Текст книги " Именем человечества "

Автор книги: Владимир Корчагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

2

Свет гас и зажигался через абсолютно равные промежутки времени: две минуты кромешной темноты, две минуты нестерпимо яркого свечения. Спрятаться от него было невозможно. Бесчисленные светильники располагались и в потолке, и в стенах, и кое-где в полу. Свет проникал даже сквозь плотно сомкнутые веки. Все это могло бы свести с ума, если бы не специальные приемы аутотренинга, каким научила его Этана.

Максим нервно усмехнулся. Знала бы она, как встретили его в «самой высокоразвитой» стране Земли! Но он и не строил радужных иллюзий – по своей воле встал на этот путь и не свернет с него, несмотря ни на что.

Дверь камеры бесшумно раскрылась. Обычно после этого внутрь вкатывалась небольшая тележка с завтра-ком, обедом или ужином. И повторялась стереотипная фраза.

– Как вы себя чувствуете?

Максим не отвечал ни словом, ни единым движением. Но сегодня было что-то другое. Свет не погас в положенное время. Дверь оставалась открытой. В камеру вошли двое.

– Шеф просит вас к себе.

Максим понял, что психическая подготовка закончена!

Враги решили, что воля его достаточно сломлена, чтобы начать прямую обработку сознания.

«Ну что же, посмотрим, с чего они начнут», – Максим поднялся с мягкого пружинящего пола, вышел, пошатываясь, вслед за тюремщиками.

Ноги плохо слушались его, тело было точно скованным. Но голова оставалась ясной. Он оглядел своих стражей. Это были, по всей видимости, не просто охранники, но довольно крупные чины разведки. Один из них пошел впереди, другой – чуть сзади Максима. Так они прошли по длинному коридору, поднялись на второй или третий этаж, миновали несколько комнат, в каждой из которых на него устремлялись цепкие глаза таких же выразительно молчащих парней, и наконец оказались в просторном кабинете без окон, где при свете небольшой настольной лампы сидел за столом сухощавый мужчина с бледным непроницаемым лицом. Офицеры, сопровождавшие Максима, сели неподалеку от него.

«Шеф» кивнул на стоящее перед столом кресло, с минуту всматривался в лицо Максима:

– А вы неплохо выглядите, господин Колесников.

– Благодарю вас, мне были созданы все условия. Человек за столом усмехнулся:

– И тем не менее вы, наверное, были бы не прочь сменить обстановку?

Максим пожал плечами.

– Все будет зависеть от вас, только от вас, – сухощавый взял в рот сигарету, придвинул пачку «гостю».

– Спасибо, я не курю.

Хозяин кабинета выпустил изо рта тонкую струйку дыма, взглянул Максиму в глаза:

– Да, все будет зависеть только от вас. Вы сами сейчас решите: ждет ли вас впереди красивая, полная удовольствий жизнь и искренняя благодарность всех людей Земли или...

– Что вам от меня нужно? – перебил его Максим.

– Что нам от вас нужно? Мы знаем, что вы располагаете уникальной информацией. Можете не сообщать, как она попала к вам. Каждый человек имеет право что-то хранить в тайне. Но информацию, о которой я говорю, вы намеревались передать правительству враждебной нам Державы.

– Я намеревался передать ее своему народу, – возразил Максим.

«Шеф» тонко улыбнулся:

– Не будем играть в несмышленышей, господин Колесников. Мы оба знаем, что политику делают не народы и_ даже не парламенты, а те, кто обладает реальной властью. Так вот, вы намеревались передать стратеги, чески важную информацию властям Советской России Зачем? Чтобы она могла развязать ядерную войну, не боясь ответного удара?

– Чтобы ядерная война стала вообще невозможной на Земле. Предложения нашего правительства на этот счет вы знаете.

– Зато вы не знаете его истинных намерений. Это оно, ваше правительство, готовится ввергнуть человечество в пучину ядерной катастрофы, чтобы оправдать свой тезис о неизбежной победе коммунизма во всем мире.

– Вы можете это доказать?

– Это докажет история. Но будет слишком поздно.

– Ваше ведомство способно даже предвосхитить историю?

– Мое ведомство способно предвосхитить даже вашу судьбу. Мы располагаем совершенно точными данными, что по получении от вас инопланетной информации вас должны были уничтожить там, в России.

«Шеф» снова усмехнулся:

– Я знаю, что вы сейчас подумали, господин Колесников. Вы подумали: какой грубый шантаж! Не буду предъявлять вам документальных доказательств, вы мо« жете счесть их за фальшивку. Но встаньте на место русских властей. Ведь вас в любую минуту могли похитить. В этом теперь вы сами убедились. И русская контрразведка прекрасно отдавала себе в этом отчет. Могла ли она оставить такой важный для врага источник информации?

– Что же вы предлагаете? – прямо спросил Максим.

– Я предлагаю передать эту информацию нам.

– Но вы знаете: у меня нет с собой никаких материалов.

– Неважно. Передадите то, что сохранилось у вас в памяти. И не военным, не разведчикам, а таким же ученым, как вы.

«Та-ак... –быстро соображал Максим. – Значит, ни диск, ни бумаги к ним в руки не попали. Иначе они прежде всего потребовали бы показать им, как пользоваться диском, и помочь разобраться в моих записях. А раз диск и бумаги целы – надо бежать. Бежать во что бы то ни стало. Хотя бы использовав элемент связи. Но как это лучше сделать?..»

– Да, вы будете иметь дело только с нашими физиками, – продолжал «шеф». – Вместе с ними и доведете до конца наши благородные намерения.

– Как довели их в свое время в Хиросиме и Нагасаки? – не удержался Максим.

– К чему ворошить старое? – нахмурился американец. – Были и в вашей истории небезупречные страницы. Речь идет о том, как предотвратить войну сейчас. И если бы вы передали всю имеющуюся у вас информацию физикам Запада... Нет, не в обмен за свободу и 6eзопасность, – поспешил добавить он, уловив протестующий жест Максима. – Я хочу повторить еще раз: только здесь, у нас, в контакте с учеными Америки, Западной Европы, вы сможете избавить человечество от термоядерной катастрофы и заслужить благодарность всех людей Земли, ибо только страны Запада, где права человека...

Но Максим уже не вслушивался в этот стандартный набор избитых фраз. В голове его шла напряженная работа. Итак, он без труда мог бы овладеть волей «шефа», будь они с ним вдвоем. Но рядом сидели два офицера, следящие за каждым его движением, в смежной комнате, как он успел заметить, также осталось несколько человек, а на столе, прямо перед глазами, непрерывно крутились диски магнитофона, фиксируя каждое его слово. Что же делать, что делать?

– Хорошо, – сказал он как можно спокойнее, – допустим, я соглашусь с вами, но где гарантия, что вы не поступите со мной точно так же, как намеревались поступить, по вашим словам, руководители Советской России?

– Гарантия? А то, что сейчас вы у нас, здесь, в этом кабинете, а не в застенках Чека, разве не гарантия? Будьте спокойны, у нас нет ни малейшего основания бояться, что вас когда-либо выкрадут. Отсюда не крали никого и никогда! Мы создадим вам все условия для жизни и работы. И какой жизни! А главное – вам будут благодарны и ваши соотечественники, ибо, нейтрализовав ядерную мощь России, мы уничтожим и свои атомные заряды. Право же, никому не хочется стать покойником.

«Так тебе тоже не хочется стать покойником? Стоп. Это идея. На этом можно сыграть. Ампула с нептунием – вот что поможет мне сейчас».

Он провел ладонью по голове, чтобы удостовериться, что ампула на месте. Этот крохотный баллончик, толщиной чуть больше человеческого волоса, искусно закрепленный Таней у него в прическе, был истинным шедевров даже среди изделий, изготовленных автоматами Этаны Сделанный из чрезвычайно легкого, абсолютно непроницаемого для радиоактивного излучения материала, он открывался только по мысленному приказу человека, имеющего элемент связи. И открывался либо лишь настолько, чтобы высвободить две-три крупинки вещества, либо ещё меньше, – чтобы выбросить мощный направленный поток радиации. Этим и решил воспользоваться Максим. Он сделал вид, что у него застилает глаза и нетерпеливо заерзал в кресле:

– А вы не прикажете принести сюда дозиметр? Брови «шефа» удивленно взметнулись вверх:

– Это еще для чего?

– А чтобы я поверил в искренность ваших слов. Мне кажется, вы уже сейчас решили вывести меня из игры.

– Не понимаю...

– Тогда дело обстоит еще хуже. Вы распорядитесь все-таки насчет дозиметра.

«Шеф» пожал плечами, но снял трубку телефона:

– Радиометриста с дозиметром ко мне!

Через несколько минут в кабинет вошел военный с небольшим портативным дозиметром и поставил его на стол перед «шефом»:

– Я слушаю вас, – хозяин кабинета вопросительно взглянул на Максима. Тот привстал с кресла, нагнулся над прибором:

– Надеюсь, вы разбираетесь в такого рода делах? – кивнул он на шкалу дозиметра.

«Шеф» взглянул на пляшущую стрелку прибора и мгновенно вскочил, будто подброшенный пружиной:

– Пятьсот рентген?! Или я что-то путаю...

– Нет, вы ничего не путаете. Я удивляюсь, как вы не почувствовали сами, – сказал Максим. – Впрочем, мои глаза в этом отношении на два порядка чувствительнее ваших.

– Что это значит?! – метнул «шеф» бешеный взгляд на радиометриста.

– Не могу знать, – прошептал тот, бледнея. – В комнате кошмарная радиация. Надо немедленно уходить.

– Так что же мы стоим? – вскричал «шеф» с перекошенным от ужаса лицом. – Быстро сюда! – махнул он рукой на запасной выход. – И вы тоже! – кивок в сторону Максима. – А вы с прибором идите с нами. Рядом с нами! – энергичный жест в сторону радиометриста.

Максим скосил глаза на входную дверь. Сопровождавшие его офицеры метнулись в нее без всякой команды.

Запасной выход открывался на узкую крутую лестницу. «Шеф» первым запрыгал по бетонным ступенькам вниз.

– Сколько на приборе? – бросил он через плечо радиометристу.

– Четыреста двадцать, – ответил тот, сбегая бок о бок с Максимом.

– Боже, что же это? Скорее на воздух!

Через несколько минут они выскочили на залитый солнцем двор. Максим поспешно «прикрыл» шторку баллончика. Стрелка дозиметра сдвинулась к нулю. «Шеф» перевел дух, вытер пот с лица:

– Пройдемте вот сюда, – кивнул он Максиму на не большое строение у забора. – А вам, капитан, немедленно поднять на ноги всю радиометрическую службу и про верить здание вплоть до последнего угла. Исполняйте!

Они с Максимом прошли в просторную комнату, где за низким дощатым барьером были видны лишь стол и тумбочка с телефоном. За столом дремал солдат. Двое других расположились на широком подоконнике. При виде высокого начальства все трое вскочили. Он слабо махнул рукой, указав им на дверь. Солдаты вышли.

«Шеф» сел к столу, расстегнул душивший его ворот рубашки.

«Теперь пора», – решил Максим.

– Вот вам моя рука, – сказал он как можно мягче, подходя к американцу.

– Что рука? Какая рука? – не понял тот, с трудом приходя в себя после пережитого кошмара.

– Я согласен с вашим предложением и вот вам моя рука, – повторил Максим.

Лицо «шефа» расплылось в улыбке:

– Давно бы так! –он протянул Максиму руку. –Да что вы так жмете? Ну, хватит, хватит! Я очень рад... – он поднял глаза на Максима и сразу осекся, рука его обмякла, взгляд потух, голова склонилась к столу.

«Готово, цепь замкнулась!» – Максим выглянул в окно. Все кругом было спокойно. Солдаты молча курили у забора. Чуть дальше, у ворот, прохаживался часовой с автоматом. Больше во дворе никого не было.

А теперь слушайте внимательно, что я скажу! – властно потребовал Максим, обращаясь к «шефу». – Берите трубку и прикажите немедленно подать вашу маши, ну сюда, к этому зданию. И без всякой охраны!

– Хорошо, – ответил тот безразличным голосом, набирая номер телефона. – Алло. Это Рейли. Мою машину к караульному помещению. Да, сию секунду. Нет, охраны не надо.

Через минуту послышался шум приближающегося автомобиля.

– Шофера отпустите, – продолжал командовать Мак. сим. – Надеюсь, вы водите машину?

– Да, конечно.

– Тогда пошли!

Рейли шагнул к открывшейся дверце автомобиля.

– Вы свободны, Майкл, – обратился он к водителю. – Бак полон?

– Так точно, шеф.

– Садитесь, господин Колесников, – сказал Рейли, кладя руки на руль.

Максим сел возле него на переднее сиденье.

– Куда прикажете? – спросил Рейли.

– Сначала за ворота.

Машина вырулила за ограду. Часовой отсалютовал ей автоматом. Рейли взглянул на Максима.

– Теперь прямо на Вашингтон. И быстро! – приказал тот.

Машина помчалась по бетонированному шоссе. Стрелка спидометра замерла на отметке «сто». Максим взглянул на бесстрастное, точно каменное, лицо своего спутника!

– Вы в самом деле убеждены, мистер Рейли, что Америка уничтожит свои атомные заряды, если советское ядерное оружие будет нейтрализовано?

Тот мрачно усмехнулся:

– Нет, конечно. Мы не выживем без войны. Каждый борется за свое самосохранение, как может.

– Но вас не мучает совесть, что в этой войне погибнут миллионы?

– Что поделаешь, служба...

– И вы рассчитывали, что я добровольно помогу вам в таком черном деле?

– Я не очень-то верил в это, но в соответствии с инструкцией...

– Служба, инструкция... А где ваше собственное «я»?

– Собственного «я» у нас не имеет даже президент. Собственное «я» имеют только деньги. Большие деньги.

– Какую же мерзость вы хотите навязать всему миру!

Рейли пожал плечами. Максиму не хотелось говорить

с ним больше ни о чем. Он перевел взгляд на спидометр. Счетчик отсчитывал уже третий десяток километров. Вдруг резко пискнул зуммер радиотелефона. Рейли повернул лицо к Максиму.

– Ответьте, – сказал тот как можно спокойнее. – Скажите, что вы были вынуждены срочно выехать в Нью-Йорк.

– В Нью-Йорк?!

– Да, в Нью-Йорк, – повторил Максим, нажимая на последнем слове. – И добавьте... Кстати, где мой коллега Дмитрий Зорин?

– Там, в Центре. Только... – Рейли замялся, отвел глаза в сторону.

– Продолжайте! – потребовал Максим.

– Да как вам сказать... Его состояние... Словом, во время допроса...

– Вы пытали его?!

– Он оказался слишком упрямым, и сами понимаете...

– Так вот, добавьте, чтобы ваши подчиненные сделали все для восстановления его здоровья и подготовили необходимые документы для передачи Зорина Советскому посольству.

Рейли послушно повторил слова Максима в трубку радиотелефона.

– Теперь давайте-ка свернем с автострады и поедем немного другим путем. В целях вашей же безопасности.

Рейли кивнул.

Через полчаса машина вылетела на четырнадцатую улицу и остановилась перед воротами Советского посольства. Максим спрыгнул на тротуар:

– Дайте вашу руку, Рейли, и посмотрите мне в глаза. – Так... Через десять минут вы обретете прежнюю свободу действий. А сейчас поторопитесь в Центр. Там вас ждут.

От девятнадцатого – первому

В ночь на четырнадцатое июня семнадцатый, восемнадцатый и Делец арестованы в доме Лесника при попытке завладеть вещами Странника. Мне удалось избежать задержания, так как по приказу семнадцатого я ждал их в машине в трехстах метрах от дома. В ту же ночь Лесник покинул Вормалей и отбыл в неизвестном направлении. Местонахождение диска и бумаг Странника установить не удалось скорее всего, Лесник захватил их с собой. На следующий день была арестована Экономка. А еще через день сын Дельца, хорошо знавший семнадцатого, восемнадцатого и меня и, очевидно, догадывавшийся, какую роль играл Делец, публично отрекся от своего, оказавшегося неродным, отца, добровольно рассказал обо всем, что ему известно, органам безопасности. В сложившейся обстановке мне пришлось срочно оставить работу в леспромхозе и скрыться в тайге. Прошу вашего разрешения покинуть Вормалей.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

1

Утро встретило их у подножия сопки Дальней, на небольшой поляне, плотно окруженной молодыми листвен-ничками, только что одевшимися в яркий весенний убор. Воздух был прохладным. Но солнце уже выкатилось из-за сопки, и миллиарды искр рассыпались по белой от росы траве и нежной бахроме лесных красавиц. Свежий ветер быстро сгонял последние космы розоватого тумана. Радостный гомон птиц поднялся навстречу рождающемуся дню.

Силкин снял с плеч Тани рюкзак, бросил на землю свою охотничью суму:

– Вот теперь отдохнем. Разложим костерок, попьем чайку, поспим, пока роса не обсохнет.

– А далеко еще?

– Неблизко. Я ведь нарочно сказал про избушку у Марьина болота. Наш путь на Лысую Гриву.

– На Лысую Гриву?! Но ведь туда, говорят, неделя пути!

– Неделя не неделя, а два-три дня протопаем. Зато уж там нас ни одна вражина не сыщет! – Силкин довольно хмыкнул в бороду.

– Но зачем нужно было вводить в заблуждение Андрея Николаевича?

– А чтобы ни одна живая душа не знала, куда мы схоронились.

– Зорину можно было сказать все. Я верю ему, как самой себе. Бы же видели.,.

– Я понял, что он хороший человек. Да ведь и хорошего человека можно обвести вокруг пальца. Неровен час, обмолвится кому-нибудь. А я теперь научен...

– Но как же найдет нас Максим?

– Максим не дурак, сразу поймет, где искать Силкина. Я потом шепнул этому Зорину, что избушка там, куда он, Максим, еще в детстве не побоялся сходить. Ну, а если и этого будет мало, так я знак оставил.

– Какой знак?

– А видела, я перед тем, как уйти, во дворе топор •всадил в чурбак? Так вот, по тому, как он всажен, Максим и поймет, где нас искать. У нас, охотников, всегда так. И Максим еще с детства это знает. Словом, найдет он нас, не беспокойся. А ты умаялась, поди?

– Да ведь с непривычки, дядя Степан...

– Ну еще бы! Ложись вот тут, отдохни малость, – он наломал лапника, прикрыл сверху полушубком.

Таня опустилась на мягкое душистое ложе, привычно приложила палец к виску и услышала:

– Главный информаторий Ао Тэо Ларра приветствует вас... – Она улыбнулась: пока все в порядке. Приятная дремота начала подкрадываться к ней. Но что он еще го ворит? – Назовите мысленно наш шифр, шифр командирра корабля... – И сразу сон долой! Какой шифр? Она не знала никакого шифра. А голос кибера-информатора умолк. Что же это? Как ей теперь быть? Таня даже при встала на своем ложе, снова и снова пытаясь связаться с диском, – оттуда не доносилось больше ни звука. А она– то надеялась считать с него всю необходимую информацию через свой элемент связи. Да разве Этану перехитришь! Она, конечно, предусмотрела и такой поворот событий. Какая досада!

Таня в отчаянии зарылась лицом в пахучую хвою. Как она не догадалась расспросить обо всем Максима! Но кто мог подумать, что все обернется так скверно? Максим-Максим, где ты сейчас?..

2

– Этот вот оползень сошел с сопки, считай, на моих глазах, – сказал Силкин, когда они поднялись на высокий крутой бугор, поросший молодым кедровником. – Прежде тут был овраг и, как сейчас помню, мостик через Него. Мостик пустяшный – три лесины с берега на берег, а без него в ненастье – хоть плачь, ни за какие коврижки на ту сторону не переберешься. Добрый, видать, человек соорудил тот мостик. И Проклятого пупка не побоялся.

– Чего, чего? – рассмеялась Таня.

– Ты не больно смейся! Сейчас, может, и я посмеялся бы с тобой. А тогда... Дурная молва шла тогда о Лысой Гриве.

– Ну, с Лысой Гривой понятно. Там, я знаю, челночные корабли инопланетян приземлялись. Они хоть на кого страху могли нагнать. А что за «пупок» тут пугал вас?

– Проклятый пупок – это такое место здесь неподалеку, куда в грозу будто все молнии норовили вдарить. Ну, словно тянуло их в эту круговину у оврага. Там аж земля спеклась, как в кузнечном горне. После Максим сказывал, что аккурат в этом месте корабль энтих самых, с другой звезды, сквозь землю провалился. Может, оно и так. А боялись мы этого места. Я, бывало, чуть не бегом старался Проклятый пупок проскочить.

– А сейчас, после оползня, и молний не стало?

– Да нет, нельзя сказать, чтобы совсем не стало. Бьют и сейчас, но меньше. Вон, видишь, лиственница с обломленной верхушкой? Так это ее молнией спалило. Тут как раз и был Проклятый пупок.

– Дядя Степан, можно я схожу туда, к этой лиственнице?

– Сходи, отчего не сходить, на небе ни тучки, бояться нечего. А я тут табачком побалуюсь.

Таня, сама не зная почему, подчиняясь какому-то безотчетному чувству, поспешила к обгоревшему дереву. Но что это? За ухом у нее вдруг щелкнуло, знакомый холодок пробежал по телу. Так было лишь тогда, когда элемент связи подключался к Главному киберу звездолета. Что могло это значить? Они вернулись?! Таня невольно отпрянула назад. Но в ушах отчетливо звучал уже... голос Этаны.

Таня оцепенела. Что еще надо этой космической амазонке? Зачем она снова разыскала ее, Таню, даже в такой глуши? Чтобы сообщить какую-то страшную весть? Но тут до сознания дошло нечто совсем уж непонятное: Этана говорила на своем родном языке. С кем? О чем? Кто мог понять здесь, на Земле, речь инопланетянки? Что нес из глубин пространства этот холодный бесстрастный голос?

Как жаль, что, будучи на корабле, она так и не научилась как следует языку Агно. Впрочем, кое-что ей было все-таки понятно. Тем более, что каждая фраза по-

чему-то повторялась несколько раз. Таня прислушалась. Да, некоторые выражения были определенно знакомы. Эти вот первые фразы можно перевести примерно так:

«К сведению всех галактических кораблей системы Агно... – И дальше. – Вещает гравиобуй, установленный командиром Ао Тэо Ларра...»

Вот оно что! Это всего лишь электронная запись. Потому фразы и повторяются по нескольку раз. Видимо Этана обращается таким образом к тем, кто прилетит сюда вслед за ней. О чем же она предупреждает их? Это так важно для Земли! Таня напрягла все свое внимание:

«Здесь, в этой точке, на глубине трехсот двадцати восьми... Остатки галактического корабля Ао Тэо Эми-ка...» – мысленно переводила Таня. Но дальше шли абсолютно непонятные выражения. Неужели она больше ничего не узнает? Впрочем, вот снова знакомые слова:

«Буй установлен в день отлета Ао Тэо Ларра к системе Агно... При галактических координатах Солнца...» – снова несколько непонятных слов. И вдруг:

«Буй выдаст предполагаемую траекторию Ао Тэо Ларра к Системе в ответ на наш шифр: Ко ми даро элла...»

Что?! Таня даже вскрикнула от неожиданности. Их шифр? Шифр Этаны? А голос инопланетянки снова повторял:

«...в ответ на наш шифр: Ко ми даро элла...»

Дальше опять следовали какие-то непонятные фразы. Но Таня больше не слушала. «Ко ми даро элла!» – твердила она, чуть не бегом возвращаясь к Силкину. – «Ко ми даро элла!» Неужели это и есть тот шифр, который требовал от нее кибер-информатор диска? Но ведь тогда...»

Она вихрем вырвалась на тропу, подскочила к своему рюкзаку.

– Ты что, испугалась чего-нибудь? – шагнул ей навстречу Силкин, поспешно гася самокрутку.

– Нет, дядя Степан, посидите, покурите еще! – она присела к рюкзаку, сдавила ладошками виски. Диск не заставил себя ждать:

– Главный информаторий Ао Тэо Ларра приветствует вас. Назовите мысленно наш шифр, шифр командира корабля.

– Ко ми даро элла! – прошептала Таня, задыхаясь от волнения.

И сразу ей в ответ:

– Благодарю вас. Какой раздел знаний вас интересует?

– Все! Все в порядке! – Таня вскочила на ноги и, смеясь от счастья, закружилась, как девчонка, по тропе', потом подбежала к Силкину, обняла его за плечи, прижалась к его седой, прокуренной бороде. – Все в порядке, дядя Степан! Научилась я разговаривать с диском. И теперь узнаю все-все!

3

– Вот мы и пришли, – сказал Силкин, отодвигая кол, которым была подперта дверь избушки. – Видишь, как у меня тут славно: и печурка и нары. Даже запас мучки и соли вот здесь, в ларе. Ну, и без мяса я тебя, конечно, не оставлю. Самой что ни на есть свежатинкой попотчую. А взгляни – какая красота кругом!

Таня обвела глазами залитые солнцем дали. Заимка стояла в самом низу огромной котловины, метрах в тридцати от большого красивого озера. Склоны котловины, ровные, стремительно уходящие к горизонту, сплошь поросшие густым пихтачом, напоминали гигантский зеленый амфитеатр. А прямо над ним, на противоположной стороне, вздымалась суровая каменная гряда, казавшаяся крепостной стеной таинственного сказочного города.

– Это и есть Лысая Грива? – указала на нее Таня.

– Она самая. Мы обошли ее стороной. Кордон, значит, лежит теперь там, за гривой. А сюда, на эту сторону, ни один вормалеевец носа не сует, потому как один я кружной путь знаю. Оттого и зверь здесь не пуганый. А уж ягод, грибов – видимо-невидимо!

– А как же Максим?

– Максим-то? Хе! Максим найдет нас и здесь. Я ему про эту заимку не раз сказывал. И о кружном пути говорил. Так что ни о чем не беспокойся. Будет тебе тут вроде как дача. Спать будешь на нарах. Я летом в избе не сплю, мое место у костра. А чтоб тебе не скучно было...

– Нет, скучно мне не будет, дядя Степан. Я должна диск слушать.

– Гм... Неужели он и вправду говорит с тобой?

– Говорит. Хорошо, понятно говорит. Я вчера после ужина допоздна его слушала.

– Ну, значит, будет тебе занятие. А то я ведь иной раз и надолго ухожу.

– Уходите, куда и насколько вам нужно, дядя Степан. ни о чем не беспокойтесь. Мне надо как можно больше из диска узнать. Узнать и записать. Мало ли что может произойти...

– Так что же, ты хочешь все время при себе его держать?

– Нет, это не обязательно. Я и на расстоянии могу с ним разговаривать.

– Тогда схороним его вот тут, в этой расселине, ви дишь? А чтоб точно место заметить, я ее валежничком при порошу.

Покончив с диском и бумагами, Силкин развел костер, вскипятил чаю, тщательно застлал пихтачом нары в избушке и, наскоро перекусив, вскинул на плечо ружье:

– Ну, располагайся тут, отдыхай, хозяйничай. А я пойду, дичи поищу, давно свежего мясца не ели.

– Счастливо, дядя Степан! – Таня проводила его глазами, затем прилегла на душистую хвою и привычным движением приложила руку к виску:

– Главный информаторий Ао Тэо Ларра приветствует вас...

4

– Ну, и много ты узнала из этого вашего кругляшка? – спросил Силкин несколько дней спустя, когда, плотно позавтракав, они сидели у костра и пили горячий, пахнущий дымком чай.

– Много, дядя Степан. В двух словах не скажешь.

– Он что же, вроде как пластинка на патефоне или радио какое?

– Да, примерно так. Мне слышится человеческий голос, ясный, отчетливый. Но кроме меня его не слышит никто.

– Ловко! А как он узнает, этот голос, что тебе от него надо?

– Очень просто. Я задаю ему вопросы – он отвечает.

– Чудно! И все, значит, как есть, про эту нейтрину расписывает?

– Да, я уже почти все поняла и записала.

– Путную вещицу привез Максим от этих чужаков. Больно, стало быть, понравился он им, коль на такое расщедрились. Да ведь и то сказать – семь лет там прожил. А вот вернулся. К тебе, Татьяна, вернулся! Видно, как ни хороша была эта его тамошняя, с другой звезды, а свое-то, земное, оно дороже.

Таня покачала головой:

– Нет, дядя Степан, не ко мне он вернулся – к Земле. К людям вернулся, чтобы избавить их от страшной гибели. А я... Он и не знал, что я жива. Ну, а когда уз-нал... Больше-то у него на Земле никого не осталось... К тому же – сын...

– Что же он, совсем как к чужим, к вам?

– Нет, дядя Степан! Я вижу, ему хочется стать мне хорошим мужем. Всем сердцем хочется. И в Вовке он души не чает. Но... Не любит он меня, любит ту, другую. И нет-нет, да такая тоска у него в глазах... – Таня отвернулась, чтобы скрыть слезы.

– Да-а, видел я ее, эту... другую.

– Вы видели ее? Где, когда? – встрепенулась Таня.

– Да вот здесь, почитай, на этом самом месте. – И старик подробно рассказал, как натолкнулся случайно на плачущую Миону, как пожаловалась она ему на свои невзгоды и попросила написать обо всем Максиму.

– А тут как раз сын мой Колька собрался в город, где Максим работал, – продолжал Силкин. – Ну я и отписал ему все, как есть. Может, зря это сделал...

– Нет, дядя Степан, не зря! Как можно было не пожалеть бедную девушку?..

– Вот и я подумал. Больно уж она убивалась по Максиму! Так просила меня, старика! И такая была пригожая...

– Вот в этом и все дело. Я тоже ее встречала. Такую нельзя не любить. Разве мне с ней сравниться!

– Ну, ты у нас тоже... Другой такой поискать! А та, пришлая, может, она и лучше, так ведь где она? Сами говорите, на другой звезде. Попробуй, доберись туда к ней! Их звезды-то глазом не достанешь. А ты тут, рядом. Что, Максим век будет сквозь тебя на звезды смотреть? Обтерпится, забудется.

– Обтерпится, забудется? Нет, дядя Степан, это не по мне. Люди должны или любить друг друга или...

– Что или?

– Так если он не любит меня, то и я не смогу его любить. Когда-то девчонкой-несмышленышем я просто не понимала этого, а теперь...

– Теперь! А теперь вы муж и жена! И дите у вас растет, о чем еще толковать!

8

«О чем еще толковать... Как все просто у дяди Степана. А на деле...» – Таня сбежала к самой воде озера и, присев на нагретую солнцем корягу, стала следить за солнечными бликами. Здесь, в глубине котловины, не было ни ветерка. Тонкие свечи камыша будто заснули под яркой россыпью кувшинок. Звуки исчезли. Воздух казался недвижимым, набухшим от запаха весенней прели. Все кругом точно застыло в ленивой дреме. Лишь верткие стрекозы вились над самой гладью озера, да деловитые муравьи сновали взад и вперед по голым сучьям коряги. Тишина и покой, казалось, навечно поселились в этом сказочно прекрасном месте.

А мысли, бегущие в голове у Тани, были одна другой печальнее. Что из того, что Максим вернулся на Землю? Что из того, что Миона навсегда исчезла в глубинах космоса? Она осталась в сердце Максима. Не могла не остаться. И разве можно в этом винить его? Но как перенести все это? Как жить дальше, зная, что любимый человек тоскует рядом с тобой?

Ведь он даже не поцеловал ее в тот последний миг перед посадкой на самолет. Правда, он был очень взволнован предстоящей поездкой, не спал ночь, кругом были чужие люди. И все-таки... Дмитрий – и тот обернулся к ней на трапе. Максим же не простился и глазами.

А потом была еще минута расставания. С другим близким человеком. И он, этот другой, тоже не поцеловал ее на прощание. Но она видела, чувствовала каждой клеточкой, каких сил стоило ему не броситься к ней, не прижать ее к своей груди.

Милый, добрый Андрей Николаевич! Так она мысленно называла его теперь всегда. Потому что ни в ком никогда не встречала такого искреннего участия, как в этом по-настоящему хорошем человеке. Ей казалось, что так Может относиться лишь отец к любимой дочери. Но что она могла знать об этом?

Таня даже не видела своего отца. Он умер, по словам матери, еще до ее рождения. У нее не было почему-то даже его фотографии. Мать вообще почти ничего не говорила об отце. Да и что можно было сказать маленькой Девочке? Ведь мама умерла, когда Тане едва исполнилось семь лет.

И, уж конечно, ее никогда не баловали вниманием. Таня воспитывалась у теток. Сначала у одной, доброй и болезненной, жившей в деревне; потом у другой, – чопорной и злой, которая жила в городе и «выводила ее в люди». Это заключалось в том, что сразу по окончании восьмилетки она отправила Таню в другой город в медицинское училище и каждый месяц выдавала по пять рублей на «карманные расходы». Главной статьей этих «карманных расходов» были хлеб и чай. Потому что, кроме крохотной стипендии и этих пяти рублей, у Тани не было абсолютно никаких средств к существованию.