Текст книги "От полуночи до часа кошмаров"

Автор книги: Вольфганг Хольбайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

– Нашего замечательного шофера, – ответил я. – Хозяина той гостиницы.

– Карла, – кивнула Мария. Она попыталась подавить улыбку, но это ей не слишком удалось. – Я еще не слышала этого прозвища, но мне кажется, оно подходит ему.

– Да, это правильно… я имею в виду институт, – фон Тун снова взял инициативу разговора в свои руки. – Кроме всего прочего семья Зэнгеров отремонтировала этот монастырь, и благодаря их щедрым пожертвованиям здесь располагался около трех десятилетий интернат для особо одаренных учеников.

– Как интересно, – сказал Эд. – А мы-то здесь при чем?

Конечно, подумал я, если речь идет об Эде, то он тут ни при чем. Интернат для особо одаренных и Эд – вещи несовместимые.

Словно прочтя мои мысли, Эд повернул ко мне голову и коротко и враждебно взглянул на меня. Я ответил ему самой дружеской улыбкой, на какую только был способен, и снова повернулся к фон Туну:

– В письмах вашей канцелярии что-то было написано о каком-то завещании.

Элен смерила меня почти презрительным взглядом, но мне было все равно. Моя реплика не имела ничего общего с моей жаждой денег (по крайней мере, почти), я просто хорошо знал людей типа фон Туна, чтобы понимать, что мы так будем сидеть здесь до завтрашнего утра и слушать историю семейства Зэнгеров, если никто не вмешается.

– Да, совершенно верно, – сказал фон Тун в слегка разочарованном тоне. Он перебирал пальцами стопку бумаг, однако глядел в совершенно другую сторону. – Как я уже сказал, наша канцелярия представляет интересы семьи Зэнгеров вот уже четыре поколения – или представляла, если быть совсем точным.

– Представляла? – спросил Стефан.

– Последний член семьи Зэнгеров скончался уже более десяти лет назад, – сказала Мария.

На этот раз я был не единственным, кто с удивлением посмотрел на нее. Только фон Тун нисколько не удивился, а, наоборот, был доволен.

– В тысяча девятьсот девяностом году, если быть точным, – сказал он. – Клаус Зэнгер был последним членом семейства Зэнгеров, по крайней мере, последним представителем этого рода по прямой линии.

– Ну и что же мы тогда здесь делаем? – спросил Стефан.

– Клаус Зэнгер оставил огромное состояние, – ответил фон Тун. – В данный момент я не располагаю полной информацией о точном размере капитала. Но речь идет… об очень значительном состоянии.

– Ладно, сойдемся на том, что мы говорим о довольно больших деньгах, – предложил Эд. – Вы ведь не стали бы нас сюда приглашать из-за цены ужина в Макдоналдсе, правда?

– Нет, – ответил фон Тун. – Конечно же нет.

Он выглядел смущенным. Я был совершенно уверен, что само понятие Макдоналдс он слышал в первый раз.

– А почему вы не можете нам дать сейчас полную информацию? – вклинилась Элен.

– Как я уже сказал, я должен кое-что пояснить, – ответил фон Тун. – Прямая линия Зэнгеров окончилась со смертью Клауса Зэнгера, но на этом наши полномочия не закончились. Господин Флеминг-младший был не только адвокат, но и нотариус, и в этом качестве он имел полномочия по исполнению завещания.

– Ну наконец-то мы приближаемся к сути, – сказал Эд.

Фон Тун бросил на него слегка смущенный взгляд, но не ответил на замечание, а только провел кончиками пальцев по корешкам бумаг, которые лежали перед ним на столе, и продолжал:

– Со смертью Клауса Зэнгера прямая линия семейства Зэнгеров окончилась, но, как я уже говорил, семья Зэнгеров жила здесь, в Грайсфельдене, уже со времен раннего Средневековья.

– …и вы хотите наконец сказать нам, что мы этому Зэнгеру седьмая вода на киселе, – продолжил Эд. Он сделал раздраженный жест. – Что мы все одна большая счастливая семья, да? Я думаю, это мы уже все здесь поняли.

– Да, и, к сожалению, родственников не выбирают, – пробормотал я.

Эд подозрительно уставился на меня, но я улыбнулся ему и заметил, что Юдифь с трудом подавила ухмылку. Я был не единственный, кто бросил на Эда враждебный взгляд. Он не зашел так далеко, чтобы прямо спросить: «Ну и сколько мы получим?» Но этот вопрос уже словно был написан красными неоновыми буквами на его лбу. Не то чтобы мне это было совершенно не интересно, нет. Думаю, этот вопрос так или иначе интересовал каждого из нас. Но постоянное брюзжание Эда было совершенно непродуктивным. Если его никто не остановит, мы будем сидеть здесь до утра и ждать, пока этот фон Тун будет тянуть кота за хвост.

– Ну да, можно сказать и так, – смущенно пробормотал фон Тун. Он откашлялся. – Да, в общем, если все привести к общему знаменателю, вы шестеро являетесь последними потомками семьи Зэнгеров, конечно, не прямыми, а, как вы сами выразились, седьмая вода на киселе. Клаус Зэнгер уже при жизни совершенно недвусмысленно давал понять, что он не хочет оставлять свое наследство государству или каким бы то ни было сомнительным институтам. Поэтому он поручил канцелярии «Флеминг и сын» разыскать последних потомков семьи, что и было сделано, смею вас уверить, с величайшим трудом.

– Клаус Зэнгер умер пятнадцать лет назад, – сказала Мария. – Приблизительно.

Фон Тун вздохнул.

– Я знаю, – грустно сказал он. – Как я уже сказал, это было непросто. Мы должны были провести довольно обширные генеалогические изыскания, послать письма и факсы в государственные конторы и архивы, просмотреть древние церковные метрические книги… – Он вздохнул. – Я лично предпринял десятки путешествий.

– …чтобы наконец-то разыскать нас, – сказала Элен. – Я уверена, что это грандиозное достижение, но я…

– Вы хотели бы знать, как в точности звучит завещание Клауса Зэнгера, – продолжил фон Тун. – Я это понимаю. Не вдаваясь в детали, могу только сообщить, что в данный момент я просто не имею права этого делать, как вы, наверное, понимаете…

– Если честно, не понимаем, – на этот раз фон Туна перебил я. Я поднял руку, не давая ему договорить, и продолжил свою речь, озираясь вокруг в поисках поддержки: – Я легко могу понять, что вам нужно время, чтобы подготовить все документы, но почему вы не можете нам ничего сказать?

Фон Тун ответил не сразу. Он несколько беспомощно посмотрел на меня, но я заметил так же, как тяжело ему дается решение, которое он пытался принять. Он глубоко вздохнул.

– Да, возможно, вы правы, – сказал он понуро. – Я вас понимаю.

Он грустно смотрел несколько секунд на стопку бумаг перед собой, затем собрал ее и движением отчаявшегося человека засунул обратно в папку.

– Ну ладно, – заново начал он, обстоятельно откашлявшись и оглянувшись вокруг каким-то новым взглядом. – Я попытаюсь проинформировать вас настолько, насколько это возможно. Только, пожалуйста, потом не ловите меня на слове.

– Да-да, хорошо, – сказал Эд. – Итак?

– Как я уже сказал, – начал фон Тун, – Клаус Зэнгер был слегка… ну, вы бы, наверное, сказали: эксцентричный человек.

Я обменялся вопросительными взглядами с Юдифью. При всем моем старании я не мог припомнить, чтобы он об этом уже говорил. Очевидно, Юдифь тоже, так как я заметил, как она удивленно пожала плечами.

– К сожалению, мне не было разрешено прочитать полный текст завещания…

– А почему? – заинтересовался Стефан.

– Я же не нотариус, – ответил фон Тун. – К сожалению, в таком случае должны быть соблюдены известные формальные правила.

– Для того чтобы впоследствии не навалила куча родственников и не оспорила все завещание, – уточнила Юдифь. – Я понимаю.

– Примерно так, – ответил фон Тун.

Элен вздохнула:

– Пожалуйста, не поймите меня неправильно, господин фон Тун, но если вы нам так и так не можете сказать ничего конкретного, зачем же вы нас вызвали?

Фон Тун совсем смешался и выглядел еще несчастнее.

– Само собой разумеется, чтение подлинного текста завещания произойдет в нашей канцелярии, – сказал он. – Разумеется, при этом будет присутствовать сам господин Флеминг. Но перед этим должны быть проведены известные… приготовления, и это было желание Клауса Зэнгера, чтобы вы все встретились в первый раз именно здесь, в его старом родовом гнезде.

– Приготовления? – голос Стефана прозвучал очень мрачно.

– Как я уже сказал, мне не позволено в данный момент говорить слишком много, – грустно ответил фон Тун. – Тем не менее я могу вам сказать вот что: вы шестеро являетесь последними потомками семьи Зэнгеров, которых мы разыскали, и Клаус Зэнгер в своей последней воле распорядился, что его состояние – при соблюдении некоторых условий – должно быть поделено между его последними потомками, стало быть, между вами.

У Эда загорелись глаза. Он начал беспокойно ерзать туда-сюда на своем стуле и кашлять, а Элен тоже очень напряглась. Хотя, наверняка, и я в этот момент не выглядел особенно хладнокровным.

– Не говоря лишнего, – продолжал фон Тун, – если разделить состояние на равные доли, то сумма состояния, которое мог бы наследовать каждый из вас, будет равняться семизначному числу, и это только деньги в банке и акции Клауса Зэнгера. При этом не учитывается стоимость имеющейся – причем, заметьте, значительной – недвижимости.

Вопреки моему ожиданию, не раздалось никакого удивленного шепота. Все было совершено иначе. Все – и даже Мария – уставились на фон Туна с более или менее бессмысленным выражением лица. Семизначное число? Я не особенно силен в математике, но это должен знать даже Эд. Каждый из нас мог бы унаследовать более одного миллиона? А что значит «более»? Это может быть и полтора миллиона, а может быть и пять или девять. Меня начало слегка подташнивать. Флеминг в разговоре по телефону дал, конечно, какой-то намек на наследство, но чтобы такое…

Наконец Элен прервала мертвое молчание:

– А нельзя ли поточнее узнать, что означает «мог бы наследовать»?

– Клаус Зэнгер обозначил в завещании несколько условий наследования, – ответил фон Тун. – Могу вас успокоить, в большинстве из них идет речь лишь о некоторых формальностях, о которых вам не стоит ломать голову.

– Например? – спросила Юдифь.

– Например, вы должны быть согласны не менять внешнего вида некоторой недвижимости.

– Например, этих руин, – предположил Эд.

– Ну да, например, – согласился фон Тун. – Клаус Зэнгер, очевидно, хотел предусмотреть, чтобы его наследство…

Он подыскивал слова.

– Не было разбазарено? – предположил я. Я не хотел, но ничего не смог с этим поделать, потому что в этот момент я посмотрел в сторону Эда. Лицо Эда стало еще мрачнее, а Элен не смогла подавить усмешку.

– Кроме всего прочего имеются определенные институты и учреждения, которые вы должны будете и дальше поддерживать, – он поднял плечи. – Но, насколько я могу судить после ознакомления с пакетом документов, даже в этом случае причитающаяся наследникам часть огромна. Значительно больше, чем скромное состояние, если выражаться осторожно.

– Так в чем же загвоздка? – быстро спросил Эд.

Фон Тун мялся, не решаясь что-то сказать. Он избегал смотреть прямо на кого-нибудь из нас, когда начал отвечать:

– Как уже было сказано, Клаус Зэнгер был слегка эксцентричным человеком. Он распорядился, что лишь двое из вас смогут унаследовать все состояние. Но и это можно будет сделать определенным образом только после исполнения определенных… мм… условий.

– Ну и каковы же, наконец, эти условия? – спросила Элен.

Фон Тун снова закашлялся, словно слова застряли у него в горле. Наконец он проговорил:

– Клаус Зэнгер распорядился, что все его состояние должно и дальше оставаться во владении семьи, – ответил он. – А чтобы достичь этого, двое из присутствующих здесь должны вступить в брак и изменить свои фамилии на фамилию Зэнгер.

На этот раз молчание, повисшее в помещении, длилось намного дольше.

– Это… надеюсь, это шутка, – пролепетала наконец Мария.

– Боюсь, что нет, – ответил фон Тун. – Главнейшей и самой известной целью Клауса Зэнгера было то, чтобы его род никогда не исчез с лица земли. Так что те условия, которые он поместил в своем последнем волеизъявлении, совершенно очевидны, боюсь, что так.

– Помедленнее, пожалуйста, я записываю, – язвительно сказал Эд. – Вы хотите сказать, что если двое из нас поженятся и возьмут фамилию Зэнгер, они получат деньги?

– Нет, ну это, наверное, все-таки шутка! – возмущенно сказала Мария. – Не думаете же вы всерьез, что…

– …кто-то захочет на тебе добровольно жениться, дорогуша? – грубо прервал ее Эд, ухмыляясь. Он покачал головой. – Не беспокойся.

– Будьте добры! – сказала Элен. – Этого просто не может быть.

– Мне кажется, – в негодовании сказала Мария, – что это просто абсурд.

– А теперь успокойся, – проворчал Эд. – Не вижу проблемы. Двое из нас поженятся, поменяют свои фамилии и разбогатеют. А как только мы получим наследство, мы снова разведемся. – Он ухмыльнулся так широко, прямо до ушей. – Зэнгер – неплохая фамилия, мне кажется. За пару миллионов я бы стал хоть Хансруди Книхебейном, если бы понадобилось.

– Боюсь, что так просто это не сделаешь, – сказал фон Тун. – Все состояние Зэнгеров в данный момент находится в доверительном управлении и в течение ближайших пяти лет ничего не изменится. Думаю, что это невозможно – заключить фиктивный брак и затем снова развестись. Боюсь, что Клаус Зэнгер предусмотрел такую возможность.

– Да, это было бы слишком хорошо, – проворчал Эд. – И кто из нас станет этой счастливой парочкой? А что вы будете делать, если образуется две пары? Или даже три?

Фон Тун поднял плечи.

– Как уже было сказано, наследство в данный момент находится в доверительном управлении и блокировано таким образом. Пара, которая поженится первой, изменит фамилию и исполнит следующее условие, вступит во владение всем наследством.

– Еще одно условие? – с мрачным видом спросил Стефан.

– Дайте угадаю, – сказала Элен. – Деньги будут выплачены после рождения первого ребенка.

– Три года спустя после рождения умственно и физически здорового ребенка, если быть точным, – сказал фон Тун. Он выглядел очень несчастным, и это никак нельзя было поставить ему в вину.

– Но вы же это не всерьез сейчас, – сказала Юдифь.

– Боюсь, что это совершенно серьезно, – сказал фон Тун. – Как я уже говорил, Клаус Зэнгер позаботился о том, чтобы никакие обстоятельства не могли воспрепятствовать продолжению рода Зэнгеров.

– По-видимому, он также хотел, чтобы новая семья Зэнгеров состояла только из слабоумных, похотливых выродков, – сказала Мария. – Ни один нормальный человек не согласится на такое чудовищное предложение.

– Почему, а я готов, – сказал Эд.

– Ну вот, видите, – сухо прокомментировала Мария.

– Господа, прошу вас! – Фон Тун примирительно поднял руки и тут же запнулся, замолчал, погрузился в себя, как будто осознал, что на него может вот-вот обрушиться наша общая враждебность. Через пару секунд очень тихо и скорее обращаясь к своей потертой папке, нежели к нам, он продолжал: – Я опасался, что вы будете реагировать именно так или примерно так. Однако, пожалуйста, поймите, что это предложение исходит не от меня и даже не от канцелярии Флеминга.

– А от Клауса Зэнгера, это мы уже поняли, – сказал Стефан. Он был единственный из нас, кто пытался загладить неловкость. Казалось, было видно, как в его мозгу пришли в движение маленькие рычажки и шестеренки, которые вращались все быстрее и быстрее. – Но и вы должны понять наше… замешательство. Мы сейчас обсуждаем все-таки очень серьезное дело.

– Прежде всего, речь идет об очень-очень больших деньгах, – сказал Эд. Он вызывающе указал растопыренными пальцами правой руки на фон Туна. – Это все или у вас есть еще нечто поразительное в загашнике?

– В общем и целом это единственные условия, которые заключены в завещании, – грустно произнес фон Тун.

– Этого вполне достаточно, – сказал Стефан. Он казался разочарованным, но в то же время немного рассерженным. – Ну что за слабоумие! Вот что я думаю: а что, если эта так называемая женитьба действительно состоится, а эти счастливчики останутся бездетными?

– Я считаю это невероятным, – ответил фон Тун. – Но я прошу вас всех не спешить с решением. Мне понятно, что вы должны чувствовать в этот момент. Поверьте мне, я бы и сам был далек от спокойствия, особенно если принять во внимания обстоятельства, которые собрали нас здесь. Вы позволите мне внести предложение?

– Ну, это уж слишком, – сердито сказал Эд. – Так можно просто раздать бейсбольные биты и сыграть, кто выиграет, тот и получит все.

– Ну я бы, например, с большим удовольствием поиграла в произнесение слов по буквам. Не волнуйся, мы дадим тебе хороший шанс. Слова больше трех букв не будем загадывать, – улыбнулась Юдифь.

На сей раз в глазах Эда блеснуло нечто, гораздо хуже гнева. Он ответил не сразу, напрягся так, как будто он вот-вот подпрыгнет и вцепится в Юдифь, а я в какой-то момент поймал себя на мысли, что мне делать, если все же Эд действительно на это решится. Я был почти уверен, что не уступлю в силе этому доморощенному Рэмбо, но у меня не было особого желания выяснять это. По крайней мере, сейчас.

Похоже, у Эда тоже не было желания выяснять, кто из нас сильнее, так как он лишь угрожающе нахохлился и снова опустился на свой стул. Но отсрочка это или отмена?

– Если я могу сделать предложение, – сказал фон Тун, – уже очень поздно, и мы довольно бурно провели время.

– В самом деле? – спросил Эд.

– Мне кажется, нам следует всем немного успокоиться. – Фон Тун демонстративно посмотрел на часы. Излишне упоминать, что это были старомодные карманные часы на цепочке, которые он вынул из жилетного кармана. Он откинул крышку, бросил взгляд на циферблат, а затем задумчиво, внимательно и даже с некоторым упреком осмотрелся по сторонам. Он вел себя как учитель, который смотрит на заядлых школьных хулиганов и раздумывает о том, как бы сообщить им неприятное известие, что вместо запланированного классного выезда в Диснейлэнд им предстоит паломническая поездка по святым местам. Он шумно вздохнул, прежде чем продолжил: – Карл подготовил наверху комнаты для всех вас. Может быть, там нет того комфорта, к которому вы привыкли, однако они вполне чистые, сухие и даже до некоторой степени теплые. И я думаю, на одну ночь это сойдет. Почему бы нам всем завтра рано утром не встретиться здесь, уже отдохнувшими и на свежую голову?

– Здесь? – выдохнул Эд.

– А что вы имеете против этого? – не то чтобы я находил эту обстановку особенно приятной или сколько-нибудь романтичной, однако мне предложение фон Туна показалось в высшей степени благоразумным. – Ты что, боишься привидений?

– А в гостинице нет мест? – спросил Эд, не отвечая на мою шутку. Боже мой, эта бестактная и совершенно излишняя провокация вовсе меня не тронула.

– Есть, – сказала Мария. – Однако, поверьте мне, вы не захотите ночевать там.

– А мне нравится эта идея, – сказала Элен. – Я действительно очень устала, и, думаю, мы должны все поспать после того, что нам довелось услышать, прежде чем мы на что-нибудь решимся, иначе мы можем допустить ошибку.

– Если ты выйдешь за меня, дорогая, ты не ошибешься, – ухмыльнулся Эд.

– Нет, – любезно ответила Элен, – однако я совершенно убеждена, что ты быстро раскаешься, – она встала. – Надеюсь, хотя бы души в этих руинах функционируют?

– К сожалению, душа нет в каждой комнате, – покачал головой фон Тун. – Интернат был перестроен в пятидесятых годах. Поэтому тут есть общие санузлы на каждом этаже. Но они функционируют, насколько я знаю. Карл вам все покажет. Он здесь время от времени следит за порядком.

– Перевожу на понятный язык: общий клозет на этаже, – сказал Эд. Он сдвинул свою дурацкую ковбойскую шляпу на затылок. – Веселенькое дело!

– Спокойно, дорогой, – Элен сложила губки бантиком. – Если ты станешь избранным, ты сможешь себе позволить отдельный туалет с позолоченным унитазом. – Она резко повернулась к фон Туну: – Наш багаж отнесут наверх?

– Это уже сделано, – ответил фон Тун. Его голос явно повеселел. – Карл покажет вам ваши комнаты. Я предлагаю нам снова встретиться здесь завтра утром в десять часов.

– Вот это супер, – сказала Элен. – Я давно мечтала провести ночь в настоящих руинах.

– Ну да, – ухмыльнулся Эд. – А еще интереснее, если у тебя есть тридцать процентов шансов, что скоро эти руины будут принадлежать тебе?

Элен предусмотрительно воздержалась от ответа и встала. Все, за исключением Марии, которая выглядела еще несчастнее, чем все время до этого, поднялись. Поднялся и фон Тун. Мне показалось, он ждет, что еще кто-нибудь что-нибудь скажет, но затем он просто пожал плечами и, безвольно опустив руки, направился к двери. Никто особенно не удивился, когда, едва он открыл ее перед нами, возник Карл – Цербер. Он слегка вздрогнул при нашем появлении. Похоже, он подслушивал. Во всяком случае, я бы на его месте именно так и поступил.

Дорога наверх была какой-то… странной. Скорее всего, для описания этой дороги подходило слово «жуткий», но что-то внутри меня сопротивлялось такому варианту. Снаружи в зале все еще не горел свет, но Карл сменил свой карманный фонарик на переносной прожектор, который бросал яркий пучок света в густую темноту холла. Создавалось такое жуткое впечатление, что, пожалуй, в темноте было бы даже спокойнее. Яркий луч прожектора безжалостно выхватывал из темноты все признаки разложения, которые потихоньку овладевали когда-то, вероятно, весьма впечатляющим зданием, и создавал еще больший контраст с царящей кругом темнотой. Мы продвигались в пятне яркого света, который перемещался перед нами с той же быстротой, с которой шли мы сами, но чернота, в которую он упирался, была абсолютной, идеальной для появления всяких монстров и ужасов, которые обычно надежно спрятаны в самых глубинах нашего подсознания. Когда я вплотную к Карлу поднимался по ведущей наверх лестнице, мое сердце стучало так яростно, что мне казалось, будто все остальные слышат его стук.

Очень может быть, что так и было. Хотя, скорее всего, никто бы не обратил на это никакого внимания, потому что каждый был занят тем, чтобы не выказать свои собственные страхи и видения. Даже Эд притих и воздержался от комментариев.

Когда мы одолели лестницу, стало чуть полегче. Несколько мгновений прожектор Карла шарил туда-сюда без цели: скользнул по выступающим мраморным ступеням и каменным перилам, которые выглядели так, будто на них никак нельзя было опираться всем своим весом, скользнул по оштукатуренному перекрытию и на какой-то миг выхватил из темноты картину. Я даже не успел заметить, что было на ней изображено, возможно, это был портрет, так как у меня возникло шаткое, но идущее откуда-то из глубины неприятное ощущение где-то виденного. Луч прожектора скользнул дальше раньше, чем я мог различить какие-то подробности, но от этого не стало лучше. Напротив. Это было как в старом фильме ужасов, который я смотрел когда-то в юности: монстры кажутся тем ужаснее, чем меньше ты на них смотришь.

– Нам надо подняться еще на один этаж, – сказал фон Тун, когда мы достигли конца широкой наружной лестницы и очутились в высоком, отделанном деревом коридоре, на стенах которого висело множество картин в старинных рамах. – Я сожалею, что я причиняю вам такие неудобства, но наверху есть, по крайней мере, освещение.

Он слегка кашлянул, и я понял его. Даже я чувствовал, сколько усилий придется потратить, чтобы одолеть минимум пятьдесят выступающих каменных ступеней, ведущих наверх. К тому же они должны бы быть чуть пониже, чтобы их можно было преодолеть без особых усилий. Для мужчины в возрасте фон Туна это должно быть настоящей пыткой. Я спрашивал себя, зачем он вообще взял на себя это мучение. Однако ответ нашелся тут же, практически в это же мгновение: его комната тоже находится там, вот и все.

– Вы что, не можете потратиться на электроэнергию для нижних этажей? – язвительно спросил Эд.

– Чтобы сэкономить время, я включил только запасной генератор, – ответил Карл. – А его мощности не хватает для того, чтобы обеспечить все здание. Я займусь этим завтра с утра.

– Ну хорошо, будем надеяться, – сказал Эд. – В конце концов, я не хотел бы начинать свою новую жизнь миллионера в инвалидном кресле, если я сломаю себе шею в этой развалюхе.

– Ну ладно, хватит болтать, – не могу даже сказать, кому принадлежала эта фраза, но она имела свое действие. Эд мгновенно заткнулся, и я заметил на лицах всех остальных такую же довольную ухмылку, как, наверное, и у меня. Во всяком случае, весь остаток пути до верхнего этажа Эд промолчал, и мы отдыхали от его глупых замечаний.

Как нам и обещал Карл, на верхнем этаже был зажжен свет, если только это можно так назвать.

Не нужно обладать особенно большим воображением, чтобы представить, как когда-то выглядели эти помещения. Коридоры были несколько ниже, чем внизу, деревянная отделка стен была несколько менее изысканной, ковры на полу не такие ценные, а под потолком висели шести– или восьмирожковые хрустальные люстры, которые придавали бы всему помещению некоторый налет шика, если бы не тот факт, что кто-то вывинтил из каждой второй люстры половину лампочек, а из остальных все, кроме одной (должно быть, это был Карл, который поступил так ради экономии). В результате весь наш путь превратился в таинственное и мучительное шествие (как сквозь строй) через участки то более, то менее интенсивной темноты. Переносной прожектор Карла, луч которого все еще, как пьяный, шатался в разные стороны, оставался практически единственным достаточным источником света, который то и дело выхватывал из темноты то фрагменты картины, то проем двери, то ассиметричные полоски полинявшей драпировки стен или латунный выключатель. Обычный путь на два лестничных пролета вверх и потом по коридору с низким потолком до наших комнат превратился вследствие такого странного освещения в нечто, к чему сложно подобрать название, но в этом явно было нечто жуткое. И мне не нужно было ни спрашивать, ни вглядываться в лица остальных, чтобы понять, что я был не единственным, кто с облегчением вздохнул в глубине души, когда Цербер наконец остановился. Лампа в его руке продолжала раскачиваться туда-сюда, а ее луч пронзал темноту, словно копье рыбака, который ловит рыбу в толще воды.

– Ну, вот мы и пришли, – сказал он и посветил на наш багаж, который стоял в вестибюле. – Все комнаты одинаковые. Выбирайте любые, мне все равно, кто где будет спать. И с кем, – добавил он после короткой паузы (и слегка изменившимся тоном, который не понравился ни мне, ни остальным). Во всяком случае, мне последняя фраза показалось абсолютно лишней.

Эд поднял плечи, съязвил что-то еще более неуместное и решительно открыл дверь, которую безуспешно пытался нащупать прожектор Карла. По всей видимости, он не хотел дискутировать по поводу того, кто займет первую комнату и тем самым будет ближе всех к лестнице, обеспечив себе самый короткий путь к остальному миру.

– Нет проблем, – сказал он, – мы все равно… о, черт!

Раздался грохот, ворчание словно от боли, и через секунду в освещенном прожектором круге появился Эд с перекошенным от гнева лицом. Удивительно, но теперь рука Карла перестала дрожать и луч уже не скакал туда-сюда.

– Что за черт, – выругался он. – Это что, плохая шутка, или что? Это же…

– …туалет, – прервал его Карл. – Я только что хотел вам сказать.

Луч прожектора слегка скользнул налево и абсолютно точно вернулся на лицо Эда.

– Комнаты рядом, все по этой стороне коридора. И вот еще что: в туалете нет света. У меня пока руки не дошли поменять там лампочки. Так что прошу прошения.

– А что нам делать сегодня вечером? – проворчал Эд. – Терпеть или надеяться, что мы случайно найдем подходящую дверь?

Я слышал, как Элен шумно вдохнула воздух сквозь стиснутые зубы. Очевидно, я был не единственным, кому не нравилось остроумие Эда. Но Карл опередил меня.

– Я оставлю вам лампу. Она будет стоять здесь, – сказал он. – При экономном расходовании батареи хватит на всю ночь. – В этот момент луч мигнул, пропал на одну секунду и снова зажегся, но уже темно-желтым светом. – Видите?

– Я вижу, что я ничего не вижу, – Эд явно набивался на ссору. При других обстоятельствах я бы, без сомнения, воспользовался ситуацией, чтобы понаблюдать за этим спором и выяснить, кто из них первый сдаст. Но теперь, как только мы переступили порог этого таинственного замка, все было ненормально, тем более обстоятельства.

– Ладно, все в порядке, – быстро сказал я. – Речь идет только об одной ночи, – я жестом показал налево. – Думаю, ты хотел бы занять первую комнату, Эдуард? На тот случай, если тебя снова побеспокоит твой слабый мочевой пузырь?

Эд просверлил меня взглядом, однако, слава богу, воздержался от ответа, да я и не дал ему возможности затеять еще одну ссору, потому что быстро повернулся и прошел мимо него и всех остальных, считая одинаковые двери по правую сторону коридора. Судя по расстоянию между дверьми, комнаты за ними были не особенно большими, чуть больше гардероба. Наконец Эд что-то проговорил, но я пропустил это мимо ушей, остановился возле двери комнаты номер шесть, нажал на дверную ручку и приготовился внутренне к новой неприятной неожиданности, автоматически нащупывая свободной рукой выключатель внутри. Я нащупал его через несколько секунд, так как он был гораздо глубже, чем я привык, а еще несколько секунд мне понадобилось, чтобы включить свет, так как и этот выключатель был не выключатель, а модель времен Первой мировой, тяжелое в ходу устройство из бакелита, включить которое можно, только повернув его вправо или влево с довольно большим усилием, после чего он громко щелкает и включается.

В слабом свете электрической лампочки, которая зажглась у потолка, я увидел нечто неожиданное, но не могу сказать, что это было неприятно. Комната была действительно не шире шестистворчатого гардеробного шкафа, однако такая длинная, что в ней вполне мог бы припарковаться небольшой реактивный лайнер. В этой комнате-пенале умещались: шкаф, кровать, письменный стол вместе со стулом и книжный стеллаж – все это располагалось вдоль одной стены совсем близко друг к другу, и в результате это «построение» выглядело довольно странно. Кроме того, в передних двух третях помещения был довольно высокий потолок, метра три или даже больше, а оставшийся потолок был скошен книзу и обшит деревянными панелями. В середине этого скоса находилось узкое, зарешеченное окно, которое, вероятно, даже в совершенно безоблачный полдень не могло пропустить достаточно солнечного света. Вид этой комнаты был настолько нереальным, что я на какой-то миг задумался всерьез о том, чтобы выйти и подыскать себе другую комнату, пока не поздно. Но все же я решительным движением закрыл дверь за собой и прошел в комнату. Наверное, было уже поздно, а кроме того, почти наверняка можно было предполагать, что все остальные комнаты выглядели не лучше. Что там только что сказал Карл? Что здесь была школа, а не отель класса люкс. Как, однако, он был прав…