Текст книги " Именем человечества "
Автор книги: Владимир Корчагин
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
– О чем говорить, – махнул рукой Максим, вставая с кресла.
– То есть как о чем говорить? – раздался резкий голос Саакяна. – И почему вы, молодой человек, берете на себя право распоряжаться? Не хватало еще, чтобы я свалился с этой лестницы. Надо садиться. Посмотрите получше, товарищ пилот. Видите, вон там – совершенно ровная площадка. И вон еще!
Дверь кабины захлопнулась. Вертолет еще несколько раз прошел над каменной грядой, потом словно замер, чуть качнулся и начал медленно опускаться. Все ниже, ниже... И вдруг под ногами что-то заскрежетало, пол резко вздыбился, с треском вылетело разбитое стекло. Тело Максима приняло какое-то неестественное положение, он рухнул на стеклянное крошево. Острая режущая боль опалила висок. Он инстинктивно зажал его рукой. Пальцы наткнулись на липкое и теплое.
Шум мотора смолк. Из кабины снова показалось лицо пилота:
– Ну, так вашу мать, довольны?! Садиться, садиться... Вот и сели! – он с трудом раскрыл заклинившую дверь, помог освободиться от привязных ремней Саакяну, поднял с полу кепку Дмитрия, наконец обернулся к Максиму:
– Ой, что с вами?
– Пустяки, висок оцарапало, – коротко ответил Максим, стараясь унять кровь, бегущую по щеке.
– Ну, тут уж, кажется, не пустяки... Одну минуту! – он вернулся в кабину, принес аптечку. – А вы выходите, чего стали! – в сердцах крикнул бестолково суетящимся Саакяну и Дмитрию.
– Так что же, возможна задержка с обратным вылетом? – обернулся Саакян в двери.
– С каким вылетом? На чем? Не видите, от машины один хлам остался?
– Но вы немедленно радируйте...
– Слушайте, пошли вы знаете куда со своим наставлениями?! Мне человеку помочь надо.
Он обработал Максиму рану, наложил на голову повязку:
– Откуда он взялся, этот, мешок с дерьмом?
– Профессор. Из института...
– И как таких земля носит!
Они выбрались из накренившейся машины, присели на замшелый камень.
– Ну, что прикажешь делать, начальник? – обратился пилот к Саакяну.
– Я сказал, немедленно радируйте...
– Рация разбита!..
– Тогда... Неужели нельзя как-то все-таки связаться с базой, откуда-то позвонить?..
– Ближайший телефон в Вормалее, в трех днях пути отсюда.
– Но есть же какой-то способ дать знать о случившемся?! – вконец растерялся Саакян.
– Есть. Наши собственные ноги! – отрезал пилот. – И скажи спасибо своему подчиненному, что он мешок харчей захватил. А то бы все три дня на подножном корме...
– Ладно, не будем сгущать краски, – сказал примирительно Максим. – Пройдем сейчас к заимке Силкина, там все обсудим. Возможно, старик посоветует что-нибудь.
– Но я не вижу никакой заимки, – возразил Саакян, оглядывая обступившие их скалы.
– Она чуть дальше, по ту сторону котловины. Вон, видите дымок?
– Хорошенькое «чуть дальше»! Что у вас за странное представление о расстояниях. Это же два-три километра! И без всякой дороги?
– Тут должна быть тропа.
– Ну, ввязал ты меня в историю, Дмитрий Андреевич! – покосился Саакян на Зорина, старательно разглаживающего огромный синяк под глазом. – Знай я все это наперед...
– Так и я, Рубен Саакович, не мог предвидеть такого оборота. Зато сейчас в ваших руках будет нечто совершенно уникальное. Дайте мне ваш портфель.
– Лучше бы взял рюкзак у своего товарища, – буркнул пилот, – он ведь больше всех пострадал.
– Пустяки! – усмехнулся Максим. – Рюкзак мне только устойчивости придаст.
5
– Ну как ты тут, Танюша? Бее слушаешь свой диск, все пишешь? – ласково улыбнулся Силкин, снимая с плеч ружье и тяжело набитую сумку.
– Все слушаю и пишу, – бросилась ему навстречу Таня. – Как же иначе, нужно ведь. Теперь уже, кажется, во всем разобралась, ничего непонятного не осталось.
– Ну-ну! А я вот свежатинки принес. Сейчас супец заварим. Эко, бумаги-то исписала, не меньше, чем Максим. И как же, если попросту сказать, все это будет? Как вы собираетесь эти самые бомбы уничтожать?
– Мы ничего уничтожать не собираемся, дядя Степан, Мы построим им такую машину, вроде прожектора, которая будет посылать в пространство мощнейший пучок лучей. Только лучей этих никто не увидит. Это будут не лучи све та, а поток особых мельчайших частиц. И направим мы его не прямо к горизонту, а вот так, под углом к земле, вниз, потому что он свободно пройдет через весь Земной шар, через что хочешь. И все бомбы, которые окажутся на пути этого потока, этих лучей...
– Враз станут негодными? Как порох под дождем, так мне Максим сказывал.
– Да, примерно так. А поскольку размах нашего луча будет очень широким и сила его с расстоянием не ослабнет, то поставим мы такую машину где-нибудь, скажем, на Днепре, и вся Европа, вся Америка будут пронизаны этими частицами. Ни одна бомба от них не спрячется.
– Ловко! – усмехнулся Силкин в бороду, укрепляя котелок над костром.
– Да, только бы Максим скорее вернулся. Вся душа у меня, дядя Степан, изболелась. Где-то он сейчас?..
– Вернется, не тужи! Я Максима знаю. А что это вроде урчит там, за Гривой?
Таня прислушалась:
– Вертолет! Неужели они?.. Силкин приложил ладонь к глазам:
– Да, вертолет. И чего он кружит там взад-вперед?
– Садится, дядя Степан, садится... Сел! –Таня откинула волосы от лица, машинально коснулась виска. – Ой, что это?
– Чего? Чего ты побледнела?.
– Диск... Диск молчит...
– Так не все ему говорить.
– Но ведь это... Вы не знаете... – она бросилась к расселине, раскидала валежник, лихорадочно разгребла хвою прикрывавшую бесценный мешочек, – в нем лежала лишь стопка полуобгоревших бумаг.
Сдавленный стон вырвался из груди Тани. Закусив губу, чтобы не закричать, упала она на землю и зашлась в беззвучных рыданиях.
– Таня, голубушка, что с тобой? – подбежал к ней Силкин. – Ах, диск... Куда он сгинул? Да бог с ним, с диском! Стоит так убиваться!
– Максим! Нет больше Максима... – с трудом выговорила Таня.
– С чего ты взяла? Опомнись! Да встань, встань с земли-то! Придет твой Максим. Может, как раз на этом вертолете...
– Максим сказал, что в случае... в случае его смерти... диск исчезнет...
– Фу ты, страсти какие! Да мало ли что сказал Максим! Мало ли что могло приключиться с этой штуковиной! Техника, она того...
– Нет-нет, дядя Степан, все кончено...
– А я говорю, жив Максим, сердце мое чует. Просто извелась ты с этим диском. Иди ляг! Ляг в свою постельку, ну и того...поплачь, тебе легче будет.
6
– Нет, больше не смогу сделать ни шагу! – Саакян вытер пот с лица и шеи, тяжело опустился на замшелую лесину. – Где она, эта ваша заимка? Уже два часа идем без всякой дороги. И все лес, лес...
– Колесников, остановись на минуту! – крикнул Дмитрий идущему впереди Максиму. – Сейчас придем, Рубен Саакович, видите, грива уже на противоположной стороне осталась. И дымком запахло. Максим, стой, отдохнем немножко, Рубен Саакович совсем из сил выбился.
– Ладно, отдыхайте, а потом – прямо по моим следам. Тут уж и идти-то – пара пустяков! – отозвался Максим, не сбавляя ходу.
– Он что, уходит? Оставляет нас одних?! – вскочил Саакян. – Скажи ему, чтобы обождал!
– Эй, Максим! – снова крикнул Дмитрий. – Остановись, тебе говорят! Что ты мчишься, как на пожар!
Но Максим даже не обернулся. Смутная тревога гнала его вперед и вперед. Как там Таня? Шутка ли, столько времени в тайге... И диск! Удалось ли уберечь его им с дядей Степаном? А если диска уже нет?..
Он миновал последний подъем и, свернув с петляющей тропы, ринулся прямиком вниз, к озеру, на запах дыма. Острые сучья хлестали по лицу, цеплялись за одежду, ноги скользили по мокрой траве. Он не замечал ничего.
Но вот в просвете между деревьями мелькнуло низкое бревенчатое строение, послышался треск костра, а через минуту и сам Силкин с цигаркой в зубах и с черпаком в руке шагнул ему навстречу:
– Ну, долго жить будешь, Владимирыч! Только сейчас тебя вспоминали. Доброго здоровьица! – он пощекотал бородой лицо Максима.
– Здравствуй, дядя Степан. Как вы тут? Как Таня? Где она?
– Сейчас выйдет. Эй, Татьяна, встречай гостя! Максим сбросил рюкзак, метнулся к избушке. Таня
стояла в дверях, поспешно вытирая слезы, боясь поверить в реальность происходящего.
Он схватил ее за руки, жадно вглядываясь в припухшие от слез глаза:
– Как ты, не болеешь? Никто тебя больше не пугал? Но она видела лишь его окровавленные бинты:
– Что это? Ты ранен? Серьезно?
– Пустяки! Небольшая царапина на виске.
– На виске?! И твой элемент...
– Не знаю, может, и поврежден.
– Он разрушен, Максим! Диск исчез!
– Как исчез?!
– Пропал, испарился, сразу, как приземлился вертолет. Я даже подумала... Что я пережила за эти два часа! – она нежно коснулась его забинтованной головы. – Но ты не беспокойся, я все успела прослушать, все поняла, во всем разобралась. Вот видишь, – кивнула она на стол, заваленный исписанными листками бумаги.
– Но как ты смогла?
– Так Этана и мне вживила элемент связи, я не успела тебе сказать.
– А шифр?
– Тут помог случай. Потом я все расскажу, а сейчас...
– А сейчас вот тебе письмо от Вовы, – Максим достал из кармана небольшой, покрытый детскими каракулями листок.
– Вовка, сынок… – шептала, смеясь и плача, Таня.
прижимаясь лицом к посланию сына. – Как ему трудна там, наверное, без меня...
– Да нет, бегает с соседскими мальчишками, вырос, загорел. Правда, на прощание сказал, чтобы в следующий раз я пришел обязательно с мамой.
– Сколько счастья в одну минуту! – она порывисто прижалась к нему, но тут же отстранилась, потупилась, осторожно погладила его забинтованную голову. – Это я вылечу тебе в два дня. Но ты голоден, наверное?
– Нет, не очень. Да сейчас сюда целая компания заявится: Дмитрий Зорин, его шеф-профессор, ну и бедняга-пилот. Вертолет-то рассыпался на Лысой Гриве, хорошо, что все легко отделались. А вот и они...
– Ну, иди к ним. Я сейчас. Только немного приведу себя в порядок.
Максим спустился к костру:
– Знакомьтесь, товарищи. Это Степан Семенович Силкин, мой старый друг и лучший охотник Вормалея.
– Да-да... Очень приятно... – пробормотал скороговоркой Саакян, усаживаясь на бревно возле костра. – Так вот, товарищ Силкин, не могли бы вы помочь нам как можно скорее связаться с Вормалеем или Отрадным?
– Как это связаться? Дорогу указать, что ли? Так это Максим не хуже меня...
– Нет, речь идет о другом. Нам надо как-то вызвать другой вертолет.
– А как его вызовешь, это-ть не собака.
– Дядя Степан, – вмешался Максим, – Рубен Саакович интересуется, нет ли тут поблизости какого-нибудь леспромхоза, базы геологов, словом, чего-то такого, откуда можно было бы позвонить по телефону.
– Нет, слава богу, энти с топорами да пилами сюда еще не добрались. Последние угодья с непуганым зверем. Ведь зверь, он...
– Подождите вы со своим зверем! – перебил Саакян. – Поймите, у нас произошла катастрофа, разбился вертолет. Надо сообщить об этом на базу, сказать им, что бы выслали другую машину. Как это сделать?
– А зачем он нужен, другой вертолет? Все вы, я вижу, на своих ногах. А тут и идти-то от силы три дня, хоть до Вормалея, хоть до Отрадного.
– Ну, это мы сами знаем, что нам нужно и что е* нужно!
– А сам знаешь, так и будь здоров! – старик махнул черпаком и отвернулся к костру.
На миг повисло тягостное молчание.
– Так, может, мы сначала взглянем на диск, Рубен Саакович? – нашелся Дмитрий.
– Ох уж этот диск! – скривился Саакян. – Ну, давайте его сюда, посмотрим...
– Диска нет, – сказал Максим. –Он подвергся самоуничтожению.
– Что? Что вы сказали?! – загремел профессор.
– Я говорю, диска больше нет, он сублимировал, распался на элементарные атомы.
– Так... И вы затащили меня в эту дыру только затем, чтобы сообщить такую потрясающую новость?
– Я сам узнал об этом только сейчас. Диск исчез в момент приземления вертолета, точнее, в момент получения мною травмы на виске.
– Да при чем здесь вертолет и ваша, простите... раскрашенная физиономия?
– Вертолет здесь ни при чем. А травма вывела из строя мой элемент связи с диском, что мгновенно привело в действие механизм его самоуничтожения. Так было запрограммировано его создателями.
– Так было запрограммировано вашей фантазией, хотите вы сказать? Да был ли он вообще, этот пресловутый диск? Кто его видел? Ты, Дмитрий Андреевич, видел?
– Я не видел. Но вот Степан Семенович...
– Степан Семенович! Что ты, не понимаешь, что этому дикарю могли подсунуть и старую сковороду?
– Ну, ты того... говори да не заговаривайся, гражданин хороший! – вспылил Силкин.
– Подождите, дядя Степан, – остановила его подошедшая к костру Таня. – Вы спрашиваете, профессор, кто видел диск? Я его видела. И не только видела...
– Ах, вы видели? А кто вы такая, позвольте полюбопытствовать?
– Врач Тропинина.
– Очень приятно! Только простите, милая девушка, в услугах врача я пока, слава богу, не нуждаюсь. Как и в свидетельствах «лучшего охотника Вормалея»...
– Рубен Саакович! – попытался остановить своего шефа Дмитрий. – Это же Татьяна Аркадьевна! Помните, я говорил вам о ней...
– Я не хочу больше ничего ни вспоминать, ни слушать! Хватит того, что ты втравил меня в самую низкопробную авантюру. А с этим проходимцем... – кивнул он в сторону Максима.
– Вы забываетесь, профессор, – прервал его Максим. – Даже ваше высокое звание не дает вам права...
– Я больше не знаю и знать вас не хочу, молодой человек! – отрезал Саакян.
– Меня вы можете не знать, но если сейчас же не извинитесь перед оскорбленными вами женщиной и старым человеком, то...
– То что? Договаривайте!
– А что договаривать? – вмешался молчавший до сих пор пилот, подходя вплотную к Саакяну. – Он врежет в твою откормленную физию. И я добавлю!
Саакян попятился:
– Но это... Ну, хорошо, я готов... Я извиняюсь, черт возьми! Но после этого... Дмитрий Андреевич, где мой портфель? Я не останусь здесь больше ни минуты! Мы с тобой сейчас же...
– Что сейчас же, Рубен Саакович? – растерянно пробормотал Дмитрий.
– Ах да... – Саакян с тоской посмотрел на обступившую их тайгу. – Кошмар какой-то...
– Ну вот что, гражданин хороший, – обернулся к нему Силкин. – Покуролесил, и того... будя! Теперь бери ложку и – к котлу. Суп готов. Рассаживайтесь, ребятки. Таня, посмотри-ка там, в кладовке, вроде еще ложки были.
7
Лишь к исходу четвертого дня, измученные и голодные, вернулись они в Вормалей. Но Саакяна было жалко смотреть. Его светлый щегольской костюм был потрепан, измазан смолой и глиной, изящные остроносые ботинки развалились, у одного из них отлетел каблук, тонкая белоснежная сорочка стала серой от грязи и пота. Он тотчас же заперся у себя в номере и только на следующий день, утром, прислал дежурную за Дмитрием. Тот обменялся взглядом с Максимом:
– Не вешай носа! У меня есть к нему отмычка.
– Только имей в виду, ни на какой компромисс мы с Таней не пойдем.
– Никакого компромисса и не понадобится. Говорю тебе, все будет о'кей!
Однако Саакян встретил его темнее тучи:
– Сходи на аэродром и закажи три билета на ближайший вертолет.
– Почему три, Рубен Саакович?
– Мне, тебе и Алле Федоровне. Остальных я отправил еще вчера.
– Да, но...
– Никаких «но»! Ты слышал, что я сказал?
– И все-таки, Рубен Саакович, хотелось бы знать ваши дальнейшие планы...
– Какие планы? Что ты имеешь в виду?
– Ну... нашу группу, нашу тему.
– Никакой нашей группы больше не существует. И темы – тоже! Хватит институту того, что ты ввязал всех в эту идиотскую авантюру, отвлек от дела столько ведущих сотрудников. И вообще – я больше слушать не хочу об этой галиматье!
Дмитрий терпеливо переждал словесное извержение шефа, затем сказал:
– Я вполне разделяю ваше негодование, Рубен Саакович. Все получилось действительно не так, как мы рассчитывали. Но послушайте, что я скажу. Ведь как бы там ни было, а Колесников и его жена все-таки побывали у инопланетян. Ампула с нептунием – это такое доказательство, которое, как вы понимаете, подделать невозможно.
– Да пусть они побывали хоть в самой преисподней! Мне-то что до этого? Я сыт по горло! – он выразительно посмотрел на часы, перевел взгляд на дверь.
– Подождите, Рубен Саакович, дослушайте меня до конца, прошу вас! Я тоже не любитель сенсаций. Однако те, что мне открылось вчера вечером... Я не знаю, был тот диск или не был, но сам факт, что Тропинина воспользовалась каким-то источником внеземной информации, не вызывает сомнения. Она показала вчера свои конспекты. И бог мой! Там есть такие вещи, какие не пришли бы в голову и Эйнштейну! А записи Колесникова, сделанные, по его словам, на внеземном звездолете! Жаль, что вы не сдержали себя там, на Гриве, и после, в дороге. Он и вам показал бы эти материалы. И вы ахнули бы, увидев, каких глубин достигла наука инопланетян. Скажу одно: достаточно десятой доли заключенной в них информации, чтобы уже в этом году вы стали членкором – нет, что там членкором! – действительным членом Академии наук.
– А ты доктором? Так, что ли? – хмуро заметил Саакян.
– Вполне возможно. Хотя я не настолько глуп, чтобы не понимать, что без вашей помощи никакая информация не превратится в докторскую диссертацию.
– Ну, ну... И что же ты хочешь сказать? У тебя есть какие-то определенные предложения?
– Нам нельзя порывать с Колесниковым. Такая возможность открывается раз в жизни. Не воспользуемся ею мы – воспользуются другие...
– Но я уже позвонил в институт и прямо сказал, что вся затея с нейтринным генератором – сплошная авантюра. Что мне, отказываться от своих слов? Да и допусти этого Колесникова в институт, он там все вверх дном перевернет. Ты видел, что он за гусь! Такой действительно через год станет академиком, а нам с тобой...
– Так что, у нас с вами головы на плечах нет? Слушайте, что я хотел бы предложить. Позвонили вы в институт – пусть это так и останется. Не хотите, чтобы Колесников работал в институте – и это верно. А пошлите-ка нас с Колесниковым в длительную научную командировку, ну, скажем, в тот же Кисловодск. Причину можно всегда придумать. А мы там спокойно поработаем. Разберемся во всех записях, попробуем создать модель генератора. Получится он у нас –хорошо. Вы, как наш научный руководитель, в этом случае не останетесь в стороне. Не получится – тоже не беда. Вся информация будет в моих руках и мы сможем распорядиться ею, как найдем нужным.
– Гм... У тебя светлая голова, дорогой. Недаром я взял тебя к себе в аспирантуру. Считай, что ты уже командирован в Кисловодск. Забирай своего Колесникова и летите прямо туда. Я не хочу, чтобы он показывался в институте.
– Спасибо, Рубен Саакович. А билеты...
– Билет мне закажет Алла Федоровна. Всего тебе доброго, дорогой!
8
Максим ждал его в коридоре:
– Ну как?
– Я сказал, все будет о'кей. Мы с тобой командированы на несколько месяцев в Кисловодск и можем делать все, что найдем нужным. Устраивает?
– Вполне.
– В таком случае, летим! Где Татьяна Аркадьевна?
– У тетки, с Вовой.
– Сейчас же беги за ними. А я на аэродром за билетами. Вертолет будет в два. Со мной не пропадешь, Максим!
От Учительницы – четвертому (для первого)
Контакта со Странником не получилось. Диск и бумаги его исчезли, их уничтожили, как я поняла, сами инопланетяне. Доктор настроен по отношению к Страннику более чем отрицательно. Я делаю все возможное, чтобы усилить эту неприязнь, стараюсь убедить Доктора, что никакого диска и инопланетного корабля нет и не было (все это плод больного воображения или хитро задуманная авантюра Странника). Такую же мысль пытаюсь внушить (и не безуспешно) и сопровождающим его физикам. По прибытии в институт надеюсь уговорить Доктора прекратить работы по созданию нейтринного генератора, мотивируя тем, что теперь, после потери необходимых материалов, это станет просто бессмысленным. Кандидат, правда, утверждает, что жека Странника успела кое-что переписать с диска. Но Доктор, к счастью, не принимает этого всерьез. Надеюсь также подать Доктору мысль об увольнении Странника из института и сделать все возможное, чтобы поссорить Странника с Кандидатом. Думаю, что это мне удастся, ибо влияние мое на Доктора сильно возросло. Кроме того, мною обнаружена его «ахиллесова пята»: в своей диссертации он использовал очень ценные материалы трагически погибшего аспиранта, ни словом не упомянув о нем в работе. Доктор, как мне кажется, очень боится, что огласка этого факта может привести к его дисквалификации и потере места в институте. В крайнем случае придется воспользоваться и этим. Единственное, что может помешать мне, – злополучная ампула с нептунием. Поэтому прошу вас организовать в одной из ваших газет корреспонденцию о том, что в такой-то лаборатории США якобы получен нептуний. Еще лучше добавить, что часть его была похищена неизвестными лицами. Потом газета сможет поместить соответствующее опровержение. Важно, чтобы такая корреспонденция как можно скорее оказалась у меня и я смогла ознакомить с ней нужных людей. Это еще более скомпрометирует Странника и выбьет последний козырь из рук его сторонников.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
1
День выдался тяжелым. Отдав последние распоряжения, Звягин собрался уже покинуть кабинет, как вновь зазвонил телефон.
– Денис Павлович? Левин. Мне только что сообщили из института: там вывешен приказ об увольнении Колесникова. Вы в курсе дела?
– Приказ об увольнении Колесникова? Нет, мне ничего не известно. Причина увольнения?
– В приказе сказано: уволен как не соответствующий занимаемой должности.
– Черт знает что! Я думал, там уже все запущено на полный ход. И вот снова... А что сообщает Рябинин?
– Да тоже что-то непонятное. Пишет, что Зорин и Колесников без конца проводят какие-то эксперименты. Но очень уж... Как бы это поточнее выразиться? Очень уж кустарным способом. Трудно, пишет, поверить, что можно так вот, с помощью каких-то лампочек и колбочек – против атомных бомб.
– Ну, это еще не аргумент. А впрочем, вот что. Поезжайте-ка завтра в институт. К самому директору. И выясните все детали. Нам нужно точно знать, что в конце концов представляет собой эта идея нейтринной стабилизации. И не от каких-то второстепенных лиц, а от самых крупных специалистов. Ну и все, что касается Колесникова, конечно.
– Ясно, Денис Павлович.
2
– Так вас что больше интересует, сама идея так называемой нейтринной стабилизации или роль, которую играет, точнее, пытается играть в ее разработке Колесников?
– Я хотел бы, товарищ директор, разобраться и в том и в другом, – ответил Левин, незаметно включая магнитофон.
– Тогда начнем с первого. Идея нейтринной стабилизации ядер радиоактивных изотопов вытекает, точнее, могла бы вытекать, ибо все это еще находится на уровне предположений, – из общей теории слабых взаимодействий. Изучением таких взаимодействий институт занимается уже много лет. Нами получены неплохие и, я бы сказал, многообещающие результаты, которые позволяют надеяться, что возможно – я подчеркиваю, возможно! – через несколько лет мы подойдем к решению проблемы управления ходом радиоактивного распада с помощью нейтрино. Не исключено, что наше вмешательство в этот процесс приведет к его замедлению или, что менее вероятно, даже полному прекращению. Это и будет то, что некоторые называют «нейтринной стабилизацией радиоактивных изотопов». На сегодняшний день это, как видите, г.ишь веха, очень отдаленная веха научного поиска.
Теперь о роли Колесникова в этом поиске. Что лично он внес нового в теорию слабых взаимодействий? Ровным счетом ничего! Я не знаю ни одной его научной работы в этой области, не слышал ни одного выступления на какой-либо конференции или симпозиуме. Да Колесников и не претендует на это. Он заявляет лишь, что кто-то надоумил его, будто нейтринная стабилизация уже сейчас возможна. Я подчеркиваю – кто-то! И, щадя вас, не уточняю, кто именно, ибо тут фантазии Колесникова переходят всякие границы: он привлекает чуть ли не потусторонние силы...
– Он говорит, насколько я знаю, о представителях
внеземной цивилизации, – напомнил Левин.
– А разве это не одно и то же? Кто, кроме Колесникова, видел этих «представителей»? Кто слышал о них? Мы, ученые, просто не верим в подобные сказки о разно го рода пришельцах. Наука сегодняшнего дня не располагает ни одним фактом о наличии разумной жизни вне Земли. А вот Колесников оказался единственным счастливчиком, который не только общался с некими представителями высшего разума, но и заполучил от них рецепт регуляции радиоактивного распада. Причем, что за рецепт, он никому не говорит. Это, видите ли, секрет, который он обещал своим благодетелям сохранить в тайне. Однако куш за него готов сорвать немалый. Вы простите меня за резкость, но более наглой мистификации я не могу себе представить.
– И тем не менее вы приняли Колесникова в институт, – напомнил Левин.
– Да, мы совершили такую ошибку. Потому что Колесников обещал подтвердить свои россказни конкретными фактами: показать нам некий прибор, который он якобы привез со звездолета. И что же? Никакого прибора не оказалось. Именно в тот день, когда он должен был предтавить нам свое инопланетное чудо, прибор исчез, распался на отдельные атомы, как нам объяснил Колесников. Нет, вы только подумайте – «распался на отдельные атомы»! И это заявляет человек, претендующий на звание старшего научного сотрудника института ядерной физики! Мог ли я терпеть дальнейшее пребывание его в институте? Что ему делать у нас? Лишь получать зарплату как дивиденды за умело обставленную авантюру?
– Но Колесников был командирован в Кисловодск. Кстати, почему именно в Кисловодск?
– В Кисловодск он был командирован прежним директором, на которого по старости лет сказки Колесникова произвели, видимо, впечатление. А почему покойный Давыдов отправил его в Кисловодск? Да потому, очевидно, что сей ученый муж мог «разрабатывать» свои идеи только под крылышком собственной жены. Впрочем, я не нашел даже приказа о его командировке. Нет соответствующей записи и в журнале регистрации командировочных удостоверений Боюсь, что тут была лишь какая-то словесная договоренность Давыдова с Колесниковым. Этот авантюрист мог пойти на все.
– А как же Зорин? Он тоже до сих пор в Кисловодске.
– Я отозвал Зорина из Кисловодска. Он был послан туда, чтобы окончательно убедиться в беспочвенности утверждений Колесникова. На днях состоится его отчет в институте. Но я уже сейчас знаю, что все те небольшие успехи в экспериментах, что были получены в Кисловодске, заслуга исключительно Зорина. Это очень талантливый исследователь, давно уже работающий в области слабых взаимодействий.
– Та-ак... Значит, вся эта шумиха, поднятая вокруг нейтринной стабилизации, – просто-напросто мыльный пузырь?
– Вас интересует мое личное мнение?
– Меня интересует мнение директора института ядерной физики, – уточнил Левин.
– В данном случае это одно и то же. И я абсолютно убежден, что все неблаговидные высказывания Колесникова – мистификация чистейшей воды.
...Со смешанным чувством досады и растерянности ехал подполковник из института в Управление. Неужели Колесников действительно ввел в заблуждение не только их, работников КГБ, но и некоторые спецслужбы Запада? Но не верить информации, полученной от самого директора института ядерной физики.
– Что же будем делать, Денис Павлович? – осторожно спросил Левин, когда генерал, трижды прослушав магнитофонную запись, нервно закурил и, подойдя к окну, повернулся к подполковнику спиной.
– Пока ничего.
– Как ничего? – удивился Левин. – Теперь, кажется, все ясно.
– Для меня еще далеко не все ясно, – коротко ответил генерал. – А теперь займемся текущими делами. Да, кстати, вы познакомились с материалами допросов Чалого и его компании?
– В общих чертах. Да и какой теперь смысл?
– Теперь-то в этом и будет смысл. И еще – я хочу, чтобы вы попристальнее присмотрелись к этому Саакяну. И вообще поинтересовались обстановкой в институте.
– Вы полагаете...
– Я ничего не полагаю. Но, право же, это не помешает.
4
В кабинете заметно потемнело. Андрей Николаевич Зорин встал из-за стола, подошел к окну. За стеклами валил снег. Легкие пушистые хлопья вихрем неслись над парком, выбеляя дорожки, покрывая деревья тонкой ажурной бахромой.
– Вот и к нам пришла зима, – он перевел взгляд на горы. Дальние вершины совсем скрылись в плотных седых облаках.
И сразу стало грустно. Вспомнилась весна. Всплыли в памяти удивительные, полные таинственности и очарования сеансы в кабинете Татьяны Аркадьевны, воскресные прогулки в горы, первые волнения внезапно вспыхнувшей любви...
Сколько времени прошло с тех пор? Кажется, целая вечность. И осталось лишь большая непроходящая печаль. Но разве этого мало? Разве можно не благодарить судьбу за такое нечаянное возвращение в юность? Сколько тепла, радости, трогательной новизны внесло оно в его потускневшую было жизнь! Что скрасило бы ее сейчас, если бы не эта светлая волнующая грусть?
Милая Таня...
Он прикрыл глаза и будто снова ощутил на груди ласкающий холодок ее рук, увидел добрый внимательный взгляд, услышал мягкий пришептывающий голос. Резкий телефонный звонок вернул его к действительности. Он взял трубку.
– Кисловодск? Зорин? Сейчас с вами будет говорить институт ядерной физики.
Несколько мгновений тревожных шорохов. И густой самоуверенный мужской голос:
– Андрей Николаевич? С вами говорит профессор Саакян, научный руководитель вашего сына. Вы слышите меня? Так вот, я хотел бы связаться с Дмитрием Андреевичем.
– Это не так просто. Он работает за городом, довольно далеко отсюда. Телефона там нет.
– В таком случае, передайте сыну, что его работа по слабым взаимодействиям заняла первое место на институтском конкурсе научных работ.
– Благодарю вас.
– И потом... Сами понимаете, конец года, время отчетов. Надо, чтобы он приехал сюда, доложил о результатах своих исследований в Кисловодске. Иначе тему могут автоматически закрыть.
– Хорошо, я передам ему. Когда он должен приехать?
– Чем скорее, тем лучше.
– Один или с Колесниковым?
– С каким Колесниковым? Ах да... Так Колесников давно уволен из института.
– Уволен?! Почему?
– Видите ли... Он оказался всего лишь авантюристом От науки, и в таком солидном институте, как наш...
– Понятно. Вы уведомили его об этом?
– Приказ вывешен для всеобщего обозрения.
– Где вывешен, у вас в институте?
– Разумеется.
– Но ведь Колесников в командировке, совсем в другом городе.
– Никто никуда Колесникова не командировал. Я командировал и выслал соответствующий документ лишь Дмитрию Андреевичу.
– Как никто не командировал? Это какая-то ошибка, недоразумение.
– Никакой ошибки. Колесников давно уволен. Никакого приказа о его командировке не было. И никаких претензий, насколько мне известно, от него в институт не поступало. О чем же говорить? Если человек больше трех месяцев не получает зарплаты и не удосужился поинтересоваться, чем это вызвано, то сами понимаете... Я поражаюсь только, как этот тип, не имея даже командировочного удостоверения, столько времени живет в другом городе и до сих пор выдает себя за работника института. Я бы на вашем месте...
