Текст книги "Кровь вассалов (СИ)"

Автор книги: Владислав Добрый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– Щиты, щиты на фланги! – не выдержал Гирен. Он шептал, вряд ли его расслышал кто-то кроме меня.

Я поморщился. Вот как раз обычных, простых щитов у бранкотты Однорукого было мало. Да и самого Однорукого было мало. Он сумел сколотить вокруг себя подобие строя, но в его бранкотте было на вид человек восемьдесят. И половина на дороге не поместилась. И сейчас рыхлой толпой слонялась рядом, вокруг и за обочинами. Они испуганно заметались…

И всё же, к тому моменту, когда копья и магия вражеских всадников ударили в пехоту Караэна, это уже не была толпа. Перед лицом угрозы мужики сбились в кучу, выставив копья. Растерянный, неопытный, но всё же уже отряд превратился в комок стали. И грязи, чего уж там.

Первые ряды нашей пехоты успели опустить копья. Десятки арбалетов лязгнули почти одновременно, и чёрные болты полетели в грудь коням и людям. Двое всадников свалились сразу. Остальные налетели, ломая строй пехоты, но не прорвались. Грязь и крики. Люди отступили на шаг – удержались. Ноги упёрлись в землю, я видел, как люди налегают всем весом, как бурлаки. Хреновые, дешёвые щиты пехотинцев раскалывались от ударов копий вражеских всадников, но люди оказались крепче.

Один из сержантов Однорукого, подъехав за спинами пехотинцев поближе, почти в упор разрядил арбалет в шлем рыцаря в синем плаще – прежде чем тот успел его заметить. Удар заставил всадника бессильно поникнуть в седле. Кто-то из пехоты умудрился воткнуть копьё прямо в морду коню, защищённую лишь налобником. Тот взвился, и рыцарь рухнул прямо в строй пехоты.

Щиты сомкнулись за ним, словно зубы капкана.

Копья вонзились в кольчугу, пехотинцы задних рядов яростно обработали его топорами и окованными железом дубинами. То же самое происходило и на другом фланге. Я пропустил момент, как именно другого, хорошо одоспешенного, праздничного в своей яркой, дорогой одежде рыцаря утянули с седла вниз, в грязь. Он пытался отбиваться мечом, лёжа на спине – и тут же получил по шлему молотом на длинной ручке.

От этого он озадаченно замер. Второй удар.

Навалились, отняли меч. Стащили шлем, связали, потащили назад – к телегам. Туда, где стоял Однорукий. Даже отсюда было видно, как он тяжело дышит, опираясь на меч в левой руке.

– Отбились! – это уже Дукат. – Ты смотри, наша пехотная грязь отбилась! Да эти луминарцы вовсе не умеют воевать!

Я чуть улыбнулся.

У меня были другие выводы.

Мне захотелось поделиться радостью. Я обернулся, нашёл рядом Адриана, кивнул ему чтобы тот подъехал ближе.

– Выучка, – сказал я ему тихо. – Вот она, великая, мать её…

Над обозом бранкотты взвился золотой змей.

Здоровенный. Начинался метрах в десяти над землёй и извивался толстенным телом в форме герба Итвис среди полос дыма, разевая пасть на высоте метров тридцати.

Привычный для меня. Эту иллюзию, созданную по изобретениям Бруно Джакобиана, уже раза три показывали маги Университета по разным поводам. Я это поощрял и каждый раз отсыпал по десятку сольдо тем, кто её творил.

Свет у неё был почти как у солнца – и, если потребуется, я предполагал использовать эту статусную игрушку как оружие.

Потому и поддерживал распространение умения такое сотворить.

Но увидеть её здесь, сейчас?..

Обескуражен был не только я. Удивились все. И если караэнцы были знакомы с этой, на удивление сочной и большой иллюзией, то местные – нет. Они застыли, в ужасе. Я почти услышал испуганные крики. Иллюзия держалась, должно быть, целую минуту, что тоже рекорд. Этого времени хватило, чтобы заставить колеблющихся всадников отступить, а тех, кто уже ввязался в драку, – искать способ выйти из неё.

Вражеская пехота сначала остановилась, потом столпилась, потянулась назад и потихоньку стала расходиться.

До вечера я развил бурную деятельность:

разослал гонцов, созывая своих всадников;

заставил бранкотту Однорукого рыть укрепления на вершине холма рядом с домом виноградаря;

лично смотался назад и попросил Леонхарта ускорить марш – он бросил обоз и пришёл под вечер…

Всё это оказалось зря.

Примерно за час до темноты к холму подъехала небольшая группа богато одетых людей.

Они представились лучшими людьми города и попросили меня.

Когда я вышел, они опустились на колени и протянули мне ключи от городских ворот.

Мне не пришлось притворяться суровым воякой, когда я с искренним раздражением прокомментировал это:

– Надо было вести с собой Университетских школяров и их фейрверки, сэкономил бы денег на целую армию!

Глава 22
Уважаемые люди

Я никак не мог отделаться от чувства… иронии. Оно было таким сильным, что поймал себя на том, что улыбаюсь одним уголком рта. Довольно неуместное чувство на серьезных переговорах.

Всё началось с того, что «лучшие люди» города рухнули прямо в грязь, не щадя своих бархатных одежд – сшитых напоказ с излишком, так что длинные рукава и подолы волочились по грязи. Больно смотреть: ткань, кажется, безнадёжно испорчена. После этого, не вставая с колен, они поползли ко мне, «взывая к милосердию Великого Герцога, золотого Караэна». Немножко напутали – где-то что-то слышали, но пусть. «Взывать к милосердию» – красивый эвфемизм для попыток манипуляции женами и детьми. В живую фразы звучали проще: «не отдавайте на поругание вашим воинам невинных дев, не губите жизни малых детей, не обрекайте нас на голод и разорение».

Параллельно они простирали руки к открытым сундукам с расшитыми серебром и золотом тканями; один держал в руках шёлковый плащ с мехом, отливающим серебром, такой, что у меня едва не потекли слюни. Лучше такого плаща только пуховая перина. Но я отводил взгляд и приглядывался, как подобает, к мечу и шлему, которые держал другой слуга.

Когда уважаемые люди дошли до того места, где признались, что вовсе не хотели со мной воевать, что их заставили, и что «виноваты те, кто сломил копья с вашими благородными и достойными всадниками», я поднял руку, прежде чем они успели наговорить лишнего. Люди и крысы похожи: стремятся приспособиться и выжить, если мир меняется вокруг, но готовы драться насмерть, если загоняют в угол. Я намеревался оставить им пару калиток – но пусть они поймут, что у выбора есть цена. Люди редко благодарны за то, что дается просто так. Это как подарить букет женщине на улице. Ей будет приятно. Тебе от этого – ничего.

– На что ваш город готов, чтобы заслужить признание и прощение? – спросил я ровным тоном, как будто озвучивал тариф по прайсу.

– Десять тысяч сольдо, – тихо произнёс самый неприметный из них: ухоженная борода, простое платье из караэнского сукна и небольшой берет из почти скромного красного бархата. Я сдержался, чтобы не приподнять бровь. Скорее всего, можно вытрясти из них раз в пять больше, раз уж они выдали столько. Уроки ведения дел от Вокулы не прошли даром. Однако, этот город гораздо богаче, чем кажется.

– Половину товарами, – беспокойно добавил пухлощекий мужик с бегающими глазами. Неглуп, но жаден.

– Ты решил со мной торговаться? – в этот раз я не стал удерживаться и приподнял бровь. Пухлощёкий побледнел до цвета бумаги и вскоре посерел от страха. Уважаемые люди забубнили возясь в грязи, пытаясь как-то замазать неловкость.

– Молчите, – тихо сказал я.

Повисла тишина. Молчание нарушалось только ржанием лошадей, которым было плевать на игры людей. Им было холодно и мокро, они не хотели стоять на месте. Потому и изводили наездников резкими ржанием, попытками сорваться с места, или хотя бы пройтись по грязи.

– Нет, – сказал я почти ласково. В моём положении – на коне и в латах, перед безоружной толпой, стоящей на коленях в грязи, – немного мягкости позволительно. Это как урчание льва: никому не придёт в голову принять это за слабость. – Мне нужно больше. Много больше, чем вы думаете.

Они застыли в ужасе. Только «скромный» продолжал смотреть вниз, ожидая от меня сказанную в слух и предполагаемую в уме цену, чтобы бросить её на весы своей решимости. Если цена слишком большая… они будут драться. В этом я уверен.

– Вы дадите мне двести хорошо вооружённых человек, – сказал я, выдержав паузу, чтобы дать им осознать мои слова. – На три месяца. Снаряжение, провиант, щиты, доспехи – всё, что требуется для похода на полном ходу. Знайте: они должны быть хорошо вооружены и снабжены.

Люди тут дешевы. А «хорошо вооружённые» – понятие широкое. Сейчас им покажется, что это легко. Но они поймут на своей шкуре, когда начнут собирать людей. Одно дело – пригласить богатых мастеровых с округи, у каждого из которых есть дедовское копьё и купленный при случае шлем, чтобы разбираться с соседней гильдией или охранять своё имущество. Таких может быть много. А когда их много, а враг пришел издалека и грабит… Тогда они хотя бы попытаются защитить себя. Разумеется, если только против них не будет страшного колдуна, вызывающего гигантских змей.

Совсем другое – найти людей, которым можно вручить железа в цену годовой работы батрака и отправить их туда, где ты до них не дотянешься. И ждать, что они будут сражаться и умирать. Но они пока еще не поняли, что это две больших разницы. Для городских старейшин сейчас мое условие, это скорее постройка моста – пара сотен работников, которым надо дать немного денег и инструментов.

В толпе горожан началась тихая суматоха. «Легко отделались⁈ Не может быть, тут где-то подвох.» Я опять почувствовал, что улыбаюсь уголком рта. Да, подвох есть. В мудрости им не откажешь.

– Взамен, – продолжил я, не давая им времени на раздумья, – вы получите союзнические права. Как у любого города Долины, вступившего в союз с нами, без притеснений: торговать в Караэне в назначенные дни и на выделенных местах; один представитель вашей общины в Серебряной Палате; право обращения в Караэнский суд.

Я немного помолчал и добавил для ясности:

– Право находиться и быть услышанными там, где решаются большие дела.

Умные люди. Они быстро поняли, что я им предлагаю. Это как в моём мире – получить доступ к главным торговым потокам; может, не самым крупным, но одним из них. Хотя, в моем мире все слишком сложно. Скорее, это как владельцу придомового магазинчика из провинциального города дать шанс открыть магазин на центральной улице мировой столицы. Чем торговать, как торговать – уже неважные мелкие детали. Сама возможность почти бесценна.

Я слышал в их дыхании желание – ритм изменился. Еда, женщины, власть? У некоторых всё это меркнет перед другой страстью: алчностью. Я не удержался от широкой улыбки. Я люблю людей, которых можно купить. Они – единственные, в ком можно не сомневаться. Разумеется, до тех пор, пока твоя цена – лучшая. Я звякнул шпорами по кольчужной попоне Коровиэля, заставив его недовольно всхрапнуть и подойти на пару шагов ближе к «уважаемым людям». Хотелось акцентировать их внимание на главном:

– Эти права не мой дар, а добываются делом. Вы выставляете двести человек на три месяца, снаряжаете, кормите, заменяете, если они падут. Они сражаются так, чтобы не бросить тень на Караэн и выполняют все мои пожелания без споров и со всем усердием. Будет так – и я подпишу бумаги. Не сделаете – и вы узнаете, почему Вириин больше так и не был заселён.

Пухлощёкий, который предлагал «половину товарами», вновь открыл рот, но я поднял руку и он замолк.

– Никаких «половин», – сказал я спокойно. Даже если он не о том, я не намеревался вступать с ними в диалог. Язык – это оружие, которым они владеют лучше рыцарей. – Я хочу людей с оружием и запасом, которыми можно распоряжаться без лишних вопросов. Товар и деньги вы отдаёте мне сейчас. Чтобы защитить вас от воинственности моих людей, я оставлю в городе бранкотту. Они будут стоять на стенах и хранить ваше добро моим именем. Вы будете платить им по пять сольдо в месяц каждому и ещё пять дукатов их командиру. Ещё: если поселения вашего контадо хотят защиту, пусть идут к вам; вы сможете обратиться в суд Караэна при споре. До тех пор, пока у вас нет союзных прав, мои люди вправе вершить дела за пределами стен вашего города на своё усмотрение.

– Мы выставим вам людей завтра, – отчеканил бородатый с ухоженной бородой. – И смиренно просим остановить разграбление.

Я едва не хмыкнул. Найти двести человек в полном снаряжении – задача уровня сложности «мифическая». Доспехи и щиты не растут на деревьях; хорошие щиты у меня есть разве что на каждом пятом пехотинце. Впрочем, пусть. Им придётся перекупать доспехи, скидываться, латать, чинить. Это даст им занятие, спасающее от лишних мыслей, а мне – время и рычаги.

– И ещё, – добавил я, словно перечисляя заказ официанту, – пять заложников из числа вас, уважаемых семей. Ни детей, – я посмотрел на того, кто пытался взмолиться, – ни жен. Я не люблю жалость, люблю гарантии. И двадцать ремесленников – лучших, каких у вас есть, и пару жрецов для клятвы: пусть те, кто хочет, присягают своими богами.

Это были понятные и простые требования. Они кивали, думая о Караэне и о своем контадо. Впрочем, с потерей контадо они наверняка уже смирились. Все ценное они увезли за стены, а землю тут еще не научились увозить с собой. А вот Караэн… Один из крупнейших городов Регентства. Суд Караэна был знаменит; о нём они слышали скорее слухи, чем факты. Зато о бесконечном богатстве Караэна слышали лучше – чем мутнее сияние города, тем больше возможностей разглядеть в нём желанное.

Я давал им не просто милость – я давал возможность стать частью системы. Элиты получат права, ценность которых они ещё не до конца осознали: торговые коридоры, формальная защита от произвола, политическое представительство. Это – инвестиция, и они сразу почувствовали запах выгоды. Но выгода придёт только через службу – через снабжение и поддержку.

Они зашептались. В шёпоте слышался холодный расчёт. Я не сомневался в их решении: согласиться – значило выжить; отказаться – значит исчезнуть. Меня устраивали оба варианта – и разграбление их города, и наличие хорошего опорного пункта на пути к замку Инобал.

Мужик в берете, который при этом внезапно дрогнул лицом и едва не заплакал, опустил мешочек с монетами в руки одного из моих слуг – символический залог. Самый седой, сдерживая кряхтение, выполз вперед и протянул ключи на бархатной подушечки. Их взял Адриан и передал мне. Я повертел их в ладони – вычурные украшения, не больше.

Я бросил ключи слугам и послал Коровиэля прочь, не стесняясь того, что комья грязи из-под его копыт летели прямо в склонённые лица. Пора было вернуться к своим людям. Власть – во многом представление: люди верят, что вот этот человек имеет право решать их судьбу, вести в бой и рисковать жизнями. Важно соответствовать образу, что сложился у них в голове.

Горожане – хитрые и опасные люди. У них есть город и интересы. Они ещё не признали во мне человека, имеющего над ними власть. И, скорее всего, никогда не признают. Даже Караэн не признал – хоть и с оговорками.

Как и вассалы. Да, традиция служения, семейные военные корпорации с репутацией, когда лучше погибнуть в бою, чем стать тем предком, потомкам которого будут тыкать в лицо: «А не твой ли дед сбежал, когда его сюзерен сражался?»

Вот только всё это с трудом проходило испытание реальностью. Слишком много нужд и интересов – своих, семейных. Легко рассуждать о красивой смерти, когда скачешь в ярких цветах своего сеньора в атаку, прямо перед его глазами. Совсем другое – когда это потная возня где-то на задворках, откуда не то что стен замка сюзерена, туда и ехать неделю.

И тут в голову лезут всякие мысли: что даже если тебя просто возьмут в плен – новую кольчугу, а уж тем более латный нагрудник, придётся снова заказывать. Возможно, в счёт будущего урожая. А у тебя долги, да и приданое дочерям не собрано…

С горожанами всё ещё хуже.

А вот солдаты…

Они не сеют и не пашут. Не зависят от владельцев земли. Не нужно искать милости у тех, кому принадлежит все вокруг. Их ремесло – топать туда, куда укажу я. И убивать тех, кого прикажу я. И брать то, что понравится.

Я слышал, что в средневековье моего мира отлучали от церкви города, где давали приют отставным солдатам. Настолько опасными считались люди, выпавшие из сословий. Опасны для всех – кроме тех, кому они служат.

Нагнав бранкотту Однорукого, я крикнул издалека:

– Как называется ваша бранкотта?

Это вызвало недоумение. Мне пришлось повторить вопрос. Однорукий ответил за всех – он как раз подъехал ко мне. Наискось через лицо у него шла повязка с лечебными травами – скорее всего, поймал стрелу в забрало и наконечник достал плоть. Рана глубокая. Поэтому магиемл лечением лишь свели края, но не до конца: если внутрь попала зараза или остался кусок железа, лучше не заживлять. Сверху приложили травяной компресс, который «вытягивает гной». На самом деле там не мало алхимии, хоть у каждого лекаря свой состав, эти дезинфицирующие и заживляющие компрессы реально работают. Я уже поднаторел в таких делах, если карьера герцога надоест, смогу подрабатывать травматологом.

Обычно хмурый и жёсткий, сейчас Однорукий выглядел неожиданно грустным и даже добрым. Возможно, потому что у него лицо сильно опухло.

– Эта бранкота, которой командую я, – сказал он с хрипотцой, срываясь на раздражение. – Ран Тейр, если угодно. Жду ваших пожеланий, сеньор.

Я кивнул. Имя подходило – простое, сухое, резкое и опасное, как и сам человек. Я, разумеется, забуду его через минуту. Кстати, имя, похоже, южное. С южных земель Регентства. Я предполагал, что Однорукий откуда-то из Долины Караэна, а он, оказывается, даже не из окрестностей Таэна. Видимо, ближе охотников вести отряд не нашли. Интересный человек.

– Вы правы, сеньор Ран. И вместе с тем – не правы. Я видел ваш бой с холма, – я оглядел пехотинцев. Привычки строиться у них так и не появилось, но они собрались вокруг в некоем подобии строя. Вперед, впрочем, пробились прачки и проститутки. Хотя, я повторяюсь. В общем, впереди были маркитантки – мужики, даже те, что уже держали оружие и успели его пустить в дело против всадников вроде меня, всё ещё инстинктивно старались держаться подальше.

– И я видел, как о вас разбивались враги, как стрелы о щит! Как вы косили их, как серп траву, и как не гнулись, стоя против сил, в тысячу раз больших!

Последнее, конечно, преувеличение. Вряд ли они успели увидеть больше пары десятков вражеских пехотинцев и оценить соотношение сил. Зато Ран Тейр видел. Так что нельзя сказать, что совсем никто не был в курсе.

– С этого дня вы – Железная Бранкотта! – торжественно объявил я. Победно оглядел недоумевающие крестьянские рожи и отозвал Однорукого в сторону. Нагрузив его ценными указаниями – которые, в общем, сводились к тому, чтобы он встал гарнизоном в сдавшемся городе, никого не пускал за стены, по возможности не давал грабить окрестности и следил, чтобы горожане не вырезали их самих, – я озвучил обязательную плату, которую потребовал с города. И в этот момент Ран Тейр сказал:

– Мой сеньор, я взял двух пленников. Как оказалось, они братья. Мне уже предложили пятьдесят дукатов за обоих. Полагаю, будет честно, если я предупрежу вас прямо. Я покину войско, как только получу этот выкуп. Этого хватит, чтобы я смог, наконец, спокойно встретить старость.

– Благодарю вас за честность, сеньор, – ответил я, чувствуя, как кривлюсь, будто лимон лизнул. – Рад вашей удаче.

– Надеюсь, у вас есть достойный человек на моё место? – выдал Ран то, что его уже беспокоило.

– Кто-то обязательно найдётся, – ответил я, чувствуя, что ко мне возвращается хорошее настроение. – Подумаем об этом, когда вам выплатят выкуп!

Пятьдесят дукатов? Да я трачу дукатов двадцать раз в полгода на каждого всадника в своей свите. Кому-то коня купить, кому-то доспех. И это при том, что у них обычно и свои есть – просто хуже, чем мне бы хотелось. Но для Рана Тейра это, видимо, самая большая удача в жизни. Вот только… Кажется мне, что своих людей он не бросит. Если бросит – значит, я в нём ошибся. Тогда пусть уходит. Туда ему и дорога. А если нет… Пусть посидит пару месяцев в городке.

Уважаемые люди в городах – что в моём мире, что в этом – любят договариваться обо всём за углом и считают, что хорошие отношения легко построить на подарках, лести и выгоде. Такая среда очень опасна для бедного и честного человека, чем стать тем, от которого им что-то нужно. Она меняет. Посмотрим, что Ран Тейр будет думать через два месяца о том, можно ли встретить старость всего лишь с пятьюдесятью дукатами.

– Однако я чуть не забыл главное! – постарался я скрыть ехидство в голосе. – Откуда у вас это заклинание? Я думал, Университет не выпускает знающих его тайну даже за стены!

– Это не у меня, сеньор, – ответил он. – Это сотворил наш смотрящий за обозом. Вон он, у той телеги, рядом с големом.

Я посмотрел в указанном направлении – и увидел того самого человека, которого принял за лекаря, когда он, проходя мимо меня, рассыпал в грязь свои инструменты.

Сейчас он возился с сидящим у телеги големом, явно беспокоясь за него больше, чем о том, что я там говорю. Меня кольнула ревность, но потом я задумался. Пренебрежение к наглому простолюдину стёрлось, при воспоминании о степени его магического искусства.

– Благодарю вас, сеньор Ран. Идите к своим людям. А я поговорю с вашим скромным спасителем.