Текст книги "Стальной волосок (сборник)"
Автор книги: Владислав Крапивин
Жанр:
Детская фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 39 страниц)
1
Иногда хотелось одиночества. Не только Ване. Даже неразлучные Трубачи и Никель вдруг расходились по сторонам и бродили каждый сам по себе. Наверно, чтобы лучше впитать в себя лето, запахи созревших трав и звон кузнечиков. И подумать каждый о своем, вспомнить что – то…
Пошел Ваня однажды по лугу, сплошь поросшему высокой травой с зонтиками желтых соцветий. Луг полого спускался к Тараскульке. Оттуда доносились голоса местных ребятишек. Ване сейчас не хотелось встреч, он повернул на север, спиной к солнцу. Солнце привычно поджаривало плечи сквозь выгоревшую ткань. Она стала совсем белесой, куда девалась ее ультрамариновая окраска! И портрет Айвенго на груди стал почти бесцветным, из него торчали разлохматившиеся нитки. Трава гладила ноги, цветы оставляли на штанах и рубашке золотисто – серую пыльцу. На плечи садились невесомые пушистые семена. Все это говорило, что от лета остается лишь четвертушка, не больше. Вот и густой иван – чай отцветает – вместо розово – лиловых свечек появились мохнатые длинные головки. А теплые кучевые облака теперь уже с животами пепельного цвета – признак того, что не за горами осеннее ненастье…
А придет оно, ненастье это, и тогда – что? Где будет шестиклассник Повилика, с кем?.. С прежними ребятами, в привычном классе? Ну что, ребята как ребята, никогда с ними Ваня не ссорился, делить было нечего… А чем делиться – было? Тайнами старых карт, загадками давних плаваний? Послушают, покивают, скажут с пониманием: «Про это игрушка есть на ди – ви – ди, «Открытия Колумба». Хочешь, дам? А ты мне что – нибудь про звездных флибустьеров…» А если с кем – нибудь куда – нибудь вместе? С кем, куда? Разве что на экскурсию в Бородинскую панораму или в Зоологический музей…
А что будет в музыкальном корпусе?
Квакер однажды смотрел, смотрел на Ваню как – то непонятно и вдруг сказал строчку старой песни:
Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты…
– Что? – не понял Ваня.
– Говорю: не твое это дело – военная музыка.
– С чего ты взял! – ощетинился Ваня. Как – то обидно стало: почему Квакер вдруг полез в его дела? Те, в которых Ваня и сам еще не может разобраться…
– А чего хорошего? Думаешь, сделают тебя дирижером кремлевского оркестра? Научат пиликать на флейте, и станешь рядовым капельдудкиным в гарнизонной музыкальной команде…
Ваня ощетинился еще старательнее:
– Ну и что? Не всякий музыкант – Башмет или Ростропович. Обычные тоже нужны. Что здесь плохого?
– Да ничего, – миролюбиво согласился Квакер. – Только если человек любит это дело. А тебе оно, как я понимаю, по фигу…
Квакер явно не хотел сказать плохого. И Ваня не хотел ссориться. Он ответил:
– А что делать – то? Меня и не спросят…
– Упрись…
– Ну, упрусь… А что взамен?
В самом деле – что? Если обычная школа, то ведь все равно…
«Эй, Повилика, там за тобой приехали!» И домой… И вечер все с теми же уроками. Или с дисплеем Интернета, где, как ни старайся, не найдешь родную душу. И к тому же: «Ваня, я много раз объясняла, что это очень дорого. А твой папа, как всегда, не спешит с алиментами…» Или телевизор с осточертевшей стрельбой, набившими оскомину мультиками и задерганными гитаристами, которые понятия не имеют о музыке. И с обязательными девицами без юбок…
Ваня перешел желтый луг и оказался у электромачты с оборванными проводами. Под мачтой лежал в клевере бетонный блок. На блоке сидел Никель.
Он сидел, наклонив плечи и голову и в опущенных руках, между колен, держал книжку «Мифы Эллады». У Вани с собой тоже была книжка. Разумеется, «Завещание чудака». Никель и Ваня разом посмотрели друг на друга. Никель улыбнулся. Не из вежливости, а хорошо так: видно, по правде был рад, что они встретились.
Ваня спросил:
– Можно, я тут посижу?
Никель торопливо подвинулся, хотя места на плите было на десятерых. Оба сразу поняли, какой получился анекдот. Засмеялись. Ник даже откинулся назад, вскинув колени. Книжка раскрылась, в клевер упал из нее фотоснимок. Тот самый – Саша Юхманов, мальчик в простреленном берете. Никель, кажется, смутился, но Ваня тут же сказал:
– А у меня тоже… вот… – Потому что в книгу Жюля Верна вложена была такая же фотография.
Сели рядом. Оба положили снимки себе на колени. Саша смотрел приветливо и словно ждал чего – то.
– Мы будто втроем, да? – сказал Никель.
– Да. И мы, и он… или его душа…
Почему Ваня сказал про душу?
Другому бы не сказал, но Никелю… Ване всегда чудилась в нем загадка. Словно Никель, побывавший на краю, больше других понимал в тайнах бессмертия душ, в загадках вечности…
Ник не ответил, только кивнул – понятливо так. И опять согнулся, опустил снимок между колен.
Ваня набрался смелости. Показалось, что подходящая минута для вопроса:
– Ник… а страшно было перед операцией? Ведь будто… уходишь куда – то…
Никель посмотрел сбоку и ответил… вполне легкомысленно:
– Да ни капельки! Делают успокоительный укол, говорят, что все будет в порядке, и тебе – до лампочки… Я даже и не помню, как давали наркоз. Запомнил только, как везли по коридору в операционную, а потом проснулся уже в палате. И врач говорит – все в порядке…
Ваня разочарованно молчал. Не оказалось никакой тайны.
Никель, кажется, понял его.
– Я ждал знаешь чего? Думал, что, когда операция на сердце, серьезная такая, душа взлетает под потолок и наблюдает оттуда. И ты видишь себя будто со стороны. Про это много всяких историй… Я потом спросил Андрея Евгеньевича, нашего доктора. А он засмеялся. Говорит, что такое бывает лишь в состоянии клинической смерти, когда человек больше, чем наполовину, уже на том свете… «А у тебя, – говорит, – душа крепко сидела внутри, расставаться с телом не хотела, поэтому и кончилось все хорошо…» Я говорю: «Но значит, душа все – таки есть?» А он засмеялся опять: «У хороших людей обязательно есть. А у кого нет – они не люди, а биороботы…»
– Дед говорил, что существуют всякие энергетические поля, – вспомнил Ваня. – Их природа еще неизвестна, но они есть. И, может, как – то связаны с нашими душами… Например, Всеобщее информационное поле…
– Конечно. Он зря не скажет, – согласился Никель.
Они посидели молча минуты две, слушая всякое стрекотанье в траве и гудки на недалеком шоссе. И девчоночий сердитый голос на берегу Тараскульки:
– Витька, я скажу маме, что ты опять лазал на тот берег!
– Ну и что? Тут глубина меньше, чем по пузо!
– Вот мама даст тебе по пузу! С другой стороны!
– Ябеда!..
Никель и Ваня подняли глаза, чтобы глянуть друг на друга и улыбнуться по поводу такой перепалки. И улыбнулись. И увидели, что через желтые цветы к ним идет Лорка.
2
Лорку привез Квакер. На багажнике своего велосипеда. Потому что Лоркин велик «стал совсем утиль и надо горбатиться неделю, чтобы довести его до ума». Так объяснил Квакер. Но, скорее всего, он просто понимал, что путь в тридцать километров по ухабистым обочинам – это не для «девицы, похожей на кузнечика в юбке». Впрочем, Лорка приехала в мальчишечьих бриджах и не менее мальчишечьей майке – безрукавке – с пиратской рожей на животе.
Остатки ее расплетенных и остриженных косичек лохматились и курчавилась. А плечи крупно шелушились от загара. Ваня пошел навстречу. Снял с Лорки невесомый пластик кожи и пустил по ветру.
– Хочешь, я всю шелуху с тебя счищу, как с молодой картошки?
– Хоть бы «здрасте» сказал, – притворно надулась Лорка.
– А это и есть «здрасте»…
– Лорка, ты как нас нашла? – спросил с плиты Никель.
– Да я еще с прошлого года знаю, что это твое любимое место!
– Вот как! И теперь всем звонишь об этой тайне!.. Убирайтесь отсюда оба! – Ник прекрасно понимал, что Ване и Лорке хочется побыть вдвоем.
– Может, вместе побродим? – сказал Ваня из вежливости.
– Идите, идите. Не мешайте читать про древних греков. Это были благородные герои, не то что некоторые…
Лорка и Ваня посмеялись и пошли. По плечи в желтых цветах.
Лорка сказала, что вернулась в Турень вчера утром. И в это же время приехал из Каменска Квакер.
– Теперь он болтает с Трубачами, а я, Ваня, сразу пошла искать тебя…
– Ты молодец!
– Да… Ваня, Квакер ключик привез. Такой замечательный…
– Ух ты! Пошли скорее, я хочу посмотреть!
– А не надо идти, он у меня… – Лорка вытащила из брючного кармана спичечный коробок, выдвинула ящичек.
– Ух ты… – опять сказал Ваня. Серебристый ключик сверкал, будто в кадре фильма про всякие волшебные шкатулки. Разлетались маленькие лучи. Длиною ключик был сантиметра три, а еще на полсантиметра торчало из стерженька тоненькое прямое жало.
– Стальной волосок. Да, Лор?..
– Конечно. Как в песенке… Теперь все будет…
– Что будет? – шепнул Ваня.
– Ну… как мы хотели. Повернул ключик – и всё по правде…
Ваня осторожно выложил ключик на ладонь. Покачал, как бабочку.
– Ваня… – сказала Лорка щекочущим шепотком.
– Что?
– А пусть это будет ключик не только для волшебного фонаря. А?.. Пусть еще для острова Гваделорки…
Сперва радость прокатилась по Ване горячим шариком. Однако почти сразу выскочило опасливое «но»…
– Но…
– Никому ведь это не помешает, – чуть виновато объяснила Лорка. – Бывают ведь ключики, которыми можно открывать не одно, а много волшебных дверок. Никто не обидится, если узнает… Мы будем брать его иногда, а потом возвращать всем… А можно просто считать, что он всегда у нас…
«В самом деле… И я буду так считать – там… когда уеду».
– Лорка, ты правильно придумала! Пускай так и будет…
Они еще полюбовались ключиком и спрятали в коробок.
– Лорка, видишь тот пригорок? С березкой. Давай поднимемся на него.
– Зачем?
– Поглядим вокруг. Я там еще не бывал.
– Тогда пойдем! Конечно… только… через речку же надо…
– Ну и что? Скинем штаны – майки и перейдем.
– Ваня, это нехорошо…
– Ох и бестолковая…
– Ну, правда же нехорошо. Мы же обещали дома, что купаться будем только все вместе…
– Мы и не будем купаться! Там по колено!
– Если по колено, зачем скидывать?
– Ну… а вдруг споткнемся и нечаянно плюхнемся по плечи?
– Хитрый…
– Ага… – засмеялся Ваня.
У воды они сбросили все, кроме трусиков, ухватились за руки и ступили в речку. Но Лорка вдруг качнулась назад:
– Ой, а ключик…
– Он же в твоем кармане. Никуда не денется. Здесь не бывает жуликов…
– Но мало ли что… Вдруг…
В самом деле! Если пропадет одежда – полбеды, а если ключик… страх подумать! Ваня выскочил назад, вытряхнул из Лоркиных бриджей коробок, сунул в кармашек на плавках.
– Серебро не ржавеет…
И они пошли через пятиметровую речку, и на середине Ваня «нечаянно» запнулся и шлепнулся животом и дернул за собой Лорку. Она радостно завизжала. И сказала в воспитательных целях:
– Совершенно бессовестный…
– Ага, – опять согласился Ваня.
Мокрые, они опять пошли среди высоких соцветий, и желтая шелуха лепестков липла к плечам. Поднялись на плоский пригорок с подсохшей травой и редкими ромашками. Остановились у притихшей в теплом безветрии березки.
Солнечные, но с сероватыми животами облака неподвижно висели над лесостепью – словно поднявшиеся с океанов и приплывшие сюда острова…
Ваня и Лорка встали, прижавшись друг к дружке плечами, и сделались частью этого громадного лета. И… распахнувшейся среди облаков Гваделорки…
– Ваня… достань ключик, а?
– Сейчас, – заспешил он, чтобы сказочное чувство не ушло.
Ключик улегся поперек коробочки, воткнулся волоском, не хотел почему – то наружу. Ваня колупнул его, дернул сильнее. Ключик выскочил, Ваня поймал его на лету и…
– Ой… – стальная колючка ткнула его в указательный палец. Ваня потянул палец к губам, чтобы слизнуть красную капельку.
– Подожди… – шепнула Лорка. Легонько взяла его за кисть руки, притянула палец с капелькой к себе. Лизнула. И засмеялась. И сказала опять: – Подожди… Дай…
И девочка, которая всегда боялась царапин и порезов, отважно ткнула свой мизинец стальным волоском. И выжала каплю, похожую на божью коровку. И глянула Ване в глаза.
Он, конечно же, понял сразу. Нагнулся и вмиг слизнул «божью коровку», ощутив на языке секундную солоноватость…
Это не было ни клятвой, ни обрядом, ни колдовством. Лизнули – и дело с концом. Что такого? Просто теперь в них было по капельке крови друг друга… Спасибо ключику…
Они постояли еще, помолчали, взялись за руки и пошли обратно. И, едва спустившись с пригорка, попали в плен.
Навстречу выскочили четыре размалеванных глиной и вареньем индейца с перьями в рыжих волосах. То есть рыжими были только двое – братья Ишимцевы, Петька и Кирилл, Ванины ровесники. А два других – по годам вроде Тростика – белобрысые. Шурик и Митька. Все четверо грызли огурцы (явно не со своих огородов).
– Руки вверх! – сипло потребовал круглоголовый Митька и натянул самострел с бельевой резинкой.
Ваня и Лорка послушно подняли руки, лизнув при этом уколотые пальцы.
– Вы сразу будете наши скальпы снимать? – спросила Лорка. – Или подержите в плену?
– Конечно, подержим, – пообещал рыже – кудрявый Кирилл. – Сразу – какое удовольствие?
– Дайте тогда по огурчику. Пленных надо кормить…
Кирилл счел требование Лорки справедливым. Вытащил из кармана обвисших трикотажных штанов огурец, протянул ей. А его брат Петька дал такой же Ване.
Пленники сказали «спасибо» и захрустели.
Кирилл спросил у Вани, кивнув перьями на Лорку:
– А это что за храбрый бледнолицый? Раньше не встречали тут…
– Братишка, – сказал Ваня.
– Тоже из Москвы, что ли?
– Нет, в Турени живет…
– Ребя, он врет, – разоблачил Ваню белобрысый Митька и снова натянул самострел, в котором не было стрелы. – Это Лорка Казанчук, она в прошлом году приезжала к Чикишевым. Только у нее были косы. Вот такие… – он показал согнутый мизинец.
– Ну и что же, что Лорка, – не растерялся Ваня. – Значит, сестренка. Не все ли равно?
– Никакая не сестренка, не заливай! – возмутился белобрысый Шурик. – И живет не в Москве, и не похожи вы вовсе…
– Мало ли кто где живет, – сказал Ваня. – Всякое бывает. А то, что не похожи, зря не говори. Погляди, у нас даже родинки одинаковые. На спине. Он повернулся спиной к «индейцам» и повернул за плечи Лорку. Знал, что у нее и у него под левыми лопатками до сих пор темнеют шрамики размером с ноготь.
– Правда… – согласился Кирилл, когда они повернулись опять.
А его брат Петька пригляделся и пришел к выводу:
– В лицах тоже есть такая… одинаковая портретность…
– Ну, вот видите, – подала голос Лорка. – Индейцы всегда судят справедливо. Они знают закон…
– А вы родные или двоюродные? – спросил Митька с самострелом.
– Кровные, – объяснил Ваня. – Ладно, мы пойдем. Снимете скальп в другой раз. Пока…
Квакер уехал в тот же вечер, а Лорка осталась. Она обещала Любови Петровне вернуться с остальными мальчишками. Через несколько дней.
За эти несколько дней они сыграли с «индейцами» в футбол, помогли им соорудить и запустить змей сложнейшей конструкции (Федя был специалист), придумать вечером на сеновале кое – какие подробности про «Артемиду», а также поймать в лесу, принести домой и приручить рыжего одичавшего кота. Евдокия Леонидовна дала ему имя Туркин (почему – неизвестно). Кот не возражал.
Домой в Турень поехали автобусом, все вместе – ребята, Евдокия Леонидовна и кот. В дороге Туркин вел себя хорошо…
Диверсия1
Оказалось, что Лика и Тростик уже вернулись из экспедиции. Это была хорошая новость. Но была и плохая: кто – то отравил Матубу.
К счастью, не насмерть.
Матуба лежал на сеновале, почти не двигался, смотрел мутными глазами. Иногда его сотрясала рвота. Эту жуткую картину Ваня и Лорка увидели, когда прибежали на сеновал Квакера. Квакер сидел над Матубой и беспомощно гладил его кудлатый бок. Здесь же были Тростик и Лика. Тростик всхлипывал в уголке, а Лика терзала мобильник, пытаясь узнать в справочном адреса ветлечебниц. В справочном говорили «девочка, не мешай работать» или давали адреса у черта на куличках. Никакие выездные бригады не отзывались…
Ваня выхватил свой телефон.
– Граф, помоги спасти собаку! Нашу! Общую!.. Ну да, Матубу! Какая – то сволочь отравила!.. Ну, пожалуйста! Пусть Марго приедет и отвезет в лечебницу. Нам самим его туда не утащить! А домой врачи не едут!..
Марго примчалась на улицу Герцена, к воротам Квакера, через десять минут. Деловитая. Ничуть не сердитая на ребят. Помогла уложить Матубу на застеленное мешковиной заднее сиденье. Квакер сел рядом с псом. Ваня – на переднее сиденье. Остальные остались ждать и мучиться неизвестностью (и Лорка тоже – некуда было посадить).
Марго знала все. В том числе и адреса лечебниц. Покатили в тот же район, где был копировальный центр и Загородный сад (Ване в этом почудилась хорошая примета). Затормозили у белого двухэтажного дома с синими крестами на дверях. Марго решительно ушла внутрь, вернулась через две минуты и сказала Квакеру:
– Понесли…
И они вдвоем потащили беднягу в полутемный вестибюль с запахами йода и горьких снадобий. Ваня беспомощно шел следом. Потом пса укатили на длинной тележке за белую дверь, а Ваня остался на клеенчатой, противно – теплой клеенке, которая липла к ладоням.
И сидел, и ждал, и отвечал на робкие звонки, что «ничего еще не известно». Вышла Марго и сказала, что вернется через час, раньше тут не справятся. Затем вышел Квакер. Объяснил, что «там всякие промывания и уколы» и что «просили не мешать».
Выглянул дядька в белом халате, поманил Квакера. Тот испуганно ушел и скоро вернулся с озадаченным лицом.
– Спрашивают, сколько мы можем заплатить за лечение. У них процедуры разных уровней… Я не знал, что за собак тоже платят.
– Дед, – опять сказал Ваня в трубку. – Тут, оказывается, деньги нужны. Сколько можно пообещать?
– Сколько угодно! Марго привезет с запасом… И больше не мешай работать, у меня совет!
– Скажи, что я потом отдам… – шепнул Квакер.
– У него совет, – объяснил Ваня.
…О том, что Квакер обещает вернуть деньги, Ваня сказал Графу позже. Узнал в ответ, куда «вся ваша антильская банда» должна с этими деньгами идти, и с удовольствием передал адрес Квакеру.
– Ну, профессор… – уважительно сказал Квакер.
Но это было потом. А в тот вечер – всякие беспокойства и хлопоты. Привезли Матубу обратно, бегали по всяким аптекам с рецептами – не везде ведь есть лекарства для зверей. Не смогли купить одноразовые шприцы. («Это вы чего еще надумали! – орала грузная аптекарша. – Я вам покажу шприцы! Я вам покажу собаку! Я вас в милицию!..») Пришлось идти в аптеку маме Квакера.
Квакер сам делал Матубе уколы. Матуба два дня лежал пластом, не ел, потом стал приходить в себя: шевелить хвостом и улыбаться розовой пастью…
А в первое утро после ветлечебницы, сидя рядом с псом, Квакер повторял:
– Ну, кто мог подсунуть ему отраву? Он же ничего не берет у чужих!
– Может, съел чего – нибудь на помойке? – сказала Лика.
– Не ест он на помойке, он же не бродячий!.. Это какие – то гады его обманули! Поймать бы хоть одного!..
«Хоть одного» поймали в тот же вечер. В сумерках. Вечера августа были уже звездные и темные. В девять заходило солнце, в то же время пряталась и полная луна. А расходиться не хотелось. Жаль было оставлять Квакера с беспомощным Матубой. Сидели на темном сеновале, изредка помигивая фонариками, чтобы не казалось, что ты в «полной дыре коллайдера». (Лишь Бруклина не было, не приехал еще.) Перекидывались словами. И услыхали на дворе шуршанье, бряканье и шорохи.
Это явно был злоумышленник. Видимо, он считал, что грозный пес Матуба совсем уже не дышит, а хозяин его сидит дома, потому что ни в сарае, ни в окнах – ни лучика. И был этот злодей схвачен бесшумно и стремительно, когда замахивался охотничьим топориком на циферблат солнечных часов.
Ну, прямо кадр из кино! Слепящие вспышки фонарей, быстрые тени, перепуганные глаза, круглый рот и глупый вопль: «Я больше не буду!»
– Да это Косой, – брезгливо сказал Андрюшка Чикишев. – Из Рубиковой мелкотни…
– Я больше не буду!..
– Конечно, не будешь, – устало согласился Квакер. – Потому что пришел конец твоей никчемной жизни. Люди, как вы думаете? Сразу утопить под мостом или сначала выпороть?
– Сначала… – сказал Федя, который во всем любил полноту и завершенность. – А родителям отнести кроссовки, они новые…
– Я бо…
– Иди и не дрыгайся, – велел Квакер.
Пленника привели на сеновал. Он обмяк и не мыслил о сопротивлении. Включили яркую лампу. Косой оказался костлявым пацаном, похожим на зайца с прижатыми ушами. Его прислонили к косяку.
– Говори, – велел Квакер.
– А чё…
– Говори! – рявкнул Квакер. – Кто отравил собаку?!
– Это не я! Я не знаю!.. Я ничего не знаю, только часы! Рубик сказал: ты тощий, ты пролезешь в любую щель. Пролезь и расколоти… А собаки, говорит, не бойся, она сдохла… Ну, не я это, правда!
Было его жаль. И кажется, больше всех – Тростику. Тот смотрел круглыми глазами и словно хотел что – то сказать, но не решался.
И все же сказал:
– Ребята, отпустите его…
– Живого? – ехидно спросил Квакер. И опять рявкнул: – Слушай меня, ты! Инфузория… И скажи своему Рубику… – Он качнулся к «Инфузории». Тот закрыл лицо локтем. Ване вдруг показалось, что сейчас у Косого намокнут спереди его обвисшие трикотажные треники. Нет, пока такого не было. Ваня поднял глаза и увидел другое – острый локоть Косого весь был в крови. И Лорка увидела. И раньше Вани подскочила к пленнику.
– Это у тебя что?
– Что? – бормотнул из – за локтя Косой.
– Кровь. Откуда?
Косой опустил руку.
– Да это бзя… Коросту в щели содрал…
– Сам ты бзя, – сказала Лорка. – Ребята, где коробка с бинтом и йодом?
– Не на – а…
– Не вякай, – приказал Квакер. – А то и правда выдерем.
Напутанный Косой больше не вякал. Ему замотали руку, и он ждал, что будет дальше.
– Мотай отсюда, – велел Квакер. – А Рубику скажи: кто еще сунется к моему двору, может считать себя фаршем для крабовых палочек… Понял, ты?!
– А… ага…
– Вот и хорошо, что «ага»… Гуляй, на фиг, террорист долбаный… А если полезешь снова, возьми с собой капсулу с цианидом…
– Чего?.. – заморгал несчастный.
– Моментальный яд. Чтобы не мучиться, когда поймаем…
– Не! Я не…
– Ну и сгинь…
Все раздвинулись, чтобы дать Косому пройти к ступеням. И он пошел, обвиснув плечами. Но у самого выхода вдруг оглянулся.
– А можно я…
– Чего еще? – угрюмо сказал Квакер. – Гуляй, пока живой…
– А можно я… еще к вам… приду?
Ну, кто мог ожидать такого?
– На фиг? – спросил прямодушный Федя.
– У Рубика… только пинают и лаются…
– А здесь будут кормить мороженым, – сказала Лика. – Пусть приходит. Мне нужен типаж для одной композиции. Затюканный юнга на пиратской шхуне.
– И что ты будешь у нас делать? – спросил Ваня. Со смесью интереса и жалости.
– Не знаю… Что скажете…
– Ты всегда делаешь все, что скажут? – спросил Никель. – Лишь бы не пинали?
– У него жизнь такая, – рассудил Андрюшка. – А может быть, мы выстругаем из него человека? Как буратину…
– Ладно, гуляй… – опять сказал Квакер. – Если заглянешь в гости, сразу не застрелим… А будешь шпионить – позавидуешь тем, кто в пекле…
– Не… я не буду…
Косой постоял еще секунду и стал спускаться. Ступени под ним скрипели, как под грузным дядькой.
– Может, правда придет?.. – как – то виновато проговорила Лорка.
– Да не придет он, – веско возразил Квакер. – Сейчас его пожалели, и захотелось сюда, где хорошо… А Рубик возьмет его в работу, даст накачку, и пойдет Косой снова творить, что велено. Своего – то ничего у него нет…
– Я вот иногда думаю, – заговорил из своего угла Никель. – Почему они такие? Ну, которые вредят без всякого смысла… Если когда нападают из – за денег, грабят, это можно хоть как – то объяснить… А когда просто ради зла…
– Чего непонятного, – сказал Квакер. – Жить – то хочется с интересом. Преодолевать трудности… Тот, кто что – то умеет… он и делает, что умеет. Картины рисует, вроде Анжелики, или истинный полдень ищет, вроде нас, ненормальных… А теумеют лишь ломать. Уменья не надо, а интерес тот же самый. Подзуживает, как при игре в партизаны. Развалил песочницу, нагнал страху – и вроде как победитель. Знаю по опыту…
Все неловко примолкли, и, чтобы пригасить эту неловкость, Ваня спросил:
– А когда Тимофей приедет?
– Скоро, – сообщила Лика. – Утром он продиктовал мне дурацкие стихи:
Гонимый знойными лучами,
Я оставляю Геленджик.
От смеси радости с печалью
Внутри душа моя дрожит…
– С чего печаль – то? – хмыкнул Квакер.
– Боится, что Лика опять будет гнобить его, – объяснил Андрюшка.
– Вот как стукну… – пообещала Лика.
2
Тимофей Бруклин был вроде бы не полностью в этой компании. Так, сбоку припека. Но все же карту ему в свое время подарили и теперь считали, что без него начинать действо с волшебным фонарем не следует.
Потерпели два дня, и Бруклин вернулся.
– Ничуть не больше загорелый, чем был, – заметил Тростик.
– Я всю жизнь привык держаться в тени…
– Да, всю жизнь мы это видим, – заметила Лика.
После такого обмена мнениями еще раз обсудили, «как все должно быть».
То есть как станут развиваться события после поворота ключа со стальным волоском.
Люди со стороны вполне могли бы обхихикать все это дело. Сказать про старинные пионерские сборы и детсадовские утренники. Напомнить, что нынче век электронных технологий, а не «пластмассовых кубиков для игры на веранде». Но… это те, у кого не было «Артемиды». Здесь же чувство соединениянакрывало каждого, когда собирались для разговора о давних приключениях. У Вани – каждый раз холодок по спине. И он догадывался, что у других – тоже.
«Может быть, и правда действуют какие – то еще не изученные поля, – думал он. – Может быть, тот самый ВИП…»
Они должны были проколоть пространство ключиком со стальным волоском, задеть им ту самуюпружинку (пускай ее даже и не было), чтобы пружинка запустила ход событий.
Ведь до сих пор все, что случилось в жизни с Гришей Булатовым и с другими героями «артемидовской» истории, в памяти было перепутано, не всегда события сцеплялись друг с дружкой, не всегда получали объяснения. Теперь полагалось внести ясность и такой вот ясностью убедить себя окончательно, что всё это было.
Собрались у Квакера в середине дня, девятнадцатого августа. На церкви Михаила Архангела и на других колокольнях – то в одном краю, то в другом – слышны были колокола. Праздник Преображения Господня, так объяснил Андрюшка Чикишев. Его бабушка знала все церковные праздники наперечет.
Посреди сеновала стоял на табурете самодельный «волшебный фонарь». Вернее, просто подставка от старого фонаря с приколоченной фанерной стенкой. В стенке была выпилена замочная скважинка. Кто – то должен был вставить в нее ключик и повернуть его в пространстве. В этом виделся особый смысл… А кто – то другой повернет на подставке головку стерженька, и ползунок пробежит по звонким полоскам, разбудит мотив старенького вальса…
На этот мотив было сложено уже множество строк. Не всегда ласковых и чувствительных, порой и дурашливых. Но сейчас у всех в голове были те, что недавно сказал Тим Бруклин (и тем поставил себя наконец в общий ряд):
Тронет пружинку стальной волосок,
Ветер соленый заденет висок.
Ветер с утра —
Значит, пора…
– А кто будет поворачивать ключ? – сказал Федя. – Не всей же толпой…
– Пусть самый младший, – предложил Тимофей. – Тем более что он же самый отважный. Я всегда говорил, что Тростик – это личность…
Ключик висел сейчас на гвоздике рядом с Пришельцем – настоящимсвидетелем прошлых времен. Квакер снял ключик, протянул Тростику.
Тростик спрятал руки за спину и попятился. Замотал головой. И… заплакал. Все сильнее…
– Что с тобой? – ахнула Лика. Подскочила, присела на корточки. Но Тростик попятился опять.
– Я не буду… Я не могу…
Над ним наклонились Лорка и Никель. Никель проговорил с необычной строгостью:
– Не реви. И объясни.
Тростик перестал реветь, но всхлипывал так, что у губ лопались пузыри.
– Вы сказали «самый»… А я самый гад… Это я отравил Матубу…
Ну вот, воистину как удар грома…
И с минуту были слышны только всхлипы. Да еще осторожно дышал у стены почти выздоровевший Матуба.
И вдруг Квакер грозно приказал:
– А ну, прекрати молоть фигню! Отравитель! Говори все, как было!
Было, конечно, не так. Это выяснилось из перемешанных со слезами признаний Тростика. Разумеется, Матубу он не травил. Разве он совсем идиот и злодей?
В тот день, когда вернулись они с Ликой, Тростик в одиночку побежал к Квакеру – чтобы тот объяснил ему, как вносить в мобильник новые адреса (Лике все было некогда). Квакера дома не оказалось, а по пустому двору лениво гулял Матуба. Тростик поманил его от калитки, и пес подбежал, чтобы поздороваться. Тростик обнял его за шею, они вместе перешли улицу Герцена, мимо заборов пробрались к логу и сели над обрывом. Матуба щелкал пастью на пролетающих бабочек, Тростик смотрел на стрижей… И тогда вот подошел тот самый Косой.
Полузнакомый пацан. Тростик с ним как – то был одну смену в городском лагере, еще до знакомства с Ликой. «Привет», – вполне по – хорошему сказал Косой. И Тростик сказал: «Привет». Косой кусал большущий пирог (кажется, с капустой). «Хочешь?» – спросил он. Пирог был аппетитный с виду, и Тростик сказал: «Ну, дай кусочек…» Косой дал. И спросил, кивнув на Матубу: «А ему можно?» Тростик, балда такая, совсем забыл, что Матубе ничего нельзя брать от чужих. А Матуба… наверно, он не забыл, но решил, что Косой – свой человек, поскольку он и Тростик беседуют так по – доброму. И тоже сжевал кусок, даже больше, чем Тростик. И вежливо помахал хвостом. А Косой, набравшись храбрости, погладил пса по загривку…
– Тростик, ты в своем уме? – сказал Андрюшка. – Если бы пирог был с отравой, Косой загнулся бы раньше всех. А потом ты и Матуба…
– Ну, не был же он с отравой! Тогда… – опять завсхлипывал Тростик. – Но потом – то Матуба решил, что Косой – такой же, как мы! А тот пробрался ко двору, поманил его и дал кусок… Вечером, наверно…
– Бзя какая – то, – сказал Федя. – Зачем Косому было травить пса, если они познакомились? Он и так мог пролезть во двор и раздолбать часы. Матуба не гавкнул бы.
– Наверно, гавкнул бы. Одно дело пирогом угощаться, а другое смотреть, как рушат добро на дворе… – сказал Квакер. – Так они, видать, и рассудили у Рубика. Кидай, мол, Косой, отраву, а через день – марш на диверсию… Небось крысиный яд намешали…
Тростик всхлипывал, обняв себя за плечи.
Ваня вздрогнул, подумав, сколько времени маялся Тростик своей виной, вертелся ночью в кровати, обмирал от стыда и страха, прежде чем решил признаться… Мог бы и не признаваться. Тем более что Матуба – то вон, живой…
– Дурень, – сказал Квакер. – Чего ты нюни – то распустил? Разве ты виноват? Ну, попался на удочку, с кем не бывает? А ревешь, будто отравил нарочно… Это Косой, гнида, виноват во всем. Зря отпустили по – мирному… А почему ты про него сразу не сказал, когда поймали?
Тростик поднял мокрые глаза.
– А он… может, тоже… не совсем гад. Может, потом пожалел… Он так смотрел тогда, будто просил не выдавать… Я и не смог… А он ведь тоже… меня не выдал…
