Текст книги "Владлен Бахнов"

Автор книги: Владлен Бахнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 40 страниц)

А ЗА СЦЕНОЙ НЕСЛЫШНО ПЕЛ
НЕВИДИМЫЙ ХОР…

1

Я – литератор, если хотите – писатель. Счелкунов Евгений Антонович. Я автор таких довольно известных книг. как… Но если вы их случайно и не читали, то вам несомненно знакомы мои многочисленные статьи и выступления в защиту аквариумных рыб и растений, этих замечательных представителей комнатной фауны и флоры. Видите ли, я глубоко убежден, что только нежелание серьезно задуматься, только отсутствие гибкости и наличие косности мешают нам по-настоящему осознать, как важен и современен вопрос разведения аквариумных рыбок именно сегодня. Сегодня, когда такими небывалыми темпами ведется жилищное строительство, когда ежедневно вступают в строй новые дома, и там, где еще вчера были глухие окраины с покосившимися избушками, теперь встают могучие корпуса жилмассивов. Теперь, когда ежедневно десятки и сотни тысяч счастливых новоселов въезжают в светлые квартиры, – теперь вопрос разведения комнатных рыб приобретает, если хотите, общегосударственное значение. Я писал об этом и в таких серьезных газетах, как, например. Ив таких серьезных журналах, как… Я неоднократно говорил об этом по радио и имел честь выступать содокладчиком на международном симпозиуме домашних рыбоводов в Улан-Баторе. Я трижды избирался вице-президентом европейской ассоциации аквариумистов и дважды присутствовал в качестве наблюдателя на совещаниях панамериканского общества по охране комнатных рыб.

Во всем мире ширится движение за разведение. И от этого нельзя отмахнуться! Интерес к новым видам аквариумных рыб несомненно растет. Достаточно сказать, что только в результате моего последнего выступления по интервидению я получил со всех концов нашей необъятной родины более ста трех писем. Пишут врачи и кинолюбители, мастера кожаной перчатки и жители Дальнего Севера, представители интеллигенции и читатели журнала «Огонек». Все это является ярким свидетельством!

Я получаю множество приглашений. Мои беседы о комнатных рыбах хотят послушать школьники и старожилы, труженики сельского хозяйства и любители шахмат, пограничники и поклонники джазовой музыки. И я, как член «Общества сеятелей разумного, доброго, вечного», охотно выступаю перед благодарными слушателями. Только по самым приблизительным подсчетам мною прочитано уже более трех тысяч трехсот двух лекций. Это замечательно, товарищи!

Но если вначале я читал свои лекции по бумажке, то после первых ста выступлений я уже знал весь текст наизусть и говорил, даже не заглядывая в шпаргалку. Более того. После пятисотой лекции я с интересом обнаружил, что во время своих выступлений я могу думать о совершенно посторонних вещах, не сбиваясь и не пропуская ни одного слова из семи тысяч четырехсот двадцати пяти слов моей беседы о домашнем рыбоводстве. Никто, кроме меня, разумеется, не догадывался об этой феноменальной особенности. А я продолжал шлифовать и оттачивать свое мастерство. И в результате достиг такого совершенства, что, едва произнеся вступительные слова («Дорогие товарищи, вопрос об охране комнатных рыб возник не сегодня. Еще в Древнем Египте…»), я отключался и думал о чем-нибудь нерыбном до того момента, как мой голос восклицал: «И я уверен, товарищи, что каждый из нас внесет посильный вклад в это благородное дело. Благодарю за внимание!» Тут я включался, кланялся на аплодисменты и начинал отвечать на различные вопросы.

А как-то раз. читая доклад, я вдруг почувствовал, что внутренне спорю с самим собой и в глубине души мысленно не оставляю камня на камне от своих рыбных убеждений. И хоть голос мой, слава богу, продолжал звучать так же взволнованно и убежденно, что-то внутри меня повторяло: «Рыбочки, рыбешки, маленькие крошки, до чего же вы мне надоели!» И это в то время, как!..

О. этот безмолвный ехидный голосок! С каждым моим выступлением он становился все наглей и насмешливей! Я не знаю, что это было. Нервы или переутомление после поездки на афро-азиатский конгресс аквариумистов… Но дошло до того, что однажды во время моего выступления внутренний голос победил меня, я вдруг прервал свою лекцию и, никому ничего не объясняя, спрыгнул со сцены и пошел к выходу!

2

…Счелкунов спрыгнул со сцены и пошел к выходу. Слушатели недовольно зашикали на него, потому что как раз в эту минуту лектор на трибуне зачитывал крайне интересные цифры, свидетельствующие о неуклонном росте производства малогабаритных аквариумов.

А Счелкунов, покидая зал, оглянулся, и его даже не очень удивило, что стоявшим сейчас на трибуне лектором был тоже он – Счелкунов. Просто Евгений Антонович Счелкунов как бы раздвоился. Рассчитался на первый-второй. И пока Первый привычно читал лекцию. Второй вышел из клуба и, облегченно вздохнув, пошел по весенней улице. Свобода, наконец-то свобода! Наконец-то он поступил так, как велел ему внутренний голос!

Первый уже закончил лекцию и отвечал на вопросы…

А Второй, беззаботно напевая какой-то мотивчик, остановился у просторной витрины и не без интереса стал рассматривать отражавшихся в зеркальных стеклах витрины торопливых москвичек.

Первый взглянул на часы и, ахнув, заспешил на заседание секции рыболюбов, где вот-вот должен был начаться доклад профессора Астраханского…

А Второй вошел в кафе «Романтика» и, усевшись за угловым столиком, попросил коньяку…

Первый с неослабевающим интересом слушал сообщение известного любителя-рыбознатца профессора Астраханского о перспективах культурного обмена комнатными рыбками передовыми аквариумистами Чили…

А Второй отхлебнул коньяк и увидел, что к его столику приближается известный рыбознатец профессор Астраханский. Счелкунов инстинктивно попытался спрятаться за газету: ведь сейчас ему полагалось находиться не в кафе. а на докладе профессора. Но Астраханский, как-то странно улыбаясь, сел рядом и сказал:

– Ну вот и вы. Здравствуйте. Очень, очень приятно!

– Понимаете, – хотел было извиниться Счелкунов, – я совершенно забыл…

– Ах, оставьте, оставьте! – похлопал его по плечу Астраханский. – Ничего вы не забыли, просто вы – Второй. Так ведь? И я Второй. А Первый мой делает сейчас доклад, и ваш Первый моего Первого слушает.

И. представив себе эту хорошо знакомую картину, они весело расхохотались.

– Вы, я вижу, совсем новичок! – смеялся, поглаживая могучую лысину, профессор. – Вы только сегодня на первый-второй рассчитались. А я уж не помню, когда был не таким, как теперь… Однако попрошу вас за наш стол. Не смущайтесь, там все свои – вторые.

И Астраханский подвел его к большому столу, за которым сидели давно известные Счелкунову по рыбной комиссии лица… За столом, хранившим многочисленные следы бесшабашного мужского междусобойчика, были и знаменитый автор народных поговорок Лошаков, и тихий, робкий укротитель тигров Будимир Кошкин, и хорошо воспитанный диктор телевидения, так неподражаемо читающий сводки погоды, – Баритонов, и другие рыбные активисты.

– Прошу любить и жаловать – Счелкунов-Второй! – представил его Астраханский, и рыболюбы приветственно зашумели, загомонили, задвигали стульями и потребовали. чтобы вновь прибывший немедленно выпил штрафной, что С чел ку нов и проделал.

Счелкунов никогда не подозревал, что его коллеги по борьбе за внедрение комнатного рыбоводства такие веселые люди. Ах, как они веселились! Как тонко и метко, с какой иронией рассуждали они о своем рыбном комитете и международных рыбоконгрессах, о европейских посиделках и панамериканских сабантуях.

А потом ехидный старичок Лошаков (Второй знатного фольклориста и неутомимого пропагандиста шарообразных аквариумов) показал, как его Первый вынашивает в тиши кабинета новейшие народные поговорки типа: «комбайн что трактор – положительный фактор» или «нет механизации без электрификации». И все так смеялись, что заказали еще по порции цыпленка табака.

А потом и сам Счелкунов, расхрабрившись, пересказал новый роман своего Первого «Великий нерест». И это было гак смешно, что пришлось взять еще пару бутылок болгарского коньяка «Плиска».

– Я предлагаю. – четко, с профессиональной торжественностью произнес диктор телевидения Баритонов, – к предлагаю выпить за наших кормильцев и поильцев – первых!

И все выпили. А Счелкунов. счастливо улыбаясь, думал: «О господи, до чего же мне хорошо с ними! Какие мы умные! Какие мы остроумные! Как мы все понимаем!»

Из кафе вышли поздно. И. не желая расставаться, вместе пошли вниз по улице, все еще хохоча и щедро сыпя остротами на уровне мирового стандарта.

3

…День у меня сегодня был трудный: с утра – работа над романом, затем лекция, затем заседание рыбного комитета… Доклад профессора Астраханского был, разумеется, интересным, но несколько затянутым. Однако после заседания мы, возвращаясь домой, еще долго говорили с профессором о преимуществе прямоугольных аквариумов по сравнению с шаровидными. А на противоположной стороне улицы параллельно нам двигалась какая-то подозрительная шумная компания и все время совершенно по-идиотски гоготала.

Я часто думаю: когда, когда же. наконец, мы научимся прилично вести себя на улице?!

МАВР

Виктор Микрофанов чувствовал себя самым счастливым человеком, когда ему удавалось узнать какую-нибудь новость хотя бы на полчаса раньше, чем эту новость узнавали другие.

И если бы его спросили, каким он хочет быть: талантливым, красивым, удачливым, – он бы не задумываясь ответил: «Информированным».

И в тот день, когда инженер-экономист Микрофанов стал обладателем уникальных часов, принесших ему большую популярность и еще большие неприятности, – в тот день никто не предполагал, что все кончится приказом за номером 2508/70…

Виктор сидел за своим рабочим столом и никак не мог наглядеться на свои новые часы. А часы и вправду были очень красивыми и кроме времени точно показывали день, число, месяц, погоду и сколько дней осталось до зарплаты. И уже в сотый раз за утро Микрофанов отворачивал рукав пиджака и, взглянув на циферблат, убеждался, что сегодня среда, 15 июля, сейчас 10 часов 12 минут, погода ясная, а до зарплаты далеко.

Что говорить, часы были замечательные, и купил он их вчера в комиссионном магазине буквально задаром. Продавец, объяснил, что часы оценены так дешево только потому, что они выпущены никому не известной фирмой «Мавр». А если бы на их циферблате было написано не «Мавр», а «Омега» или «Третий часовой завод имени Павла Буре», то стоили бы они значительно дороже. И так как Микрофанов принадлежал к той категории людей, которые покупают не то, что им действительно нужно, а то, что дешево стоит, – он, не раздумывая, заплатил 10 рублей и иступил во владение часами неизвестной фирмы «Мавр».

И теперь он то и дело подносил часы к уху и с удовольствием слушал чистое, частое тиканье.

«Хороши маврики, – думал он, – хороши! А любопытно. в какое время меняется на циферблате название дня? Наверное, ровно в 12 ночи. Не скоро. А что. если это проверить сейчас?»

И, сняв часы, Виктор стал медленно переводить стрелки вперед.

И действительно, ровно в 12 часы стали показывать, что сегодня уже 16 июня, четверг, до зарплаты по-прежнему далеко, а погода… в том окошечке на циферблате, где прежде было слово «ясно», теперь появилось слово «дождь». Инженер-экономист удивился: почему именно дождь? Откуда часы могли знать, какая погода будет в ночь со среды на четверг?

Но тут Микрофанов случайно взглянул в окно и от неожиданности так вздрогнул, что чуть не выронил свои удивительные часы. За окном, где еще три минуты назад светило солнце, теперь стояла ночь, и проливной дождь шумно барабанил по стеклу. В комнате, в которой только что скрежетали арифмометры, трещала пишущая машинки и громко переговаривались сослуживцы, теперь было пусто и большие часы на стене показывали ноль часов пить минут, то есть точно то время, какое сейчас было на часах Микрофанова.

Виктор неизвестно зачем передвинул стрелки «Мавров» еще на полчаса вперед, и стенные часы тоже стали показывать тридцать пять минут первого.

Тогда Микрофанов начал торопливо крутить стрелки своих часов в обратном направлении, и сразу исчез, не оставив никаких следов, дождь, ночь сменил вечер, на смену которому тут же пришел день, и засияло стремительно взошедшее с запада солнце.

Сослуживцы, наяривая на арифмометрах, сидели за своими столами, часы фирмы «Мавр» утверждали, что сегодня опять среда, 15 июня, а приятель Виктора – Борис Фрявольский сообщил: «Тут, когда ты выходил, тебе звонила особа противоположного пола».

Все снова было будничным и обычным.

Но не зря Микрофанов во всех анкетах в графе «образование» со сдержанной гордостью писал: «Высшее». Он действительно был образованным человеком и поэтому сразу понял, что судьба через посредство комиссионного магазина вручила ему необычнейший аппарат, в существование которого он раньше ни за что не поверил бы.

Слово «Мавр» означало не фирму, а название аппарата: «Машина времени». Машина времени – вот чем обладал теперь инженер-экономист Виктор Микрофанов. Конечно, машина времени имела весьма ограниченный радиус действия, а именно плюс-минус сутки. Но ведь он заплатил за нее всего 10 рублей. И смешно было бы требовать, чтобы тебя за десятку перенесли прямо в светлое будущее или, наоборот, в мрачное средневековье. А возможность заглянуть в завтрашний день – это тоже кой-чего стоит.

И Виктор, бережно храня свою тайну, стал творить маленькие чудеса.

Представьте себе: футбольный матч. Болельщики напряженно следят за упорной схваткой любимых команд, какого-нибудь прославленного «Нефтяника» с достославным «Пахтакором». Идет десятая минута игры, а счет по-прежнему ноль-ноль. И вот тут появляется Микрофанов и, бросив на поле рассеянный взгляд, громко говорит:

– Все ясно, три-два.

– В каком смысле три-два? – интересуются болельщики.

– Три-два, таков будет итог этого матча.

– В чью пользу?

– Выиграет «Пахтакор». Первый мяч забьет Мамякин с подачи Бабакина. Первый тайм закончится со счетом один-один. А Бузуева удалят с поля за грубость. Кто сомневается – могу держать пари на бутылку коньяка.

Желающие держать пари всегда находились (ведь никто не мог предположить, что Микрофанов еще вчера прослушал по радио репортаж о сегодняшнем матче), и с футбола владелец машины времени стал возвращаться в таком виде, что о случаях злоупотребления алкогольными напитками начали поговаривать даже у Микрофанова на работе.

А еще любил Виктор в кругу своих коллег этак небрежно заметить:

– А в Центральной Америке опять неспокойно. Боюсь, что еще сегодня Гондурас и Никарагуа обменяются нотами по поводу нарушения первым границ последнего…

И каково бывало удивление его собеседников, когда назавтра они узнавали, что Гондурас и Никарагуа действительно обменялись и действительно по поводу, указанному Микрофановым.

– А как ты это угадываешь? – спрашивали потрясенные коллеги.

– Я не угадываю, а предвижу, – уточнял инженер-экономист.

– Ну, хорошо – предвидишь. Но как, каким образом?

– Очень просто. Я сопоставляю отдельные факты и прихожу к определенным выводам. Диалектика! – скромно и невразумительно отвечал Микрофанов.

Когда же он сумел предсказать падение акций на нью-йоркской бирже, небывалые морозы в Африке и провал очередного заморского вояжа мистера Роджерса, – слава о Микрофанове перешагнула границы Ведомства. И дело дошло до того, что общественный совет жильцов дома, в котором проживал Микрофанов, поручил ему руководить кружком юных международников. Виктор попытался было не оправдать оказанного ему доверия и отказаться от руководства кружком, но общественники настояли на своим: умеешь предвидеть – умей руководить.

А случались и курьезы.

Однажды Микрофанов не заметил, как то колесико, которым переводят стрелки часов, нечаянно зацепившись за рукав, само начало вращаться, и Виктор, ничего не подозревая, очутился во вчерашнем дне. Он вторично проделал работу, выполненную им вчера, второй раз имел неприятный разговор с шефом за повторно допущенные в этой работе ошибки и подумал, что происходит что-то странное, только тогда, когда вторично отдал долг Борису Фря-вольскому.

Роль информированного человека, человека, который всегда в курсе, была по душе самолюбивому инженеру-экономисту. И он позволял себе даже в рабочее время на минутку забегать в завтра. Там он прочитывал вывешенные на доске объявлений новые приказы и быстренько возвращался в сегодня, чтобы сделать два-три предсказания. А поскольку в бурную эпоху реорганизаций и перестановок всегда имелись поводы для самых сенсационных предсказаний, то вокруг Микрофанова не смолкали ахи и охи потрясенных слушателей.

Но ведь в своем учреждении пророки не очень-то нужны. И поэтому директор учреждения Иван Петрович Сидоров стал не то чтобы косо, но как-то и не слишком влюбленно поглядывать на инженера-экономиста. Правда, будучи справедливым и добрым человеком. Иван Петрович не сделал бы Микрофанову ничего плохого, если бы тот буквально силой не заставил его, Сидорова, причинить ему. Микрофанову, неприятности.

Дело в том, что избалованному славой инженеру-экономисту стало казаться, будто он может не только предсказывать события, но даже как-то влиять на них. И тут он жестоко заблуждался. И в самом скором времени ему пришлось в этом убедиться.

В один прекрасный день он вышел в коридор, привычно перешел из четверга в пятницу и поспешил к доске объявлений. То, что он увидел, его потрясло и возмутило. Новый, еще тепленький приказ директора возвещал о том, что инженер-экономист Микрофанов В. С. за недостойное поведение и появление на работе в нетрезвом виде подлежит немедленному увольнению и дело о нем передается в товарищеский суд.

Микрофанов не поверил своим глазам, однако приказ, под которым стояло обидное слово «верно» и подпись секретарши, висел на доске объявлений и был реальной действительностью.

И самым несправедливым было то, что Микрофанов ни разу не являлся на работу в нетрезвом виде и не позволял себе ничего такого, что можно было бы назвать недостойным поведением. Весь приказ был наглой ложью зарвавшегося самодура.

– Это зависть! – решил возмущенный Микрофанов. – Сидоров завидует моему авторитету и хочет учинить надо мной расправу. Но я не допущу этого. Хорошо, что я заранее узнал о приказе. Теперь я знаю, что мне надо делать!

С этими словами он немедленно вернулся из пятницы в четверг, ворвался к директору и поднял скандал.

Ни о чем не подозревавший Иван Петрович никак не мог понять, чего от него хочет этот инженер-экономист и о каком приказе он так надсадно кричит.

Он пробовал его успокоить, но Микрофанов, обозвав Сидорова притворщиком, интриганом, самодуром и лжецом, стал надрываться с удвоенной силой.

В порыве праведного возмущения Микрофанов упустил из виду, что директор совершенно ничего не знает о своем завтрашнем приказе, и любую попытку директора успокоить его воспринимал как жалкое притворство и распалялся еще сильней.

А столпившиеся перед кабинетом работники учреждения не находили объяснения происходящему и выдвигали всевозможные гипотезы. Выдвигали они их до тех пор, пока главный бухгалтер (который отличался странной памятью, фиксирующей лишь то, что другие хотели бы забыть) не припомнил разговоры о послефутбольных возлияниях Микрофанова.

– Вот она – молодежь! – сказал главный бухгалтер. – И когда только они закусывать научатся как следует!

А конфликт в кабинете приобретал все более острый характер. Микрофанов резко требовал, чтобы Сидоров отменил свой приказ, а Сидоров при всем желании не мог отменить то. чего еще не было… Потеряв терпение. Иван Петрович тоже стал кричать и, убедившись, что Микрофанова все равно не перекричишь, потребовал, чтобы дебошира убрали вон из кабинета.

Однако Микрофанов занял круговую оборону и поклялся сопротивляться до конца.

Тогда Иван Петрович Сидоров сам ушел из кабинета. А на следующий день появился тот самый приказ за № 2508/70, с упоминания о котором мы и начали этот рассказ.

Правда, вскоре коллектив взял Микрофанова на поруки, а часы его испортились и никто не смог их починить. Да этого и следовало ждать, потому что хороших часов за 10 рублей не купишь – чудес на свете не бывает!

ЧУДЕСА В РЕШЕТИЛОВКЕ

Очень странно начинать рассказ с откровенного признания в том, что название рассказа следовало бы изменить. Но в этой необычной истории встретится столько странного, что будет ли здесь одной странностью больше или меньше – никакой роли не играет.

А в названии меня лично смущает слово «чудеса». Во-первых, оно, это слово, открывает лазейку для всякого рода лженаучных измышлений, квазинаучных гипотез и антинаучной мистики. А во-вторых, как мы знаем, никаких чудес не бывает, а бывают загадочные явления, которые рано или поздно получают исчерпывающее научное объяснение. И мы сами потом – через год или через тысячу лет – удивляемся, как можно было такое простое явление принимать за чудо.

Так вот, в Решетиловке произошел необычный, загадочный случай, который другие окрестили бы чудом, а мы попросту назовем феноменальным явлением.

Наивно полагать, будто феноменальные явления случаются только в крупнейших городах мира или столицах союзных и автономных республик. Например, Решетиловка не была даже районным центром. Вернее, во времена одной из административных реконструкций Решетиловка считалась райцентром. Но это продолжалось всего три недели, и едва успели там превратить сельсовет в райсовет и поменять все вывески, как снова слили несколько районов в один. Решетиловка опять стала рядовым селом, и о ее кратковременном возвышении никто не вспоминал.

И вот в этом рядовом селе подряд случилось два феноменальных явления, одно феноменальнее другого.

Первое заключалось в следующем: двадцатипятилетний зоотехник Владимир Вишняков обнаружил у себя странную способность видеть с закрытыми глазами. Заметил он это седьмого мая, как раз в День радио. Накануне ночью разыгралась первая весенняя гроза. Казалось, она собиралась с силами всю зиму… Беспрерывно вспыхивали молнии, и над самой крышей гремел гром. Он взрывался с такой силой, что зоотехник проснулся и, чтобы заглушить раскаты грома, сунул голову под подушку, как привык делать в шумном студенческом общежитии…

И тут произошло первое чу… простите, феноменальное явление. Владимир внезапно обнаружил, что сквозь опущенные веки и толстую пуховую подушку он видит не только яркие мгновенные разветвления молний, но и крестовину окна и стоящие на подоконнике цветы. Вишняков даже не успел удивиться. Он только подумал, что это ему снится. И уснул.

А утром, едва проснувшись, он увидел промытый грозою светлый клочок неба, белые ветки черемухи за окном, воробьев, прыгающих по веткам… И тут же с изумлением убедился, что видит все это сквозь подушку. Зоотехник вскочил с кровати и завязал глаза полотенцем. Результат был тот же: он все видел.

Тогда поверх одного полотенца он намотал второе, да еще приложил к нему подушку. Ничего не помогало! Он видел.

Нет, Володя не испугался. Еще в техникуме ему приходилось читать, как у некоторых людей неожиданно проявлялись какие-то невероятные способности. Одни каким-то Образом начинали перемножать и делить в уме десятизначные числа. Другие в виде наследственности получали от прапрадеда по материнской линии знание никому не известного языка. Третьи, как Роза Кулешова из Свердловска, умели, закрыв глаза и прикасаясь к предмету, определять его цвет.

Так что Володя не столько испугался, сколько поразил ся тому, что подобное феноменальное явление произошло именно с ним. С обычным человеком, у которого самым удивительным событием в жизни был выигрыш по билету денежно-вещевой лотереи швейной машины «Тула». Произведя над собой еще несколько несложных опытов, Вишняков побежал в амбулаторию.

Молодой врач Нина Львовна внимательно выслушала пациента и сказала:

– Володька, кончай этот дурацкий розыгрыш, меня больные ждут.

Но зоотехнику, который вообще-то и вправду имел склонность к розыгрышам, сейчас было не до шуток.

– Какой розыгрыш? – закричал обиженный феномен. – Ты сначала проверь, а потом говори. Ну, проверяй! – И начались знаменитые опыты, которые вечером продолжались в районной больнице, а назавтра были перенесены в облздрав.

Да, Владимир Вишняков, в дальнейшем именуемый пациентом, феноменом и знаменитым Вишняковым, видел с закрытыми, завязанными и забинтованными глазами.

Видел сквозь очки, в которые вместо стекол были вставлены стальные, медные, серебряные или свинцовые пластины.

Видел в освещенном помещении, в затемненном и просто темном.

Видел даже в несгораемом шкафу, куда согласился залезть и где был наглухо закрыт во имя науки.

Специалисты осторожно высказали смелое предположение, что их пациент, подобно Розе Кулешовой, видит кончиками пальцев.

И уже на второй день корреспондент областной газеты написал об этом сенсационную заметку «По почину Розы Кулешовой». Но редактор правильно возразил, что загадочные способности никак не могут являться почином, и. назвав заметку о Вишнякове «Удивительно, но факт», напечатал ее на всякий случай в самом безответственном отделе «В часы досуга».

Новость о феномене из Решетиловки облетела всю страну. Вишняковым заинтересовались крупнейшие ученые всего мира, а Оксфордский университет пригласил его выступить с лекцией.

И тут случилось второе феноменальное явление, поразившее ученых еще сильнее, чем первое.

Трудно сказать, что этому второму явлению предшествовало. или, вернее, что послужило его причиной. То ли невероятной силы гроза, снова разразившаяся над Решетиловкой. То ли серьезный разговор, который Вишняков имел в райсовете… Он, как зоотехник, требовал у зампреда Пуговкина стройматериалы для новых телятников, а Пуговкин отвечал, что стройматериалов нет. Вишняков настаивал, а Пуговкин, не привыкший, чтобы с ним так разговаривали, намекал на каких-то зазнавшихся феноменов… Потом зампред стукнул кулаком по столу и заявил, что Вишняков зарвался и вообще ничего у него не получит… А Вишняков тоже стукнул по тому же столу и сказал: «Посмотрим!»

Возможно, феномен во время этого разговора погорячился… Возможно, сказалось общее переутомление от бесконечных опытов и славы…

Во всяком случае, когда Вишнякова опять привезли в областной центр и попросили продемонстрировать свой загадочный талант перед врачами-окулистами, оказалось, что его поразительные способности исчезли и демонстрировать, в сущности, нечего…

Бывший феномен краснел, бледнел, старался взять себя в руки… Но увы… Окулисты были разочарованы. И только один из них криво усмехнулся и покачал головой:

– Боже мой, и когда мы перестанем верить в чудеса!

Ему, этому скептику, было даже приятно, что опыт не удался. Ведь любое из ряда вон выходящее явление делает обжитый и привычный мир таким неуютным, ненадежным. И потом, если все научатся видеть пальцами, что же тогда окулистам прикажете делать? На дантистов переучиваться?

Но радость этого унылого скептика длилась недолго. Едва обесславленный Вишняков возвратился в свою Решетиловку, как все его феноменальные способности воскресли и стали проявляться с удвоенной силой.

Оказалось, например, что он может, завязав глаза и не прикасаясь пальцами к бумаге, а только водя ими над страницей, читать газету. Медленно, по складам, но читает.

Снова доставили его в область. И снова – полный провал.

Вот тут-то и выяснилось самое невероятное в этой невероятной истории. Читайте внимательно! Выяснилось, что с недавних пор труднообъяснимые способности Вишнякова могут проявляться только на территории его родной Решетиловки, что было уж совсем необъяснимо!

И этот новый, так называемый географический феномен совершенно потряс передовых ученых на пяти континентах. И со всего мира психиатры, невропатологи, врачи-окулисты, парапсихологи, специалисты по проведению телепатических опытов и специалисты по их разоблачению, йоги и просто любопытные интуристы потянулись в Решетиловку знакомиться с Вишняковым.

Районное начальство всполошилось.

В Решетиловке срочно выстроили многоэтажный фешенебельный Дом колхозника для приезжих светил науки.

Отгрохали ресторан-закусочную с коктейль-холлом и ночным баром для избалованных иностранных туристов.

Завезли в сельпо японские транзисторы, итальянские кофточки, шотландский виски, французские духи и матрешки местного производства.

Для демонстрации научных опытов и проведения международных симпозиумов соорудили новый Дворец культуры на полторы тысячи мест. Делалось все это, разумеется, за счет различных районных и областных организаций.

Также в спешном порядке пришлось прокладывать десятикилометровую бетонную дорогу райцентр – Решетиловка и капитально ремонтировать мост через речку Хлюпку.

Председателю решетиловского колхоза даже не нужно было объяснять районному начальству, что теперь, когда в Решетиловке иностранцев больше, чем в каком-нибудь Монте-Карло, нужно выделить стройматериалы для новых телятников, а заодно и шифер для крыш. Пуговкин сам чувствовал ответственность момента, и самые дефицитные материалы хлынули по новому шоссе в Решетиловку.

А приезжие ученые производили с Вишняковым новые серии опытов и. убедившись в полном отсутствии мистификации, все больше склонялись к тому, что их поразительный пациент действительно видит кончиками пальцев.

А Вишняков с плотно завязанными глазами уже читал не по складам, а бегло. Причем читал не только русский текст, но и английский, хоть, прямо скажем, произношение у феномена было неважным.

Абсолютной загадкой для ученых оставалось то, почему способности подопытного строго ограничены в пространстве и проявляются только в Решетиловке и в радиусе одного километра вокруг нее. Географический феномен был совершенно необъясним.

И вдруг это таинственное пространственное ограничение исчезло. Исчезло так же внезапно и необъяснимо, как и появилось. В один прекрасный день обнаружилось, что Вишняков снова может проявлять свои фантастические ('пособности не только в Решетиловке. но и в районном центре, в областном центре и, по-видимому, в любом другом населенном и ненаселенном пункте земного шара.

И выяснилось это таинственное, но приятное обстоятельство как раз в тот день, когда председатель решетиловского колхоза получил у Пуговкина все. что требовалось, до последнего дефицитного гвоздика. И если близкие друзья спрашивали у феномена, нет ли прямой связи между этими двумя событиями, Вишняков только посмеивался. Как бы там ни было, а в споре с Пуговкиным победил зоотехник…

Так вот, как я уже сказал вначале, чудес не бывает, а бывают загадочные явления, которые рано или поздно получают исчерпывающее научное объяснение.

Загадка пространственного ограничения, как видите, уже полностью разгадана. И то, каким образом Вишняков стал видеть с закрытыми глазами, тоже в свое время будет объяснено с самых передовых научных позиций. Не все сразу, товарищи!