Текст книги "Страна Незаходящего Солнца. Том I (СИ)"

Автор книги: Владимир Панцерный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Понимая, что его сослуживец просто загоняет разговор в другое русло, стремясь ответить на вопрос офицера из зала максимально широко и с большим количеством лишней информации, Макартур решил подсобить ему.

– Сэр Лемэй прав. Японский архипелаг находится на три четверти в блокаде и способен осуществлять морское сообщение только с портами Кореи и Манчжурии по Японскому морю, если, конечно, наши подводники не торпедируют их и там. Превосходство в воздухе, конечно, вынужден признать, ставиться под вопрос на территории самих островов, но все воздушные пути к Японии заблокированы. Даже если прямо сейчас какие-то самоубийцы решат поддержать полумертвых джапов, от этого не будет никакого толку, потому что они прост не смогут доставить эти ресурсы в японскую метрополию, а в аграрных колониях и оккупированных зонах они не имеют никакого значения. Сейчас следует ожидать, что у японцев получится нанести нашим войскам несколько небольших поражений, используя привлечение масс последних ресурсов и новые виды смертников, но это никак не сможет обратить неизбежный коллапс Японии. К тому же, я и мой штаб приложат все усилия для минимизации потерь среди личного состава.

«Неукротимый Дуг» не то, чтобы много соврал в своей речи – информация о блокаде Японии, истощении ресурсов и ожидании коллапса была действительно верной. Так или иначе, он не знал ни про U-234, уже доплывшей до точки назначения и так и не обнаруженной впредь англоамериканскими флотилиями, не знал и про обнаружение Квантунской Армией месторождения в Дацине, да и, честно говоря, как и Лемэй, не знал, с чем реально столкнулись войска на Тиниане. Лишь получив первичные описания от очевидцев с ближайших территорий, а так же тех, кто сбежал с Тиниана на Сайпан на лодках и катерах, он при поддержке некоторых экспертов по авиации составил небольшое описание этого автожира с ракетами, из которого исходило, что его происхождение и так уже известно, выявлены недостатки и причины появления – в общем, все идет по плану, все под контролем. Это не было чем-то особенным для американцев – с изначальной верой в то, что крутые парни все равно надерут задницу любому врагу демократии, показать недостатки вражеского оружия еще до того, как они были выявлены, было вполне допустимым, учитывая, что оно все равно должно было обнажить хоть какие-то недостатки в будущем и, как в сюжете политически ангажированного фильма, опять с треском проиграть дядюшке Сэму. Это ожидалось и теперь. И все же, у Макартура были некоторые сомнения, настолько ли прост и бесполезен новый японский автожир.

Но было бы ошибкой предполагать, что это серьезно его волновало. Он прекрасно помнил, как немцы уже в последней фазе войны догадались создать «Фау-2» и бомбили ими Лондон. Это, безусловно, носило серьезный моральный эффект – немцы первые в мире создали баллистическую ракету и разрушали вражескую столицу уже тогда, когда войска коалиции во всю продвигались по Франции, а большевики отбивали Прибалтику. Но что из этого вышло? Даже тысячи этих ракет не смогли поменять не то что весь ход войны, а даже тактическую ситуацию хотя бы на одном направлении. «Оружие возмездия» оказалось бесполезным, а вполне обычное американское оружие без проблем стерло в пыль вермахт и за последующие 9 месяцев решило нацистский вопрос. Рейх погиб. Японскую Империю ожидает то же самое, даже если она сделает еще сто или тысячу автожиров с ракетами, за которые посадит срочно набранных с улиц пилотов, до этого не видевших в глаза даже самолетов. Зачем было раздувать из этого панику и утверждать, что японцы совершили какой-то технологический прорыв? Достаточно было трансформировать первоначальный страх и непонимание в ярость на врага за павших товарищей, чтобы они понимали, зачем через два месяца должны будут повторять D-Day на Кюсю.

В отличии от большинства других командующих, даже генералов, Макартур был осведомлен о Манхэттенском проекте, и даже был лично знаком с Полом Тиббетсом, командиром 509-ой специальной авиагруппы, заготовленный для теперь отложенного скорого ядерного удара по Японии самолет которого находился на аэродроме на соседнем Сайпане и лишь по чудесному стечению обстоятельств не прибывший на Тиниан вовремя, за неделю до вылета. Были целы и будущие исполнители удара, и их техника, да и судя по отсутствию на Тиниане ядерного взрыва, сохранились и сами бомбы – оставалось лишь найти и погрузить их в самолет. Япония обязательно превратиться в пепел.

Дуглас Макартур улыбнулся, разговор генералов продолжился, но уже не был особо важен.

Глава IX

Хэчиро стоял в наряде на блокпосту ночью с 8 на 9 августа. Он находился в деревянной будке у дороги со шлагбаумом, которая была похожа скорее на сельский сортир, и отличить ее можно было только по характерной полосатой раскраске и наличию внутри стула.

Сидя на этом самом стуле и не закрыв дверь, он видел обратную сторону дороги, на которой стояло наземное деревянное укрепление с огороженной бетонными вставками пулеметной точкой внутри. Кроме этого, под определенным ракурсом он видел окружающий мир – то есть ничего. Действительно, здесь, в северной Манчжурии, ничего не было. Это была огромная голая степь, и в какой-то степени это было хорошо – здесь можно было ехать в любом направлении или наблюдать без бинокля на огромные расстояния, но, честно говоря, сидеть уже почти два года без ротации в этой пустоши ему надоедало. К счастью, такое существование скрашивало недавнее его повышение в звании за выслугу лет – теперь он гордо носил контрпогоны с тремя маленькими звездами и звался «сотё», взводный унтер-офицер, или же старшина. Находясь около границы с Советской Россией, он даже немного начинал вникать в жизнь и культуру северных варваров, и уже мог сопоставить свое звание с таковым же в Красной Армии. Хотя, конечно, русские ему не нравились – он помнил Халхин-Гол и до сих пор не любил большевиков за нанесенное тогда поражение, и считал, что полученный тогда боевой опыт поможет как лично ему, так и всей Квантунской Армии при поддержке манчжурских формирований разбить коммунистов, если они попробуют вторгнуться сюда. Он действительно гордился своей службой в Императорской Армии и был готов без раздумий отдать жизнь в бою на уничтожение врагов любого вида.

Но он был полностью спокоен – из любой газеты он знал, что Советская Россия чтит пакт о ненападении и не будет атаковать Императорскую Армию, хотя с момента обнаружения каких-то ресурсов в Дацине (старшина не сильно вникал в это) число солдат в регионе с обоих сторон сильно выросло и в кратчайшие сроки стали появляться новые японские укрепрайоны и объекты инфраструктуры, что делало эти места не настолько уж и далекой глухой пустошью, какой она была еще в начале года. Он даже впервые за два года увидел танк месяц назад, когда был в Харбине по поручению командира роты. Как он узнал у других солдат, в Манчжурию стали прибывать новые подразделения, в том числе укомплектованные нормальной боеспособной авиацией и бронетехникой, что для обескровленной Квантунской Армии было очень кстати.

Отодзо Ямада с мая получил внезапное подспорье, о котором узнал только летом – оказывается, после обнаружения месторождения в Дацине в метрополии, что называется, «вспомнили» о Квантунской Армии, а конкретно некий не особо ему известный генерал Хаято Канеширо из Народного Добровольческого Корпуса, который стал требовать у командования усилить оборону Манчжурии и, соответственно, насытить Квантунскую Армию новой техникой и оружием, а так же дообучить личный состав до приемлимого уровня. Сначала Ямада не мог понять, почему он вообще предлагает это, хотя и был благодарен генералу, а еще больше не понимал, почему ставка принимает это. Лишь при помощи некоторых своих знакомых, служащих в метрополии, он узнал о внезапной славе этого уже крайне немолодого офицера, неожиданно перешедшего в армию из флота, пролоббировавшего действенный метод отражения американских бомбардировок и буквально из ниоткуда (по некоторым данным из непонятных «расчетов по типу местности», которые он не предоставил) определивший точное местонахождение нефтяных запасов в Манчжурии, которые не могли найти никакие специализированные подразделения многие годы до этого. Словом, это был довольно обсуждаемый в 1945 году человек, ставший для некоторых надеждой на перелом в войне и скорую победу Японии. Он даже написал несколько ответных писем Ямаде, оставив для того впечатление довольно приятного человека, исполняющего какой-то сложно структурированный план, что обязательно приведет к победе.

Все эти факторы радовали Ямаду. Если в мае он хотел кое-как довести численность армии до миллиона, призвав 500 тысяч человек, то сейчас ее полная численность постепенно приближалась к полутора миллионам. К тому же были приведены в боеготовное состояние резервные армии, которые по стратегическому плану должны были прийти на помощь частям Ямады в течении нескольких недель после начала войны с СССР, если таковая случится. Они располагались в Корее и северном Китае, пути их подхода уже были подготовлены, а сами армии приведены в боевую готовность.

Кроме этого, как командир Квантунской Армии, Ямада имел в своем подчинении все остальные расквартированные там части – например, формально руководимая императором Пу И армия Манчжоу-Го на самом деле подчинялась приказам Ямады в более приоритетном порядке, ровно как и небольшая армия из четырех пехотных дивизий расположенная в Мэнцзяне, командиром которой считался тамошний князь Дэмчигдонров. Еще ему подчинялась Суйюаньская армейская группа, тесно связанная с Мэнцзянем, в которую входило 5 дивизий и 2 бригады – все кавалерийские. Располагая такими силами, ему было как-то поспокойнее, хотя были другие моменты, беспокоившие генерала.

По совету Канеширо из метрополии, Отодзо Ямада изучал советскую армию – знать, с чем предстоит встретиться, было необходимым. Он создал разветвленную сеть информаторов и разведчиков на территории советского Дальнего Востока, а так же изучал конфликт на Халхин-Голе и у озера Хасан, в которых он сам не участвовал, но знал многих побывавших там солдат и командиров. Выводы были неутешительными – то, что докладывали информаторы, сильно разнилось с тем, что можно было прочитать о конфликтах шестилетней давности. Великая Отечественная Война серьезно изменила РККА, старая, едва боеспособная армия канула в лету, а на ее месте появилась, вероятно, сильнейшая на текущий момент армия в мире. Он много узнал о опыте применения идеальных советских танков, таких как уже ставший легендарным Т-34-85 и появившийся относительно недавно тяжелый ИС-2, и он понимал, что противостоять такой технике Квантунской Армии попросту нечем. В армии числилось около четырехсот танков, в основном безнадежно устаревших Ха-Го и Чи-Ха, применять в бою которые стало уже попросту бесполезно. Они не имели ни хорошей брони, ни сильного вооружения, и даже по маневренности, несмотря на значительно меньшую массу, проигрывали многим советским танкам. Из метрополии так и не прислали ничего получше, поэтому тактика борьбы с бронетехникой была принята схожая с поздне-германской.

«Панцерфаустов» в стране не было, а его массово производимый аналог, гранатомет Тип 4, был заготовлен исключительно для обороны метрополии. Единственное, что оставалось Ямаде – смертники. Смертников в Манчжурии было много. В каждой дивизии действовали батальоны тэйсинтай, подготавливаемые специально для одной цели – уничтожить противника и погибнуть вместе с ним. Основным их вооружением была «мина на палке», обозначавшаяся в документах как «шестовая мина Ni-05» – это был кумулятивный заряд, которым полагалось ткнуть в броню танка и, в большинстве случаев, погибнуть вместе с ним. По своему применению и одноразовости она была схожа с «Панцерфаустом», но дальность стрельбы была равна нулю метров, и никаких способов инициации выстрела кроме прямого контакта с броней не было. Кроме этого, некоторые солдаты были вооружены минами Тип 99, и не были смертниками в классическом понимании этого слова, так как, по меньшей мере, имели какой-то шанс на выживание, ведь использование самого их оружия не предусматривало смерть, но она была крайне вероятна от окружающих обстоятельств. Им полагалось закреплять эти мины на уязвимые части бронетехники, желательно борта или корму, в идеале и вовсе днище – такая мина пробивала всего 19 мм стали, хотя сочетание из двух таких друг на друге позволяло пробить уже 32 мм.

Были и те, кому полагалось бросаться с гранатами под танки, кидать мины под гусеницы наступающей бронетехники, просто минировать все пути после отхода союзных сил и так далее. Борьба с бронетехникой стала довольно серьезной частью доктрины Квантунской Армии, так как не было никаких сомнений в том, что большевики будут использовать большое количество танков и бронеавтомобилей, ведь даже по свидетельствам немцев, последние два года русских танков и самолетов было едва ли не больше, чем можно было встретить обычной пехоты. И если пехоту японские призывники еще могли «перестрелять» в прямом бою, или просто нанести ей серьезные потери сражаясь на укрепленных позициях, то танки оставалось перебарывать только смертниками и насыщением частей пехотными ПТ-средствами. Но была сфера, где Ямада не мог ничего противопоставить.

Авиация. ВВС РККА были крайне многочисленны и обучены, они обладали уникальными образцами самолетов, производство которых давно было поставлено на поток и достигало невероятного размаха. Может, у них не было такой стратегической бомбардировочной авиации, как у США, но они были способны доставить огромное количество проблем на земле с помощью штурмовиков, таких, как «бетонный самолет» Ил-2, который было крайне трудно сбивать даже немецким летчикам, а говорить о японских недоученных смертниках на устаревших А6М2, на которых, в отличии от Ил-2, брони почти что и не было, излишне. Японские ВВС проигрывали русским абсолютно во всем – количество, качество, бронирование и вооружение, обученность летчиков, боевой опыт. Единственное, что оставалось делать Ямаде – полагаться на немногочисленное ПВО и стойкость укреплений. К тому, что скорее всего ко второй неделе боев станет невозможно передвижение крупных групп в дневное время суток без риска нарваться на авианалёт он уже был морально готов, надеясь, что необходимыми средствами противовоздушной обороны обладают резервы в Китае и Корее, или хотя бы будет прислано что-то из метрополии – находившиеся там «Фунрю-4» были крайне необходимы для продолжения обороны промышленности и городов от непрекращающихся американских налетов, пускай уже давно менее успешных и более осторожных.

Что было у Квантунской Армии при себе? Две тысячи самолетов. Цифра казалась довольно внушительной, но более половины можно было сразу отмести, ведь это были учебные самолеты. Из оставшейся тысячи абсолютным большинством были серьезно устаревшие образцы, закрепленные за пилотами-новобранцами, а то и вовсе техника камикадзе, у многих образцов которой при взлете отваливалось шасси за ненадобностью. По расчетам, которые провел Хикосабуро Хата, начальник штаба Квантунской Армии, а значит второй человек в командовании после Ямады, выходило, что в случаи идеальных условий, когда советская авиация не будет наносить превентивных ударов по аэродромам и будет только вступать в воздушный бой, инициированный японскими летчиками, то все равно к концу первой недели боев будет уничтожено до 70% боеспособных самолетов – выполнят свои задания смертники, погибнут самые малообученные, усредненный процент летчиков (взятый по статистике за все годы войны на Тихом Океане) будет надолго выведен из строя в связи с тяжелыми ранениями. К концу второй недели численность готовых к бою самолетов будет составлять двухзначное число, причем скорее округляемое к нулю, чем к ста. Короче, Ямада понимал, что не может полагаться на авиацию и превосходство в воздухе ему не светит.

Доступное ему ПВО тоже было очень скудным, в основном это были 20-мм зенитные автопушки или куда более достойные 75-мм орудия, но и у тех, и у других была своя проблема – их было очень мало. Основная часть оных была рассредоточена на крупных аэродромах, а выйти в поле или следовать за армией могло настолько мало орудий, что воспринимать их существование как какую-то угрозу авиации большевиков было бы очень глупо. К тому же, скорее всего они даже не успели бы принять участие в сражениях, будучи уничтоженными вместе с колоннами на марше или в ходе внезапных ударов по расположениям отдыхающих частей в ночное время. На самом деле, это касалось и тех орудий, что защищали аэродромы, но в целом Ямада считал, что большевики не смогут уничтожить их рейдом армейской авиации с приграничных территорий, т.к те находились на слишком большом удалении и русским пришлось бы устроить неоправданно рискованный рейд, а к моменту, когда русские доберутся до крупных городов и смогут сделать это без особых проблем, необходимость серьезной защиты аэродромов отпадет в связи с сильным уменьшением числа расквартированных там самолетов – например, аэродром в Харбине должен был потерять почти половину закрепленных за ним самолетов в первый же день, поскольку те принадлежали смертникам и закономерно должны были исчезнуть вместе с пилотами в ходе самопожертвования за Империю.

Но, вернемся на границу…

***

Хэчиро пытался уснуть в своей будке, хотя это и считалось нарушением устава, но ему уже было как-то наплевать. Сейчас его больше раздражало то, что уснуть он как раз таки не может, и мешает ему не внезапно проснувшаяся совесть или страх перед наказанием, а непонятный, усиливающийся монотонный звук, напоминавший какое-то беспрерывное гудение. Конечно, после контузии в 1939 году он нередко слышал безостановочный писк в ушах, но это было что-то другое, либо же от возраста (хотя старшине едва исполнилось 30) – от старших товарищей он знал, что с годами последствия контузии начинают проявляться ярче, и был готов к тому, что к 40 годам этот писк станет его постоянным и непреодолимым спутником, к которому он просто со временем привыкнет. Но сейчас было еще как-то слишком рано, да и не настолько ведь все должно было быть плохо, чтобы писк превратился во что-то похожее на гудение двигателя танка. Здесь он задумался – а что, если действительно, это и есть звуки двигателя? Допустим, его командир решил внезапно проверить, чем заняты солдаты на КПП вне поля зрения начальства, и теперь ехал сюда на своем «Курогане», не задумавшись, что в голой степи звуки распространяются намного дальше, а не услышать их тихой ночью просто невозможно.

Хэчиро кое-как встал, протер глаза, повесил винтовку на плечо и вышел из будки. Вроде бы, на уходящей вдаль дороге никто не ехал – не было ни света фар, ни каких-то движущихся фигур. Начальник из Манчжурии вроде бы не ехал. Немного постояв на дороге и потянувшись, сонный солдат решил проверить своего единственного на данный момент находящегося поблизости подчиненного, рядового солдата-пулеметчика Тао, призванного в начале года маньчжура. По уставу, тот должен был сейчас сидеть в своем ДЗОТе и наблюдать в амбразуру, ну или хотя бы совершать обход по крайне небольшой территории своего укрепления. Судя по каким-то шарканьям и шагам, доносившимся из этого укрепления, он действительно делал это, но Хэчиро все же захотел уточнить, не смотрит ли его солдат десятый сон, тем самым подрывая обороноспособность страны и ставя под угрозу безопасность границы – сам Хэчиро хоть и провел последние два часа в полусознательном состоянии, смотря в одну точку и раз в несколько десятков минут приходя в себя, он не считал себя спавшим, ведь чутко слышал гудение и иногда открывал глаза. С мыслью о том, что сделать со своим подчиненным, если тот действительно спит на посту, он тихо спустился в ДЗОТ.

В ДЗОТе был не спавший, а стоявший с ножом солдат. В маскхалате с сеном и подобного цвета материалами, одежде в адаптированном под степи камуфляже «амеба» и с перемазанным какой-то сажей и глиной лицом. А нож свой он занес над ничего не подозревающим спящим рядовым Квантунской Армии, тем самым пулеметчиком Тао, расположившимся, вытянувшись на приставленном к стене стуле. У Хэчиро ушло не больше двух секунд чтобы окончательно проснуться, снять с плеча винтовку и с громким криком «Банзай!» броситься на диверсанта в штыковую, сразу прижав его к стене и проткнув штыком между ребер. От громкого крика и начавшейся возни Тао мгновенно очнулся и спрыгнул со стула, побежав к выходу из ДЗОТа, но тут же упал, в аффекте не заметив лежавшей у него под ногами недособранной пулеметной ленты, которую он же вручную снаряжал несколько часов назад и бросил там. Между тем, борьба разведчика с Хэчиро продолжалась. Пережив удар штыком между ребер и даже не издав никаких звуков кроме приглушенного рычания, диверсант всадил нож в руку старшины. Он прошел хорошо и глубоко, чуть не задев кость и остановившись где-то на половине введенного лезвия. Пораженный приступом лютой боли, Хэчиро ослабил хватку и диверсант оттолкнул его, от чего японец отошел назад и свалился на спину. Между ними образовалось расстояние, едва ли достигавшее двух метров. Но этого было достаточно.

Хэчиро второй рукой передернул затвор винтовки и навел оружие на верхнюю часть туловища врага. В последний момент перед выстрелом он не смог крепко удержать оружие в руках, и с громким хлопком пуля отправилась вниз – почти между ног диверсанту, чуть левее его детородного органа. Диверсант сразу сложился пополам и зажал рану рукой, но хлынувший оттуда поток крови брызнул сразу до противоположной стены, после чего продолжил быстро выливаться на пол, превращая укрепление в кровавую баню в прямом смысле. Когда Хэчиро с опорой на стену кое-как встал, он обнаружил, что его рана тоже сильно кровоточит, и весь рукав формы уже пропитался красной жидкостью, хотя она не брызгала из него, а лишь медленно вытекала. Так же он понял, что Тао уже нет в укреплении. Даже не заметив, как диверсант пытался подкатиться к нему с ножом, старшина выбежал на улицу с винтовкой, забрызгав стены на лестнице каплями крови.

На улице рядовой, как мог, отбивался от другого диверсанта с ножом лопатой, до этого стоявшей на краю внешней стены ДЗОТа и использовавшейся ранее для непосредственного его создания. Лопата была намного длиннее ножа, и разведчик даже не мог подойти к маньчжуру, но это ему и не требовалось – сделав вид, что он отступает, напуганный беспорядочным маханием лопатой, диверсант выхватил из кобуры «Наган» с глушителем. Раздался выстрел.

Слишком громкий для револьвера.

Диверсант заорал и выронил пистолет – 6,5х50 мм патрон «Арисаки» образца 1905 года пробил его запястье на ведущей руке. Воспользовавшись тем, что всего на секунду диверсант оказался дезориентирован и растерян от боли, Тао приблизился и с большим размахом ударил его лопатой по голове. Хорошо наточенное полотно лопаты разорвало ему кожу на голове и разрезало глазное яблоко, после чего было остановлено носовой костью врага, так же треснувшей от переданной ей инерции. Получив такой серьезный удар, диверсант, кажется, испытал сильное сотрясение и мгновенно отключился, истекая кровью в двух местах, после чего безвольно свалился в сторону. Хэчиро израсходовал и третий патрон, выстрелив потерявшему сознание противнику в шею. Пуля прошла через подбородок и застряла, собственно, в шее, разорвав тому сонную артерию, из-за чего большая струя крови потекла и у него. Оба диверсанта были совершенно точно обезврежены. Теперь, когда угроза была отражена, оставалось выяснить, что вообще произошло. Но начать следовало с другого.

Хэчиро опустил винтовку и подбежал к Тао, развернув того за плечо

– Эй, ты не ранен? Как это вообще случилось?

– Я… Э, товарищ старшина, виноват, я нарушил устав и заснул на посту, готов…

– Насрать! Потом с уставом разберемся… – на этом моменте Хэчиро вновь сорвался с места.

Подбежав к дереву, он обошел его и хотел было воспользоваться установленным там под крышей из пары небольших досок полевым телефоном. Взяв его со стойки, Хэчиро сразу понял, что воспользоваться данным вариантом и доложить о нападении не получится – телефон был попросту отрезан от кабеля. Большая часть кабеля, конечно, была зарыта в земле, но небольшой участок, ведущий к самой трубке, никогда ничем не защищался. Теперь этот телефон можно было использовать разве что в качестве оружия ближнего боя. Хэчиро поспешно вернулся к своему подчиненному.

– Эй, Тао, занимай огневую позицию. Если кто будет идти со стороны России, стреляй без предупреждения. Я должен отправиться вперед и доложить обо всем.

– Так точно, товарищ старшина!

Маньчжур ринулся в ДЗОТ за свою амбразуру, поспешно присоединяя валявшиеся на земле ленты к оружию и готовя позицию. Находясь в крайне напряженном состоянии после ближнего боя, он даже не обратил внимания, что старший по званию, его непосредственный командир, к тому же чистокровный японец по национальности, без проблем назвал его по имени. Солдат подготовил свою позицию. Он уже считал, что это был не обычный диверсионный рейд, а начало настоящей полномасштабной войны. И в этой новой войне он был готов насмерть стоять на границе, защищая землю последнего легитимного императора Айсингьоро Пу И. Он знал, что Манчжурия выстоит.

Его командир тем временем бежал по пыльной дороге, даже позабыв о ранении в руку, откуда продолжала потихоньку сочиться кровь. Ему нужно было преодолеть 5 километров до следующей заставы, чтобы предупредить находящихся там солдат и наконец связаться хоть с каким-то командованием, чтобы те предприняли действия прежде, чем все станет слишком поздно. Его громкое сердцебиение внезапно опять приглушал какой-то громкий звук, то самое пищание, похожее на звуки двигателя, что заставило его выйти из каморки в нужный момент. Он увидел, как что-то мелькнуло в небе перед его глазами. Приостановившись, он понял, что это был летевший со стороны СССР разведывательный самолет. Именно он и его двигатель стали причинами этих звуков, а вовсе не рано проявившиеся отложенные последствия контузии. Теперь и у Хэчиро не было сомнений в том, что разведка переросла в нечто большее. Он еще не до конца решил, считать это настоящей войной или очередным рейдом, как Халхин-Гол, только инициированный РККА, но значения это не имело – план действий оставался прежним при любых вводных. Ему всего лишь надо было добраться пять (а уже, наверное, три) километра до полевого телефона, и он делал это.

В конце концов, он смог. Добежав до телефона, Хэчиро не успел им воспользоваться. Трубку раньше выхватил другой японский солдат, которого старшина не видел из-за ограниченного «туннельным зрением» угла обзора и невосприимчивостью к другим звукам, кроме собственного сердцебиения и гудения советского воздушного разведчика. Остановившись, Хэчиро осмотрел как того, кто взял трубку раньше, так и двух его товарищей. Они выглядели примерно так же, как и он сам, хотя один из троих все же не имел ранений. Другой был с перебинтованной головой, повязка на которой планомерно переходила в повязку на глаз, покрытую запекшейся кровью; а третий не мог использовать правую кисть, поскольку она так же была плотно обмотана бинтами.

Хэчиро похлопал рукой по плечу солдата с повязкой на голове, но тот не отозвался. Сбоку смотря на его единственный глаз, старшина все понял. Солдат смотрел куда-то далеко вперед, несмотря на то, что единственным объектом в направлении его взгляда было искусственно посаженное дерево с телефоном на нем. Этот взгляд казался полностью отрешенным, он почти не моргал и не двигался, а его рот был открыт. В этот момент к старшине обратился третий, с повязкой на кисти.

– Не пытайся, он контуженный. Ни на что не реагирует. Я их командир. Ты здесь потому же, почему и мы?

– Я не знаю, почему вы здесь. Наш блокпост атаковали диверсанты, перерезали провода, но мы смогли отбиться и уничтожить двух противников.

– Да, мы здесь по одной причине. На нас тоже совершено нападение, перерезали провода, одного бойца убили, мы начали стрелять и они сбежали.

– Где это вообще произошло?

– Застава №597, вернее, передовой пункт.

– Ваши командиры что-нибудь знают? Почему совершено нападение, что это значит, большевики вступили в войну против Японии?

– Понятия не имею. Они атаковали нас, мы атаковали их. Мы доложим в штаб в Хулун-Буире, там разберутся.

– А какие-нибудь приказы от вашего командования?

– Я же говорю, никто ничего не знает. Нам сказали продолжать занимать позиции, даже если враг вторгнется масштабными силами. Так и сделаем.

– Я понял вас. Удачи, что бы это ни было, она нам сильно пригодится.

– И тебе, и тебе…

Кажется, солдат с забинтованной кистью уже перестроился на другую волну, ответив машинально, после чего, дождавшись пару секунд, пока его подчиненный завершит рапорт по телефону, они вдвоем начали убегать туда, откуда приходили изначально, держа под руки контуженного товарища. По видимому, его тоже собирались направить в бой. Проводив их взглядом, Хэчиро наконец-то сам подошел к телефону. Сняв его, он получил мгновенный ответ, но не стал дожидаться, пока человек на обратном конце провода что-то скажет.

– Блокпост 599 атакован русскими диверсантами около часа назад. Нападение отбито без потерь, два противника убиты, дежурный по блокпосту старшина Хэчиро Ито. Каковы дальнейшие указания?

– Принято. Свяжитесь со своим непосредственным начальником, действуйте по ситуации, не отступайте без приказа.

– Так точно.

Хэчиро поставил телефон обратно. Действительно, в армии даже в такой неожиданной ситуации умели говорить четко, кратко и по делу. Ему даже было немного стыдно за то, что он превратил свой доклад в какой-то художественный абзац с уточнением национальности противника и подобным, но отвлекаться на это долго не смог. О себе дала знать рука, которую он попытался положить на ремень. Он уже был не в движении, адреналина и некого чувства опасности не было, и только теперь он наконец то мог увидеть и понять, что серьезно ранен в плечо. Это действительно стало для него неожиданностью. Он попытался отодвинуть край кителя через воротник и рассмотреть рану под одеждой, но засохшая и впитавшаяся кровь прирастила его кожу к одежде, и отрывать все это было довольно больно, а учитывая, что он всего лишь хотел посмотреть, вовсе нецелесообразно. Смотреть Хэчиро передумал, ограничившись тем, что посчитал ранение нанесенным ножом, а не пулей, что было очевидно по наличию небольшого пореза и глубокого повреждения, которое едва ли могла бы нанести ему обычная пуля.