Текст книги "Дворецкий для монстров (СИ)"

Автор книги: Волгина Анастасия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Глава 9

Мы спустились в преисподнюю. Ну, или в то, что Владимир Сергеевич называл своей «рабочей лабораторией». Спуск по винтовой лестнице закончился перед массивной стальной дверью, которая открылась с тихим шипением. Помещение в подвале оказалось гибридом кабинета алхимика и сверхсекретного научного центра. Вдоль одной стены тянулись от пола до потолка дубовые стеллажи, заставленные фолиантами в кожаных переплетах. В другой, за бронированным стеклом, тихо гудел современный хроматограф и еще какие-то приборы, которые я видел только в кино. Воздух был стерильным, с легким запахом озона и сухих трав.

Егор немедленно преобразился. Его филологическая апатия, сменилась лихорадочным, почти безумным блеском в глазах. Он сбросил свой растянутый свитер, оставшись в черной футболке, и принялся действовать. Он расставил прихваченные с завода склянки на идеально чистый стальной стол, словно сапёр, работающий с особо опасным боеприпасом. Его движения были точными, быстрыми, завораживающими.

– Так, – бормотал он, подключая провода к какому-то вибрирующему прибору. – Сначала спектральный анализ… Геннадий Аркадьевич, посветите сюда. Фиксация луча.

Я направил луч фонаря на склянку с фиолетовой, пульсирующей слизью. Она слабо светилась изнутри. Егор взял тонкой стеклянной иглой крошечный мазок и поместил его под линзу электронного микроскопа. Владимир Сергеевич стоял рядом, скрестив руки на груди, его лицо было непроницаемо, но я видел, как напряженно он следит за каждым движением Егора.

«Что он надеется там увидеть? – размышлял я. – Рецепт борща? Или карту сокровищ?»

– Ничего, – разочарованно произнес Егор через пару минут, отрываясь от окуляра. – Органическая структура неизвестна. Не подчиняется законам известной нам биологии. Живое, но не совсем. Но вот это… – он переключился на другую задачу, его пальцы запорхали над клавиатурой.

Он взял одну из пустых банок, которую мы прихватили, и аккуратно обсыпал ее мелкодисперсным порошком из металлической баночки. Порошок засветился в полумраке лаборатории мягким бирюзовым светом. Затем он поднес к банке ручной сканер. На экране ноутбука начало проступать изображение. Отпечатки.

– Хм, интересно, – пробормотал Егор, увеличивая картинку. – Нестандартный рисунок. Подушечки пальцев удлиненные, а на концах… будто следы от когтей. Похоже на отпечатки лап какого-то животного. Ну, или это просто очень смазанные отпечатки в дефектной перчатке.

«Конечно, в перчатке, – тут же вцепился мой мозг в рациональное объяснение. – Какой еще зверь будет воровать склянки с ядами?»

У нас было несколько зацепок, но где могут находиться Маргарита и та девочка, ничего нам не говорило. База данных по отпечаткам, в которую Егор тут же залез, молчала.

– А кровь? – спросил Владимир, указывая на другую склянку, в которой была пара засохших бурых капель. – Мы нашли ее на полу в той… операционной.

Егор взял образец. Запустил центрифугу. Ввел данные в компьютер. Мы ждали, глядя на бегущие по экрану строчки кода. Через минуту на экране появился результат.

– Кровь… – Егор снял очки и протер их. – Нечеловеческая. Группа не определяется. Но по структуре ДНК… ближайший аналог… – он сделал паузу, – летучая мышь. Крупная. Очень крупная.

Я посмотрел на Владимира. Он даже бровью не повел. Словно услышал прогноз погоды. А у меня по спине снова пробежал холодок. Летучая мышь. Как же это все… сходится.

– Ладно, – Егор решительно выпрямился, и его глаза сверкнули сталью. – Наука бессильна. Значит, план «Б».

Он резким движением смахнул приборы со стола на каталку. Расчистил центр стальной столешницы и достал из своего потрепанного рюкзака… нет, не ноутбук, а старый, потертый кожаный мешочек, из которого запахло сухими травами, и обычный кусок мела. Его пальцы замелькали над столом. Он быстро, уверенными, каллиграфическими движениями начертил сложный, симметричный узор из переплетающихся линий и символов. Это была какая-то древняя, сложная схема. В центр он поставил пустую склянку, ту, на которой были отпечатки. Затем он посмотрел на Владимира.

– Разрешаете?

Владимир молча, медленно кивнул.

Егор откупорил склянку и глубоко, с присвистом, вдохнул оставшийся в ней воздух. Его тело мелко задрожало, как от удара током. Он застыл на секунду, а затем его голова резко запрокинулась назад, волосы упали с бледного лба. Глаза его распахнулись, и я отшатнулся. Они горели. Не светились, а именно горели ровным, неземным, синим пламенем, выжигая мрак лаборатории. Вся его филологическая хилость исчезла. Передо мной стояло нечто древнее, могущественное и абсолютно чуждое.

– Тень… – начал он говорить, – Рогатая… сквозь деревья… Железная игла в небе… Говорящие огни… Станция… рельсы гудят… Он бежит… кровь на мху…

Обрывки фраз, бессвязные картинки, которые, казалось, транслировались прямо мне в мозг. Я видел лес, ночной, темный. Мелькающие рога. Высокую, уходящую в облака башню. Яркие огни телестудии. Гудок поезда. Это было похоже на бред сумасшедшего, на припадок эпилептика. Внезапно видение закончилось. Пламя в его глазах погасло, и он, как тряпичная кукла, рухнул на пол. Я успел подхватить его, не дав удариться головой о бетон.

Я держал на руках этого хлипкого парня, который только что вещал голосом из преисподней, и отчетливо понял одну вещь. Это была чертовщина. И страха, как ни странно, не было. Было… ошеломленное принятие. Пусть это и не наука, а магия, но это какой-то странный, извращенный прогресс. И я точно не буду против него идти. Лучше уж так, чем стать пеплом в заброшенной лаборатории или провести оставшиеся годы в дурке, рассказывая санитарам про сияющие глаза. Меня передернуло от этой мысли.

Егор более-менее очнулся после того, как я слегка, но чувствительно похлопал его по щекам.

– Эй, солдат, не время для сновидений, – сказал я, стараясь, чтобы голос звучал твердо. – Что ты видел, говори.

Он сел, тряхнув головой, его взгляд снова стал осмысленным, хоть и очень усталым.

– Там… там какой-то олень мимо телестудии пробегал. И там станция недалеко… Очень похоже на… блин, там башня еще вот эта, ну, как ее…

– Останкинская, – сказал я, и пазл в моей голове с оглушительным щелчком сложился.

– Да, точно! – воскликнул Егор. – Останкино! Туда нам надо, думаю, там что-то должно быть, однозначно! Этот придурок рогатый, кстати, нас чуть не угробил! – он вдруг вскочил на ноги, полный праведного гнева, его снова затрясло, но уже от злости. – Ненавижу рогатых! Уж лучше медведи, они хоть понятные, а эти козлики переросшие, тьфу.

Мы уже собирались выдвигаться. Адреналин снова начал поступать в кровь, предвещая новую вылазку. Я уже мысленно прокладывал маршрут, прикидывал точки входа, пути отхода. Старые навыки всплывали сами собой. Но тут в кармане Владимира Сергеевича зазвонил телефон, нарушив наши планы. Он посмотрел на экран, нахмурился.

– Капитан, – коротко бросил он, отвечая на звонок.

Мы напряженно прислушались, затаив дыхание.

– Да… Понимаю… Уже едем, – сказал Владимир и отключился.

Он посмотрел на нас.

– Он попросил приехать. Еще раз поприсутствовать на допросе.

– Сколько ж можно! – не выдержал я. – Опять тягомотина. Если они кого-то нашли, пусть так и говорят! Что за загадки? Никогда не понимал этой гражданской манеры ходить вокруг да около. Есть информация – докладывай. Нет – не отнимай время.

Мы прибыли в знакомый полицейский участок. Капитан встретил нас в коридоре. Его взгляд скользнул по нам и задержался на Егоре, который снова вжал голову в плечи и жался за моей спиной, приняв вид забитого филолога.

– А это?.. – начал капитан, кивая на Егора.

– Наш специалист. Гражданский, – отгораживая его, твердо сказал я. – Приехал поддержать в трудную минуту.

– Понятно, – безразлично ответил капитан, хотя в его глазах мелькнуло подозрение. Я видел этот взгляд сотни раз. Взгляд особиста, который чует неладное, но пока не может придраться.

– Да, есть несколько интересных моментов по делу, – сказал капитан, ведя нас по гулким коридорам. – Мы решили додавить нашего арестанта при вас. Возможно, ваше присутствие его разговорит. Чтобы, если что, вы могли уточнить, что, кого и как. Без лишних протоколов.

Мы пошли к камерам предварительного заключения. Путь наш лежал через самое сердце полицейского участка. Вокруг кипела жизнь. Мимо нас, чуть не сбив с ног, пробежал запыхавшийся оперативник с картонной коробкой, из которой торчали вещдоки – окровавленный топор и плюшевый мишка. За стойкой дежурной части сладко дремал лейтенант, уронив голову на журнал происшествий. На стене висел плакат «Их разыскивает полиция» с лицами, которые, казалось, сошли со страниц учебника по антропологии.

Наконец, мы дошли до двери с табличкой «КПЗ». Капитан открыл ее своим ключом. Я ожидал увидеть ряды решеток с хмурыми, татуированными лицами, но реальность оказалась прозаичнее. Небольшой предбанник, где за столом сидел скучающий сержант, и несколько камер. В них было почти пусто. Только парочка потрепанных проституток, одна из которых методично пыталась поджечь сигарету от лампочки, и бомж в старом, грязном пальто, которое, казалось, само могло стоять. Забавно, что он держал в руках связку сдувшихся шариков, на которых криво было написано «Любимым полицейским». Видимо, его задержали на выходе из магазина приколов.

– Видимо, за решеткой ему комфортнее, чем на воле, – пробормотал я. – Бесплатный отель.

– Ну логично, – хмыкнул Владимир. – Тут тепло, трехразовое питание, красотки рядом…

Я посмотрел на «красоток». У одной был такой синяк под глазом, что он мог бы сойти за модный макияж. У второй отсутствовала половина передних зубов.

– Ну как красотки, – меня передернуло. – Я даже не уверен, что это женщины. У той, что слева, кадык больше, чем у меня. Брр.

– На его вкус сойдет, – пожал плечами Владимир.

Но бандитов, которых должны были допрашивать, рядом с ними не оказалось. Ни Енотова, ни того, второго, которого привезли ребята Финча. Камеры были пусты. У капитана полезли глаза на лоб. Он выглядел так, будто ему только что сообщили, что его любимую собаку съели.

– Что ж такое?! Где они?! – заорал капитан на дежурного сержанта, который от неожиданности аж подпрыгнул на стуле.

– Должны были быть здесь! – проблеял тот, судорожно листая журнал.

– Кто должен был за ними следить?! – капитан ткнул в него пальцем.

– Я, сэр… – сержант вжал голову в плечи.

– Ты знаешь, где они сейчас?!

– Нет, сэр!

– Раздолбаи! – рычал капитан, его лицо покраснело. Он схватил со стола какую-то папку и швырнул ее на пол. – Быстро проверить камеры!

Мы пошли вместе с ними в комнату наблюдения. Там, перед рядами мониторов, сидел еще один лейтенант и с упоением резался в «косынку» на компьютере. Капитан отпихнул его от кресла.

– Давай сюда! Запись за последний час!

Лейтенант заклацал мышкой. На экране появилось сообщение: «Файл не найден». Пустой экран.

– Что? Какого черта?! – капитан ударил кулаком по столу так, что подпрыгнула клавиатура. – Так, опрос! Быстро! Всех, кто был в здании!

Мы вернулись к камерам. Капитан, как коршун, подлетел к проституткам.

– Ну-ка, красавицы! С кем сидели эти двое бандитов?! Рассказывайте!

– Мальчиков мы не видели, – протянула одна из них, поправляя сбившийся парик, из-под которого торчали ее собственные, черные волосы. – Нас привели, тут был только вот этот.

Она махнула в сторону бомжа. Тот сидел на нарах, икал, хрюкал и, казалось, находился в полной нирване. Капитан подскочил к нему.

– Ты! Видел их?

– Видел… – пробормотал тот, не открывая глаз. – Енот тут бегал… с зайцем… Они тут круги наматывали… весело было… ик…

– Что за бред ты несешь, старик?! – капитан схватил его за воротник пальто и потряс так, что из карманов посыпались пробки от пива и засохший хлеб. – Отвечай! Видел их? Когда?

– Кого? – бомж непонимающе уставился на него мутными глазами.

– Парней! Двух! Вчерашних!

– Да не видел их я… – промямлил он и снова икнул, выпустив в лицо капитану облако перегара.

Пока капитан пытался вытрясти из пьяного бомжа хоть что-то внятное, я присел на корточки, делая вид, что поправляю шнурок. Мой взгляд зацепился за что-то на полу, под нарами. Я присмотрелся. Клочки шерсти. Серой и белой. И едва заметные, тонкие царапины на бетонном полу. Следы когтей. Такие, что сразу и значения не придашь, спишешь на мусор. Но, зная примерно, с кем мы имеем дело, два плюс два я сложил. И в результате получилось уравнение, от которого волосы вставали дыбом. Оборотни. Енот и заяц. Не кличка, как я предполагал изначально. Просто красота.

Я встал и, не привлекая внимания, подошел к Владимиру.

– Посмотрите, там, под лавкой, – тихо сказал я, кивнув в сторону камеры.

Он мельком глянул, его зрачки на долю секунды сузились. Он посмотрел на шерсть, потом на следы.

Тем временем в участке началась настоящая свистопляска. Капитан, красный как рак, метался по коридору, раздавая приказы.

– Код красный! – орал он в рацию. – Уголовный розыск на уши! Все патрули в ружье! Перекрыть вокзалы, аэропорты! Мне нужны эти двое! Живыми или мертвыми! Желательно, мертвыми!

Вокруг забегали запуганные лейтенанты, роняя папки и сталкиваясь друг с другом. Дежурный сержант судорожно пытался позвонить по трем телефонам сразу. Проститутки, пользуясь суматохой, пытались стащить со стола пачку сигарет С зажигалками. Начался хаос.

Ну, а нам в этой кутерьме снова лишь сказали, что позвонят. Капитан, уже на бегу, пролетая мимо нас, на секунду остановился.

– Не знаете случайно, куда они могли пойти? Может, есть какие-то норы, логова?

Мы лишь пожали плечами. Потому что мы были без понятия. Но теперь я точно знал одно: мы имеем дело не с сектантами. И полиция здесь была бессильна, как ребенок с водяным пистолетом против танка.

– Все, – сказал Владимир, когда мы вышли из участка. – Хватит играть по их правилам. Едем в Останкино.

Пока мы мчали по ночному городу, он сделал несколько звонков. Говорил он тихо, отрывисто, на каком-то незнакомом мне языке.

– Я направил своих знакомых через «Связи» проверить телестудию, – пояснил он, убирая телефон. – Может, там сейчас животные какие снимаются. Например, енот.

Через десять минут телефон снова зазвонил.

– Олень, – коротко сказал Владимир, выслушав собеседника. – Съемки передачи «В мире животных» или что-то в этом роде. Программа собирает огромное количество просмотров. Идем туда.

Мы прибыли в телецентр. Благодаря «Связям» Владимира нас пропустили без лишних вопросов, как VIP-гостей, которые пришли посмотреть на шоу вживую. Телестудия внутри оказалась совершенно не такой, как я ее себе представлял. Никакого глянца и волшебства. Это был грязный, прокуренный муравейник. В коридорах, заваленных какими-то картонными декорациями и мотками проводов, стояли уставшие, помятые люди. Гримеры с сигаретами в зубах матерились на осветителей. Полуголые танцовщицы, дрожа от холода, пили коньяк прямо из горла. Кто-то блевал в углу. Моя картина мира, где телевидение было чем-то волшебным и недосягаемым, посыпалась, как старая штукатурка. Кто бы мог подумать, что в шоу-бизнесе так гадко. Хотелось помыться железной щеткой после этого.

Нас встретила менеджер, женщина лет сорока с хищной улыбкой и взглядом, который, казалось, оценивал, сколько можно с нас содрать.

– О, Владимир Сергеевич! Какая честь! Проходите, проходите! – защебетала она, повиснув на его руке. – Мы так рады вас видеть!

Она провела нас в зрительный зал, попутно рассказывая, какая у них замечательная программа. На сцене, среди декораций, изображавших лес и сделанных, казалось, из картона и крашеной ваты, суетились рабочие. Все это выглядело жалко, как школьный спектакль. Но я знал, что на экране, после монтажа и спецэффектов, это будет выглядеть просто бомбой для телезрителей.

Мы заняли места. Началось шоу. Ведущий с натянутой улыбкой рассказывал что-то о дикой природе, а затем на сцену вывели его. Оленя. Красивое, мощное животное с ветвистыми рогами. И тут я увидел, как он опешил. Его взгляд метнулся в нашу сторону, он замер, нервно прядая ушами. Видать, не любят животные новых людей и публичное внимание, даже если они кинозвезды.

На площадке началась паника. Олень взбесился. Он захрапел, ударил копытом, и картонный лес разлетелся в щепки. Зрители завизжали, повскакивали с мест. Ведущий, потеряв свою улыбку, с испуганным писком запрыгнул на операторский кран. Дрессировщики, двое мужиков с лицами пропитых алкоголиков, пытались его успокоить, махали руками, что-то кричали. Но попытка усмирить зверя оказалась плачевной. Олень взбрыкнул, отшвырнув одного из них в сторону, и рванул прочь из студии, сшибая на своем пути камеры и осветительные приборы. Он выбежал в коридор и двинулся, по всей видимости, в сторону Останкинского парка, к башне.

Сегодняшний день определенно пошел к черту. Хотя, судя по невозмутимым лицам некоторых работников, телеканалу было не привыкать к такому.

– Либо злоумышленник здесь, в этой студии, и олень его учуял, – сказал я Владимиру, пока вокруг бегали и орали люди. – Либо этот олень ведет нас прямо в логово. Если, конечно, он тупой как пробка. В чем я сильно сомневаюсь.

– Я за ним! – крикнул Егор и, как уж, протиснувшись сквозь обезумевшую толпу, рванул к выходу. Через секунду я услышал визг шин – он прыгнул в нашу машину и помчал следом, наверняка сдерживаясь, чтобы не оборвать этому рогатому рога.

Я остался в телестудии вместе с Владимиром. Мы общались с людьми, актерами, пытались собрать информацию. Все были удивлены, твердили в один голос, что такое в первый раз. Скандал, резонанс, и бла-бла-бла. К нам подошел тот самый менеджер, который нас встречал, и снова защебетал:

– Владимир Сергеевич, какой кошмар! Простите за этот инцидент! Пройдемте в комнату отдыха, я принесу вам… коньяку. Успокоить нервы.

Один из режиссеров, высокий, худощавый мужчина с усталыми глазами, провел нас в эту комнату. Я заметил в нем черты, как у Владимира. Такой же бледный, с тонкими, аристократическими пальцами, и в руке он держал стакан с темно-красной жидкостью. «Томатный сок, – тут же подсказал мой мозг. – Просто совпадение». Ну да, или вино. Или кровь. Неважно. Его движения были плавными, а когда он улыбнулся, я на долю секунды увидел, что его клыки чуть длиннее, чем у обычных людей.

Мы зашли первыми, и за нами с тяжелым, металлическим щелчком захлопнулась дверь. Черт побери. Подстава. Мы в ловушке. Я дернул ручку – заперто. Окно было, но высота слишком большая для прыжка, а пожарная лестница на другом конце коридора.

Из-за двери послышался голос менеджера.

– Сидите тихо, господа. Скоро за вами придут.

– Это что такое?! – взревел Владимир. Его голос изменился, стал ниже, глуше. – Я хотел посмотреть на оленя, а он озверел! Я закрою вашу шарашкину контору! Вы у меня по судам затаскаетесь!

Но ответа не последовало. Только удаляющиеся шаги.

– Что ж делать? Выбивать дверь? – спросил я, разминая плечи.

Мы попытались. Я налетел на нее с разбегу, как учили в армии. Результат – отбитое плечо и звук, будто я ударил по наковальне. Владимир тоже приложился. Он бил не так бездумно, как я, а короткими, точными ударами в область замка. Но сколько бы мы ни бились, она не поддавалась. Железная, просто обшитая шпоном под дерево. Зараза, хрен пробьешь.

– И зачем такие звуконепроницаемые двери делать между комнатами? – пропыхтел я, отступая и потирая ушибленное плечо. – Тут что, оргии устраивают?

– Чтобы нас, как дураков, посадить, чтобы не мешали, – спокойно ответил Владимир, даже не запыхавшись.

Мы пытались вырваться. Я ковырял замок скрепкой от папки с бумагами. Владимир пытался оторвать дверную ручку. Стены – бетон. Зараза. Через какое-то время мы выбились из сил и просто сели за столик в центре комнаты, как два провинившихся школьника, которых заперли в кабинете директора.

– Ну, тут не так плохо, – сказал я, пытаясь разрядить обстановку. – Вода есть, печенье «Юбилейное», кофеварка. В целом, пойдет. Не подвал с крысами, и на том спасибо. Можно сказать, VIP-камера.

Владимир не ответил. Он подошел к окну, посмотрел на меня, и его лицо стало очень серьезным. Я напрягся, ожидая очередной порции откровений, от которых моя и без того пошатнувшаяся психика могла окончательно помахать мне ручкой.

– Геннадий, вам нужно сохранить это в тайне. Я думаю, вы уже догадались, что наш слой общества довольно редкий. И наша семья, уж поверьте, не самая странная.

– Ну, почему большинство бабушек и дедушек воспитывает внучку, разве что без прислуги…– подбадривая сказал я, пытаясь разрядить обстановку

– Да я не об этом...

«Ну вот, началось, – подумал я. – Сейчас он скажет, что он масон тридцать третьей степени или потомок Рюриковичей. Или инопланетянин. В этом доме я уже ничему не удивлюсь».

И тут он начал меняться. И я понял, что я все-таки могу удивляться. Его тело вытянулось, хрустнуло, исказилось. Пиджак и брюки, казалось, вплавились в кожу, которая на глазах темнела и покрывалась короткой, черной шерстью. Лицо вытянулось в звериную морду. Через мгновение передо мной стоял не человек, а огромная, ростом с человека, летучая мышь с кожистыми крыльями и горящими рубиновыми глазами.

Мой мозг отказался это обрабатывать. Он просто завис, как старый компьютер. Я стоял и тупо смотрел, как мой работодатель, аристократ и ценитель томатного сока, превращается в ночной кошмар. Шок.

Она, он, оно… это существо расправило крылья и издало пронзительный, беззвучный крик. Ультразвук. Я почувствовал, как завибрировал воздух. И оконные стекла с оглушительным звоном треснули и осыпались дождем осколков. Не успел я ничего понять, как это существо подхватило меня своими мощными, когтистыми лапами, вытащило в разбитое окно, и мы полетели.

Ветер свистел в ушах, выбивая из легких воздух. Огни ночной Москвы проносились внизу, превращаясь в разноцветные полосы. Я летел. В лапах гигантской летучей мыши. Мимо проплывали крыши домов, провода, рекламные щиты. Где-то внизу сигналили машины. А я летел.

– Я, в целом, не хуже Карлсона, – вдруг донесся до меня голос Владимира, искаженный ветром. – Только без мотора.

«М-да, это что-то с чем-то», – подумал я, крепче вцепившись в его лапу. Мой мозг, пережив первоначальный шок, начал лихорадочно искать аналогии.

Бэтмен?

Дракула?

Человек-мотылек?

Но потом я просто перестал думать. Потому что, с другой стороны, мне еще никогда не захватывало так дух. Какая же все-таки красивая Москва с высоты птичьего полета. Ожерелья огней, темные пятна парков, извивающаяся лента реки. И я, Геннадий Аркадьевич, лечу над всем этим великолепием. И думаю только об одном: «Надеюсь, он меня не уронит. И надеюсь, у меня хватит денег на очень, очень хорошего психотерапевта».

И через мгновение, которое показалось мне вечностью, мы приземлились на смотровой площадке Останкинской башни, распугав целующуюся парочку, которая, увидев нас, с визгом бросилась к лифту.

Владимир тут же обернулся обратно в человека, легко спрыгнув на землю где-то в сквере. Он отряхнулся, поправил слегка помятый пиджак, будто просто вышел из такси. А я… я стоял, вцепившись в холодное металлическое ограждение, и не мог вымолвить ни слова. Ноги не держали.

«Мой работодатель – мышь. Летучая. Гигантская, – стучало у меня в висках. – Теперь понятно, почему мистер Финч назвал его "Мышара". Логично. Логично! Но как?! Каким, черт возьми, образом?!» Это было так же логично, как если бы мой старый «Москвич» вдруг превратился в истребитель. Очень тяжело это принять. Практически невозможно.

Я стоял, вцепившись в ограждение, и не мог отвести взгляд от его рук – обычных, человеческих, только что бывших когтистыми лапами. В горле стоял ком. Я хотел что-то сказать, но язык прилип к нёбу.

«Это всё, – пронеслось в голове. – Я точно сошёл с ума.».

– Вы… вы… вы… эээ… – все, что я смог из себя выдавить.

– Спокойно, Геннадий, – сказал он, и в его голосе прозвучали нотки усталого раздражения, будто он объяснял очевидные вещи умственно отсталому. – Да, я вампир. Но вашу кровь я пить не собираюсь, успокойтесь. У вас холестерина много, совершенно неполезно. Томатный сок в сто раз лучше. Ну, он из специальных помидоров, естественно.

Я слегка дрожал, чувствуя, как по спине струится холодный пот. Я говорил себе, что смирился, что принял их мир. Но нет! Одно дело – догадываться, видеть намеки, красные глаза, странные слова. И совсем другое – лететь над Москвой в лапах гигантской летучей мыши. То, что я видел, то, что я ощутил – это был какой-то кошмар. Монстр. Черт, черт, черт. Собраться! Отставить панику! Ты предполагал и выяснил, как есть. Ты солдат, а не кисейная барышня! Парень-то, Егор, не так страшно светился. Но Владимир… ух!

– Геннадий, возьмите себя в руки, – его голос стал жестче. – У нас важная задача. Думать, сошли ли вы с ума, и все такое будете потом. Сейчас важнее всего найти Маргариту.

Я сделал глубокий вдох. Выдох. Приказ. Есть приказ. Это помогло. Я отпустил ограждение, выпрямился, стараясь прийти в себя. Мы осмотрелись. К нам, запыхавшись, по лестнице подбежал Егор.

– Олень оказался бандитом, как мы и предполагали! – выпалил Егор, пытаясь отдышаться. – Оборотень! Вон он идет!

Он указал, в сторону подножия башни. По дорожке, петляя между деревьями, быстрыми, пружинистыми шагами шел парень.

– Пошли за ним! – скомандовал Владимир.

Мы рванули вниз по гулкой металлической лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Скорость у этого «оленя», конечно, была как у гепарда. Мы едва поспевали за ним, стараясь держаться в тени деревьев, перебегая от одного ствола к другому. Он вывел нас к подножию Останкинской башни и вел себя странно – остановился, начал озираться, будто кого-то ждал. И действительно, там был еще кто-то. Молодая девушка, стоявшая у входа в башню и нервно теребившая ремешок сумочки. Видимо, просто случайная прохожая.

И тут началась заварушка. Оборотень-олень подошел к ней и что-то резко, гортанно сказал. Она испуганно отшатнулась, попыталась уйти, но он схватил ее за руку. Она вскрикнула. Он замахнулся, чтобы ударить, и тут же вытащил из кармана веревку с петлей. Он что, собирался ее повесить прямо здесь? Или чем-то напоить? Было непонятно, но явно ничего хорошего.

Мы хотели было вмешаться, броситься на помощь, но нас опередили. Из темноты, как черти из табакерки, вылетели двое парней. Они двигались так же быстро и бесшумно, как и олень. И один из них, тот, что пониже и пошире, с характерной полосатой маской темной шерсти на лице, был до боли похож на… енота. Второй был повыше, худее, с длинными, прижатыми к голове ушами – вылитый заяц.

Началась возня, дикая, яростная борьба. Кровь летит во все стороны. Кулаки свистели в воздухе. Это была не драка, а какая-то первобытная, звериная грызня. Они рычали, кусались, царапались. Енот вцепился оленю в ногу, заяц пытался зайти со спины. Олень отшвырнул енота, ударил зайца рогами, которые, казалось, выросли прямо у него из головы.

Мы стояли в оцепенении лишь долю секунды. Девушка, пользуясь моментом, с визгом бросилась бежать. И когда она пробегала мимо фонаря, свет выхватил из темноты блеск на ее шее. Владимир замер. Я тоже увидел. Изящное серебряное колье с крупным, темным камнем, переливающимся фиолетовым. Точно такое же украшение я видел на фотографиях в кабинете. Владимир дарил его Маргарите на годовщину свадьбы. Он сам мне об этом рассказывал. Оно было единственным в своем роде.

– Маргарита?.. – выдохнул Владимир.

Мы поняли, что что-то не так. Возможно, это она, под какой-то личиной. А может, и нет, и это просто ловушка. Но медлить было нельзя.

– Вперед! – рявкнул я, и мы бросились в самую гущу свалки.

Я налетел на зайца сбоку, сбив его с ног. Он оказался на удивление крепким и тут же вскочил, пытаясь лягнуть меня задними лапами, как настоящий заяц-переросток. Владимир же, двигаясь с нечеловеческой скоростью, ушел от удара рогов оленя и врезал ему в бок. Тот взревел от боли и ярости.

Енот, освободившись, снова вцепился оленю в ногу. Воздух наполнился рычанием, визгом, звуками ударов. Это была настоящая мясорубка. Я увернулся от когтей зайца, провел подсечку и, пока он падал, ударил его рукояткой пистолета по затылку. Он обмяк.

Но олень, увидев, что дело плохо, отшвырнул енота мощным ударом головы, развернулся и бросился бежать. Не в парк, а в сторону монорельсовой станции. За ним, прихрамывая, поскакал енот.

– За ними! – крикнул Владимир.

Мы рванули следом. Но они были быстрее. Мы выскочили на платформу как раз в тот момент, когда двери поезда с шипением закрылись. Мы видели их в окне. Олень, уже снова принявший облик человека, и енот, превратившийся в низкорослого, широкого мужика. Они смотрели на нас с ухмылкой. Поезд тронулся.

– Черт! – я ударил кулаком по колонне. – Не успели!

Я посмотрел на Владимира.

– Вы можете?.. – начал я, но осекся.

– Нет, – покачал он головой. – Сил маловато. После полета… нужно время.

Мы рванули к машине. Егор уже ждал нас, мотор ревел.

– Куда?

– За поездом! – крикнул я, запрыгивая на переднее сиденье.

Мы мчали по ночным улицам, пытаясь не упустить из виду вагон монорельса, скользящий над нами.

– Он едет до конечной! – сказал Егор, глядя в навигатор. – Ипподром!

Но когда мы прибыли на станцию, было уже поздно. Поезд стоял пустой. Они ушли. Растворились в толпе или в ночи. Мы упустили их.

Мы стояли на пустой платформе, глядя на огни города. Ночь была холодной, но я этого не чувствовал. Меня сжигала изнутри смесь адреналина, ярости и бессилия. Мы были так близко. И мы их упустили...