Текст книги "Стальной волосок (сборник)"

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 39 страниц)

Вода, солнце и фантазии

1

Прошла неделя…

Вся компания купалась у старой баржи, на том месте, где в прошлом году познакомились Лика и Тростик. Трубачи, Никель и Ваня, как только добрались до песка, скинули одежду и с разгона врезались в теплую воду. Сплавали туда – сюда, поныряли с кормы, окатили друг друга каскадами брызг и встали в воде по пояс. Чтобы отдышаться. И чтобы поторопить девчонок и Тростика.

Лика не спешила – что – то искала в сумке. Тростик преданно ждал ее. Лорка – в пестром сарафанчике и босая – понуро стояла в двух шагах.

– А ты чего ждешь? – спросила Лика. – Иди, радуйся жизни.

Лорка сказала тихонько:

– Я купальник не взяла…

Лика выпрямилась:

– Да ты что? Вчера купалась в мальчишкином виде, а сейчас вдруг… Расплети косы и будешь, как пацаненок, ты же дитя еще. Мне бы твои проблемы…

Лорка вздохнула и повозила пяткой по песку.

– Вот чудо… – укорила ее Лика. – Здесь же все свои, кого ты стесняешься?

– Вон его она стесняется… – Тростик указал кивком на Тимку Бруклина из Ликиного класса. Тощий Бруклин в бело – зеленых полосатых трусах сидел неподалеку, под самым бортом баржи, и дергал проросшие сквозь песок травинки.

– Ну, чего ты опять притащился? – громко спросила Лика.

Тимке следовало бы сказать: «Где хочу, там хожу, ты это место не купила». Но он промолчал, только почесал травинкой ноздрю.

– Зануда, – заявила Лика.

Мальчишки подошли ближе и слушали разговор, стоя по щиколотку в воде. «Лико – Тимкины» отношения не были для них секретом.

Тростик разъяснил:

– Тим надеется, что ты вечером пойдешь с ним на дискотеку «Юные таланты». – Он был беспощаден в своей наивной правдивости.

Тимка поежился и, глядя в заречные дали, сообщил, что вовсе на это не надеется. Потому что у него, у Бруклина, никаких талантов нет, а гениальная Анжелика Сазонова, к тому же, на такие мероприятия никогда не ходит.

– И поэтому ты всюду таскаешься за мной, как дохлая кошка Гека Финна на веревочке.

– Сравнение твое оскорбительно для моей чувствительной натуры, – вздохнул Бруклин, – однако я стерплю и его…

– Иди окунись, – предложила Лика. Бруклин возразил, что примитивное «окунанье» не погасит жар в его груди. Мальчишки захихикали. Считалось, что Тимка валяет дурака, но… понятно было, что за этим «валяньем» есть что – то серьезное.

Лика достала из сумки пеструю косынку.

– Лорка, иди сюда… – Она заслонила ее от Тимки, сдернула с нее сарафанчик и скрученной косынкой обвязала Лоркину грудь. – Ну, вот. Вполне купальный комплект. Даже по цвету подходит к трусикам.

– Ага! – Вмиг забывшая про свои комплексы Лорка ускакала в воду. Там ее встретили воплями и брызгами. Схватили за руки, за ноги и бросили поглубже.

– Беззаботное детство, – с улыбчивой печалью произнес Бруклин.

– А ты уже зрелый мужчина, да?.. Слушай, ты же говорил, что собираешься в Падерино к деду.

– Я не поехал. Это выше моих сил…

– Почему?

– Потому что как у Александра Сергеича…

 
Я знаю: век уж мой измерен,
Но, чтоб продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днем увижусь я…
 

– Можно подумать, ты читал «Онегина»!

– Неоднократно. Первый раз в десять лет. Когда услыхал, что этот роман – «энциклопедия русской жизни».

– Кто тебе сказал про такое?

– Папочка цитировал какого – то классика в споре с соседом Львом Семенычем Браухом. По национальному вопросу… Папочка сказал, что достаточно с пониманием прочитать этот роман, чтобы ощутить себя русским на сто процентов… Я взял идею на вооружение.

– А до этого… ты кем себя ощущал?

– До этого русским и ощущал. Но вдруг узнал, что наполовину я еврей, по папе, а по маме – на четвертинку украинец и на четвертинку белорус. Да еще с дальней примесью польской крови…

– И это тебя потрясло?

– Не так уж… Но все же я решил подкрепить свое российское самосознание.

– Подкрепил?

– Конечно! «Онегина» знаю почти наизусть. Вот…

 
Судьба Евгения хранила:
Сперва мадам за ним ходила…
 

– И ты теперь ходишь за мной, как мадам за Евгением…

– Не искажай смысл… Я хожу как я за тобой. И лелею надежду… да нет, не на дискотеку.

– А на что? – Лика беззаботно примеряла розовую купальную шапочку.

– На то, что ты уговоришь вашего Юрия Юрьевича взять меня в вашу рисовальную экспедицию.

– Ты спятил? Ты же рисуешь, как страус левой ногой!

– А я и не буду рисовать! Я буду техническим персоналом. Палатки, костры, каша в ведре… В обмен на счастливую возможность ежедневно лицезреть ваше сиятельство… Могу стать твоим персональным натурщиком. Даже в обнаженном виде.

– Идиот! Больно нужен ты мне в обнаженном виде!

– Не тебе, а искусству. Вспомни традиции Возрождения…

– Идиот, – снова сказала Лика. – Что ты понимаешь в искусстве? Для тебя вообще нет ничего святого…

– Как это нет? А ты?

– Тростик, иди купайся, – распорядилась Лика. – Незачем ребенку слушать дурацкие разговоры… Или вот что. Возьми мою шапку, принеси воды и вылей на голову этому балбесу. Для охлаждения извилин…

– Щас! – Тростик с резиновой шапочкой метнулся к воде и тут же вернулся с ней, мокрой и отяжелевшей.

Бруклин сел по – турецки и с полной покорностью нагнул голову.

– Лей, – велела Лика.

Тростик подумал и насупился:

– Не… я не буду…

– Почему?!

– Ну, он же даже не сопротивляется… – И Тростик вылил воду себе на ноги.

– Вот еще один святой, – сказал Бруклин. – Твоя школа, Сазонова. А ведь ты могла бы и меня сделать таким…

– Поздно, дорогой…

Тростик сказал, осторожно подняв на Лику глаза:

– А может, еще не поздно? Он ведь еще не совсем большой…

– Вот видишь! – взбодрился Тимка. – Устами младенца… Тростик, ты и правда святой. Только это не к добру. Тебе тяжко будет жить на белом свете…

– Вот еще! – сказал Тростик.

Он был уверен, что жить ему всегда будет хорошо. Потому что хорошо жилось сейчас. Потому что он не требовал от жизни многого.

У него, у Трофима Зайцева, на девятом году жизни было все, что нужно. Была мама… Правда, она все время на работе, в две смены, однако она все равно всегда есть. А еще – Лика. На нее мама «просто молилась». Потому что Лика практически освободила маму от забот о сыне. И не ради каких – то там «тимуровских идей», а «что делать, если мы с этим Божьим созданием приросли друг к другу…».

Тростик «прирос» настолько, что без всякой ревности смотрел на Ликиных ухажеров. Он знал, что в душе у Лики занимает особое, ни с кем не сравнимое место.

Итак, чего еще ему оставалось желать? Велосипеда? Ну, это когда – нибудь потом. А пока его охотно возили на багажниках другие мальчишки. Хорошо бы, конечно, сотовый телефон – чтобы в любое время можно было связаться с Ликой и друзьями. Но всякие желания должны иметь разумные границы, а телефон был явно за пределами таких границ… Зато в течение года Лика заставляла его читать, читать, читать, и он осенью и зимой послушно мучился, а к весне понял наконец, какая это радость – интересная книжка. Один «Конек – Горбунок» чего стоит!.. А ведь в первом классе Трофим Зайцев едва разбирал слова по слогам…

Кстати, растрепанная книга «Конек – Горбунок» была удивительно старинная. На титульном листе красовалась круглая печать со словами: «Изъ библiотеки Максаровыхъ». Книгу отдала Тростику Лоркина бабушка Любовь Петровна. Решила, что мальчику будут интересны большие раскрашенные кем – то картинки. Но интересной оказалась сама сказка. Лика помогла разобраться в тексте, и скоро Тростик уже не обращал внимания на «яти» и другие старинные буквы, которых теперь нет в русском языке. Правда однажды он написал на тетрадке свою фамилию «Зайцев» с твердым знаком на конце и узнал от учительницы, что «иди тогда учиться в лицей с Пушкиным», но не огорчился. Он вообще не огорчался досадливыми мелочами жизни…

2

Лика наградила Бруклина взглядом,взяла Тростика за руку и повела купаться. И они долго бултыхались, а затем бесстрашно ныряли с баржи и оставались в воде, когда остальные уже развалились на песке.

Погода стояла «палящая», но купающихся рядом было мало. Оно и понятно. Многие обитали на дачах или уезжали на Голубые озера недалеко от деревни Муллаши́. Это раньше, говорят, здешние берега кишели народом, а теперь все, кто поднакопил деньжат, рвутся в курортные края. На Канары, например… Вот и плескалась в районе пристани застрявшая в городе «неприкаянная» ребятня да несчастные влюбленные вроде Тимофея Бруклина…

Бруклин тоже искупался, но немного. Вылез на сушу, словно разом отощавший, в прилипших трусах, и сел на прежнее место. Он хорошо знаком был только с Анжеликой Сазоновой и ее «оруженосцем», а с остальными – еле – еле. Наверно, поэтому и сидел в сторонке. Ну и ладно, пусть сидит. Тем более что не соскучится – вон Лика и Тростик вышли из воды…

А Трубачи, Ваня, Лорка и Никель вновь нацелились на нырянье – кувырканье. Но вдруг Федя сказал:

– Ник, а ты бы… это… Ну, понимаешь ведь…

– Ну, чего! – звонко обиделся тот. – Жарища вон какая!

Тогда сказал Андрюшка, негромко так:

– Ник, мы же обещали твоей маме…

Никель хотел обидеться сильнее, но опустил плечи и шепотом проговорил:

– Я только разок окунусь…

Ване стало жаль его. Все знали, что операция была почти год назад и кончилась благополучно, однако врачи рекомендуют «воздерживаться от перегрузок». И спасибо еще маме – папе, что не запрещают Никелю гулять и резвиться с друзьями.

Никель окунулся, вышел на берег и забрался на палубу. Лег у борта, свесив голову.

Ваня тоже вышел, улегся под бортом – так, чтобы тело оказалось на солнышке, а голова в тени. Встретился глазами с Никелем.

– А ты чего выполз? – хмуро спросил Никель.

– Продрог чего – то… Ник! Мы с дедом вчера весь вечер ползали по Интернету. Смотрели: могло ли парусное судно пройти по Ривьер – Сале… Жюль Верн писал, что не могло, но мы все же решили, что прошло бы, если небольшое. Бриг или бригантина. Если осадка не больше семи футов…

– Это около двух метров…

– Да! Были такие парусники. Например, бриг «Рюрик» у Отто Коцебу, я вчера же выудил это из статьи о парусниках…

Голова Никеля на фоне летнего неба казалась силуэтом. Но Ваня все равно увидел, как Ник напрягся – уши и сосульки волос будто встали торчком.

– Ты думаешь, «Артемида» была как раз такой?

– А почему бы и нет?

…Историю о предке Рема Шадрикова, о старой карте и надписях на ней знали теперь все. Не раз обсуждали на «заседаниях» во дворе Андрюшки Чикишева всё, что «могло быть, а могло и не быть» и что, «скорее всего, было по правде». Так пришли к единому мнению, что обычай полуденного выстрела привез с океана, конечно же, Гриша Булатов. Такой же мальчишка, какими они были нынче. Ничего о нем узнать не удалось, но ведь существовал жеон когда – то! И, если подсчитать возраст, мальчишкой их лет он был в те годы, когда случилась Крымская война…

Но если война, то почему судно «Артемида» отправилось в другую сторону, подальше от сражений?..

А может, оно было не военное… Или его послали с каким – то специальным заданием… Поди, узнай теперь! В списке военных парусных судов Российского флота ни «Артемиду», ни «Охотницу» отыскать не удалось. Но Константин Матвеевич сказал, что эти списки не учитывали кораблей, принадлежавших Российско – Американской компании. «Там в этом деле был полный кавардак, если не сказать хуже…»

Зато убедились, что в Турени действительно были когда – то купцы Максаровы. Ваня привел всю компанию в профессорскую квартиру, Лариса Олеговна тихо охала, а Граф встретил народ с пониманием и выволок со стеллажа большущий том «Туренская старина» – могучий, как чугунная плита (Ваня уронил его на ногу и взвыл). В пахнувшей древними библиотеками книге нашлась небольшая статья о династии Максаровых, которые были «известными меценатами и одними из основателей Сибирского пароходства».

Была там даже фотография: глава семейства – Платон Филиппович Максаров (в сюртуке с медалями, худощавый, с немного растрепанной бородой и веселыми глазами), была его супруга и множество детей. В основном девчонки разного калибра, но еще и курчавый мальчонка лет четырех. Про него было написано, что это Илья Максаров, ставший впоследствии достойным наследником Платона Филипповича.

Явно не Гриша Булатов!

Но потом прикинули – снимок – то сделан в пятьдесят девятом году позапрошлого века. Гриша в ту пор был, наверно, уже юношей. Учился или работал где – нибудь, вот и не попал на снимок. Или потому не попал, что все – таки не родня… А уж маленького Гришиного друга и подавно быть не могло – поскольку умер, бедняга, едва оказавшись в Турени…

Да, не было ничего о мальчиках, но обнаружились в статье другие интересные сведения. О том, что первой женой Платона Максарова была женщина из петербургской семьи, урожденная Гарцунова. Платон Филиппович, в порыве сильной любви, тайно увез ее из столицы.

«Дворяне и потомственные моряки долго не могли простить купца Максарова, и примирение двух семейств состоялось лишь после смерти Елены Константиновны, когда капитан второго ранга Гарцунов приехал в Турень на могилу сестры…»

Это было уже кое – что! Нет, даже «ого какое что»! Раз был моряк, значит, приемный сын Максаров мог вполне оказаться на его судне!..

Сразу выстроилась цепь событий, которая у писателей называется «сюжет» (это объяснил друзьям знаток Жюля Верна Ваня Повилика).

В цепи не хватало многих звеньев. Правда ли, что «Артемида» – название корабля? Как там оказался Гриша Булатов? Какими ветрами занесло этот парусник на Гваделупу? От кого он спасался, если рискнул пойти по Соленой реке? Был ли в самом деле у Гриши друг – мальчишка с этого острова?

От загадок разговоры делались еще интереснее.

Всей историей заинтересовался и Граф. Еще бы! Ведь это касалось его и Ремкиного детства. А оно не забывалось. «В старости, наоборот, оно вспоминается все чаще», – признался профессор Евграфов Ване. Это было вчера, когда он вдруг предложил посмотреть на Ривьер – Сале с высоты птичьего полета…

– Понимаешь, Ник, в Интернете, в программе «Гугл» есть специальный сайт с картами. Там схемы и спутниковые снимки. Вообще – то это дорогая штука – скачивать такие фотографии, но у деда бесплатная сеть… И вот мы вчера сидели полночи… Соленую реку видно так, будто летишь над ней, как чайка. Даже камни на дне удается разглядеть. И всякие лианы и заросли… И город Бас – Тер… Можно даже кошек на крышах увидеть…

– Вот взглянуть бы…

– Граф сказал, что отпечатает снимки! Вчера у него в принтере кончились цветные чернила, но он обещал, что скоро все наладит… Ник, а еще мы нашли форт Дельгре. Тот, который полковник Луи Дельгре со своими солдатами взорвал, чтобы не сдавать войскам Наполеона. Там теперь музей… Камни и разрушенные стены. И памятник на крепостном дворе. Называется «Круг, посвященный Дельгре». Там такая большущая голова из камня – видимо, портрет полковника, – а вокруг еще камни, похожие на людей. Наверно, в память о погибших… Я подумал: вот бы эти снимки в твой реферат! Жаль, что ты его уже защитил…

– А я могу снова! На другом заседании общества. Скажу, что расширенный вариант. Можно и про «Артемиду» сказать…

– Да! Я потороплю деда, чтобы печатал скорее… Только, Ник… будет, наверно, неувязка. Ведь «Артемида» была через полвека после Дельгре. При чем там одно с другим?..

Ник сел, свесил ноги, постукал пятками о борт.

– А можно что – нибудь придумать! У меня на солнце закипело это… воображение… Вдруг тот дружок Гриши был какой – нибудь потомок Дельгре! А у того остались враги и хотели отомстить этому… внуку или правнуку. И он попросил спасения у русских моряков. А потом помог им пройти через пролив, чтобы они спаслись от погони.

– От какой погони?

– Ну, мало ли… Была же война с англичанами и французами, а Гваделупа – французский остров…

– Прямо роман, как у Жюля Верна! – восхитился Ваня.

– Конечно! В старинной жизни полно всяких романов, – умудренно согласился юный историк Кельников.

3

Мокрая компания снова полегла на песке. Никель прыгнул к ребятам – наверно, чтобы с ходу поведать им о новых идеях и догадках. А Ваню окликнула Лорка. Поманила тихонько в сторону. Когда отошли, шепотом попросила:

– Ваня, затяни потуже узелок… Пожалуйста. А то сползает… – И повернулась спиной.

Он не стал снисходительно хмыкать и говорить: «Вот глупая, зачем тебе все это…» (хотя и подумал так). Зубами распустил между Лоркиными лопатками мокрый узел косынки (при этом ткнулся носом в острый позвонок). Стянул концы, завязал покрепче.

– Хорошо?

– Да, спасибо…

– Не туго?

– Нет, правда хорошо…

– Лор, а откуда этот рубчик? – Он тронул мизинцем коричневый кривой шрамик под левой лопаткой.

– Ой, это давно… Мы с бабушкой вытаскивали из кладовки старые вещи, и я зацепилась за гвоздь… Ух, я ревела. Не от боли, а потому что потрогала, а на ладони кровь…

– Настрадалась… – очень серьезно сказал Ваня.

– Да ну, пустяки…

– Лор, давай я все же распущу тебе косы. А то намокнут, потом замаешься сушить.

– Ну… давай…

И он развязал синие ленточки и ловко расплел две куцые косички. И не чувствовал при этом ничего такого.

…Нельзя сказать, что Ваня Повилика никогда не испытывал интереса к девчоночьей природе. В классе среди мальчишек хватало всяких разговоров и хихиканий и даже книжка ходила по рукам – с картинками и с названием «Девочки и мальчики – в чем разница». И с примечанием: «Для среднего школьного возраста». Но видя и слыша такое(например, по телику или в Интернете), Ваня не испытывал замирания. Ну… а если изредка и ощущал опасливое щекотанье нервов, то уж никак не из – за Лорки. Лорку он никогда не сравнивал в мыслях с другими девчонками. Они к Лорке не имели отношения. Никакого! Она была в Ванином сознании сама по себе. Он была – свет. Спокойная такая радость, без всяких тревог. Была тем, про кого говорят: «Хорошо, что ты есть». И он знал, что, если она даже рассердится на него, если они вдруг поссорятся, ему все равно будет хорошо. «Потому что ты есть…»

Да и не могли они поссориться! С какой стати? Ведь она была частью всего, что Ваня нашел в Турени. Частью этой реки, этих берегов, тополей и кленов, улиц с башнями и колокольнями, с ворчащей в глубине лога Туренкой. Частью сказки про парусник «Артемиду», про мальчишек, хлебнувших на этом паруснике приключений… Даже частью тревожного острова Гваделупа она была тоже. Но это название в голове у Вани тут же перечеркивалось другим, и все страхи исчезали… «Гваделорка»…

Правда, время от времени начинало точить тоскливое понимание: «Когда – нибудь все это кончится…»

«Но даже если и кончится, мне все равнобудет хорошо. Потому что она все равно есть. Я же всегда буду знать это…» Утешение было, конечно, неполным. Но следом приходило другое: «Впереди еще два месяца…» А два месяца лета, сами знаете, это почти вечность…

Художник Суконцев

1

Лика достала из сумки батон, помидоры, бутылку кваса и свой голосистый мобильник. Тот сразу и заверещал голосом попугая:

– Дорогая Анжелика! Тебя вызывает планета Марс! – Такой вот сигнал придумала для себя Лика и записала его во Дворце связи на Центральном бульваре.

Вызывал, конечно, не Марс. Говорил Герман Ильич Суконцев, учитель рисования.

– Ненаглядная мадмуазель Сазонова (а заодно и уважаемый Тростик, если он трется рядом)! Дело первостатейной важности… или важнейшей первостатейности – как угодно…

– Ой, здрасте, Герман Ильич! Что случилось?

– Как я знаю, ты близко знакома со всякими там Трубачами и прочими энергичными личностями…

– Что значит «со всякими»?.. – слегка обиделась Лика.

– Значит, что с многочисленными. А у меня кадровый дефицит! Наверно, тебе известно, что меня школьное начальство запрягло для работы в городском летнем лагере…

– По правде говоря, неизвестно, – все еще суховато отозвалась Лика. С Ильичом она и Тростик виделись последний раз в начале мая.

– Меньше знания – меньше печалей… Но мне – то каково! Творческая личность вынуждена тратить время на пряталки – догонялки и хороводы с теми, кто еще не умеет вытирать носы.

– Ну, так научите вытирать. Это ведь тоже творчество. Педагогическое… – не удержалась от шпильки «мадмуазель Сазонова».

– Ты, как всегда, права, моя радость. Но сейчас у меня конкретная проблема. Дамы из районо возымели желание устроить футбольный матч между лагерями двух школ – нашей и двадцать первой. А наш физрук не сошелся с завучем по некоторым вопросам воспитания и подал в отставку. И на меня повесили спортивную задачу, как на единственного оставшегося мужчину…

– Это большая честь, – сказала Лика.

– Несомненно… К тому же я когда – то играл в футбол. Но нужна команда из мальчишек десяти – двенадцати лет. А таких здесь раз – два и…

– Когда игра? – перебила любимого (хотя и бывшего) наставника Лика.

– Послезавтра!

– Я смогу найти трех или четырех…

– Спасительница!.. Завтра утром тренировка!

– Приказ понял, приступаю к выполнению, – сказала Лика голосом робота из фильма «Тайна железной двери» (вчера показывали по каналу «Культура»). – Вечером позвоню.

Тут же Лика собрала в круг «будущих футбольных звезд».

– Ребята, Ильича надо выручать… И опять же честь школы, как говорится… Сколько нас? То есть вас… Федя, Ник, Ваня, Андрюшка…

– Нику можно побегать минут пять, – сумрачно напомнил Андрюшка. – А потом – на скамью запасных…

Никель не спорил: был рад, что хотя бы пять минут…

– А я ведь не из этой школы… – сказал Ваня. – Даже из другого города…

– Сейчас это модно – звать в местные команды столичных знаменитостей. И даже заграничных, – сообщила Лика.

– С Гваделупы… – легкомысленно вставил Никель. Без всякого, конечно, умысла. Ваню царапнуло. Никель понял свой ляп, виновато повесил нос.

Лика напористо сказала Ване:

– К тому же ты имеешь к этой школе прямое отношение, в ней учился твой знаменитый дед. Ты сам говорил, что он на одной карточке с Лоркиной бабушкой.

– А я подрежу волосы и надену шорты, – решительно сообщила Лорка. – А фамилия у меня Казанчук, не надо ничего менять… Я в деревне гоняла мяч с мальчишками…

– Только не забудь снять с ребер платочек, – полдел Федя.

Лорка бесстрашно сдернула не успевшую просохнуть косынку и огрела ей Федю. Тот кувыркнулся назад…

– А я? – без надежды спросил подошедший Бруклин. – Я не пригожусь?

Лика сказала, что если даже он обрядится в штанишки Тростика, за пятиклассника не сойдет.

– Но можно сказать, что я акселерат…

– Ага! Будто Ильич не знает, кто ты на самом деле.

– А кто я? – печально спросил Тимка и не дождался ответа.

Вечером тренировались во дворе у Андрюшки.

Ваня честно сказал, что сомневается в своих способностях. В Москве – то он играл от случая к случаю – на школьных переменах да изредка в Воронцовском парке с соседскими пацанами.

Федя утешил его:

– Здесь нет профессионалов. Лишь я один учился в Рио – де – Жанейро у знаменитого Пеле, да и то не был в лидерах…

Никеля уговаривали не бегать, и он почти слушался. Зато по воротам он бил с удивительной точностью. Несколько раз вкатал красивые голы Тимке Бруклину, который взялся побыть нынче вратарем «на общественных началах».

И Ваня бил умело! У него вдруг прорезалось вдохновение – вроде того, когда он вляпал помидором по шее Квакера. (Квакер, кстати, с той поры ни разу не встретился ему.) Вдохновению этому, видимо, помогала Лорка. Ваня то и дело оборачивался к ней. Лорка весело носилась по двору, энергично путалась у всех в ногах и порой попадала растоптанной кроссовкой по мячу. Удары были слабоваты, однако все же Лорка вполне похожа была на десятилетнего мальчишку, который старательно добывает команде победу…

2

Так было и на утренней тренировке.

Команда получилась, конечно, не очень сыгранная, некоторые впервые видели друг друга, но часа за три «все – таки склепался подающий надежду коллектив» (так выразился Герман Ильич). А еще он высказал надежду, что и команда соперников – «не сборная России».

«Ихняя» команда называлась «Юпитер», и Федя Трубин предложил, что пусть «наша называется «Артемида». Никто не спорил. Про капитана Булатова большинство не слыхало, но рассудили, что имя – красивое и «древнемифическое», как у соседей…

Герман Ильич был прав: обе команды оказались одинаковые. В меру шумные, в меру бестолковые, но не драчливые и не обидчивые. Судью (физрука соседней школы) слушались, подножек нарочно не ставили, сильно не толкались… Таймы длились по полчаса. Никелю давали побегать пять минут в первом и втором таймах, а потом заменяли Лоркой. Он не обижался. А Лорка… в конце первого тайма она вдруг ловко увела мяч у толстощекого нерасторопного «юпитерца» и удачно пнула его Ване. А Ваня так же удачно издалека послал его Феде, который пасся у ворот соперников. Тот вмиг вогнал мяч мимо растерявшегося вратаря.

– Ура – а!! – взлетело над школьной спортплощадкой.

– Вне игры! – вопили болельщики «Юпитера».

– Сам ты «вне игры»! Там их защитник торчал!

Так был открыт счет. Правда, почти сразу «Юпитер» вмазал «Артемиде» ответный гол, но было уже ясно – соперники не сильнее.

В перерыве Федя хлопнул Ваню по плечу:

– Иван, ты герой! Такую передачу мне засветил! После этого как не забить!

– Это Лорка герой! Прямо в ноги мне мяч подала…

– И Лорка, – великодушно согласился Федя. Та с тихой гордостью улыбалась. Ваня не удержался и растрепал пятерней ее новую, мальчишечью стрижку.

Во втором тайме каждая команда вкатила соперникам по два очка, все изрядно запыхались, и казалось, что будет результат под названием «Победила дружба». Но за минуту до свистка неудачливый игрок «Юпитера» (тот, которого обвела в прошлом тайме Лорка) вмазался в мяч рукой. Ну, и сразу у «Артемиды» разгорелась надежда. Шанс! Пенальти! Ситуация – как в каком – нибудь международном матче!

Бить надо было Никелю или Ване – оба одинаково меткие «бомбардиры». Но Никель только что «отбегал» свое, а Ваня весь был в азарте, в инерции схватки и, конечно, вдарил бы как надо… Но он посмотрел на Никеля. Тот на своей скамейке запасных сидел скромный такой, поглядывал исподлобья и колупал кроссовкой гравий.

– Ребята, я не попаду. Правда… – выговорил Ваня. – Нога опять заболела. Это все еще от того ушиба книгой…

Все с пониманием приняли его неуклюжее вранье. Ваня старательно захромал, объявили замену, и Никель вышел на поле.

Щуплый такой, в похожем на Ванин костюмчике (впрочем, все были в похожих, только у «юпитерцев» для отличия – красные повязки). Нерешительный.

– Ребята, я, наверно, промажу.

– Это будет катастрофа, – сказал Андрюшка Чикишев. – Земля сойдет с орбиты, и межпланетный кубок окажется на Венере… Бей, Ник, без оглядки.

И Ник ударил «без оглядки». И не промазал…

Неудачливый игрок «Юпитера», из – за которого назначили пенальти, всхлипывал. Его утешали. Свои и соперники. И Лорка… Потом она подбежала к Никелю, которого поздравляли друзья и оказавшийся рядом снисходительный Бруклин.

Никель тихо светился и говорил:

– Это я нечаянно… Сам не ожидал…

Лика налила для него в пластмассовый стакан минералку.

Подошел Герман Ильич.

– Что вы наделали, друзья! Теперь на меня взвалят должность организатора спортивной работы… Хорошо, что до отпуска неделя…

– Куда – нибудь поедете? – спросил Ник.

– Едва ли. Учительский оклад – не для туризма. Буду готовить холсты к осенней выставке… Кстати, любезная Анжелика, не могла бы ты заглянуть ко мне? Давно не была. Мне интересно твое прямодушное, хотя порой излишне саркастическое мнение…

– Прямо сейчас?

– Ну… если можешь…

Тростик сразу ухватился за Ликин локоть.

– Ну, разумеется, разумеется, – сказал Герман Ильич. – Да пошли хотя бы всей компанией. У меня есть вполне съедобный клубничный джем…

Тимофей Бруклин тут же молча поклонился и отошел.

Федя сказал, что они с Андрюшкой обещали помощь Евдокии Леонидовне на грядках.

– А то она полотенцем…

– И я… – сказал Никель. – Хватит меня делать инвалидом.

Ване тоже следовало сказать «и я». Ведь его уже считали своим в этой компании. Но Лика опередила:

– Герман Ильич, пусть Ваня с нами пойдет! Он москвич. Ему здесь все интересно. И… как живут здешние художники…

Ваня решительно взял за локоть Лорку:

– Тогда и она…

– Ради бога!.. Значит, москвич Ваня?.. А как зовут этого юношу? – Он перевел взгляд на Лорку.

Лика хихикнула:

– Это не совсем юноша… Она записалась, как Ларик, а на самом деле она Лорка… Лариса.

Герман Ильич пятернями взялся за щеки:

– Мамочки мои… Вы меня подведете под монастырь! Это же запрещено… Такие подставки…

– Мы будем молчать, как партизаны! – поклялся за всех Федя Трубников. Затем он, Андрюшка и Никель помахали руками и отправились «на огородную барщину». Ваня вслед им пообещал присоединиться позже. И Лорка…

3

Учитель и его гости тоже двинулись пешком. Пристанский район был не близко, но… и не так уж далеко. Автобусы же туда ходили «через пень – колоду». Герман Ильич на ходу все поглядывал на Лорку.

– Ты похожа на одного моего юного соседа. Правда, он уже вырос… Лет семь назад я писал его… на одном своем полотне. «Мальчик и Дон Кихот» называется…

– Я не видела такого, – вставила Лика.

– Ну, ты много еще не видела… Картина была в кладовке, я вытащил недавно… А Лорка… ну, действительно, Ларик. Носилась по полю, как истинный мальчишка. Уж не в твою ли честь команду назвали «Артемидой»? Резвая Артемида – охотница..

– Не – е… – смутилась Лорка. – Это корабль.

– Что за корабль? – спросил Герман Ильич. И будто споткнулся слегка.

Лорка испуганно глянула на Ваню: «Кажется, я выдала секрет?» И, чтобы не огорчать ее, Ваня быстро сказал:

– Тут закрутилась вокруг нас одна загадка. Столько всего в ней…

– Секретная загадка? – серьезно спросил Герман Ильич. – Мне знать не следует?

– Да не секретная! – Художник Ване нравился, чего было таиться! – Вы случайно не слышали о речном капитане Булатове?

– М – м… подожди. Надо подумать… О речном?

– Да… Ну, может, и не только о речном. Говорят, он плавал и в океанах, но когда был не капитаном, а юнгой… Но это все так не точно. Запутанно…

– А можно подробнее?

– Можно. Только подробностей – то мало… Мне дед рассказывал…

– Ванин дед – профессор Евграфов, в университете, – вставила Лика.

– Ого! – сказал Герман Ильич. – Статья «Мальчик и бомбочка» – не его ли произведение?

– Да, его… А вы разве читали?

– Твое «разве» вполне объяснимо. Это, мол, для ученых написано, а не для всяких там художников. Но в кругах, так сказать, творческой интеллигенции данный текст тоже обсуждался. В основном сочувственно…

Ваня виновато засопел.

– Ну, а подробности – то? – напомнил художник. – Что поведал тебе Константин… Матвеевич, если не ошибаюсь?

– Матвеевич… – вздохнул Ваня. – А поведал вот что…

И стал рассказывать, что знал. Историю, где были Ремка Шадриков с картой Гваделупы и сама Гваделупа со страшным фортом Дельгре на склоне вулкана Матуба, и капитан «Охотницы», и Гриша Булатов на таинственной «Артемиде», и его маленький дружок – туземец, и…

– Все неизвестно, все непонятно, – признался Ваня. – И хочется разузнать… Хотя, может быть, ничего не было…