Текст книги "Том 12. Статьи, заметки, стенограммы выступлений"
Автор книги: Владимир Маяковский
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 45 страниц)
Товарищи актеры!
Вы обязаны великий праздник революции ознаменовать революционным спектаклем. Вами должна быть разыграна «Мистерия-буфф», героическое, эпическое и сатирическое изображение нашей эпохи, сделанное Владимиром Маяковским. Приходите все в воскресенье 13 октября в концертный зал Тенишевского училища (Моховая, 33). Автор прочтет текст мистерии, режиссер изложит план постановки, художник покажет эскизы, а те из вас, кто загорятся этой работой, будут исполнителями. Центральное бюро по устройству Октябрьских торжеств предоставляет все необходимые средства для осуществления мистерии. Все к работе! Время дорого! Просят являться только товарищей, желающих принять участие в постановке. Число мест ограничено.
[ 1918]
«Летучий театр» *Этот проект был предложен т. Луначарскому группой организаторов постановки «Мистерии» в дни Октябрьских торжеств. Ввиду новых требований постановки революционных пьес считаем необходимым, после месячного ожидания, напомнить о нем опубликованием.
«Постановка «Мистерии-буфф» показала, насколько существующий театр не приспособлен к постановке пьес революционных и формой своей и своим содержанием. Мытарства «Мистерии» * достаточно поучительны. Один театр громко вопиет о недопустимости «тенденциозного зрелища» в «храме чистого искусства». В другом * актеры только крестятся при чтении непривычных строк, звучащих для них кощунством. Третий, в который чуть не силком удается протащить пьесу * , прилагает, как известно, максимум усердия к ее провалу; добиться постановки в больших театрах новой вещи невозможно. Такое положение не может считаться нормальным. Необходимо дать объективную возможность новым произведениям увидеть сцену, не ставя их в зависимость от хорошего, плохого ли, но личного вкуса. Однако и коренная ломка существующего театра едва ли встретит общее сочувствие, т. к. новый репертуар пока крайне ограничен, да и обработка вкуса, воспитанного старым, требует времени. Правильным выходом при этих условиях явится – создание «Летучего театра», вольной организации революционеров сцены, не связанных никаким громоздким техническим аппаратом, сосредоточивших все свое внимание на актерской игре и на словах, произносимых с подмостков.
Труппа, возможно ограниченная количественно, имея только необходимейшую декорацию и бутафорию, сделанную с тем расчетом, чтоб брать ее без всякой трудности в поездку, – будет перекидываться с места на место, хотя бы отчасти удовлетворяя потребность в новом театре. Труппа должна состоять не из профессионалов, выработавших трафарет, а из молодых актеров, режиссеров, поэтов, художников, видящих в работе своей не только службу, но и служение новому искусству. Не говоря даже о поездке по России, спектакли по народным домам и рабочим театрам Петербурга и Москвы вполне оправдали б необходимость подобной организации.
Первой постановкой такого театра должна быть «Мистерия-буфф», как наиболее подходящая по своему революционному пафосу пьеса, уже принятая к постановке и в Москве * (отсутствие режиссера – причина проволочки) и требуемая отдельными рабочими театрами, напр<имер>, Кронштадтским. В дальнейшем намечается шедшая в Москве в дни Октябрьских торжеств новая пьеса В. Каменского «Стенька Разин». Включение в отдельную программу концертного репертуара еще более увеличит значение такого театра, расширив его роль пропагандой новой поэзии и музыки.
Мы ни минуту не сомневаемся в возможности дальнейшего самостоятельного существования и в развитии такой организации – вспомним огромное количество лекционных контор, кафе и т. п. учреждений, пользующихся неорганизованностью художественных сил и живущих еще их эксплуатацией.
Давая новую, современную форму театра, наша организация поможет вместе с тем развитию целого течения искусства, предоставив возможность раскиданным в посторонней работе силам возвратиться к их прямой обязанности – к созданию новой красоты».
[ 1918]
Наша словесная работа *Древние делили художественную литературу на поэзию и прозу.
И поэзия и проза имели свои языковые каноны.
Поэзия – засахаренные метры (ямбы, хореи или винегрет «свободного стиха»), особый «поэтический» словарь (конь, а не лошадь, – отрок, а не мальчишка и прочие «улыбки – зыбки», «березки – слезки») и свои «поэтические» темочки (любовь, ночь – раньше; пламени, кузнецы – теперь).
Проза – особо ходульных героев (он + она + любовник – новеллисты; интеллигент + девушка + городовой – бытовики; некто в сером + незнакомка + Христос – символисты) и свой литературно-художественный стиль (1. «солнце садилось за холмом» + полюбили или убили = «за окном шелестят тополя»; 2. «скажу ето я тебе, Ванятка» + «председатель сиротского суда пил горькую» = мы еще увидим небо в алмазах; 3. «как странно, Аделаида Ивановна» + ширилась жуткая тайна = в белом венчике из роз).
И поэзия и проза древних были одинаково далеки от практической речи, от жаргона улицы, от точного языка науки.
Мы развеяли старую словесную пыль, используя лишь железный лом старья.
Мы не хотим знать различья между поэзией, прозой и практическим языком.
Мы знаем единый матерьял слова и пускаем его в сегодняшнюю обработку.
Мы работаем над организацией звуков языка, над полифонией ритма, над упрощением словесных построений, над уточненьем языковой выразительности, над выделкой новых тематических приемов.
Вся эта работа для нас – не эстетическая самоцель, а лаборатория для наилучшего выраженья фактов современности.
Мы не жрецы-творцы, а мастера-исполнители социального заказа.
Печатаемая в «Лефе» практика * не «абсолютные художественные откровенья», а лишь образцы текущей нашей работы.
Асеев. Опыт словесного лёта в будущее.
Каменский. Игра словом во всей его звукальности.
Крученых. Опыт использования жаргонной фонетики для оформления антирелигиозной и политической тем.
Пастернак. Применение динамического синтаксиса к революционному заданию.
Третьяков. Опыт маршевого построенья, организующий революционную стихийность.
Хлебников. Достиженье максимальной выразительности разговорным языком, чистым от всякой бывшей поэтичности.
Маяковский. Опыт полифонического ритма в поэме широкого социально-бытового охвата.
Брик. Опыт лаконической прозы на сегодняшнюю тему.
Виттфогель. Опыт коммунистической агитсценки без обычной кайзертоллеровской ревмистики * .
[ 1923]
Dubia
Не для денег родившийся *Когда гениальный человек, пройдя сквозь строй нужды и непризнания, добьется громкой славы, – нас интересует каждый штрих, каждый анекдот его жизни. Мы забываем, что, выброшенный бурей борьбы на тихий берег благополучия, он только ест и отлеживается, как чудом спасшийся от кораблекрушения.
Джек Лондон в романе «Мартин Иден» первый провел фигуру гениального писателя по всей его удивительной жизни. К сожалению, огромный и сильный Иден испорчен плаксивым концом. В своем киноромане «Не для денег родившийся» Маяковский дает Ивана Нова, это тот же Иден, только сумевший не быть сломленным под тяжестью хлынувшего золота.
[ 1918]
Выступления по газетным отчетам и записям современников, 1918-1930
На митинге об искусстве 24 ноября 1918 *Нам нужно… не мертвый храм искусства, где томятся мертвые произведения, а живой завод человеческого духа. Нам нужно ржаное искусство, ржаные слова, ржаные дела. Искусство нынешнего дня никуда не годно. Все старые предметы и пейзажи говорят только о сплетнях богачей и буржуа. Жалко, что на такие ненужные вещи художники тратят свой талант. Искусство должно быть сосредоточено не в мертвых храмах-музеях, а повсюду: на улицах, в трамваях, на фабриках, в мастерских и в рабочих квартирах.
На дискуссии «Пролетариат и искусство», 22 и 29 декабря 1918 *I
Мы приветствуем призыв докладчика к созданию пролетарского искусства. Но разве можно привлекать к этому делу огульно всех людей искусства, как это делается сейчас? Вы говорите: «добро пожаловать». Мы говорим: предъявите ваши мандаты. Кем вы посланы – сердцем, бьющимся с пролетарской революцией, или жаждой заказов нового хозяина? Сейчас все, кто вчера дебатировал вопрос о неподаче нам руки, наскоро усвоили новые идеи, – но нас этим не проведешь. О новом надо говорить и новыми словами. Нужна новая форма искусства. Поставить памятник металлисту мало, надо еще, чтобы он отличался от памятника печатнику, поставленного царем. Революция, разделившая на два лагеря всю Россию, провела границу и между правым и левым искусством. Налево – мы, изобретатели нового; направо – они, смотрящие на искусство, как на способ всяческих приобретений. Это великолепно понимают рабочие, радостно принимающие наши выступления. Внеклассового искусства нет. Новое создаст только пролетариат, и только у нас, у футуристов, общая с пролетариатом дорога.
II
Первым выступил т. Маяковский. Он указал, что аудитория зря аплодировала в прошлый раз т. Анцелиовичу, ибо он говорил одно и то же, что и поэт Маяковский. Тов. Анцелиович * подошел только к вопросу об искусстве с общественной точки зрения.
Поэт Маяковский далее указал, что футуристы сами отвергают сегоднято, что ими было сделано вчера. С таким же пафосом футуристы выступают против своего же искусства, если оно становится мертвым и старым.
Поэт Маяковский отбрасывает обвинение * , что левые будто бы призывают к насилию над старым искусством. Он сам готов возложить хризантемы на могилу Пушкина. Но если из гробов выйдут покойники и захотят влиять на творчество наших дней, то нужно им заявить, что им не может быть места среди живых.
Оратор затем подчеркнул, что Анцелиович в вопросе о новом искусстве сплел свои руки с разными буржуазными критиками. Поэт далее отметил, что футуристы не плетутся в хвосте революции. Еще за два года до революции они предсказывали ее наступление. Для обновления искусства нужна новая политическая организация творческих сил. Разве футуристам по дороге со старыми представителями в искусстве? И в искусстве нужна мощная революционная политика. Руководящая роль должна поэтому остаться за новыми людьми в искусстве. Единственными носителями революционных идей останутся левые.
В заключение т. Маяковский выразил уверенность, что т. Анцелиович непременно примкнет к новому искусству, если он всесторонне с этим искусством ознакомится…
Тов. Маяковский по личному вопросу замечает, что т. Ионов не имел права подтасовывать факты. Тов. Маяковский говорит, что именно футуристы подняли настоящий вой против войны.
– В моих книгах, – заканчивает т. Маяковский, – я был и буду революционером!
Выступление по докладу В. Я. Брюсова «Поэзия и революция», 30 ноября 1920 *Революционное отношение к искусству обязательно требует точного исследования искусства и его условий. Понятие искусства – понятие труда. В литературе материал – слово. Необходимо революционное отношение к материалу. Язык развивается с жизнью и иногда отстает от нее. Тогда возникает несоответствие материала поэзии остальной жизни. Поэзия требует научного анализа. Талантливость присуща не только искусству, но и всякой работе. Ценность писателя измеряется тем новым, что он внес в слово. Поэзия не должна быть бессодержательной, но при этом она должна решать и чисто словесные задачи. Поэзия воспринимается только через современность. Самое революционное содержание не может быть революционным без революционного подхода к слову. Так в «Мистерии-буфф» наряду с революционной темой ставится специальная задача в области слова: возобновление частушечного языка. Надо революционизировать язык. Отношение поэта к своему материалу должно быть таким же добросовестным, как отношение слесаря к стали.
Доклад «Производственная пропаганда и искусство», 29 января 1921 *Мы вели антибелогвардейскую агитацию, почему теперь для производственной агитации нужно начинать сначала? Всю агитацию мы вели, не основываясь ни на каких данных. Но теперь есть опыт. Бюрократизм немало мешает нашей агитационной работе. Об этом говорит история с плакатом РОСТА, направленным против польских панов * . Нами были сделаны плакаты о транспорте, о Донбассе, против волокиты, специальные плакаты для горняков. Трудность заключается в том, что в мировом искусстве нет ни одного агитационно-трудового произведения. Надо создать научное бюро для исследования воздействия различных видов агитации. Агитация должна быть конкретной, детали надо брать не из общих принципов. Левое искусство должно вырабатывать новые методы агитации.
Выступление по докладу М. Ю. Левидова о современном искусстве и литературе 27 октября 1921 *В беседе после доклада энергично возражал Левидову * Маяковский, упрекавший докладчика в верхоглядстве и указавший на ряд положительных и ярких, по его мнению, явлений настоящего дня в искусстве, к которым оратор причислил прежде всего творчество поэтов Пастернака, Асеева и др., работы художественной молодежи в области живописи, опыты нахождения новых форм сценического искусства – в области театра.
На диспуте «Почему молчат писатели?», 14 ноября 1921 *Никакого оскудения литературы… никакого ее понижения нет. Наоборот, в настоящее время новая литература все крепнет и крепнет. Теперь, как никогда раньше, даже в довоенное и дореволюционное время, замечается полный расцвет поэзии, влачившей раньше жалкое существование. Новой русской литературе необходим новый язык и выработка его, выработка новых форм слова может производиться лучше и легче всего только поэзией. Вот почему сейчас наблюдается расцвет именно поэзии, а не прозы. Как на образцы этой новой поэзии, великолепно чувствующей современность, тов. Маяковский указывает на произведения Асеева и Пастернака.
На первом вечере «Чистка современной поэзии», 19 января 1922 *Владимир Маяковский проводит «чистку поэтов». Аудитория Политехнического музея набита сверху донизу. Интерес у публики выявляется колоссальный. Да и как не интересоваться: в хаосе литературных течений, школ, направлений и групп, которые плодятся с невероятной быстротой, разобраться одному не под силу, а «чистка» – это оригинальная форма коллективного труда, она может многое вывести наружу, объяснить, опровергнуть, доказать.
Теперь – кто же не считает себя поэтом, раз он посещает какое-нибудь литературное «кафе» и раза три-четыре тиснет в журнал или в газету свои вымученные стишки? Да и не только назовется поэтом, – он, ни мало ни много, претендует на «школу», гремит о себе как о новаторе, родоначальнике, чуть ли не гении!..
Вывести на чистую воду таких «примазавшихся к поэзии гениев» – задача и интересная и благодарная.
Задача в высокой степени и серьезная, если понимать ее в смысле строгой критики, в смысле вдумчивого коллективного анализа всего строя мыслей, взглядов и убеждений пишущей гвардии, литературных приемов и форм под углом зрения революционной эпохи. Не так важно, конечно, будет или нет «вычищен» какой-нибудь отдельный поэт: вычищать его по существу неоткуда, ибо «не существуег даже и профсоюза поэтов», как доложил Маяковский. Да и невозможное дело «заставить» отойти от писания того, кто пишет. Дело не в этом. Важно творчеству поэта дать общественную оценку, определить его место в современности вообще и в поэзии в частности: нужен ли он новому времени, новому классу, совершенно новому строю мыслей, которым живет Советская Россия.
Поэтому нас не интересует судьба отдельных поэтов, говорить о ней мы не будем – важны лишь общие результаты и выводы, к которым пришла аудитория.
Маяковский положил в основу «чистки» три самостоятельных критерия:
1) работу поэта над художественным словом, степень успешности в обработке этого слова,
2) современность поэта переживаемым событиям,
3) его поэтический стаж, верность своему призванию, постоянство в выполнении высокой миссии художника жизни.
За последние годы работа над совершенством художественного слова шагнула далеко вперед: в этом отношении немало заслуг падает на долю футуристов. Избитые, привычные слова и их сочетания уже бессильны выразить богатейшую гармонию новых мыслей и чувств.
Надо изобрести новые, еще не сказанные слова, надо оригинальным их соединением зажечь старые, вложить в них новый смысл, новое содержание.
Завядшие рифмы и мертвые размеры должны уступить место каким-то новым, органическим формам, как неизбежное вытекающим из суммы новых идей, запросов и чувств. С этой точки зрения не выдерживают критики даже большие мастера художественного слова, которые ушли корнями в старый мир и никак не хотят (а может быть и не могут) понять и принять того нового, что несет с собою и чего требует настоятельно новая эпоха. Уж если в области практической повседневной жизни мы то и дело творим новые слова, какие-нибудь «Главтекстили», «Упвосо», «Чусоснабармы», слова, порожденные исключительно новыми условиями и новыми потребностями, – как же оставаться с одними старыми словами в поэзии, рождающейся из глубин современного, нового человека, отражающего в своем творчестве не только эту конкретную действительность, которой живем, но прозревающего и ту новую жизнь, за которую боремся, за которую стоит перенести новые страдания, вести любую, самую тяжкую борьбу. Истинный поэт должен найти эти новые слова: они художественно осветят путь, они нужны современному человеку, они необходимы самому поэту.
Итак, первым требованием предъявляется: усиленная и плодотворная работа над словом, над его обновлением, оживлением, мастерским объединением его с другими – и старыми и новыми словами.
Второй критерий, пожалуй, еще более серьезен, еще легче поможет нам разобраться в истинных и «примазавшихся» поэтах: это их современность. Вот тема, которая вызывает бесконечные споры! Вот дорожка, на которой схватываются в мертвой хватке поэт старого и нового мира! В сущности, вопрос этот есть коренной вопрос о содержании и об основе самой поэзии – для нас, революционеров, такой ясный, самоочевидный вопрос.
Сломлены устои буржуазного мира. Новое, рабочее государство выводит на широкий и светлый путь не только Россию, но человечество. Решаются мировые, исторические вопросы. И решаются не заседаниями и конференциями, а кровью, железом, опустошительными эпидемиями, поволжскими драмами, невероятным голодом борющегося класса, целым сонмом несчастий, лишений, ужасов и бедствий.
Таково содержание современности, стоящей на грани двух миров. Хочешь или не хочешь принять эту современность – вопрос иной, но отмахнуться от нее нельзя, не замечать ее невозможно. И ставился вопрос: достойно ли художника в эти трагические дни отойти от современности и погрузиться в пучину сторонних, далеких, чуждых вопросов? Можно ли и теперь воспевать «коринфские стрелы» за счет целого вихря вопросов, кружащихся около нас? Часть аудитории, правда небольшая, стояла, видимо, за «коринфские стрелы» – это зрители жизни, революционный балласт, люди, от которых не было и никогда не будет никакого толку. Но властно господствовала и торжествовала совсем иная идея – о подлинной задаче художника: жить живой жизнью современности, давать эту современность в художественных образах, помогать своим творчеством мучительному революционному процессу, участвовать активно в созидании нового царства.
И когда с этим критерием мы подходим к поэтам современности, многие остаются за бортом, поэтами во всем объеме этого слова названы быть не могут: комнатная интимность Анны Ахматовой * , мистические стихотворения Вячеслава Иванова * и его эллинские мотивы – что они значат для суровой, железной нашей поры?
Но как же это так: счесть вдруг нулями таких писателей, как Иванов и Ахматова? Разумеется, как литературные вехи, как последыши рухнувшего строя они найдут свое место на страницах литературной истории, но для нас, для нашей эпохи – это никчемные, жалкие и смешные анахронизмы.
Третьим критерием было определение поэтического стажа. По нашему мнению, этот критерий является мало существенным, так как подлинным поэтом мы вправе назвать и начинающего, раз уже в первых его произведениях блеснут искры несомненного дарования.
Под углом зрения высказанных соображений дурную репутацию получили Адалис * , Вячеслав Иванов, Анна Ахматова, группа «ничевоков» * и др.
С большим вниманием и одобрением отнеслись пока только к творчеству Асеева…
Другие поэты, видимо, будут очищены в ряде следующих собраний. Жаль одного: публика сравнительно слабо участвует в анализе и оценке очищаемых поэтов. Нам представляется эта форма критики и коллективного суда особенно желательной на рабочих и красноармейских литературных собраниях, где слушающий приучился бы сознательно разбираться в литературных ценностях и отучился бы читать всякую белиберду, которая случайно попадает ему в руки.
