Текст книги "Победитель драконов. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Владислав Русанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 42 страниц)

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ЧЕРНАЯ СТРЕЛА

Конь встрепенулся, тряхнул головой и прибавил рыси.

– Это кто? – послышался встревоженный голос Аделии.

– Сейчас разберемся, – сквозь зубы проговорил Годимир. Краем глаза он заметил, что Велина юркнула в кусты. Вряд ли сыскарь решила скрыться и пересидеть в лесу возможную стычку. Скорее всего, задумала зайти купцам за спину, чтобы пресечь отступление, ежели чего.

Ходась первым услышал стук копыт. Поднял голову, дернулся затравленным зайцем. Похоже, первым его побуждением было – скрыться с глаз долой. Благородные паны, на коне да при оружии, с простолюдинами особо церемониться не привыкли. Вначале голову снимут, а после разбираться начнут – что да как. Может, и выяснят, что невиновен, только без головы оно как бы и ни к чему уже.

Рыжий купчина даже толкнул локтем спутника – гляди, мол, кто припожаловал. Но потом вдруг расплылся в улыбке, сорвал с головы шапку-кучму. Дямид последовал его примеру. Медленнее и с видимой неохотой, но дерзить пану все же не захотел.

– Поздорову тебе, пан рыцарь! – радостно провозгласил Ходась. Даже как-то слишком радостно. Подозрительно. С чего бы такое веселье у человека, коего над трупом посреди дороги застукали? – Рад видеть, очень даже рад!

– Рад? – Годимир нахмурился, стараясь придать себе суровый вид. – Что-то не вижу я повода для радости.

Рыцарь сдержал коня, так сильно натянув повод, что игреневый слегка присел на задние ноги. Опустил ладонь на рукоять меча.

– Так не чаяли уж свидеться! – еще шире расплылся купец.

– Ты зубы не заговаривай! – Королевна взмахнула плетью, висевшей прежде на темляке. – Живо отвечать!

– Так спрашивайте, благородная панна. Разве ж мы когда…

– Молчать! Кто такие?

Ходась озадаченно переводил взгляд с Годимира на Аделию, а словинец не знал как быть. Если разрешить королевне командовать и дальше, то станет очевидным ее высокое положение в Ошмянах. Нужно ли им, чтоб поползли слухи прежде, чем откроются ворота королевского замка? Но и приказать ей замолчать и вести допрос сам, молодой человек тоже не мог. Во-первых, обидится. А во-вторых, совсем не по-рыцарски обрывать на полуслове прекрасную, пускай и назойливую панну.

– Я спрашиваю – кто такие?! – продолжала меж тем Аделия, потрясая кулаком с зажатой плеткой. – Мужичье сиволапое!

– Так, благородная панна… – протянул с непонимающим видом рыжебородый. – Мы… так… купцы. Знамо дело… Не кмети мы. Купеческого сословия… Так.

– Не «такай» мне тут! – возмутилась королевна. – Давно в кметях ходил, деревенщина? Кто такие? Что тут делаете? Это кто? – Она ткнула плетью в сторону неподвижного тела. – Откуда здесь?

– Так… благородная панна… мы тут… это… ехали…

– Что значит – ехали?!

– Ну… так… это… На телеге, знамо дело… – Ходась, похоже, начинал жалеть, что не удрал с самого начала, еще до разговора. Теперь он постреливал глазами по сторонам, прикидывая расстояние до кустов. Даже в жизни самых жадных и тороватых купцов такие мгновения случаются, когда товар лучше бросить к лешаковой бабушке, а спасать жизнь, ибо товар можно новый купить, а жизнь дается один раз.

Положение спасла Велина.

Пока Годимир разрывался между осторожностью и благородством, а Аделия с упоением возвращалась к роли хозяйки и повелительницы Ошмян, девушка-сыскарь успела по широкому полукругу обогнуть телегу и появилась за спинами купцов, неся посох на плечах, словно коромысло. Приблизилась неслышными шагами и застыла едва ли не касаясь Дямидового кептаря. Перекатилась с пятки на носок, внимательно разглядывая труп. И вдруг сказала:

– А ведь он живой!

Ходась с Дямидом при звуках ее голоса аж подпрыгнули.

Рыжий таки решил исполнить свой замысел и кинулся к лесу. Да не тут-то было! Конец тонкого посоха ловко ударил его под колено, опрокидывая навзничь. Годимир даже не успел выкрикнуть: «Стоять!», как собирался, а второй конец посоха ударом вскользь сбил с купца шапку.

– Ай, не бейте! – Ходась закрыл голову рукавом.

– Успокойся! – не терпящим возражений тоном приказала сыскарь. – Успокойся и говори толком – что за человек, как его нашли?

– Не бойся, – добавил от себя Годимир. – Если вы невиновны, кто ж вас накажет?

– Эх, пан рыцарь! Нынче время такое: виноват – накажут, не виноват – все едино накажут. Как… это… в Ерпене пан подкоморий говорил? Разобраться, чья вина, и наказать кого попало…

– Балагур, – верно расценила его слова Велина. – Держится молодцом.

– Плетей бы ему, – сердито бросила Аделия. – Тотчас забыл бы, как шутки шутятся!

– С доброй шуткой и помирать легче. Так, пан рыцарь? – Ходась хотел подняться, но опасливо глянул на Велину и вежливо осведомился: – Дозволит ли на ноги встать благородная панна?

Сыскарь, услышав такое обращение, не удержалась и прыснула. Потом махнула рукой:

– Вставай, говорун! А ты что молчишь, борода? – Она легонько ткнула посохом Дямида. – Или немой?

Купчина пожал плечами, а вместо него ответил Годимир:

– Он, вроде, и не немой, но говорить не любит. Два дня с ним рядом ехал, а ни одного слова не услышал. Ну, разве что «угу» или «ага»…

– Так ты их знаешь, пан Годимир? – возмутилась королевна. – Почему же сразу не сказал?

– Не успел, – искренне развел руками рыцарь.

Не успел Аделия открыть рот для очередного упрека, как вмешалась сыскарь:

– Будем ругаться или раненому помощь окажем?

Не раздумывая, Годимир спрыгнул с коня, придержал стремя Аделии, пока она спешивалась. При этом он с трудом подавил желание подхватить королевну на руки и закружить. И плевать, что где-то Сыдор дожидается весточки, которую, кстати, с уходом Озима, не с кем передать…

Велина уже наклонилась над лежащим человеком.

– Так я и хотел сразу сказать… – монотонно бубнил Ходась. – Едем… это… Бац! Конь! Еле идет, вот-вот свалится, сами ж видите, благородные панны и пан рыцарь. Совсем заездили коняку… Рази ж так можно? Рази ж это по-людски?

– Потом! После расскажешь! – прикрикнул на него Годимир, привязывая поводья коней к телеге.

– Так как это потом? Сами ж велели сейчас… Вот панна и велела…

– Да помолчи ты, во имя Господа! – не выдержал рыцарь. Ну, что за человек! Впору отобрать у Аделии плетку и отходить разговорчивого по спине… и пониже спины… Вот Дямид не в пример приятнее! Молчит, ни во что не лезет.

Тем временем Велина и королевна осматривали раненого.

Им оказался мужчина средних лет – около тридцати, туда-сюда года два-три, одетый в добротные сапоги, обшитый бляхами бригантин, кожаные штаны и холщовый, шнурованный на темени, подшлемник. Ни суркотты с цветами владельца, ни щита с гербом. Но шлем легкий, это словинец оценил сразу, по толщине подшлемника. Скорее шишак или бацинет без бармицы, чем рыцарское ведро.

– Вряд ли рыцарь, – проговорил молодой человек.

– Думаешь? – склонила голову к плечу Велина, а поразмыслив, кивнула. – Не рыцарь. Стражник или дружинник. Чей только?

Они с надеждой глянули на Аделию. Кому, как не местной королевне, знать тутошних панов и их ближних слуг?

Заречанка внимательно осмотрела черноусое лицо с начавшей отрастать бородой – дней пять щек не брил. На правой скуле у незнакомца красовалась внушительная ссадина, которая, несомненно, раскрасится ярким кровоподтеком. Но это, скорее всего, свежая рана – падая с коня заработал. А вот длинный порез над бровью начал уже подсыхать, хотя сочившаяся из него кровь перемазала половину лица. А откуда же следы на вальтрапе?

– У него должна быть серьезная рана, – убежденно проговорил Годимир. – Седло в крови…

– Верно, – согласилась сыскарь. Сунула руку человеку под спину. Хмыкнула, вытащила окровавленную ладонь. – Похоже, печень зацепило. Видишь, какая кровь черная…

– Не знаю его… – развела руками Аделия.

– И уже, видно, не узнаем, – разочарованно произнес рыцарь. – Печень – это не шуточки. Помрет.

– Помрет. Как есть помрет, – влез Ходась.

– Тебя не спросили! – зло бросила Аделия. Поднялась. Подошла к коню. И вдруг воскликнула почти радостно: – Вот! Поняла! Это короля Кременя, дядьки моего человек!

Услышав слово «дядька», купцы застыли с выпученными глазами. А Годимир, сообразив, что таиться дальше нет необходимости, пояснил:

– Да, это ее высочество, королевна Аделия. Но трепаться об этом на каждом перекрестке я не советую. Проболтаетесь, убью.

– А если у пана рыцаря рука дрогнет, – просто, но убедительно сказала Велина, – я разыщу. И языки на ось тележную намотаю. Чтоб неповадно. Поняли, купцы? – Крутанула над головой посох так, что он на краткий миг превратился в мерцающий серый диск. Причем сделала это одними пальцами, не задействовав руку.

– У короля Кременя герб – Молния. Рисунок на знамени – лазоревая загогулина на золотом поле. А на вальтрапе все нитки выцвели. Еле разобрала.

– Угу, угу, – покивала Велина. – Стражник или из дворни?

– Откуда ж мне знать?

– Может, вообще, лихой человек у дружинника из Ломышей коня увел? – предположил Годимир.

– Он… того… шел и спотыкался… Конь, то есть… – опять вмешался Ходась. – А мужик на спине сидел. Вернее, лежал у коня на шее. Руками обнял. Вот так! – купец скрутил мощные лапищи «кренделем». – Я только… это… под уздцы коня схватил, а он возьми… Человек, то есть… А он возьми да и свались! Мы только хотели поглядеть – может, помочь чем… А тут ты, пан рыцарь, с ее высоче… Нет-нет-нет, – замахал ладонями рыжий заметив зверскую гримасу Годмира. – Не высочество… Какое такое высочество? Не видели никого. Проезжала одна прекрасная панна, лицом и нравом…

– Довольно! – грубовато – ведь он все-таки ее восхвалял, а не из соседней державы королевну – одернула купчину Аделия. – Если еще дышит, может, перевязать его?

– Попробуем, – отозвалась сыскарь. – Только с дыркой в печенке все едино – не жилец.

– Ну, хоть пару слов сказать успеет… – нерешительно протянул рыцарь.

– Верно! Давай, помоги мне перевернуть его!

– Дозвольте, панночка, я вам пособлю, – протянул широкие ладони Ходась.

– Какая я тебе панночка?! – возмутилась сыскарь. – А впрочем… Помогай. У тебя, пан рыцарь, корпия есть?

– Эх! – сокрушенно тряхнул чубом рыцарь. – Если б у меня хоть что-то осталось от того, с чем в Островец…

– Так, может, надергаешь с чего-нибудь? Или панна Аделия… – Велина скептически скривилась. – Нет, пожалуй, лучше ты.

– Я, – утробным басом вдруг произнес Дямид.

От неожиданности Годимир шарахнулся в сторону, хватаясь за меч. Велина далеко шагнула в сторону левой ногой и присела странной раскорякой, воздев посох над головой.

– Я, – повторил купец и стукнул себя кулаком в грудь для вящей убедительности.

– Во дает! – восхитился Ходась. – Уж пять годков вместе торгуем, а чтоб вот так вот добровольно слово сказал…

Качая головой – не поймешь, то ли одобрительно, то ли как раз наоборот, – рыжебородый приподнял раненого и перевернул его на живот. Дямид пожал плечами и пошел к повозке. Должно быть, за полотном для перевязки и тряпкой для корпии.

Колотая рана – сразу определил Годимир, едва взглянул на пропитанный кровью бригантин. Натекло столько, что промок и кожаный доспех, и толстая шерстяная рубаха, надетая с исподу, и штаны. Черная кровь хлюпала под пальцами, подтекала из узкого разреза.

Копье? Дротик? Стрела?

Если стрела, то, скорее всего, древко обломано, а наконечник остался в ране и извлечь его нечего и надеяться. Хуже не придумаешь. Когда-то так умер Славощ по кличке Бычок – неплохой, наверное, парень, но злейший враг Годимира-подростка. Но та стрела была от кочевников, а басурманы известны особой жестокостью и наконечники подпиливают таким образом, чтобы, воткнувшись в плоть, они разваливались на острые, зазубренные осколки. Вот те раны лечить нечего пытаться. В Заречье, как, собственно, и в Хоробровском королевстве, такое способен удумать только самый извращенный человеконенавистник или больной с помутившимся разумом. Значит, надо смотреть – если бронебойная, вытащим… А на срезень и не похоже – прореха чересчур мала.

– Пан рыцарь! А это что такое? – Ходась протягивал драконоборцу короткую, толстую – древко в два пальца – стрелу, от острия до оперения выкрашенную черным.

– Ты где взял?

Рыцарь бережно принял предмет, о назначении которого не пытался даже строить домыслы. Для стрельбы она слишком короткая. Локоть. Это нужно или маленьким, как бы не детским луком пользоваться, либо не до конца тетиву натягивать. И в том и в другом случае непонятно, как она полетит – оперение сделано вычурно, но неумело. И как воткнется в жертву тоже не ясно – наконечник тупой, как младший помощник кожемяки.

– Что за ерунда? – Годимир закусил ус.

– Дай глянуть… – Велина прижалась плечом к его локтю. – Интересно…

– Что тебе интересно?

– Да понимаешь… – начала пояснять сыскарь, но не успела.

– Черная стрела?!! – дрожащим голосом проговорила Аделия.

– Не понял… – растерялся Годимир.

– Я так и думала, – кивнула Велина.

– Та самая? – охнул Ходась.

Королевна молча сняла с ладоней рыцаря стрелу. Подняла повыше, словно ей не хватало света, чтобы рассмотреть. При этом держала девушка стрелу на вытянутых руках, словно ядовитую змею или вещи заразного больного, сохраняя на лице встревоженное выражение.

– Что это? Поясни, панна Аделия, – не выдержал молчанки Годимир.

– Я могла бы… – снова попыталась разъяснить сыскарь, но королевна, словно в тумане, заговорила:

– Черная стрела – это древний символ, который короли Заречья отправляют соседям в случае опасности. Она хранится и у нас, и в Островце, и в Ломышах, и в Убереже, и в Остке… Отголосок давних времен, когда загорцы тревожили рубежи наших королевств гораздо чаще и были не в пример злее. Да и горные великаны тогда встречались едва ли не на каждом шагу. Голодные, свирепые, непобедимые в рукопашной… Тогда село помогало селу, город городу, а король королю. Это сейчас они норовят сцепиться, словно бродячие псы над костью. А тогда… Отголосок тех времен сохранился в этой вот стреле. Насколько я знаю, уже лет семьдесят она не доставалась из сундука. Тогда король из Остки просил подмоги против все тех же загорцев. Дело в том, что ее нельзя послать просто так, по пустячному поводу. Ни у кого просто рука не поднимется. Черная стрела – знак истинной опасности, угрозы, которая, если ее не задавить сообща, погубит весь юг Заречья. И если Кремень Беспалый отправил ее, значит, Ломышанскому королевству пришлось взаправду туго.

Молчание повисло над трактом. Только трясли головами, фыркали кони. В глубине леса тревожно кричал удод, жалуясь на судьбу: «Худо-тут, худо-тут!»

Ходась с Велиной стояли на коленях над раненым, как у гроба на панихиде. Годимир застыл на одном колене у ног королевны, которая, глядя на черную стрелу, беззвучно шевелила губами, словно продолжая рассказ.

Рассыпчатой трелью обозначил свое присутствие дятел.

На солнце набежало небольшое, но плотное облачко. Тень предчувствием грядущей беды скользнула по лицам людей.

И тут Дямид рванул тряпку. С пронзительным треском лопнули нити основы и утка. Вздрогнула Аделия. И неожиданно для всех пошевелился и тихо застонал раненый.

– Живой! – радостно воскликнула Велина.

– Благодарение Господу, – выказал особую благочестивость рыжебородый купец.

– Живой? – Королевна, не глядя, сунула стрелу в руки Годимиру. Наклонилась над гонцом. Схватила его за плечо, рывком развернула.

– Ты что делаешь? – удивилась сыскарь. – Он же…

– Мне нужно знать! – проявляя воистину королевскую решительность отмахнулась Аделия. – И он скажет!

Она наклонилась. Низко, почти вплотную к перепачканному кровью лицу. Глаза в глаза. «И дыхание их смешалось», – наверняка сказал бы любой шпильман, когда бы сподобился присутствовать при этой сцене.

– Говори! Ну же!

Заречанка тряхнула незнакомца. Еще! И еще! Откуда только сила берется. Крепкий плечистый мужчина дергался в руках не отличающейся в общем-то богатырской силой девушки словно тряпичная кукла.

– Говори, подлец! Кто тебя послал! Куда! Ну же! Ну?

– Погоди! Добьешь ведь! – схватила ее за локоть Велина. – Разве можно? Перевязать сперва…

– Некогда! Он скажет! Или… – Королевна попыталась встряхнуть раненого еще раз, но рука сыскаря держала, как кузнечные клещи. Не очень-то воспротивишься. – Отпусти! Кому сказала? На моей земле… Я тут…

Аделия вырвала рукав. А скорее всего, как подумалось Годимиру, и не вырвала, а вовсе даже сыскарь подумала и отпустила. Ведь если подумать, раз ты в королевстве своего отца, значит мы все твои гости, и не в обычаях честных людей указывать хозяевам, что они должны делать. В чужой монастырь, как говорится, со своим уставом не ходят.

– Что то будет, что то будет?.. – тоскливо бормотал Ходась.

Королевна отпустила бригантину гонца и он упал на бок, нелепо запрокинув голову и по-неживому выкрутив руку. Застонал еще раз.

– Открывай глаза! – набросилась на него Аделия. – Говори! Говори, кто тебя послал!

Она хлестнула наотмашь ладонью по небритым щекам. Раз, другой, третий!

– Говори! Кто? Откуда? Куда? Ну?

Драконоборец живо вспомнил, как его самого, отравленного и обездвиженного, приводила в чувство Велина, которую он тогда принимал за королевну. Вспомнил соленый от слез поцелуй, вернувший его к жизни. Он ведь тогда искренне считал, что именно поцелуй королевны спас его. А может, не поцелуй, а слезинки разрушили наговор бабки-ведуньи? Слеза, она тоже немалую силу имеет…

– Говори! Ну, говори же!– продолжала мучиться с бесчувственным телом заречанка. – Ну, скажи, пожалуйста!

Гонец как будто дожидался вежливого обращения. Открыл глаза. Мутные, подернутые дымкой боли и муки. Пересохшими губами прохрипел:

– Где… я?..

– Живой! – одновременно обрадовались сыскарь и королевна.

– Кто… тут?..

– Я – королевна Аделия из Ошмян, – развернула плечи, выпрямила спину и, что называется, стала гораздо величественнее заречанка. – А ты кто?

– Вигарь… Десятник стражи… короля… – Раненый попытался приподняться на локте, но застонал и опрокинулся в траву. – Стражи… короля Кременя… что из Ломышей…

– Я поняла уже, – нетерпеливо дернула плечом, сразу испортив все впечатление от предыдущей картинной позы, Аделия. – Что стряслось?

– Стрела… – Вигарь потянулся к шнурованному вороту бригантины. – Где… стрела?

– Здесь, у меня! – подал голос Годимир.

– Передай… в Ошмяны… Беда!

Стражник замолчал надолго. Прикрыл глаза и только губы кусал. Видно, боль от раны вцепилась так, что не до разговоров, будь они самые что ни на есть важные на свете.

Рыцарь видел, что Аделия аж дрожит от нетерпения, желая узнать причину, по какой король Кремень отправил страшный знак беды. Судя по всему, королевна не начала «помогать» раненому лишь потому, что не решилась: ударить по щеке или потрясти?

– Что то будет, что то будет?.. – тянул свое Ходась.

Дямид у телеги с остервенением рвал толстыми пальцами тряпку. Да, корпии будет много.

– Беда! – открыл глаза Вигарь. – Беда… в… Ломы… шах…

– Да толком сказать ты можешь? – напустилась на него королевна.

– За… горцы… Много… Жгут… Режут…

– Загорцы? – встрепенулась Аделия. Прыжком взвилась на ноги. – В Ломышах?!

– Подмоги… просим…

– Подмоги? Будет вам подмога! Я, королевна Аделия из Ошмян, хочу, чтобы знал ты, десятник Вигарь из Ломышей – если поспеем, то поможем врага загнать за Запретные горы или перебьем находников вместе, дружно, как встарь, если не поспеем, отомстим за павших сторицей! Спасибо тебе, десятник Вигарь, от имени короля Доброжира и всех подданных ошмянской короны.

Заречанка церемонно поклонилась. Белый эгрет мотнулся вперед и вниз, едва не коснувшись щеки стражника. Светлый росчерк, будто след отлетающей в королевство Господнее души.

Вигарь лежал все в той же нелепой, некрасивой позе. На губах его играла улыбка человека, выполнившего свой долг и обретшего наконец-то заслуженный отдых. Так улыбается пахарь, выпрягая вола из плуга, косарь, чистящий лезвие косы пучком свежескошенного сена, воин, подправляющий оселком меч, выщербившийся о вражьи шлемы.

Ходась медленно стянул с головы кучму. Обернулся, как-то по-особенному нежно комкая в ладонях пучок спутанных ниток, Дямид.

– Да примет Господь душу честного человека, – проговорила Велина.

А драконоборец сотворил знамение Господнее. Истово и размашисто, словно последний раз в жизни.

– Пан Годимир, – повернулась к нему Аделия. Губы плотно сжаты, глаза решительно прищурены. – Пан Годимир, мы скачем в Ошмяны. Надеюсь до сумерек поспеем. Ты, Велина…

– Я полагаю, что не смогу за вами так быстро. – Сыскарь поднялась с колен и стояла, опираясь на посох. – Не ждите. Я не заблужусь. Может, и к лучшему, что припоздаю в Ошмяны…

«Еще бы, – подумал рыцарь, – уж с кем, с кем, а с Божидаром ты встретиться вряд ли захочешь…»

А вслух сказал:

– Если что, у тебя стрелка есть.

– Я помню, – улыбнулась сыскарь. И опять одними губами. Глаза остались серьезными. Словно предчувствовала скорые опасности, смерти, лишения.

– Вы, двое! – отдавала распоряжения королевна. – Привезете тело в замок к отцу. Он достоин славных похорон. Ну, что, пан Годимир, скачем?

Вместо ответа рыцарь проверил подпругу буланого, перекинул повод коню через голову и, замерев у левого стремени, сложил ладони «лодочкой». Аделия поняла сразу. Подошла, оперлась коленом о подставленные ладони, схватилась одной рукой за гриву вкупе с поводом.

Толчок! И вот она уже ловит носком сапога стремя.

Ударила в гулкие бока каблуками:

– Догоняй, пан Годимир!

Буланый рванулся с места в стремительный галоп. Только трава из-под копыт полетела.

Годимир опрометью бросился к своему скакуну.

Палец за подпругу. Годится.

Повод.

Стремя.

Толчок!

Уплотнившийся воздух толкнул в лицо, зашевелил усы, заиграл чубом.

Копыта игреневого ударили в землю, словно барабанные палочки, а дорога загудела, отозвалась тревожным набатом.

Что то будет?