Текст книги "Кровь вассалов (СИ)"

Автор книги: Владислав Добрый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Пахло жареным луком, вареным мясом и сушеным хмелем. Даже я почувствовал, как рот наполняется слюной. Хотя слуги вставали еще в темноте, чтобы успеть приготовить нам горячую похлебку, и я предполагал, что у меня лучший завтрак во всем войске.

За тяжелогруженными телегами быки тащили кароччо – огромное, украшенное резьбой, щиты с гербами Караэна по бокам и железной решёткой с шипами, впереди. Внутри, под навесом, горели масляные лампы, суетились жрецы в дурацких шляпах, которые уже мало напоминали поварские. На высоком флагштоке натянут холст размером с небольшой парус, ровный и белый, с небрежным красным росчерком, то ли язык пламени, то ли змей.

Рядом с кароччо, верхом, ехал Леонхарт. На нём – не парадный доспех, но и не дерюга украденая из дома по дороге, и накинутая для защиты от холода и дождя. Полированные пластины, без блеска, покрытые тёмным лаком, и короткий плащ, не мешающий в седле. Чуть позади, судя по шлемам в пуках, оруженосец. Его конь двигался по истоптанной земле крестьянского поля размеренно, не оступаясь – видно, привычен к самому разному. Леонхарт что-то тихо говорил десятнику, тот слушал, не перебивая, потом развернулся и передал приказ дальше жестами. Вся колонна чуть ускорилась – ни одного крика, никакой возни или замятни.

– Это что, школяры⁈ – громогасно изумился позади меня Дукат.

Маги шли чуть позади кароччо. Молодые, но уверенные – у каждого на поясе по баклеру и мечу, но в руках массивные посохи, на шее какие-то амулеты. Стеганная броня, с кожаными вставками от дождя, расшитая алхимическими знаками, такие же шлемы. Они обменивались короткими репликами, иногда касались ладонями земли или воздуха – и я видел магические отблески. Один из них сжал кулак, и вокруг ближайшей телеги вспыхнул сухой ветер, стряхнувший влагу с паруса на кароччо.

Я заметил, как у одного из возов на крышу вылез мальчишка-писарь и что-то записывает в мокрую книгу, укрытую в кожаный чехол. Видно было, что он считает что-то, осматривая повозки, людей, лошадей.

Позади обоза шёл арьергард – несколько отрядов без поклажи, зато полностью одоспешенных и вооруженных. Пехота в стеганых куртках, в железных шлемах, копья на плече, шаг ровный. У некоторых поверх копий – флажки с бело-красными цветами Итвис.

Я поймал себя на мысли, что именно так и должны будут выглядеть все мои войска к концу этого похода.

Глава 20
Наполеоновские будни

Леонхарт был всё тем же – жизнерадостным, весёлым и улыбчивым человеком, каким я его помнил. И абсолютно безжалостным мудаком, конечно. Но это же только по работе.

Он заметно поправился – сказывалась сытная жизнь, а привычки к тому, что нажираться до упора каждый раз когда есть еда необязательно, у него не было. Конечно, назвать его толстым в моём мире никто бы и не подумал – от силы пяток лишних килограммов на пузе, – но тут он выделялся на фоне остальных, как купец в дорогих одеждах на улице Караэна.

Хотя с купцом его бы не перепутали даже в моём мире. С прошлого раза у него добавились шрамы на руках – похоже, ожоги. На месте левого уха – складка кожи. И, кажется, ещё один шрам на роже. И седина на висках – он снял шлем и слез с коня, чтобы меня поприветствовать.

Я соскочил с Коровиэля, кинул повод Адреану – хотя держать моего боевого коня работа пажа, с этим могли справиться только два опытных конюха, поэтому в конных выходах Адреан их подменял. Обнял Леонхарта, в очередной раз заставив его смутиться.

И, желая показаться заинтересованным, спросил о сыне. Это было ошибкой. Леонхарт помрачнел и постарался уйти от ответа. Я, по привычке, надавил.

Сын Леонхарта так и не оправился от раны в живот.

– Кишки воротит, жрёт тока кашки, – объяснил наёмник с тяжёлым вздохом.

Впрочем, всё было не так уж плохо. В Селларе была неплохая школа лекарей с алхимическим уклоном. На волшебных пилюлях сынишка вполне мог жить. И даже сравнительно неплохо. Вот только в походах сильно страдал – ведь приходилось есть что придётся.

Я искренне посочувствовал. Попытался успокоить Леонхарта тем, что зато теперь ему наделают внуков. Раз уж сидит на месте, чем ему еще заниматься. Купит себе женщину, или даже породнится с какой уважаемой семьей. Это Леонхарта, похоже, и в самом деле порадовало – по крайней мере, он снова начал улыбаться.

Я, не торопясь, рассказал мои «приключения», начиная с осады Севаншаля. Это не заняло много времени – одна стремительная осада, короткое упоминание о «магических требюшетах долгобородов», и остальное он видел сам. Леонхарт хохотал и указывал на многочисленные ошибки организации.

В стремительном передвижении отряда который вел он сам – а в его бранкоте, кстати, на вид было не меньше четырёх сотен человек, если не считать возниц и женщин, – не было никакой магии. А то я, честно говоря, уже начал подозревать что-то такое. Ну, может, почти не было. В основном опыт, помноженный на дисциплину.

Разговор грозил затянуться, и я велел разбить лагерь в покинутом хуторке поблизости. Мои и Леонхарта слуги засуетились, пока мы устраивались под навесом во дворе – толкаться в тесном и низком домике не хотелось. Хлипенький деревянный частокол высотой мне по плечо – они его что, от коров строили? Впрочем, я уже постепенно начинал привыкать к убогости укреплений по эту сторону Башенной реки.

Леонхарт начал рассказывать о компании Джевала. Как я и предполагал, Джевал неожиданно захватил укреплённый мост, построил вокруг укреплённый лагерь и, используя его как опорный пункт, немного пограбил окрестности. Как именно Джевал взял предмостовые укрепления Леонхарт не знал. И, с истинно профессиональным равнодушием к моему мнению о нем, не постеснялся сказать об этом прямо. Зато Леонхарт живо описал то, как Джевал потом устроил лихой рейд вдоль Башенной реки, внезапно выйдя к Селларе. Внезапно – по местным меркам, конечно. Тем не менее этого медленного продвижения груженым награбленным барахлом хватило, чтобы город не успел собрать ополчение из окрестностей. Местная знать, разумеется, не пришла на помощь – тут они с горожанами даже в больших контрах, чем в Караэне.

С одной стороны. С другой – расслабились. Спокойно и сытно у них, давно войн не было. В отличие от Итвис, Инобал всех вокруг построили и заставили сидеть тихо, подмяли под себя жёстко, даже завидно.

В Селларе был какой-то отряд таэнских наёмников, видимо в качестве гарнизона от Инобал, и наёмники Джевала с Сорских островов тоже были. Но всё это прошло как-то мимо Леонхарта и его бранкотты. Так он сказал.

Я напрягся при этих словах. Такой явный уход от ответа граничил с оскорблением. Видимо, поняв это по моему взгляду, Леонхарт развёл руками:

– Уж простите, сеньор Магн. Очень уж тяжко там было. Под Мантикорой, то есть у сеньора Джевала, и минуты свободной не было – то окапываться, то шагать, то бежать… Но ничего, мы потом славно порубились, когда в контадо стали порядок наводить. Собрались разбойники местные, даже рыцари с ними, наверно с полтыщи пеших и сотня всадников, вот не вру! Собрались, и не дают, значит, их, то есть наши амбары, честно взятые, потрошить. Ух и битва была! С тех пор наш отряд Красными Руками и называют!

Я хмыкнул. Действительно, у многих в бранкоте Леонхарта, включая его самого и всю свиту, были красные перчатки.

Ну, учитывая особенности местных красителей – блекло-грязно-красные. И всё же – почти униформа.

– Расскажи мне о Селларе, – вкинул я наводящий вопрос. Мне было интересно, как Джевалу удался штурм. Все же, даже память Магна подсказывала, что даже взятию мелкого городка почти всегда предшествовала долгая осада. А Селларе порт, осаждать его почти бесполезно. Как ни крути, но взятие Селларе Джевалом полная неожиданность.

– Селларе, сеньор Магн?.. Ха! Город Чешуи и Тени – красиво звучит, да. У писаря одного услышал. Там всё мокрое, скользкое и пахнет рыбой так, что даже кони морды воротят. В гавани – корабли, как мыши в амбаре. Аж кишат. А местные, знаете сеньор Магн, будто тоже из воды вылезли.

Леонхарт махнул на слугу, который как раз принес что-то к столу.

– Вот, как мы под дождем, только они всегда так. Башку в плечи, рожа в пол. Глаза щурят, язык как склизкий – всё шепчут… Еле разбираю, их говор, так еще и шепчут, камышового змея им в задницу! Простите великодушно сеньор герцог… Так, что я говорю? Ну вот, шепчут, гады пришибленные, будто боятся, что услышит кто-то.

Слухи ходят, будто у них под рекой дух живёт. Ну, такой… начальник водяных. И раз в месяц ему кого-то кидают – чтоб, значит, промысел шёл. Я сперва думал, врут, а потом одной ночью ночью поймали мутных хмырей каких-то. Ну, мы ж в порту стали. Смотрим, идут тенями. И несут чего-то. Верёвка, камень, в мешке один из ихних… Дрались смешно, от боли кричат, сдаваться не хотят, а молитвы шепчут… Мда… Ну, думаю, традиция у них такая. Императора храма нет, как у нас в Таэне, и как у вас, всяких там разных… Кхм, простите, сеньор Магн. Нет, в общем, у них храмов. Жрецы есть, к морю выходят каждую ночь. Не мешаем им. У нас вон тоже по осени на переправах курицу режут, чтобы не размыло. Принято так. Только в Селларе курица иногда кричит человеческим голосом.

Мы выпили еще.

– Тяжелый был штурм? – участливо спросил я. – Горожане дрались храбро?

– Знаете, сеньор Магн… Странный был штурм. Сеньор Джевал выходит, красивый, как в легенде – стяг горит, ветер дует, волосы назад. Где сказитель ваш, Сперат? Жаль его там не было, две песни бы написал только на него глядючи. Вот, вышел, значит сеньор Джевал и говорит – к стенам! Куда, зачем, лестниц жеж нет… Но мы и пошли, так, под рукой что случилось взяли. А то с Мантикорой не спорят. Спорили, бывало. Однажды он вот так же, волосики на ветру полощит, без шлема значит, скачет и кричит – копайте. А те, бранкотта его, с югов, ну эти, как их… из того городка, где все ходят в коротких штанах… В общем, смотрят на него как на говорящего барана. «Мы, – говорят, – кровь лить пришли, а не землю рыть!» Ну он им – «Так лейте». И его люди зарубили нескольких пешеходов. Мол, чтоб другим неповадно. А я что? Я хоть и рыцарь теперь, но стою с лопатой. Смотрю. Он мне и слова не сказал. Как будто так и надо. Это еще после моста уже было, лагерь когда строили. Я к тому, то я особо не спорил, просто делал, что сказано. Вооот…

Леонхарт задумчиво отпил вина. Я не торопил.

– Джевал свой стяг поднял – «Пламя Мести». Красивый, зараза. Шёлк, вышитый золотом, а посередине – будто огонь живой. Говорят, волшебный. Сам Джевал, мол, под ним неуязвим. Да только не знаю… я видел, как рядом с ним парень получил арбалетный болт прямо в глазницу, и огонь на знамени даже не дрогнул. Может, волшебный – но не для всех. Так на войне всегда и бывает. Не для всех… Мда… Почти как в песнях. Только песни не поют про все что было.

Я внимательно слушал. Леонхарт сбивался, перескакивал с одного на другое, да и видно было, что привычки вести беседы у него не было. Однако, суть я улавливал.

– Штурм, скажу я вам, сеньор, был странный. Мы-то думали, сейчас начнём – и всё по обычному: встанем подготовимся. А уже потом, дня через три, а то и двадцать, уже лестницы, стрелы, мясо. А Мантикора кинул пехоту на стены, почти сразу. Я сейчас так вспоминаю, будто хотел отвлечь. Ну, мы то тертые, знаем что к чему. Щиты, значит штурмовые, лестницы на колесах, успели сколотить. Все как вы говорили. Только не готовы мы еще были. Так мы тогда малость поближе подошли и встали. А вот другие бранкотты полезли, дураки. Со стен, ор, болты арбалетные, даже камни летят – думаем, сейчас всех там положат. А потом вдруг – затихать стало на стенах. Замялись. Стены повыше, чем у Вириина, зато в некоторых местах обвалились чуть не до половины… Да… И дома снаружи чуть не впритык стоят. Ну мы их и стали разбирать и прямо так лестницы делать. Кароччо же у нас есть, так что… Стреляли еще сверху, со стен, но видно было, убегают. Заголили стены.

Я лично плеснул ему еще вина, взяв стоящей на специальной лампе-подставке кувшин. Приятное тепло покрытой разноцветной эмалью глины грело руки.

– В общем, зашли. И там такой сладкий бардак начался, что я до сих пор вспоминаю с теплотой. Мокро там было. Кровь, но и море же, по утрам там моросит всегда, или туман. Трупы скользкие, стрелы летят, вонь… и вдруг где-то за спиной кто-то орёт: «За Джевала! За Пламя!» – и вся та рвань, кто к отряду прибивается чтобы хоть гнилую пшеницу даже не варя пожрать, вдруг превращается в героев древности. Оно лучше всего, геройствовать, когда против тебя не рожи злые, а спины от страха потные.

Леонхарт откинулся назад на импровизированном стуле. На его лице расплылось выражение полного довольства жизнью, сделав его почти человеческим. Он поймал мой взгляд и секунду не отводил свой, смотря мне прямо в глаза.

– Я там занят был… Всякое надо было сделать. Но я так мылю, сеньор Магн. Сеньор Джевал через другие стены зашёл. Там сорцы стояли, наёмники. Их, видать, заранее подкупили. Они ворота и приоткрыли. Только вот потом, когда всё началось, сеньор Джевал этих сорцев и прирезал. Всех. Может, условия новые начали ставить. Или просто вели себя нагло. Нет, вы меня, сеньор Магн, только правильно услышьте! Сеньор Джевал – человек надёжный, с ним договориться можно. И слово держит. Если не хамить.

Леонхарт говорил с таэнским говорком; вести беседы его никто не учил, оттого он прыгал с одного на другое и откровенно не чувствовал собеседника.

Несмотря на всё это, я остался доволен разговором с ним.

Как я и предполагал, Джевал видел в бранкотах пеших слуг – и использовал их по прямому назначению: отхожие ямы копать.

Ладно, это я от зависти.

Надо отдать Джевалу должное – он, очевидно, если не военный гений, то близок к этому.

Бранкоты он использовал ровно для того, с чем они могли справиться. Своими мантикоровскими методами добился полного подчинения и, опираясь на пехоту как на стройбат, который строит укрепления и сам же становится в них гарнизоном, вел войну, как тут привыкли вести.

Устойчивая пехота для него – скорее исключение, стечение обстоятельств.

Мои таэнские наёмники под Вириином, сорские пираты – просто ещё одна деталь в уравнении.

Пока он не чувствует, не понимает, что я пытаюсь сделать.

И я даже рад этому.

Не хотелось бы, чтобы у Джевала случилось откровение – и он увидел в этих забитых батраках, неумело размахивающих дешевыми копьями, зародыш будущих железных легионов – профессиональной пехоты, которая сметёт с полей битв благородных всадников вместе с их магией.

Дождь перестал моросить. Отдохнув сами – а главное, дав отдохнуть лошадям – мы двинулись дальше. Очень неторопливый конный блицкриг: полчаса тут постояли, часок быстрым шагом, изредка сменяющимся ленивой рысью, часок посидели, вина попили…

Нормально. Пока мне даже нравилось.

Тем не менее, пришлось всё же немного напрячь коней. Старательно выбирая ещё не разбитые проезжие дороги и не превратившиеся в жирную грязь поля, мы торопились обратно – я любил выполнять обещания. И хотел нагнать бранкоту Однорукого к обеду.

Почти получилось.

Мы выехали на холм.

Против привычного для Долины пейзажа, где каждый метр земли был освоен, этот холм не был засажен фруктовыми деревьями. С одной стороны прилепился замок – больше похожий на гостевой дом под Таэном. Вокруг – хаотичные деревья и поле с виноградом на одном из склонов.

С холма открывался прекрасный вид на небольшую долину. Похоже, именно отсюда Однорукий и смотрел вчера – впереди был город. Самый крупный из тех, что нам попадались на этой стороне.

Если в Долине люди старались селиться поближе друг к другу и не ленились как следует укрепиться, то тут был край мелких поселений без особых укреплений. Чаще всего ограничивались деревянными заборами.

На этом фоне городок выделялся.

Вокруг, почти как в Долине, всё было распахано. Небольшие селения, даже без заборов, стояли у берегов извивавшейся, как змея, речки шириной метров в двадцать – довольно солидно. И действительно, тут сходились три дороги, к двум широким деревянным мостам.

По обе стороны речки вытянулся городок – не меньше двухсот домов. Стояли они свободно. Видно было, что старый город строился с оглядкой на безопасность: серая стена из местного камня проглядывала сквозь голые ветви фруктовых садов. Она отсекала «полуостров» с особенно богатыми домами, храмом Императора (судя по жёлтой крыше) и ратушей.

Однако больше половины города была и вовсе не защищена.

Впрочем, горожане не стали полагаться на стены. Они вышли в поле – и дали бой.

Я даже уже забыл, что так может быть.

В местном языке было несколько слов, означающих конные сшибки. Я про себя называл их «собачьими схватками» – по аналогии с воздушными боями времён Второй мировой. Большую часть времени противники кружили друг вокруг друга, стараясь подгадать удачный момент для атаки. В идеале – напасть сбоку или сзади. Это почти гарантировало победу.

Вслух, конечно, я так не говорил – местные псы были малопопулярны и не считались особенно боевитыми. Их держали скорее как сигнализацию или для охоты на подземную живность. Поэтому подобное сравнение для сеньоров-всадников звучало бы как оскорбление.

В их терминах угадывались корни от слов «играть», «соревноваться» и тому подобных. Каждый выражал свой оттенок – азарт, удаль, иногда откровенную браваду. На русский язык прямой перевод был бы затруднителен, хотя близкое по смыслу словосочетание, пожалуй, можно подобрать.

Что-то вроде «силой молодецкой меряться». Или «байговать» – только с куда большим акцентом на опасность и азарт.

Захватить пару коней и комплектов доспехов – это не то чтобы выиграть уличные гонки и забрать у проигравшего машину. Да, растёт респект, статус и благосостояние. Но не только. Я бы даже сказал – глубже.

В общем, было за что побороться.

И, похоже, именно это сейчас и происходило.

Мы наблюдали за происходящим, будучи всего в пяти километрах от города. По хорошо наезженной дороге шла бранкота Однорукого – она находилась примерно посередине между нами и городом.

Вокруг неё сновали всадники. Множество деревенек вдоль дороги горело, выпуская в морозный воздух белые столбы дыма. И среди них мелькали отряды всадников. Часть, судя по жутко грязным одеждам и редким вкраплением белых повязок на рукавах, шлемах и лентах на копьях – мои. Куда более яркие и с синими лентами – не мои. Их было очень много, возможно сотни. Причем моих было сильно меньше, чем «синих». И, судя по всему, мои проигрывали.

Глава 21
Чудесная победа

Я оглянулся назад. Со мной была горстка людей – даже дядька Гирен где-то отстал. Люди берегли лошадей: это мой Коровка мог переть часами, переходя с шага на бег, остальным приходилось беречь лошадок. Судя по видневшемуся у подножия холма знамени над фигурой Дуката в узнаваемых доспехах, моя свита – человек двадцать – растянулась больше чем на полкилометра. Даже после того, как они доберутся до вершины холма, нужно будет дать коням отдых.

Мои щитовики соскочили с седел и теперь стояли, держа своих коней. К ним присоединялись остальные. Только Адриан остался в седле – его лошадь была не намного хуже Коровиэля. В походе, по выносливости. А в бою, пожалуй, мой быкоподобный огромный конь не имел равных.

Я снова посмотрел вперёд.

Внизу, между полей, где множество раз перепаханная земля уже успела за зиму покрыться тонкой ледяной коркой под поверхностью, а ноги и копыта ещё не превратили её в непролазную грязь, шла сшибка. Классическая, как из учебников – если бы у местных, конечно, были учебники.

Десятка два отряда всадников кружили на расстоянии сотни шагов друг от друга, то сближаясь, то резко расходясь, будто в танце. Каждый старался поймать момент, когда противник подставится: конь поскользнётся, ведущий копья зазевается и подставит бок, оруженосец с арбалетчиками отстанет, да хотя бы шлем повернётся на долю секунды не туда.

С воздуха это, наверное, выглядело бы красиво: фонтаны мерзлой земли от копыт, блики от стали, лёгкие хвосты пара, поднимавшиеся из ноздрей лошадей, как дым из котлов. Но я знал цену этой «красоте» – через пару минут кто-то обязательно оступится, и тогда всё закончится быстро.

Всадники не гнались за построением. Тут всё решали рефлексы и нюх. Кто первым понял, где окажется враг через пять минут, кто угадал куда повернет противник, у кого свежее или выносливее кони.

Ближе к центру, на щитах, с которых сняли защитные кожаные чехлы, мелькнули гербы – три золотых линии на чёрном поле. Я узнал этот герб. Однорукий. Он явно пытался выбраться из боя. Но это было не просто – не подставляя себя под удар в бок или сзади.

Восторженный вздох Адриана. Слежу за его взглядом. Пара всадников сошлись лоб в лоб. Молодые, горячие – может, бросили вызов друг другу. Копья ломаются, один вылетает из седла, второй едва удерживается, тут же разворачивает коня безжалостно дергая за поводья, подскакивает – и уже добивает упавшего хищным клевцом на длинной рукояти. С обоих сторон налетают оруженосцы и арбалетчики, обмениваются ударами магии и стали. И вот кто-то уже бежит. Пажи и слуги рядом с настороженными сеньором гоняются за лошадьми с пустыми седлами и раздевают лежащих на земле – тех, кто не шевелится. Те, кто жив, вяжут, одновременно наскоро затворяют друг другу кровь магией лечения.

Сама схватка занимает… минуту? Полминуты? Меньше, чем нужно, чтобы поссать после пары кружек пива.

Победитель становится целью – удобно, стоит неподвижно. И вокруг него, словно водоворот, закручивается движение остальных конных отрядов.

На другом фланге, отделённые рощей деревьев и линией домов вдоль дороги, два крупных отряда сошлись в затяжной драке, двигаясь кругами, будто пытались закусить хвосты друг друга. Кони роняют пену, скорее всего хрипят от усталости, брызгают грязью из под копыт, зимнее солнце тускло отражается от стали.

Арбалетчики стреляли редко – натянуть арбалет на скаку довольно трудно. Магии тоже было немного. Вот один из арбалетчиков отстал, видно, конь устал – его настигли и ударами палицы сбросили из седла. Не стали останавливаться, продолжив загонять остальных.

Иногда казалось, что бой стихает – все словно расходились, и вдруг один из самых отчаянных, поймав миг, бросался вперёд, метал копье или магию, иногда удачно, но всегда вызывая ответную реакцию, погоню – и снова хаос.

Под рыцарем в сверкающей, как серебряная чешуя на солнце, длинной кольчуге и красным плюмажем на массивном шлеме рухнул конь. Его сопровождение проскочило дальше, потом вернулось. Паж без шлема соскочил со своего коня, кинулся помогать сеньору. Рыцарь успел подняться, схватиться за седло коня, которого подвёл ему слуга, и тут получил копьё в бок с разгона. Кольчуга не выдержала удара – рыцарь повалился на мерзлую землю с обломком копья, пробившего его почти насквозь.

Всё. Такое не лечится.

Хорошо, что этот, кажется, не мой – слишком приметная броня, я бы запомнил.

– Вот это бой!.. Сеньор Магн! Ведите нас! – Дукат. Он самый наглый, всегда лезет. В голосе зависть, азарт и детская обида – как будто там, внизу, раздают конфетки, а мы тут время зря теряем.

– Дайте отдохнуть лошадям, – чеканю я, и в моём голосе звенит сталь.

Эти опасные люди любят играть в суровые мужские игры.

Я – нет.

Я люблю побеждать.

И мне не нравился этот расклад.

Я, наконец, столкнулся с тем, с чем должен был столкнуться уже давно – если бы не неожиданность зимнего вторжения и усталость от постоянной войны на периферии Луминаре. Местные, наконец, решили дать бой. Простое, понятное «а давайте соберёмся и вломим».

Отсюда, со склона холма, я видел, что моих всадников в этой, очевидно богатой, долине собралось около сотни. Может, полсотни – честно говоря, посчитать рыцарей, мелькающих как разноцветная, поблёскивающая сталью мошкара, было непросто. Но очевидно, что вражеских всадников было как минимум втрое больше.

Для тех, кто сражался там, внизу, это было неочевидно. В отличие от ведомых алчностью и успевших сплотиться за долгое время всадников Караэна, местные лишь немного меньше опасались друг друга, чем нас. В их передвижениях и манёврах чувствовалась неуверенность, осторожность. Большинство таились за рощами и домами, не торопились ввязываться в бой. Похоже, мои всадники победили в первых нескольких схватках и сильно испортили настроение местным сеньорам.

Вот только проблема была даже не в этом. Проблема была в том, что и горожане решили дать бой.

Честно говоря, организация – никакая. Я бы на их месте встретил наши войска раньше, на холмах. Ещё и укрепившись.

Увы для местных, у них не было такого порядка, как в Караэне. А, скорее даже, такого общепринятого предводителя, как я.

Множество людей шло в нашу сторону из города. Сплошным потоком – по трём дорогам. В эти ручейки со всех сторон вливались отряды по несколько десятков человек. Они были слишком далеко, чтобы разглядеть как следует, но, кроме редких отблесков на остриях копий или просто двуручных дрынов, я не заметил особо много металла.

Вот только на вид их было… тысячи три. Ладно, скорее всего, я преувеличиваю от нервов. Но даже если ошибся и преувеличил вдвое – это всё равно очень много. Я вышвырнул сотни килограмм серебра и напряг силы огромного, возможно одного из крупнейших местных городов и вообще торговых центров, чтобы добросить до сюда тысячу пехотинцев. А местные кинули клич по окрестностям и собрали как бы не в три раза больше. Вот он, ответ, почему феодальная карта Европы состоит из россыпи множества крохотных государств. Плотность населения помноженная на богатство и каждый средний поселочек может выставить ополчение сравнимое с каким-нибудь Новгородским полком.

Тем временем бранкотта Однорукого остановилась. Пешеходы начали что-то подозревать. Они остановились и сбились в кучу, настороженно вытягивая шеи, силясь разглядеть что происходит впереди. Даже если бы незатянутое дымными полосами небо, они все равно находились в низине, и обзор им перекрывали рощи и небольшие хутора вокруг. Кто-то сообразительный вскочил на телегу. Врядли это помогло, скорее взяла верх обычная, нормальная, человеческая осторожность. Бранкотта тихонько стала оттягиваться назад, разворачивая телеги.

Однорукий появился рядом со своей бранкоттой. Уж не знаю, как он вырвался из мельтешащей кучи рыцарей, но сейчас скакал прямо к пехоте, пригнувшись в седле. С ним было только двое вооруженных слуг. Я совешенно не помнил, сколько конных у него было утром. Его плащ, мокрый и перепачканный, бился о бок коня, а левую руку – ту, что осталась, – он держал высоко, маша ей, словно собирался разогнать бурю.

Пехотинцы явно узнали его. И впервые за последние минуты набирающая силу паника чуть притихла. Он сорвал шлем и я видел как он широко раскрывает рот в крике. Я почти услышал его:

– Назад! Назад, вы, сыновья говна и немытых шлюх! Разворачивай строй! – так, или очень похоже орал он.

Я вспомнил его голос. Хриплый, сиплый, от перманентной простуды, но уверенный и без надрыва. Привык говорить спокойно. Значит, люди его слушались. Послушались и сейчас. Засуетились, люди с редкими большими щитами протолкались в передние ряды, за ними выстраивались остальные, выставляли копья. Арбалетчики искали позиции повыше – на телегах, на обочинах дороги ограниченной не заборами, как принято в Долине Караэна, а высокими земляными насыпями.

Мужики ловко перестраивались, явно матерясь, даже сняли с телеги и вытащили вперёд тяжёлые штурмовые щиты. Всего несколько, я приказал сколотить их еще в лагере, боялся, что придется брать штурмом каждый хуторок. Я знал, что их так и норовили «потерять». Вот, пригодились. Бранкотта Однорукого, несмотря на усталость, была не самой плохой: пусть и не опытные, зато давно в походе и знают друг друга.

– Зачем они строятся? – спросил кто-то из свиты сзади.

– Ждет, что на обоз ща придут, – ответил дядька Гирен.

– Все равно же побегут, – с явным пренебрежением ответил тот же голос. Я оглянулся, но наткнулся только на шлемы и внимательные взгляды. Я не понял, кто это говорил, но моего взгляда хватило, чтобы шепотки замолкли.

Честно говоря, говоривший был уже отчасти прав. Сначала где-то позади собирающегося строя появилась тощая лошадь без седла зато с обрывками сбрую и понеслась, сбивая людей. За ней погнались конюхи, или просто слуги, но не успели поймать до того, как она вскарабкалась на земляной вал и помчалась дальше через поля. Потом мне показалось, что кто-то из женщин – видимо возниц или прачек – закричал, и словно невидимый кнут подхлестнул весь обоз. Телеги одна за другой начали разворачиваться. Место для этого не было, но они пытались, сталкиваясь, цепляясь колёсами, ломая оглобли и оси. Быки ревели, получая удары бичей и палок. Одна телега перевернулась, рассыпав мешки и людей прямо под колеса другой. Уверен, там сейчас мыслей не слышно, от криков, визгов, матов – весь обоз превратился в какое-то месиво.

Несколько пехотинцев бросили оружие и побежали, стараясь не попасть под повозки. Другие – наоборот, растерянно замерли, оглядываясь на своего командира. Однорукий все еще рвал глотку. Он спешился, и, не стесняясь, бил бегущих. Сначала плащом, потом мечом. К счастью для пешеходов, пока плашмя. Ему активно помогали его конные слуги, орудую древками копий. Как мне показалось – молча.

– В строй, суки! В строй, я сказал! – почти слышал я его вопли.

Одного, самого ретивого, он просто ударил в лицо рукоятью и повалил в грязь.

Пехотинцы перестали стараться сбежать и стали сбиваться в кучу, как горные козы под присмотром овчарок.

Слуги Однорукого действовали не хуже своего сеньора. Один втащил за шиворот мальчишку, кинул ему щит. Другой успел переставить несколько людей в линию. И всё это – за секунды.

Я хмыкнул. Сержанты. От французского слова сервис. Служить, прислуживать. Не удивлюсь, что скоро и тут слово «слуга» станет должностью.

Из-за рощи неподалеку, прямо на дорогу вылетел конный отряд. Десятка полтора, может даже двадцать всадников. Я пропустил их приближение. Хотя, пехота наверняка слышала их топот. Одинаковые синие плащи, длинные хорошие копья наперевес. Дорогие шлемы у тех, кто впереди. Опасный противник. Эти не из тех благородных всадников, что сами пашут свою землю. Скорее, это местная «Великая семья». Опытные, уверенные в себе убийцы.

Едва увидев пехоту – бросились прямо на неё. Быстрее, чем футболист бьёт по мячу, чем человек успевает выругаться.

И все же это был скорее отработанный прием, а не бездумная агрессия. Как бросок в ноги в исполнении борца. Поняв, что дорога перекрыта штурмовыми щитами, «синие плащи» разделились. Боевые кони с куда большей ловкостью перетащили себя вместе с тяжелыми всадниками через земляные валы, чем до этого смогла обозная лошадка обезумевшая от страха. Это лишь слегка сказалось на их скорости – они как раз успевали взять разбег.