Текст книги "Владлен Бахнов"

Автор книги: Владлен Бахнов

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

С грустью следует признать, что тлетворное влияние Запада, а также Востока, Юга и Севера не прошли для вечногорцев без последствий. Напряженные и чреватые взрывом отношения сложились, например, в конторе «Вечвторсырье». Примерно три года назад бухгалтер этой конторы Сельдеев назвал своего сына в честь Президента Розалии генерала Риорита – Риоритом. А счетовод Замошкин таким же образом породнился с главой Астралии Трилопесом Сан Доминентом. Поначалу все шло хорошо. Вечногорские Риорит и Трилопес дружно орали в одних яслях, а их высокопоставленные тезки подвизались на международной арене, выступали в ООН и заключали друг с другом всевозможные пакты. Так среди прочих был заключен договор о культурно-шпионском обмене. А чтобы читателю стало ясно, насколько этот пакт являлся жизненно необходимым для этих государств, нужно сказать следующее.

В Розалии генерал Риорит слыл человеком любознательным, и ему очень хотелось знать, что же происходит у него в государстве: что там собирают, что выплавляют, из чего стреляют, во что это влетает и вообще, что почем? Но как ни старался Президент, каких отчетов ни выслушивал и каких комиссий ни создавал – ничего у него не получалось. Так он и не мог узнать толком ни что у него собирают, ни из чего стреляют, ни, особенно, что почем. Одни комиссии цифры завышали, другие – занижали, третьи вообще не называли… Уж Риорит и так, и сяк пробовал с этим бороться: он тех, кто завышал, по-всякому понижал, он тех. кто занижал, по-всякому унижал, а тех, кто не называл. тоже по-всякому обзывал. Но ничего у него не получалось. Он и вычислительную технику завозил, и ученых привозил, и ученые обещали: вот сейчас мы информацию в машину заложим, поделим, помножим, и машина все скажет. Стали цифры закладывать, а машины говорят: таких цифр не бывает и быть не может!

И тогда понял Риорит, что никто от него ничего не утаивает, никто никого не обманывает, а просто никто и сам правды не знает.

И закручинился генерал, и задумался: как же это так? Сколько чего, например, в чужой Астралин есть, он точно знает, а что у него в собственной Розалии творится – ведать не ведает. Что в чужой Астралин планируют, он точно знает, а что у него в собственной Розалии замышляют – ведать не ведает. Что в чужой Астралин собирают, он наизусть сказать может, а что у него в его Розалии выплавляют – понятия не имеет. Как же это так получается?

– А очень просто! – говорит ему самый тайный советник. – В Астралин у нас черт знает сколько своих шпионов. Вот от них мы все про Астралию и узнаем.

– А у нас, в Розалии, наших шпионов нет?

– Никак нет, господин Президент. У нас только астралийские шпионы водятся.

– Так, может, хоть они про нас чего-нибудь точно знают?

– Все знают, господин Президент, можете не сомневаться! Ловкие черти!

– А нельзя ли этих астралийских шпионов как-нибудь выловить и про нас у них все как-нибудь выведать?

– Нет, господин Президент. Выловить-то их можно, да разве они нам наши тайны выдадут? Они же как-никак патриоты!

И тут у Риорита появилась гениальная идея.

– А как ты думаешь, самый тайный советник, глава Астралин Трилопес знает, что у него в стране происходит?

И самый тайный советник, не задумываясь, сказал:

– Я так полагаю, господин Президент, что навряд ли. В общих чертах он, может, чего-нибудь случайно знает, а так, чтобы точно – откуда?

Риорит задумался:

– Значит, мы ничего не знаем о своих делах, но зато знаем все про Астралию. А Трилопес не ведает, что творится у него в Астралин, но знает все про нас. Так?

– Так точно!

– А что, если устроить обмен информацией?

Так начались тайные дипломатические переговоры между Астралией и Розалией, – что вскоре привело к подписанию уникального, первого в истории дипломатии «Договора о культурно-шпионском обмене».

Согласно этому Пакту высокие договаривающиеся стороны обязывались:

а) Под видом культурных связей ежегодно засылать друг к другу не менее тысячи хорошо обученных шпионов.

б) Каждый шпион обязан был в течение определенного периода времени собирать секретные сведения, касающиеся экономики и вооруженных сил дружеской страны.

в) По истечении установленного срока шпиона вылавливали, и он сообщал разоблачившим его органам все собранные им данные.

г) За получение особо важной секретной информации шпионы Розалии награждались астралийским орденом Черной кошки.

Сведения, собранные шпионами, отличались точностью и надежностью, что позволило и Астралин и Розалии закрыть ставшие ненужными статистические управления и узнать наконец правду о себе. Экономика этих двух государств стала теперь развиваться не по дням, а по часам. Военные силы крепли. Благосостояние улучшалось, и помогавшие друг другу страны все сильнее проникались взаимной симпатией и засылали друг к другу все больше и больше шпионов. Соседние державы, не знавшие о тайном пакте, только удивлялись, наблюдая столь быстрый и необъяснимый расцвет слаборазвитой Астралии и недоразвитой Розалии. Дело стремительно шло к заключению Пакта о вечной любви и дружбе. Уже почти все взрослое население Розалии в качестве шпионов было заслано в Астралию, и даже астралийские пенсионеры вынуждены были проводить свои лучшие пенсионные годы в Розалии. Но однажды глава Астралии Трилопес вызвал к себе начальника разведки.

– Нехорошо получается, – сказал он. – Мы засылаем в Розалию наших шпионов. Они разглашают розалийцам такие важные розалийские тайны, до которых сами розалийцы никогда не додумались бы… И что же мы с этого имеем? Бульон?

– Извините, господин Трилопес, но ведь розалийские шпионы нам тоже выдают наши самые тайные тайны. Благодаря им мы теперь все знаем о себе…

– Ну и что? Получается так, что теперь мы знаем все о себе и не знаем ничего о Розалии.

– Совершенно справедливо!

– А вот и не справедливо! Мы-то сами на себя нападать не можем, а Розалия – запросто.

– Розалия наш верный друг, господин Глава.

– Так-то оно так. Но откуда берутся враги, если не из бывших друзей? Ведь больше, начальничек мой. врагам браться неоткуда. Так что куда безопасней ничего не знать о себе, но зато знать все о своих друзьях. Понял, начальничек?

Начальник подумал и ответил:

– Никак нет!

– Эх, ты! – вздохнул Глава. – Горе мое… Значит, так: шпионов засылать в Розалию мы, как и обещали, будем.

Только информацию о Розалии пусть наши шпионы сообщают нам. А им пусть выдают чего-нибудь несущественное, ерунду какую-нибудь на постном масле! (Думают, что Глава, незнакомый с чисто русским выражением, связанным с постным маслом, распорядился выдавать друзьям ерунду на каком-нибудь другом, скажем, оливковом масле, но до нас его выражение дошло именно как ерунда на постном масле – вероятно, подсолнечном…) Ну что, начальничек, усек?

Начальник разведки усек. Но вскоре это же усекли и в Розалии. Дружеские отношения между государствами пошли на спад. Резко уменьшилось число засылаемых шпионов. Астралийские шпионы перестали пользоваться доверием в Розалии, и, наоборот, розалийские шпионы потеряли всякий авторитет в Астралии. Их даже перестали вылавливать – вот до чего дошло дело! А это очень обижало Риорита, и он приказал не обращать никакого внимания на астралийских резидентов. Пакт о культурно-шпионских связях, естественно, был расторгнут, дипломатические отношения между странами держались на волоске. Прав был Трилопес, когда говорил, что враги берутся из бывших друзей. Не было теперь у Астралии более коварного врага, чем Розалия, и никто не относился к генералу Риориту более враждебно, чем Трилопес. Они осыпали друг друга упреками, оговорами и неслыханными обвинениями.

И вся эта вражда находила болезненное отражение в конторе «Вечвторсырье». Как ни старались бухгалтер Сельдеев и счетовод Замашкин делать вид, что происходящее между Астралией и Розалией никак не сказывается на их служебных отношениях – международное положение властно вторгалось в обшарпанные стены конторы. И когда между некогда дружественными странами началась война, обстановка в комнате накалилась. Пока Розалия наступала. Сельдеев довольно потирал руки и демонстративно громко издевался над главой Астралии Трилопесом. А бедный Замашкин вынужден был это терпеть и выносить грубые шутки Сельдеева. Ведь тот, помимо всего прочего, являлся его непосредственным начальством.

Когда же наконец в Астралин закончился сезон дождей и астралийцы перешли в наступление, тут уж настал черед Замашкина. Он прикрепил над своим столом карту военных действий и ежедневно отмечал на ней флажками победоносное продвижение астралийцев, вслух комментируя бездарные действия Риориты. Бухгалтеру это надоело, и он велел карту снять, ибо она, дескать, мешает нормальной работе бухгалтерии. Замашкин не послушался. Тогда бухгалтер, придравшись к ошибке, велел очумевшему от военных побед счетоводу переделывать квартальный отчет.

Туг уж Замашкину пришлось подчиниться, но в отместку он придумал ехидную песенку о том, как один генерал войну проиграл, и стал распевать ее, аккомпанируя себе на счетах. В песенке, между прочим, слово «иностранец» бесхитростно рифмовалось с более обидным словом, и это абсолютно вывело бухгалтера из себя. Он побежал к начальнику конторы и заявил, что не может работать с Замашкиным!

Однако бухгалтер не учел одного деликатного, но решающего обстоятельства. Дело в том, что сын директора носил имя предводителя небольшой страны Тыкималии. А Тыкималия подписала договор о дружбе с Астралией, так что, хоть и косвенно, директор конторы принадлежал к другому лагерю, нежели бухгалтер Сельдеев, и последний вряд ли мог рассчитывать на его сочувствие.

– С кадрами, товарищ Сельдеев, надо уметь ладить! – жестко проговорил директор. – Вы, если я не ошибаюсь, связаны с Розалией? – Бухгалтер мрачно кивнул.

– Так вот я бы вам не советовал ставить международные дела выше служебных. В нашей конторе этого не будет!

Однако директор ошибался. Чем больше государств вмешивалось в свару между Астралией и Розалией, тем запутанней и взрывоопасней становилась обстановка в «Вечвторсырье». Контора походила на пороховой погреб Вечногорска. И даже секретарь партбюро не в силах был ничего поделать, ибо по тем же самым причинам, что и все остальные, был связан с одной из воюющих сторон.

Непроверенные сметы пылились на столах, недопечатанные страницы свешивались из кареток пишущих машинок, смолкли арифмометры, и постепенно контора прекратила работу. В «Вечвторсырье» шла хоть и бескровная, но самая настоящая война. Впервые в истории конторы баталии происходили не из-за премий и путевок, не из-за графика отпусков и служебных подсиживаний, – нет, споры носили международный характер, и вскоре в этой сваре участвовал уже весь породнившийся с королями и президентами, негусами и шейхами атолами и эмирами Вечногорск. Сюда впору было вызывать миротворческие силы ООН. Но в ООН, видимо, не знали о затянувшемся в «Вечвторсырье» конфликте.

И даже, когда война Астралии с Розалией закончилась и обе страны, окончательно разгромив друг друга, подписали мирное соглашение, – война в «Вечвторсырье» не затихала.

И тут случилось самое неприятное. Начали сказываться обратные родственные связи. Благодаря конфликтной ситуации в конторе снова стали накаляться отношения между Розалией, Астралией и их союзниками. Ни та, ни другая сторона не давали в обиду своих крестников. Дело грозило новой мировой войной.

И тогда по решению Совета Безопасности контору «Вечвторсырье» как источник повышенной опасности закрыли, а темпераментным жителям Вечногорска строго-настрого запретили заниматься какой бы то ни было международной самодеятельностью.

И постепенно страсти в Вечногорске утихли… Недавно я побывал там. Городок почти не изменился. Только на месте конторы устроили дискотеку. Там тоже иногда вспыхивают скандалы, но в международные никогда не перерастают.

Серебристо-пепельное чудо Футикова стоит на приколе, потому что пришедший в результате заговора боцманов преемник адмирала Кастракки боцман Кукараччо выплачивать государственные долги бывшего президента отказался и запчасти для машины Футикову не присылает. Однако старший плановик не унывает. В машине он держит кроликов и вскоре собирается открыть кооператив, где будет продавать кроличьи шапки и шашлыки. Это позволит ему купить новую машину. Он уже записался в очередь и надеется, что в течение следующего тысячелетия новый «Запорожец» обязательно получит…

Переделкино – Москва. 1978

СТИХИ РАЗНЫХ ЛЕТ

И мы с тобой, мой друг Поэзия,

встречаясь.

Так часто говорим о пустяках…

Мудрецы и хитрецы

 
Сто самых мудрых мудрецов.
Все обсудив со всех сторон.
Придумали в конце концов
Один незыблемый закон.
 
 
Но сто хитрейших хитрецов.
Забыв покой, еду и сон.
Придумали в конце концов.
Как им перехитрить закон.
 
 
Но сто мудрейших мудрецов.
Все обсудив со всех сторон.
Придумали в конце концов
Еще незыблемей закон.
 
 
А сто хитрейших хитрецов.
Забыв покой, еду и сон.
Придумали в конце концов.
Как вновь перехитрить закон.
 
 
Мудрят мудрее мудрецы.
Хитрят хитрее хитрецы.
Законы все мудрее и хитрей.
 
 
Но так как мы не мудрецы,
И так как мы не хитрецы.
Мы – между двух огней.
 

1964

Поп-арт

 
Из обрывков газет, из остатков реклам.
Из вчерашних плакатов, ненужных, как хлам.
Из консервых наклеек и истрепанных карт
Создается сегодня искусство поп-арт.
 
 
Из того, что повсюду мы видим и слышим.
Из обрывков речей, слов и фраз, всем известных.
Песню в стиле поп-арт мы сегодня напишем,
Песня в стиле поп-арт – современная песня.
 
 
Уходя, выключайте электроприборы.
Соблюдайте… Догнать и перегнать…
Позор поджигателям. Слава шахтерам.
Ты меня уважаешь? Мать-перемать…
 
 
Храните деньги в сберегательной кассе.
Московское время двадцать два часа.
Послушайте песенку «Мой Вася».
Да здравствует… Кто последний? Я за…
 
 
Не сорить! Не курить! Курите сигареты.
Все как один включимся в борьбу…
Ты меня уважаешь? Читайте газеты.
Слава строителям светлого бу…
 
 
Ты меня уважаешь? Я тебя уважаю.
Вход воспрещен. Вступайте в ДОСААФ!
Братский привет народам Китая…
Да здравствует… За нарушение штраф.
 

1965

Зависть

 
В мире мебельном бывает
То же, что в любом ином:
Стол обеденный мечтает
Кабинетным стать столом.
В табуретке страсть клокочет
Всем страстям людским под стать:
Табурет стать стулом хочет.
Стул мечтает креслом стать.
Кресло хочет стать диваном —
Не простым, а под сафьян.
Потому что под сафьяном
Лучше выглядит диван.
И матрас переживает:
Полон тихою мечтой.
Полосатый, он желает
Стать полуторной тахтой.
И тахта отстать не может:
Гарнитур теперь в чести,
И тахта мечтает тоже
Гарнитуром обрасти.
 
 
Так что скажем не впервые:
Комната иль кабинет —
Всюду страсти роковые,
И от них спасенья нет!
 

Самовлюбленность

 
Весь мир погружая в полуденный зной.
Светило на небе светило.
Над лесом, над лугом, над ширью степной
Пушистое облако плыло.
 
 
Оно озиралось вокруг и на юг
Едва продвигалось замедленно.
И вот, проплывая над озером, вдруг
Свое отраженье заметило.
 
 
А нужно признаться нам прежде всего:
До этого случая облако
Не видело в зеркале вод своего
Довольно приятного облика.
 
 
И надо ж случиться подобной беде,
И в холод, и в жар его бросило:
Впервые увидев свой облик в воде.
Влюбилось вдруг облако в озеро!
 
 
Влюбилось! Пускай хоть на час, хоть на миг…
И ты мне, читатель, позволишь
Отметить, что часто мы любим в других
Свое отраженье всего лишь!
 

Одиночество

 
Здесь один петух на всю деревню.
Но доверить можно старику:
Как велит обычай стародревний,
Каждый день в одно и то же время
Он кричит свое «Кукареку!»,
Одиноко бедному поется.
Но он верит, голося во тьму.
Что когда-нибудь, да отзовется
Дальний брат по разуму ему.
Раздается хриплый клич старинный
Памятью почти былых времен…
 
 
И однажды вызов петушиный
Записал я на магнитофон.
И едва закукарекал Петя,
Паузу едва лишь сделал он, —
Я включил ту запись на кассете,
И в ответ запел магнитофон.
Что тут стало с птицей вдохновенной!
Заорал петух что было сил.
Чтобы где-то на краю Вселенной
Тот, другой, опять заголосил.
Разгоняет ночь одна лишь спичка.
Мрак отходит, огоньком гоним…
 
 
Долго, долго длилась перекличка
Петуха с кассетником моим.
Но теперь уж точно знает петел:
Есть он, есть живой собрат его.
Пусть он даже на другой планете —
Можно докричаться до него!
 

Фантастическая история

 
Начинается эта история
На Лиловой планете, которая
От Земли на таком отдалении,
Что ее не видать, к сожалению.
И лететь до нее, отдаленной.
Через весь через белый свет
Два миллиарда
Шестьсот миллионов
Восемьсот сорок восемь лет.
 
 
Под влиянием радиации
Пили там все народы и нации,
И, как дети цветными открытками.
Увлекались спиртными напитками.
Эти инопланетные гаврики
Для начала пропили все фабрики.
А потом, хоть хмельные, но шустрые.
Добрались до тяжелой индустрии.
И промышленность
Сталелитейную
Отнесли в заведенья питейные.
 
 
После в дело пошла территория:
Горы, долы, поля, плоскогория,
И леса, и моря с океанами
Были пропиты все окаянными!
 
 
Вдруг нелепые слухи полезли.
Дескать, звезды куда-то исчезли.
Поглядели:
Вверху ни звезды нет.
Только бездна беззвездная стынет.
– Эх, – сказали. – какая-то бестия
На бутылку сменяла созвездия!
Но поступку дивясь безобразному.
Не отчаялись братья по разуму
И решили: а ну ее к бесу!
И пропили беззвездную бездну.
Туг осталась одна пустота лишь,
И ее пропивать тоже стали.
 
 
Но возникшая в космосе где-то.
Вдалеке появилась комета.
Направляясь в просторы иные,
Пронеслась она по небосводу,
И лучами
Напитки спиртные
Превратила
В обычную воду.
Ах, планета! Как грустно, как скверно там:
Нет нигде ни портвейна, ни вермута.
Лишь боржом да нарзан… Деградация…
Загибается
Цивилизация.
Население все перестало пить,
И теперь нету жизни там, стало быть!
Опустела планета Лиловая,
А ведь как процветала, бедовая!
 
 
Так окончилась эта история.
Невозможная даже в теории,
Но имевшая место на практике
В той, весьма отдаленной, галактике.
А лететь до нее, отдаленной.
Через весь через белый свет
Два миллиарда
Шестьсот миллионов
Восемьсот сорок восемь лет.
 

1973

Враг

 
В порядке полной гласности
Сказать должны мы так:
Отечество в опасности.
Нам срочно нужен враг!
 
 
Нам нужен враг надежный.
Коварный злобный враг
Поскольку невозможно
Нам без него никак,
 
 
Мы б на него надеялись —
Ведь враг наш не дурак,
И что б у нас ни делалось.
За все в ответе враг.
 
 
Ах, на душе погано.
И жизнь не дорога.
Ну где найти врага нам.
Надежного врага?
 
 
Погибнет наше царство
Без недругов лихих.
Без ихнего коварства
И провокаций их.
 
 
Да, без врагов паршиво.
Без ихней суеты,
Их пропаганды лживой
И злобной клеветы!
 

1975

Опыт предков

 
Как говорится в манускриптах.
Как Ветхий говорит Завет —
Шли иудеи из Египта
В свой край родимый сорок лет.
 
 
Но все теперь идет быстрее,
И из Израильской земли
Опять в Египет иудеи
Лишь за четыре дня пришли.
 
 
Но вновь припомнив манускрипты,
И опыт предков, и Завет,
Евреи будут из Египта
Идти, как прежде, сорок лет.
 

1967

Счастливый случай

 
При королевском дворе в Кандалузии
Жил мудрый цензор, и блюл он контекст.
В одах хвалебных он видел аллюзии,
А в дифирамбах опасный подтекст.
 
 
– Где тут аллюзия? Вот и аллюзия.
– Где тут подтекст? Вот он, подтекст.
И обнаружив подтекст и аллюзию.
Цензор накладывал резолюцию:
«Запретить.
Это в печать нельзя пропустить».
 
 
«К чертям царя-тирана!» —
Читает цензор вдруг.
И отразился странный
В глазах его испуг:
 
 
– Где аллегория? Нет аллегории!
Где тут намек? Не виден намек!
Вот приключилась какая история —
Цензор «добро» дал и занемог.
 
 
Так без намеков и аллегории
Бедного цензора объегорили!
 

1971

Читателям

 
Читатели журналов и газет.
Кто в слове «да» читает слово «нет»,
А в слове «нет» читает слово «да»
И попадает в точку иногда.
 
 
Читатели журналов и газет.
Вам в щелях между строчек виден свет…
Как не сошли с ума вы, как не спятили,
Великие, отважные читатели?!
 
 
Что такое полуправда?
– Это значит – полуложь.
И пока тут разберешь.
Где та часть, в которой – правда.
 Где та часть, в которой – ложь.
 

1977

Про девочку Алену

 
Переполнены тревогою газеты.
Потому что человек попал в беду.
Потому что в Заполярье дальнем где-то
Стонет девочка Аленушка в бреду.
И врачи попасть к Аленушке не могут:
Снегопады перекрыли все пути.
Вездеходы отправляются в дорогу.
Но к поселку не проехать, не пройти.
И страна следит тревожно и бессонно:
Неужели не успеют, не спасут?
 
 
А столыпинские красные вагоны
На Восток, не торопясь, свой груз везут…
 
 
Самолеты посылают за Аленой,
Но метель метет, и в небе нет дорог
 
 
Эшелоны, эшелоны, эшелоны
На Восток идут,
Все время на Восток.
 
 
С нетерпеньем мы бросаемся к газетам
И читаем, что прославленный пилот
Посадил свой самолет в поселке этом,
На три точки посадил свой самолет!
И летит в больницу девочка Алена.
Для ее спасенья дорог каждый час!
 
 
Эшелоны, эшелоны, эшелоны
Незаметные проходят мимо нас…
 
 
По приказу Наркомздрава из столицы
Знаменитый доктор вылетел в ту ночь.
Направляясь в заполярную больницу.
Чтобы девочке Аленушке помочь.
И несут ей телеграмммы почтальоны,
И по радио стихи о ней звучат.
Заглушая близкий грохот эшелонов, —
Мы не слышим, как колеса их стучат…
И узнав, что будет жить Алена,
Улыбнулся самый лучший друг детей
И подумал: «Слишком мало эшелонов
При таком большом количестве людей».
 

1974