями какой-то плотной ткани. Очки для сварки с огромными стёклами в массивной оправе. И пару добротных, видавших виды рыбацких сапог. А также пару толстых кожаных перчаток, до локтя.

– Экипируйтесь, – скомандовала она, протягивая мне этот доспех. – Стандартный комплект для взаимодействия с кактусом.

Я молча взял экипировку. Фартук пах свежей кожей и чем-то травяным. Сапоги оказались как раз впору.

– Он что, кусается? – уточнил я, натягивая фартук.

– Хуже, – Маргарита Павловна усмехнулась. – Он уже обстрелял Степана, когда тот пытался его полить. И тот теперь чешется на непонятном языке. Держитесь на расстоянии полутора метров и старайтесь не попасть под прицел. И ещё... говорите с ним строго, но без оскорблений. Существо он обидчивое. Оскорбите – будет стрелять прицельно в глаза.

«Вот ведь жизнь, – промелькнула у меня в голове мысль, пока я застёгивал нелепые застёжки на фартуке. – Вчера водил взвод на учения, а сегодня веду тактическую операцию против кактуса. Деградация, блин».

Облачившись в своё новое обмундирование, я почувствовал себя глубоким идиотом. Но приказ есть приказ. Я подошёл к делу как к военной операции. Для начала – разведка. Я встал метрах в трёх от кактуса и начал медленно двигаться по дуге, изучая противника. Кактус выглядел безмятежно. Я сделал шаг вперёд.

И тут же он дрогнул. Из его ареол с едва слышным «пшиком» вылетели десятки мелких, почти невидимых в воздухе колючек. Они с сухим стуком впились в деревянный пол как раз там, где я только что стоял. Скорость приличная.

«Так, – констатировал я мысленно. – Дальность поражения – около двух метров. Скорострельность – высокая. Боезапас, судя по количеству ареол, практически неограничен».

Я сменил позицию, подойдя сбоку. Кактус развернулся в мою сторону всем своим телом, словно башня танка. Ещё один залп. Колючки воткнулись в фартук. Я почувствовал слабые тычки, как от дроби. Броня держала.

«Нужно подавить волю противника», – решил я, вспомнив устав. Я выпрямился во весь рост, насколько позволял фартук, и сказал низким, командирским тоном, каким когда-то отчитывал провинившихся курсантов:

– Кактус! Прекратить безобразие! Нарушаешь устав гарнизонной службы! Немедленно прекратить огонь и приготовиться к эвакуации!

Эффект был обратным. Кактус затрясся от явного возмущения и выдал настоящую очередь, уже не прицельными выстрелами, а сплошным облаком колючек. Они застучали по фартуку, как град по жести. Одна из них, хитрая, пролетела сверху и впилась мне прямо в лоб, прямо над очками. Адская боль, острая и жгучая, пронзила кожу. Я отскочил с вырвавшимся матом, который в приличном обществе лучше не повторять.

В этот момент в оранжерею бесшумно вошла Маруся. Она посмотрела на меня в моём дурацком обличье, на разъярённый кактус, и спросила без тени удивления:

– Вы его за что ругаете? Он же не солдат, он кактус. Он просто боится.

И тут начался настоящий ад. Кактус, увидев новую, незащищенную цель, словно взбесился. Он завибрировал, издав высокий, скрежещущий звук. Залпы последовали один за другим. Колючки летели роями, некоторые отскакивали от стекол оранжереи, другие впивались в стеллажи, заставляя верещать другие растения. Одна из орхидей с проснувшимися личиками начала громко плакать.

– Мисс Маруся, укройтесь! – рявкнул я, но девочка, казалось, не слышала.

– Эй, успокойся! – крикнула она кактусу, делая шаг вперед.

Это было ошибкой. Кактус дал залп прямо в нее. Туча мелких игл полетела в сторону девочки. Я не думал. Солдатский инстинкт сработал быстрее мысли. Я рванулся вперёд, резко оттолкнув Марусю в сторону, за широкую спину фикуса, который возмущенно зашуршал листьями, и накрыл её собой, вернее, своим дурацким, простеганным фартуком. Колючки с сухим стуком впились в кожу, несколько штук болезненно кольнули меня в шею, не прикрытую воротником, а одна воткнулась в мое ухо. По оранжерее пронесся треск – это сработало растение-хлопушка, поймавшее на лету несколько колючек.

Наступила тишина, нарушаемая только моим тяжелым дыханием и тихими всхлипываниями орхидеи. Я, тяжело дыша, выпрямился, проверяя, цела ли девочка. Она выглядела испуганной, но невредимой, смотря на меня своими огромными глазами, в которых читался не испуг, а изумление.

– Спасибо... – тихо сказала она.

Потом её взгляд перевёл на кактус. И тут произошло нечто странное. Растение, секунду назад яростное, вдруг съёжилось. Его колючки, торчавшие во все стороны, как иглы дикобраза, плавно прижались к телу. Он выглядел... смущённым. Виновным. Он понял, что чуть не поранил ребёнка. От него исходили тихие, похожие на щелчки, звуки – возможно, кактусовое покаяние.

– Вы в порядке, мисс? – хрипло спросил я, всё ещё чувствуя жгучую боль в шее, на лбу и в ухе.

Маруся кивнула, не отводя взгляда от кактуса.

– Да. Кажется... кажется, кактус теперь готов, чтобы его пересадили.

Она была права. Когда я, наконец, взял горшок, растение не оказало ни малейшего сопротивления. Оно позволило вынуть себя из старой тесной ёмкости, стряхнуть землю с корней и поместить в новый, просторный горшок с свежим грунтом. Я работал молча, а Маруся стояла рядом, одобрительно наблюдая. В процессе мне пришлось использовать лопату и щипцы – корни кактуса пытались уклончиво извиваться, но без особого энтузиазма.

Когда последняя лопатка земли была утрамбована, Маргарита Павловна, наблюдавшая за всей этой сценой с самого начала, сделала несколько шагов вперёд. На её лице играла лёгкая, одобрительная улыбка.

– Прекрасная работа, Геннадий Аркадьевич, – сказала она. – И как садовник, и как телохранитель. Теперь вы официально наш тактик по работе с колючими клиентами. Поздравляю. Идите, мойте руки. И смените фартук – он у вас, я вижу, как решето. И... – она протянула мне маленький пузырек с мутной жидкостью, – натрите уколы. Снимает зуд и предотвращает непроизвольное чесание на древнескандинавском.

Я кивнул, снимая свой изрешечённый доспех. Шея, лоб и ухо горели огнём, но на душе было странно спокойно. Ещё одна битва в этом безумном доме была выиграна.

По пути к двери я заметил, что пересаженный кактус слегка наклонился в мою сторону, и одна из его колючек медленно поднялась и опала – странный кактусовый реверанс.

Возможно, я начинал их понимать. И это пугало больше, чем летящие в лицо колючки.

Дверь оранжереи закрылась за мной с мягким щелчком, отсекая влажное, напоенное жизнью тепло. В прохладном каменном коридоре я прислонился к стене, закрыл глаза и попытался привести в порядок свой внутренний хаос.

«Ладно, Геннадий Аркадьевич, давай по полочкам, как учили. Разбор полётов».

Пункт первый: растения.

Странные растения – это ладно.

Это можно списать на… на что?

На передовую ботанику?

На генную инженерию для богатых чудаков?

Ну да, есть же хищные растения – венерина мухоловка, непентес. Ничего удивительного, что у Кудеяровых своя, особая коллекция. Кактус, стреляющий иголками? Ну, механизм выброса семян или колючек для защиты – явление в природе известное. Просто у этого… особенно развито. И да, он как будто понимает речь. Но это же не значит, что он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО понимает! Это условный рефлекс, дрессировка. Маргарита Павловна, наверное, с детства его так воспитывала. Светом, тенью, какими-то феромонами управляет. Наука!

Я потрогал ранку на лбу. Боль была очень реальной. Как и те иголки, что торчали из фартука. Но это же не магия, а просто биология. Абсурдная, но биология.

Пункт второй, самый главный: вещий сон.

Вот это уже ни в какие ворота не лезет. Я ЗНАЛ, что будет на рынке. ЗНАЛ про эту Аграфену. ЗНАЛ про мешочек. ЗНАЛ, что на левой дороге болото, из которого полезут эти… лианы. Откуда? Во сне. В подробностях.

Объяснения крутились в голове, одно нелепее другого. Совпадение? Слишком уж много совпадений. Подсознание, сложившее пазл из обрывков разговоров? Но я сегодня впервые услышал про «Берендеев торг» и про Аграфену только из уст Степана в машине! Интуиция? Солдатское чутье? Оно может подсказать, где засада, а не что тебе подсунут на рынке пульсирующий мешочек с зубастыми семенами.

Значит… нет. Не значит. Этого не может быть. Значит, я… я чего, сам того не зная, всё это спланировал? Предугадал? Или у меня… крыша поехала окончательно, и я сейчас нахожусь в какой-то сложной галлюцинации, а на самом деле лежу в психушке и мне колют галоперидол?

Я с силой ткнул пальцем в колючку у себя в ухе. Резкая, ясная боль вновь пронзила череп. Нет, боль реальна. Значит, я здесь. И всё это происходит наяву.

«Нечисть… – с горькой усмешкой подумал я. – Вот до чего додумался. Вампиры, оборотни, вещие сны. Геннадий Аркадьевич, тебе надо не чай с ромашкой пить, а к психиатру записываться. Срочно».

Но тогда как объяснить Степана? Его силу, когда он рвал те лианы? Его… наследственную желтизну в глазах, которая мелькала сегодня лишь на секунду, когда он смотрел на болото? Как объяснить дом, который меняет геометрию? Зеркала, в которых живут хамы? Девочку, которая говорит о «Сумраке» как о соседней комнате?

«Можно всё объяснить, – упрямо твердил я сам себе. – Шарлатанство. Гипноз. Массовая истерия, которой я поддался. Передовые технологии, которые кажутся магией. Да та же наноробототехника! Может, эти колючки – не колючки, а микроскопические дроны с ИИ? Может, этот дом – один большой проект какого-нибудь безумного ученого?»

Но чем больше я пытался выстроить логичную цепочку, тем более хлипкой и нелепой она казалась. Окружающий мир упрямо не желал втискиваться в рамки моего прежнего, армейского мировоззрения.

Я вспомнил лицо Степана в машине. Не маска монстра, а усталое, человеческое лицо со своими заботами. Вспомнил, как Маруся, эта странная, не по-детски серьезная девочка, беспокоилась о кактусе: «Он просто боится». Вспомнил одобрительную улыбку Маргариты Павловны. Они не вели себя как исчадия ада из фильмов ужасов. Они вели себя как… люди. Очень, очень странные люди. Со своими правилами, своей наукой, которая для меня пока что неотличима от бреда сумасшедшего.

И этот вещий сон… Если отбросить панику, то что это было? Не угроза. Не попытка запугать. Это было… руководство к действию. Памятка. Предупреждение. Кто-то или что-то дало мне шанс избежать ошибки. Помогло.

Разве стал бы настоящий монстр так помогать?

Я оттолкнулся от стены и побрел по коридору в сторону своей комнаты, чтобы наконец снять эту колючую униформу и умыться. В голове, несмотря на все попытки сопротивления, медленно вызревала крамольная мысль.

А что, если нечисть – это не про вампиров и оборотней? Что если это просто другое слово для тех, кто живет по иным, непонятным мне законам? Для тех, кого моя «нормальная» реальность отвергает и боится? И этот дом… эта семья… они не монстры. Они – другие. И их мир, их «ботаника» и их «наука» просто включают в себя то, что я привык считать невозможным.

Я добрался до своей комнаты, запер дверь и начал снимать куртку.

«Конечно, все это брехня, – снова попытался я убедить себя, разглядывая камушек. – Растения – это ботаника. Сны – это работа мозга. А Степан… у него просто глаза такие. Бывает. Наука еще не все знает».

Но теперь эти мысли звучали уже не как убежденная уверенность, а как последний бастион, который вот-вот падет. И от этого было одновременно и страшно, и… черт возьми, любопытно.

И похоже, мне придется с этим жить. Приказ есть приказ. Даже если этот приказ отдаёт реальность, сошедшая с ума.

Что ж, Геннадий Аркадьевич, посмотрим, кто кого здесь выдрессирует.

Третий вариант пока не просматривался. Но я его поищу.

Глава 5

«Вот видишь, Геннадий Аркадьевич, – промелькнула в голове успокоительная мысль. – Привыкаешь. Рутина и дисциплина – лучшее лекарство от любой чертовщины».

Я сбросил одеяло и приступил к своему привычному двадцатиминутному комплексу упражнений. Мышцы приятно ныли, суставы щелкали, возвращая тело в знакомое, подконтрольное состояние. Раз-два, вдох-выдох. Никакой магии, только физика.

Затем последовал контрастный душ. Ледяные струи обжигали кожу, смывая остатки сна и притупляя едва уловимый зуд от вчерашних уколов. Я тщательно натер мазью, которую дала Маргарита Павловна, места, куда дотянулись колючки – лоб, шею и, самое неприятное, мочку уха. Зуд, надо отдать должное, действительно прошел, и чесаться на «древнескандинавском», чем бы он ни был, мне не хотелось.

Я уже собирался облачаться в униформу, как мой взгляд упал на дверцу шкафа. Массивная, дубовая, с бронзовой ручкой. Она была приоткрыта. Пусть на сантиметр, но приоткрыта. Я нахмурился. Точно помнил, что вчера закрыл ее наглухо. Возможно, просто не дожал. Или сквозняк. В этом доме со сквозняками творилось что-то неладное – они были какими-то избирательными, гуляя только там, где им вздумается.

Я потянул за ручку. Дверь со скрипом отворилась, и я замер.

В шкафу, среди моей аккуратно развешанной униформы, сидел… человек. Невысокий, щуплый, одетый в нелепый, немыслимо пестрый костюм: жилетка в ромбик, клетчатые брюки и шейный платок ядовито-оранжевого цвета. Его усыпанное веснушками лицо выражало крайнюю степень сосредоточенности, а в руках он держал маленький витиеватый замок, который, судя по всему, пытался вскрыть при помощи двух скрепок.

Мозг, уже отчасти привыкший к аномалиям, на секунду отказался обрабатывать информацию. Я протер глаза. Картина не изменилась. В моем личном шкафу сидел незнакомец и что-то ковырял.

Первой реакцией, вбитой годами службы, была ярость от вторжения в личное пространство.

– Что, позвольте спросить, вы делаете в моем шкафу? – прозвучал мой голос, низкий и ровный, каким я когда-то отдавал приказы.

Незнакомец вздрогнул, уронил скрепки и, не оборачиваясь, махнул рукой.

– Да тише ты, – прошипел он. – Сейчас, почти готово…

Это было уже слишком. Наглость, с которой он расположился в моем гардеробе, переполнила чашу терпения.

– Я вынужден попросить вас немедленно покинуть мой шкаф, – сказал я,тоном, что заставлял молодых лейтенантов вытягиваться в струнку.

Он обернулся. Его глаза, ярко-зеленые, с насмешливой искоркой, оценивающе скользнули по моей пижаме.

– Ладно, ладно… – вздохнул он, и его взгляд вдруг устремился куда-то за мою спину. Лицо оживилось. – О, смотри, филин!

Инстинктивно я чуть было не повернул голову, но армейский опыт удержал на месте. Классический отвлекающий маневр. В учебниках по тактике такое проходили на первом курсе.

– Меня так просто не проведешь, – констатировал я.

Он улыбнулся, и на его лице появилось что-то лукавое, почти детское.

– За человека, – пожал он плечами, будто это было самое очевидное и при этом слегка скучное объяснение.

– Это уже хорошо, – согласился я, делая шаг вперед. – Однако вы вынуждаете меня применить силу.

Я не собирался его бить, но план схватить этого наглеца за шиворот и выдворить в коридор уже созрел. Видимо, что-то в моем взгляде выдало мои намерения, потому что он тут же сдался и замахал руками.

– Всё, всё, уговорил! Выхожу! Не кипятись, служивый.

Он ловко, выскользнул из шкафа, попутно поправив сбившийся платок. Теперь, стоя передо мной во весь свой невысокий рост, он выглядел еще более нелепо. Я смог разглядеть его получше: острые, подвижные черты лица, веснушки, и уши… Да, кончики ушей были слегка заострены. Не как в сказках, а едва заметно, словно природная аномалия.

«Особенность», – мысленно отмахнулся я, вспомнив желтые глаза Степана. Кажется, я окончательно потерял грань между сном и реальностью.

Я был ошарашен. Не столько его присутствием, сколько наглой, бытовой непринужденностью, с которой он вторгся в мое пространство. Не монстр из кошмара, не призрак, а вот такой, яркий и абсолютно материальный, пусть и странный, тип. Я снова провел рукой по лицу, будто стирая наваждение. Этот дом определенно не собирался давать мне передышки.

Взяв себя в руки, я, насколько это возможно в пижаме, принял строгий, официальный вид.

– Итак, мистер… – я сделал паузу, давая ему представиться.

– Майлз Финч, – он щелкнул каблуками и сделал небольшой, картинный поклон. – К вашим услугам. Хотя, учитывая обстоятельства, скорее уж вы к моим.

– Мистер Финч, – повторил я, игнорируя его выпад. – Объясните, что вы делали в моем шкафу и как, черт возьми, туда попали?

– А просто, – он развел руками, словно это было самым логичным объяснением в мире. – Зашел, открыл, сел. Уютно у тебя там, кстати. Просторный шкаф.

– Не слишком-то информативно, – отрезал я, чувствуя, что начинаю закипать. – Вы… друг семьи?

Майлз Финч приложил палец к губам и понизил голос до конспиративного шепота.

– Можно и так сказать. Только тише.

– Почему? – автоматически понизил голос и я, чувствуя себя полным идиотом.

– Сейчас сам всё увидишь, – многозначительно произнес он, а затем с сожалением покачал головой. – М-да, прошлый дворецкий был посмышленее. Сразу бы догадался принести чай с печеньем, а не устраивать допрос.

Эта фраза стала последней каплей. Рациональные доводы и попытки сохранить этикет испарились, уступив место простому желанию восстановить порядок. Без лишних слов я шагнул вперед, схватил мистера Финча за воротник его пестрой жилетки и, не обращая внимания на возмущенные писки, поволок к двери.

– Какая грубость! Невежа! Я требую соблюдения протокола! – верещал он, беспомощно болтая ногами в воздухе.

Я не отвечал. В пижаме и тапочках, с этим трепыхающимся грузом, я вышел в коридор на поиски Степана. Хозяев беспокоить из-за какого-то шкафного воришки не хотелось. Уж Степан-то точно должен был знать, что здесь к чему.

Мне не пришлось долго его искать. Степан как раз выходил из подсобки с ведром и тряпкой. Увидев нас, он остановился как вкопанный. Его взгляд переместился с меня на мистера Финча, которого я все еще держал за шкирку.

– Мистер Финч, – произнес Степан, и в его голосе прозвучало не столько удивление, сколько усталое раздражение. – Геннадий, отпусти его. Немедленно.

Я, не выпуская наглеца, уставился на Степана.

– Он сидел у меня в шкафу, – сквозь зубы произнес я. – Неужели так ведут себя почтенные люди? Это что, часть этикета, которую я упустил?

– Это его особенность, – глухо ответил Степан, осторожно забирая у меня мистера Финча и, будто ценную вазу, ставя того на пол. Тот тут же отряхнулся, с оскорбленным видом поправил жилетку и бросил на меня обиженный взгляд.

– Прятаться в шкафах у дворецких? – не унимался я.

– Нет, – вздохнул Степан, потирая переносицу, словно от начинающейся мигрени. – Он от Маруси прячется. Сюрприз готовит.

И словно в подтверждение его слов, из-за спины Степана бесшумно возникла Маруся. В своей белой ночной рубашке, с растрепанными волосами и сонными глазами, она выглядела как маленькое привидение.

– Маруся! Привет, солнышко! – тут же преобразился Майлз Финч. Его обида мгновенно испарилась, сменившись широкой, искренней улыбкой.

– Майлз! – прошептала девочка, и в ее глазах загорелись огоньки. – Вы написали новую сказку?

– Возможно, – ответил он, и его зеленые глаза хитро сощурились.

Маруся внимательно посмотрела на него, склонив голову набок.

– А вы все-таки очень похожи на эльфа. Из-за ушей.

Финч поморщился, словно ему поднесли прокисшее молоко.

– Маруся, солнышко, ну сколько раз повторять? Я терпеть не могу этих созданий и не желаю, чтобы меня с ними сравнивали!

Я молча наблюдал за этой сценой, чувствуя, как почва уходит из-под ног.

– А когда будет сказка? – нетерпеливо спросила Маруся.

– Сегодня за ужином, – пообещал он.

– Так долго ждать… – надула губки девочка.

– Кто умеет ждать, дождется большего, – с напускной серьезностью изрек Майлз Финч и ласково потрепал ее по волосам. – А теперь иди.

Она кивнула и так же бесшумно, как появилась, скользнула обратно в полумрак коридора.

В наступившей тишине до меня наконец дошла вся глубина моего провала. Я, Геннадий Аркадьевич, отставной офицер, человек, привыкший к порядку, повел себя как последний невежа. Схватил за шиворот гостя семьи и потащил его на разборки, как мародера. Дисциплина – это не только точность, но и умение владеть собой. Я эту проверку с треском провалил.

Я выпрямился, принял стойку «смирно» и, глядя прямо на мистера Финча, произнес четко и ясно:

– Мистер Финч, приношу свои искренние извинения за неподобающее поведение. Мне следовало сначала разобраться в ситуации.

Он смотрел на меня с внезапным интересом, его обида, казалось, окончательно растаяла.

– Принято, – кивнул он. – Я тоже хорош. Надо было постучаться. Но это убивает весь эффект неожиданности.

– Однако, – осторожно добавил я, – как вы все же попали в мою комнату? Дверь была заперта.

Уголки губ Майлза Финча поползли вверх.

– У меня есть ключ. И мое появление – всегда сюрприз. Такая уж у меня роль в этом… цирке.

«Цирк» – это было точное определение. Я кивнул, делая вид, что все понял.

– Ясно. Благодарю за объяснение.

Теперь нужно было исправить оплошность и проявить гостеприимство. Я сделал приглашающий жест рукой.

– Пройдемте на кухню. Чай, кофе?

Его лицо просияло.

– Яблочный сок, пожалуйста. И пару тостов с сыром.

– Будет сделано.

Я направился в свою комнату, чтобы наконец-то переодеться. Надевая форму, я чувствовал, как адреналин сменяется усталым принятием. Да, в этом доме в шкафах сидят чудаковатые гости с заостренными ушами. Да, они приходят без предупреждения. Да, это нарушает все мыслимые уставы. Но это – моя новая реальность. И мне придется с ней считаться.

Спустившись на кухню, я сразу переключился в рабочий режим. Пока закипал чайник для меня, я достал из холодильника свежевыжатый яблочный сок и налил его в высокий стакан. Ломтики хлеба отправились в тостер. Сыр был нарезан идеально ровными пластинами.

Когда тостер щелкнул, на тарелке уже лежали два подрумяненных ломтика с аккуратно уложенным на них сыром. На все ушло не больше пяти минут. Я на секунду замер, глядя на безупречно сервированный поднос. Даже если завтра из холодильника на меня зарычит голова Медузы Горгоны, завтрак для гостя должен быть подан вовремя. Пока я держался за эту простую истину, я был профессионалом, выполняющим свою работу.

Я как раз ставил поднос перед мистером Финчем, когда в дверном проеме кухни возникла высокая, знакомая фигура. Это был Владимир Сергеевич, и на его лице я впервые увидел выражение, далекое от привычной сдержанной вежливости. Оно было озарено широкой, почти мальчишеской улыбкой, от которой его бледные щеки даже слегка порозовели. Его глаза, обычно пронзительные и видящие насквозь, сейчас искрились неподдельной радостью. Стало ясно: он знал о прибытии гостя, и этот гость был ему настолько же дорог, насколько для меня – незваным.

– Коротышка! – громко сказал Владимир Сергеевич, и его голос заполнил всю кухню.

Майлз Финч, не оборачиваясь, лишь преувеличенно вздохнул, но было видно, что он тоже улыбается.

– Мышара! – ответил он, наконец поворачиваясь к хозяину.

Владимир Сергеевич быстро пересек комнату и, к моему удивлению, не стал пожимать руку, а крепко обнял маленького человечка. Это было по-дружески грубовато, но совершенно искренне.

– Рад тебя видеть, – сказал Владимир Сергеевич, отступая на шаг и держа его за плечи.

– А я-то как рад, – ответил Финч, по-настоящему тронутый, и поправил свой воротничок. – Думал, ты уже совсем заскучал в своем каменном мешке.

– Какими судьбами? – спросил хозяин, присаживаясь на стул рядом. Он посмотрел на поднос с завтраком и одобрительно кивнул в мою сторону.

– Да для Маруси сказок написал несколько, – Майлз махнул рукой. – Но это не самое главное. Я к тебе по делу. Серьезному.

Обстановка в кухне сразу переменилась. Владимир Сергеевич перестал улыбаться, его лицо стало очень серьезным.

– Слушаю внимательно, – сказал он, и его голос тоже стал строгим.

Майлз Финч отпил глоток сока, поставил стакан и обвел взглядом кухню. Его взгляд на секунду задержался на мне, и он, видимо, решил, что мне можно доверять.

– Помнишь ту банду волчар? – тихо спросил он.

Выражение лица Владимира Сергеевича стало жестким.

– Это которые еще пытались твой проект украсть? – уточнил он. Его пальцы начали отстукивать ритм по столу.

– Да, они, – кивнул Финч. – Те самые щенки. Но щенки подросли.

– Понял. И что в этот раз им нужно? – в голосе Владимира Сергеевича слышалось явное раздражение.

Майлз наклонился вперед.

– В общем, я услышал от надежных людей… – он сделал паузу, – …что они собираются на Вторую Красную Луну устроить нападение на остальных.

Владимир Сергеевич замер.

– На всех сразу? – наконец выдавил он.

– Вроде того. Они собирают всех. И особенно нацелены… – Майлз снова посмотрел прямо на него, – …на тебя и Марусю.

На кухне стало очень тихо. Я стоял у столешницы, стараясь не двигаться. Слова «Вторая Красная Луна» ничего мне не говорили, но по тону, каким они были произнесены, стало ясно – это что-то очень плохое.

– Ты думаешь, они замышляют то самое? – медленно спросил Владимир Сергеевич.

Майлз Финч кивнул, и его лицо стало очень мрачным.

– Именно.

Хозяин дома откинулся на спинку стула и провел ладонью по лицу. В этот момент он выглядел не могущественным существом, а просто уставшим и обеспокоенным человеком, который боится за свою семью.

– Понял. Спасибо. Что-то еще есть?

– Пока нет. Мои люди добывают информацию. Скоро будет больше подробностей.

– Мрачновато… – прошептал Владимир Сергеевич, глядя перед собой.

Потом его взгляд сфокусировался на мне. В его глазах не было паники, только спокойная решимость.

– Геннадий, не могли бы вы принести с чердака один саквояж? – спросил он. – Темно-коричневый, кожаный, с медными застежками. Он довольно тяжелый, не спутаете.

– Будет исполнено, – ответил я. Появилась задача. Четкая, понятная задача. Это было облегчением.

Я взял ключ с пометкой «чердак» и направился к узкой двери в конце коридора. Деревянная лестница круто уходила вверх, скрипя под ногами. Я щелкнул выключателем. Под низким потолком тускло загорелась одинокая лампочка.

Я ожидал увидеть обычный захламленный чердак, полный пыли и паутины. Но, как и в подвале, здесь царил идеальный порядок. Воздух был сухим, пахло старым деревом и кожей. Огромное пространство под крышей было заставлено стеллажами и сундуками, все аккуратно рассортировано и подписано. Вещи были из разных эпох: ящик с надписью «Царская почта. 1914», окованный железом сундук, стопки перевязанных газет и даже несколько современных чемоданов.

«Не склад, – как и в погребе, подумал я. – Хранилище. Снова хранилище». Эта семья не делала ничего просто так. Они собирали и берегли свидетельства своей долгой, очень долгой жизни.

Нужный саквояж я нашел быстро. Он стоял на отдельной полке – темно-коричневый, из толстой кожи, с массивными медными застежками. Он выглядел новым, хотя был явно старинным. Я взял его за ручку. Для своего размера он был на удивление тяжелым. В этом доме все было обманчивым: и люди, и вещи.

Спускаясь вниз, я чувствовал не только тяжесть саквояжа. Разговор, который я подслушал – «волчары», «Вторая Красная Луна», «нападение» – складывался в тревожную картину. Моя относительно спокойная, хоть и странная, жизнь дворецкого, похоже, заканчивалась, точнее набирало обороты...

Я вернулся на кухню и поставил саквояж на стол перед Владимиром Сергеевичем. Он кивнул, его пальцы с нежностью прошлись по коже, будто он здоровался со старым другом.

Затем он снова посмотрел на меня своим пронзительным взглядом.

– Итак, по нашему договору вы храните в тайне все, что здесь видите и слышите. Верно?

– Верно, – подтвердил я, стоя по стойке «смирно». Контракт для меня был не просто бумажкой. Это было слово офицера.

– То, что вы сейчас увидите, может вас шокировать, – предупредил Владимир Сергеевич. – Будьте готовы.

Я мысленно усмехнулся. После вещего сна, невидимого питомца, стреляющего кактуса и говорящего зеркала меня было сложно чем-то удивить.

Он щелкнул застежками. Медные пряжки отскочили с глухим щелчком. Затем он повернул маленький ключ в сложном замке, и крышка саквояжа откинулась.

И вот тогда началось.

Первым он вытащил человеческий череп...

Я не моргнул глазом. Череп так череп. Возможно, учебное пособие.

Потом пошли свечи. Много свечей разного цвета, черные, зеленые синие..

Затем появился осиновый кол. Аккуратно обтесанный, заостренный с одного конца. Его назначение не требовало объяснений, и по моей спине вновь пробежали мурашки. Это уже было слишком буквально.

«Прямо набор охотника за сверхъестественным», – съехидничал я про себя, пытаясь сохранить самообладание.

Но венцом всего стал арбалет. Не большой, арбалет для осады замков, а компактный, из темного, отполированного до зеркального блеска дерева и черненой стали. Он выглядел смертоносным, эффективным и современным, словно только что сошел с конвейера какого-то секретного оружейного завода. Ложе было украшено той же тонкой гравировкой, что и череп.