Текст книги "Путешествие по Камчатке в 1908--1909 гг."

Автор книги: Владимир Комаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

   В широкой долине, ведущей от Начинского озера на SW к верховьям Сарайной речки, текущей в р. Банную, видна еще группа из двух очень близких одно к другому озер значительной величины. Путь из бассейна р. Начики в бассейн р. Банной в этом направлении не требует подъема на перевал, а только спуска долиной Сарайной речки.

   Кругом на куполе вершины, очевидно подвергавшейся сильному выветриванию, на каменных россыпях решительно господствуют лишайники. Снега на гребнях Шапочки очень мало, и часть их совершенно бесплодна. Весь задний гребень и западная часть переднего состоят из очень темных пород, а часть левого гребня совершенно белая благодаря процессу каолинизирования. По-видимому, и здесь господствуют трахито-андезиты

   Этим я и закончил свои работы в Начике перед поездкой в Большерецк.

Глава X

ПУТЬ В БОЛЬШЕРЕЦК

   Писарь Начикинского селения Г. А. Бурнашев и один бесхозяйственный его обыватель Ф. Бурнашев оказались собственниками двух батов, которые они могли продать в Апаче; баты эти соединили вместе, сделав из них так называемый паром, и к 2 час. дня мы погрузили на этот паром наш небольшой груз, приспособили на середине брус для подвешивания психрометра и разместились сами: я, Поршняков, один наш рабочий и оба Бурнашевы; пожелали В. П. Савичу всего хорошего и отплыли в 2 ч. 38 м. дня. Через 5 мин. мы уже миновали устье Горячей речки (она впадает в правую протоку, мы же едем по левой) и завертелись в лабиринте речных извилин среди густейших ивняков, так как пониже горы Зеркало река удивительно извилиста. Наш проводник, писарь, человек очень умный и наблюдательный, хороший промышленник, коротает время рассказами о промыслах. Он поясняет нам, что небольшие навесы, попадающиеся местами среди прибрежных ивняков, называются «барабара», что они устраиваются над самой водой для ловли рыбы весной, когда ее мало. Тень от барабары позволяет хорошо видеть сквозь воду, и тогда легко колоть рыбу мариком (особого устройства крюк на длинном древке). Весной уже лучшим способом ловли гольцов (лосось-мальма, Salvelinus malma Walb.), единственной в это время ценной рыбы, служит плавизный (т. е. плавежный) запор. Гольцы в это время идут по реке, поэтому и запор ставится через всю реку в виде прямой воронки, вершина которой обращена вниз по течению. Сначала ставят по линии будущего запора колья, затем к ним привязывают решетки – «атыры» из прутьев. В отверстие воронки запора помещается сетка, называемая «чируч». Гольцов загоняют в чируч, хлопая по воде лопаткой, широкий нижний конец которой сплетен из прутьев.

   За ивняками у подножия горы Зеркало через 20 мин. по выезде из Начики мы увидали справа мощные разрезы пластов лугового торфа, образовавшегося на луговых болотах нижней террасы берега. Еще через 20 мин. открылся справа хребет Щокоч по верхнему течению впадающей в Начику реки того же имени. Этот-то хребет и кончается в восточном направлении уже знакомыми нам горами Красного ярчика и Узкого места. Слева показалась падь речки Ипукыг. Почти час мы ехали среди луговых, часто подмытых берегов, нередко показывающих мощные пласты торфа; затем открылось справа устье Димитриевской речки, которая в верхнем своем течении называется Хребтовой, а за ней подошла к реке снова обширная тундра, уже с подъема на Шапочку бросавшаяся в глаза своими размерами. Тундра эта обрывается к реке крутой террасой до двух сажен вышины, с небольшими песчаными оползнями, обнаруживающими и подстилающий ее грунт. Место это называется Старый острог по бывшей здесь когда-то камчадальской деревне, настоящее имя которой современным начикинцам не известно (должно быть, это – Мышху Крашенинникова).

   В 3 ч. 16 м. мы миновали устье р. Кохач, текущей слева с тундры. Исток ее – это область морен, так называемые Федоткины места. Слева потянулся теперь возвышенный террасообразный берег, начало подхода к хребту Ипукыг, Караульная сопочка, видная издалека с тундры. Справа – устье р. Щокоч (3 ч. 20 м.), по среднему течению которой идет большая тропа на Малку.

   Террасы справа очень типичны и красивы; на них вверху большие рощи каменной березы, где есть и соболь; понемногу террасы сливаются с увалом хребта; за ними по берегу, как раз против устья р. Ипукыг, значительная стена обнажений, с богатой растительностью, у подножия которой наши проводники разыскали и осмотрели капканы на выдр, живущих тут же в глубоких норах под берегом, причем устье норы спущено под воду приблизительно на глубину аршина. Обнажающаяся здесь зеленоватая, реже красноватая порода принадлежит к метаморфизированному сланцу.

   Самое устье р. Ипукыг мы прошли в 4 ч. 30 м.; здесь река уже глубока, и бат больше не задевает за дно, но шиверы или перекаты (порожистые места) все-таки часты, и в бат временами захлестывает вода. Слева – устье р. Охнан, стекающей с гор, почти доверху одетых березником; за ними сзади невысокий голец с ровным бесснежным гребнем. Пройдя длинный разрез подходящего к реке справа лесистого отрога хребта Щокоч, мы увидали вправо опять большую, высокую тундру с речками Китоженач (или Китоженец) и Аркадиевской и березняковым Аркадиевским хребтом [название дано в память проезда начальника Камчатки Аркадия Васильевича Голенищева (1825–1835)]. Впереди гребень более значительного, хотя и бесснежного хребта Поворотного.

   В половине шестого мы миновали перевоз зимнего тракта, где зимняя тропа переходит с левого берега на правый под высокой террасой левого берега. Сюда с 1 октября приплавляют баты и держат их здесь вплоть до середины ноября, когда река уже прочно станет; также и весной река вскрывается раньше, чем стаивает снег, и баты также необходимы. Далее по реке остров, а по берегам террасы березняк и заросли кедровника. Открылось устье Стеновой речки, названной так потому, что где-то в ее верховьях есть стена скал. Сзади через хребты Щокоча и Зеркала показались далекие снеговые верхушки Ольховых и Поперечных гор Быстринского хребта.

   Наконец в 6 ч. 45 м. вечера мы прошли устье р. Ближний Чирельчик, а ровно в 7 час. остановились на лугу по левому берегу против высокой террасы правого берега и горы Поворотной. Отсюда видно, что Зеркальный хребтик (т. е. продолжение Начикинского Зеркала) отделен от гор Красного ярчика глубокой впадиной, по которой и идет перевал на Малку (собственнно из Коряцкой долины в долины Димитриевской речки и Щокоча).

   Под конец пути этого дня широкая долина реки заметно суживается, образуя как бы подход к хребту. Перед стоянкой, как вестник этого, вправо, в стороне от реки, виден красивый кедровый мысок – скала, увенчанная кедровником у конца подходящего сюда увала.

   Речка Ближний Чирельчик, у устья которой мы стали, упоминается в книге В. Н. Тюшова (стр. 51–52), так как по ее вершине проходит одна из троп между Начикой и Апачей. Дорога трудная, с довольно высоким перевалом между вершинками Ближнего и Дальнего Чирельчика.

   На стоянке Г. А. Бурнашев поделился с нами еще несколькими сведениями. Снёнку, которой теперь так много в реке, иногда собирают, пока она еще свежа, и запасают на корм собакам в ямы, – только корм плохой, так как рыба лощалая, т. е. выметавшая икру и переродившаяся. Про р. Щокоч он сообщил, что она вытекает из озера, площадь которого в четыре раза меньше, чем площадь Начикинского озера; вся долина ее от озера до устья около десяти верст. В озере та же порода гольцов с желтым мясом (а не красным, как у речных), что и в Начикинском.

   Долина, ведущая от Начикинского озера на W, сзади Шапочки, называется Сарайная падь, по форме окаймляющих ее столовых гор Сараев. Река Чирельчик вытекает из высокого хребта Алешки, где большие скалы и есть снег и бараны. Название Алешки дано хребту в память охотника, по имени Алексей, который убился, упав со скал в этом хребте во время погони за бараном.

   Удивительно скудная и печальная географическая номенклатура у жителей Камчатки. Чуть ли не у каждого селения своя река Быстрая, своя Тополовая, своя Мутная, в горах всюду Красный яр или Красные места, далее идут Федоткины, Алешкины и прочие горы, тундры, реки и просто места в память того, что кто-либо здесь охотился, ловил рыбу или погиб на охоте. Старая камчадальская номенклатура, по-видимому, была гораздо богаче, но до современного поколения дошли только обрывки ее, и притом часто искаженные.

   От сел. Начики до юрты, которая находится на зимнем тракте, недалеко от нашей стоянки, зимним трактом всего 25 верст.

   Лужайка, где мы остановились, по галечной намывной почве одета перегноем и травами такой вышины, что мы прежде всего вынуждены были вырубить ее или выломить и потом уже на сваленных стеблях баранника и шеламайника разбили палатки. Это очень оригинальная почва; она образуется на галечнике или даже из галечника, на котором долгое время по осени отлагались груды снёнки. Большие валы мертвой рыбы, сгнивая, превращают речной песок в черную вязкую землю, богатую фосфорнокислыми и азотнокислыми солями, и на этой-то почве развивается тот необычайно сильный и высокий травяной покров, о котором писали все путешественники по Камчатке. В стороне от реки его не увидишь.

   16 августа мы тронулись в путь в 7 ч. 50 м. Впереди и слева все невысокие горы с каменной березой и сланиками до самого верха. Единственная крутая скала видна поодаль, у вершины сопки. Справа впереди видна глубокая поперечная падь, по которой зимой ездят в Малку как из Начики, так и из Апачи. Эта падь – прямое продолжение пади верхнего течения р. Большой Быстрой и верхнего течения р. Камчатки, т. е. главная дислокационная долина всего полуострова.

   Ширина реки все увеличивается, течение очень быстрое, отмели покрыты снёнкой. На берегу стоят барабары и небольшие балаганчики малкинцев, приезжающих сюда за рыбой из Малки, до которой от реки около 15 верст по долине. Так как р. Большая Быстрая богата большими порогами и стремнинами, где вода прямо клокочет, то рыбе по ней гораздо труднее идти против течения, чем в Начике, а потому и приходит она гораздо ранее сюда, чем в Малку; этим и объясняется существование рыболовной заимки малкинцев в 15 верстах от дома.

   Прямо видна падь Обещанная, а за ней горы Обещанного хребта со скалистыми гребнями, принадлежащие, по-видимому, системе Станового хребта Камчатки, прорыв через который нам теперь предстоит пройти. Река поворачивает на юг. Направо устье р. Эук (10 ч. 35 м.). Левый берег пошел высокими оползнями. Впереди красивые горы с обильными скалами у гребня, подошедшие к реке мысом из зеленого камня.

   Этим мысом и начинается прорыв р. Начики через южное продолжение Станового хребта. Поэтому я взял образец составляющей его породы, резко отличающейся от всех виденных по пути, начиная с выхода из Петропавловска. Об этом образце К. И. Богданович дал впоследствии такой отзыв: "Кремнистая порода с прожилками кварца, вторичного образования. Зеленоватый цвет ее зависит от тончайших хлоритовых выделений. Макроскопически зеленоватого цвета, плотная роговиковая порода с раковистым изломом. Вероятнее всего, что это контактная порода, образовавшаяся либо около диабазов (следовательно, адинолового типа), либо около каких-нибудь кислых пород (роговикового типа). Очень напоминает контакты глинистых сланцев около диабазов, недалеко от Петропавловска".

   За мысом мы прошли устье Дальнего Чирельчика (это половина пути до Апачи по зимнему тракту рекой). Длина этой речки верст 25, вершина – в хребте Алешки, по другую сторону которого западнее стекает в Начику значительная Тойонская речка. Хребты стали ниже, но густые, как бы выстриженные под гребенку массы кедровника на них сильно увеличились. Слева видны еще скалистые гребни без снега и один крайне узкий гребень треугольной формы, в профиль похожий на саблю. Справа подошли крайне разрушенные и несогласно падающие пласты какой-то вулканической породы. Осыпная часть их покрыта зарослями полыни. Затем слева еще длинный, высокий хребет Косогор со скалистым главным гребнем и высокие скалы на поперечных к нему восьми гребнях, идущих к реке, – самое красивое место на всем пути.

   В час дня мы были у так называемой Малковской половины, т. е. на полпути между Малкой и Апачей. Немного далее, у устья Холодного ключика (температура 6°), в удобной заводи мы остановились для обеда; кстати я осмотрел соседний лес (Betula Ermani) и оползни по реке с привычной уже однообразной растительностью.

   В 3 ч. 50 м. мы опять двинулись и в 4 ч. 25 м. были против большого сухого луга, называемого Тойонской тундрой. Здесь впервые стали попадаться высокие крепкие стебли Angelica ursina, прославленные уже Киттлицем и с тех пор считавшиеся главным характерным растением Камчатки, но, как то и указывал Дитмар, свойственные на самом деле только западному берегу от Сопочной до Голыгиной. Корни этого растения считаются обладающими целебным свойством, так как они сильно ароматичны. Называют его «медвежий корень».

   Справа еще открылась речка Сыпучка и Сыпучий яр за нею. В 5 ч. 35 м. мы миновали последний большой кряж, заросший уже доверху березняком. После этого пошел дождь, и мы предпочли заночевать на увале левого берега в березняке, у маленького ключика, стекающего с торфяной тундры на верхней береговой террасе. Это место лежит пониже оригинальных черных обнажений какого то сланца, тянущегося вдоль обоих берегов над самой водой в виде отвесной стенки. На правом оно выдается из воды приблизительно на один аршин, на левом почти погружено в воду. Стенки эти сверху одеты дерном и увенчаны березами. Это Чакаанач местных жителей, где они выламывают бруски для точки инструментов. Здесь уже не редкость бузина и черемуха, которых совершенно нет в Начике и вообще выше прорыва реки через хребет.

   17 августа мы выехали в 10 ч. 8 м. Река уже до 20 саж. ширины; ниже по берегам появился высокий, стройный ветловник, образующий густую приречную полосу леса. Справа на террасе потянулась Каюкова (не Хайковая ли?) тундра, закрытая с реки таловым лесом, – единственное место на всем пути к Апаче, где есть белая береза, и притом старыми деревьями. Далее река промыла новую, очень сильную протоку прямиком через лес в левой части своего русла, ломая и выворачивая крупные ветлы и ольхи, тополя и талы.

   Так как новая протока сильно забита хламом, т. е. именно этими упавшими деревьями, а течение в ней стремительное, то мы хотя и вошли в нее, но были вынуждены вернуться, для чего пришлось высадиться на берег и тащить паром бечевой, обрубая растущие на берегу деревья, пока не вышли на спокойное место. Затем мы въехали в старую, обмелевшую уже протоку и счастливо прошли ею в главное русло ниже опасного места. Промелькнул еще кряжик с небольшими обнажениями выветрившегося глинистого сланца, и уже почти бессменно по обоим берегам пошли широкие галечные террасы. Миновали (11 ч. 50 м) устье р. Ушенах (Ушина, у В. Н. Тюшова – Усанан), пришедшей слева. Ее верховья в горах очень близко подходят к верховьям р. Ипукыг, и падь – весьма прямая, глубоко врезанная в хребет. Справа, в стороне, две отдельно стоящие крутые сопочки. В 12 ч. 17 м. проехали мимо летнего перевоза по сухопутному тракту Апача – Начика, где увидали первые тополя, а под ними красную смородину. Справа совершенно заросшая высокой луговой травой протока с галечной почвой, по которой плавали еще четыре года тому назад. В 12 ч. 47 м. прошли устье Банной и в час дня были у берега, пониже Апачинского селения, где удобнее всего было устроить стоянку.

   Всего мы пробыли в пути за эти 3 дня 11 час, причем жители определяют расстояние от Начики до Апачи водой в 140 верст, откуда быстрота, с которой течение уносило наш паром, превышает 12 верст в час. На всем этом пути мы были в районе, где в это время года не бывает охотников, и потому животные мало пугливы. Тем не менее все, что мы видели, это несколько медведей, которые просыпаются аккуратно около 5 час. вечера и идут ловить рыбу, сидя на обрыве берега над более глубокими местами. В высокой траве везде хорошо видны их лежки, плотно утрамбованные поворотами тяжелого медвежьего тела. Рыбу он хватает когтями, следы которых на спинах вырвавшихся случайно рыб напоминают разрезы ножом. В трех медведей стреляли мои спутники, но неудачно. Затем пестрела река массами утиных выводков, которые, по молодости своей и неопытности, позволяли свободно наблюдать за собой на очень близком расстоянии. Даже испуганные выстрелом утки не улетали, а прижимались к валежникам или прятались в тени берега, пока мы не проплывали; они "лукавились", как говорили наши спутники. Здесь были и чирки, и гоголи, и селезни или кряквы, и каменушки, причем в наш котелок попадали и такие породы, которые питаются рыбой и потому считаются в Европейской России несъедобными, но здесь они почему-то все одинакового вкуса и достоинства.

   Сел. Апача расположено на правом берегу р. Начики, на сухой аллювиальной террасе, в версте от последних одиноких гор правого берега. Крашенинников (I, стр. 40) называет его Каликиным, или Опачиным острожком, Дитмар (стр. 565) – Апачей и насчитывает в нем 65 душ камчадалов курильской ветви, В. Н. Тюшов – уже более 100 душ и 20 отдельных хозяйств.

   Обширная речная долина здесь частью занята ивняковыми островами и рукавами речки, частью приподнята в виде террас. На ONO виден прорыв реки через горы, причем лишь более дальние горы, последние видимые на горизонте, несут пятна снега. Несколько в стороне круто возвышается верхняя терраса, ближайшая часть которой служит выгоном, а более дальняя уделена сенокосам. В селении ни деревца. Среди небольших, хотя и зажиточных домов, с их амбарчиками, выделяется лишь небольшая бедная часовня да высоко составленные шатрами колья, к которым привязаны собаки.

   В реке все еще продолжается ход горбуши, начавшийся около 20 июля. Часть колпачных запоров уже снята, так как главный запас собачьего корма уже заготовлен, а теперь такое время, когда запоры сильно забивает снёнкой и их необходимо чистить. Часть запоров все же работает, добывая свежую рыбу для стола, а отчасти в ожидании кижуча, ход которого начнется с 20 августа, а кончится только в ноябре, причем отдельные экземпляры добываются в реке вплоть до Рождества. Часть этого последнего улова замораживается и доставляет свежую пищу на добрую половину зимы.

   Снёнку надо видеть на месте, чтобы получить о ней понятие, – никакие описания не сделают этого. Пласты рыбы под водой, рыба на всех коряжинах и местами на камнях, нанизанная на острые выступы их бегущей сверху водой; рыба на отмелях и у береговых тальников. Тут же массы выпущенной икры затягиваются песком и илом, или в еще большем количестве поедаются рыбами и птицами, или просто уничтожаются благодаря механическим повреждениям. Вся эта масса рыбы гниет и находится на всевозможных стадиях разложения.

   В Апаче мы простились с проводником нашим Бурнашевым и получили новых проводников. Должен сказать, что и здесь, и в Большерецке отношение к нашему желанию иметь баты или лошадей сильно отличалось от того, которое так мучило до сих пор. Здесь не было никаких длинных рассуждений; староста просто спрашивал, есть ли бумага от начальника. По безграмотности он даже не интересовался текстом бумаги, а то так даже и отказывался смотреть на нее, – достаточно, что она есть. Второй вопрос – сколько надо батов или лошадей, третий – когда думаем выезжать. Относительно платы говорилось так: если нет бумаги, мы все равно не повезем, а если она есть, то поедем, хотя бы вы и не платили; получке очень рады, но если ее нет, то нечего делать, – ладно и так. Возможно, впрочем, что не торговались они, зная от прежних проводников, что прижимки не будет.

   Теперь в Апаче я заказал паром (два бата) на утро 18 августа и отправился осматривать растительность верхней террасы. Нижняя терраса поднята над рекой на высоту около сажени, верхняя над нижней – сажени на три. Березник здесь сильно вырублен, и на порубах попадается медвежий корень, который я ранее видел только с парома. По ручью, прорезывающему террасу, на лугах, отчасти затопляемых водами ручья, я мог познакомиться с другим крупным представителем камчатской травянистой флоры, также свойственным только юго-западному углу страны, именно с ароидным Lysichitum kamtschatcense, крупные листья которого лежат на земле плотной, правильной розеткой, среди которой более молодые листья образуют как бы направленный кверху венец. За березняком и лугами открылось обширное возвышенное моховое болото, за которым кое-где видны еще березняки и такие же выпуклые моховые болота всюду, куда хватает глаз, и, вероятно, до самого берега р. Большой Быстрой.

   Вечером я разговорился с апачинцами и узнал, что от Апачи до Малки по сухому пути, как ездят зимой, 60 верст, до Начики – 80, а летним путем через долину Холзана – 66, до Большерецка – 44 версты.

   Единственная гора на востоке, где есть еще пятна снега, называется Ушина, – до нее 20 верст. Ближайший хребет от левого берега реки, между нею и р. Банной, называется Глиняный; с него течет Саранная речка, впадающая справа в Банную. До устья главного притока р. Начики, именно до Каримчиной, 12 верст, и ниже этого места р. Начика получает наименование р. Плотниковой; так ее окрестили жители Большерецка, жители же Апачи вообще зовут ее Начикой или нашей Апачинской рекой.

   18 августа мы подождали, пока сильно моросивший утренний туман разойдется, и выехали в 11 ч. 15 м. утра. Осматриваясь перед отъездом, я мог видеть за Глиняным хребтом, с прорезывающей его Саранной падью, правильную, широкую долину р. Банной, затем еще небольшую горную группу, широкий, ровный, одиноко стоящий конус Опалы и правее, после небольшого перерыва, плоский хребет Ипэлька с очень ровным гребнем и небольшими пятнами снега. По-видимому, это опять-таки разрушенный, но очень крупный вулкан.

   Пониже селения мы увидели целый лес талов, посохших, так как с них снята вся кора, огромные количества которой идут на связывание решеток (атыры) на запорах и другие работы по рыболовству. Быстрота течения на глаз почти прежняя. Река сильно роет берега, разбивается на протоки и перерабатывает свое русло, размывая старые отмели и нанося новые. Местами она врезывается в густой ветловый лес и валит его, чтобы где-нибудь пониже создать новые отмели, пригодные для его роста и сильно удобренные рыбьими трупами.

   Пониже Апачи река подходит к террасам правого берега и, разрушая их, обнажает в разрезе неслоистый нанос, очень богатый камнями различной величины и формы и различной степени окатанности. Ниже по берегам всюду лес, где ольха и бузина одни лишь нарушают однообразие талов и ветловника, длинные жерди стволов которого стоят чрезвычайно тесно. В густой тени берегового леса масса высокой крапивы, волокна которой еще иногда используют на веревки для неводов, хотя возможность всюду покупать бечевку и прядево русского и американского производства почти убила этот промысел.

   Со стороны Охотского моря слышна гроза, но над нами ясно. С часа дня правый коренной берег приобрел характер высокой обрывистой стены, увенчанной парковым березовым леском с примесью тополей и талов. Берег этот то скрывается из глаз благодаря лесу островов, то снова открывается; вышина его – до 10 саж. В обрыве видны рыхлые слоистые речные отложения, легко рассыпающиеся, как о том свидетельствуют конусы осыпей у подножия. Самое русло реки стало много шире, хлама совсем не видно, господствуют ивняковые и галечные острова.

   В 3 ч. 30 м. мы остановились варить обед у места, называемого Половина, миновав устье Каримчиной еще в час дня. Воспользовавшись этим, я взошел на террасу, край которой обрамлен березовыми рощицами. Далее вглубь потянулась заболоченная равнина, вплоть до подножия хребта Ипэльки. Тундра эта, с мочажинами и прудками, очень богата морошкой, голубикой и шикшей. От реки она то отделена рощами и луговинами, то непосредственно подходит к обрыву террасы, где обнажается мелкий песок с торфом и черными узкими прослойками, богатыми углистыми частицами. В 4 ч. 15 м. мы снова отплыли, в шесть прошли устье р. Ипэльки и вскоре после этого заночевали на береговом галечнике, так как проводники не захотели ехать далее.

   19 августа мы выехали в 8 ч. 12 м. Слева тянется стена оползней; терраса над ними увенчана лишь очень низким ковром травяной тундры. Разрез берега слоистый, песчаный, с очень мелким щебнем и двухаршинным пластом темно-бурого торфа сверху. По правому берегу ивняки. На тундре, по словам проводников, есть озеро и много морошки. Далее зеленый яр с немногими одиночными березками и снова оползни, потом невысокие (3–5 саж.) террасы с березовой рощицей, которая позднее отходит в сторону, заменяясь нижней террасой, здесь уже установившейся и одетой ивняками.

   В 9 ч. 30 м. утра открылся слева исток ручья Черемшовки, на берегах которого жители Большерецка собирают черемшу. В 9 ч. 40 м. справа показался тихий затон среди ивняков, известный жителям под названием Кораблевки. Не здесь ли строили суда во времена майора Бёма (1773–1779), когда Большерецк был столицей Камчатки и считался большим городом? В 10 час. вошли в очень узкую, еле заметную с реки протоку Ловце, шириною всего до 2 саж., по дну сильно заросшую шелковником (Ranunculus aquatilis). Из нее вышли в протоку Белую глину, далее в р. Рогову, текущую уже среди большерецких покосов. В 10 ч. 25 м. вошли в рукав Японскую речку, в 10 ч. 35 м, – в Гольцовку и в 11 час, пройдя мимо домов и балаганов Большерецка, стали на правом берегу полуобсохшей протоки, ведущей из р. Большой Быстрой в Гольцовку, среди выгона с одинокими деревцами ветлы и бузины. На О виден весь хребет Ипэлька, разделенный на правую (W), более низкую, и левую (О), более высокую часть падью р. Ипэльки. На нем еще около 30 снеговых пятен. Всего пути от Апачи до Большерецка оказалось 9 час., около 70 верст.

   В самом селении, расположенном по берегу Гольцовки, между р. Плотниковой (Начикой) и р. Быстрой, и раскинутом на большое расстояние, – всего 19 домов; по самому берегу тянется ряд высоких балаганов, перед которыми расположен у берега собачий лагерь. Церковь весьма ветхая, маленькая, мало заметная. Дитмар в 1853 г. застал здесь всего 9 домов, тогда как Сарычев в конце XVIII века насчитал их 30. Селение это еще более разбросано, чем все ранее виденные, и притом отдельные группы домиков еще разделены речными протоками.

   Вторую половину дня я посвятил обзору окрестностей Большерецка. Саженях в ста от края деревни и нашей стоянки протекает широкой, спокойной струей главный рукав р. Быстрой. Берега все одеты таловым лесом. Если идти вверх по берегу, то в полуверсте или версте от селения выйдешь на хорошие, сухие покосы, где теперь идет уборка сена. Режут траву горбушами, так как настоящей косьбы (литовками) никогда не видали, и если даже попадет в их руки литовка, то ее, как горбушу, насадят на короткую ручку, объясняя, что что-либо другое, кроме горбуши, неподойдет: "по нашему месту кочек много"; на самом деле кочки хотя и есть, но не такие, чтобы сильно помешать косьбе. Сено к стогам носят руками по двое на носилках и говорят, что лошади не могут помочь в этом деле также из-за кочек.

   Тут же значительная площадь хранит следы бывших пашен. Все поля были разбиты на правильные квадраты, окопанные канавами и обсаженные ивами. Все это сохранилось, но почва этих участков, поросшая низкой, неважной травой, ясно говорит о том, что земля до сих пор еще не оправилась от непосильной для нее задачи взращивать хлеба. Масса труда затрачена на эти пашни, но кроме лишних страданий ничего они людям не дали. Невольно вспоминаешь слова Крашенинникова ("Описание" {* Полное наименование труда С. П. Крашенинникова: "Описание земли Камчатки Здесь и далее «звездочкой» помечены примечания редактора переиздания 2008 года.}, т. I, 253): «Ячмень, который в Большерецке и я, и другие неоднократно сеяли, вышиной, густотой и величиной колосьев был токмо приятным позорищем, ибо вышина его была больше полтора аршина, колосья более четверти, а другой пользы ни мне, ни другим не учинилось потому, что за ранними заморозками, которые в начале августа почти непременно начинаются, позяб, будучи в цвете и наливании». Зато картофель в здешних огородах очень высокий, лучше виденного ранее, цветет и еще вовсе не тронут морозом.

Глава XI

ИЗ БОЛЬШЕРЕЦКА НА ОХОТСКОЕ МОРЕ И ОБРАТНО

   20 августа утром температура упала до 2,6° мороза, и картофель сразу почернел. Виною этой беды была на редкость ясная погода. Выехали мы с новыми проводниками на пароме в 9 ч. 50 м. утра, пройдя пешком от стоянки до берега протоки Манаковой, т. е. главного рукава Гольцовки, и в 10 ч. 5 м. пришли на место слияния всех трех рек, т. е. Плотниковой, Гольцовки и Быстрой. С этого места хорошо видна в ясную погоду Опала за правым (W) концом левой половины хребта Ипэльки, т. е. у ее середины.

   Большая река, по которой мы теперь идем, разбита на целую сеть проток от самого начала своего. Острова одеты прежней растительностью; только высокий, стройный ветловник, по-видимому, вырублен начисто, хотя и без того здесь поблизости должна проходить его граница к морю; берега низки и имеют вид галечной терраски с тальниками. Много и таких галечников, которые совершенно заливаются в половодье, с лежащими на них коряжинами и свежей, недавно развившейся травяной порослью. Течение сравнительно тихое, но неровное, – где быстрее, где тише; идем от двух до десяти верст в час. Река многоводная, но рыбы по берегам и у отмелей по-прежнему много, так же как и питающихся ею чаек. Вся долина с ее островами и протоками очень широка, так что обе береговые террасы видны лишь изредка в большом отдалении. Вниз идут обычно главным руслом, но ко времени обеда я попросил подъехать к левому берегу, желая сделать экскурсию вне однообразной флоры речных островов, и мы вышли в неширокий левый рукав, называемый Прорвой. Перейдя вброд небольшую проточку, я пересек обширную площадь аллювия с песчаным лугом, где есть даже Elymus, и был остановлен очень большим, широким и тихим потоком, именно р. Кеначевой, текущей слева с гор Ипэльки в Большую реку. За Кеначевой продолжение той же низкой сухой террасы со следами старых проток, превратившихся по большей части в осоковые болота, и уже недалек яр старого берега, вышиною сажен 5–10, с красивыми группами берез наверху, за которыми тянется бесконечная гладь тундры.

   Мы остановились на обед в час дня и пошли вновь в 3 ч. 15 м., держась теперь все ближе к правому берегу. В 6 ч. 30 м. подошли вплотную к высокому (около 10 саж.) яру с поросшими мелким ивняком склонами и березняком наверху. Потом опять пошли острова. Яр отошел в сторону, образовав правильный полукруг, занятый внизу плоской ивняковой террасой, чтобы затем опять упереться в берег, следуя ему далеко впереди, и кончиться резко выраженным мысом. Слева за ивняками открылась обширная плоская тундра, обрывающаяся к реке отвесным ярчиком около двух аршин высоты. За узкой луговой окраиной идет ровная гладь мохового болота с карликовыми особями кедровника, морошкой, голубикой, багульником, шикшей и пр. Медленно подвигаясь вперед, мы увидали в ивняках на острове большого медведя, мирно ловившего рыбу под прикрытием береговых кустов. Грянули выстрелы, и медведь свалился. Обождав немного, подъехали к месту, где был медведь, и проводники осторожно пошли в кусты, опасаясь наткнуться на раненого, но, к общей радости, медведь был мертв. Целый бат наполнили его мясом, что и обеспечило нам обед на все время до возвращения в Большерецк, да и туда привезли немалый запас; шкуру сейчас же изрезали на ремни. В заботах о медведе мы тут и заночевали.