Текст книги "Победитель драконов. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Владислав Русанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 42 страниц)

– Странный поступок для защитника законности и справедливости, – задумчиво проговорил Олешек.

Годимир медленно провел пальцем вдоль края клинка, проверяя – не затупился ли? Господь миловал, прокованную несколько раз сталь меча нельзя даже сравнивать с изделием деревенского кузнеца. Вложил оружие в ножны. Ответил:

– Знаешь, я, может быть, завтра пожалею об этом поступке и буду молить Господа об отпущении греха… Но… Зря ты упомянул волколака. Я видел, что они делают с жертвой. Этой участи я не пожелаю самому закоренелому преступнику.

Освобожденный с интересом поглядел на него. Движением руки отбросил назад падающие на глаза волосы. Проговорил, словно через силу:

– Ну, спасибо тебе, пан рыцарь… – Если бы сарказм, прозвучавший в слове «пан» обратился в крысиный яд, то можно было бы отравить им всю Оресу. – Нет, честно, спасибо. Не ожидал.

– Не за что, – угрюмо отозвался Годимир. – Я бы на твоем месте удирал подальше, пока не вернулись те, кто…

– Мы покамест каждый на своем месте, – непочтительно и дерзко перебил его освобожденный. – Я на твое не стремлюсь, да и ты на моем оказаться вряд ли захочешь.

Годимир стиснул зубы и взялся за рукоять меча.

– Не серчай, рыцарь, – ухмыльнулся незнакомец. – Не ровен час, живот заболит. Мир тесен. Может, свидимся еще. Про всякий случай, запомни мое имя. Ярош. Ярош… А впрочем, прозвище мое тебе без надобности. Прощай. Не ешь много копченого сала на ночь…

Разбойник шутливо поклонился и, развернувшись, опрометью бросился в кусты. Ветки шиповника заколыхались и успокоились. Как будто никого и не было.

– Вот шельма! – Годимир со звоном загнал меч в ножны – он и сам не заметил, когда успел вытащить клинок на целую ладонь.

– Шельма не шельма, а свободу он получил, – качнул головой Олешек. – А нам с тобой, пан рыцарь, надо бы поезжать отсюда как можно быстрее и как можно дальше.

– Ты думаешь?

– Думаю? Да я просто уверен, что его королевская стража здесь оставила. Ты не ищешь часом ссоры с королем Желеславом, а?

– Да нет… И не «акай», сколько говорить можно? – Годимир тронул коня шпорой. Отдохнувший в Ясевой конюшне темно-рыжий охотно поднялся в рысь.

Мышастый мерин шпильмана поспешил следом, как привык за полтора месяца путешествия. Олешек от неожиданности качнулся назад, испуганно вскрикнул, хватаясь за переднюю луку:

– Легче!

– А ты привыкай, если хочешь со мной странствовать! – зло откликнулся рыцарь. Еще прибавил шенкеля коню. Знал, мышастый не отстанет.

Некоторое время они ехали молча. Годимир вперил глаза в конскую гриву, мысленно ругая себя за опрометчивый поступок. Шпильман поглядывал по сторонам, закусив нижнюю губу. Должно быть, обиделся.

«Дуйся, дуйся, – подумал рыцарь. – Сам виноват. Не надо было про волколаков говорить. А этот несчастный свое уже получил. Если его хотя бы дня два назад заковали, то под дождем отстоять – не подарочек. Да и ночи холодные, даром что червень[13] 13
  Месяцы: стужень – январь, зазимец – февраль, сокавик – март, пашень – апрель, кветень – май, червень – июнь, липень – июль, серпень – август, вресень – сентябрь, кастрычник – октябрь, подзимник – ноябрь, снежень – декабрь.


[Закрыть] – летний месяц. Думаю, искупил вину за парочку ограбленных купцов».

Видно, о том же подумал и Олешек. Он наклонился, сорвал цветок шиповника, втянул легкий, чуть приторный аромат, а потом окликнул Годимира:

– Пан рыцарь, ты стихи свои почитать хотел…

Тот ответил не сразу. Поглядел на бегущие по небу облака, вздохнул.

– Расхотелось что-то… – потом подумал и сказал: – Правда, расхотелось.

– Дело хозяйское, – сразу согласился шпильман. – А просто поговорить согласен?

– Ну… Почему бы и нет?

– Это хорошо, – улыбнулся Олешек. – А то я думал, ты сильно обиделся.

– С чего бы это?

– Да так…

– Нет. Ты уж договаривай.

– Да не стоит. Одно скажу: не прав я. Зря тебе про короля Желеслава сказал. Ты, кстати, не бывал при его дворе, в Островце?

– Не приглашали, – буркнул Годимир.

– Так ты, пан рыцарь, странствующий как никак. Можешь и без приглашения.

– Верно. Могу. Но не к каждому хочется.

– А! Значит, и ты наслышан про здешнего короля?

Рыцарь не ответил.

– Что молчишь, пан рыцарь?

– Да так…

– Обеты не позволяют королей хулить?

– Ну…

– Можешь не говорить. Я и так догадался. И лесного молодца потому освободил, что наслышан про Желеслава?

– Ну…

– Да ладно, не говори. Я и так догадался.

– Слушай, Олешек, – едва не взмолился Годимир. – Давай о чем-нибудь другом…

– Изволь, – шпильман согласился не раздумывая. – Тогда про служение твое поговорим. Не против?

– Отчего же? Давай.

– Вот! Другое дело. Ты ведь из Хоробровского королевства будешь? Верно я понял?

– Ну да. Из-под Быткова.

– А что так далеко занесло? Аж в Заречье.

– Понимаешь, Олешек, я с детства хотел людей от чудищ освобождать… – Годимир искоса глянул на шпильмана – не смеется ли? Олешек сохранял серьезность. Поэтому рыцарь продолжил: – Книги читал, готовился.

– А что, в Старой Руте чудищ мало? Неужели всех повывели уже? – Шпильман прихлопнул ладонью слепня, усевшегося на шею меринка.

– Признаться, не так уж и много. Есть, правда, чародеи злокозненные. В Усоже и в Горыне мерзости всяческой хватает. Кикиморы, живоглоты, шилохвосты… По лесам космачи с волколаками прячутся. Опять-таки, лешаки, водяные, полевики… Ну, с этими сражаться рыцарю не с руки – племя нелюдское, но безобидное. И кмети их уважают. Прикармливают…

– Правда? – округлил глаза Олешек. – В Мариенберге лешаков не сильно-то любят. И церковь их род прокляла… Ибо насмешка в богомерзких рожах таится на человеческий образ, – он явно процитировал строки из указа властей или церковного воззвания. – А потому охотятся на леших и водяных безжалостно.

– Ну и глупцы, даром что священнослужители, – без обиняков отрезал Годимир. – Наш митрополит такого безобразия не допустил бы… Эй, ты не обиделся часом?

– За что? Я же не епископ!

– Я заметил.

– Так продолжай. Не хватало мне за святош наших обижаться…

– Продолжаю. О чем я там рассказывал?

– О чудищах хоробровских.

– Ах да! Только почему же о хоробровских? Здесь такие же водятся. А то и злее. Взять хотя бы волколаков…

– Так ты поэтому в Заречье перебрался? От того, что здесь чудовища опаснее?

– Ну, можно так сказать. Скучно на Хоробровщине. Страхолюдин все меньше, а рыцарей все больше. И каждый норовит всю славу себе прикарманить. Себе и только себе. Представляешь, в Ельском воеводстве, если бы приехал да заявил – хочу, мол, пару космачей на копье взять, – меня бы под стражу заключили. У них там это право еще заслужить надо.

– Да ну?

– Истину говорю, как перед ликом Господа. Правда, с шилохвостом любой может беспрепятственно сразиться или, скажем, с живоглотом… Только желающих маловато находится.

– Это еще почему?

– Так звери водяные. А рыцарю в реке несподручно ни копьем тыкать, ни мечом махать.

– И что же?

– А ничего. Плодятся, жрут кметей и рыбаков, на купеческие струги даже нападают, хоть они обычно для охраны нанимают опытных бойцов. А рыцарям и дела нет. Не благородные звери.

Шпильман хитро улыбнулся:

– Так а сам-то ты чего, пан рыцарь, на Горынь не поехал? Вот и заработал бы славу, завалил бы десяток кикимор.

Годимир скривился:

– Верно говоришь. Складно. Только там другие умения нужны. В седле держаться крепко, с копьем и мечом управляться – мало, чтобы смело в реку лезть.

– Ясно.

– Что ясно? – нахмурился рыцарь. – Ты еще скажи, что я испугался…

– Не скажу.

– Но подумаешь?

– И не подумаю… Ты не испугался, пан рыцарь. Тут другое слово больше подходит. Вот какое? Этого я еще не придумал.

– Ты правда так думаешь?

– Как?

– Ну, что я не испугался?

– Правда. Похоже, вы, паны-рыцари, просто бесполезную работу делать отказываетесь. Ну, ту, которая вам выгоды не принесет.

– То есть как?

– Так сам же мне объяснял – славы никакой от схватки с речными чудищами, а мороки по горло. Лениво? Так ведь, а?

Годимир пожал плечами. Задумался. Сорвал веточку с куста, прикусил крепкими зубами. Выплюнул.

– Пожалуй, ты прав. Лениво. Правда, слово какое-то некрасивое.

– Не благородное, да?

– Точно.

– Ну, что поделаешь, – шпильман развел руками. – Благородно всегда сражаться, а не сражаться, выходит, не благородно. Ничего не попишешь – жизнь.

– Вот это меня и мучает, – кивнул рыцарь. – Потому и в Заречье решил отправиться. Я слышал, – он поднял вверх палец, – здесь можно найти даже дракона!

– Не может быть! – воскликнул Олешек с неожиданной горячностью.

– Ты, что ли, оспорить вздумаешь?

– Я в Мариенберге сборники легенд читал – там Академию открыли, слыхал, может быть?

– Не слыхал… А при чем тут Академия?

– Туда книги собирают со всего мира. И из Лютова тоже привозили, и из Ельска того же, из монастыря под Грозовым одну старинную летопись доставили… Но меня-то больше сказания и песни интересовали.

– И что?

– Да вот известнейшие ученые во мнении сходятся – драконов уже лет двести, как нет. Уж слишком яростно их изводили. Один только Грозя, древний рыцарь из Полесья…

– Да знаю я, знаю! Кто ж Грозю не знает? Он дракона победил на горе Спадине и город основал. Его теперь Грозовым зовут…

– Верно. А сколько всего драконов Грозя уничтожил?

– Ну, не помню. Десятка два, по-моему.

– Сорок восемь, если верить летописям.

– Ничего себе! – восхитился Годимир.

– А прибавь тех, кто драконов искал ради сокровищ? Ведь правда то, что они копят богатства?

– Ну… – уклончиво ответил рыцарь. – Есть такие сведения. К примеру, Абил ибн Мошша Гар-Рашан сообщает о драконе из-под Аль-Гассины…

– Я слышал эту легенду.

– Это не легенда, – обиделся рыцарь. – Такой высокоученый человек, как Абила ибн Мошша, не станет вставлять в манускрипт какую-то легенду.

Олешек хотел возразить, но передумал. Наверное, решил, что оруженосцу все-таки не к лицу оспаривать каждое слово рыцаря. Вместо этого он спросил:

– Так ты в Заречье за драконом приехал?

– Да. Я поклялся. В Стрешине.

– Это при дворе воеводы?

– Да.

– Опрометчиво.

– Не понял. Ты о чем? – нахмурился Годимир.

– О том, что драконов не осталось.

– Нет, есть еще. В Запретных горах, – рыцарь кивнул на юг, где слепящий глаза диск солнца реял над сверкающими вершинами, словно повисшими в ярко-синем небе. – Я точно знаю.

– Откуда же?

Годимир замялся.

– Так откуда ты знаешь?

– Мне гадалка нагадала.

– Гадалка?

– Ну да. Еще в батюшкином маетке. Я тогда совсем мальцом был… А эта бабка… Полусумасшедшая старуха, но ее предсказания всегда сбывались…

– А почему именно в Запретных горах?

Годимир пожал плечами:

– Слухами земля полнится. Заезжали купцы к Стрешинскому двору. Они говорили, что в предгорьях дракон лютует… Что, опять оспоришь?

– Отчего же? – Олешек убил еще одного слепня, отер ладонь о штанину. – Ты почему-то думаешь, пан рыцарь, что я такой противный, все спорю и спорю…

– А то нет?

– Нет, конечно! Я истины доискиваюсь!

– Ага, особенно у Ясей в корчме.

– И там я истины добивался!

– Они бы тебе показали истину… Пешком шел бы дальше.

– Пан рыцарь, может, мне тебе в ножки поклониться, что мула моего выкупил и самому ребра посчитать не дал, а?

– Не стоит.

– Ну, спасибо.

– Не за что.

Они помолчали немого. Потом шпильман все-таки не выдержал:

– А что ты делать будешь, если правда дракон во владениях короля Доброжира завелся?

– Доброжир – это тот, у которого за рекой королевство?

– Точно. Даст Господь, сегодня уже по его землице ехать будем. Так ты не ответил, пан рыцарь.

– Что с драконом делать буду?

– Ну да!

– Зарублю. Если получится, конечно…

– А не получится, то он тебя. Так, да?

– Выходит, так, – вздохнул Годимир.

– Что ж, тогда хорошо, что я тебя повстречал. – Олешек перебросил цистру, висевшую на длинном ремне, на грудь, взял звучный аккорд. – Придется песню сочинять. Песнь о славном рыцаре Годимире из-под Быткова и гаде зловредном… – продекламировал он нараспев.

– Опять смеешься? – нахмурился Годимир.

– Экий ты, пан рыцарь, право слово, обидчивый. Не смеюсь. Нет. Может, я единственный шпильман за последние двести лет, который поединок рыцаря с драконом увидит и описать стихами сумеет? Нам, поэтам, тоже профессиональная гордость не чужда. А ты думал – только странствующим рыцарям?

– Ничего я не думал… Только говоришь ты как-то… Ну, не знаю… Хитровато как-то…

– Что поделать? За это и по затылку получаю, и под зад случается… Сапогом. А ничего с собой сделать не могу. Таким, видно, уродился. Ты знаешь что, пан рыцарь…

– Что?

– Поскорее меня поучи на мечах рубиться. А то сожрет тебя дракон, а я опять без учителя останусь.

– Нет, ты смеешься! – Годимир сжал кулак, погрозил шпильману, но не выдержал и сам улыбнулся. – Нет, ты у меня… – И вдруг рыцарь посерьезнел, насторожился. – Ничего не слышишь?

Олешек прислушался.

– Топот, что ли?

– Именно. Топот. А ну-ка, съедь на обочину…

Впервые с начала их общения, шпильман послушался сразу и безоговорочно. Подхватил чембур, привязанный к недоуздку мула, стукнул мышастого пятками, освобождая дорогу.

С обочины спросил:

– Щит, может, дать?

– Ладно, обойдемся, даст Господь.

Годимир, упомянув Пресветлого и Всеблагого, сотворил знамение, а потом натянул на голову кольчужный капюшон. И тут же пожалел, что поторопился и не надел подшлемник. С десяток маленьких, но острых заусениц от заклепок оцарапали кожу. Ничего, перетерпеть и не такое можно. Зато в койфе[14] 14
  Койф – кольчужный капюшон.


[Закрыть] он выглядит внушительнее – мало ли кого там несет нелегкая? Примерился к рукоятке меча. Самое то. Выскочит из ножен в мгновение ока.

Он развернул коня и стал ждать.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
КОРОЛЬ ЖЕЛЕСЛАВ

Темно-рыжий конь, приученный к битве, стоял не шевелясь.

Топот приближался. Скорее всего, всадников немного – не больше десятка. Но точнее сказать трудно. Идут неторопливой рысью, иначе давно уже появились бы.

Годимир повернулся к шпильману. Очередная заклепка тут же впилась в мочку уха. Сказал негромко:

– Не вмешивайся ни во что, хорошо?

– Ладно, – удивительно легко согласился Олешек.

– И молчи, ради Господа. Понял?

Шпильман хмыкнул, но кивнул.

Рыцарь облегченно вздохнул, хотя полной уверенности в бездействии оруженосца не было.

Поворот лесной дороги располагался почти в стрелище[15] 15
  Стрелище – расстояние прицельного выстрела из «большого» лука. Обычно 150-180 м.


[Закрыть], а потому Годимир успел пересчитать всадников еще до того, как рассмотрел их лица, гербы и подробности доспеха. Восьмеро. Если разбойники, то надежды на успех в схватке никакой. Даже вооруженные обычным дубьем, кмети свалят с коня самого замечательного рыцаря и так измолотят, что мать родная не узнает. А тут воины на конях. Кольчуги прикрыты суркоттами[16] 16
  Суркотта (котта) – тканевое покрытие доспеха для защиты его от дождя и солнца. Может нести герб и цвета владельца.


[Закрыть]. Зеленые, крашенные листьями бузины, а наискось через грудь три коричневых полосы.

Первым ехал худощавый, можно даже сказать, изможденный пан. Черные вислые усы, нос крючком, пронзительные глаза, обведенные темными кругами (не понять – то ли бессонница, то ли какая-то нутряная хворь съедает помаленьку). На груди его сверкал начищенный рынграф[17] 17
  Рынграф – металлическая пластинка с гербом или изображением святого, которая носится на груди.


[Закрыть]. Работа старинная, судя по полустертым линиям гравировки. Рисунок изображал Святого Андрия Страстоприимца, вслед за Господом умирающего мученической смертью на колу. Конь, вышагивающий под черноусым, здорово подходил седоку – караковый, мосластый. Еще лет десять назад он, видно, был славным боевым жеребцом, а теперь нуждался больше в теплой конюшне, нежной травке с заливных лугов и покое. Но с упорством, присущим из всех известных Годимиру животных только лошадям, он переставлял широкие, потрескавшиеся по краям копыта, глубоко впечатывая их в сырой краснозем.

Следом за караковым, отстав на полкорпуса, рысил гнедой конь с широкой белой проточиной. Тоже не жеребчик, о чем свидетельствовала седина на храпе и опухшие бабки. На нем восседал крепкий светлоусый пан в клепанном шлеме с бармицей[18] 18
  Бармица – кольчатая защита шеи и нижней части лица. Обычно крепится к шлему.


[Закрыть]. Рыцарь, не рыцарь? Поразмыслив, Годимир решил, что все-таки нет. Скорее всего, из простолюдинов, вознамерившихся честной, беззаветной службой обрести право подставить плечо под удар плашмя.

Дальше попарно ехали дружинники. Один другого краше. Правый в первой паре выделялся заячьей губой, скрываемой рыжими усами, но все-таки заметной. Во второй паре слева сутулился воин с бельмом на глазу, а справа трясся в седле коротышка – пожалуй, не больше двух аршин роста, зато в плечах полсажени. Последнюю пару составляли безусый мальчишка с небесно-голубыми глазами и угловатый старик с лицом, как будто вытесанным топором из дубового комля, и щеткой седой жесткой щетины на щеках.

Замыкали кавалькаду два вьючных коня, пузатых и мохноногих.

Годимир скривился.

Славная же дружина у крючконосого пана!

Но, с другой стороны, ежели разговор в драку перейдет, стоящих бойцов, на глазок, не больше половины. Может, и удастся выпутаться. Но лучше, конечно, до кровопролития не доводить.

Его заметили.

Пан на караковом нахмурился, бросил что-то через плечо светлоусому. Тот, в свою очередь, обернулся к дружинникам. Мужик с заячьей губой и едущий в паре со стариком юнец вытащили ременные петли. Пращи.

– Если сейчас поскачем, успеем удрать… – тихонько проговорил Олешек.

– Я – рыцарь, – скрипнул зубами Годимир.

– Как знаешь.

Всадники приблизились. За два десятка шагов остановились. Восемь пар глаз внимательно обшарили неподвижную фигуру рыцаря.

– Кто таков? – каркнул крючконосый. Именно каркнул. Голос у него оказался резкий и хриплый.

– Рыцарь Годимир из Чечевичей. Это под Бытковым. Герб мой – Косой Крест.

Крючконосый хмыкнул:

– Из-под Быткова… Далеко забрался, словинец.

– Я странствую во исполнение обета, – вскинул подбородок Годимир.

– Наглый щенок, – буркнул светлоусый. Теперь, когда он приблизился, стал виден его крупный пористый нос весь в красных и синеватых прожилках. – А конь хороший.

– Остынь, Авдей! – оборвал его черноусый. И продолжил: – По моей земле ездишь, а ко мне поклониться не заехал.

– Прости, пан… не знаю как тебя. Но разве эта земля не королю Желеславу принадлежит?

– Вот наглец! – воскликнул светлоусый Авдей, а прочие дружинники переглянулись.

– Королю Желеславу, говоришь? – скривился пан на караковом. – А ну, Авдей, представь меня пану рыцарю!

Светлоусый откашлялся и провозгласил:

– Волею Господа нашего, Пресветлого и Всеблагого, его королевское величество Желеслав, герба Брызглина[19] 19
  Брызглина – бересклет (белорус.).


[Закрыть], владыка Островца, Заболоти и Колбчи, защитник окрестных земель, победитель в битве при Плещенице.

Король гордо избоченился в седле, наслаждаясь произведенным впечатлением. Да только Годимира трудновато было огорошить подобной нарочитой вычурностью. Князья из Хоробровского королевства, в том же Бытковском воеводстве, к примеру, зачастую владели землями в два-три раза больше, чем игрушечные королевства заречан. Да и перечислять все зависимые города, местечки и села ни один князь-словинец не стал бы, равно как и хвастаться победой у никому не известного поселения… А может, это река Плещеница? Здесь же, в Заречье, два с лишним десятка так называемых «королей» злоумышляют, интригуют, входят в союзы и вероломно их расторгают, ведут годами войну за какой-нибудь лужок или богатый выпас. В войнах этих участвуют «огромные» армии по пятьдесят-сто человек, сражения частенько временно прекращаются на время жатвы или покоса, но зато вражда передается от отца сыну, от деда внукам. И все равно обитателям правобережья Оресы жизнь Заречья казалась ненастоящей. Словно маленькие дети играют в войну, в политику, в занятия взрослых людей.

Годимир припомнил, сколько дружинников мог выставить его отец, пан Ладибор из Чечевичей. Выходило, не меньше полусотни, если посчитать и постоянно живущих в маетке воинов, и дворню, тоже обученную как следует с оружием обращаться. Будет ли в войске Желеслава столько же или он видит перед собой всю королевскую рать? И все-таки, сила на той стороне, на которой численный перевес. Не стоит дразнить гусей, как говаривала его нянька, бабка Катруся. Поэтому он чинно поклонился, приложил ладонь к сердцу, сказал:

– Польщен оказанной мне честью, твое величество. Я – скромный странствующий рыцарь, а потому и в Островец заехать не решился без приглашения. Некому меня представить, некому замолвить слово перед твоим величеством.

Желеслав кивнул. Выглядел он смягчившимся. Даже глубокие складки, начинавшиеся у крыльев носа и терявшиеся в тронутых легкой сединой усах, немного разгладились. Он сдвинул на ухо бобровую шапку:

– Церемонии изволишь разводить, рыцарь. При нашем дворе попроще принято обходиться.

– Не знал, твое величество. Покорно прошу простить.

Король еще раз внимательно осмотрел рыцаря. Не пропустил и Олешека на мышастом мерине, и гнедого мула, несшего поверх вьюка щит и копье Годимира.

– Хорошие кони… – в четверть голоса с тоской проговорил Авдей.

– Заткнись! – отрывисто бросил Желеслав и снова обратился к Годимиру: – А что, рыцарь, на турнир собираешься, не иначе?

– На какой турнир, твое величество? – удивился молодой человек.

– Так у король Доброжира… Городок Ошмяны его знаешь?

– Нет, твое величество. Я впервые в этих краях.

– Ну, ничего, узнаешь еще, даст Господь. Так вот, Доброжир турнир тут проводит. Рыцарей ожидается больше дюжины… Так ты не туда, что ли?

– Нет, твое величество. Я странствую во исполнение обета, данного Господу и панне, – Годимир коснулся пальцами шарфа на левом плече. – А про турнир не слышал.

– И никого ты тут не знаешь? Никто тебя не ждет?

– Нет, твое величество, – рыцарь решительно покачал головой.

Желеслав задумчиво дернул себя за ус. Потер подбородок.

– Твое величество, дозволь… – Светлоусый заставил своего коня переступить вперед и поравнялся с королем.

– Да, рыцарь, едва не забыл… Это мечник мой. Пан Авдей. Без герба. Но боец, каких поискать. У него к тебе дельце есть одно. Уж не откажи… – И Желеслав картинно отвернулся, рассматривая верхушки деревьев, едва ли не смыкающих кроны над дорогой. Будто и нет тут его.

– Слушаю тебя, пан Авдей, – учтиво проговорил Годимир. – Что за дело?

– А ты меня не торопи, мальчишка, – грубо ответил пан без герба.

Кровь бросилась в щеки и уши рыцаря.

– Я, может, и молод годами, но гербовый пан!

– Ладно, гербовый, не мельтеши. Ты понимаешь, его величество тоже на турнир в Ошмяны собрался. По-соседски, значит. А кони у нас, сам видишь, не очень…

– Что-то я не пойму, к чему ты клонишь, Авдей? – Годимир намеренно назвал мечника просто по имени, чтобы подчеркнуть разницу в положении и поставить зарвавшегося хама на место.

– Тупой, что ли?

– Да я!..

– Точно, туповат… – не слушал его светлоусый. – Ну, так я на пальцах объясню, значит. Коней сменяешь?

И тут Годимир допустил ошибку, которая заключалась в том, что нужно было убегать сразу, а не вести разговоры.

– Как «сменяешь»? На что сменяешь?

– На колбасу! – хохотнул бельмастый дружинник. Остальные с готовностью заржали.

– Ну, не хочешь меняться, так отдай, значит, – продолжал Авдей.

– Ах, вот оно что! – Рыцарь потянул меч из ножен.

– Вали его! – выкрикнул мечник, взмахивая обтянутым потертой перчаткой кулаком.

«Эх, копье на муле осталось!» – успел подумать Годимир, пришпоривая рыжего.

И тут ему в лоб, прямо над правой бровью, врезался метко запущенный из пращи камень размером с яблоко-дичку. Будто дубиной приложили. Рыцарь полетел через круп коня, роняя меч. Он не слышал, как затрещали кусты под напором рванувшегося наутек шпильмана, как не захохотал, а скорее закашлял Желеслав, как заорал Авдей:

– Коней ловите, полудурки!!!

* * *

Очнулся Годимир от того, что кто-то лил ему на рассеченную голову прохладную воду. Попытался открыть глаза. Левый послушался, а вот правый начал сопротивляться. Будто бы ресницы склеились. Но и одним глазом рыцарь ясно различил обрамленное светло-русыми волосами настороженное лицо склонившегося над ним Олешека.

– Фу-ух, слава тебе, Господи, Пресветлый и Всеблагой! – выдохнул шпильман облегченно. – Я думал – насмерть…

– Я тоже, – с трудом ворочая языком, отозвался Годимир.

– Ох, и крепкий у тебя лоб, пан рыцарь! – Музыкант покачал головой, цокнул языком.

– Рыцарям положено. Там же кость. Или ты не знал?

Шпильман рассмеялся:

– Вот теперь точно верю, что живой!

– Где эти сволочи? – пробормотал Годимир, пытаясь приподняться и сесть. Голова сразу отозвалась острой болью. Пришлось снова улечься навзничь – так было полегче.

– Далеко, думаю… – Олешек отхлебнул из баклажки. – Пить хочешь?

– Спрашиваешь!

Поддерживаемый заботливой рукой товарища под затылок, рыцарь напился. Потом, опять же при помощи шпильмана, умудрился сесть. Повел глазами по сторонам…

– Кони?

– А ты как думал, пан рыцарь? Желеславу пальца в рот не клади. Охоч государь Островецкий до чужого добра… Ох, как охоч!

– Да как же так можно! – Возмущенный случившимся, Годимир даже вскочил на ноги. Пошатнулся, ощутив головокружение, и схватился рукой за шершавую кору ближнего деревца. – Как же можно! Попрать законы чести рыцарской! Какой же он король после этого? Кто ему служить пойдет?!

– Кто служить пойдет? – Олешек прищурился. – А то ты сам не видел. Дружина неказистая, зато преданная. За кусок с хозяйского стола горло любому порвет. Хоть виноватому, хоть безвинному.

– Я этого так не оставлю! – решительно проговорил Годимир. – Я буду добиваться справедливости. Не остановлюсь даже перед судом Господа. Пусть с мечом в руках ответят за бесчинства свои. И Желеслав, и Авдей этот безгербовый!

Музыкант вздохнул. Ни к селу, ни к городу взял аккорд на цистре. Потом сказал, глядя почему-то в сторону:

– Они-то, может быть, как раз и не прочь ответить. Только тебе, пан рыцарь, не с чем их вызывать…

– Как! – охнул словинец, схватился за тот бок, на котором привык чувствовать тяжесть меча.

Оружия не было!

Также пропали ножны, пояс и перевязь.

– Воры! Падальщики!

Годимир в сердцах несколько раз ударил кулаком по стволу. Боль в ушибленных костяшках немного отрезвила. Он схватился за голову:

– Как же так? Как же так можно?

– Видишь, пан рыцарь, как плюют в Заречье на законность, правду, честь? – хмуро проговорил Олешек.

– Вижу… Копье, щит?

– Забрали.

Сил ругаться у рыцаря уже не осталось. Рыча в бессильной ярости, он сполз спиной по коре.

– Кольчугу и шлем тоже… – Добить его, что ли, решил певец? – И кошелек, похоже… Вот орясина, рифмовки еще не хватало… – закончил Олешек едва слышно.

Годимир не отвечал. Закусил ус и остановившимся взглядом рассматривал растоптанные его же каблуком травинки. Не на одну ли из этих травинок и он похож? Что такое рыцарь без коня, без копья, без меча? Букашка. Муравей. Улитка, неторопливо проползающая по сломанной ветке. Ни тебе спросить с обидчиков, как полагается, ни за честь постоять, ни защитить слабого… Последней частью своего обета раньше Годимир очень гордился. А что теперь? Сам слабее последнего кметя. И прав столько же. А возможностей даже меньше. Кметь хоть может своими руками на краюху хлеба заработать. Дров наколоть, огород вскопать, упряжь починить. А что может рыцарь? Только сражаться. Но как теперь сражаться без оружия и доспехов?

Откуда-то издалека доносился голос шпильмана:

– Я, как ты и велел, пан рыцарь, едва заваруха началась, в лес пустился. Хуже зайца. Даже вспоминать стыдно…

«Лучше бы ты на коне удрал. Хоть меринка сберег бы…»

– Сам не свой был. Не помню, как из седла вывалился. Я, понимаешь, пан рыцарь, почему пешком удрал…

«Ну, и почему же?»

– Во-первых, не такой уж я ездок, как полагается. На ровной дороге худо-бедно справляюсь. А в лесу – до первой хорошей ветки… А во-вторых, подумал, что… Да что там врать? Подумал я уже потом, когда в кустах хоронился. Придумал объяснение, что с конем, мол, не спрятался бы так хорошо, как сам-один. Годится такое объяснение, нет?

«А чем оно хуже другого? Годится».

– А потом, когда они уехали… Ну, я слышал, как копыта протопали. Потом, когда уехали, я вернулся. Боялся, что они тебя насмерть. Хорошо, сапоги не сняли. И баклажку оставили…

«Конечно, хорошо. Могли и убить. А может, лучше было бы, если б убили? Нет униженного рыцаря, нет и позора».

– Что ты молчишь? – повысил тем временем голос Олешек. – Ты слышишь меня, а? Пан рыцарь!

«Слышу, чего орешь?» – хотел ответить Годимир, но промолчал. Не до того. Слишком сильна обида, злость, которую хочется выплеснуть, а не на кого. Не на музыканта же, в самом деле? Он-то в чем виноват? Что он мог поделать против восьмерых вооруженных и, главное, привычных к бою мужиков? Тем более что сам приказал ему убегать в случае чего.

– Пан рыцарь! – в голосе шпильмана проскользнула нотка раздражения. Как дребезжание струны, намотанной на плохо закрепленный колышек. – Ты долго будешь себя жалеть?

– Что? – удивился Годимир и от удивления забыл, что раздавлен горем и гордо молчит.

– А что слышал! Если сидеть под деревом, как красна девица, и жалеть себя, то ни кони, ни оружие сами не вернутся. Что-то делать надо!

– Делать? А что сделаешь тут?

– Не знаю! Я же шпильман, а не рыцарь. Тебе виднее, что делать, как отнятое вернуть, как обидчикам отомстить. Или ты, все-таки, предпочитаешь сидеть сложа руки? Тогда милости прошу – могу еще и песенку грустную набренчать. Глядишь, и слезу прошибет!

– Ты что несешь?

– А то и несу! Видел бы ты себя со стороны, пан рыцарь! Сидит, ус грызет, глаза, как у телка, бессмысленные и слезой подернутые…

– Замолчи! – Годимир сжал кулаки. – Ты как смеешь!

– Смею, смею… Я ж теперь тебе не оруженосец. Оружия у тебя нет – носить нечего. Коней нет – ухаживать не за кем. Да и денег, чтобы прислуге заплатить, и тех нет.

– Ну и давай! Можешь идти на все четыре стороны! – Рыцарь, превозмогая слабость и головокружение, взмахнул кулаком. – Кто тебя держит?

– Да я-то пойду, – усмехнулся Олешек. – А ты-то куда теперь, пан рыцарь? В родные Чечевичи?

– В Чечевичи? – Годимир скрипнул зубами. – Ну уж нет! Кто меня там ждет? Уже шесть лет, как странствую. Как шпоры получил, так и подался… Наследник – мой брат Ниномысл. А я что?

– Тогда в Ошмяны! – воскликнул шпильман.

– В Ошмяны?

– Ну да. К королю Доброжиру. Там турнир намечается. Там Желеслав со свитой будет.

– И что толку?

– Понимаешь, пан рыцарь, я про Доброжира тоже много слышал. Он совсем не такой, как сосед. У него можно потребовать суда чести. И даже поединка с обидчиком.

– Да? – Рыцарь приосанился, стряхнул налипшие на кожаный поддоспешник сухие травинки и листики. – Тогда, пожалуй…

– Раз «тогда, пожалуй», тогда пошли. – Олешек поднял брошенную баклажку, повесил на плечо, хлопнул ладонью по ее пузатому боку. – Надо будет родничок найти, запасти водицы.

Годимир опешил.

– А ты куда собрался?

– В Ошмяны. На турнир. Разве я могу пропустить такое событие? Я же шпильман. Просто обязан воспеть доблесть панов рыцарей, красоту королевны… Думаешь, ради чего турнир затевается?

– Ты же не хотел со мной?

– Неправда, пан рыцарь. Это ты меня прогонял. Я только сказал, что оруженосцем теперь быть не могу.

– А кем…

– А просто товарищем.

Тут уж и Годимир улыбнулся:

– Ну, спасибо, Олешек!

– Да не за что. А все-таки не «нукай», пан рыцарь.

– Ладно, не буду! – и вдруг вспомнил. – А как же мы без денег-то?

– Ничего, петь будем. На цистре играть. Ты ж тоже, говорил, умеешь?