Текст книги "Страна Незаходящего Солнца. Том I (СИ)"

Автор книги: Владимир Панцерный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Слева от него сидел Ли Цзунжэнь, знаменитый генерал, который еще в 1938 умудрился обмануть японскую армию и загнать ее в ловушку, но известен он был скорее за то, что был лидером гуансийских милитаристов – одних из самых влиятельных в стране, особенно с учетом того, что армии провинций Гуанси проявляли много активности в этом году, наседая на Императорскую Армию и стремясь изгнать ее со «своих» территорий, сотрудничая с Гоминьданом лишь номинально.

Справа от него был Ян Сэнь. Он не приезжал сюда издалека и не должен был находится в другом городе, даже если бы войны с Японией не было – он был одним из лидеров сычуаньской клики, центр которой как раз находился здесь, в Чунцине, и, следует сказать, в этом клике очень повезло. Состоявшая из 40 малокомпетентных генералов, она все еще не была разогнана, поскольку Чан Кайши вынужден был находится здесь, и не очень-то желал переносить свою ставку в мусульманские пустыни чуть севернее или глухие горы западнее. Если бы не этот момент, Ян Сэнь, вместе с рядом других местных военачальников, были бы главными людьми в этом месте.

Между тем, к особняку подъехал японский грузовик. К счастью для всех находившихся поблизости представителей Гоминьдана, в зеленой расцветке, с красной звездой на борту. Это был типичный трофейный Isuzu компартии, находившейся во временном перемирии с Гоминьданом. И да, внутри находился не абы кто, а сам глава этой компартии – еще известный как партизан, председатель Мао Цзэдун. С ним был Чжу Дэ, один из его ближайших соратников, опытный партизан и командир партизан. Мао приехал скорее как политик, чем партизан, о чем говорила надетая на него «одежда Чжуншань», или суньятсеновка, представляющая из себя обычный китайский френч, дизайн которого после смерти самого Сунь Ятсена оброс многочисленными легендами, связанными с сакральным значением числа карманов, пуговиц и так далее. Чжу Дэ наоборот, был даже не в военном мундире, а обычной полевой одежде коммунистических партизан.

Гоминьдановцы неохотно вышли из беседки и поздоровались с коммунистами, обменявшись рукопожатиями. Даже на восьмой год совместного противостояния японцам политические силы Китая были не так уж теплы друг к другу, не упуская возможностей всем своим видом показать, что очень не рады встречам со своими временными союзниками. Все пятеро участников сегодняшнего события отправились в особняк, ведомые Чаном Кайши. Двухэтажное здание сегодня использовалось даже меньше, чем наполовину – занят был лишь зал с большим круглым столом, где уместилось бы еще человек десять, но текущим делегатам такая толпа нужна не была. Как и до этого, они разделились на две группы – националисты сели напротив коммунистов. Люди из числа прислуги выдали всем листы бумаги, чернила и перьевые ручки – лысый Чан не упустил возможности похвалиться тем, что у него она была особенная, американская, покрытая сусальным золотом. Писала она, правда, точно так же, как все остальные.

– Ну, господа, все готовы? – спросил Чан Кайши у окружавших его людей. Все так или иначе дали знать, что готовы.

– Итак, для чего я сегодня собрал вас. Наши американские союзники прислали мне кое-какую ценную информацию, напрямую касающуюся японской угрозы и будущего нашей страны, для всех, не только для меня и моих сторонников. Скажу так – восьмилетнее противостояние останется таким. Девятого года не будет. В ближайший месяц или два японцы будут выгнаны с континента, а их острова подвергнутся разрушительным бомбардировкам с помощью нового вооружения, изобретенного американцами. Так-то, я хотел провести эти переговоры позже, после капитуляции Японии и разоружения всех ее солдат, но не вижу особого смысла ждать, потому что все предрешено. Сегодня мне удалось собрать здесь всех, кого я бы желал видеть, а это значит, что было бы неплохо приступить к основной задаче – обсудить будущее Китая. Все таки, я не полный болван, и сам прекрасно понимаю, что как только исчезнет японская угроза, интерес к бумажкам типа документа о Втором объединенном фронте исчезнет в ту же секунду, и опять повторится все то, что происходило до 1937 года. Было бы довольно грустно и смешно пройти восьмилетнюю кровопролитную войну лишь для того, чтобы вернуться к двадцатилетней междоусобной войне. Да, буду честен, сегодня я собрал всех здесь, чтобы попытаться договориться с коммунистами. Но не воспринимайте это как слабость – как и вчера, как и пять, десять или двадцать лет назад, я все еще готов покончить с красными, если это потребуется. Красным следует прислушаться к этому сильнее всего.

Генералиссимуса Китайской Республики прервали.

– Ну да, мы тебя слышим. Интересно, как ты за одно предложение переходишь от великодушного предложения к переговорам до напоминания, как ты можешь легко уничтожить тех, с кем решил договориться. Видимо, не так уж и легко. Давайте по существу – кто что может предложить, кто что хочет сказать? Если это реально переговоры, думаю, это должно быть приоритетнее, чем обмениваться угрозами. Пусть «Гоминьдан» говорит первым, мы послушаем. – «великий кормчий» компартии был не очень доволен высокомерными речами Кайши о его силе.

– Тогда, я бы хотел предложить первым делом наградить всех героев сопротивления и наказать предателей. Особенно нельзя допустить, чтобы остались незаслуженно забытыми те, кто прямо сейчас выгоняет японцев с наших территорий, это солдаты и офицеры гуансийских армий, и их непосредственные командиры. – никто и не ожидал от Ли Цзунжэня чего-то не связанного с подчиняющейся ему провинцией.

Теперь говорил Чжу Дэ.

– Ну, кого наградить, разберемся. Хотелось бы понять, собираются ли товарищи националисты продолжать вооруженную борьбу и репрессии против компартии сразу, как уйдут японцы? Или, может, условия жизни китайского народа значат больше, чем желание разобраться с политическими оппонентами? Более того, откуда эти гарантии, что японцы так быстро сдадутся? Американцы в ноябре 1941 тоже считали, что Советский Союз вот-вот падет и немцы возьмут Москву. И вот уже несколько месяцев мы живем в мире без нацистов. Прошло всего лишь четыре года. Где гарантия, что вот прямо совсем скоро японцы уйдут? Даже если стереть с лица земли их острова, как выгнать их с континента, кто этим займется? Они не уйдут отсюда просто так, они фанатики и будут выполнять свои приказы до самой смерти. Не будут поставлять ничего из метрополии – они начнут добывать это в Манчжурии и на береговой линии.

– Как бы тебе сказать, пример с Москвой ты привел к месту. Американцы уничтожат высшее командование Японии, возможно и самого этого императора, сотрут с лица земли многие их города, а на материке Москва. Знаешь, это жест доброй воли с моей стороны, для меня важнее будущее нашей страны, а не изгнание коммунистов. Советская Россия вторгнется с севера, оккупирует нефтяные месторождения в Манчжурии и изгонит японцев из Кореи. Монголы выгонят Дэмчигдонрова и всех этих чингизидов, хотя я думал, что Чойбалсан сам из них, оказалось, они считают это реакционным пережитком. Здесь отмечу, что все территории, отнятые японцами до 1937, вернутся под наше единое управление. Дальше и американцы, и русские готовы помочь разгромить остатки имперцев на наших временно оккупированных территориях в центре страны, между прочим так же безвозмездно. Вроде бы, весь мир сейчас считает сам факт японского милитаризма серьезной угрозой, а потому готов помочь нам просто так, потому что это и их интересы тоже. Надеюсь, как коммунист, ты прислушаешься к моим словам хотя бы потому, что в этом будут добровольно участвовать большевики. Это план всего мира по избавлению от японской агрессии, не только наш. Возврат всех наших территорий к границам 1912 года – не их личное желание, а скорее идеологическая необходимость, чтобы эти островные черти навсегда поняли, что это не разные державы смяли их в ходе решения личных стратегических задач, а смяли именно их, абсолютно намеренно, забыв все разногласия лишь ради прекращения их агрессии. – ответил Чан Кайши.

– Москва? Серьезно? Они ввязались в это несмотря на все потери в Европе? Честно, это даже удивительно.

– Ничего такого. В Советской России живет больше двухста миллионов человек, по крайней мере так было до войны. Американская разведка знает, что их потери, ну, около десяти миллионов, не больше, скорее даже семь. Там есть ресурсы и люди не то что на разгром остатков имперцев в Азии, но и на повтор войны с Германией. Касательно их вторжения в Манчжурию, это уже решено и подготовлено. Оно начнется буквально через несколько дней, войска с мая из Германии давно переброшены на восток. Там огромное количество армий, там много танков, на порядок превосходящих немощные японские танкетки, которые никогда не могли победить в танковом противостоянии, между прочим. Нам они столько проблем доставили лишь потому, что вся наша армия это или пехота, или устаревшая лет на двадцать техника. Нормальные танковые армии громили японцев везде, в степях Манчжурии так и вовсе предвидится повторение «блицкрига» в версии красных. К сентябрю японцы потеряют все жизненно важные для армии ресурсы, к октябрю Империя останется существовать только на бумаге и в головах пары сотен партизан. Суть в том, что исполнителями этой операции будут не просто толпы солдат, а настоящие ветераны, многие из которых прошли всю Европу и не только ее. Сейчас положение имперцев похоже на то, что было у нас в 1938. Потеряно много территорий, а ополчение и призывники бессильны перед регулярными армиями, имеющими как боевой опыт, так и на порядок превосходящее техническое обеспечение. У японцев сейчас почти нет ветеранов, вся эта Квантунская Армия была раскидана ими для защиты островов и потеряна, я слышал, в марте там служило меньше трехсот тысяч человек, хотя сейчас они призвали еще столько же из рядов 16-летних манчжурских селюков. Но подумай сам – там не осталось ни одного, повторюсь, вот вообще ни единого подразделения из тех, которые были там в 1940. За пять лет все боеспособные подразделения японцев уничтожены или просто прекратили свое существование. Вспомни, как часто нам сопутствовал успех в наших военных операциях в 1937, и как это стало с 1944, понимаешь? Теперь даже мы способны зачастую разбить имперцев, а для остальных армий это не будет проблемой вообще.

– А тебе, походу, нравится каждый раз упоминать, что иностранные армии лучше нашей? Американцы, случайно, не предсказали тебе кроме капитуляции Японии еще и внезапное появление у тебя сил Союзников для наступления на север?

– Хах, везде-то вы, красные, найдете заговор. Просто оценивай обстановку трезво – их армии правда сильнее нашей, но разве это было по другому десять лет назад? Или сорок, когда цинские императоры проигрывали западу одну войну за другой? На фоне их, наша нынешняя армия – лучшая. Мы не первые в мире по этим показателям, и даже если ты хочешь вывести на первое место, сначала надо признать, что мы далеко позади них…

Генералиссимуса Чана Кайши прервал звон стоявшего посередине стола телефона. Он неторопливо потянулся к нему и ответил.

– Генералиссимус на проводе. Кто беспокоит?

– Здравия желаю, это полковник Луань, противовоздушная оборона Чунцина. Над городом враг.

– Что? Кто и сколько их? Куда движутся?

– Один японский самолет, очень высоко, движется на север.

– Сколько японских самолетов?

– Один, товарищ генералиссимус.

– Серьезно?! И ради этого надо мне названивать? Один самолет, мать его, он нашел. Что он вообще нам сделает, снайперски отправит одну бомбу? Не тратьте снаряды, пусть летит дальше. А тебе, полковник, на будущее – если ты продолжишь прерывать меня ради того, чтобы сообщить, что у вас там один самолет, или может вообще их нету, рискуешь стать майором. Суть ясна?

– Ясна, товарищ генералиссимус, виноват. Разрешите выполнять?

– Разрешаю, конец связи.

Чан Кайши положил телефон и сел на место.

– Ну, все, с мысли сбил уже. Мне сейчас звонил начальник городской ПВО, чтобы сказать, что они засекли целый один вражеский самолет. У кого-то еще остались сомнения, что нашей армии очень далеко до идеала? Какое, по вашему, вооружение может нести один самолет, что оно может оказаться очень опасно для целого города с дивизионами зенитных орудий? Зато сразу докладывать об этом самому высокопоставленному человеку в стране, видимо, для них необходимость.

Чан Кайши встал и подошел к окну, открыв его. Из-за деревьев он даже не видел никаких самолетов в небе. Погода была почти полностью безоблачной, но даже там, где листья не мешали смотреть, все еще не было никаких намеков на вражеские самолеты.

Может, и не был их там?

Но B-29 Superfortress японской авиации находился в 9256 метрах над Чунцином. Трое из экипажа открыли бомболюк, проталкивая вниз огромную бомбу, что, почему-то, не удавалось. Ясуда смотрел за этим из середины кабины. Солдаты пытались вытолкнуть застрявшую бомбу чуть ли не пальцами, аккуратно пытаясь продвинуть ее по пазам в металлической конструкции, и, очевидно, усилий для этого крайне не хватало. Ясуде попросту надоело смотреть, как три взрослых, еще не старых человека не могут даже банально выбросить из самолета бомбу.

Такео Ясуда встал, жестом прогнал всех троих вглубь кабины, зацепился за вовсе не предназначенные для этого поручни на крыше самолета и навалился на бомбу всем своим весом, выбивая ее ногами. Резко пройдя дальше, бомба отвалилась от конструкции с двух противоположных по диагонали сторон. Кажется, все было не так гладко даже когда дело в свои руки взял сам генерал. Решение пришло ему в голову через минуту.

Он взял справа от себя один из штатных бортовых огнетушителей и бросил его вниз, выбив бомбу с третьего крепления, после чего она сама отвалилась с последнего. Ядерная бомба и огнетушитель отправились на Чунцин. Ясуда еще не до конца понимал, что он сделал, и что потомки будут использовать всевозможные описания того, как он буквально выпнул ядерную бомбу ногами в качестве примера либо абсолютного бесстрашия, либо невероятной глупости и отсутствия инстинкта самосохранения. Он все еще не совсем верил, что взрыв этой бомбы будет достаточно мощным, чтобы нанести какой-то серьезный ущерб. С помощью остальных трех солдат, ранее им отогнанных, он лично закрыл бомболюк и отправился в хвостовую часть бомбардировщика с блокнотом и карандашом, все в тех же защитных очках, вспомнив, что ему предписано хотя бы условно зафиксировать последствия удара.

Прошло 40 секунд. Одинокая большая бомба была в километре над Чунцином. Через 5 секунд она была на высоте 428 метров. В 600 граммах из 58 кг содержавшегося в ней урана началась реакция деления.

После яркой вспышки последовала оглушающая ударная волна. Город Чунцин полностью прекратил свое существование.

***

Полковник Юэ Луань очнулся на площади расположения бывшего командного расчета ПВО Чунцина. Вся его форма была в крови, расположенные рядом орудия куда-то исчезли, в ушах бесконечно громко звенел беспрерывный шум. Луань помнил, что находился его командный расчет на пригорке чуть поодаль самого города. Один его глаз был залит кровью и, кажется, уже вообще не способен был что-то видеть. Последним глазом он кое как посмотрел вдаль, но не увидел ничего кроме ровной площади. Он с трудом перевернулся на живот и перекатами отодвинулся от закрывавших обзор руин, чтобы посмотреть в другую сторону – там не было ничего, кроме сгоревших полей. Получается, город все таки был там, куда он посмотрел изначально? Полковник вновь повернулся. Ему удалось рассмотреть валяющиеся в хаотичном порядке руины и разлетевшиеся кирпичи. Где-то до сих пор стояли столбы дыма, местами даже оставался огонь. Он ощупал бинокль на шее – одна из линз была разбита. Хорошо, что приставляемый к ней глаз у полковника так же отсутствовал. Он использовал бинокль как монокль чтобы оценить ситуацию в городе издалека.

Там не было людей и какого-то намека на них. Здесь было не больше пары километров до города, но даже трупов ему рассмотреть не удалось. Раздался какой-то протяжный стон со стороны ведущей в город дороги. Полковник от неожиданности уронил бинокль, разбив последнюю линзу. Выругавшись, он перекатился дальше, чтобы проверить дорогу.

По ней что-то двигалось. У этого были короткие ноги, как потом дошло до полковника, они были оторваны по колено. Оно тоже было в военной форме, но обгоревшие и рваные лохмотья могли быть признаны за форму только по едва сохранившейся нашивке. Луань увидел голову, но не посмотрел в глаза. Глаз там не было. Лица, впрочем, тоже. Отвратительная черно-желтая полутвердая масса частично сползала по обуглившемуся черепу этой сущности, признавать в которой человека мозг Луаня абсолютно отказывался. Проковыляв на обрубках ног еще пару метров, это что-то затихло и свалилось на бок, от чего жижа на лице стряхнулась на землю, и полусгоревший черный череп стал виден еще лучше. Полковника охватило далеко не самое приятное чувство в горле, за которым последовала активизация рвотного рефлекса, и теперь желудок офицера был абсолютно пуст. Только сейчас он смог почувствовать еще и то, что кроме противного жжения в горле у него был какой-то неперебиваемый металлический привкус во рту, который был даже хуже, чем если бы это было последствием попадания крови в рот – трижды тяжело раненный, он прекрасно знал, как это ощущается. Он несколько раз сглотнул слюну, чтобы уменьшить эффект жжения, но справится с привкусом по прежнему не смог. Тогда он наоборот, сплюнул на дорогу, но это так же не возымело никакого эффекта.

Луань лежал на спине и думал, что ему теперь делать. С одной стороны, он хотел добраться до остатков города и узнать, что же все таки произошло, с другой стороны едва ли мог сделать это физически, а после увиденного им выползшего из города существа желание посетить его стало куда меньше. Все таки переборов себя, он решился попасть в город – это было его обязанностью. Он нашел какую-то винтовку, металлические части которой все еще были довольно горячими, как впрочем и деревянный корпус, но, по крайней мере, не показывали признаков разрушения. Едва поднявшись, он, опираясь на винтовку, медленно отправился в руины, ковыляя и нередко падая. Больше чем за три часа он все-таки преодолел что-то около пары километров и оказался в городе. У полковника сильно болела голова, но он списывал все это на имеющиеся ранения. Не в силах идти дальше, Луань присел на какую-то груду кирпичей, которая, судя по виду, разлетелась из ближайшей стены в направлении, обратном предполагаемому эпицентру взрыва. Полковника стошнило кровью без каких-либо видимых причин.

«А генералиссимус и Ян Сэнь? А остальные прибывшие, где они сейчас?» – внезапно вспомнил полковник. Он посмотрел вперед и понял, что рассмотреть местонахождение их довольно удаленного особняка не было проблемой, потому что абсолютно все строения между ними были разрушены. Как не увидел он и привычного особняка на холме. Судьба всех командующих сразу стала для него очевидна.

Полковник смотрел на свою форму. Она была вся в пыли и порвана, по штанине теперь стекала сблеванная им минуту назад кровь, отсутствующий глаз продолжал болеть и периодически кровоточил. Оставшийся глаз уже еле видел, обзор командующего ПВО Чунцина затягивала какая-то черная пелена. Не в силах удерживаться в сидящем положении, он упал на спину и посмотрел в голубое безоблачное небо, для него уже бывшее по большей части черным.

«Гребаный один японский самолет… И что это вообще такое было?»

Он постепенно закрыл последний глаз. Полковник Юэ Лунь умер.

С облучением около 750 рентген никто не смог бы прожить дольше.

Глава VIII

Японская Империя впервые в истории человечества применила боевое ядерное оружие, стерев с лица земли китайский город Чунцин. Одновременно было уничтожено не менее пяти высокопоставленных лиц страны, включая лидеров обоих сильнейших противоборствующих группировок. Погибло несколько миллионов человек, большая часть из них – гражданские. Так было написано на передовицах всех крупных газет любой страны мира 2 августа 1945.

Многие плакали, многие были парализованы животным страхом перед Японией, внезапно сменившем высокомерные насмешки над «азиатскими варварами» и «почти капитулировавшей империей», многие яростно соревновались в изобретении наиболее радикальных вариантов противодействия японской угрозе, вплоть до полного истребления японской нации и предания забвению ее культуры и даже физического уничтожения японского архипелага. Словом, почти каждый человек испытывал сильные негативные эмоции, прочитав этот текст.

Но он смеялся. Мужчина лет пятидесяти, одетый в мундир флота, раз за разом перечитывал слезливые описания о сотнях тысяч погибших и не мог перестать смеяться. В конце концов, он вышел на террасу и бросил газету на стол, намеренно обратной стороной, где новости сменялись на дежурные напоминания, что война обязательно будет выиграна. Он отпил сэнтя, сорт зеленого чая, из небольшой чашки и посмотрел на море вдали. Сегодня он улыбался, наверное, первый раз за год. Кроме того, он ждал приезда важного для него гостя.

Этим гостем был один замешанный в крайне важном задании, которому только предстоит начаться, летчик-ас. Этот адмирал и данный летчик никогда не встречались лично, но оба много знали друг о друге и совпадали во многих аспектах своих, так скажем, довольно уникальных взглядов на ход войны, стратегию и тактику. Сегодня у этого летчика был один из немногих свободных дней, можно сказать даже выходных, прежде чем завтра он отправится на это самое задание.

Почти все двери в здании были открыты, так что адмирал услышал шаги по каменной дорожке в саду на другом конце участка. Выйдя туда, он пересекся с только зашедшим за калитку человеком в летной форме, правда, без шлемофона и очков. Заметив адмирала, он резко остановился. Он отдал честь мгновенно, скорее инстинктивно чем осознанно.

– Здравия желаю, товарищ адмирал! – в этом довольно тихом местечке такой резкий и четкий возглас летчика прозвучал как раскат грома, и даже сам адмирал, которого он этим чествовал, немного испугался.

– Ну, зачем так орать сразу? Ты ж не случайно тут оказался, я сам тебя позвал. Скажи, ты знаешь, зачем ты сейчас нужен мне здесь? Хотя, ладно, я слишком резко начинаю, пойдем за мной.

Адмирал повел его туда, откуда до этого вышел – на ту же террасу. Надо сказать, он был несколько удивлен скорее не поведением, а внешним видом летчика. Он видел его фотографии и раньше, но в реальности этот шрам на левой половине лица, буквально превращающий ее в белую линию от лба через пустой глаз и к губе, был куда более устрашающим, чем на нечетких черно-белых фотографиях, где тот зачастую был засвечен или вовсе не был заметен. Тем не менее, он занял место за столом и пригласил летчика сесть напротив. Тот согласился. Адмирал так же дал ему чашку зеленого чая, чему стоявший в иерархической лестнице вооруженных сил летчик был крайне благодарен.

– А теперь, думаю, можно. Ты знаешь, зачем я тебя сюда позвал?

– Никак нет, товарищ адмирал, не могу знать. Жду приказаний.

– Ну ладно, расслабься, я не твой непосредственный командир, не обязательно себя так вести. Ты, честно говоря, настоящий герой и достойный солдат Империи, поэтому ты заслуживаешь такой поблажки хотя бы на один день. Ну, давай ближе к теме. Тебе ведь что-то известное про оружие на уране?

– Вы имеете в виду эти сверхмощные бомбы? Да, я знаю о них, в этих бомбах есть потусторонние сущности, они усиливают взрыв в сотни раз, потому что хотят крови и смертей.

Адмирал призадумался. Он не ожидал, что летчик Мичиру Нишигаки окажется настолько прямолинейно странным в общении. Он понял, что имели в виду его коллеги, в начале года отказавшие Нишигаки в рапорте о зачислении в камикадзе, когда сказали, что он не совсем дружит с головой. Судя по всему, Нишигаки даже не пытался скрыть своих необычных взглядов.

– Хорошо, хорошо, я верю… Слушай, лейтенант, а почему ты хотел стать камикадзе в начале этого года?

– Я готов к смерти за Родину, это не обсуждается, это мой долг, рано или поздно я все равно буду вынужден погибнуть за страну. Я не доживу до конца войны, я совершенно точно знаю это от духа моего самолета.

– Понятно… Можно сказать, благодаря мне, у тебя были такие возможности. Это я инициировал создание подразделений камикадзе повсеместно в стране, и я рад, что у тебя достаточно силы духа, чтобы ты попытался вступить в них. Спасибо тебе, лейтенант, можно сказать, сегодня я призвал тебя как своего личного камикадзе.

– В каком плане? Скажите, куда и на чем врезаться, я готов отдать жизнь прямо сейчас. Не имеет значения, против кого, любой враг должен быть искоренен, я мог бы попытаться добраться до берегов Америки и уничтожить какие-либо объекты там.

– Нет, стой, я не про это. Сейчас никуда не надо врезаться, а уж тем более не надо лететь в Америку, это бесполезно сейчас, у нас другие приоритеты. Знаешь, я осведомлен, куда тебе предстоит полететь завтра, и у меня есть одна личная просьба, которую ты вряд ли согласишься выполнить.

– Озвучивайте, адмирал. Я сразу смогу понять, готов я к этому или нет. Есть те, кто поможет мне в этом сразу.

– В общем, там, где ты будешь пролетать завтра, находится вражеское оружие. Арсенал урановых бомб, ну или со злыми духами, но они готовятся применить их против нашей страны в ближайшие несколько дней. Канеширо сказал мне об этом, он совершенно точно знает это. Я понимаю, что совершаю настоящее преступление, говоря тебе такие вещи, но ты должен, даже вопреки приказу, сконцентрироваться на уничтожении этих зарядов. Не обязательно вызывать их подрыв, нужно вывести из строя обе находящиеся там бомбы, и тогда все будет хорошо. Это, можно сказать, мой тебе личный приказ, как от отца камикадзе к потенциальному камикадзе. Что ты думаешь об этом? Я не тороплю тебя, можешь некоторое время…

– Принято, товарищ адмирал. Но мне нужно больше информации, чем знание, что там две бомбы. Где конкретно, в какое время, чем охраняются? Откуда они их вообще взяли? Трофей?

– Нет, их разработка. Я не знаю, как они сделали это, и вообще не уверен, что это возможно, но генерал Канеширо и некий майор Каваками из Главного Управления НИИ вооружений дали мне слово самурая, что это так. Почему-то они не могут разгласить источник.

– Генерал Канеширо? А он имеет какое-то отношение к разработке новых летательных аппаратов?

– Что? Да, имеет, но главная его должность это командование Народным добровольческим корпусом. Ты должно быть знаешь об этом, но за два месяца его активного функционирования туда уже набрано около двух миллионов военнослужащих. А почему тебя интересует отношение генерала к новым самолетам?

– Не самолетам. Я испытывал эту штуку с ракетами и винтом, которую создали по его проекту. Это… Довольно странный аппарат, но не такой уж он и сложный, а еще довольно эффективный. Товарищ адмирал, вы не хотели бы рассмотреть использование этих аппаратов в подразделениях специальных атак?

Такидзиро Ониси был немного в ступоре. Одноглазый летчик с некой мистической аурой, существовавшей по большей части из-за знания о странности его взглядов, не сказал ничего нового, но в этом и была проблема – он предложит адмиралу то, что тот начал продумывать в самый первый день, как узнал об испытаниях вертолетов. Нишигаки точно не мог об этом знать, и, кажется, действительно мыслил в одном ключе с адмиралом.

– Это? Ну… Да, я задумывался, но их сейчас не так много, и следует сконцентрироваться на более традиционных методах, я так думаю. Возможно, когда их производство станет массовым и более дешевым, то да, но не сейчас, всему свое время. В Хагакурэ сказано, что убегая от дождя, ты придешь домой уставшим, но все равно промокшим, а если изначально не ускоришь шаг, только лишь промокнешь. Поэтому не стоит суетиться тогда, когда в этом нет никакой необходимости, Нишигаки.

– Да, это правильно, товарищ адмирал. В Хагакурэ все мысли правильны. Тем не менее, товарищ адмирал, могу ли я получить больше информации касательно вражеских бомб? К тому же, я не могу гарантировать, что смогу выполнить этот приказ, так как он может разниться с приказаниями моих непосредственных начальников, в числе которых нету Вас. Я обещаю приложить все возможные усилия для этого. Между тем, как вышло так, что мое задание не включает в себя их уничтожения изначально? Вы точно уверены в этом? Если Канеширо тоже знает о бомбах, почему бы ему не доложить об этом остальным командирам? Вообще, каковы его источники?

Ониси вновь был немного не готов к такому потоку вопросов от лейтенанта. По крайней мере, открытость его поведения и действий заставила адмирала окончательно успокоится – Нишигаки точно не был причастен ко всей этой подковерной борьбе, ничего от него не скрывал и действительно был просто верным долгу солдатом, не боявшимся смерти.

Именно такие люди были нужны ему.

***

Мичиру Нишигаки был в вертолете, конкретно – уже в воздухе, чуть южнее Хонсю. Это был его второй полет на вертолете, но способности этой штуки все еще удивляли и интересовали его – он не понимал, как демон делает так, чтобы этот многотонный стальной аппарат, в отличии от самолета, мог даже спокойно зависать в воздухе и двигаться в любом направлении? Единственное приходившее ему в голову объяснение заключалось в том, что его покойные предки, увидев, как он попытался стать камикадзе, будучи готовым пожертвовать жизнью за Родину, помогли ему и сделали все так, чтобы позволить ему попасть в кабину нового образца оружия, что было не просто почетно из-за применения новейших разработок Империи, но и сильно расширяло его возможности как боевого летчика, то есть, это был намек от предков и демона, что он в своей жизни все делает правильно, и получит еще какую-то награду, двигаясь далее таким же путем. Это было, наверное, его основным мотиватором – он считал это последствием своей внутренней решимости сражаться за Родину даже без каких-либо преимуществ за это, что было, по его мнению, замечено высшими силами и награждено. В его представлении хорошей жизнью был награждаем скорее тот, кто был готов терпеть лишения ради защиты важных ему вещей, тем тот, кто отчаянно пытался выбить себе такую жизнь предавая самое ценное.

Оторвавшись от мыслей, он посмотрел вперед. Перед его вертолетом летел еще один, его непосредственного командира капитана Шуичи Фукуды. На такой же скорости рядом с ними летело больше десятка А6М2, а сзади, как он знал, двигались Ki-67, тяжелые бомбардировщики Империи. Это было довольно сильное и крупное авиазвено, которое уже, по мнению Нишигаки, совершенно точно засекли гайдзины, что так же подтверждал его необычайно активный сегодня они, с самой посадки в самолет ведущий с ним прерывистый, но активный диалог. Нишигаки в ответ рассказывал ему о Ониси и Канеширо, добавляя детали, которые тот еще не знал. По большей части, их диалог проходил в голове у летчика, но иногда он произносил отдельные реплики для него вслух. Последние несколько минут демон говорил ему про американцев, подтверждая, что звено уже засечено. Летчик был напряжен. В конце концов, существо указало ему посмотреть направо.