Текст книги "Победитель драконов. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Владислав Русанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 42 страниц)

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
СТАРАЯ ИСТИНА

Ошмяны раскинулись вокруг пологого холма.

«Так себе городишко, – подумал Годимир, разглядывая низкий частокол поверх земляного вала, который лишь с большой натяжкой можно было назвать крепостной стеной. – На Хоробровщине его никто и городом не станет считать. Так, большое зажиточное село. Но по зареченским меркам, конечно, город. Не просто город, а столица королевства. Кстати, а как называется королевство Доброжира?»

До сих пор как-то в голову не приходило поинтересоваться.

– Да никак не называется, – пожал плечами пан Тишило. – По крайней мере, мне его никто не называл.

Олешек тоже пожал плечами:

– А какая разница? Да и вообще, у них тут в Заречье столько королей и королевств, что названий на всех не хватает. Обычное дело…

Они ехали рядом – кони шли голова в голову – два рыцаря и музыкант. Позади неспешно трусил светло-соловый конь, влекущий телегу с добром пана Тишило, где поверх скатанного шатра, узлов и походного сундука с посудой развалился ушибленный нынче ночью Ратиш. Кто ударил оруженосца и с какой целью, так и осталось не выясненным до конца. Одни лишь предположения, а полагаться на них, как известно, то же самое, что на речной ледок в середине кастрычника. Жит замазал ссадину на виске парня бурой вонючей мазью, сделанной скорее всего из березового дегтя, и перевязал чистой холстиной. Теперь Ратиш страдал с видом героя, раненного в боях за правое дело.

За телегой на длинном чембуре вышагивал боевой конь рыцаря Конская Голова. Темно-гнедой жеребец прижимал уши и косил багровым глазом. Годимир не раз слыхал, что лошади Полесья ни в чем не уступают тяжелым скакунам, выращиваемым в Мариенберге, а теперь получил возможность убедиться в правдивости слухов воочию. Конь пана Тишило отличался широкой грудью, длинной мускулистой холкой, крепкими копытами и мощной шеей. Такое животное может с легкостью нести тяжеловооруженного всадника в бой, и горе любому, кто осмелится встать на их пути. Правда, полещуцкий конь был пониже ростом, нежели конь самого Годимира (нет, не того, которым снабдил его щедрый и незлопамятный пан Тишило, а того, что отобрал островецкий король Желеслав), зато, с уверенностью можно сказать, не ведал усталости. Что называется, двужильный. Зато и злой, не приведи Господь. Похлеще иного волколака. Обычно, чтобы вычистить его, требовались согласные усилия Жита и обоих оруженосцев. Двое придерживали за недоуздок, а один работал щеткой и скребницей. Однако даже при таком раскладе чувствовать себя в безопасности не мог никто – того и гляди острый край копыта врежется под коленку. Не отдернул вовремя ногу – остался калекой на всю жизнь.

На безопасном расстоянии от крупа боевого жеребца – так, чтобы не лягнул ненароком – вышагивала четверка иконоборцев. Лихо вышагивала – не каждый ландскнехт скорость, заданную верховыми конями, выдержит. Но святые отцы на здоровье не жаловались. Знай себе, мерили бурую землю широкими шагами. Топали обутыми в грубые сандалии ногами.

Замыкала процессию груженая товаром телега Ходася и Дямида – купцов из-под Дыбще. Пузатый коротконогий конек местной породы упрямо рысил, не отставая больше чем на две длины копья от своих более благородных собратьев. Оба торговца – и огненнобородый болтун Ходась, и молчаливый, хмурый Дямид – восседали на передке телеги, гордые и довольные донельзя. Мало того, что сам знаменитый рыцарь Конская Голова не гнушается их обществом и угощением на привалах, так и окрестные разбойники, прослышав, с кем путешествуют купцы, побоятся проявить излишний интерес к их грузу.

Правда, Годимир придерживался иного мнения. Неизвестного (или же неизвестных), покусившегося на коней пана Тишило у корчмы, громкая слава странствующего рыцаря из Полесья не отпугнула. То ли он просто не слыхал о нем, то ли считал себя удачливее, чем оказалось.

А может, и был он удачливее и хитрее на самом деле, и привык обделывать сложные и хитрые делишки без помех? Только нарвался на неожиданного противника. Не менее хитрого и беспощадного.

Не шел у Годимира из головы одноглазый бродяга из корчмы. Ну, не мог он быть простым побирушкой, никак не мог. Так разделаться с вооруженным грабителем! Не у всякого княжеского дружинника вышло бы. А тут – раз, два. Удар под колено, удар по голове. И все. Да не мечом или шестопером, а обычным колом.

Да и после бродяга повел себя очень странно и непривычно для их братии. Не стал требовать вознаграждения за помощь, удрал от похвал и благодарностей.

Почему?

Случайно ли он оказался в заведении Андруха?

Случайно ли завел разговор об убитом Пархиме-горшечнике?

Случайно ли предупредил о готовящемся налете на коновязь? А рыцарь не сомневался, и даже пан Тишило с ним согласился, что разбудил их свистом не кто иной, как одноглазый оборванец.

И после всего этого убежать?

Странно, необычно, а потому подозрительно.

– Что задумался, пан рыцарь? – весело окликнул Годимира шпильман.

– Да вот, думаю: кто это хотел наших лошадок со двора свести? – словинец почти не покривил душой.

– Кто, кто… Разбойники! – буркнул пан Тишило.

– Да мы тут уже о двух хэврах слышали, – пояснил Олешек. – Яроша Бирюка и Сыдора из Гражды. Причем кто что говорит. По словам одних – Ярош чуть ли не мученик, а другие рассказывают, как Сыдор у богатых отбирает и бедным отдает. Кому верить?

– По мне – так все разбойники на одно лицо! – Бело-красный рыцарь сжал кулак. – Всех их следует вот так держать. А попался – батогами и в каменоломни! Так ведь? – Он оглянулся на Жита и Бажена. Те согласно закивали. Кто же будет возражать хозяину и благодетелю? В особенности, когда твой же товарищ от рук лесных молодцев пострадал.

– Так-то оно так, – не стал спорить музыкант. – Но разобраться хочется.

– Чего разбираться? – недоуменно протянул пан Тишило и больше о разбойниках и их наказаниях не заговаривал.

А Ошмяны все приближались. Приближались, несмотря на кажущуюся неторопливость коней.

Уже стала хорошо видна слобода бронников и кузнецов, вынесенная за пределы ограды, ближе к реке. Речка, огибающая город, к слову сказать, издали казалась ручьем, да скорее всего ручьем и была при ближайшем рассмотрении. Конь с разбегу перепрыгнет. Да что там конь… И корова, если хорошо разогнать, перескочит с берега на берег и не заметит.

На вершине холма, вокруг которого сгрудились дома и домишки Ошмян, стоял королевский замок, приметный издали, как на ладони. Приземистое здание донжона увенчивали серые зубцы и черные с желтым флаги, лениво шевелящиеся в летнем мареве.

– А вон и для турнира поле мастерят! Ристалище! – радостно воскликнул Олешек, указывая пальцем налево от тракта.

Годимир взглянул в ту сторону.

Сперва ему в глаза бросилось расположившееся на зеленом приволье стадо рыжих коров. Мосластых и остророгих. Сразу видно – в молоке, сыре и масле жители Ошмян – как бишь их положено звать правильно? – не нуждаются. Зато позади россыпи мычащих кормилиц десяток мастеровых под веселый перестук топоров сооружали помост и галерею с рядами сидений для вельможных гостей короля Доброжира. Перед галереей виднелся огороженный четырехугольник турнирного поля.

– Молодцы. Стараются, – одобрил рвение ошмяничей пан Тишило. – С душой к делу подходят.

– Видать, именитые рыцари ожидаются? – Олешек подбоченился в седле, одернул зипун, рискуя оборвать полу. Перебросил на грудь цистру. Взял аккорд. Прислушался, принялся подкручивать колки.

– Ты когда меня учить начнешь? – вполголоса поинтересовался Годимир.

– Ты так говоришь, пан рыцарь, – отозвался шпильман, – словно я отлыниваю. Сам посуди, когда мне тебя учить было с такими-то приключениями?

– Ладно, – кивнул рыцарь. – Но уж как в Ошмянах устроимся, не забудь – обещал.

– Так и ты мне кое-что обещал. Помнишь, а?

– Да помню, помню…

– Это хорошо, что помнишь.

На воротах стояли четверо стражников куда как более пристойного вида, нежели желеславовы сборщики подати у моста. Начищенные шишаки[29] 29
  Шишак – открытый шлем с козырьком, нащечниками и назатыльником.


[Закрыть], бригантины[30] 30
  Бригантина – защита корпуса, состоящая из пластин, нашитых или наклепанных изнутри на тканевую или кожаную основу, снаружи может обтягиваться бархатом или шелком.


[Закрыть], обшитые тканью все того же черного цвета с вышитым трилистником. В руках стражники держали двурогие гизармы[31] 31
  Гизарма – древковое оружие, состоящее из серповидного лезвия и длинного вертикального острия, отходящего от его спинки.


[Закрыть].

– Пан Тишило герба Конская Голова и пан Годимир герба Косой Крест! – торжественно возвестил полещук, небрежно бросив ладонь на рукоять меча.

– Паны рыцари изволят на турнир прибыть? – шагнул вперед седой стражник с рассеченной некогда бровью. Рубец шрама переламывал ее, превращая в изображение летящей птицы.

– Точно. Угадал, – кивнул пан Тишило.

– Тогда паны рыцари проезжают без подати. Кто еще с вами? – Седой разгладил пальцами нашивки десятника на рукаве.

– Оруженосцы. Вот на телеге.

– Годится. А это кто?

– Шпильман известный. Олешек Острый Язык из Мариенберга.

– На турнир?

– А то?

– Хорошо. Тоже без пошлины может въезжать. – Стражник прищурился. – А купцы?

– Купцы были под моим покровительством до ворот сего города. Теперь, думаю, защита вам не нужна более? Так ведь?

Ходась развел руками, словно желая сказать – от стражи защита тоже не помешала бы, но что поделаешь? Дямид молча полез за кошельком.

– Святые отцы тоже могут входить в Ошмяны беспрепятственно, – добавил стражник, окидывая взглядом иконоборцев. – Согласно указу его величества Доброжира.

Отец Лукаш без тени улыбки на изнуренном постами и умерщвлением плоти лице благословил стражников размашистым знамением. Монахи вошли в ворота.

– Выпьешь вечером, как сменишься, за мое здоровье. – Пан Тишило швырнул десятнику скойц.

Монетка исчезла словно по волшебству.

Стражники отсалютовали гизармами щедрому пану, и кавалькада втянулась под сень надвратной башни.

Городок жил своей жизнью.

Поскольку день клонился к вечеру, торговцы закрывали лавки, а ремесленники – мастерские. Заречане тянулись в корчму. Вернее, в две корчмы. Одна стояла у самого въезда в город, вторая расположилась на рыночной площади. Детвора бегала по улицам, весело штурмовала невысокие заборы палисадников, устраивали поперек дороги свои собственные турниры. Всадники в коротких рубашках скакали на замурзанных конях. Кривоватые копья, наспех смастеренные из сломанных веток, ударяли в щиты, плетенные из ивовой лозы.

Две хозяйки лениво переругивались через улицу.

Большая лохматая собака ожесточенно чесалась, развалившись на крыльце чисто беленного домика с красными ставнями.

Годимиру понравились улыбчивые лица ошмяничей. В особенности двух молодок, выглянувших из переулка. Одна стрельнула глазками в сторону рыцарей, прикрывая нижнюю часть лица уголком платка. Вторая улыбнулась полными губами, хихикнула.

Полещук ехал задумавшись и не обращал внимания на смазливых заречанок, но Годимир ответил им самым изысканным поклоном, на который был способен. Горожанки зарделись и скрылись в переулке.

На рыночной площади, которую они миновали вскоре после встречи с хорошенькими девицами, елозил смычком по толстым струнам басотли[32] 32
  Басотля – струнный смычковый инструмент низкого регистра.


[Закрыть] уличный музыкант. Олешек насторожился. Заинтересованно прислушался. Махнул рукой – не соперник, мол. И правда, монотонный речитатив заречанина лишь с большой натяжкой походил на высокое поэтическое искусство, как и протяжное гудение басотли на изысканную музыку.

«Вот уж кому учиться не надо, – невольно позавидовал Годимир. – Знай себе, гоняй смычок туда-сюда…»

И тут же, перехватив хитрый взгляд Олешека, он понял, что шпильман подумал о том же, и украдкой показал ему кулак. Музыкант гордо отвернулся, сделав вид, что ничего, собственно, и не было.

У ворот замка, чью стену так же, как и городскую, составляли толстые, заостренные сверху бревна, вкопанные в гребень земляного вала (а из чего еще строить в Заречье, славящемся дремучими лесами гораздо больше, чем каменоломнями?), выстроился уже десяток стражников. Годимир подумал, что король Доброжир, пожалуй, может не опасаться всерьез соседа из-за Щары. Все-таки богатство и спокойная жизнь неразделимы, как два лезвия рыцарского меча.

– Пан Тишило герба Конская Голова из Любичей, что под Грозовым, и пан Годимир герба Косой Крест из Чечевичей Бытковского воеводства! – провозгласил полещук.

– Прошу панов рыцарей, – отсалютовал гизармой десятник.

Во дворе замка рыцари спрыгнули с коней, передали поводья вмиг набежавшим конюхам. Двое пажей помогли Ратишу покинуть телегу, но болтовней лишь усилили всеобщую суету и гам.

Вообще, королевский двор в Ошмянах жил явно на широкую ногу и не скупился на прием гостей. Мимо пробежали двое мальчишек с корзинами, из которых высовывали длинные шеи гуси. Коренастый слуга в чистом фартуке орал на другого, не поспевшего вовремя с какими-то особыми дровами.

Краем глаза Годимир увидел сутулого дружинника из воинства Желеслава. Того самого, чей глаз украшало бельмо. Он внимательно осматривал копыта коня… Да-да! Темно-рыжего коня мариенбержской породы, который раньше принадлежал Годимиру. Рыцарь толкнул локтем в бок Олешека, указал глазами на бельмастого. Шпильман понимающе вздохнул:

– Что делать будем?

– Пока ничего, а там поглядим.

На всякий случай он встал так, чтобы между ним и воином Желеслава оказались слуги, расседлывающие дорожного коня пана Тишило. Одернул жак, поправил перевязь с мечом, подаренным ему полещуцким паном. Бело-красный рыцарь вез с собой целую груду оружия и доспехов. Что-то он просто взял с собой в поход на всякий случай, а изрядную долю трофеев, как, например, двуручная секира с искусной гравировкой вдоль полумесяцев лезвий или кольчуга-бирнье[33] 33
  Бирнье – кольчуга с коротким рукавами.


[Закрыть], он завевал в бою, сняв с поверженных противников. Мост через Щару был не первым местом, где пан Тишило развлекался, вызывая всех встречных-поперечных, и, оглядывая внушительную кучу, Годимир укорил себя в душе за желание сразиться с паном Конская Голова. Вот уж воистину, как в старых сказках, – и коня потеряешь, и сам буйну голову сложишь…

Громкий голос оторвал словинца от размышлений:

– Рады видеть вас, вельможные паны рыцари, в Ошмянах! – К ним приближался высокий – пожалуй, на полголовы выше Годимира – мужчина в зипуне тонкого сукна, высоких сапогах и мохнатой шапке с тремя фазаньими перьями. Но не рост и добротная одежда выделили бы его в любой толпе, а необъятный живот, который язык даже не поворачивался назвать животом. Брюхо – вот самое верное наименование! Не всякий кметь добьется такого успеха в откармливании борова ко Дню рождения Господа, какого достиг сей пан. Лицо толстяка озаряла искренняя улыбка, с немалым трудом проглядывавшая из-под вислых, рыжеватых с проседью усов. Щеки лоснились, а глаза, в обрамлении доброй сотни мелких морщинок, лучились неподдельной радостью.

Именно так Годимир и представлял короля Доброжира. Ну, разве что не мог помыслить, что придется глядеть на его величество снизу вверх.

«Ишь ты, разъел рыло! Точно, серебра девать некуда… Лучше бы за разбойниками следил, а то распоясались – сил нет. И дочке, королевне, достойную партию подбирал бы, а не этого крука из Островца…»

Но, вместе с тем, как и положено воспитанному гостю, рыцарь приготовился к цветастому приветствию и почтительному поклону. Он очень надеялся, что Олешек помнит правила приличия и не ляпнет что-нибудь, ни в какие ворота не лезущее.

– Мое почтение вам, вельможные рыцари! – продолжал меж тем дородный пан. – Счастлив лицезреть воинов и вельмож, которые, несомненно, являются украшением родных краев. Итак, позвольте представиться. Я – пан Божидар герба Молотило, каштелян ошмянский. – И толстяк поклонился весьма ловко, несмотря на отягощающий его живот.

– Пан Тишило герба Конская Голова, – в тон ему отвечал полещук. – Я из Любичей, что под Грозовым. Слыхали про такой город? Так ведь?

Пан Божидар и суетившаяся рядом дворня усиленно закивали. Ну правда, кто же не знал город Грозов, основанный легендарным прародителем народа полещуков, старейший город великого княжества, нынче потихоньку уступающий первенство в борьбе с молодым, настырным соперником, Ельском, оседлавшим самые важные торговые тракты и богатеющим с податей на купечество.

– Я странствую во исполнение обета, – продолжал пан Тишило. – Его принес я перед алтарем храма Святого Лукьяна Бессребреника, пообещав Господу одолеть в честной борьбе две дюжины и еще полдюжины рыцарей.

– И я, и его величество, и прочие вельможные паны Ошмян премного наслышаны о пане герба Конская Голова, разбившем шатер у моста. – Каштелян, очевидно, настолько поднаторел в приеме гостей, что осилить его в славословии не сумел бы и придворный льстец султана из Басурмани (говорят, есть там такая должность для самого языкатого из вельмож). – Признаюсь, по моему мнению, многие рыцари, в особенности из молодых, побоялись идти к нам путем через Островец и Щару, опасаясь встречи с паном Конская Голова и неминуемого поражения в поединке.

Пан Тишило, довольный донельзя, поклонился, лоснясь, как масляный блин.

Годимир уже приготовился представиться. Откашлялся, открыл рот, но вдруг заметил стоящего неподалеку, в каком-то десятке шагов, пана. Среднего роста, плечистого, с высокими залысинами на непокрытой голове и седыми усами, достигавшими едва ли не ключиц и щегольски закрученными на кончиках. Одетый, несмотря на жару, в стеганый черный гамбезон и черную же суркотту с вышитыми золотой нитью на груди тремя продолговатыми звеньями, соединенными в цепь, рыцарь хмурился и кусал ус.

– Ты что? – шепнул на ухо Олешек.

– Влип! – Годимир затравленно огляделся, стараясь, согнув колени, скрыться за телегой.

– Совсем ум за разум зашел? – потянул его за рукав шпильман. – Твой черед…

– Да я как-нибудь… Представляйся сам… – Рыцарь готов был провалиться сквозь землю. Все, что угодно, лишь бы скрыться от глаз пана Стойгнева герба Ланцюг – своего первого учителя.

– И думать не смей! – Олешек изо всех сил дернул его за полу жака – аж завязки затрещали.

От неожиданности (ну, кто же ожидал от щуплого музыканта такой прыти?) Годимир проскочил вперед на три шага, взмахнул руками и замер в нелепой позе перед паном каштеляном.

Глаза пана Божидара округлились, словно у филина, брови взлетели вверх.

– Э-э-э… – протянул он непонимающе. – Пан?..

– Это пан Годимир герба Косой Крест из Чечевичей, – пояснил пан Тишило. – Это под Бытковым. Он так же, как и я, странствующий рыцарь…

– Да! – подтвердил Олешек. – Истинно так! Он, то есть, пан рыцарь Годимир, хочет дракона убить.

– Да? Вот те на!!! – неизвестно чему обрадовался каштелян.

– Ну… – Годимир беспомощно развел руками, наблюдая, как сквозь толпу к нему протискивается пан Стойгнев. Дворня Доброжира замерла с раскрытыми ртами и напрочь забыла правила приличия. То есть ясновельможному пану никто и не подумал уступить дорогу. С чего бы это?

– Пан рыцарь, вас послало само провидение, – проговорил тем временем пан Божидар, – или же, вернее будет сказать, молитвы наши достигли наконец-то слуха Господа нашего, Пресветлого и Всеблагого. Я должен…

– Доброго дня вам, панове! – Рыцарь Ланцюг замер плечом к плечу около каштеляна.

Годимир сглотнул мгновенно пересохшим горлом. Захотелось сделаться маленьким-маленьким. Лесной пичугой, жуком, а лучше всего муравьем, способным затеряться среди сухих листьев и веточек.

Но пан Стойгнев глядел мимо него:

– Не чаял уж и свидеться… – Он слегка сгорбился, словно намеревался прямо сейчас броситься в драку, и раздул ноздри породистого носа.

– И тебе удачного дня! – Полещук набычился, вцепился толстыми пальцами в окованный медными бляхами пояс. – Не думал, что ты еще живой, пан Стойгнев.

– Не дождешься, пан Тишило. Не дождешься, – дважды, как для тупицы, повторил пан Ланцюг, сверля пана Конскую Голову яростным взглядом.

Челядинцы молчали, навострив уши. Еще бы! Ссора между рыцарями с такими именами и такой славой не каждый день случается. Многие еще внукам пересказывать будут, каким поединком ознаменовался турнир, устроенный королем Доброжиром просто так, ради развлечения.

– Вот так встреча… – продолжал полещук. – Живой… Вот так-так!

– Не дождешься. Не дождешься, – ответы пана Стойгнева не отличались разнообразием.

– Э-э-э… Панове! – решительно вмешался каштелян. – Прошу вас помнить, кто вы и ради чего сюда прибыли. Турнир есть праздник благородства и доблести.

– И не будем превращать его в пьяную драку, – еле слышно закончил Олешек, незаметный за спинами рыцарей.

Пан Стойгнев потянул перчатку с правой руки, медленно освобождая палец за пальцем. Проговорил решительно:

– Я благодарен Господу и судьбе, что свели нас. Как я ждал этой встречи! Не поверишь, даже в Грозов ехать хотел.

– Очень нужно. Ждали там тебя… – сердито буркнул пан Тишило. И ответил, чеканя каждое слово на радость благодарным слушателям: – Не трудись вызывать меня. Я и так готов к поединку. Конный или пеший, с копьем, мечом или же секирой я жду тебя последние пятнадцать лет. И я поставлю самую большую свечку в ближайшем храме в благодарность всем святым и Господу за нашу встречу. А рыцаря, благодаря которому я сорвался с насиженного места и пустился в Ошмяны, – он легонько хлопнул Годимира по плечу, – я обещаю напоить до бесчувствия.

– Рыцаря? – нехорошо прищурился Стойгнев. – Если не ошибаюсь, пана Годимира герба Косой Крест?

Молодому человеку ничего не оставалось, как кивнуть. А что делать? Будь что будет. Двум смертям не бывать, а одной не миновать…

– Доблестного драконоборца? – продолжал пан Ланцюг.

– Пан Стойгнев, – добродушно улыбнулся ошмянский каштелян, – я что-то не пойму, у тебя и с этим рыцарем вражда, что ли?

– Где ты рыцаря видишь, пан Божидар? – в свою очередь усмехнулся словинец. Только веселья в его оскале не смог бы различить даже самый проницательный ученый из Мариенбержской Академии. Из тех, что звезды считают и в длиннющие списки заносят, как полагается.

– Да вот же он! – Музыкант втиснулся между Годимиром и паном Тишило. – Кто ж это, как не рыцарь, не будь я Олешек Острый Язык из Мариенберга!

– Ах, так? – голос пана Стойгнева клокотал от с трудом сдерживаемого азарта. Будто у гончего пса, наброшенного на горячий след. – Тогда скажи-ка, Годимир, скажи нам всем, кто и при каких обстоятельствах посвятил тебя в рыцари? Готов ли ты присягнуть пред ликом Господа, что говоришь правду?

Толпа охнула и загудела.

Неслыханное оскорбление. Ни один рыцарь не осмелится обвинить другого в самозванстве без должной причины. Ибо в случае ошибки, когда навет оказывается ложным, оболганный может потребовать поединка у обвинителя не до первой крови, не до просьбы о пощаде, а до смерти.

Годимир долго молчал.

Смотрел, как вьюном выкручивается из оравы слуг бельмастый дружинник – наверное, пошел Желеслава порадовать. Виновато дернул усами, перехватив взгляд полещуцкого пана.

Потом набрал полную грудь воздуха и сказал, как в омут с ледяной водой нырнул с обрыва:

– Не могу лгать перед ликом Господа. Не проходил я посвящения в рыцари! – Обвел глазами шушукающихся и открыто тычущих в него пальцами челядинцев, чужих оруженосцев и дружинников. Добавил: – Готов с мечом в руке против любого рыцаря отстоять свое право на пояс и шпоры.

Пан Тишило полез пятерней в затылок:

– Ну, дела…

Охнул и схватился за голову пан Божидар:

– Драконоборец… И вот – на тебе!

Присвистнул Олешек:

– Вот молодец! Даже меня провел! Уважаю!

Оскалился пан Стойгнев:

– Ничего тебя не учит, мальчик мой. Не годишься ты в рыцари…

– Я не гожусь? – Годимир вспыхнул сухой соломой, хватаясь за меч. – Пеший или конный, копьем или мечом…

– Остынь! – прервал его гневную речь пан Ланцюг. – Не к лицу мне с оруженосцами биться. Я таких, как ты, привык вожжами на конюшне уму-разуму учить.

– На конюшне? – Молодой человек вцепился в меч так, что ладонь заболела. – Ну что ж, попробуй…

– Э, нет! Он мой! – воскликнул полещук, нисколько не смущаясь внезапным превращением Годимира. – За мной будешь, пан Косой Крест!

В толпе раздался смех. Кто-то заулюлюкал. Кто-то свистнул в четыре пальца.

– Тихо!!! – с легкостью перекрыл всеобщий гам пан Божидар. – Панам Стойгневу и Тишило я советую остыть. Ибо не к лицу таким прославленным рыцарям друг друга перед толпой хаять. Вы бы еще за грудки друг дружку схватили… Стыдно, панове! – Он притопнул ногой для пущей убедительности. – Что же касается пана Годимира, то случай тут сложный. А потому требует рассмотрения его королевским величеством Доброжиром. Но не ранее, чем завтра утром. А до того никаких ссор и потасовок в Ошмянах я не потерплю, не будь я каштелян тутошний! Уяснили, панове?

Рыцари кивнули вразнобой. Первым полещук. Пожал плечами, махнул рукой и кивнул. Следом за ним Годимир. А что ему оставалось? Раз Стойгнев с самого начала отказался вызов принять, то и не допросишься. А то, чего доброго, и правда прикажет слугам связать дерзкого и вожжами отхлестать. С него станется…

Последним согласился пан Ланцюг. Скривился, будто кислющей вишни полную горсть в рот отправил. Но кивнул. Еще раз оскалился – он здорово заблуждался, если думал, что это улыбка, – расправил плечи и ушел.

В наступившей тишине громко прозвучали слова пана Конской Головы:

– Нет. Тесен все-таки мир. Сколько живу, столько убеждаюсь.