Текст книги "От полуночи до часа кошмаров"

Автор книги: Вольфганг Хольбайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

Должно быть, не сразу. Между тем мигом, когда небеса обрушились на нас, и тем, в который я потерне сознание, промелькнуло, должно быть, лишь одно мгновение, но этого временного отрезка вполне хватило для того, чтобы я успел заметить, что Эду повезло меньше, чем мне.

Он не был пристегнут, и последствия были ужасны. Ударом его с чудовищной силой бросило вперед на руль и откинуло уже с бессильно повисшими руками на спинку сиденья, чтобы сразу затем еще раз бросить вперед с еще большей силой. Эд сложился пополам как перочинный ножик, стукнулся лицом о руль, да на этот раз так сильно, что руль сломался, а затем поник как марионетка, нити которой были перерублены острым мечом.

У меня потемнело перед глазами. Автомобиль еще буксовал и вздрагивал, и еще до того, как мир вокруг начал постепенно блекнуть, я поймал себя на странной мысли, что меня очень удивляет, что все еще работает двигатель автомобиля, что я все еще слышу звон разбитого стекла, который стучал словно град. Тут я провалился в глубокую, всепоглощающую темноту.

Самым последним, что я видел, были торчавшие из крыши автомобиля, словно зубы дракона, острые концы крепостной решетки, которые вонзились в затылок Эда.

ПОЛНОЧЬ

Пытка. Это было все, на что хватало места в моем сознании. Жестокая, мучительная пытка, которая заполняла мою башку и распространялась пылающей волной в затылок и плечи. Я отчетливо и ясно почувствовал, что был без сознания и только что очнулся. 14, несмотря на яростный стук в затылке, я вспомнил все подробности кошмара, который мучил меня, пока я был без сознания: кипящий котел боли, различных эмоций и картин, которые объединяло только одно – все они были абсолютно невыносимые.

И все-таки в этот момент я желал только одного: снова потерять сознание.

Это случилось со мной не в первый раз, когда я очнулся с сильной головной болью, – я имел за плечами огромный стаж спеца по мигреням, – но в этот раз все было намного хуже. Когда я раньше просыпался ночами от приступа мигрени, измученный, жалкий (а таких ночей было без счета), я всегда воображал, что ничего хуже быть не может. И каждый раз оказывалось, что может быть и хуже.

И все-таки в этот раз это было по-другому. Я вынырнул из пылающей трясины боли и оцепенелости наружу, но на этот раз я был не в разобранной постели, которая намокла от моего собственного пота, а иногда и рвоты, а на чем-то твердом и холодном. И боль на этот раз была совсем другой. Это не была давящая изнутри боль, от которой, казалось, мой череп разорвется, она проходила какой-то пылающей бороздой от затылка к вискам, у которых как бы углублялась внутрь головы и колола. Я попытался инстинктивно поднять руку, чтобы согнать мучителя, сидящего на моем затылке, но мне это не удалось. Кто-то схватил меня за запястье и отвел мою руку в сторону с силой, которой я не мог, да и не хотел сопротивляться.

– Лежи спокойно. Сейчас она закончит.

– А если ты будешь брыкаться, то можешь быть уверен, твое лицо будет выглядеть не лучше, чем лоскутное одеяло.

– Что, пожалуй, выглядело бы неплохо, во всяком случае, лучше, чем сейчас, – добавил третий голос. Я не знал, кому он принадлежит, как и те два, но решил, что мне не нравится его обладатель.

Следующий, еще более глубокий укол заставил меня не только разувериться в правоте того, что говорил первый голос, но и подвинул границы моих собственных ощущений относительно того, какая боль является непереносимой. Я переносил приступы мигрени и посильнее, но это была какая-то совершенно другая боль. Это не была боль от травмы или оттого, что болело в моем собственном теле. Кто-то причинял мне боль, и это было самое унизительное, вызывавшим мою ярость.

В моей голове все закрутилось, как вихрь, который снова попытался погрузить меня в кошмар, из которого я с таким трудом очнулся. Может быть, я даже на какое-то мгновение снова потерял сознание, так как последнее, что я могу вспомнить, был тихий, металлический лязг, который исчез сразу, как только появился, как лязг монеты, которая вращалась и вот, на очередном обороте, соскочила.

– Ну, все. Больше я ничего не могу сейчас для него сделать, – вздохнул второй голос.

Я почувствовал отвратительный сладкий запах одеколона, он напомнил мне чувство слабой тошноты, с которым я проснулся для каких-то новых ощущений, совсем не приятных, и тут вдруг… Моя голова внезапно погрузилась в пылающую лаву. Мое лицо пылало в огне, а перед глазами вращались огненные вихри. Я закричал, начал вырываться, но те же сильные руки, которые уже удерживали меня и которым я не мог сопротивляться, схватили меня и удержали на месте. Казалось, они сделали это с удовольствием.

Возможно, в действительности это продолжалось всего несколько секунд, но для меня это показалось целой вечностью, пока нестерпимая боль на моем лице не превратилась в какое-то подобие переносимой.

– Мне кажется, теперь ты можешь его отпустить, – снова раздался второй голос. Женский, как я теперь понял. – Или ты хочешь в довершение всего переломать ему еще и запястья? – насмешливо добавила она.

– А это вовсе неплохая мысль, – снова голос номер три. На этот раз обладатель этого голоса мне не просто не нравился, я его возненавидел.

Я осторожно открыл глаза и приготовился к тому, что вслед за этим последует сильнейший приступ боли, как это обычно бывает при приступах мигрени, но этого ужасного удара не последовало. Меня даже не затошнило.

По крайней мере, не больше, чем уже было до этого.

Я увидел лица людей, обступивших меня, которых я в первый момент не узнал, как и помещение, в котором я очнулся, это были какие-то катакомбы. Я очнулся в лаборатории Франкенштейна, а уколы на моем лице – это швы, которые наложил ассистент Франкенштейна, чтобы заменить участки кожи, которые были удалены. Я попытался вспомнить взрыв, который повредил мне лицо, но…

Нет. Ничего этого не было. Ко мне вернулась недостающая часть моей памяти. Да, я очутился у доктора Франкенштейна, и что-то случилось с моей головой, но она не взрывалась. В мою голову вонзились прутья решетки из тринадцатого века, которые проломили крышу почти столь же древнего автомобиля.

Стройная женщина со стильной прической и волосами цвета фуксии, которая стояла прямо за дешевым пластиковым стулом, на котором сидел я, равнодушно смерила меня взглядом, закручивая пузырек с одеколоном. Одного взгляда на ее движения было достаточно, чтобы снова ощутить боль во всем лице. Воспоминания сразу поднялись из моего подсознания, но я подавил их усилием воли. Я не хотел переживать все это еще раз.

– Я знаю, немного щиплет, но у меня просто ничего больше нет для дезинфекции, – проговорила она. В ее голосе не было особого сострадания. Напротив. И еще припомнилось: «я люблю резать».

Я уставился на нее непонимающим взглядом. Память, которая в первый момент была совершенно бессвязной, наконец, высвободила вторую часть моих воспоминаний. Я вспомнил: это Элен. Ее зовут Элен, а не Мириам, это имя, словно спусковой механизм моих воспоминаний, вдруг вернуло мне целый вихрь мыслей, словно скопище темных, неприятных теней. Мое путешествие в Грайсфельден, прибытие в бывший интернат, бывший монастырь, знакомство с остальными, которые приходились мне какими-то дальними родственниками, с которыми я должен буду оспаривать какое-то огромное таинственное наследство. Мириам. Фон Тун, старый седой поверенный в делах, который первым познакомил нас с завещанием сумасшедшего Клауса Зэнгера, его падение в шахту, моя попытка поехать вместе с Эдом в деревню за помощью, крепостная решетка, которая обрушилась на наш автомобиль…

Мое оцепенение бесследно прошло. Картинки, которые теперь мелькали у меня в голове, были не менее хаотичными, чем прежние, но было существенное различие: эти воспоминания были настоящие. Эд был мертв, и я мог бы тоже умереть. Я рывком выпрямился на стуле, так что Стефан, который стоял за моей спиной и удерживал меня, быстро поднял руки, чтобы схватить меня снова, если это будет необходимо. Теперь-то я знал, кому принадлежит третий голос.

– Что…?

– Тебе чертовски повезло, – перебила меня Элен. Она поставила пузырек с одеколоном на стул рядом с собой, на котором в причудливом ассорти уже расположились самые разные импровизированные приспособления для пыток: открытый футляр для швейных принадлежностей, запачканная кровью кривая игла, куча испачканных кровью носовых платков и различные предметы из аптечки первой помощи, которая, вероятно, была уже антиквариатом, равно как и автомобиль, из которого ее достали и которой его снабдили еще тогда, когда он только сошел с конвейера. Если тогда вообще были конвейеры.

– Это ушибленная рана. Пришлось зашить ее, но не беспокойся. Шрам на лбу будет почти незаметен среди морщин на твоем лбу. Чем старше ты будешь, тем незаметнее будет шов.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Юдифь. В то время как в поведении Элен явно недоставало сочувствия или хотя бы заботы, в лице Юдифи этого было с избытком – в той его части, которую я в состоянии был узнать. Что касается остальной половины лица, на нем были явны следы работы Элен. Очевидно, что ее способности как медсестры были не лучше, чем навыки врача. А я надеялся, что как врач она хотя бы лучше. Полдюжины кое-как наляпанных кусков пластыря лишь слегка прикрывали раны, а из уха торчал неаккуратно сложенный комок ваты. Юдифь была бледна, как и Мария, которая сидела чуть в стороне, на одном из стульев, скрестив на груди руки, и беспокойно оглядывалась по сторонам, словно в поисках мышиной норки, куда она могла бы забиться.

Не хватало только Эда. Но Эд был…

– Эд, – пролепетал я. Мой язык тяжело ворочался во рту и не слушался меня. – Что с Эдом? Где…?

– Он там лежит, – ответила Юдифь. Она сделала движение головой в направлении кухонного стола, но я вдруг спохватился, вспомнив пылающий бикфордов шнур, проходящий через мой затылок, и не стал поворачивать голову вслед за ее жестом. Вместо этого я облокотился на стул и максимально выпрямился, чтобы подняться вверх. Сначала мне стало дурно, все закружилось перед глазами. Ноги сделались ватными и, казалось, не выдержат моего собственного веса. Но через несколько секунд приступ слабости прошел и исчезло чувство, что моя голова вот-вот лопнет. Если это был приступ мигрени, то он был самый странный из тех, что я могу припомнить.

– Пожалей себя, тебе еще рано бегать на марафонские дистанции, – поспешила с советом Элен. Возможно, она права, но я все равно ее проигнорировал. Я с трудом преодолел расстояние до стола, а когда я подошел к нему, мне пришлось схватиться за его грубую столешницу. Головной боли, которая могла вернуться, я не почувствовал, но мое сердце стучало. Мне вдруг стало страшно смотреть на Эда. Будь он жив, я охотно дал бы ему в зубы, но мне совсем не хотелось видеть его мертвым.

Но мне и не пришлось. Эд не был мертв. Он представлял собой душераздирающее зрелище, и если бы он только был в сознании, он наверняка бы пожелал в этот момент быть мертвым, но он был жив. Его футболка была разрезана вдоль тела, и было видно, что его грудь усеяна маленькими колотыми ранами, ушибами и гематомами, они уже начали переливаться всеми цветами радуги. Голова его была забинтована, как у мумии, оставались лишь маленькие щели на месте глаз, носа и рта. Несмотря на большую толщину, бинт кое-где промок от крови насквозь.

Он был без сознания, но еще жив, хотя я и не понимал, как это возможно. До того, как я сам потерял сознание, я видел, как острия крепостной решетки длиной с ладонь проткнули крышу кабины и вонзились ему в затылок и шею. Он просто не мог выжить. Но он выжил.

– Да, ему не позавидуешь, – прокомментировала Элен, которая подошла к столу следом за мной, будто читая мои мысли. – Это похоже уже на Божий промысел.

– Божий промысел?

Элен как бы между прочим пожала плечами.

– Назови это как хочешь. Всем известно: маленькие дети, пьяные и слабоумные имеют особенно могущественного ангела-хранителя.

Я гневно взглянул на нее. Я не выносил Эда, я не был бы в безграничном горе, даже если бы Эд умер. И все же то, как она говорила о нем, вызывало у меня ярость. А чего, собственно, я ждал от нее?

– Еще на ширину ладони вперед, и он бы превратился в шашлык, – невозмутимо продолжала она. – А так у него только тяжелое сотрясение мозга, не думаю, правда, что там было чему особо сотрясаться, да на затылке резаная рана, которая почти до кости. И куча синяков и ушибов. Но думаю, ничего серьезного. – В это мгновение мне показалось, что она говорила почти с сожалением.

– Он выживет? – спросил я. Мой голос прозвучал хрипло, но я старался убедить себя в том, что это из-за моего собственного состояния, а не из-за охватившего меня сочувствия к Эду.

Элен пожала плечами.

– Я сделала все, что смогла. Я врач, а не целитель Вуду, понимаешь?

Казалось, она испытывала потребность защищаться, потому что она с досадой показала на стул с инструментами и принадлежностями для пыток.

– С таким арсеналом многого не сделаешь. Но парень крепкий, а то я уже боялась худшего.

– Надеюсь, он выживет? – спросила Юдифь.

– Конечно, дорогуша, – сказала Элен. – Не многим на его месте так бы повезло. Я думаю… – она нахмурила лоб, как будто напряженно размышляла, – процентов семнадцать таких счастливчиков.

Несколько мгновений она ждала ответа, но напрасно, затем пожала плечами и повернулась, чтобы быстрым шагом подойти к старомодной раковине. Когда она повернула кран, раздался шум, похожий на приближающееся землетрясение, но через несколько мгновений он утих, и из крана потекла тоненькая коричневая струйка воды. Один вид этого вызвал у меня легкое чувство отвращения, но Элен невозмутимо взяла с раковины кусок мыла и начала мыть руки.

– Должно быть, он потерял много крови, – сказал я. – Ты можешь что-нибудь с этим сделать?

– Я зашила раны и, как могла, остановила кровотечение, – Элен даже не потрудилась повернуться ко мне, говоря все это. Она понюхала кончики своих пальцев, демонстративно поморщила нос и начала намыливать руки заново. Должно быть, она никак не могла избавиться от запаха дешевого одеколона. – Конечно, по-хорошему, его надо госпитализировать, но думаю, он выглядит хуже, чем есть на самом деле.

– Чего нельзя сказать о моем автомобиле, – раздался ворчливый голос. Я до сих пор даже не замечал, что Цербер – Карл, если быть точным, хотя кличка ему больше подходила, – тоже здесь. Он стоял возле двери, облокотившись о стену, со скрещенными на груди руками и выглядел очень устало и столь же раздраженно. И, пожалуй, слегка растерянно или смущенно. Мария бросила на него укоризненный взгляд, который он совершенно не намерен был принимать во внимание, он опустил руки вниз и медленно подошел к Эду, при этом он смотрел на него таким злобным взглядом, как будто собирался довершить то, что не сумела сделать крепостная решетка. – Моя тачка превратилась в груду металлолома.

– Да что вы? – ехидно заметил Стефан. – В таком случае ничего особенно не изменилось.

Цербер старательно сверлил взглядом Стефана, и мне показалось (а может, и не мне одному), что он раздумывал, глядя на широкие плечи и воинственный вид Стефана, как повести себя.

– Да, автомобиль был старым, но в полном порядке, – проворчал он. – Так что поделом ему будет, если он…

Не успел он договорить, как Стефан широко взмахнул руками и в два прыжка очутился возле него. Без малейшего труда он схватил одной рукой не такого уж тщедушного хозяина гостиницы, поднял его в воздух, словно совсем не замечая его веса, сделал несколько шагов и с такой силой шмякнул Цербера о стенку, что он только присвистнул сквозь стиснутые зубы. Элен прекратила свои попытки соскоблить кожу со своих пальцев и каким-то скучающим видом наблюдала за происходящим, а Юдифь испуганно поднесла ладонь ко рту.

– Довольно, – прошипел Стефан. Он говорил негромко, но на такой высоте звука, что выходило так, будто он кричит. – Еще одно слово о твоей проклятой тачке, и ты костей не соберешь. Понятно?

Эта вспышка злости удивила меня так же, как и остальных, но у моего испуга была еще одна причина. Я был испуган, но не тем, что только что сделал Стефан.

В тот самый момент, когда Стефан схватил Карла, я тоже подбежал, но не для того, чтобы удержать его или защитить Карла. Напротив: если бы Стефан не схватил его, то Карлом занялся бы я, и я сомневаюсь, что я ограничился бы тем, что слегка встряхнул его за грудки. Я вовсе не жестокий человек и не склонен применять физическую силу, но в этот момент самым горячим моим желанием было схватить Цербера и разбить кулаками его старую хипповскую морду. Я был явно не одинок в своих чувствах. Элен все еще смотрела со скучающим видом на Стефана и Карла и снова начала потихоньку полировать кожу на своих руках. Юдифь все еще держала руку у рта, но у меня было такое впечатление, что она ее просто позабыла там, увлекшись наблюдением за спектаклем и ожидая продолжения. И сама Мария хотя и выглядела напуганной, но при этом была как-то болезненно очарована развернувшимся перед ней зрелищем, что выглядело со стороны как-то жутковато. Что происходит? Жестокость повисла в воздухе и стала почти осязаемой. Я поймал себя на том, что я не только как зачарованный наблюдал за демонстрацией силы Стефана, но и сочувствовал ему в этом. Более того, я еле сдерживался, чтобы не вмешаться и не присоединиться к избиению Карла.

Может быть, я так бы и сделал, если бы не Мария, которая вдруг вскочила и испустила робкий, жалкий крик: «Прекратите! Да прекратите же!»

Мне даже трудно было оторвать взгляд от Стефана и беспомощно перебирающего ногами Карла, который тем временем прекратил судорожно глотать воздух. Его лицо медленно принимало синюшный оттенок.

Мария молитвенно сложила ладони возле лица и дрожала всем телом. В ее глазах застыл ужас, тот же сорт ужаса, который испытывал и я: то, что она видела перед собой, ее глубоко испугало, но еще сильнее испугало ее то, что она сама чувствовала внутри себя. Думаю, мне не померещилось выражение болезненной зачарованности в ее глазах.

Но ее слова переломили ситуацию.

В полной растерянности я осознал, что я только что думал, да, очевидно, не только я. На лице Стефана вместо жестокости и ярости проступили раскаяние и виноватость. Он медленно опустил уже готовую к удару руку, зажатую в кулак, и осторожно поставил Цербера на пол. Карл сделал глубокий судорожный вдох, опустился возле стены на колени и схватился обеими руками за горло.

Я обменялся взглядами с Юдифью и прочел в ее глазах тот же ужас, который чувствовал сам. Который мы все чувствовали. Боже мой, что же случилось со всеми нами?

В какой-то момент Стефан выглядел совершенно беспомощно, он стоял и нерешительно переминался с ноги на ногу. Затем он вдруг резко нагнулся вперед к Карлу, схватил его за руку и рывком поставил на ноги против его воли.

– Я надеюсь, мы поняли друг друга, – сказал он. Из его голоса исчезла ярость, но он звучал все еще агрессивно, однако уже совершенно по-новому. – А теперь я хочу, черт подери, знать, что вы вообще здесь делаете? Вы же говорили, что собираетесь вернуться в поселок?

Карл все еще очень тяжело дышал. Рукой он массировал горло, но в его взгляде, которым он по очереди смерил всех нас, уже не было страха, а читалось нечто вроде смущения и даже упрека. Довольно скоро он придал себе уже привычный нам вид угрюмого старца, на плечах которого лежат все тяготы мира.

– Да что вы! – подхватил он. Он старался говорить уверенным в себе тоном, но из-за дрожи в голосе он казался брюзгливым. – У меня есть обязанность следить за этим зданием. Можете быть уверены, что мне гораздо комфортнее было бы в поселке, в моей гостинице.

Он оглянулся вокруг, ища одобрения. Но так как никто не выразил желания плюхнуться перед ним на колени из горячей благодарности, он добавил с оттопыренной нижней губой:

– Вместо этого я спустился в подвал, чтобы наладить работу электрогенератора, – и вот ваша благодарность?

Я невольно ухмыльнулся. Мне весьма трудно было представить Карла в роли электрика с его обеими левыми, который пытается наладить такой сложный прибор, как электрогенератор, к тому же такой же старый, как и сам Карл.

– В подвале? – недоверчиво кивнул Стефан.

– Где же еще? Представьте себе, кому-то пришло в голову, что подвал самое подходящее место для генератора электрического тока, – саркастически ответил Карл. – Господин фон Тун попросил меня об этом, пока кто-то из вас не сломал шею в темноте на лестнице. А что вы вообще делаете здесь среди ночи, да еще с моим автомобилем?

– Мы хотели поехать в деревню, позвать на помощь, – ответил Стефан мрачно. – А вы что подумали?

Я был не единственный, кто ждал, что же Карл ответит на этот вопрос. Карл быстро взглянул на Стефана с выражением протеста и какого-то смятения, затем потоптался на месте, подошел к столу, и вдруг лицо его побледнело как мел. Очевидно, он только теперь понял, что же в действительности произошло с Эдом.

– На помощь? – растерянно пробормотал он. – Но как же так… Так, выходит, он сначала… а я думал…

Я взглянул в глаза остальных, но никто не сказал ни слова, и я понял, наконец, что случилось.

– Это не из-за Эда, – сказал я.

Карл посмотрел на меня с еще более непонимающим выражением лица.

Я обвел всех жестом руки и спросил:

– А разве вам никто ничего не сказал?

– Сказал? Чего не сказал? – переспросил Карл.

– Насчет фон Туна. Он упал.

Карл глубоко вздохнул и так резко отшатнулся от меня, как будто бы я собирался его ударить. На этот раз испуг на его лице был абсолютно неподдельным.

– Господин фон Тун? Что с ним? – хрипло переспросил он.

– Мы не знаем, – вместо меня ответила Элен. – Именно поэтому мы хотели кого-то послать за помощью.

– А что же случилось? – снова спросил Карл.

Элен пожала плечами.

– Он свалился в какую-то шахту, или в старый колодец.

– Что? – пробормотал Карл. Мне показалось, что в его взгляде промелькнуло нечто вроде недоверия.

– Одна из наших дам, – сказала Элен, презрительно махнув рукой в сторону Юдифи, – потеряла самообладание из-за нападения летучей мыши и бросилась бежать, не разбирая дороги. При этом она чуть не свалилась в какую-то шахту во дворе. Фон Тун подоспел ей на помощь и оттолкнул ее от люка, но сам не удержался и сорвался в шахту. Эд и Франк хотели поехать в Грайсфельден за помощью.

– Но здесь нет никакой колодезной шахты, – ответил Карл. Его голос прозвучал глухо, невыразительно. Карл был в полном смятении. Слова были сказаны им как будто машинально. Мне показалось, что он не понял как следует, что ему только что сообщили.

– Да, фон Тун тоже так думал, – спокойно ответила Элем. – По всей видимости, он ошибался.

– Что с ним? – наконец-то осведомился Карл. Он одарил Юдифь коротким, но почти ненавидящим взглядом, а я отыгрался на Элен, смерив ее еще более злобным взглядом.

По моему мнению, не было никакой необходимости посвящать Карла в подробности падения фон Туна. Юдифь и так достаточно упрекала себя в случившемся, хотя и она, и все мы понимали, что это был всего лишь несчастный случай, но, возможно, это доставляло Элен удовольствие – сыпать соль на раны. Я подошел к Юдифи, которая с ужасно жалким видом сидела на своем стуле, опустив голову, и положил руку ей на плечо, желая ее утешить. Она слегка вздрогнула от прикосновения, но ничего не ответила. Она даже не расцепила рук, которые были обвиты вокруг коленей, и я ощутил неприятное разочарование, хотя и абсурдное в данной ситуации. А чего, собственно, я ожидал? Что она немедленно вскочит и кинется на шею своему спасителю?

– Так господин фон Тун свалился? – еще раз переспросил Карл. Он нервно облизнул кончиком языка пересохшие губы. – Что с ним? Он жив?

– Понятия не имею, – ответил Стефан, закатив глаза. – Объясняю еще раз: я пытался спуститься в колодец, но там внизу через несколько метров начинается поворот со спуском. И непонятно, что там внизу.

– Да, но вы не можете его просто так… – Карл дико замахал руками в воздухе. – Это просто немыслимо! Я думал, что… колодец… хорошо закрыт… Как могло случиться…?

– Значит, кто-то снова открыл его, – сказал я. Я отпустил плечи Юдифи и сделал пару шагов навстречу Церберу. Нервозные искры в его глазах становились все ярче, и вдруг мне пришла в голову догадка. – Может быть, это сделал тот, кто удалил крепление крепостной решетки, которая вонзилась в нас?

– На кого вы намекаете? – спросил Карл. Он прищурился. Его взгляд стал еще нервознее, но он все же выдержал мой взгляд, хотя и с трудом.

– Ничего, – сказал я с улыбкой, стараясь говорить легкомысленным тоном, хотя у меня уже было скверно на душе. – Я просто хотел сказать, что такая солидная крепостная решетка не могла бы упасть просто случайно.

Краешком глаза я видел, как Элен быстро обернулась в мою сторону и смотрит на меня, нахмурив лоб, а на лице Стефана возникло очень задумчивое выражение.

– Да меня там вообще не было, – холодно прокомментировал Карл. – Однако внешний вид моего автомобиля показывает, что вы должны были, как безумцы, врезаться прямо в ворота.

Он сердито фыркнул, и я даже поверил в его возмущение.

– Эта крепость совершенно обветшала. Радуйтесь, что вам не свалилась на голову вся башня целиком.

– Да, пожалуй, вы правы, – ответил я и не стал дальше возражать. И не потому, что Карл переубедил меня. Как раз напротив, мне все больше нравилась моя собственная идея. Само собой, я исходил из того факта, что падение решетки произошло от удара джипом по воротам, и это происшествие чуть не погубило нас с Эдом. Но вдруг эта версия перестала быть для меня убедительной. С одной стороны, Карл прав: все это здание очень старое, ему много веков и, возможно, прошло уже много лет или даже столетий с тех пор, как эта решетка использовалась в последний раз. Механизм должен был так основательно заржаветь, что и среднее землетрясение не сдвинуло бы его с места. Получается, что кто-то постарался и ожидал того, что решетка упадет от малейшего сотрясения.

Как только я подумал об этом, тут же обнаружилась ошибка в моих умозаключениях: моя теория до сих пор была довольно стройной, но тогда злоумышленник должен был наверняка знать, когда мы покинем крепость, по какой дороге и даже то, что Эд заденет ворота. Я попытался отогнать эту мысль, но все-таки подозрение не рассеялось. Судя по всему, я был не единственный, кто мог сложить два и два, но, возможно, единственный, кто сделал над собой усилие и сделал следующий шаг.

– Кстати, а я об этом не подумал, – сказал Стефан. Он снова подошел поближе и попутно сжал кулаки. – А это интересная мысль.

Карл в достаточной степени владел собой, чтобы не начать перед ним пятиться, но он был недалек от этого.

– Что за безумие, – сказал он. – Не думаете же вы, что я…

– Что вы? – нетерпеливо вымолвил Стефан. Снова над нами нависло напряжение, да оно и не уходило, оно только спряталось на время, как паук, в паутину которого попалась слишком крупная для него жертва, которая барахтается в паутине, а паук только ждет, когда она выбьется из сил, чтобы напасть на нее.

– Прекратите это! – сказала Юдифь. – Что за чепуха! Если мы будем продолжать в таком духе, через несколько минут мы набросимся друг на друга.

Ее слова прозвучали скорее устало, нежели сердито, и я почувствовал слабый, но болезненный укол в грудь, когда она встала и взглянула на меня. Может быть, потому, что она была права. Вообще-то я был способен на то, чтобы несколькими необдуманными словами навлечь на себя большую беду, но сейчас был совершенно неподходящий момент для того, чтобы предаваться своим плохим привычкам.

Стефан с шумом выдохнул и овладел собой, но во взгляде, которым он смерил Карла, читалась скрытая угроза. Или скорее предупреждение: отложить дело – не значит отказаться от него совсем.

– Вы знаете, куда ведет эта колодезная шахта? – продолжала Юдифь, обращаясь к Карлу слегка на повышенных тонах и, пожалуй, несколько торопливо.

– Нет. Она уже давно заделана.

– Хорошо, если бы так оно и было, – вздохнула Элен.

Юдифь сердито взглянула на нее, но ничего не ответила.

– Нам нужен телефон. Наши мобильные телефоны здесь не работают, и полагаю, здесь нет обычного телефона с телефонной розеткой?

Карл отрицательно покачал головой.

– Это здание пустует уже десять лет, – сказал он. – Когда здесь еще был интернат, здесь был телефон, но теперь подключение не работает. С тех пор… – Он пожал плечами.

– А как насчет этой шахты? – спросила Элен. – Куда она ведет? Должно быть, в подвале есть вход в нее?

– Понятия не имею, – повторил Карл. Но увидев, как вновь помрачнело лицо Стефана, поспешно добавил: – Вы не представляете себе, как огромно это сооружение. Здесь много подвалов, но частично они разрушены, и до сих пор у меня не было повода рисковать своей жизнью, спускаясь туда. Я не знаю, куда ведет эта шахта. Да и не хочу знать. Если фон Тун лежит там внизу, то я могу только вызвать пожарную команду.

Его голос стал тише, и в нем послышалась какая-то угроза, и это показало мне, что этот старик для Карла значит больше, чем он пытается здесь всем нам показать.

– Если он еще жив.

– Да, пожарная команда – это хорошая мысль, – подтвердил я. – Но вот опять проблема – надо ее как-то известить. Кто-то должен отправиться в деревню, и, похоже, придется пойти пешком, ничего другого не остается.

Стефан мрачно ухмыльнулся.

– Дай-ка угадаю: похоже, ты рассчитываешь на меня, не так ли? – Он отрицательно покачал головой. – Забудь об этом. Я и сам об этом уже думал. Джип застрял в воротах как пробка в бутылочном горлышке. Там и мышь не прошмыгнет. Через крышу не пролезть, так как опущена решетка, а под днищем тоже не пролезть. Вам еще повезло, что у него есть задняя дверца, иначе бы мы вас просто не вытащили.

– Но должен же здесь где-то быть второй выход? – сказал я и вопросительно посмотрел на Карла. В моих висках началась слабая сверлящая боль. Кроме того, снова зачесалась рука. Автоматически, не глядя, я провел большим пальцем по зудящему месту.

– Нет, – сказал Карл.

– Нет? – с сомнением переспросил Стефан.

– Во всяком случае, я ничего не знаю о другом выходе, – подтвердил Карл. – Ведь здесь раньше была крепость. Поэтому нет никаких других выходов. Исходили из того, что одного вполне достаточно.

– Крепость? – выпалила Юдифь. – А фон Тун нам рассказывал, что здесь раньше был монастырь.

– Здесь нет большой разницы, – вмешалась Мария. – В средние века многие монастыри строились как крепости, чтобы они могли служить защитой от врагов. Кстати, зачастую это был лишь предлог – строили монастырь, так как не могли получить официального разрешения на крепость.