Текст книги "Стальной волосок (сборник)"

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 39 страниц)

Саша Юхманов

1

– Изверги! – слезно возглашала Андрюшкина бабушка Евдокия Леонидовна. – Как я буду теперь смотреть соседкам в глаза?!

– А ты смотри мимо глаз, – посоветовал Андрюшка. – На уши или еще куда…

– Молчи, паршивец!.. Степанида Игнатьевна сама не своя. Говорит: всю смородину ободрали в огороде.

– А ты скажи ей, что вранье – это грех, – посоветовал Андрюшка. – Мы в огород и не совались. А если смородина свои ветки вывешивает за плетень, прямо к дороге, кто виноват? Какой нормальный человек пройдет и не сорвет ягодку?

– «Ягодку»! – ахнула Евдокия Леонидовна. – Небось, полпуда!

– Да какие полпуда! – постарался отстоять истину Федя. – Она уже перезрела давно, там остатки… А зачем вывешивает? Провоцирует прохожих…

– Ты умными словами не закрывайся!.. Про… ци… Я вот вас сейчас процитирую! Где мой мешок?

– На балконе твой мешок, на перилах, – напомнил внук. А Федя попросил:

– Баба Дуся, только вы его сначала выхлопайте. А то в прошлый раз столько пыли было, не продохнешь…

– Вот о вас, о двоих злодеев, и выхлопаю, – пообещала Евдокия Леонидовна.

– А почему о двоих! – возмутился Никель. – Опять неравноправие! Я тоже…

– Святые силы, да тебя – то, Никитушка, за что?! – изумилась Евдокия Леонидовна. – У тебя ангельская душа…

– Ага, «ангельская», – заметил Федя. – Трескал больше всех.

– И не больше, а столько же, – уточнил Никель.

– А я! – востребовал справедливости Ваня! – Я ведь тоже там был, мы одинаково…

– Ванечка, да тебя – то как можно! Ты же гость, не чета этим иродам!.. Вы, небось, там в вашей Москве настоящих ягод и не видите. Одна какая – нибудь синтетика, вроде черной икры из нефти…

Ваня хотел заступиться за Москву, но Евдокия Леонидовна твердыми шагами покинула комнату. И скоро вернулась. Однако не с мешком, а со смородиной в большой стеклянной миске. И с ложками.

– Лопайте, мучители… Сейчас молока принесу…

– Вот это настоящая педагогика, – сообщил Андрюшка, двигая к столу табурет. – Воспитание добром и любовью. Наша бабушка – настоящий Макаренко. «Заслуженная макаренка России первой степени»…

– Доберусь я, узнаешь «макаренку», – пообещала Евдокия Михайловна. – Больше не вздумайте к чужим ягодам соваться…

– Куда там соваться – то, – сказал Никель, отправляя в рот полную ложку. – Все равно уже ничего не осталось…

– Ох, Никита. И тебя они переделали на свой манер, – пригорюнилась Евдокия Леонидовна. – Такой был мальчик… Хорошо, что хоть Ванечку не успеете испортить, уедет скоро…

Ничего хорошего Ваня в этом не видел. И тоскливое предчувствие отъезда заглушил двойной порцией смородины и глотком холодного молока. И утешительной мыслью, что «еще три недели»…

Это происходило на даче у Чикишевых, где Трубачи, Никель и Ваня проводили августовские дни. Ваня отпросился сюда у Ларисы Олеговны, и та после долгих наставлений и после консультаций с Андрюшкиной бабушкой отпустила внука. Потому что пора ей, Ларисе Олеговне, было выходить после отпуска на работу в свою страховую компанию «Ариадна» (в контору, где, по словам Графа, заняты двумя делами: обсуждением новостей и отчаянными попытками ни за что на свете не выплачивать клиентам законные вознаграждения).

– Но только ты должен мне обещать, что не будешь там… – И дальше следовал бесконечный перечень того, что Ваня «не будет». Ваня охотно обещал исполнять все пункты, которые тут же забыл.

Дача была в тридцати километрах от Турени, на краю деревни Черкишево. Мальчишек отвезла туда на машине Графа неутомимая Марго.

И началось дачное существование. Неспешное, беззаботное и почти беспечальное. Слегка (а временами и не слегка) Ванину жизнь омрачали только два обстоятельства: то, что время движется к осени и что рядом нет Лорки.

Лорку родители наконец самым решительным образом затребовали из Турени на свой загородный участок. Ее старшая сестра готовилась поступать в институт, и «должен же кто – то помогать престарелым отцу и матери!». Правда, Лоркины мама и папа были не столь уж престарелые, они бодро трудились какими – то агентами в компании «Стройпланета» и обладали решительным характером. Много не поупрямишься. Но Лорка шепнула Ване: «Все равно удеру…» И это его слегка утешило.

Квакер уехал к дядюшке в Каменск.

Лика (в сопровождении Тростика, разумеется) отправилась в недельную экспедицию с юными живописцами из Дворца школьников – «на пленэр», как изящно выражались эти растущие таланты.

Тимофея Бруклина, по некоторым слухам, родители увезли на самолете в Геленджик. По другим слухам, он заперся дома и сочинял поэму, где были такие слова:

 
Онегин, если б мы однажды
Зашли с тобою в Интернет,
То пересохли бы от жажды,
Поскольку там киосков нет.
Нет ни воды там, ни ответа:
Как быть, коль рядом вовсе нету
Моей возвышенной любви?
Увы и ах, и се ля ви…
 

Впрочем, не исключено, что эти незабываемые строки он сочинял, валяясь на приморском песочке. Приятное с полезным…

В дачном домике было тесно (в нем обитала не только бабушка, но и Андрюшкины родители, и появившаяся в гостях тетушка), поэтому Трубачам, Никелю и Ване отвели под жилье пустой сеновал над сараем. Конечно, сначала заставили поклясться, что «ни свечек, ни спичек и вообще ничего такого…». Андрюшкина тетушка, дама весьма образованная, особенно нажимала на меры безопасности. Утверждала, что пубертатный период мальчиков (откопала где – то неслыханное Ваней словечко!) характерен для них «повышенным интересом к никотину». Но для этих четырех мальчиков он не был характерен. Ваня сроду не помышлял о курении, а Федя и Андрюшка, если и помышляли, то все равно не стали бы пробовать. Из солидарности с Никелем, для которого курение было «все равно, что головой о бронепоезд»…

По ночам заглядывали в щели редкие звезды и молодой месяц, орали на ближнем болоте лягушки (хотя, вроде бы, и не сезон был), пищали комары и вякали на краю леса «музоны» заезжих туристов.

Все четверо, еле волоча ноги от усталости, в сумерках являлись на двор, плескались под душем, ужинали молоком и свежей картошкой и у себя на сеновале валились на тощие надувные (вернее, полунадутые) матрацы. На слушанье лягушек и любованье мерцающими звездами не оставалось времени. Мохнатый сон тут же накрывал прожаренные солнцем тела и лохматые, выгоревшие под лучами солнца головы.

Вроде бы никаких особых дел и не случалось, а к концу дня все мышцы сладко ныли от усталости. Из – за чего? Ну, гоняли футбол с местными пацанами (славными, недрачливыми), бултыхались в деревенском пруду (довольно чистом, в нем даже рыбки водились), загорали на песке (вернее, просто валялись кверху пузом, потому что загорать уже было некуда), ловили рыбу в речке Тараскульке (никого не удавалось поймать, но все равно было интересно). А еще собирали в ближнем лесу грибы. Ваня научился отличать маслята и грузди от поганок и гордился этим знанием природы. Ну и на грядках приходилось иногда проявлять усердие (а то «где мой мешок?»). И вот глядишь – еще один день пролетел.

Да, сон пытался сморить моментально, и все же Ваня ухитрялся урвать у него минуту – другую. Чтобы повспоминать. Когда вспоминаешь – время растягивается, заново дарит человеку прошлые часы и дни…

Ваня вспоминал, что было до отъезда на дачу.

2

До отъезда был Ванин день рожденья, в самом конце июля. Ваня про него почти не помнил и уж совсем не думал, что про него вспомнят другие.

Ну, поцелуи и объятия тети Лары (и новая алая футболка с корабликом на пузе в придачу) – это понятно. Торжественное рукопожатие деда и его старый складной нож («Еще в студенческие годы в колхоз ездил с ним») – это не только понятно, а просто замечательно! Мамин «специально – поздравительный» звонок и обещание подарка «когда встретимся» – тоже хорошо (хотя для встречи тампридется уехать отсюда, а это не очень весело).

А вообще – то мама звонила регулярно два раза в неделю. Один раз тете Ларе, другой – сыну. Тетя Лара подвергалась допросу: здоров ли Ваня, занимается ли чем – то полезным и как себя ведет. Лариса Олеговна сначала давала многословные отчеты, а затем стала отвечать более лаконично и с долей иронии. Мол, занимается археологическими раскопками, футболом и ныряньем с баржи за пристанью (а это для мальчиков очень полезно, особенно в летнее время). Читает ли? Да, они отыскали какую – то невообразимо древнюю книгу про путешествия и на своих сборищах штудируют ее по вечерам. Что за сборища? Ну, Ванечка свел тут знакомство с несколькими растрепанными мальчишками, двумя обаятельными девочками и длинновязым подростком, который пользуется славой хулигана и обалдуя… («А что я могу сделать? Ты сама всегда была сторонником демократического воспитания…») Какие отношения с дедом? Кажется, прекрасные. Обсуждают проблемы черных дыр, в которые скоро все мы скатимся. Один раз, правда, подрались, но потом помирились.

Ваня слышал в трубке отдаленные мамины восклицания и просьбы «не шутить так». И возгласы, что футбол и нырянье могут привести к травмам…

Сам он маму успокаивал и говорил, что купанье – безопасное, ребята – замечательные, Квакер (то есть Игорь Григорьев) никакой не хулиган, а наоборот: недавно он трем здешним хулиганам так начистил портреты, что те больше носа не кажут в окрестностях… «Ну, как я выражаюсь? Нормально выражаюсь. Раз начистил…»

– Вот когда ты окажешься в корпусе, там тебе быстро укрепят навыки дисциплины… Плохо только, что папа вернется с гастролей лишь к октябрю и лишь тогда может заняться твоими делами. Но в корпус, говорят, можно быть принятым и в середине осени, если есть связи…

Ваня морщился и «переводил стрелки»:

– Ма – а! А когда ты отправишься в свой круиз? А ты успеешь вернуться из него к сентябрю?

– Нет, Ванечка. Тебе придется пожить первую неделю учебного года под присмотром тети Жанны, я договорилась. И походишь в прежнюю школу. А уж потом…

– Ма – а, ну тогда у меня к тебе просьба! Когда будешь на Гваделупе, раздобудь несколько серебряных монеток с кораблями… И узнай поподробнее про вулкан Матубу… Ма – ту – бу… И про форт, которым давным – давно командовал полковник Дельгре… Лу – и Дель – гре… Туда сейчас водят туристов… Ну, мне это очень надо!.. Что?.. Хорошо, буду… Хорошо, не буду… Хорошо, не забуду…

Похожим был и разговор в день рожденья. Все то же. И лишь одно уточнение. В Москву Ваню отвезет бабушка Лариса Олеговна. Это гораздо лучше, чем лететь со случайным знакомым, как было на пути в Турень. Но все равно радостного мало…

Вот так. А то, что про день рожденья знают ребята, Ваня и не догадывался, Как – то давно он упомянул о нем Лорке, но не думал, что она запомнила. А она… То есть «а они»…

Нет, не было ни подарков от каждого, ни шумных попыток «двенадцать раз дернуть за ухи, чтобы рос большим». Просто на сеновале у Квакера Лика выставила на верстак пластмассовую бадью с украшенным кремовыми узорами мороженым. Ване дали большущую деревянную ложку с выжженной надписью «Лопай, именинник!». А остальные взяли обычные ложки. Ване велено было зачерпнуть первому и побольше…

Мороженого хватило всем. И даже Тростик, обычно не желавший ничего есть, нынче не отказывался. Потому что «от мороженого, как и от арбуза, не толстеют».

Он за последний месяц изрядно отощал, его просторные шортики то и дело грозили съехать вниз. И особенно сегодня, потому что в кармане лежала большущая линза. Эту линзу Тростик нашел среди мусора на краю лога (какой балбес ее выбросил?) и нынче разглядывал сквозь выпуклое стекло всякие мелочи: сучки на досках, вяло бредущую по верстаку муху, собственный сбитый ноготь, а больше всего – стеклянную картинку с парусником, которую подарил в прошлом году Герман Ильич.

Тростик рассмотрел на паруснике много деталей, но, к сожалению, понял и то, что судно это – не бриг «Артемида». Во – первых, под бушпритом не было женской фигуры, а красовался усатый дядька в чалме. А кроме того, парусник был трехмачтовым, что никак не соответствовало понятию «бриг».

– Жалко, – вздыхал Тростик, очередной раз хватаясь за резинку на поясе.

И тут Ваню осенило:

– А может быть, и не надо жалеть! Может быть, эта картинка все равно имеет отношение к нашим делам… То есть к нашей истории!

– Это как? – спросил Тростик. А остальные (даже Матуба) глянули на Ваню с молчаливым вопросом.

– А вот так! – вдохновился Ваня. – Можно ведь представить, что у Максаровых, у которых жил Гриша Булатов, был волшебный фонарь, старинный фильмоскоп. Ну, вроде того, от которого у Германа Ильича есть подставка! И что эта картинка – от того фонаря!.. Вот они сидели по вечерам, рассматривали, а этот кадрик был у Гриши самый любимый… Может, с него все и началось…

– А может, и не с него… А может, и не было ничего, – кислым голосом сказал из угла Бруклин.

Лика издалека проткнула его взглядом.

– Для человека, сочиняющего стихи (пускай даже совсем бездарные), полезно иметь хоть капельку воображения.

– Я понял. Я молчу, – отозвался Бруклин. И уныло замолчал. Его поняли и простили. Знали причину его мрачности. Ему не удалось проникнуть в состав экспедиции юных художников. Лика пыталась хлопотать за него, но ей намекнули, что хватит, мол, и одного не склонного к рисованию участника – юного Трофима Зайцева…

Зато у других воображения хватало. Тут же заговорили, что волшебный фонарь у Максаровых вполне мог быть и даже что подставка с музыкальными лепестками (на которой художник Суконцев режет луковицы) вполне могла принадлежать именно этому фонарю. И если бы подставку принести сюда и перед началом «Артемидских фантазий» крутить валик и слушать музыку про стальной волосок, это было бы «самое то».

Никель негромко проговорил:

– Будто бы вернулись те времена. И будто бы те ребятаприходят сюда, в наш кружок. Как тогда, у часов…

«А музыкальные лепестки на подставке – это будто мы все…» – появилась у Вани мысль. Но он постеснялся высказать ее вслух и лишь позже поделился с Лоркой. И она сказала: «Ты молодец…»

Если есть идея, чего тянуть время! Оседлали велосипеды, покатили к Герману Ильичу. Застали его за «ужасно занудной работой» – грунтовкой холста. Он помахал испачканной в белилах пятерней.

– А у Вани сегодня день рожденья, – без подготовки сообщила Лика.

– О – о! Мои поздравления… А почему не сказали заранее? У меня даже заварки для чая нет…

– А не надо чая, – объяснила Лика. – Ваня приехал выпросить у вас подарок. – (И Ваня чуть не провалился в подвал пакгауза, но заспорить не успел).

Герман Ильич осведомился с некоторой осторожностью:

– А что за подарок? Надеюсь, это не лучшая моя работа «Мальчик и Дон Кихот»?

– Не – е! – вмешался Тростик. – Нам нужно вашу дощечку от волшебного фонаря. Ну, ту, с музыкой… Для игры в «Артемиду».

– И всего – то! – воскликнул художник, явно счастливый, что отделался столь малой жертвой. – Сейчас принесу!

И принес.

Валик в окружении лепестков работал исправно. Тонкие жестяные пластинки без фальши воспроизвели мотив:

 
Тронет пружинку стальной волосок…
 

«Артемидная» команда не очень дружно, однако от души прокричала «спасибо».

– На здоровье… А не будет ли нескромностью с моей стороны поинтересоваться: в чем суть предстоящей игры?

Начали объяснять. Порой бестолково и сбивчиво, но в общем – то понятно. Как это здорово: сидеть в дружном кругу и открывать заново те события, которые случились давно. «С такими же, как мы, пацанами, только без компьютеров и мобильников… Они будто приходят и садятся рядом…»

– Да – а… вы творческий народ… Никита Кельников, а тебе эта тема для нового реферата.

– Нет! – Похоже, что Никель испугался.

– Почему нет?

– Это Ванин сюжет.

– Почему мой? – удивился Ваня. – Это общий…

– Не спорь, – строго сказал Никель. – Я понял: он твой. От начала до конца.

Может, Никель был прав. Когда собирались поговорить о Грише, о Павлушке, об «Артемиде», само собой получалось, что начинал Ваня. И часто – с таких эпизодов, которых раньше и сам не знал, но вдруг «обнаруживал» в своей голове. И они вплетались в цепочку уже известных событий…

Когда вернулись на сеновал и несколько раз прокрутили дребезжащий вальсок, к Ване пришла еще одна догадка:

– А наверно, у фонаря и в самом деле был ключик. Со стальным волоском. Волосок трогал пружинку, все заводилось, а на экране листались картинки… Не хуже, чем телевизор…

– Но пружинки – то нет, – заметил Федя.

И вдруг вмешался Квакер, который в общем – то не был склонен к фантазиям:

– Ну и что же, что нет. Можно ведь считать, что есть. «Как будто»… В книгах тоже многое «как будто», а читаешь и видишь, словно все по правде…

– Можно сделать картонную стенку, а в ней щелку для ключа, да, Ваня? – сказала Лорка и придвинулась ближе. – Игорь привезет из Каменска ключик, мы его будем поворачивать… и все получится по правде. Будто колдовство…

Ваня хотел сказать что – то похожее, Лорка опередила. И он благодарно взял в ладони ее пальцы. (И опять скользнуло тоскливое опасение: а как я буду через месяц… совсем без нее… И он прогнал его сердитым толчком.)

3

А самый удивительный подарок Ваня получил в тот же день вечером. Он проводил Лорку до дома, и она не отпустила его, сказала чуть загадочно:

– Бабушка просила зайти…

– Зачем?

– Ну… зачем – то…

– Какой ты сегодня «именинный», – заметила Любовь Петровна, увидев его. Ваня был в этот раз не в потрепанной спортивной униформе с портретом Айвенго, а в новенькой алой футболке и светлых брючках до колен. И даже слегка подстриженный (стараниями Ларисы Олеговны).

– Самому удивительно, – улыбнулся он.

– Подходящий вид для получения подарка…

«Ну да, я так и думал…»

– Это подарок не только от меня, а еще и от моей давней подруги, с которой мы проработали вместе тридцать лет… Я как – то рассказывала ей про Лорочку и про то, как она подружилась с тобой, и упомянула, что ты необыкновенный читатель: увлекаешься Жюлем Верном. И Вера Михайловна дала мне для тебя одну редкую книгу… Вот…

– Ва – а… – шепотом сказал Ваня, взяв книжку в ладони.

Она была толстая, но меньше обычного формата. Растрепанная по углам, в темно – сером коленкоровом переплете. Со стертой позолотой узорчатой рамки и чуть заметной надписью «Библиотека приключений» наверху. Внутри рамки – слабо различимый рисунок с матросами и мачтами, а под ним надпись:

Жюль Верн

ЗАВЕЩАНИЕ

ЧУДАКА

– Возможно, у тебя есть этот роман, – сказала Любовь Петровна. – Но наверняка в другом издании. А это… оно вышло в сорок первом году, за два месяца до начала войны… И небольшим тиражом. Едва ли до нашего времени сохранилось много экземпляров…

Ваня и без объяснений понимал, чтоэто за издание. Довоенный выпуск «приключенческой рамки»! При одном взгляде на такую книжку у знатоков замирала душа…

А Любовь Петровна продолжала:

– И обрати внимание на экслибрис…

На левой странице титульного разворота, выше слов «МОСКВА 1941 ЛЕНИНГРАД», был оттиснут лиловый знак: восьмиконечная роза ветров, а повыше ее – кучевые облака и пробивший их острокрылый самолет. По нижнему края оттиска шла мелкая надпись: « Из книг Александра Юхманова».

– Ой… У меня такой, конечно, нет… – выговорил Ваня. – Я этого романа даже и не читал. Только слышал про него… Не мог найти ни в библиотеках, ни в сети… Любовь Петровна, спасибо вам во – от такое, до потолка… И… Вере Михайловне… А кто такой Александр Юхманов?

– Это старый дядюшка Веры Михайловны. Он умер в Ленинграде около двадцати лет назад. Кстати, оставил после себя прекрасную библиотеку. Вера Михайловна привезла книги сюда. И эту вот выбрала для тебя. Сказала: «Пока мальчики читают Жюля Верна, есть еще надежда на будущее…»

– Спасибо… – опять выдохнул Ваня.

Лорка заглядывала ему через плечо.

– Там такие интересные картинки. Старинные. Я смотрела…

– Да, иллюстрации прекрасные, – подтвердила ее бабушка тоном старого библиотекаря.

– Любовь Петровна, а почему на экслибрисе самолет? Александр Юхманов был летчик?

– Да, летчик северной авиации. Во время войны он сопровождал караваны союзников, которые везли нам по морю оружие и продукты. Его подбили, он спасся, но потерял ногу. Однако воевать не перестал, сделался корреспондентом флотской газеты. А после войны выпустил несколько книжек… У этого человека вообще любопытная судьба. Оказывается, он наш земляк…

– Из Турени? – уточнил Ваня.

– Да, – улыбнулась Любовь Петровна. – Но ты ведь теперь тоже немножко из Турени, не так ли?.. Маленький Саша Юхманов родился здесь и рано остался сиротой, его воспитывала тетушка, музыкантша кинематографа. В семь лет она увезла Сашу в Тобольск, там их застала Гражданская война, и тетушка, чтобы спастись от всех невзгод, села с мальчиком на пароход «Охотник»…

«Ой – ой – ой… – толкнулось у Вани предчувствие новых загадок – разгадок. – Ой, не может быть…»

– Я знаю, – опять улыбнулась Любовь Петровна. – В тебе сейчас звенит нетерпеливая струнка «ой – ой – ой»… Да, это тот самый пароход, которым командовал капитан Булатов. В прошлом – юнга с «Артемиды»…

– Значит, «Охотник», а не «Охотница»… – бормотнул Ваня. И снова «раскрыл глаза и уши».

– «Охотникъ». С твердым знаком на конце… Капитан Булатов сумел вывести пароход в Обскую губу, там его встретил корабль экспедиции Вилькицкого. Война войной, а полярные исследования шли своим чередом… Моряки пересадили к себе экипаж и пассажиров «Охотника». Всех, кроме капитана. Когда пришли к нему в каюту, он лежал на койке неподвижный. Не выдержало сердце…

– А где его похоронили? – прошептал Ваня (и вспомнил почему – то Агейкину плиту).

– С пароходом, – вздохнула Любовь Петровна. – «Охотник» был изношен, остался без топлива, его решили затопить. Сделали пробоину выстрелом из пушки. Он пошел на дно со своим капитаном…

– Как «Наутилус» с капитаном Немо, да? – шепнула у Ваниного плеча Лорка.

Ваня кивнул, а Любовь Петровна сказала:

– Именно так. И маленький Саша Юхманов был свидетелем этого… И вот еще – добавление к подарку. Осталась Сашина фотография той поры. Ее сделали в Архангельске, вскоре после того, как Саша и тетушка приплыли туда на корабле…

Любовь Петровна достала из плотного конверта снимок. На нем – на фоне размытой декорации с водопадом и скалами – стоял мальчик лет девяти. В матросской курточке, в брючках до колен (почти таких же, как у Вани, только с пуговками по бокам), в ботинках с высокой шнуровкой. В большом берете…

– Это слегка увеличенная копия, – объяснила Любовь Петровна. – Довольно четкая… Обрати внимание: с краю на берете отверстие. Летчик Юхманов утверждал потом, что это пробоина от пули. «Охотник» во время плавания обстреляли с берега, и мальчик едва не погиб. Он не разрешал штопать берет, потому что гордился этим приключением… Вот, держи…

– Это… тоже мне?

– Разумеется… В Архангельске были белые и англичане, и с ними можно было уйти за границу, но Саша и его тетя не захотели. Каким – то образом они потом оказались в Ленинграде, и Саша сумел сделаться летчиком, хотя, как говорится, происхождение у него было «сомнительное» и «непролетарское»… И вот еще факт – весьма интересный для вашей «артемидовской» компании. Александр Юхманов во время войны познакомился с пилотом транспортной авиации по фамилии Булатов. И говорил, что это был внук капитана Булатова. Потому они и подружились. Но после госпиталя Юхманов потерял следы Булатова. Кажется, тот погиб…

– Опять столько всего… набралось… – прошептал Ваня.

– Закон магнитного стержня, не так ли, – улыбнулась Любовь Петровна. – Мы недавно обсуждали его с твоим дедушкой. Виделись на днях. Он иногда все же заглядывает в наш клуб…

– Выходит, он все знает про капитана Булатова?! А мне ничего не сказал!

– Не хотел портить книжный сюрприз… Я и Лоре ничего не рассказывала до сегодняшнего дня. У моей внучки масса хороших качеств, но есть один недостаток: она не очень умеет хранить секреты…

– Я умею, если знаю, зачем хранить, – разъяснила Лорка. – А если непонятно зачем, то зачем?

Они посмеялись втроем, и Любовь Петровна сказала:

– Зато сегодня у тебя и у дедушки будет, о чем поговорить…

И они говорили. До ночи. За окнами время от времени трещал и рассыпался цветными гроздьями фейерверк. В честь Дня Военно – морского флота. Турень не был морским городом, и официальный салют ему нынче не полагался, но какие – то клубы и общества все равно отмечали праздник «огненными потехами». И правильно! Во время войны в Турени строили бронекатера. Отсюда уходило на флот множество народа. И на гербе города был кораблик с вытянутыми по ветру флагами…

А в углу у электрокамина бормотал портативный телевизор – просто так, чтобы не прошла мимо какая – нибудь новость. Но ничего нового не было. «Грузия, Абхазия, Осетия, Кодор, полеты над территориями… НАТО, Украина, Крым… Америка, террористы, Ирак…»

– Граф, – сказал Ваня. – Ты вот живешь на свете столько лет. Столько видел и помнишь. Неужели так было всегда? Стрельба, стрельба, стрельба…

– Всегда, – сказал дед. – Всем заправляют политики. То есть те, кто очень любит власть. Больше, чем тайны мироздания, творчество и радости человеческих отношений… Вот и создавай для таких искусственный интеллект.

– Ты вот создаешь все – таки…

– Не столько создаю, сколько стараюсь, чтобы он не попал в руки дураков… И мерзавцев…

– Граф, а кого на свете больше? Тех или других?

– Поровну, – сумрачно сказал Граф. – К тому же одно не исключает другого…

– Граф, а что делать?.. Ну, чтобы не становилось все хуже?..

Дед усмехнулся:

– Любовь Петровна тебе сегодня объяснила: мальчики должны больше читать Жюля Верна…

– Граф, я ведь серьезно…

– И я…

– Сейчас мало читают, – неохотно сказал Ваня.

– Но ваша – то компания читает… Особенно этот удивительный Трофим Зайцев… Пришли тогда толпой, расселись в комнате, а этот субъект – сразу к стеллажам с раритетами. Я говорю: «Сударь, это старинные книги, вы не разберете…» А он: «Дело́в – то…» И смотрю: уткнулся в «Дон Кихота» конца девятнадцатого века…

– Тростик может… Он «Путешествие на бриге «Рюрик» осилил за несколько дней… – Ваня потянул со стола и снова повернул к себе снимок Саши Юхманова. – Граф, а вот он тоже, наверно, с малых лет книжки любил. Иначе не стал бы собирать библиотеку…

– Само собой… – сказал Граф.

– Вот… стоит и смотрит, как живой…

У Саши Юхманова было дружелюбное и в то же время смелое лицо. Пухлые губы и оттопыренные уши. «Наверно, как у Квакера в начальных классах», – подумал Ваня.

– Граф… его мы тоже запишем в нашу компанию…

– Кого? Этого морячка?

– Ну да!

Дед смотрел непонятно. Чуть печально и вроде бы с вопросом. Ване показалось, что он понял вопрос:

– Граф, а тебя мы давно записали! И Рема… Только не такими, какими вы стали потом, а такими, когда были, как мы…

Дед потянулся, взял у Вани фотографию, подержал перед собой. Уголком почесал подбородок.

– Ну, что ж… Спасибо за честь…

На следующий день Константин Матвеевич отсканировал и распечатал десяток снимков Саши Юхманова. Ваня раздал их каждому из друзей…

…Вот это все и вспоминал Ваня на дачном сеновале, прежде чем провалиться в кружение спутанных снов…