Текст книги "Кровь вассалов (СИ)"

Автор книги: Владислав Добрый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава 23
Старые ответы

Не думаю, что я способен подкрасться незаметно к живому человеку, у которого работает хотя бы одно из чувств. Мало того, что я в полном латном доспехе и сижу на Коровиэле – а тот, по повадкам, смахивает на чихуахуа размером с дом, когда в плохом настроении (а у него как раз плохое настроение) – так ещё вокруг меня два десятка гремящих железом, пахнущих конским потом и вечно ржущих здоровенных мужиков. Так что люди за двести метров минимум замечали, что приближается кто-то важный.

Но к лекарю я подъехал уже метров на двадцать – а он так и не обернулся.

Кстати, конский пот – штука специфическая. В моём мире я пару раз морщился от вони собак, но с запахом лошади это и рядом не стояло. Как сравнивать байдарку и поезд. Правда, учитывая, что лошадь сама по себе признак статуса, этот резкий, невероятно плотный запах странным образом считается терпимым. И всё же он накрывает всех вокруг буквально как одеяло, стоит лошадке пару часов энергично попотеть под седлом. Это как если бы тебе брызнули духами прямо в нос. Духами с запахом псины.

И всё же лекарь сосредоточенно возился с големом Красного Волока, так и не обернувшись ко мне.

Я поднял руку и остановил Дуката, который, похоже, уже собирался пнуть простолюдина.

Я перевёл взгляд на бранкотту Однорукого. Тьфу, то есть – Железную, конечно. Как бы со всем уважением к моему присутвию, но мужичьё тихонько рассасывалось по сторонам, ища сухое место. Незапланированный привал. Мимо бегала пара чумазых мальчишек – помощников полевой кухни, разносивших еду.

Тоже, кстати, особенность: стоять в очереди тут считается западло. Если ты мужчина, тем более с оружием – жди, пока тебя обслужат. Дети или женщины.

Впрочем, к повозке, где сидел кузнец с инструментами, очередь была – как и к маркитантке, что, видимо, чинила одежду. Счастливчики, заполучившие при дележе броню или оружие, сразу выделялись на фоне остальных – один из сержантов с помощью топора старательно рубил стёганую попону на борту телеги. Видимо, пойдёт на броню для пехоты.

Я мельком бросил взгляд в сторону, куда отнесли тела. Пехотинцы на удивление легко отделались – всего двое трупов. Их уже раздели до гола. Как, впрочем и врагов. У телам пошёл угрюмый сержант, на ходу вытаскивая меч. Меч, кажется, создан для того, чтобы разделывать людей – как нож для курицы. Ещё несколько, видимо сбежавших в самом начале, несли с собой деревянные кирки и лопаты – в инструментах были лишь небольшие железные накладки. Железо дорогое. и него пока целиком делают только оружие. Струсившим предстояло рыть ямы в холодном мокром грунте. И для дерьма, и для порубленных человеческих тел. Хотя деревьев вокруг было не мало, привычка экономить дрова все еще не давала людям сжигать убитых. А может, просто не хотели возиться. Срубить дерево заметно труднее, чем голову с тела.

Тяжёлых раненых не было: пара человек с повязками, похожими на повязку Однорукого, и всё. А они убили троих и двоих взяли в плен – удивительное соотношение потерь для всадников и пехоты. Впрочем, я не заметил, чтобы нападавшие активно пользовались магией. Плюс, скорее всего, местные сеньоры просто не поняли, с кем имеют дело, приняв бранкотту за обычных обозных слуг, что охраняют хозяйские телеги от воров и крестьян.

И всё же… да, я был определённо доволен результатом. Хорошее настроение не смогла испортить даже моя паранойя. Я кивком подозвал Адриана и, указав взглядом на лекаря, сказал:

– Этот человек прячет своё лицо. Первый раз он сделал это, когда мы проезжали мимо, уронив свои инструменты в грязь. Сейчас старательно делает вид, что слишком занят. Будь наготове.

– Я помню его, – ответил Адриан. – Это тот сумасшедший, что однажды пришёл к вам. Помните? Он тогда нес какую-то глупость о вашем сыне. Вы великодушно решили отпустить его.

Я вспомнил. Подробности встречи уже стерлись, но сам факт смутно маячил в памяти.

– Вот как. Это точно он? – Учитывая мою работу, у меня выработалась сносная память на лица, но всех запомнить по-прежнему не мог.

– Я не уверен до конца, – смутился Адриан.

– Хорошо. В таком случае, Адриан, будь на стороже: неизвестно, что он ещё выкинет.

Перестав смущать пехотинцев, мы подъехали поближе к лекарю. Адриан встал чуть в стороне, чтобы я оказался на линии огня. Буквально: если подозрительный лекарь что-то выкинет, Адриан сожжёт его потоком пламени.

Чуть объехав лекаря со стороны, чтобы заглянуть ему в лицо, я убедился, что он меня точно видит. Потому что он отвесил подзатыльник парнишке, который ему ассистировал. Они копались в боку голема. Тот вяло дёргался, как резиновая кукла. Парнишка, держал вокруг рук лекаря какое-то тряпье. А потом, увидев приближающегося меня, попытался поклониться, не отнимая рук от разреза.

– Не отвлекайся, – холодным голосом профессионала сказал ему лекарь. – Иначе погубишь больше, чем нужно. Простите, мой сеньор, но если я сейчас надлежащим образом поприветствую, то потеряю вашего чудесного слугу. А он, полагаю, весьма ценен.

– Прощаю, – машинально отозвался я. – Что ты делаешь с ним?

– Пять дней назад, когда мы пополняли запасы, какой-то негодяй из местных ткнул эту безобидную штуковину чем-то железным. Рана была неглубока, я склеил края, и это удивительное существо само смогло восстановиться. Но в последнее время я заметил, что оно слабеет. Жаль, что оно не может говорить. Полагаю, в нём остался кусок железа, и оттого нарушились потоки магии, которые в нём циркулируют… И я, кажется, нащупал. Да, вот оно. Держи как следует – не позволяй воздуху входить в рану, пока я не сведу края!

Последние слова относились к помощнику. Тот держал наготове пропитанную чем-то тряпку.

Лекарь выдернул руку в толстой кожаной перчатке. Я ожидал увидеть на его руке кровь или хотя бы слизь, но нет – только толстая кожи перчатки как будто слегка химией протравлена. В пальцах лекаря блеснул ржавый кусок железа. Он задумчиво посмотрел на него и сказал:

– Крестьянская коса. Дрянное железо. Странно, что оно не погнулось а сломилось… должно быть…

Голем глухо заворчал.

– Точно. Так, скорее, где мой клей⁈

Второй помощник, стоявший всё это время в поклоне, разогнулся и подхватил горшочек с костра, одетыми в рукавицы руками. И уже с ним подскочив к лекарю. Через минуту они поставили заплатку на бок голема, пропитав составом из горшочка несколько кусков плотного сукна.

Пока они возились, я внимательно рассматривал лекаря.

Одежда как у караэнского подмастерья. Практичная, с кожаными вставками. Но в основном из натуральных тканей, окрашенная натуральными красителями, мечта любого экоактивиста. В реальности эта ткань превращалась в лохмотья при неосторожном ношении. Или, если кому ближе, в половую тряпку. Особенно в походе. Не говоря уже о том, что натуральный лён и шерсть впитывают запахи и начинают ужасно вонять. Неудивительно, что в моём мире все носят синтетику.

Из-за холода люди старались надеть на себя несколько слоёв одежды, становясь похожими на бомжей-наркоманов. Лекарь не особо выделялся на их фоне. Тем не менее, кроме одежды, в этом мире были и другие символы статуса.

На поясе лекаря болтался короткий, широкий, почти треугольный кинжал – в бессмысленно богатых серебряных ножнах с затейливым узором. Кинжал караэнского стиля – своеобразный паспорт гражданина города. Последнее время Серебряная палата взяла моду давать гражданство ремесленникам и мастеровым, тем самым привлекая в город новых людей. Это работало: в контадо уже открылись две арбалетные мастерские, которые вместе выдавали по десятку сносных, мощных арбалетов в месяц. И, возможно, скоро смогут делать ещё больше.

Но денег на дорогущий меч у таких граждан не было, а отделить себя от просто «понаехавших» хотелось. Вот и появилась мода на эти треугольные кинжалы.

Рядом на поясе висела железная штуковина – инструмент лекаря: стандартизированная мерная ложка и что-то ещё, с выбитым крупным номером – верный признак школы лекарей Вокулы. По соседству висел похожий на затейливый брелок набор медных колец – знак слушателя Караэнского университета.

Любопытный человек. На все руки мастер.

Даже не знаю, с чего начать расспросы. Вернее, знаю – с чего точно нельзя. За последние годы у меня было много практики. Спроси человека напрямую о его деле – и он выдаст односложный, скомканный ответ. Я говорю и о профессии, и о проблеме, с которой он обратился. Потому что рассказать в двух словах то, чем занимаешься всю жизнь, или то, что тебя гложет не один месяц – это как в двух словах объяснить новый язык.

Человек может попытаться. Но, скорее всего, у него не получится. Он раздосадуется и замкнется.

Поэтому нужно заходить издалека. Ох, не зря человечество придумало алкоголь и чайные церемонии.

Я решил начать с того, что спрошу, почему лекарь взял себе в помощники местных – а это были именно местные. В Долине Караэна не принято кланяться, это только в Луминаре своих работяг так выдрессировали.

Но лекарь опередил меня. Он заговорил первым.

– Нижайше и со стыдом прошу простить мне мой старый грех, сеньор Магн, герцог Караэнский. Стыд за него снедает меня постоянно. В оправдание скажу лишь, что то было временное помешательство после алхимического ритуала.

Он поклонился. И остался склонённым. К нему присоединились помощники. Голем заворочался, но лекарь резко распрямился и хлопнул порождение Красного Волока по темно-синей резиновой шкуре.

– Не двигайся! Я ещё не закончил!

Вёл он себя как врач из моего мира. Привычка командовать. И… Равнодушие к статусу, концентрация на деле. Я сузил глаза. Лекарь обернулся ко мне. Хотел было поклониться, но, заметив мой взгляд, не стал.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Тут меня все зовут дядя Нанэ, – осторожно ответил лекарь. Его лицо изменилось. Кажется, он вспотел, несмотря на холод. Его взгляд скользнул по свите за моей спиной – по гогочущим дружинникам, что обсуждали недавнюю схватку, потом по Адреану. И задержался на нём. Прежде чем вернуться ко мне.

Он посмотрел прямо мне в глаза. Оценивающе. Потом, спохватившись, опустил взгляд.

Я положил руку на рукоять меча.

– Ты кажешься мне знакомым, – сказал я. – Ты. Но не твоё лицо.

Он напрягся и сунул руку в сумку на поясе. Та была завязана, он второй рукой дёрнул за узел – всего пара движений, – но к тому времени, когда рука всё же просунулась в мешок, я уже выхватил меч, немного подумал и послал Коровиэля вперёд. Коровка уловил перемену моего настроения, не увидев явной опасности, просто рванул вперёд и кованым нагрудником сшиб в грязь и лекаря, и его помощника. Скорее всего, потоптал бы их подковами, если бы я тут же не спрыгнул и не уселся верхом на лекаря, приставив к его горлу Коготь. Всё произошло быстро.

– Я тебе не враг, – прохрипел лекарь, морщась от боли.

– Отнять всё, что при нём. Связать. Заткнуть ему пасть. В мою палатку, – велел я своим ошеломлённым телохранителям.

– Твой конь сломал мне ребро. Исцели, а то помру, – довольно хамски по форме, но спокойно, если не считать стонов, сказал лекарь, пока подпрыгнувший Дукат исполнял приказ.

Я прикоснулся к его шее, не снимая перчаток. Мужчина оказался удивительно здоров для своих тридцати-тридцати пяти лет – хотя много зубов не хватало, но суставы и потроха почти в норме. На груди лишь ушиб. Лечить я его не стал. Прежде чем к нему вставили кляп, он успел выдавить:

– Только без пыток. Я всё расскажу сам.

Когда я поднялся, Коровиэля уже ужерживал спешившийся Адреан. Молодец, Коровка может натворить дел, не разобравшись. Он фыркал, косил настороженным взглядом по сторонам и бил копытом, пачка мои доспехи грязью. И настороженно косился на пехоту вокруг. Я провёл взглядом по бранкотте.

Они стояли цепью – человек сорок, может пятьдесят, – молча, с лицами, на которых смешались усталость и глухое раздражение. Однорукий с сержантами в стороне. Потерялись в отдалении. Все молчат. Но это молчание было на удивление красноречивым.

У многих руки сжимают древки копий, и кто-то, я заметил, невольно перехватывает их поудобнее. У этих людей теперь есть оружие, пища, и впервые за долгие годы – чувство силы. И потому их молчание – это уже не страх. Это, скорее, ожидание.

Я вдруг почувствовал, как в воздухе густеет то самое неправильное – когда люди, которые существуют для исполнения твоих желаний, начинают задаваться вопросом: а кто тут вообще распоряжается.

Я выдохнул, гася вспышку бешенства, медленно вложил в ножны Коготь, принял меч и спрятал его в ножны тоже. Потом снял шлем, чтобы они видели моё лицо. И сказал спокойно, не повышая голоса:

– Этот человек опасен. Вы видели, что он сделал. Видели, что может. Откуда в нем такие силы? Ведь он не благородный человек.

Магия – это не ремесло, не умение ткать или ковать. Это власть. И, если это власть не исходит от «законных» сеньоров, то выбор не велик. Колдун. Слуга демонов.

Я сделал шаг вперёд, и несколько бойцов непроизвольно попятились.

– Если я ошибся – завтра он будет жив, накормлен и даже, быть может, свободен. Но если нет… – я коротко махнул в сторону лекаря, которого уводили, – то я только что спас вам всем жизни.

Пауза. Несколько человек, не выдержав, кивнули. Остальные молчали, но смотрели уже иначе – настороженно, но без прежнего напряжения. Они давно уже не боялись демонов. Вернее, привыкли бояться, но только как нечто почти сказочное. Слишком редко кто-то действительно сталкивался с колдунами и демонами. Хватало и своих проблем. Это почти как атомное оружие в моем мире.

Я добавил чуть тише, почти доверительно:

– Я не враг вам. Но запомните: если среди нас есть колдун, который думает, что может прятаться под личиной лекаря, – то погибнем все. Я не стану ждать, пока это случится.

И, не дожидаясь ответа, надел шлем и сел в седло.

Молчание стало… Как будто тише. Но не исчезло до конца.

Ситуация вокруг города требовала моего живейшего участия.

Я был гарантом всех договорённостей, последней апелляционной инстанцией и одновременно оперативным законотворческим органом.

И всё же, наплевав на всё это, я отправился обратно в лагерь.

Лекаря, а заодно и обоих его помощников, везли на запасных лошадях.

Найдя свою «штабную» колонну, состоящую из хирда долгобородов и Стражи Караэна, я велел поставить малую походную палатку – небольшой шатёр из нескольких слоёв толстой шерсти, неплохо защищавший от ветра.

Такой ставили на дневках.

Лекаря привели внутрь, привязали к вбитым в землю двум жердям, предварительно сняв с него почти всё, кроме местного аналога трусов.

После чего я выставил вокруг шатра охрану и вошёл внутрь.

– Пусть они отойдут, – встретили меня слова лекаря.

Он не улыбался.

Обычно люди начинают машинально угодливо улыбаться, когда оказываются перед тем, от кого зависят. Та самая гаденькая улыбочка, что наползает на лицо сама, когда ты, например, разговариваешь с клерком в банке.

А этот человек смотрел на меня твёрдо и спокойно.

Я велел маячившему за спиной дядьке Гирену, Дукату и даже вошедшему со мной в палатку Адреану выйти.

Выдержал их возмущённые взгляды и подождал, пока они отойдут от палатки шагов на десять.

Потом обернулся к лекарю.

– Назови своё имя.

Привязанный, практически распятый, как шкура на просушке, человек вдруг ухмыльнулся.

И, несмотря на мучительно неудобную позу, гордо вскинул голову.

– Неужели ты и со второго раза не узнаешь Зартана Нахтира?

Время потянулось вязко. Даже полотно шатра, натянутое ветром, не колыхалось. Только отдаленный гул голосов, да тихий треск лучин в крохотной походной жаровне. Слова упали в тишину, и тишина расползлась, растекаясь по палатке, как пролитая ртуть. Я смотрел на него долго – может, секунду, может, целую вечность.

Передо мной был не человек, а ответ на все мои старые вопросы, искать который я давно устал. Я больше не чувствовал никакой необходимости в нем.

Первым не выдержал он. Начал дёргаться в верёвках – сперва едва заметно, потом сильнее, когда жгучая боль вернулась в руки и плечи. Голос изменился – в нём проступили жалоба и страх, как ржавчина под позолотой:

– Вспомни, герцог Караэна… Мы встречались… в Подземье Таэна…

Я чуть склонил голову.

– Да, – сказал я, и даже сам услышал, как спокойно это прозвучало. – Я помню. Просто ты с тех пор заметно изменился.

Глава 24
Рассказ Зартана Нахтира

Любой человек хочет, чтобы его выслушали. Так уж мы устроены. Мы любим жаловаться, любим сочувствие, но в то же время нам хочется и восхищения – и потому мы не против похвастаться. На этом, собственно, и зарабатывают психологи: вовремя поддакнуть, а потом сказать – «это прорыв, вы смогли отстоять свои границы и справились с обстоятельствами. С вас двести баксов».

Иногда люди не хотят рассказывать. Когда это сопряжено для них с потерями или опасностью. В этом мире всё решается просто – пытками.

Я был посередине. Принадлежал двум мирам. Поэтому использовал оба метода.

С одной стороны – спрашивал. Почти нейтрально. Как ему Университет Караэна?

К моему удивлению, Зартан его похвалил. Рассказал, что провёл там целый год. Начал с того, что устроился слушателем в деканат алхимии – разумно полагая, что во всём остальном, особенно в Истории и Практике Магического Искусства, которую вёл нынешний ректор Бруно Джакобиан, он и сам кого хочешь сможет подучить. Но вскоре осознал ошибку и поступил и туда.

Он с восторгом описывал споры, что велись в стенах, похожих на кость, и какие грандиозные прозрения нащупали лекторы и студиозы Университета.

В Древней Империи явно не хватало мыслительных центров – и некоей формы обмена, если не секретами мастерства, то хотя бы достижениями. Неудивительно, что после её падения люди почти мгновенно утратили весь свой потенциал.

Зартан был искренне очарован искусством создания иллюзий – тем самым, чем, собственно, и славился Университет Караэна. Я внимательно слушал и осторожно польстил ему, сказав, что таким тонким мастерством люди овладевают десятками лет, а он превзошёл почти всех. Разве что хитрые машины Бруно, способные объединить усилия множества магов, могли дать схожий эффект.

Зартан с досадой дёрнулся в путах. Очевидно, хотел отмахнуться от меня, но забыл, что связан.

– В этом теле я как драконид в горшечной мастерской, – сказал он. – То и дело что-то ломается или бьётся. Мало того, что я стар и слаб, так я ещё и глуп, а мой потенциал к изменению реальности – чуть больше, чем у кошки. К счастью, я ещё помню пару старых приёмов.

Я уважительно покивал и добавил:

– И всё же, вы, сеньор Зартан, смогли раздвинуть границы возможного для себя самого.

Он улыбнулся. Трудно было привыкнуть, что передо мной – то же древнее чудовище, выросшее в огромную тварь с пастью, каким я видел его последний раз. Не потому, что он выглядел иначе. Нет – он был другим.

Таэнский акцент, простецкий говор, вперемешку со сложными понятиями и вычурными словами – иногда на языке Древней Империи. Мимика мелкого ремесленника, лишь изредка становящаяся хладнокровной и благородной. Испуганный и ищущий взгляд, который временами сменялся спокойным взглядом мудреца. В нём будто жили два человека. И тот, кто говорил сейчас, был лишь вкраплением в того, кто был настоящим.

Неужели и со мной так?

Насколько я – это я, а не Магн Итвис?

Например, мой второй способ вести разговор.

Зартан оставался привязан. Таким образом, что он не мог до конца встать, не мог и и толком сесть. Неудобство позы заставляло его выделывать какие-то замысловатые движения, которые при других обстоятельствах вызвали бы у людей истерический смех. Хоть на телефон снимай. В попытках ослабить боль от верёвок он ухитрялся поочерёдно опираться то на колени, то виснуть на столбах, то – потеряв всякий стыд – распластываться, как цыплёнок табака. Всё это мешало ему думать, мешало лгать.

И мне даже в голову не пришло его развязать.

Да и Зартан принял правила игры – он и не просил.

Больше того, в какой-то момент вошли слуги и подали мне слегка подогретое вино со специями, кувшин с кипячёной водой (они ненавидели этот мой каприз и сами бы с куда большим удовольствием напились из первой же лужи), чтобы разбавить его, и истекающее салом жареное на углях мясо с кусками брюквы.

Зартан напрягся, вытянул шею, принюхиваясь, и очень несдержанно сглотнул. Но посмотрел на меня спокойно. Я заметил, что верёвки стёрли ему кожу. Встал, подошёл и, не снимая перчаток, коснулся его голой шеи. Пустил небольшое лечение – скорее снимая боль, чем действительно исцеляя.

– Значит, ты такой же, как и я. – тихо сказал я.

Зартан некоторое время молчал. Я даже подумал, что он знает: пока я касаюсь человека, я чувствую ложь. Плохонький полиграф, но всё же.

Однако он не лгал – он думал.

Наконец он ответил:

– Нет. Когда я родился, ты уже давно бежал от Владык. И с тех пор они никому не давали столько даров.

– А есть кто-то ещё, кроме нас? – спросил я небрежно.

– Кроме тебя я говорил только с Привратником. Он всё так же ждёт возвращения Япета. Он пришёл ко мне во снах в первую же ночь – вместе со своими заморочками. Тысяча лет прошло, а он всё ещё мнит себя тем, кто дёргает за ниточки. Из его загадочного бреда и недомолвок я понял лишь одно: ты смог каким-то образом отгородиться от его явлений, и он в бешенстве. Или, что тоже возможно, в растерянности. Похоже, больше никто так никогда не мог. Он стар – достаточно стар, чтобы не делать ошибок. Не говорить больше, чем хочет. И всё же… я вижу по его поведению и словам: кроме нас, в этом мире есть ещё Вечные, с которыми он говорит.

– Расскажи мне о Вечных, – попросил я, позволяя своей магии затянуть его раны и снять боль.

Зартан даже попытался встать – и это ему почти удалось: верёвки не давали полностью распрямить ноги. И он остался нелепым, жалким и подчиненным. Он сам понимал это и смутился. Интересная придумка вот так привязывать человека. На удивление действенный способ вымотать человека и сточить ему волю. Опустил голову и раздраженно заговорил:

– Обычная история, когда в неё замешаны Владыки, – фыркнул он. – Однажды Владыкам надоело, что люди, которым они поручали своё добро, слишком меняются. Выяснив, что мы просто слишком быстро стареем и умираем, Владыки сделали некоторых Вечными. Тех, кого посчитали особенно полезными. Так, как сумели.

Я отошёл, сел на походный стул. Взял кубок и до того как отпил – машинально взглянув в щель палатки на Адреана. Он заходил со слугами и отпил из кубка перед тем, как оставить его мне. Следовало убедиться, что не стало ему плохо. Ну, вот такая у меня пищевая привычка.

Адреан стоял метрах в пятнадцати от палатки, разговаривая с Дукатом. Вернее, Дукат что-то ему втолковывал. Наш с Зартаном разговор слышать он не мог. А вот Дукат…

Я встал и вышел.

– Дукат, – позвал я. – У меня есть дело для тебя.

Немного подумал.

– Возьми людей и осмотри окрестности. Вдруг где засели враги, замыслившие подлое внезапное нападение.

– Да, мой сеньор! – отрывисто бросил Дукат.

Он подглядывал, как я добиваюсь от пехоты чёткого подтверждения приказов, и копировал это без стеснения.

– Я возьму сеньоров Васло и Хатча с их копьями. Осмотрим сначала холмы на севере – там удобно прятать отряд. А потом проедем вокруг лагеря, на пятьдесят полётов стрелы!

– Выполняй, – кивнул я.

Проследив, как он уходит, я вернулся в шатёр.

– Сколько было Вечных? – спросил я небрежно.

– Я знаю о двух десятках, – сказал Зартан.

Он стоял, перенеся весь вес на один из шестов и нелепо отклячив задницу. При моём появлении попытался придать себе более приличную позу – получалось плохо. – Но ты же знаешь Владык. С ними нельзя быть хоть в чём-то уверенным.

– Не знаю, – искренне сказал я. – Я ничего о них не помню.

– Понимаю. Я уже и забыл, как это. Новое тело. Новые мысли. Привязанности. Ты не поверишь, я месяц пути из Таэна плакал утром и вечером. Не мог выкинуть из головы старуху и двух детей, что были в прошлой жизни этого тела.

Голос Зартана дрогнул. Он горько усмехнулся. Его лицо изменилось – стало таким, как у человека, который испытывает сильную, настоящую боль. И дело было не в верёвках.

– Даже сейчас… иногда… накатывает, – тихо сказал он.

Он попытался утереть влажнеющие глаза плечом. Почти получилось. Заговорил быстрее, сбивчивее, словно стесняясь этой чужой, прилипшей к нему эмоции.

– Я не лгал, когда говорил, что был слегка безумен при нашей первой встрече. Когда Привратник рассказал мне о тебе – я сразу бросился тебя искать. Это было несложно… точнее, я знал, где ты, после того как понял, кто ты. Ведь ты слишком известен. Вот попасть к тебе на аудиенцию – это да, это было сложнее. – Он усмехнулся сам над собой. – Мне в голову не пришло, что ты можешь меня не узнать. Я привык, что Вечные всегда держатся вместе, помогают друг другу. Ничто так не сближает, как отличие от остальных.

Он хихикнул – коротко, нервно.

– Даже позже… когда мы превратились в уродов… те, кто ещё мог думать, тоже дружили. Очень тесно…

Он прикрыл глаза.

– А дальше ты знаешь. Я добрался до тебя почти случайно. Начал разговор с середины, запутался, сделал пару намёков на древние ритуалы… понял, что ты ничего не понимаешь… и тут твоя свита… Да и твой взгляд. И вдруг моё тело выдало такой ужас, что у меня рухнули все мысли…

Зартан сокрушённо покачал головой, словно вспоминая собственный позор.

– Почему ты не сказал прямо? – спросил я.

– Там? При всех? – он поднял на меня глаза, блеснувшие сарказмом. – Заявить вслух, что их герцог… что-то вроде колдуна? Да ты бы первый отрубил мне голову. Странно, что Привратник называет тебя Охотником. Со стороны ты скорее похож на палача.

Он снова хихикнул – и тут же сдавленно застонал, пытаясь распрямить хотя бы одну ногу. Верёвки не давали.

– Что он ещё рассказал обо мне? – спросил я небрежно.

Я налил вина во второй кубок и поставил так, чтобы он видел. Намёк он понял. Губы облизнул – но головой мотнул, отвёл взгляд.

– Я помню, как он говорил… но это же Привратник. Он никогда ничего не говорит прямо. Он намекает, он снится, он отбрасывает тени слов. И если даже говорит – это сон, а сны трудно удержать в памяти. Единственное, что я понял наверняка – он хочет восстановить Империю.

Зартан вздохнул – длинно, устало.

– И то… я понял это только потому, что он навещает меня почти каждую неделю. Во снах. Всегда во снах.

– Как он выглядит? – спросил я. Хотел сравнить со своими… видениями? Снами? И вдруг понял, что мои воспоминания – на удивление мутны. Я отчётливо помнил старика в лодке, Пана… но Привратника – того, кого Зартан так метко назвал – лишь смазанную фигуру. В белом? Или красном?

Забыл. Неважно.

Мне вдруг стало чуть стыдно за своё поведение. Не знаю, почему. Возможно, потому что Зартан воспринимал происходящее как должное. Более того – он, похоже, был благодарен за мою сдержанность.

Впрочем, так оно и должно быть.

В последний раз, когда мы встречались, он сидел в подземелье, привязанный к стулу. Потому что его нельзя было убить – только запереть.

И он ел людей.

И хотел съесть меня.

И убил Рудо, кстати. Я, честно говоря, тогда сам хотел его убить. Я подавил в себе некстати вспыхнувшую жалость к Зартану и внимательно всмотрелся в его лицо.

Мне нужно от этого человека… много.

Его секреты.

Его знания.

Его умения – вон как ловко он усилил иллюзию Университета.

Его понимание магии, этой, что стёрта и забыта.

И главное – знание о Кузне Душ.

Но повода доверять он мне пока не давал. А поводов не доверять… Кроме того, что он ел людей? Хм. И всё же – он говорил искренне. Не таясь. Всё, что не касалось важного, он выдавал охотно. О том, как вселился в бедолагу, как шёл искать меня… и как в последний момент передумал.

– Я ожидаю, – сказал Зартан, – что вы, герцог Караэна, спросите о том, что нынче называют Древней Империей. И, пожалуй, я могу указать вам путь… к тому, что сегодня зовут арсеналом.

Я поднял бровь. По-прежнему ни слова о Кузне Душ. Определённо, этот человек говорит многое, но не всё.

Но предложение было хорошим.

Тем более – я помню, как во мне изредка всплывали знания о Древней Империи. Будто озарения. Так что я смогу хотя бы отчасти проверить его ложь.

– Расскажи, – кивнул я.

Зартан с надеждой посмотрел на меня.

– Может… прикажете принести стул? Так мне будет удобнее.

Вторая просьба за всё время.

– Возможно, позже, – пообещал я.

Он тяжело выдохнул, взглянул на второй кубок – тот самый, который я поставил рядом как приманку. Снова вздохнул – глубже, смиреннее – и начал говорить.

– Всё началось очень давно, – сказал Зартан, ровно, почти рассеянно, будто рассказывал не тайну, а погоду. – В мире, который называют Серединным. Или Перекрёстком. Его символ – крест, если помнишь. Наш мир. Там, где мы, люди, были созданы.

Он говорил, как старый учёный, вспоминая лекцию, которую читал тысячу лет назад.

– Его назвали так потому, что из него есть путь сразу в несколько миров. Но главное – он стоит на границе между нижними и высшими. Нижние полны чудовищ и ужаса. Высшие – красоты и счастья. Хотя, признаться, это деление весьма условно. Владыки считают высшими те миры, где их желания воплощаются в материю без усилий. А те, где желания перестают становиться реальными, они записывают в низшие. Что насчёт ужасов… – он криво усмехнулся. – Для людей и там и там есть чего бояться.

Он поднял глаза на Магна.

– Этот мир, в котором мы сейчас, часто называют Бездной. Магия здесь работает плохо. Будто она связана скорее с памятью, чем с желанием. А у Владык с памятью… очень плохо.

Магн вспомнил Пана – и кивнул.

– Владыки попали сюда в наказание. Проиграли войну другим Владыкам и были низвергнуты. Так гласили слухи, что передавались людьми из поколения в поколение. Лишь Япет однажды сказал вскользь, что они не изгнанники, а непокорённые. Вот так, из оговорок, и складывается наша история.

Зартан вздохнул.

– Впрочем, меня это мало интересовало. Я был тем, на ком держалось почти всё. То, что вы зовёте Империей, не было ею. Это были дворцы. Множество дворцов, рассыпанных по полуострову, который вы теперь зовёте Регентством.

Он сказал это без гордости – скорее с равнодушной точностью человека, который видел, как поднимаются и рушатся эпохи.

– Когда я жил, за северными горами были лишь кучки одичавших дикарей. То, что теперь там якобы Железная Империя, – смешно. А там, где у вас Королевство, были лишь несколько пустующих дворцов. Круг Фей… Сначала я думал, что это выжившие Владыки. Но нет. Никто не уцелел. Кроме Пана и… возможно, ещё некоторых.

Я вспомнил развалины с Владыкой на пути к Кузне Душ, но промолчал.

– Владыки часто были жестоки, – продолжил Зартан. – Но это жестокость детей. Их можно было уговорить, отвлечь… но не всех. Нрав Владыки отражается в его облике. Если он похож на человека, как Япет, – почти наверняка он добр к людям. И рядом с ним мало что угрожает.