Текст книги "Страна Незаходящего Солнца. Том I (СИ)"

Автор книги: Владимир Панцерный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Вспотевший, с красным лицом, генерал плюхнулся обратно на стул и негромко, но вполне искренне попросил прощения у капитана, если как-то задел его или завуалированно оскорбил. В штабе воцарилось молчание. Фелер даже не стал продолжать незавершенную им фразу. Офицеры могли бы долго сидеть в неловкой тишине, если бы не встал Брингевальд.

–Герр Кесслер прав. То, что мы перевозим в трюме, может оказать серьезное влияние на ход войны как в воздухе, так и на море. Там последние достижения немецкой науки. Не хотелось бы, чтобы американцы захватили это и использовали в своих грязных целях против наших союзников… Мы можем поддержать дело фюрера хотя бы тем, что не поможем врагу. Моя позиция однозначна, герр Фелер, никакой капитуляции. Я сам участвовал в разработке некоторых находящихся на борту объектов, и мне не хотелось бы, чтобы они стали достоянием американской науки. Возможно, от нашего решения сегодня, будет зависеть судьба Германии в дальнейшем.

Даже после Брингевальда капитан только одобрительно кивнул в благодарность за высказанное мнение. За ним поднялся тот самый дальний офицер, лейтенант Остхофф.

–Приказ есть приказ. Если гроссадмирал действительно сказал, что нам нужно сдаваться, значит, так оно и есть. Наша война ведь закончена. Последствия будут хуже, если нас поймают с кучей какого-то секретного оружия посреди океана без добровольной сдачи. Не могу сказать ничего плохого о наших японских сослуживцах, но я не думаю, что нам надо совершать столь рискованные операции ради их страны. Можно ведь это все как то сделать? Допустим, пустить их эвакуироваться к своим без опасностей.Я понимаю, что для них неприемлемо сдаться, да и будь я солдатом все еще сражающейся страны, я бы тоже не сделал этого. Но вряд-ли мы извлечем что-то полезное из этой авантюры с походом до островов с таким грузом.

Остхофф так же сел на место. Казалось бы, эту череду выражения мнений можно было заканчивать, но теперь поднялся Хайнц Шлике.

–Господа, пришедшая нам телеграмма ведь действительно является приказом Карла Дёница. Мы теперь правда считаемся не комбатантами Третьего Рейха, но это вовсе не хорошая новость, позволяющая делать все, что угодно и не подчинятся приказам. Согласно международному праву, мы сейчас большая группа террористов, скорее даже пиратов, использующая вооруженное судно в территориальных водах других государств.К тому же перевозящая боеприпасы и разобранные военные самолеты. Нас будут судить за пиратство, терроризм и нарушение границ, но скорее всего просто уничтожат при первой встрече как угрозу, если не сдадимся вовремя. Чем больше прошло времени после получения приказа, тем меньше у нас законных причин не капитулировать. Единственный наш шанс не отправиться в тюрьму и не быть убитыми – это сдаться как можно скорее. Это правда международного закона.

Шлике сел. Кесслер о чем-то тихо спорил с Остхоффом, японцы говорили между собой на родном языке. К Фелеру обратился сидевший рядом офицер. Начиналась какая-то каша из разговоров разных людей. Все эти диалоги постепенно смешивались, менялись их участники и темы, Постепенно это выросло в один большой разговор на тему капитуляции, где все довольно грубо и резко говорили друг другу не очень значимые и не всегда имеющие прямое к теме отношение вещи, аккуратно оскорбляли, прикрикивали и перебивали. Капитан Фелер почти что «очнулся» из этого балагана, окинув взглядом собранный им же совет. В данный момент это больше напоминало какой-нибудь неэффективный бесполезный парламент, впустую спорящий по какому-либо вопросу. Кажется, попытка организовать военную демократию на подводном судне не увенчалась особым успехом, так как офицеры оказались не готовы принять мнения друг друга и прийти к единому решению. На каком-то этапе, после очередных перекриков Кесслера с Остхоффом, генерал-авиатор и японцы просто встали и покинули помещение. Никто даже особо не обратил на это внимание, у всех продолжалась жаркая бесплодная дискуссия.

Генерал быстрыми шагами удалился вперед по коридору и нервно закурил, встав к стене. Он отметил приближение японцев, хотя и не придал этому особого значения. Так что те начали разговор первыми.

– Товарищ генерал. Нужно срочно действовать, и здесь допустимы самые радикальные методы. У нас есть приказ от нашего правительства. – быстро сказал генералу Гэндзо Сейи.

–Ну да, ну да… Срочно действовать-то надо, да как? Ну не перестрелять же их всех теперь, ей Богу. Капитан все равно не я. Я ему даже приказать не могу, он из Кригсмарине, я из Люфтваффе, у нас начальники разные. Геринг почему-то ничего для нас передать не решил.

–Товарищ генерал, нельзя отчаиваться. Мы можем предотвратить капитуляцию, если спровоцируем ее.

– ...Чего?Вы о чем вообще?

Капитан Фелер куда-то вышел из каюты, вызываемый неким матросом с позиции перископа. Генерал и японцы не обратили на него внимания. Зря.

Фелер поднялся по лестнице вверх и подошел к перископу. Матрос без слов показал на него, приглашая командира взглянуть. Он сделал это. Бескрайнее море. И корабль в нем. Корабль британского флота. Судя по всему, эсминец класса Т.

–Что это? Они нас заметили? Что за корабль?

–Так точно, товарищ капитан, они нас заметили. Это HMS Troubridge и они советуют нам выкинуть белый флаг в течении часа, иначе они нас атакуют, при поддержке остального соединения.

–Понятно… Понятно… Вот как все быстро случилось. Значит, не судьба нам ни японцев отпустить, ни самим доплыть. Бывает. Выбрасывай белый флаг, уже ничего не попишешь.

–Есть!

Матрос кинулся к ящику в углу, схватил оттуда большое тканевое полотно и полез с ним наверх. Кажется, только сейчас до него дошло, что все это время лодка шла в надводном положении. Ему почему-то об этом никто не сказал. Ну и ладно, война ведь закончена.

Фелер спустился вниз и хотел было пойти вновь объявлять общий сбор, чтобы сообщить всем о вынужденной капитуляции, но услышал какие-то крики и споры из торпедного отсека. Кажется, там был Кесслер. Капитан медленно спустился. Услышав звуки погрузки торпеды в нишу, он значительно ускорился. Капитан вбежал в помещение, и там действительно был Кесслер и несколько матросов.

–Итак, все готово? Первая пошла!

–Отставить первая пошла.

Генерал авиации дрогнул и отбежал вперед, развернувшись к капитану. В его руках был пистолетWalther P38, палец был на спусковом крючке, предохранитель снят. Кажется, он не собирался отводить его от капитана. Во второй руке он крепко сжимал наступательную гранатуEihandgranate M39, не типичную «с деревянной рукояткой», а даже в официальном названии именуемую за форму «яйцо».

–Ульрих, ты спятил? Хочешь взорвать нас всех из-за этой сраной торпеды?

–Там вражеский эсминец. Мы должны уничтожить его.

–Он уже не вражеский, ты псих. Мы в надводном положении и выкинули белый флаг. Оставь эту войну, ты сражаешься лишние шесть дней, заканчивай. Мы просто вернемся домой. Поверь, твоя семья ждет тебя больше, чем японский император.

После слов о белом флаге, мир несдающейся Германии Ульриха Кесслера кажется, рухнул. Он развернул свой «Вальтер» и дрожащей рукой протянул его капитану, держа за ствол.

–Вот, другое дело, не дури так…

Договорить капитан не успел.

Пользуясь потерей бдительности Фелера, генерал ударил его пистолетом по виску и тот мгновенно вырубился, сползая по стенке на пол. Кесслер опустил оружие и спокойно повернулся к матросу.

–Давай, ты сможешь. Эй, Томонага, расстояние?

Японец ответил ему криком сверху.

–Прямо по курсу, 2000 метров!

–Отлично. Ленц, первую торпеду на выход.

Матрос был вынужден подчиниться приказу единственного находящегося рядом офицера, который к тому же сейчас стоял с гранатой и пистолетом. Он дернул рубильник и закрутил некий кран, после чего послышался отход торпеды в море.

–Хорошо! Запускай вторую!

Теперь это произошло во второй раз, просто рубильник и кран находились с другой стороны. Вторая торпеда так же ушла вперед. Через некоторое время раздался не услышанный генералом взрыв. Томонага, стоя сверху, смотрел на эсминец в бинокль.

Взрыв пришелся на первую треть корпуса. Когда дым рассеялся, стало понятно, что он образовал немаленькую дыру в судне, куда стала активно затекать вода. Рядом по воде шел другой шлейф, превратившийся во взрыв в середине корпуса. В корабле было две крупные пробоины, стремительно наполнявшиеся водой. Судя по активности на борту, судно готовилось не столь к попыткам заделать эти места, сколь к ответному удару. Томонага улыбнулся, опустил бинокль и кинулся вниз, задраив люк.

–Генерал, погружаемся!

Генерал передал приказ далее по цепочке матросов. Они опять активно забегали, повсюду кто-нибудь да дергал рубильники и рычаги, закручивали клапаны и краны, задраивали люки. Выделялись, наверное, двое подводников, которые в сопровождении Кесслера несли в каюту до сих пор не очнувшегося капитана. Его обезоружили и временно заперли в его же каюте. Проконтролировав процесс, авиатор прошел в отсек управления. За ним пробежал кто-то из рядового состава.

–Товарищ генерал, мы начали погружение.

Кесслер окинул взглядом приборы. На одном из них находилась шкала от нуля до четырехсот. Стрелка, только что показывавшая полный ноль, стала постепенно расти, приближаясь к пятидесяти, а затем и к ста. Это был бортовой глубиномер. Немного росли и значения соседнего прибора с куда более скромной амплитудой от нуля до пяти – это был манометр, он показывал давление.

Томонага, за это время пришедший к перископу и смотревший в сторону эсминца, пока глубина не стала слишком велика, что использование перископа оказалось невозможно, успел отследить некоторые изменения в состоянии вражеского корабля. Буквально в самый последний момент они развернули все орудия и дали залп, но это было уже бесполезно – лишь несколько снарядов вообще попали в контур бывшей подлодки над водой, и то все они бесславно утонули, так и не задев ушедшую на десять-пятнадцать метров к тому моменту подлодку. После залпа одного из орудий, раздался вторичный взрыв и пламя вышло из передней пробоины. Кажется, сдетонировал боекомплект. Довольно странно, учитывая, что порох должен был намокнуть, но скорее всего боеприпасы находились несколько выше уже достигнутого уровня затопления. Эсминец быстро накренялся на правый борт, уже скоро рискуя потерять возможность давать какие-либо залпы из-за чрезвычайного наклона. Это было довольно быстрое для флота затопление. Прежде чем перископ окончательно исчез под водой, дав ему видеть лишь синее полотно, Томонага успел представить статью в послевоенной энциклопедии – 14 мая 1945 года подводная лодка U-234уничтожает эсминец HMS Troubridge, который тонет около часа. Наверное, там будет написана и его роль в этой атаке, и прославлен Кесслер.

На верхней рубке, уже давно ушедшей на глубину вместе с перископом, болтался белый флаг. Попав в воду, он сразу намок, и под действием сильных волн были развязаны те два неаккуратных быстрых узла, которыми он фиксировался. Капитуляция отменяется, белого флага на борту отныне нету вообще. Только что совершено серьезное военное преступление – теперь если кто-то и сможет обнаружить подлодку вновь, ничего кроме уничтожения на месте ее не ожидает. Для половины экипажа этот вариант казался куда более приемлемым, чем отдать хранящиеся на ней объекты врагу.Другая половина экипажа была, прямо говоря, обезглавлена – к счастью, не физически каждый, а лишь метафорически «выпал» командир. Судно продолжило держать курс. До ближайшей суши, где могли находится вражеские войска и базироваться флоты, было очень далеко – это была Французская Полинезия. Теперь Кесслер, временно перехвативший управление подлодкой, планировал пройти через пресловутую Полинезию на большой глубине, пересекая экватор в районе Кирибати и отправившись дальше по пути севернее Гуама. Затем не составит проблем пройти в Восточно-Китайское море, дабы пройдя между островами Ямами и Якусима прибыть хотя бы в порт Пусан, если не хватит кислорода добираться до Инчхона. Да, в озвучиваемом Кесслером плане все казалось идеальным.

План озвучивался в штабе с картой и его слушателями были японские офицера. У Гэндзо Сейи было что сказать.

– Это все хорошо, товарищ генерал, но Вам следует принимать во внимание один фактор. Большую часть времени нам придется практически безвылазно провести под водой, поскольку любой контакт с противником может оказаться фатальным. А враг здесь везде.

– Я тебя понимаю. Я и не рассчитывал, что здесь будет просто. Вот скажи, ты примерно понимаешь, где Императорский Флот способен обеспечивать относительную безопасность?

– Понимаю. Боюсь, что нигде.

– В плане? Совсем-совсем нигде?

– Возможно, немного в Японском море и в заливах на наших родных островах. Но это не точно.

– Как так? Что мешает в остальных, хотя бы прибрежных регионах?

– Дело в том, что враг тоже имеет подлодки. И очень много. Они уже по меньшей мере полгода терроризируют наши берега, пытаясь утопить всевозможные суда снабжения и транспортники везде, где обнаружат их. Причем не то, чтобы мы особо хорошо находили подлодки врага, они очень мелкие и постоянно скрываются, их даже с воздуха не всегда удается увидеть.

– И насколько они распространены по этому маршруту?

– Ну, сейчас не беспокойтесь. Их тут нет. Они действуют там, где есть побережье нашей страны – на Калимантане, у Китая и самого архипелага. Какая-то угроза появится уже на последних этапах, короче, возле Окинавы.

– Окинава… По карте, это почти что возле вашего южного острова. Что, даже там полно ами?

– Полно. Окинава, вроде бы, еще держится, но гайдзины уже высадились туда. «Южный остров» это Кюсю, и да, совсем рядом с ним погиб «Ямато». Превосходство врага в этом регионе очевидно.

– Все таки это какая-то сумасшедшая война… Находится в открытом океане безопаснее, чем приблизиться к берегам дружественной державы с одним из сильнейших в мире флотов.

– На этот флот нету топлива. Он, во многом, простаивает в бухтах под авианалётами, потому что с таким уровнем потребления мы бы израсходовали все запасы за пару недель, после чего флот застрял бы где-то в океане, а армия опять ныла бы про отсутствие горючего для их танков, которые они раз в полгода из одного ангара в другой перекатят и требуют к ним таких резервов, будто отапливают баками своих танков все эти помещения беспрерывно.

– Ух.. Гэндзо, откуда такие резкие слова о армии своей же страны?

– Извините, если Вас коробит такое отношение, но это реалии Японии. Привыкайте, что по прибытию в страну Вам придется с каждым днем все больше понимать, что это не Императорские вооруженные силы воюют с американскими, а Императорский Флот воюет с Императорской Армией.

– М-да… И кто побеждает?

–Как и следовало ожидать, в противостоянии японских армии и флота побеждают американская армия и флот. Многие проблемы из-за этого. Адмирал Ямамото сразу предупредил, но его не слушали. Сейчас весь этот конфликт больше похож на метастазы, поскольку радостно добивает и без того находящуюся не в лучшем положении нашу Империю. Если мы проиграем, это будет одной из главных причин.

–Неужели это все куда вреднее, чем, допустим, то, что случилось на Сайпане год назад?

–Ну, они уже где-то пятнадцать лет занимаются в основном тем, что копируют друг у друга исследования, удваивая работу не очень то и большому научному штату, а до крупномасштабной войны еще и пытались убивать представителей враждебной фракции. Уже когда была война с Китаем, флот придумал себе десантные подразделения, чтобы не использовать армейских десантников, а в армии в ответ заказали себе десантные корабли и подлодки, чтобы иметь свои морские силы. Я все это хорошо помню, да и, что греха таить, сам поддерживал. Коллективное единство, считай. Никакой особой логики, за своих и все тут, правы они или нет.

–Так-то довольно положительное качество… Если постоянно думать, кто прав, кто виноват и подобное, можно прийти к не всегда верным, но неутешительным выводам. Поэтому на войне надо выполнять приказы и запомнить, что у врага нет пола, возраста и национальности. Это сильно помогло мне на рубеже 1918 и 1919 годов.

–А что тогда случилось с Вами?

–Ну, не со мной, а с Германией. Мы были на грани гражданской войны после унизительного поражения в Великой Войне, я тогда был в фрайкоре, чтобы сражаться против большевиков на нашей же земле. Эти называли себя «спартакистами», но что они из себя представляют, и так было очевидно. Мне было довольно трудно воевать с ними, при том, что я был не очень то и высокопоставленным младшим офицером. Дело не в том, что я проигрывал им или что-то такое, вовсе нет. Просто, меня поначалу сильно угнетало ощущение, что я вынужден убивать других немцев. Братоубийственная война. Я чуть не спился из-за этого всего, пока не понял, что это прямая дорога в никуда. Именно тогда я и стал считать своих врагов не более, чем врагами. Не немцами, спартакистами или кем-то еще, просто враг. Точно такой же враг в Польше и Франции двадцать лет спустя, идентичный на востоке, он же приполз в Нормандию летом прошлого года. Никаких национальностей и разделений врагу. Так намного проще. Не задумываться, и все. Для меня не стоит вопрос, правы ли они, или каково их родственникам будет получать похоронки. Потому что в моем взгляде, у них не существует точки зрения, семьи и прочего. Только лишь сам факт того, что они враги.

–Да… В какой-то степени очень даже верно. В Японии тоже не жалуют врагов. Тем более, большинство из них абсолютно бесчестны и крайне подлы, как китайцы. Потомкам самураев в сухопутной армии просто крышу снесло от действий этих опиумных варваров, причем еще в начале 30-х годов, так что все это время мы были готовы разобраться с Китаем по всей строгости. Они так легко сломались в 1937! Мы бы полностью разобрались с ними за два-три года, как и хотели, но нам постоянно ставили палки в колёса эти гайдзины с их топливным эмбарго, да и сами китайцы не погнушались затопить свои же территории, вместе с миллионами людей населения, лишь бы нам было труднее пройти к Нанкину. Хорошо, что это их не спасло, хах.

–Хе, наворотили вы тогда в Нанкине! Даже в наших газетах от ваших деяний там мягко говоря были напуганы те, кто спокойно призывал к геноциду и участвовал в чистках. У людей тогда мнение о Империи сильно испортилось, но дальнейшие события дали понять, что нельзя ссориться с нашими союзниками, и, как видишь, не зря мы так считали. Расторгнув мы с вами все соглашения и договоры из-за каких-то бесполезных китайцев восемь лет назад, я бы сейчас сидел в плену у томми. А вместо этого вышло так, что я, по сути, капитан подводной лодки в звании генерала авиации. После этого язык не поворачивается сказать, что фюрер поступил неправильно, не послушавшись этих эмоциональных выкриков от тех, кто сам убивал сотнями тысячами, но был напуган убийством миллионов на другом конце Евразии.

–Да, бывают такие лицемеры. Скорее всего, их не резня напугала, а ими двигали свои собственные идеологические убеждения, с выдумками о расовой войне и подобном. Главный враг оказался не в Азии, а в западной Европе.

–Ну, не только там. Большевики тоже не подарок, знаешь, думаю, даже ты наслышан, что они доставили в сотни раз больше проблем. Мы просто не рассчитали. Один мой товарищ, сражавшийся на Восточном фронте, в начале года писал мне о большевиках. Он говорит, что русские беспрестанно совершают невозможное и обладают просто повальным массовым героизмом, который сильно бьет психически. Они вообще не ценят свою жизнь. Он писал, что у русских даже есть такая цитата, которую там каждый с детства знает – «сам погибай, а товарища выручай». Что-то немыслимое даже для нас, арийцев, а уж тем более для толстопузых меркантильных жлобов из Америки. Русские не имеют отношения к Европе, Советская Россия это западные рубежи Азии, а не восточные Европы. У них намного больше общего с вами, японцами, чем с нами или англосаксами.

–Есть такое, я думаю. Их менталитет правда похож на наш, мы поняли это в 1939 на Халхин-Голе и на озере Хасан. Тогда в армии буквально взорвались, не понимая, почему мы не смогли их победить, хотя для нас границы Монголии довольно близки, а правительство Советской России находится в тысячах километрах западнее, а значит, не могло обеспечить должной защиты дальневосточных рубежей. Хорошо, что потом мы все таки договорились с ними и долгое время получали нефть для нашей авиации и флота с их части Карафуто. Они называют это Сахалин. Знаешь, это довольно удивительно, учитывая, что сорок лет назад мы унизили их страну, когда они проиграли нам при Цусиме и в итоге Россия едва не развалилась от первой революции.

–Ничего удивительного, сорок лет назад у них был царь, а теперь большевики. Это именно большевики устроили ту первую революцию, они довольно бесчестны, они использовали тяжелую ситуацию на фронте не как сигнал к патриотическому подъему и консолидации общества, а как хороший момент чтобы раскачать лодку и попытаться развалить свою страну. Знаешь, я изучал эту тему в свободное время между мировыми войнами. Большевики предали всех, кого только могли – они поддержали свержение царя своими идеологическими противниками в феврале 1917, а в октябре того же года восстали против них и свергли капиталистов. Трудно поверить, но все это сопровождалось продолжающейся Великой войной, которую их империя только начала выигрывать. Русские преодолели снарядный голод и начали продвижение, но в итоге все испортило сначала бестолковое самоубийственное наступление капиталистов, а потом второй переворот, после которого большевики вообще договорились с нами, ну, тогда еще Германской Империей, о перемирии. Знаешь, на каких условиях?

–Хм… Вряд ли. Думаю, очевидно, что они признали свое поражение, но я не особо много понимаю в географии России.

–В общем, они отдали нам территории на западе, согласно тому, что хотел кайзер. Там находилась треть их промышленности и четверть населения страны. Это по «линии Гофмана», если знаешь. Там всего что-то около пяти тысяч промышленных предприятий. Я вообще не поверил, когда читал это, но оказалось, что они реально готовы были на это пойти. Жаль, что скоро мы были вынуждены подписать мир и не получили ничего из этих территорий. Знаешь, даже в лучшие времена, летом 1942, мы контролировали не многим больше территорий, чем они были готовы уступить нам без боя в 1918. Я понимаю, почему весь мир ненавидит большевиков. И, знаешь, очень рад, что нам удалось не допустить их победы в Германии. Ну, хах, довольно самокритично… Но я имею в виду, что мы проиграли им в тотальной войне, а не отдали половину страны просто так, по желанию какого-нибудь главного еврея с книгой Маркса. Я уверен, это не конец. Это в какой-то степени братоубийственная война. Нас победили не большевики, а русский народ. Он, как и ваш, японский, очень жертвенный и отважный. Жаль, что он стал материалом в руках евреев, жаждущих бросить его в топку пламени своей мировой революции. У них мог бы быть такой же величественный путь, как у Японии. На самом деле, я бы хотел видеть русских не по ту сторону фронта, а в одном с нами окопе, единым фронтом против англоамериканцев. Это они другие, а не мы с русскими. У них морская цивилизация, у нас, русских и японцев сухопутная.

–Кхм… Это ведь не акт поддержки Императорской Армии прямо на морском судне, хех?

–Нет-нет, дело не в ваших межвойсковых спорах, хах. Об этом писал наш философ Карл Хаусхофер. У него была идея военного союза «Континенталблок», ну, или по другому, ось Берлин-Москва-Токио. В реальности вышло так, что вместо Москвы там появился Рим, не самый лучший союзник, знаешь ли. Они подвели нас раньше всех, и всегда были скорее обузой, чем помощью.

–Да уж, Рим это нечто. Зря они попытались строить из себя наследников своей же Римской Империи, их успех в далеком прошлом не повлиял на ситуацию в наше время, они остались позади. Слушай, это правда, что у русских было что-то вроде камикадзе до того, как это начали использовать у нас?

–Ну, как бы да, но не совсем. Это не поставленное на поток явление, и не было там таких подразделений. Просто, если русского летчика сбивали, он постоянно пытался или подрезать врага в полете и погибнуть вместе с ним, или направлял самолет на нашу наземную технику, как бы, забирал с собой компанию. Это тоже то, что нас сильно удивило в начале войны. Буквально с первого же дня нас нередко таранили горящие самолеты, и знаешь, пилотам, по всей видимости, было не интересно, что они могут катапультироваться и сохранить свою жизнь. Ими всегда повелевала какая-то первобытная злоба и желание уничтожить врага, пусть и ценой своей жизни. Со мной даже разговаривал офицер из «Аненербе», изучавший эту тему. Они там предполагали, что русские, возможно, сами верят в Вальгаллу или что-то подобное, все таки среди большевиков было много сатанистов и сектантов. Меня-то он спрашивал насчет моей зоны ответственности, то есть воздуха над Атлантикой. Но у нас такого вообще не происходило. Ни один англосакс или американец никогда не решал пожертвовать собой ради уничтожения врага, это сугубо русская фишка для войны в Европе. Ну, и, как вижу, японская, но это уже Азия.

–Здесь все такие. Китайцы тоже использовали смертников против нас. Еще в 1937, нас уже тогда предупредили, что китайцы тоже способны на многочисленное самопожертвование и подобные вещи, потому что их очень много, и китайские солдаты никакой ценности для своего командования не имели. Их даже зачастую вместо огнестрела вооружали какими-то местными мечами, давали заучить пару приемов против катаны и бросали в бой, чтобы они хоть кого-то из наших где-нибудь случайно зарезали, ну или бросились под танк со связкой гранат, тоже не проблема. К тому же, они спокойно приняли решение затопить свою же территорию, чтобы оборвать наше продвижение. По моему, они утопили несколько миллионов своих же крестьян, а мы в итоге нашли способ и продвинулись дальше даже после этого. Не знаю, как после этого никто не решил свергнуть лысого придурка из Гоминьдана, но, наверное, сами поняли, что у него почти нет власти, и все равно местечковые генералы будут вести себя как феодальные лидеры, и война продолжится до тех пор, пока мы не разгромим последние сборища этих партизан по всей необъятной территории. Как видишь, армия не справилась, но я даже не виню ее в этом, у нас было много разных проблем, армия не смогла, потому что не было возможности в принципе. Должен признать, мы поторопились. Решительные действия Тодзё в конце 1941 были, конечно, невероятно эффективны первый месяц, но, судя по всему, уже наша лысая голова не мыслила стратегически. Месяц прошел, уничтожить весь флот гайдзинов в Перл-Харборе не удалось, и с тех пор ничего хорошего и не было. Мидуэй. Там начался наш конец. Я слышал, что кто-то говорил, якобы, адмирал Дзисабуро Одзава еще тогда сказал, что война проиграна. У него были причины так думать, да и скажу честно, он прав. Знаешь, я не согласен с конечным утверждением, что мы проиграем, это невозможно. Но, может, сейчас мы бы вешали «хиномару» над Вашингтоном, а не сидели на подлодке, пытаясь пробраться на свои же острова так, чтобы нас не потопили в нескольких километрах от берега.

–Вешать флаг над Вашингтоном? У вашего руководства правда были такие планы в 1941?

–Ну, это я образно, нет конечно. Нашим планом было экстренно завладеть Сингапуром и Гавайями, дальнейший захват Океании стал бы делом времени, а если бы и не стал, то уже и с этими двумя точками у нас было в сотни раз больше возможностей, не только военных. Это, как у нас говорили, ключ к управлению регионом. Нам было достаточно сделать это все как надо. Мы были близки к успеху, Сингапур-то взяли почти без боев, но позариться на Гавайи оказалось не суждено из-за Мидуэя. Гайдзинам там просто повезло, никакого военного мастерства в помине не было, они допустили огромное количество ошибок и понесли кучу лишних потерь, я говорю это, как участник этого сражения. Даже если бы я был командиром американского флота в той битве, я бы сильно сократил потери, просто не допуская таких примитивных, даже откровенно детских, ошибок. Такое чувство, будто ими командовал кто-то, вообще не наблюдающий за ходом сражения, и к тому же не понимающий ничего в действиях морской авиации. Эти торпедоносцы шли на нас, как идеальные мишени, которыми и являлись. Так что многие мы сбили еще до того, как они смогли сбросить свой смертельный груз. Жаль, что далеко не все, но не будь у них просто бесчисленных отрядов этих самых никому не нужных самолетов, которые они расходовали вместе с летчиками как будто это деревянные бипланы, мы бы победили при Мидуэе. Хотя, как знаешь, история не терпит сослагательного наклонения, поэтому имеем то, что имеем.

–Понятно, понятно. Вы два года жили в Рейхе и запомнили довольно много об укладе жизни немцев и нашей культуре, но, видимо, Бог хочет сделать все наоборот – чтобы я вник в японский менталитет, будучи одним из немногих немцев в Японии. Похоже на какой-то анекдот, если честно, но так и есть. Про камикадзе и Мидуэй теперь вот узнал. А харакири у вас там каждый день делают? Шутка, если что, но интересно.

–Ну, будь готов к тому, что не все и не каждый день, но эта практика есть. Многие генералы, потерпевшие серьезное поражение или что-то вроде того, сохранили честь при помощи сэппуку. Это и есть харакири, но это немного разные вещи. Сэппуку это и есть тот самый самурайский ритуал сохранения чести посредством самоубийства, который ты подразумеваешь, харакири же – просто вскрытие живота. Я могу сделать это с собой по любому поводу, но это не будет иметь никакого отношения к чести и моей жизни. На моей памяти, из недавних случаев, Сэйго Накано, который критиковалминистраТодзе. Он сделал сэппуку два года назад.

–Да уж, даже с этим у вас есть такие сложности и условности. А как сделавшие сэппуку потом часами терпят, все таки смерть от ранений в брюшной полости очень болезненная, но не самая быстрая? Это тоже часть ритуала и доказательство своего духа?

–Ну, нет. Никто сейчас не ждет смерти от ранений. Для ритуала надо иметь кайсякунина, то есть, человека, который отрубит тебе голову после того, как ты сделаешь несколько упорядоченных порезов с определенной глубиной и длинной разреза. Голова, кстати, должна остаться висеть на куске кожи, потому что если она отвалится и куда-то покатится, это будет, мягко говоря, не почетно. Поэтому выбирай кайсяку с умом, это должен быть человек, умеющий обращаться с мечом. Можешь и не выбирать, впрочем.