Текст книги "Стальной волосок (сборник)"

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 39 страниц)

– Сил моих нету… – простонала Лика и, сидя на корточках, взяла себя за щеки. А Квакер велел Тростику:

– Иди к Матубе, давно с ним не обнимался. Он на тебя зла не держит… а мы тем более…

Тростик ушел к поднявшемуся навстречу псу. Тот облизал ему мокрые щеки.

– Видишь, он ни капельки не сердится, – утешила Тростика Лорка.

Тот оглянулся со слабенькой улыбкой – виноватой, но уже без большой горести.

– Только я… не буду сегодня… ключиком… Ладно?

– Но кто же тогда? – с драматической ноткой вопросил Бруклин.

 
Себя сомненьем изводить
Устала бедная Татьяна…
 

– Да, конечно же, Лорка! – заявил Никель (мол, о чем вопрос).

– Почему это я?

– Потому что самая младшая… после Тростика, – объяснил Никель. Не ей, а всем. – И… тоже личность.

– Остальные разве не личности? – возразила она.

– Остальные тоже… А ты… еще больше «тоже». И пусть Ваня с тобой…

– Я – то с чего?! – Он даже испугался.

– С того, что вы всегда вместе…

Ваня сказал:

– Я буду крутить музыку. А Лорка пусть вертит ключ.

Круг друзей

1

Квакер поглядывал в окошко на двор. На спасенные вчера вечером часы. Ждал, когда подберется к линии истинного полдня тень от шеста.

Остальные ждали, усевшись на табуретах перед волшебным фонарем. Тростик устроился вплотную к Лике, словно она излучала обещание полного прощения. Матуба сидел рядом с Тростиком. И будто говорил: «Да ничего же не было, все просто привиделось!»

– Ну, приготовились. Отключите мобильники… – напряженно сказал Квакер. – Сейчас… Раз! – И он дернул длинную нитку.

Нитка была привязана к большому колокольчику, что висел у стены рядом с картой. Понятно, что не корабельный колокол – меньше во много раз. Но… возможно, он был из тех, с которыми носились на лихих тройках ямщики давней поры, в том числе и родной отец Гриши Булатова. Хотелось так думать. Квакер недавно отыскал эту «мини – рынду» в закутке своего древнего сарая.

Колокольчик ударил неожиданно громко. Квакер шагнул к ребятам, сел между Федей и Бруклиным. Сказал, слегка стесняясь:

– Ну, чего? Поехали, что ли…

– Подожди, – остановила его Лика. – Все собрались?

– Конечно, все, – нетерпеливо отозвался Федя. Мол, не видишь разве?

– И… Гриша Булатов? – сказала Лика. И на миг стало тихо. Потом торопливо откликнулся Никель:

– Да. Здесь…

– И Павлушка Григорьев?

– Здесь… – серьезно отозвался Квакер и кашлянул.

– И Агейка Полынцев?

– Да… – выдохнул Андрюшка Чикишев. И следом за ним тихонько сказал «да» Тростик.

– А Ремка Шадриков? Костик Евграфов? Саша Юхманов?

– Да! Все трое! – откликнулся Ваня с полным ощущением, что так оно и есть. (Интересно, Всеобщее информационное поле не задело ли в этот миг старого Графа?)

Лорка, не дожидаясь ничьей команды, вдвинула ключик в фанерную скважину. Будто отпирала кукольный домик. Плавно повернула в пустоте. (В пустоте ли?)

Ваня завертел головку штырька над звучащими лепестками. Он все – таки имел отношение к музыке, знал, как создать нужный ритм.

 
Тронет пружинку стальной волосок.
Ветер соленый заденет висок.
Ветер с утра —
Значит, пора…
 

– Раз все мы здесь, у волшебного фонаря, – медленнее, чем обычно, заговорила Лика, – надо наконец рассказать по порядку все, что мы узнали… Тростик, не сопи…

– Это не я, это Матуба…

– Оба не сопите. Вы нарушаете торжественность обстановки…

– А зачем торжественность? – вдруг звонким голоском сказала Лорка. – Повернули ключик, значит, все хорошо. Теперь Ваня начнет…

– Почему я? – Ваня перестал вертеть «музыку».

– Потому что с тебя все началось, – мрачновато напомнил Квакер. – Забыл?

– Что?

– Помидор…

– Хватит вам, – жалобно попросила Лорка. – Нашли, когда сводить счеты…

– Я не для счетов, а для точности, – объяснил Квакер. – Когда потомок доктора Повилики москвич Иван вляпал мне раздавленным скользким помидором по шее, я…

– Сам был виноват… – дернуло за язык Ваню.

– Ребята, хватит! – прикрикнула Лика. – Разве мы для этого здесь?

– Они просто выстраивают цепь событий, – объяснил Бруклин.

– Да, – оч – чень терпеливо подтвердил Квакер. – Я не о том, кто был виноват. Кстати, я как – то на улице извинился перед Лоркиной бабкой… бабушкой. Я о том, что помидор был противный… не перебивайте… и поэтому мы с Лёнчиком и Гошкой (не к ночи будь помянуты) стали караулить приезжего мальчика. Увлекательное дело. А благородная Лорка, которая всегда отстаивает справедливость, стала мальчику помогать, и это послужило началом их трогательной дружбы… Лика, не надо бить меня папкой! Что я такого сказал?

– Ты сказал то, что и так все знают… Чего болтать попусту!

– Не все знают… – вдруг высказался Никель. Задумчиво так. – Гриша Булатов не знает. И другие, которые оттуда… Пусть тоже услышат, как появилась вся наша команда…

– Во – от… – Квакер поднял палец. – Поэтому я и начал с корней… Лорка стала уводить мальчика Ваню от нас, злодеев, но мы настигли беглецов, и могла случиться ужасная драма, но Трубачи в этот миг грохнули из карронады… Закон есть закон, пришлось повременить с кровопролитием… А любопытный Ваня Повилика взялся расспрашивать Лорку: что за выстрел? Так? Ну, вот. И познакомился со всем народом… А дома рассказал про пушку деду, а дед начал вспоминать, откуда пошел этот обычай, поведал о капитане Булатове и карте… А там уже одно к одному: карта, глобус, Пришелец… И куча всего другого… Про эту кучу пускай рассказывает Иван. И больше не упирается, а то я опять вспомню помидор…

– Хоть целую сумку, – отозвался Ваня и почуял, как исчезло напряжение. Как стало вдруг опять хорошо всем вместе (и тем, кто оттуда, – тоже). Больше ничто не сковывало, не мешало.

– Давным – давно, – сказал Ваня, – в середине позапрошлого века на этой улице, совсем недалеко отсюда, стоял дом купца Платона Филипповича Максарова… Ну, про это каждый уже знает, но я снова, чтобы по порядку… У него было несколько дочерей и один приемный сын, Гриша… И у них дома был «волшебный фонарь», проектор, чтобы рассматривать стеклянные картинки. Вроде той, что у Тростика… А может быть, она и есть от того фонаря… Гриша любил смотреть картинки, и корабль нравился ему больше всех…

Он говорил и сам удивлялся, как легко выстраиваются фразы. Нет, бывала в них и сбивчивость, но не было долгих остановок, слова находились почти сразу. И главное – тут же появлялись в голове подробности, о которых он сам не знал раньше. Что это было? Разыгравшаяся фантазия? Или великодушная помощь таинственного ВИПа? Или неслышные подсказки незаметно сидевших рядом Гриши, Агейки, Павлушки, Ремки, Костика, Саши?..

Он чувствовал на лице снежную пыль, когда Гриша и Агейка лихо слетали на санках со склонов лога. Слизывал с губ штормовые соленые брызги. Ощущал в руках тяжесть раковины, которую подарила Грише девочка Анна… (Откуда она взялась в памяти у Вани, эта Анна? Потому что была на свете Лорка? Или в самом деле жила на острове Флореш такая девочка – среди ребят, которых однажды мальчик из далекой страны научил делать бумажных голубков?.. Гриша кивал: жила…)

Долго он говорил. Порой обсыхали губы, и Лорка совала ему в руку пластмассовый стаканчик с теплым квасом. Ваня кивал и продолжал рассказ, он боялся, что оборвется нить. Но, слава богу, она не обрывалась. Все слушали, почти не двигаясь. Только Лика быстро водила карандашом в раскрытой папке. Бруклин сунул было нос, но Лика показала ему кулак. Тим принял смиренный вид.

…У Вани в горле несколько раз царапались слезы. Когда Гриша уезжал в дальний путь, буквально отдирая себя от родного дома. Когда он умолял, чтобы капитан Гарцунов не отдавал в приют гваделупского мальчика Павлушку. Когда Саша Юхманов поднес к простреленному берету ладонь, видя, как уходит под воду пароход «Охотникъ»…

А потом… Ваня понял, что рассказ окончен. Он сказал о знакомстве летчиков Юхманова и Булатова и…

– Ну, вот и все…

Не сразу зашевелились, заговорили. Наконец Квакер известил:

– Вот это да. Ты рассказывал больше часа…

– Жалко, что все кончилось, – вздохнул сдержанный Федя Трубин…

– А ничего еще не кончилось, – сообщила Лика, захлопывая папку. – Завтра… нет, послезавтра соберемся снова. Есть еще одно дело. О том же…

– Какое дело? – недоверчиво сказал Квакер. – Да нет, хорошо, что оно есть, но…

– Я знаю какое, – перебил его Бруклин. – Только я скорее провалюсь сквозь пол, чем выдам тайну…

Половицы крякнули, и ножка табурета под Тимом ушла между ними в щель.

Сеновал застонал от хохота…

4

День прошел обыкновенно. Будто он и не был одним из последних для Вани в Турени. Ваня старательно гнал от себя эту память, это ощущение. Утром он привычно сходил с Ларисой Олеговной на рынок – с тележкой для овощей. После обеда он, Лорка, Трубачи и Никель дурачились на дворе у Чикишевых, поливали друг друга из шланга – все еще было очень тепло, хотя и не знойно. Лика и Тростик не появлялись, Бруклин тоже. И Квакера не оказалось дома, только Матуба, спустившись с сеновала, помахал гостям хвостом.

Вечером беседовали с дедом об энергетических полях, бессмертии душ, коллайдере, искусственных мозгах и умении делать рогатки (каковое умение, по словам Графа, было в нынешние времена полностью утрачено). На этом день кончился. Они, дни – то, стали заметно короче, в десять часов вместо заката висело за окнами звездное небо…

А назавтра… Дожидаться истинного полдня не стали, собрались с утра.

На этот раз поворачивать ключик велели все – таки Тростику. Чтобы он понял наконец, что нет на нем никакой вины. Он посопел, потоптался и согласился.

Снова серьезно сделали перекличку: здесь ли Гриша и другие герои прошлых лет?

Ваня опять покрутил музыку про стальной волосок. Но ни он и, кажется, никто другой (разве что Тим) не знали, чтособирается делать Лика.

А она принесла, кроме всегдашней папки, плоский чемоданчик. Оказалось – ноутбук.

Откинули крышку, поставили ноутбук на верстак, сели к экрану лицом. Никто не спрашивал: что будет? Понимали – что – то такое…

Лика включила компьютер. На экране появился сделанный быстрыми линиями рисунок. Заснеженная одноэтажная улица со знакомой колокольней Михаила Архангела. Потом – один дом, во весь экран. Снежные валики на карнизах с резьбой… И вдруг прозвучало:

– Давным – давно, в середине позапрошлого века на этой улице, совсем недалеко отсюда, стоял дом купца Платона Филипповича Максарова… Ну, про это каждый уже знает, но я снова, чтобы по порядку…

– Ой… – сказала Лорка рядом с Ваней. А он ничего не сказал, потому что не понял. Не узнал свой голос. И лишь после нескольких фраз будто очнулся.

– Это ты… значит, ты записала меня на диктофон?

– Конечно, – спокойно согласилась Лика. – А ты хотел, чтобы все этопропало?.. Я включила запись в мобильнике, и вот… А ты что, обиделся?

Да ни чуточки он не обиделся! Просто не ожидал… Он слушал теперь свой рассказ вместе с остальными и будто смотрел кино. Конечно, легкие штриховые рисунки не были похожи на кадры фильма, но… они все равно были живыми! Потому что удивительно живою была рука Анжелики Сазоновой, умеющей двумя штрихами набросать эпизоды и портреты.

…И был Платон Филиппович Максаров с семейством у волшебного фонаря…

…И лицо Гриши, увидевшего парусник на экране.

…И портрет конопатого Агейки.

…И капитан Гарцунов с густыми эполетами.

…И стройный, окутанный снастями бриг у архангельского причала.

…И тот же бриг под парусами, в океане.

…И шторм, когда Гриша удерживает развязавшиеся весла.

…А еще – офицеры Артемиды, гардемарин Невзоров, девочка Анна, малыши с бумажными голубками, старый полковник Шато, прижавшийся к нему мальчонка.

…И тот же мальчонка – Павлушка – снова, снова, снова. С тревогой в глазах и несмелой радостью от неожиданной дружбы.

…Потом французский капитан фрегата, непроходимые заросли Ривьер – Сале, выбросившая клуб дыма пушка.

…Светлоголовый мальчик и черная девочка – друзья Гриши на Кубе.

…Добродушный и решительный доктор Повилика…

…И Гриша – как он бежит по знакомой Ляминской улице к родному дому.

…И Павлушка с девочкой Соней Луковой – рука в руке.

…Самодельная пушка в окружении растрепанных мальчишек на берегу.

…И наконец тоненький Саша Юхманов с ладонью у берета. На фоне пылающего, уходящего под воду «Охотника»…

Рисунков было не меньше полусотни. Конечно, Лика сейчас не прокручивала всю звукозапись подряд. Быстро проматывала куски без картинок и включала звук перед очередной иллюстрацией. Но все равно осталось впечатление «потрясного кинопоказа», как выразился Федя…

И все с Федей согласились. И канючили, чтобы Лика для каждого сделала на дисках копии. Только Ваня не канючил. Потому что Лика сказала сразу:

– А тебе я сделаю не только эту запись, но и отдельно твой рассказ и сами по себе картинки. И даже добавлю те, которых здесь нет…

– Лика, когда же ты успела… все вот это?.. – изумленно пробормотал Ваня. – За одни сутки…

Лика сказала, что не за сутки. Рисовала она давно. А вчера сделала лишь несколько последних рисунков. Потом они с Тимом у него дома (там был сканер) перевели их на диск. И Ванину речь. Труднее всего было поместить иллюстрации и рассказ на одном диске…

– Но папа у Тимы такой специалист!.. Непонятно даже, в кого такой непутевый сын… Ай! Я же пошутила!

Квакер задумчиво вертел перед собой малыша Пришельца. И вдруг сказал:

– Вань, а ты, значит, придуривался тогда?

– Когда? – Ване стало тревожно.

– Ну, помнишь разговор? Я сказал: «Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты». А ты ответил, что все равно не знаешь, кем быть…

– Ну… и что?

Квакер пожал плечами. Сказал, как о вещи, понятной давно и всем:

– Ты же готовый писатель. Твой Жюль Верн отдыхает…

– Да ну тебя… – выговорил Ваня. – Бзя…

Но Лорка шепнула у его щеки:

– Ваня, не спорь…

И он не стал спорить. Не потому, конечно, что принял слова Квакера всерьез, а потому что… Лорка иногда говорила так, что могла обидеться, если ей не поверить…

Лика же продолжала всех удивлять сюрпризами. Каждому подарила его портрет. Сделаны портреты были тоже несколькими штрихами, но удивительно похоже. И не шаржи, серьезные. В каждом схвачено что – то самое главное. У Никеля – его взгляд, направленный в глубину, в самого себя. У Тростика – удивление перед находкой: он держит в пальцах выпуклую линзу. У Квакера – грустноватый и в то же время прицельный взгляд (и большие уши ничуть не кажутся смешными)… Федя – деловитый, со стамеской. Андрюшка, удивленно оглянувшийся (возможно, опять поспорил с Евдокией Леонидовной – «чё я сделал?»).

Тимофей Бруклин на рисунке жевал стебелек (может быть, что – то сочинял про Онегина).

А Лорка, а он, Ваня, – где?

Они оказались вместе. То есть на двух рисунках, но одинаковых, будто копии. Они улыбались и смотрели перед собой, но понятно было, что улыбаются они друг другу…

Оба разом вопросительно взглянули на Лику.

– А что? Разве не так? – спросила она.

Они опустили глаза и весело посопели: все было так…

Лика наклонилась к Ване и полушепотом пообещала:

– Потом я еще нарисую вам на память карту Гваделорки…

Ваня вздрогнул:

– А ты… откуда знаешь про нее?

– Вот те на… – сказала Лика. – Все, по – моему, знают про вашу сказку.

По дороге домой, когда шли вдвоем, Ваня спросил:

– Откуда же они знают?.. Лор, ты кому – нибудь говорила про наш остров?

Она ответила беззаботно:

– Вань, я не помню. Кажется, нет… Может, однажды Никелю? Там, на даче… Но я правда не помню. А ты обиделся?

– Да нисколько. Просто удивился… Но вообще – то я думал, что это лишь наша тайна…

– А она и есть наша, – сказала она чуть удивленно. – Разве нет? Никто ведь в нее не вмешивается… А если знают, то что плохого? Наоборот…

– Может, и наоборот… Вот, карту получим…

– Многие ведь знают друг про дружку… Квакер никому не говорил, что хочет пойти в училище спасателей, а про это всем известно…

– Мне неизвестно! – удивился Ваня.

– Было неизвестно. А теперь знаешь, – улыбнулась она, почти как на портрете. Глядя перед собой. И сказала еще: – Про тебя тоже не знали, что станешь писателем. А теперь…

– Смеешься, да? Вот надергаю за бывшие косы!

– Бе – е… – ответила она. Высунула круглой лопаткой язык и на всякий случай отпрыгнула в сторонку…

Прощание. Вулкан Матуба и Чехов

1

С детсадовских времен Ваня мечтал о чудесной игрушке – о железной дороге. Не о кукольной, с размалеванными вагончиками и побрякушками на паровозе, а о настоящей. То есть маленькой, но в точности похожей на настоящую. Это была в общем – то и не игрушка, а набор моделей. Такими увлекаются и взрослые: коллекционируют тепловозы и вагоны разных видов, составляют длинные поезда, пускают их по путям из множества рельсов со стрелками, переездами, семафорами и виадуками… У Вани даже был один такой тепловозик, он стоял на полке, на кусочке рельсов длиною в полметра…

Ваня знал, что, если бы он просил долго и отчаянно, родители могли бы наскрести денег на дорогой подарок. Ну, хотя бы на одну коробку, на самый начальный набор. Но он не просил. Не имело смысла. Все равно разложить рельсы и пустить поезд было негде. Ваня, мама и папа всегда обитали в тесноте. Пока жили вместе, половину одной из двух комнат занимал рояль. На оставшихся квадратных метрах негде было повернуться. Когда родители разошлись и разменяли жилплощадь, стало не лучше. В новых двух комнатках, где поселились мама и Ваня, места оказалось, как в каютках брига «Артемиды» (правда, Ваня о бриге тогда еще не знал). К тому же мама зачем – то (наверно, с досады) купила громоздкую мебельную стенку и большущий телевизор, хотя в такой тесноте вполне хватило бы и старого, маленького. Старый она отдала Ване, и он кое – как пристроил его в своей комнатушке, где с трудом помещались кушетка, стол и стеллаж…

А в квартире у деда было – хоть в футбол играй (хорошо, когда ты знаменитый профессор!). У Графа – свой кабинет, а еще – большущая спальня, столовая, соединенная с обширной кухней, и комната, где поселили Ваню. А самое главное – великанская библиотека. Здесь, кроме книжных шкафов и полок, важно располагались несколько диванов и кресел.

Библиотеку Ваня любил больше всех комнат. В ней было пространство. Он даже ночевал иногда именно здесь, а не в своей комнате. Выключал свет, устраивался на одном из диванов, слушал тиканье большущих настенных часов и скользил глазами по широкому, будто ледяной каток, паркету. Паркет отражал вечерние блики, а Ваня прикидывал: как можно было бы разместить на нем рельсы самого полного набора. Такого, который он видел однажды на выставке в «Детском мире»…

Эти воображаемые рельсы, насыпи, мосты и поезда были частью города Гваделорки. Который на острове Гваделорке…

Дед, конечно, не стал бы спорить против дороги. Он не спорил даже тогда, когда в библиотеку вваливалась вся «артемидовская» компания (вместе с Матубой). Так случалось несколько раз. Народ мог без препятствий разглядывать книги и сувениры, обсуждать, сидя на полу, разные события и строить догадки, спорить о Гваделупе и галдеть у Ваниного ноутбука, подключенного к Интернету. Тетя Лара иногда поглядывала косо, но ничего не говорила. Наверно, утешала себя тем, что все это – ненадолго.

Ох, совсем уже ненадолго…

А еще Ване нравились в библиотеке стекла. В стеклах была одна из стен. Высокие многостворчатые двери, выходившие на балкон, за ними окно балкона, похожего на великанский фонарь. Когда створки и двери были открыты и повернуты под разными углами, их сочетание напоминало многогранный кристалл. Он отражал в себе необычный город.

За окном, через двор, виден был кирпичный финансовый факультет с полукруглыми, как в средневековых домах, окнами. Над крышей поднимались несколько белых башен ближней церкви. Их подсвечивали прожектора, башни как бы вырастали из нездешнего пространства. Горели маковки и кресты. А неподалеку подымались другие башни – со шпилями и флюгерами – корабликами. Кораблики – это эмблемы города и университета. Позади башен громоздилось удивительное здание во много этажей. Построили его не очень давно, однако и оно казалось старинным – тоже башенки, балконы, террасы, галереи. Словно собрали в горстку целый городок…

И бывало, что среди башен висела полная луна. Большущая, похожая на пятнисто – белый воздушный шар…

Все это отражалось в путанице стеклянных граней, повторялось, дробилось. Вот уже полдесятка лун висят среди шпилей, двигаясь от кораблика к кораблику. А подсвеченные закатом облака превращаются в узоры калейдоскопа. А башен уже столько, что позавидовал бы и город Прага… И все это – город Гваделорка. Не придуманный в те минуты, когда Ваня смотрел на облака, и не тот, который обещала нарисовать Лика, а настоящий.

Ваня знает, что, если выйти во двор, справа, за спортплощадкой, начинается иной, тоже удивительный мир. Косые заборы в зарослях уличных трав, покосившиеся дома с резьбой и кружевными дымниками, ворота с коваными кольцами, откосы лога в темной шубе бурьяна и полыни, журчанье Туренки под мостами, пестрота цветов, у которых названия известны лишь местным бабкам…

И если окажешься на стыке нескольких улиц у лога, рядом с бревенчатыми двухэтажными домами и церковью Михаила Архангела, у выхода к насыпному мосту, – отсюда начинаются дороги, тропинки и деревянные тротуары, ведущие к друзьям. Направо и вперед – к Лорке. Направо и назад – ко двору Квакера с его обширным сеновалом. Назад и налево, через мост – на зеленый двор Чикишевых, где всегда Трубачи и Никель (а над мостом – слюдяные стрекозы и болотистый запах речки). Если же пойдешь совсем назад, то через три квартала – Лика и Тростик (а недалеко от них и Тим)…

Всего этого не видно сейчас, через стекла, с дивана. Однако видно луне (или дюжине лун). И Ваня смотрит на луну, как на сообщницу. Она – тоже часть Гваделорки…

Наверно, и Лорка смотрит. Ей с третьего этажа тоже видно луну и разноцветные облака…

Было бы чудесно, если бы не саднящее напоминание: «Этого скоро не будет…»

А что будет?

Ну да, он хорошо представляет свою московскую комнатку – привычную и вполне уютную. И старую знакомую мамину подругу тетю Жанну, которая будет его опекать, пока мама не вернется из – за океана. (А папа – он вообще неизвестно где, на каких гастролях.) Тетя Жанна – она не менее заботливая, чем тетя Лара. «Ванечка, ты уже сделал уроки? Не сиди долго у телевизора, это вредно для глаз…» И все будет хорошо. Дома и в школе… «Повилика, привет! Куда ездил?.. В Сибирь? Там, небось, холод?.. А я в Анталию… Да ну, скучища, каждый день только песок и море…»

А один раз Ваня не сумел представить и этого. В голове появилась только серая пустота. Вроде той, которая может появиться во вселенной, если что – то не так сработает в Большом адронном коллайдере. Он даже малость испугался. Не за вселенную, а за себя. Вспомнил какую – то фантастическую книжку, где герои умели предвидеть будущее. И если старались, но не видели ничего, кроме пустоты, значит – скоро крышка… А что, если самолет, на котором он полетит в Москву, возьмет – да и бабах…

Но страх был не сильным и коротким. Гораздо больше пугало прощание. Особенно с Лоркой…

Билеты были заказаны на двадцать шестое. И Ваня утешал себя, растягивая время: «Еще ведь не завтра. И даже не послезавтра…»

Но вот пришел день, когда уже «послезавтра».

И когда уже «завтра»…

2

Если про это «завтра» забыть, то снова день был как день.

С утра Ваня в одиночку прошелся по ближним улицам. Постоял на речном обрыве. Посмотрел, как горят купола и маковки белых церквей. Как важно движется вверх по течению прогулочный теплоход. (Они с Любовью Петровной и Лоркой однажды проехались на таком до села Верхний Бор и обратно). Отыскал глазами дома и краны Пристанского района, за которыми зеленел Загородный сад (тот, где бронзовые девочка и мальчик)…

Потом пошел к Лорке.

Они погуляли вдвоем и говорили о всяких пустяках – ни о чем важном. Потому что о всякой переписке, звонках и всем таком прочем было сказано заранее.

Затем пошли к Квакеру. Там собралась уже вся компания. Дни стояли все еще очень теплые, и Никель предложил искупаться (и с некоторым вызовом глянул на Трубачей: да, я самостоятельный!). Хорошая была мысль. Купанье – это лучше, чем сидеть просто так и вздыхать, повторяя то, что уже много раз сказано. Сбегали за велосипедами и покатили на старое место, к барже.

Вода была уже холодноватая, но все храбро прыгнули по разу с железной кормы, поплавали, побултыхались на отмели. Вылезли. Загорать на ветерке не хотелось. Вытерлись единственным (нашлось у Лики) полотенцем. Поехали обратно. Заглянули к Герману Ильичу, но его не оказалось дома.

И опять собрались на сеновале.

И как – то само собой получилось, что сели вокруг волшебного фонаря с фанерной стенкой и скважиной. Никто не стал вставлять в скважину ключ, хотя Квакер вертел его в руках. И Ваня не стал крутить стерженек с музыкой, только зазвенело тихонько в голове:

 
Тронет пружинку стальной волосок…
 

– Ну, чего, ребята… – неловко выговорил Квакер. – Надо ведь, наверно, что – то сказать Ивану… раз уж завтра ему в дорогу…

– Жалко, – выдохнул Тростик. И, пожалуй, этим было сказано все. Но не кончать же напутственную речь таким словом.

– Жалко, – согласился Квакер. – Но что делать… Зато мы открыли «Артемиду». И все, что с ней было. Благодаря Ивану…

– Да, – важно подтвердил Бруклин. – Можно сказать, что Ваня превратил для нас воображаемые события в реальность. Ничего не было – и вдруг…

– Как это ничего не было! – возмутился Андрюшка Чикишев. – Все было!

– Да. И бриг, и приключения. И… те ребята, – подтвердил Никель.

– Были и есть, – строго сказала Лика.

– Ну да, – снисходительно согласился Тимофей. – Но это же так… символически. Игра. А с точки зрения фактов…

Возможно, Тим нарочно затевал спор. Чтобы отвлечь всех от грусти расставания. Лучше уж слегка поругаться, чем дружно погружаться в печаль. Ваня этого не понял. Он сказал с колючей досадой:

– А карта разве не факт? Вот… – Отскочил к стене и, рискуя обломать ногти, отколупнул на углах карты кнопки.

– Вот! – Он принес карту к верстаку. Белый лист спланировал на доски. – Тут же всё! И подпись Булатова, и название брига!..

Бруклин кивнул с видом взрослого человека, не желающего спорить с детьми:

– Ну да, ну да… Я разве против? Наоборот… Но карта и надписи – это ведь просто карта и надписи. И, между прочим, на ней нет даже Матубы… Того места, где был форт… Тростик, дай свою лупу!

Тростик, посапывая, достал из кармана тяжелое стекло.

– Вот… – Тимофей повел увесистой линзой над бумагой с мелкими буквами. – Где Матуба?

Да, конечно, он просто «заводил» народ. И, может быть, себя. Чтобы разогнать горечь прощания. Но заводил по – глупому (это Ваня обдумал и понял позже). А сейчас Ваня злился все сильнее:

– Потому что карта мелкомасштабная! На ней и вулкана Суфриер нет! Может, его нет и по правде?

…Они ведь уже не раз обсуждали этот вопрос. Что такое Матуба? Почему в одних данных написано, что форт Дельгре был на склоне вулкана Матуба, а в других, что Матуба – это селение на склоне вулкана Суфриер. Поди разберись! Съездить бы туда и выяснить на месте!.. Это могла бы сделать Ванина мама, но едва ли ей там будет до географических поисков. День – два туристической беготни по намеченным маршрутам – и поехали дальше…

Как – то Андрюшка Чикишев предположил:

– Наверно, Матуба – это еще одно жерло вулкана Суфриер, недалеко от главного. Только заглохшее. Вроде как бывает главный фурункул, а рядом головка поменьше, случайная. У бабушки как – то был такой на шее…

На этом и сошлись. В тот раз. А сейчас опять начал проклевываться спор. И спор этот прекратил Квакер.

– Нет Матубы? Будет Матуба! Ваня, она ведь вот здесь? – И он ткнул острием ключика в карту на нижнем крае левой половины острова, чуть повыше города Бас – Тер.

– Немного южнее, – сказал Ваня, испытывая странное, сердитое удовольствие.

– Вот и хорошо! – Квакер проколол стальным волоском бумагу. – Получайте!

Все сдвинули головы над картой, словно решался какой – то важный вопрос. Словно ждали чего – то особенного. Какого – то доказательства. Но увидели только крошечный прокол.

– Незаметно… – вздохнул Федя.

Тогда Ваня спросил:

– Игорь, можно мне? – И потянулся к острому карандашу, который накануне забыла на верстаке Лика.

Квакер кивнул.

И Ваня воткнул грифель в след прокола. Словно ставил точку в истории «Афродиты» и ее героев. Хотя вулкан Матуба был в этой истории не концом, а самым – самым началом.

Грифель сквозь карту попал в щелку между досками и оставил в бумаге отверстие, похожее на маленький кратер.

Теперь никто уже ни о чем не спорил. Даже Бруклин.

А Квакер покачал на ладони ключик (маленький, но увесистый) и вдруг сказал:

– Дай – ка… – Он потянулся к Ване и выдернул у него из ворота полураспущенный шнурок. Затертый, серый. Пропустил его в колечко ключика, завязал концы и надел ключик на Ваню. – Вот так…

– Это… зачем? – пробормотал Ваня.

– А затем… – сказал Квакер.

– Мы давно уже договорились, – объяснил из дальнего уголка Никель. – Чтобы ты ничего не забыл. Мы – то будем вместе, а ты… там. Чтобы помнил…

Лорка шепнула у Ваниного плеча:

– И чтобы записал всю историю на бумаге. Как книжку…

Зацарапало в горле. Ваня закашлял. А Квакер вдруг заулыбался и сообщил:

– Это не все. Еще я награждаю тебя орденом. От себя лично… – Он потянулся через верстак и вынул с полки, из – за коробки с железной мелочью, крупный помидор с продетой в него суровой ниткой. – Вот. Орден Красного томата высшей степени. На память о первой встрече.

Нитку он надел Ване на шею, и все зааплодировали. Весело и шумно. Может быть, даже излишне шумно, потому что заметили, что Ване – то не до веселья…

Он так и пошел домой – с помидором и с ключиком на шее. Провожать его не стали. И всяких пожеланий говорить не стали. Потому что условились: завтра прибегут к профессорскому дому, когда Ваня будет садиться в машину, чтобы ехать в аэропорт.

А пока с ним пошла только Лорка.

И пошли они не прямым путем, а тропинками по берегу лога. Там, где их когда – то подкараулил Квакер с дружками. Ноги сами понесли их по этим дорожкам.

Они шли, сцепившись пальцами и помахивая руками. С виду – вполне беспечные. Тропинки были узкие, всякие колючки и крапивные листья чиркали по ногам, но теперь уже не могли ужалить кожу – прокаленную и темную, как у мальчишек и девчонок с Антильских островов.

Обошли старую трансформаторную будку и оказались на краю откоса. Пестрело разнотравье с поздними цветами. Висели над крышами Городища желтые набухшие облака.

– Лор, ты дальше не ходи меня провожать, – сипловато попросил Ваня. – Я один… Я вечером позвоню…

– Ладно, – кивнула Лорка. Понимала, что еще одно прощание, у ее крыльца, – это было бы чересчур…

Ваня с трудом улыбнулся:

– А давай… вот это… – Он снял с шеи орден Красного томата и крупно откусил алый бок. И протянул Лорке. И она откусила от него. И так они, улыбаясь, сжевали подарок Квакера и посмотрели друг другу в лицо.