Текст книги "Хищник"
Автор книги: Владимир Лосев
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)
Глава вторая
Плавный поворот меча
Как весел и уверен в себе палач
Печально смотрит мир
на дела его скверные.
Сны Сергей видел мерзкие. Начинались, правда, они хорошо…
Солнце. Зелень тополей. Старый двор. Ребята. Облезлые качели. Бесконечное лето впереди. Ничто не предвещает беды, и вдруг неизвестно откуда налетает ледяной пронзительный ветер.
Ласковое теплое солнышко исчезает за тучами. С неба начинает сочиться противный холодный дождь, вперемежку с мокрым снегом, и все становится призрачным, нереальным. Посередине опустевшего двора остается только он – Сергей Перфилов и кто-то еще из ребят не разглядеть за плотной пеленой дождя. Зябко, страшно…
Он хочет убежать, но с темных небес срывается огромная блестящая молния и бьет в него, и его маленькое худенькое тело рассыпается от жестокого удара как глиняная игрушка. Ноги отдельно, руки тоже, голова катится в сторону и плачет. И все начинает болеть, остро, нестерпимо. Снова налетает ветер, бьет ледяными иглами по мертвому лицу, и все становится окончательно безнадежным. Больше ничего никогда не будет, кроме снега, дождя и боли…
Перфилов закричал долго, надрывно, безнадежно и очнулся.
Во рту было сухо, словно он провел тысячу лет в раскаленной пустыне. Тело болело. Всё полностью. В нем не осталось ни одной клетки, которая не молила бы о смерти.
Внутри возникло ощущение, что он попал под асфальтовый каток, но не помнит, и теперь за пленкой желтой высохшей кожи нет ничего, кроме мягкого фарша с осколками костей, пропитанного кровью и гноем.
В черепе, единственно уцелевшем, бухал кузнечный молот, и его удары отдавались в нем так, что все внутри дрожало.
Во рту чувствовался привкус железа и медикаментов, словно он только что выполз из кабинета дантиста.
– Боже, как больно-то! – простонал Сергей, с усилием открывая глаза. – Сдохнуть можно!!!
Вокруг поднимались голубые стены, переходя в белый потолок. Рядом, если повернуть голову, мерно шумела встроенными вентиляторами, поигрывая индикаторными лампочками, какая-то аппаратура. Он огляделся, не узнавая. Потом пришла догадка.
Больница – что же еще? Не рай же – там не бывает так больно…
И тут же вспомнил, что произошло. Они двигались по дороге. Впереди ползли два БТРа, фыркая моторами и изрыгая сизые выхлопы, сзади подпирала БМП. Небо серое, тучи собирались вместе над головой, потом по небу прокатился гром, от которого все и развалилось.
Дальше что-то непонятное. Толчок в грудь. Ударом отбросило в сторону. А потом стоны раненых со всех сторон. Сам кричать не мог, потому что едва дышал. Потом кто-то сказал, что они подорвались на фугасе – или он сам так подумал?
Глупо, но иначе на войне не бывает. Все смерти на ней бессмысленные. Эту чертову дорогу проверяли не раз, и перед выходом колонны по ней прошла разведка вместе с саперами. Наверно, кто-то схалтурил, а может, действительно, не заметили.
Боевики сейчас не те, что раньше, умными стали, их американские спецы готовят. Или арабы? Да неважно это. Главное сейчас – результат, а он ужасен. Тело разорвано осколками, он, кажется, умер, даже бронежилет не помог.
Ночное предчувствие оправдалось. Не зря Петров сказал, что когда зовут мертвые – это всегда к смерти. Правда, он еще жив, иначе не было бы так больно. В госпитале заштопали, собрали заново, как ту глиняную фигурку из сна, в которую, похоже, и превратился…
Сергей попробовал поднять голову, но видимо, что-то задел, потому что на пульте рядом пронзительно запищал динамик, огоньки засверкали. Что-то упало. По руке побежала теплая жидкость – наверно кровь. Ему стало дурно. Все закружилось перед глазами.
Упал на подушку, но как-то неправильно, старался придержать себя правой рукой, а не получилось, то ли бинты не дали, то ли что-то другое.
И снова полетел в темноту, где не было ничего хорошего, хотя начиналось все вроде неплохо. Солнце. Зелень тополей. Старый двор. Ребята. Облезлые качели. И бесконечное лето впереди. А потом холодный ветер унес все, и кто-то знакомый стоял за пеленой дождя и громко сопел.
– Очнулся? Как самочувствие?
Перфилов долго всматривался в некрасивое покрытое мелкими веснушками лицо, ворочая тяжелым языком, чтобы ответить. Звуки никак не складывались в слова.
Он смог промычать только после того, как девушка выжала ему в рот ватку с водой.
– Где я?
– В Москве. В госпитале Бурденко. У тебя тяжелое ранение. Если бы оставили на месте, не выжил бы. Привезли самолетом и сразу на стол. Операция шла восемь часов. Как самочувствие?
– Ноги больно! – он простонал. Боль очнулась от спячки и теперь немилосердно рвала колени. – Что с ними?
– Нет у тебя ног, Сергей Перфилов, – медсестра вздохнула. – Отрезали. Их осколками перебило, гангрена началась, хирурги пытались спасти, но не получилось. Слишком долго ты пролежал в поле без медицинской помощи, крови много потерял, ткани омертвели.
– А ребята из моей роты?
– О них ничего не знаю. Говорят, многие погибли, колонну долго обстреливали из гранатометов и пулеметов, пока не прилетели вертушки.
– Так я один живой остался?
– Не один. Раненых хватает, но к нам поступили только тяжелые.
– А почему так больно, если ног нет?
– Сейчас сделаю обезболивающий укол, и ты заснешь.
– Обе ноги? – Перфилов спрашивал, не понимая смысла. Глупость какая-то! Что значит – отрезали?! Он, что, ходить не сможет? Совсем? Или все-таки сумеет? Протезы сейчас делают хорошие. Если Маресьев смог летать, то и он научится хотя бы ходить, а там все как-нибудь устроится. Конечно, плохо, когда ног нет. Но что поделаешь – на войне убивают и калечат. Ноги-то в колене болят. Значит, ниже отпилили. Протезы придется носить. Ничего. Как-нибудь. А куда деваться-то?
Он тяжело выдохнул застоявшийся в легких воздух и спросил:
– С правой рукой что? Тоже болит…
– Придет врач, у него и спрашивай, а мне столько не платят, чтобы на подобные вопросы отвечать, – медсестра воткнула ему в руку шприц. На ее глазах показались слезы. – И без того сердце на части рвется. Молодой парень, красивый, умный и такая беда. А я одна живу. Господи, ну почему так страшно устроен этот мир?!
Боль откатилась назад, спряталась в глубине. И снова сон: двор, облезлые качели, солнце и бесконечное лето впереди. А рядом кто-то стоял и сопел. И еще Сергей вдруг понял, что он ему хорошо знаком, нужно только вспомнить его лицо…
Когда очнулся в следующий раз, то боли уже не чувствовал. Но знал, что она живет в нем и, не спеша, со смаком обгладывая коленный сустав, пока ее не слышно только потому, что обезболивающее приглушает ее довольное чавканье, как ватное одеяло звуки.
Он полежал немного и решил посмотреть, что случилось с ногами. Может на месте? А вдруг?
Встать ему не удалось, без рук оказалось невозможно даже приподняться, к тому же когда пошевелился, то уронил что-то, и вдалеке зазвучала тревожная трель звонка. Он упал назад на подушку. Раньше даже не подозревал, как тяжело просто двигаться!
На звонок вместе с медсестрой пришел и врач.
– Как вы себя чувствуете, больной? – спросил врач – молодой парнишка со смешными лопоухими ушами. – Хорошо спали?
Должно быть недавно закончил институт. Сергей тоже мог бы получить образование, да ушел в армию с третьего курса педагогического университета по собственной глупости. Поссорился с преподавателем, а тот отыгрался на экзамене и пересдать не дал. Скотина! Вот из-за таких, как он, люди идут в армию, а потом ноги теряют. Выйду из больницы, схожу в деканат, может, разрешат восстановиться. Теперь у него как у ветерана много разных прав.
Если не восстановят, то хоть морду этому гаду набью!
Со службой по всему видать, все закончено. Хватит, да и не было в ней ничего хорошего, отдал родине долг с излишком. Интересно, Игорь жив? Может, лежит сейчас в соседней палате? Или уже под землей отдыхает?
Как он трясся всю дорогу, колотило его так, словно на смерть ехал.
Так и вышло…
Он не мог мыслить связно – не получалось. Кроме снотворного ему вкалывали что-то еще, и это подергивало его мозг странной дымкой. Поэтому и рассуждал отвлеченно: словно не с ним случилось беда, а с кем-то другим. Если бы было иначе, наверное, уже давно выл от тоски и отчаяния, а зубами грыз вены на левой руке – правой-то нет!!!
Что?!
Перфилов даже в этом полубреду удивился своим мыслям. До ног дотянуться не мог, но руки лежат рядом, достаточно просто скосить глаза.
Сердце замерло, потом заныло, и точно, вместо правой руки обмотанная бинтами культя, дурно пахнущая мазью Вишневского.
– Ерунда, – пробормотал он. – Наверное… просто бред. Такого не бывает, чтобы и ноги и руку. А как я этой сволочи буду морду бить?
– Что вы сказали, больной?
Сергей перевел взгляд на молодого врача.
– Я спросил – что с моими ногами?
Тот переглянулся с медсестрой, она отвела взгляд, потянулась к столику за шприцом, и стала набирать в него из разных ампул.
– Неужели вам не сказали?
– Что-то говорили, но я не понял, в голове шумело от наркоза, – Перфилов вздохнул. У него внутри рос настоящий ужас, от которого хотелось кричать на весь свет или материться. Левая рука на месте, на ней царапины замазаны йодом, поэтому она и желтая, как у индуса, а правой нет!!
Если еще и ног нет, как он будет жить? Когда есть руки, но нет ног, еще существовать как-то можно, но когда нет одной руки и ног, то это уже беда!!!
Он закусил губу, чтобы не разрыдаться, к вкусу медикаментов во рту добавился вкус крови.
– Мы спасли вам жизнь, правда, для этого пришлось ампутировать конечности, – врач говорил размеренно и бесстрастно, но где-то в глубине его глаз прятались растерянность и сочувствие. – И правую руку отрезали по локоть, на нее потом вы сможете установить протез.
– Насколько сильно отрезали? – Сергей чувствовал, еще немного и он не выдержит, сорвется и начнет убивать. Господи – но чем?! – Протезы какие придется заказывать?
– Мои слова вам сейчас не понравятся, но лучше горькая правда, чем сладкая ложь, – пробормотал врач. – Правда, думаю, вы пока не готовы.
– А точнее можно? – Боль проснулась и стала жевать коленные суставы, но даже она сейчас была желанной, сердце бухало, отмеряя черную беспросветную тоску. – К чему не готов? К жизни? К смерти? По колено отрезали? Я же чувствую, как болят ступни!
– Ноги вам отрезали по бедро. Протезы такие пока не изготавливают – не научились. Точнее они существуют, но неуправляемые, то есть бесполезные, ходить на них можно только с костылями. Но вам это не подойдет, так как правая рука отрезана – опираться нечем. Но биомеханика развивается стремительными темпами, думаю, уже в недалеком будущем появится что-то новое, какие-то особые прототипы, управляемые компьютером.
– Что? – Сердце на мгновение остановилось. Не может быть. Шутит. Страшно!!! – Зачем вы со мной так?!!
– С вами работали лучшие врачи, операция длилась больше восьми часов. Время шло на минуты. Поверьте, попробовали все, но чем дальше, тем все становилось хуже. Еще немного и не удалось бы спасти не только ноги но и вашу жизнь, многие ткани омертвели, пришлось удалять. Гангрена. Вы должны быть нам благодарны…
– За что? – Перфилов не верил. Слишком молод был врач, чтобы такое говорить. Это старые врачи – те много чего видели и знают, они глупостей не говорят, чтобы над пациентами глумиться. Нельзя ему верить, этот разговор всего лишь игра. Глупая, бессмысленная игра! Он просто хочет его напугать. Чтобы добавить себе значимости. Не бывает такое, да и быть не может! Чтобы он спортсмен – разрядник и остался без ног! Да глупость все это!! Он вздохнул и тихо ответил, хоть внутри все дрожало. – Благодарить за то, что сделали обрубком? Да за такое убивать надо, а не спасибо говорить!
– Благодарить следует за то, что спасли вам жизнь. Только не будьте, пожалуйста, дураком, глупостей не делайте.
– Каких?!
– Многие, после того как узнают о том, что у них ног нет, руки на себя накладывают, считают, что они никому не нужны будут.
– Я бы наложил, – с едкой горечью и сарказмом произнес Перфилов, так ему показалось, – но как вы только что сказали, у меня осталась одна рука, ею ничего никуда не наложишь. Может, расскажете, как жить дальше? Медленно гнить в вашем госпитале, или отправите в дом инвалидов, где и загнусь? Вы спасли мне жизнь – для чего? Для какого светлого будущего?
По лицу молодого врача пробежала смутная тень, он немного помолчал, потом тихо добавил:
– Я работаю недавно, попал сюда сразу после мединститута, но интернатуру проходил здесь. Повидал многое. Не могу сказать, что вам, Перфилов, сильно повезло, но и отчаиваться не надо. Жизнь – великая ценность, люди готовы на самые ужасные операции, чтобы только остаться в живых: иные выдерживают настолько жуткие боли, что смотреть на такое невозможно, и все для того, чтобы прожить лишних полгода. Не разбрасывайтесь тем, что пока не цените и не понимаете.
– И как я буду жить?! – Сергей говорил громко – если бы мог, то закричал, но в горле першило так, что из него вылетал только сип. – Чем? А кто меня кормить будет?! Может – вы?!
Молодой врач отвел глаза и тяжело вздохнул:
– Приспосабливаются все по-разному: есть инвалиды, которые на международных олимпиадах участвуют, призы получают, другие бизнесом занимаются, третьи в интернете висят целыми днями, общаются, играют, находят себе близких по духу. Кто как сумел, тут главное – не сдаваться.
– Утешаете? – Сергей размазал слезы по лицу и с неприкрытой злостью взглянул на врача, хоть и понимал, что тот ни в чем не виноват. – Спасибо, не нуждаюсь. Сам как-нибудь!
– Я вас не утешаю, а просто рассказываю о том, какие возможности существуют, – врач говорил монотонно, его голос успокаивал, убаюкивал, слушая его, все выглядело не страшно.
Подумаешь – нет ног и руки. Другие живут, и вы сможете. Только как?!! Главного то он не говорит, потому что сам не знает.
– А утешать вас станет батюшка, он завтра обход сделает, говорят, уже выздоровел. Мне просто не повезло, вам первому правду открыть. Но в этом наше отличие от других больниц. Мы имеем дело с людьми военными и считаем, они имеют право знать, что с ними произошло. Сильных людей это не убьет, а слабым мы поможем принять неприятный подарок судьбы, для этого у нас имеются штатные психологи…
– Что ты можешь знать о слабости, трубка клистирная?! – прошипел Перфилов, превозмогая боль. – Ты хоть раз слышал, как пули свистят над головой? Кого-нибудь убивал?! А друзей терял всех сразу?! Что же вы натворили, сволочи?!! Что я вам сделал?!!
Попробовал подняться, но не смог. Слезы ярости и бессилия хлынули у него из слез, тогда он закричал долго и отчаянно.
Врач кивнул медсестре, и та через простыню и бинты воткнула в бедро иглу шприца. Перфилов замолк на середине крика, почувствовав, как глаза мутнеют, а палата теряет свои краски. Он рванулся, но крепкие мужские руки удержали его на подушке, а потом стало все равно – окружающее поплыло и провалилось в темный стылый день из его детства.
* * *
Майор Юрий Александров сидел в кабинете, глядя в окно на высокие тополя, где вороны устроили галдеж и драку, и тяжело вздыхал. Вроде все сложилось хорошо, а все равно что-то внутри было не так. Этот отдел, в который он попал, ему казался странным, хоть приложил немало усилий, чтобы в него попасть.
Юрий служил в органах уже десятый год и знал почем фунт лиха. За это время ему довелось пару раз участвовать в операциях по задержанию особо опасных преступников, побывать пару раз в горячих точках, откуда привез пулю в теле. Она напоминала о себе в холодные, промозглые дни, тогда ему хотелось жить, потому что боль была жуткой.
Но удалять этот смятый кусочек металла пока было нельзя, слишком близко он находился от позвоночника. Врачи сказали, нужно подождать, пока тело не закроет ее со всех сторон слизью, превращая в капсулу, тогда можно будет попытаться еще раз, а пока слишком высока вероятность остаться инвалидом после операции. Но убирать все равно придется, когда-нибудь пуля двинется дальше, и тогда паралич неизбежен.
Именно после приговора врачей ему стало пронзительно ясно, что его жизнь дорога только ему, а всем остальным на нее наплевать с высокой колокольни. И только от него самого зависит, какой она станет, и будет ли у него вообще. Чуть позже пришло осознание, что профессию он выбрал не ту, в которой живут долго и счастливо. Умирают в один день – это да, такое происходит частенько, а вот жить долго ни у кого не получается.
Во время последнего рейда, когда группа попала в засаду, в него стреляли с трех точек, причем почти в упор, только везенье и неизвестно откуда появившаяся быстрота спасли ему жизнь. Он крутился как юла между боевиками, а потом запрыгнул с места на трехметровый обрыв, не понимая в азарте боя, что делает. Но это его спасло, даже царапины не получил, а двое бойцов погибли.
На следующий день, когда команда вернулась на место схватки, чтобы разобраться в том, что произошло, он снова попробовал выбраться из трехметровой расселины и понял, это физически невозможно – нормальный человек не может прыгнуть с места на три метра вверх, и даже профессиональные спортсмены на это не способны.
Товарищи после этого случая прозвали его счастливчиком, долго пытали, ходили ли к гадалке ходил. Какой амулет носил, и кто его заговаривал?
На все вопросы Александров только хмуро вздыхал и отмалчивался, ему было нечего сказать. К гадалке не ходил, амулетов не носил, а как это произошло, не знал. Сам удивлялся, что остался в живых.
После того как группа вернулась на место постоянной дислокации, он запил, напивался каждый вечер до беспамятства, потому что иначе не засыпал. Едва закрывал глаза, как сразу перед ним появлялись три боевика с «калашами» и начинали в него стрелять. Во сне ему не везло, как в жизни, его убивали, и он грыз подушку от боли в простреленном теле.
На седьмую ночь Александров понял, что свой лимит везенья явно перебрал, упрыгав от смерти, и пора что-то решать со своею жизнью, иначе ее не станет.
Еще через неделю Юрий решил – пришло время устраивать будущее. Довольно! Хватит!! Поиграл, порезвился, показал себя крутым мужиком и достаточно. Пусть теперь молодые показывают, какие они ловкие и умелые, а ему пора на теплое место, где пули не свистят у головы, зато есть трехразовое питание полезное при его гастрите и спокойный сон в мягкой постели. В конце концов, у него жена и дочь – кто о них позаботится, когда его убьют?
Еще немного подумав, он стал искать пути претворения в жизнь своих мыслей. И тут же выяснилось, что попасть на хорошее место непросто, желающих хватало и без него. Не он один, многие хотели получать своевременно звания, делать быструю карьеру и при этом не рисковать жизнью.
Он выпросил себе отпуск и почти весь его проходил по разным штабам, разговаривая со знакомыми офицерами, занимающими приличные должности, но ничего не добился. Не было вакансий, а если на теплых местах кто и сидел, то люди держались за них так, что даже не стоило пытаться их трогать.
Когда Юрий понял, что такие должности всегда будут принадлежать только сынкам генералов, кто-то из тех ребят, с кем воевал, рассказал, что полковник Круглов попал на генеральское место в главке.
Говорили, что чувствует тот себя там неплохо, и уже кое-кому из ребят помог перебраться в столицу.
Сейчас ищет начальника отдела, и хочет, чтобы на ней тоже оказался кто-нибудь из тех, с кем воевал, кому он смог бы доверять.
Должность так себе, отдел небольшой, карьеры на нем не сделаешь, поэтому до сих пор вакантна. Прежний начальник ушел на пенсию по выслуге лет, так что если желание есть, то не теряйся…
Желание у майора имелось, поэтому он, не мешкая, отправился к Круглову в столицу, благо от отпуска еще осталась пара дней.
Полковник уже стал генералом, он оказался доволен его приходом, так как попал Юрий к нему в самый благоприятный момент – тому дали пару дней на заполнение вакансии, грозя сократить, если ее не заполнит.
Они посидели, выпили, вспоминая погибших товарищей, и на следующее утро Юрий уже отнес подписанный Кругловым рапорт в кадры. Именно так он получил эту должность, на которой сейчас скучал – в обмен на обещание друзей не продавать, и поддерживать снизу все верхние инициативы.
На переезд много времени не потребовалось, удерживать по прежнему месту службы не пытались, сочувствуя, понимая и немного завидуя. С квартирой тоже как-то все удачно сложилось, теща расстаралась, собрала все свои накопления, да Александров получил боевые, плюс продали старую квартиру. Конечно, хватило только на маломерку на окраине, но жить можно. «Жить» – ключевое слово!
И вот майор сидит в мягком кресле начальника спецотдела, и, зевая, смотрит в окно, сам еще до конца не веря в то, что у него всё получилось.
Надо признать, занять именно эту должность действительно желающих почти не имелось. Даже генеральские сынки ее чурались, потому, что вызывало оно недоумение у высших чинов, и, следовательно, попав туда, можно смело ставить крест на дальнейшей карьере, и до конца службы считать себя канцелярской крысой.
Александрова это не пугало, потому что уже знал, чтобы своевременно продвигаться по службе, нужно, как минимум, оставаться живым, а он до сих пор просыпался с криком по ночам, когда снился направленный в голову ствол.
Он не был трусом, но и смелому человеку часто бывает страшно. Конечно, к этому чувству привыкаешь и живешь с ним как с нелюбимой тещей, но потом оно все равно находит тебя в ночных кошмарах. Лучше скучать в теплом кабинете, чем умирать от ран в третьеразрядном госпитале, где даже утку тебе поднести некому, а умерших товарищей приходится отвозить в морг тем, кто хоть как-то передвигается.
Отдел был крошечным по меркам управления – всего четыре человека, включая его самого, и занимался в основном делами, почти не имевшими отношения к сегодняшней трудной жизни – летающими тарелками, экстрасенсами, геопатогенными зонами, пришельцами, похищением людей инопланетянами и тому подобной чепухой.
Его давно бы упразднили, но то, что американцы до сих пор имели подобные отделы сразу в нескольких ведомствах, не позволяло начальству этого сделать. Разговоры о том, что его обязательно ликвидируют, периодически появлялись, именно это отпугивало других соискателей теплых должностей.
Отдел занимался модной с некоторых пор темой, что создавало ему нездоровую славу у журналистов, и вызывало недоуменные улыбки у опытных оперативников, хлебнувших лиха.
Объявления об услугах экстрасенсов густо заполняли подвалы газет и журналов, а на телевидении шли передачи о НЛО и призраках, имевшие высокие рейтинги, людей в новые времена потянуло ко всему необычному и таинственному.
Правда, одно дело высказывать глубокомысленные и безнадежно далекие от реальности соображения, и совсем другое заниматься этим изо дня в день, скрупулезно собирая факты.
Александров задумчиво подпер руку кулаком. Еще одной неприятной особенностью сегодняшней службы было безделье, потому что по-настоящему необъяснимые более-менее значимые события в России происходили нечасто – три-четыре раза в год.
Все остальные, при ближайшем рассмотрении приходилось относить к попыткам списать на пришельцев обычные бытовые проблемы: супружескую измену или потерю девственности, а то и ломку после наркотиков.
Никогда до этого Юрий не задумывался о том, насколько может быть изощренной и грандиозной ложь, когда люди пытаются утаить неприятные факты от своих близких.
Именно так появился рассказ в желтой прессе о зеленых человечках, которые похитили одну юную несовершеннолетнюю особу для своих бесчеловечных медицинских опытов. Проведенное расследование выяснило, что та всю неделю провела на даче с приятелями: причем их было так много, что всех она и не помнит. При расследовании выяснилось, что все инопланетяне учились в одной школе и облик имели вполне человеческий.
Или напечатали рассказ о серых пришельцах, которые использовали человека для жестоких экспериментов, отчего у того остались по всему телу ужасные шрамы. Правда же состояла в том, что человек пил с бомжами в подвале две недели, там напоролся на ржавую арматуру, но продолжил пить на этот раз, чтобы не чувствовать боли. Рана зажила, но в памяти после запоя не осталось ничего. О пришельцах человек прочитал в подобранной газете и решил, что эта история как раз о нем. Тем более в алкогольном дурмане бомжи ему показались самыми настоящими чужаками. Он их описывал так красочно с множеством разнообразных деталей, что этим заинтересовались журналисты.
После появления подобных публикаций, начиналась работа отдела. Его сотрудникам приходилось опрашивать очевидцев и потерпевших, и все они врали почем зря.
К счастью их служба заключалась не в установлении истины, которая по большому счету никому не нужна, а в регистрации и сборе свидетельских показаний. На этом все заканчивалось, особенно когда становилось ясно, что произошло на самом деле.
Иногда действительно происходили серьезные события, которые невозможно было объяснить с точки зрения современной науки или человеческого вранья. Такие дела получали гриф секретности, и с ними приходилось работать долго и обычно безрезультатно.
Надо признать, работа Александрову понравилась: тихо, спокойно, никто в тебя не стреляет, одно угнетает – скучно.
Юрий снова тяжело вздохнул, глядя, как вороны гоняют кота, прикрыл жалюзи от яркого солнца, и с тяжелым вздохом сел обратно в кресло. И тут зазвенел телефон, от резкого звука вздрогнул, потом, не спеша, поднял трубку – медлительности как признаку солидности он еще только учился.
– Слушаю вас.
– Александров, чтобы через полчаса был на месте происшествия, – генерал был зол, это чувствовалось даже по голосу. – Возможно, это по нашей части, так что бери всех экспертов. Мне нужны результаты и обстоятельный доклад вечером. Записывай адрес.
Майор повеселел, позвонил в гараж, чтобы приготовили служебную машину. А потом зашел в отдел, поднимая спящих на столах экспертов.
Через полчаса они нестройной толпой стояли у обычной многоэтажки на Ленинградском проспекте. Два милицейских сержанта закрывали мощными телами дверь подъезда, внутрь никого не пускали, мрачно глядя на толпу недовольных жильцов желающих попасть в принадлежащие им квартиры, и привычно поигрывали резиновыми палками.
Александров огляделся. Время к обеду. Солнышко светит, ласковое, августовское. Еще не жарко, но уже тепло. Ветерок несет запахи еды из соседнего кафе. В желудке заурчало. Он решительно шагнул вперед.
Увидев удостоверение, сержанты уважительно расступились.
– Предпоследний этаж, вас ждут.
Когда они вышли из лифта, впервые за последнее время Александров вдруг засомневался в своем выборе – возможно, пули боевиков были не так страшны, как ему раньше казалось?
Трупы валялись повсюду и в холе и посредине коридора и даже на лестнице. Крови тоже хватало, причем ее разлито было столько, что казалось, кто-то решил покрасить обычный с первого взгляда офис в красный свет. Брызги, неизвестно каким образом, оказались даже на стенах и даже потолке, а на полу так были налиты целые лужи, которые приходилось обходить по замысловатым кривым.
– Здравствуй, Юра! – К майору подошел заместитель начальника отдела спецрасследований, подполковник Кривошапко, хмурый и задумчивый. – Видишь, что у нас творится?
– Рассматриваю с огромным интересом, – кивнул Юрий. – Предварительная версия – похоже на работу маньяка.
– Поэтому нас сюда и вызвали, а мы пригласили вас.
– И что от моего отдела нужно?
– Помощь. Не понимаю я, что здесь произошло, но одно сумел установить точно это – не маньяк!
– А кто?
– Фильм «Хищник» видел?
– Конечно.
– Так вот, похоже, этот пришелец решил у нас погулять, в США ему, видимо, не понравилось, что там его гоняют чернокожие копы и Шварцнегеры, вот он и подумал, у нас спокойнее будет позвоночники из людей выдергивать…
– Да ладно тебе, – усмехнулся Александров. – Шутка хорошая, но это дело нам тебе все равно не удастся спихнуть, никто из начальства в эту версию не поверит.
– Знаю, что не поверят, а жаль… – подполковник закурил. – Генералов бы сюда, чтобы посмотрели, что тут творится, тогда, может, и отдали бы.
– Бесполезно, не получится, как ни старайся. У меня в отделе ни одного боевого оперативника, ни приличного сыскаря, зато имеются книжные крысы в количестве четырех штук – у каждого ученая степень за плечами, и только у меня шрамы.
– Понимаю и сочувствую, – Кривошапко поморщился. Не любил он, когда кто-то рассказывал о боевом прошлом. Его на Кавказ не отправляли ни разу, резонно рассудив, что воевать любой сможет, а вот дела расследовать, профессионалы нужны. – Но не вызвать тебя не мог.
– А с чего ты вдруг пришел к выводу, что это работа для нашего отдела?
– Весь дом утыкан видеокамерами, двери железные, многослойные, такие автогеном не возьмешь, замки сверхсложные – их в денежные хранилища ставят, а трупов наваляли как на улице.
Александров наклонился над ближайшим телом, выглядело то ужасно, шея свернута так, что голова, оказалась, закинута на спину.
– Такое бывает – предатель впустил убийц.
– Никто не входил, камеры повсюду натыканы, беспрерывно фиксирующие окружающую действительность, мы все файлы просмотрели, но ничего не нашли. Все было спокойно, как в морге, дверь никто не открывал.
– Может стер кто?
– В том-то и дело, что нет. Время стоит на каждом файле, разрывов нет.
– Тогда получается убийца кто-то из своих. Всех поубивал, а потом бросился из окна или застрелился.
– А ты сам смог бы убить двадцать охранников?
– Не знаю, не пробовал, но если надо, то наверно…
– И как бы ты это сделал?
– Взял бы автомат с достаточным боезапасом и оптикой, выбрал хорошую позицию и оттуда пощелкал бы всех по одному!
– А без автомата? – Кривошапко насмешливо посмотрел на него. – Голыми руками?
– Шутишь?
– А ты еще не понял?! Все убиты без оружия, в крайнем случае, использовалось нечто вроде рога, об этом еще эксперты спорят. Причем убийца был один…
– Что?! – Александров даже как-то неловко засмеялся от анекдотичности ситуации. – Ты мне сказки не рассказывай! Охрана с оружием, дверь закрыта, и тут появляется маньяк и начинает размахивать ножом. Да его убьют сразу после первого трупа!
– Пойдем, покажу тебе кое-что, – подполковник завел его в комнату охраны. Здесь тоже на полу лежал труп. Кривошапко аккуратно перешагнул через него. – Смотри! Мы уже эту запись раз десять просматривали.
На мониторе двинулась картинка. Юрий увидел, как охрана поднялась со своих мест, доставая оружие, причем перемещались они медленно и неестественно, на лицах понемногу проявлялось удивление и страх.
– Просматриваем на максимуме замедления, иначе вообще ничего не увидишь, – пояснил подполковник. – Смотри, сейчас появится…