Текст книги "Никола Тесла. Портрет среди масок"
Автор книги: Владимир Пиштало
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)
46. Слепые говорят, что глаза смердят
Кто не любит златокрылые легенды, которые живут куда дольше, чем сухие цифры? Кому не нравятся легенды, которые розовым крылом касаются нашего раскаленного лба и окутывают наши боли золотым облаком?
Человечество постоянно взывает к ним: «Выведите нас на широкий путь из мрачной действительности, о легенды! Приласкайте нас, о легенды!»
Согласно легенде, Тесла повернулся к публике благородным профилем, воздел руки и разорвал чек на миллион долларов.
– Вы поверили в меня! – произнесла легенда устами Теслы.
В действительности Джордж Вестингауз крикнул:
– Никогда!
Служащие шефа всех погребальных контор, Джона Пи Моргана, купили компанию Эдисона и предложили купить его самого.
– Никогда! – возопил Вестингауз, как умирающий бронтозавр.
После этого восклицания Вестингауз объединился еще с несколькими малыми предпринимателями. Небо над Питсбургом потемнело. Подхалимы занервничали. Ногтем они подчеркивали абзац договора, в соответствии с которым Тесле выплачивали два с половиной доллара за ватт, и повторяли:
– Откажись от этого!
Когда Тесла открыл двери, Вестингауз походил на разваливающийся шкаф в смокинге. Расстроенный джинн всматривался в ветер, который проносил мимо окон последние снежинки. Он глубоко вздохнул:
– Огромная горилла послала своих лающих обезьян купить мою фирму.
Два голубых рожка возникли над висками Теслы. Он не слышал, что говорил ему посетитель. Он вслушивался в костный мозг Вестингауза. Между носом и губами он ощутил вкус его души.
– У меня нет выбора, – сломался Вестингауз. – Прошу вас – откажитесь от дивидендов.
Тесла все еще был свежим молодым человеком, желающим нравиться. Его глаза излучали внимание и теплоту. Пробор разделял волосы на два крыла. От сияния его белоснежной сорочки Вестингауз едва не заполучил куриную слепоту.
С одной стороны, изобретатель желал успеха всем своим существом. С другой – он слабел от страха, предвидя размеры предстоящего успеха, и старался подготовиться к нему. Против него были бесконечные затягивания, злая воля инженеров, пираты-соперники.
– Хорошо! – вздохнул Тесла и обменял деньги на славу.
С этого момента Вестингауз вновь стал цунами в человеческом облике. Прижал инженеров, которые больше года тормозили процесс.
Все существующие приборы следовало приспособить для использования в скромном моторе.
Шаленберг и Стилвелл заткнули уши. Надо было что-то предпринять. И тогда на исторической сцене, наподобие «бога из машины», появился, часто моргая, молодой инженер Бенджамин Ламе. В любой ситуации, даже на охоте, он выглядел сонным. Вестингауз назначил его ответственным за сопряжение приборов с мотором, горы с Магометом. Добродушный Ламе просто-напросто принял старое предложение Теслы – приспособить систему к мотору, работающему на шестидесяти оборотах.
– Это невозможно! – налился кровью Шаленберг и покинул совещание.
– Подожди. – Стилвелл схватил его в гулком коридоре за плечо. – В этом есть что-то.
Они перешептывались совсем как два спаривающихся под камнем скорпиона. Стилвелл страстно бормотал. Лицо его шефа просияло. Из оскала Шаленберга вырвались сладкие, почти искренние слова:
– Ты думаешь?
– Уверен, – приободрил Стилвелл своего шефа.
– Думаешь?.. – изнеженно повторил Шаленберг.
Стилвелл шепотом объяснил, что на этот раз идея исходит не от Теслы. Следовательно, это новая идея. Они могли согласиться с ней, а заслугу приписать Ламе и тем самым выдавить пришельца, который все равно собирался в Нью-Йорк. Они будут настойчивыми, как муравьи. В отсутствие Теслы историю можно будет протолкнуть – путем постоянного навязывания.
Пока горничная укладывала в чемодан накрахмаленные сорочки, Тесла бросал бумаги в сумку, непрерывно напевая. В Питсбурге он целый год боролся с инженерами, совсем как Зигфрид со злыми карликами.
– Паук в цветах сбирает яд, за ним пчела находит мед, – весело декламировал он.
– Слепцы говорят, что глаза смердят, – ответил ему хитроумный Сигети.
Горничная всей своей тяжестью навалилась на крышку набитого чемодана.
– Ты уверен, что не хочешь остаться у Вестингауза? – спросил Сигети.
– Понимают ли эти бюрократические олухи, что они ошибаются? – произнес Тесла, мстительно застегивая сумку.
Сигети пожал плечами:
– Разве Гёте не сказал, что надо верить даже клеветникам, потому что человек не может не верить в то, чего он страстно желает?
47. Всего живого
Закон компетенции, иногда плохо воспринимаемый личностью, весьма полезен для всей расы, поскольку обеспечивает существование лучших в любой сфере.
Эндрю Карнеги
Пробившись сквозь толпу носильщиков с пыльными плечами, он сел в вагон. Напротив уселись две носатые сестры и такая же мать. Смех защекотал в носу у Теслы, как шампанское, потому что он вспомнил свою студенческую лекцию: «Дорогие коллеги, вдохновенные коллеги, следуйте за своим носом». Он спрятал улыбку под газетой. Потом он высунул из-под газеты свой «престол для пенсне» и озабоченно посмотрел в небо: будет дождь! В кармане у него лежало письмо Стевана Пространа. На коричневой бумаге трогательным почерком рабочего был написан адрес.
Он сошел с поезда в ближайшем городе – Хоумстеде.
Значит, тут находятся сатанинские фабрики Блейка! Здесь мастерские божественного кузнеца, хромого Гефеста.
Вдалеке послышался гудок. Фабрика рычала и выплевывала огонь, как дракон. Феллахи пялились на строящиеся пирамиды. Воздух от дыма стал кислым.
Здесь жерла кормили рудой по двенадцать часов без перерыва. Солнце, угасающее в домне, бросало наружу горячие капли. Домны обжигали брови.
Здесь жили убогие языком. Общими воспоминаниями. Иностранцы. Тесла проходил мимо прокопченных улыбок. В рабочих бараках словачки пели трогательные песни. Перед бараками сербские и хорватские бабки говорили о своих болезнях.
– Как ты? – спрашивала одна.
– Плохо… – жалобно отвечала другая.
Утренний пьяница выражал на непонятном языке сильные чувства. Широкоплечие усатые рабочие в грязных сапогах издевались над поляком, который трахнул хорька.
– Да, здорово ошибся! – смеялись они.
– Эй, дед, а ты был хоть когда-то молодым? – задирали они какого-то старика.
– Эх, сынок, – отвечал он. – Мне бы твою голову, я бы три дня без просыпу поспал бы!
Перешептывались о предстоящей забастовке.
Сломавшись в пояснице, Тесла подошел к усачам:
– Вы знаете Стевана Пространа?
– Знаем, – удивились рабочие: господин говорил на их языке!
В глазах усачей немедленно возник молчаливый вопрос: «Неужели ты, великий и успешный, откажешься от нас?» – «Нет, я не отрекусь от вас!»
Усачи сказали, что Стеван недавно переселился в Ренкин, где платят больше – четырнадцать центов в час.
– Чтобы добраться до Ренкина, надо три пары железных сапог истоптать, – смеялись они. – Сначала паромом до Китинга. А паром сейчас не ходит.
Он искал своего Стевана, но его нигде не было.
Иногда ему казалось, что его окружают духи, которые постепенно, один за другим, исчезают.
– Ох ты, де-е-евка моя-а-а! – затянул кто-то под кислым небом.
Холодный ветер доносил напевы:
– Не вертися ты-ы!
– Позабудь меня-а-а!
Он шел к вокзалу, вдыхая теплый дух дегтя. По дороге услышал, как рабочий, наверняка серб, беседуя с бабкой, помянул кого-то, погибшего при взрыве домны «С».
– Эх, бедолага. Хороший был человек. Женился на той Маре. И отец у него добрый человек был, тот Радован. Хорошие люди были. Ну, дай вам Бог здоровья, тетя.
Теслу опечалили эти простые слова.
И стало ему жалко… И людей, и детей…
И всего живого…
48. Бородатая женщина
Глаза Эдисона были как бойницы. Он спросил с брезгливой улыбкой:
– Есть у них слабые стороны?
– Система опасна, – пробормотал Бэтчелор, поглаживая ладонью идеальную бороду.
Эдисон наставил на него указательный палец:
– Система убивает! Они выпустят джинна из бутылки.
Волосы Эдисона выглядели как трава после заморозков.
Нос Эдисона напоминал маринованную свеклу. Пальцы Эдисона плясали по столу.
– Это нам не впервые. Вспомни, как мы боролись против газа. Позови Джо Гамшу. Вызови Сэма Имью.
Бэтчелор потер волшебную лампу. Гамшу и Имью с мрачным взглядом бегающих глаз приковыляли и воскликнули:
– Приказывай!
Жесткие губы жевали сигару. Пепел сыпался на одежду Эдисона. Пальцы опять забарабанили по столу.
– Беспокоит меня Вестингауз! – пролаял изобретатель с узкими глазами. – Он все никак не остановится.
Вестингауза не зря называли «цунами в человеческом облике». Он неустанно подкупал бизнесменов и политиков. Он раздавал интервью. Посылал своих агентов и коммивояжеров по всей Америке. Он уже продал свой переменный ток одному руднику в Колорадо.
Страшный, как подземный ток воды, Эдисон с Гамшу и Имью строил планы. Он первым поверил в то, в чем убеждал других. В разных газетах он поднял шум по поводу «электрических убийц».
Его немилосердный приказ разослал цирковые шатры по всему Нью-Йорку и Среднему Западу:
– Начинайте представления!
*
В Пеории, штат Иллинойс, испуганная дворняжка скулила на сцене. Похоже, зловещего вида ассистент привязал ее к аппаратуре. Горбун схватил ее за шею и прикрепил электроды.
– Не трожь собаку! – кричал кто-то из публики.
Улыбаясь, словно Чеширский Кот, демонстратор походил на одного из тех «профессоров», что продают «змеиное масло» в канзасской глубинке.
Профессор заорал, как будто обращался к глухим или детям:
– Дамы и господа, уважаемая публика! Мистер Вестингауз из Питсбурга желает провести в ваши дома новый вид электричества. Туда, где ваши жены нянчат ваших детей, – ужаснулся оратор, – он хочет провести так называемый двухфазный ток. Я знаю, что вы скажете! Вы скажете, что у вас уже есть надежный постоянный ток, который нам подарил, – тут продавец змеиного масла благородно улыбнулся, – мистер Эдисон!
Зрители были знакомы только с чадящей керосиновой лампой и дрожащим огоньком свечи. Тем не менее они уверенно кивали.
Театральные гримасы и жесты «профессора» действовали едва ли не сильнее слов.
– Вестингауз, – подбородок «профессора» трагически задрожал, – говорит нам, что его переменный ток легко передать на большое расстояние. Все нехорошие дела совершаются с легкостью. Но безопасен ли этот ток? Безопасен ли он? – Оратор сам удивился своему вопросу. – Сейчас увидим!
По взмаху руки Безумного Шляпника часть занавеса поднялась над устрашающими катушками Теслы.
Дворняжка, привязанная кожаными ремешками, заскулила, увидев их.
– Игорь, прошу вас! – оперным тоном приказал «профессор».
Горбатый Игорь, идиотски усмехаясь, проверил провода, прикрепленные к собачьей шее, и подмигнул бородатой женщине:
– Включите рубильник!
Бородатая женщина повернула ручку.
Шипение, искрение и жалобный вой слились в один звук. Публике казалось, что она видит дым и ощущает запах жареного мяса. «Профессор» поднялся над останками погибшего молодого пса и объявил:
– О нем позаботился мистер Вестингауз!
Горбатый Игорь, скалящийся «профессор» и бородатая женщина сверкали нарумяненными щеками и моргали круглыми глазами. Злорадно улыбаясь, они взялись за руки и низко поклонились публике.
49. Опустите руки в сосуды с водой
Вряд ли те, кого интересовало дело Кеммлера, спокойно спали минувшей ночью. Надзиратель Дарстон рассказывал, что все присутствовавшие сильно нервничали…
Кое-кто пытался заговорить, но тут же умолкал. Ужасные шаги послышались в каменном коридоре.
В камере смерти не было ни Безумного Шляпника, ни Игоря, ни бородатой женщины.
В нее вошел зеленщик Уильям Кеммлер, который в Буффало изрубил на куски собственную жену.
Кеммлер был серьезен.
– Господа, – произнес он, – желаю вам всего наилучшего… И еще хочу сказать вам, что меня много в чем оболгали. Да, я и так достаточно плохой человек. Но жестоко делать меня еще более страшным.
Он спокойно уселся на электрический стул, словно желая отдохнуть. Одежда на его шее была разрезана, чтобы обеспечить электродам свободный доступ.
– Делайте свое дело как следует, – сказал он палачам.
Надзиратели прикрепили к голове электроды. Лицо приговоренного, частично укрытое кожаными ремешками, выглядело ужасно.
– Готово? – спросил он.
Никто ему не ответил.
Кеммлер поднял глаза, чтобы уловить солнечный луч, пробравшийся в камеру смерти…
– Прощай, Уильям! – крикнул ему надзиратель Дарстон, и тут раздался щелчок…
Человек пытался подняться со стула. Все его мышцы напряглись. Похоже, если бы его не привязали заранее, шок отбросил бы его к противоположной стене. Рубильник вернули в прежнее положение. Наблюдатели перевели дух. И тогда с ужасом посмотрели на Кеммлера…
– Мой бог, он жив! – догадался Дарстон.
– Включи ток, – шептал кто-то другой.
– Ради бога, убей его! Сколько это может длиться!
Грудь Кеммлера поднималась и опускалась.
Доктор Шпичка приказал:
– Еще раз!
И вновь раздался щелчок, и тело приговоренного скорчилось на стуле. Между тем динамо-машина работала с перебоями. Слышалось громкое потрескивание. Кровь выступила на лице несчастного. Кеммлер потел кровью! В довершение всего кожа и волосы вокруг электродов выгорели. Смрад стоял невыносимый…
– Я просто пробежал глазами сообщение о смерти Кеммлера, – прокомментировал Томас Эдисон. – Чтение не из приятных. Известно, что тридцать или сорок человек погибли в результате контакта с током… Ошибка, по моему мнению, состоит в том, что это дело доверили докторам. Во-первых, волосы Кеммлера не проводили ток, во-вторых, я не верю, что макушка головы – подходящее место для тока… В руках больше жидкости и мышцы более мягкие, потому это самое подходящее место для удара… А лучше всего опустить руки в сосуды с водой.
«Нью-Йорк таймс», 6 августа 1890 года
50. И сестру Смерть
Как молния пришел я и как ветер мчусь, В раю меня счастливым ты найдешь.
Фирдоуси
С некоторых пор жизнь казалась Сигети пресной, без сладости, как будто он жует воск. Кроме хмурого Гано Дана, он нанял еще одного ассистента, Коломана Цито, чтобы говорить с ним по-венгерски. Он поселился в хорошей квартире рядом с парком Гранмерси. Его хозяином был избалованный пьяница, регулярно поколачивающий жену.
– Хочешь заботиться о ком-нибудь? – злился Сигети на хозяйку. – Тогда позаботься сама о себе!
– А что же вы о себе не заботитесь? – вздрагивала хозяйка.
Сигети давно уже не приседал с гантелями в руках. Волосы цвета меда слиплись, кожа стала жирной. Он растолстел и потому, без того низкорослый, казался еще меньше ростом. Приступы его врожденной веселости становились все реже. Он жаловался на мигрень:
– Знаешь, как ноет!
Тесла не слышал его. Не слышал, потому что в его голове звучало множество голосов. Случай с Кеммлером глубоко потряс основы его мира.
– Я и так достаточно плохой человек, – повторял в его голове приговоренный голосом ветра. – Но жестоко делать меня еще более страшным.
– Прогресс – твой бог! – старался перекричать он голосом Милутина Теслы причитания Кеммлера. – А Прогресс не выбирает, он увеличивает зло!
Никола еще более ужаснулся, почувствовав правду в словах отца. Прогресс впервые продемонстрировал ему мертвую сторону своего лика.
Эдисон убил.
Убил его руками.
– Прометей принес величайшую жертву, но потом огонь попал в руки Нерона, – бормотал Никола.
Но все это касалось только личной жизни.
Как всегда, времени на раздумья не хватало.
Жалкая, бледная тень Кеммлера вздохнула в последний раз и покинула сны Теслы.
Наш герой усилием воли опустил со лба рабочие очки. С теплоглазым Мартином он писал биографию, заканчивал оформлять патенты для Вестингауза и два новых типа ламп накаливания.
Теслу охватила неутомимая сила.
Антал отставал.
Тем не менее, как только его посещала блестящая мысль, венгр осторожно, как нераспечатанное письмо, возвращал ее туда, откуда она явилась.
Анталу хотелось, чтобы на улицах говорили по-венгерски. Теперь он регулярно ходил в ресторан с цимбалами, который сразу после приезда показался ему скучным. Теперь Будапешт казался ему сказочным городом. Там тончайшие скрипичные струны пели, как птицы, и ревели, как огромные животные. Там раскрашенные деревенские телеги, похожие на ярмарочные сердечки, катили в тени трамваев.
Но… Но… Но…
Возвращение домой было бы поражением.
И что теперь?
Ничего, кроме смеха,
Ничего, кроме праха,
Ничего, одна пустота.
И все беспричинно живет.
Опавшие листья засыпали его тихое жилище поблизости от парка Гранмерси. Зеленые и желтые пятна с мостовой переселялись в мозг. Эта прекрасная квартирка стала для Антала западней. В этой квартире он напевал прекрасные самоубийственные песни. В этой квартире он готов был из жалости к самому себе совершить харакири.
– Каждый любит, чтобы ему хоть что-то прощали, – ухмылялся он в пшеничные усы.
Тесла отдыхал от работы – в работе! Сигети после работы надо было огромное количество отдыха, который сам по себе превращался в усталость. Что это за отдых, если не злоупотреблять им? Днем он беседовал с Теслой об отношениях между эфиром, электричеством, материей и светом.
Вечером инерция накладывала лапу на Антала Сигети, опустошала его и начинала жить вместо него. Афродита посылала к нему Ату[9]9
Ата – в древнегреческой мифологии – богиня, персонифицирующая заблуждения, помрачения ума, обман и глупости.
[Закрыть], которая сотрясала его сердце морской болезнью и черным безумием. Он пытался обуздать бешенство плоти. Улыбка сатира коверкала его губы. Разврат стал необходимостью. Его влекла та же сила, что вызывает приливы и отливы. Бог превратил его в саму алчность. Сигети, как некогда Тангейзер, безвольно спешил в пекло наслаждений. Войдя в бордель, он сбрасывал сюртук, а почувствовав в волосах женскую руку, томно вздыхал:
– Ах!
Постыдная капитуляция превращалась в сладостное облегчение.
Сигети продолжал восхищаться скользким чревом женщин. Девки, которые повидали в жизни множество членов, уверяли, что в его корне есть нечто особенное. Смех блядей напоминал треск сучьев в костре. Своей любимой девице Нелли он приносил цилиндр, наполненный розами. Он гладил ее по щекам и губам. Позволял ей сосать свой палец. Тискал округлую женственность, которую невозможно скомкать, и ждал, когда оргазм переместит его в центр мироздания.
Сигети стал поклонником голого канкана, на который покойный Педди Мэлони пытался затащить Теслу. Вскоре после возвращения из Питсбурга он стал специалистом по нью-йоркским борделям, начиная с самых дорогих и кончая обычными.
Подвязки. Кружевные невероятные бюстгальтеры. Волнение. Ноги в чулках на его плечах. Белые взрывы. Множество тряпочек, в которых тонут пальцы, округлости тела. Теснота. Проникновение и удары. Охватывающие бедра. Овладение. Бесстыжие ласки. Чмоканье и посасывание. Судороги до последнего удара пульса. Облизывание и опять чмоканье, хихиканье и щипание. Ускользание и покорение, исчезновение в пропасти, в буйстве и пустоте. Вдохновение страсти. Сдавленные крики. Сломанное дыхание.
Это помогало ему выживать.
Раньше Антал лечился от нерегулярной жизни теплыми ваннами, боями с тенью, прогулками на природе. Тесла спрашивал его, почему он больше этим не занимается. Сигети впадал в банальные антиамериканские декларации:
– Здесь нет природы!
– Как это «нет природы»? – возмущался Тесла. – Здесь прекрасная природа, ты только выберись из Нью-Йорка.
Сигети и не думал.
Откупорив с Теслой бутылку токайского, он делался малодушным. Закрывал глаза, чтобы понять, как глубоко может погрузиться в пьянство, словно несясь на санках по склону, который становится все более пологим. После этого произносил:
– Я промотал всю жизнь.
– Нет, – возражал его друг. – Ты просто не заметил, как стал серьезным человеком.
*
Похоже, само тело Антала восстало против того, что душа отказывалась замечать.
Тесла предупредил его, как предупредили его самого, когда он в Граце заигрался в карты:
– Притормози!
Той весной Вестингауз готовился к решающей схватке с Эдисоном. Он прижал автора своего двухфазного мотора:
– Никола, на их цирковые представления вы должны ответить собственным научным представлением!
Никола знал, что должен. Он задрал подбородок, глубоко вздохнул и увидел золотую тропу. Он решил поступить так, как никто никогда не поступал. Дабы опровергнуть утверждение Эдисона, что «переменный ток убивает», он решил пропустить ураганный ток сквозь себя.
– Думаешь, выживу? – спросил он Сигети.
Глаза Сигети из безобидно-голубых стали отсутствующими, почти страшными. Но все же он улыбнулся:
– Выживешь. Ты выживешь!
*
Его разбудила неизвестная женщина, позвонившая от портье. Как только он спустился, его окатила волна парфюма. Она обожгла его горящими глазами:
– Прошу вас, мистер Тесла, пойдите со мной.
– Но кто вы?
– Скорее! – произнесла она, не слушая Теслу.
Впервые он вошел в такое место. Две голые курвы играли воздушным шариком, отбрасывая его то кончиком носа, то пальцами ног. Помещение изнутри было белым. Пахло духами, ленивой женственностью и ложной роскошью. Курвы, кружившиеся вокруг в неглиже, казались Тесле прекрасными привидениями. Тупо смотрели их накрашенные глаза Одна из них сказала:
– Он наверху.
Стуча каблуками, он взбежал по лестнице.
Это был не Антал. Это была бледная кукла.
Рядом с куклой сидела девочка с подведенными глазами. Тесла и доктор велели ей выйти.
– Как он? – спросил Тесла.
– Пока не знаю, – вздохнул лысый доктор.
Тело тайком вынесли из борделя на Двадцать девятой улице и перенесли в больницу, чтобы записать в свидетельстве о смерти приличный адрес.
Подозревали убийство.
Тесла нервозно ожидал результатов вскрытия.
– Разрыв аневризмы, – объяснил доктор после аутопсии. – Ничего нельзя было поделать. Он не успел ничего понять.
– Он подозревал о болезни? – спросил Тесла, припомнив настроения друга.
– Нет, – отрезал доктор, но тут же передумал: – Есть между небом и землей много вещей, которые нам не постичь.
В Будапеште Сигети заставил Теслу жить. А он не сумел заставить его. Он отправился на квартиру покойного, чтобы упаковать вещи и отослать их родственникам. Он шипел, как змея, и раздувал щеки. Ботинки Сигети стояли на простыне. Нож и кусок колбасы лежали на выглаженных брюках. Тесла был поражен, так как никогда не видел такой запущенной комнаты. На стене висела литография, изображающая румяного францисканца, протягивающего Марии пылающее сердце. У кровати лежал Достоевский в немецком переводе и растрепанная «Исповедь» Блаженного Августина.
В этой комнате Антал просыпался, задыхаясь в горячих простынях. Здесь с похмелья он пытался поймать порхающую моль. Здесь он босыми ногами ощущал холод монет, рассыпанных по полу. Здесь он вращал глазами цвета Плитвицких озер, размышляя, как расплатиться по счетам. И экстаз Пана каждое утро переходил в панику Пана.
– Каждый любит, чтобы ему хоть что-то прощали, – глухо повторял он.
Слава невероятно ускорила жизнь Теслы, невидимая рука устраняла с его пути ближних. Смерч унес Обадайю Брауна, Педди, Пространа, Сигети… Люди отдалялись и превращались в маски. Из-за большой скорости лики удлинялись и сливались в единое целое. Успех пропах бурей…
Он сидел в шлеме из прилизанных волос, бледный, как лотос, сцепив пальцы рук. То, что было источником тепла, опять превратилось в ледяную яму. Он почувствовал, что заболевает, вглядываясь в загадочное будущее, напоминающее ничто.
– Судьба, – с ужасом прошептал он.
Горло перехватило.
Осьминог сентиментальности стиснул его во влажных объятиях и сдавил многочисленными щупальцами. Он застонал и вытер слезы первым, что попало ему под руку. Это были чистые носки.
– Эх, Антал, Антал, – шептал он. Нос у него распух, и он спросил себя совершенно искренне: – По покойнику я плачу или по себе?
Теслу всегда радовали голубые глаза и нежность улыбки Сигети. Сколько раз они делились приступами беспричинного смеха и раскачивались, как тополя на ветру.
– Видишь, я могу тебя рассмешить в любой момент чем угодно, – хвастался Сигети.
Блудный Антал хотел стать священником. Он хотел словами любви обратить мир, как святой Франциск Ассизский в своих стихах:
Восхвалим господина брата Солнца.
И сестер Луну и Звезды.
И сестру Смерть.