Текст книги "Путешествие по Камчатке в 1908--1909 гг."

Автор книги: Владимир Комаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

   Кошка своим северным концом подходит к гигантской отвесной скале, под которой, по-видимому, и находится исток в море. Заболачивание долины южного Халыгера сильнее, но с тем же характером, как и северного. Речка же эта гораздо больше той. Временами доносится и сюда отдаленный шум прибоя. С тундры видны Жупановская сопка на NW 316° и перевал левее ее, тогда как верховье южного Халыгера правее.

   В этот день нам не посчастливилось. Пройдя немного сухой теперь, но мокрой весною тундрой, мы пробились через полосу ивняков и, перейдя небольшой правый приток Халыгера, пошли самым берегом последнего, текущего здесь приблизительно на середине долины. Проходя по краю земляного обрывчика, одна из лошадей, с коллекциями В. П. Савича, оступилась и бухнула в воду. Пришлось сейчас же остановиться на сухой площади береговой отмели и сушить подмоченные коллекции. Этот день я употребил на рекогносцировку пути и небольшую экскурсию по долине, Савич – на спасение коллекций, а наши люди – на хозяйственные заботы. Поставили сетку и выловили около сорока гольцов, кроме того, вымочили рыбу, подаренную Штабелем, чтобы освободить ее от избытка горькой японской соли, а также вычинили сбрую. И выше по течению долина долго сохраняет свой широкий и плоский тальвег. В горах, невысоких, с коническими вершинами, есть в обе стороны удобные на глаз проходы: вправо, в долину р. Жупановой, и влево, в долину р. Вахиль и к Жупановской сопке. Мы наметили себе дальнейший путь в ближайшую боковую долину с небольшим ручьем, который должен вывести нас к среднему течению Вахиля. Терраски с обширными сухими площадями шикшевой тундры дают надежду на хороший переход. Речка, текущая здесь, по-видимому, часто меняет свое русло и сильно бушует весной и после дождей, но теперь она почти суха.

   Тундра совершенно умерла, зелеными остались только клюква да небольшие листочки Coptis trifolia. Листопад уже кончается, в листьях стоят лишь одиночные березы.

   25 сентября мы уже уверенно пошли по нашему пути. Избранная нами медвежья тропа оказалась вскоре несущей и следы человека; я даже думаю, что это остаток той трактовой тропы, которая некогда вела из Петропавловска через поселение восточного берега в Нижнекамчатск, бывший административным центром. В вершине речки оказались свежие небольшие прорубы через ольховники, сделанные или геологической экспедицией С. А. Конради, или рабочими, ушедшими с промыслов Штабеля. Пересекая сухие тундровые террасы, косогоры и русла ручьев, мы поднялись к перевалу через невысокий плоско-округлый гребень водораздела между бассейнами Халыгера и Вахиля. Первая из этих рек изливается в море у северного основания Шипунского мыса, вторая – у южного. Уже общая форма вершин окружающих нас горных цепей, сильно отличаясь своей округло-пирамидальной формой от виденных ранее за весь маршрут 1908 и 1909 гг., говорит о чем-то новом. И действительно, вместо глинистых сланцев и андезитов, окружавших нас все почти время нашего путешествия, здесь оказались порфириты. По крайней мере, С. А. Конради дал такой отзыв о собранном мною здесь образчике: "Голубовато-зеленая порода с беловатыми и буроватыми пятнами. Под микроскопом видны сильно разрушенные выделения плагиоклаза. Основная масса сильно измененная и неоднородная. Местами она мелкозернистая, по-видимому кварцевая, местами – более темная. Зеленая окраска зависит от каких-то не определимых, более волокнистых скоплений в основной массе, принадлежащих хлориту или, скорее, вторичной роговой обманке. Порода значительно изменена вторичными процессами и точно определена быть не может; по-видимому, это порфирит или порфиритовый туф".

   Спуск с перевала еще положе и постепеннее подъема. Путь здесь в высшей степени удобный. С плоского седла перевала постепенно идет покатая долина с обширными шикшевыми террасами, прорезанная долинами ручьев с неизменным густейшим вейником, светло-желтыми полосами прорезывающим темную зелень шикшовников или сменяющимся полосами густых ивняков. Я тщательно осмотрел нею долину от края до края, ища продолжения той тропы, которою мы поднялись на перевал, но на твердой скатерти шикши(Empetrum) следы медведей терялись, не образуя правильно протоптанной тропинки.

   У левого края долины, по опушке березника, на склоне, сохранились остатки становья из юрточки и склада дров, давно уже заброшенные. Такие становья нередко устраиваются местными охотниками, если они открыли удобную для промысла местность вдали от дома.

   От перевала мы пошли сначала левым краем (восточной) долины по опушке березника, затем в поисках тропы пересекли ее и пошли сухими террасами правой ее стороны, пока нам не преградил дорогу ровный безлесный увал, подошедший справа и сильно сузивший долину. По-видимому, он отделяет нас от главной долины Вахиля, текущего с запада из-под Жупановской сопки. Теперь мы спустились влево к руслу перевальной речки и восемь раз перешли ее вброд по галечным отмелям, так как обрывистые, неудобные участки берега часто преграждали дорогу. Затем поднялись на левый увал и пересекли выдающийся, ровный мыс его с шикшевой тундрой, где лишь по краю есть кусты кедровника. Спустились по мыску увала среди осыпного грунта обрывов террасы к речке Вахиль, которая здесь впервые подходит справа, выйдя из широкой пади на NNW, и уже глубока и широка, несмотря на малую воду.

   Лагерь разбит на низкой террасе у галечного обрывчика к воде. В половодье вода стоит вровень с краем этой террасы, заросшей плотным ковром шикшовника. У подножия обрыва к верхней террасе старая протока с осоковой зарослью, которая еще зелена; между шикшевой террасой и протокой полоса тальников. Ниже стоянки на реке перекаты и широкая галечная полоса на другом берегу, очевидно протока, заливаемая водой только в половодье; за нею обширная площадь тальников; ниже на правой стороне долины видны непропуски, т. е. скалистые стены, прямо упирающиеся в воды Вахиля. На верхней террасе со стороны Шипунского мыса, прорезанной оврагами и занятой сухой тундровой порослью, при нашем приближении шесть медведей собирали ягоды, но наши охотники и здесь волновались настолько, что не сумели подползти поближе и дальними выстрелами только разогнали возможную и столь желанную для них добычу; медведи ушли в горы.

   В этой части долины Вахиля особенно бросаются в глаза мощные аллювиальные террасы, развитые особенно сильно по левому берегу, тогда как по правому они во многих местах смыты, и река моет тогда скалы у подошвы хребта, обрамляющего ее долину с запада. На оползнях и осыпях по склону террасы обнажается светлая супесь с окатанной галькой. По краю обрыва террасы где сильно осыпаются, где задернованы и украшены группами кедровника.

   26 сентября мы пошли вниз по Вахилю, держась площади террас левого берега. Дитмар переходил здесь через реку, но я, осмотрев местность впереди с высокого мыса террасы и видя скалистый, обрывающийся в воду правый берег, решил, что, следуя за Дитмаром, придется потом переправляться обратно, что, впрочем, и ему пришлось сделать. У стоянки брод хотя и серьезный, но в это время года доступный для вьюков.

   Поверхность террасы одета очень густым, кочковатым шикшовником, несколько затрудняющим движение; медвежья тропа то исчезает, то появляется снова, идя по преимуществу у подножия верхней террасы или пересекая ее мысы. Она часто совершенно теряется, особенно в густом шикшовнике. Затем пошло пересечение оврагов, прорезающих террасу, где приходилось рубиться сквозь густые чащи ивняков, а в конце пути и ольховников. Часть пути мы сделали по нижней террасе, у подошвы обрывов – верхней. Здесь обширная полоса заболачивания, масса озерков овальной формы и мочажин, теперь пересохших; возможно, что весной эта терраса вовсе не проходима. За день пересекли несколько левых притоков Вахиля, в том числе три более значительных, выходящих из глубоких долин, которые также имеют хорошо выраженные террасы. Справа (с W) в долину Вахиля выходят лишь две небольшие пади, и на большей части пути нас сопровождает справа увал или хребет этого берега, в нижней своей части состоящий наполовину из обрывов, часто утесистых, под которыми и проходит река.

   Впереди горы расступаются, и долина реки на пути к морю становится более широкой. Вправо, впереди, – мыс, за которым горы также отходят в сторону, оставляя низкую террасу между рекой и увалом.

   Стоянку мы разбили на краю небольшого березника, у края террасы, все еще частью заросшей шикшовником. Вечером я был свидетелем массового полета самцов небольшой ночной бабочки (Hibemia), бескрылые самки которой тоже в большом числе ползли по коре берез. Это был единственный массовый полет бабочек, виденный мною на Камчатке за два лета.

   27 сентября мы прошли еще немного террасой и должны были спуститься в широкую и прямую долину довольно значительного левого притока р. Вахиль, тальвег которой сильно зарос ивняками. Речка извивается среди ивняков причудливыми зигзагами, за ней – крутой склон террасы с кромкой, украшенной бордюром из темной зелени кедровника.

   На горах слева, т. е. на хребте Шипунского мыса, еще сохранились пятна прошлогоднего снега на более высоких вершинах. От спуска в боковой овраг и до выхода к левому берегу Вахиля, куда мы стремились, мы шли 3 часа, хотя расстояние это нельзя оценить более 3 верст, так как от самого спуска в овраг рубились через густейшие тальники и ольховники. Перебравшись через овраг, мы еще раз поднялись на террасу левого берега, где можно констатировать сильное зарастание шикшевых тундр молодым ольховником. Далее мы опять сошли вниз и выбились, держась вправо, в сухую протоку Вахиля с галечным или песчаным дном или с подсыхающим болотом, где господствуют все еще зеленые осоковые заросли; весной все это залито водой. Прорубившись еще раз через ивняки на гриву между протокой и речкой, мы вышли наконец к реке и остаток дня употребили на переправу.

   На правом берегу реки здесь обширный галечник, против выдающейся части которого мы и стали готовиться к переправе. Галечник имеет свое начало выше по течению, сейчас же за последней стеной скал. Ниже справа виден низкий перевальчик, а за ним одинокий уже увал обрывается в реку последним скалистым непропуском. Его легко обойти, взяв вправо через березники.

   По берегу густой стеной идут ивняки. В половодье р. Вахиль, которая теперь тиха, как озеро, прямо безумствовала. Она снесла массу дерна и кустов ивы, навалила их кучами на коряжины, образовала вдоль правого берега земляные обрывчики, сильно размывая берега, и наметила на скалах берегового обрыва ясно приметную черту, почти на сажень выше своего обычного уровня.

   Лошади во время переправы плыли почти что от берега до берега. Ниже река еще глубже, особенно у сильно подмытого правого берега.

   Крашенинников (I, стр. 54) называет эту реку Ашумтан, как и селение, близ ее устья расположенное. Дитмар видел в ее водах тюленя. Река эта отличается, между прочим, чистой темно-синей водой.

   Море, которого еще не видно, сильно шумит глухим гулом, напоминающим рев водопада. Устье реки – как раз на юг от нас; долина в этом направлении расширена сейчас же за мысом, переходя вправо в приморскую равнину, и снова все еще сопутствуема горами.

   Стоянку мы устроили прямо на отмели близ переправы, чтобы не вьючить лишний раз лошадей, а дать им подкрепиться скудной травой для завтрашней работы. Пройдя от стоянки к увалу, я нашел за полосой тальников высокий берег над весенней протокой и подъем на него.

   28 сентября мы прошли не более 5 верст от правого берега р. Вахиль до правого же берега р. Островной, с переправой через последнюю.

   Заканчивая описание пути по Вахилю, я должен сказать еще, что горы этой долины сильно напоминали мне размытые юрские хребты Маньчжурии: закругленные, хотя бы и круто падающие гребни, пирамидообразные и куполообразные вершины, редкие обнажения среди склонов и отсутствие осыпей. Все они доверху одеты лесом. Очевидно, и здесь это лишь остаток сильно размытых хребтов.

   С утра сегодня шум невидимого моря напоминает шум поезда. От стоянки мы пересекли протоку и, пройдя еще немного под увалом, вышли на низкую, хорошо приметную даже со стоянки на террасах левого берега Вахиля седловину с березником и, перевалив ее, оказались на краю обширной заболоченной равнины, среди которой, как острова, возвышаются отдельные горки. Масса озер и промоин свидетельствует о недавнем сравнительно заболачивании равнины. Мы поехали не путем Дитмара вправо через гору, а краем долины по березнику, одевающему склоны увалов, то поднимаясь на косогор, то спускаясь к берегу озер и болот. Так, по высокому косогору, мы и вышли в боковую долину с двумя большими озерками, имеющими сток в р. Островную. Вблизи параллельно косогору видна и самая р. Островная, извилисто текущая по краю долины, частью вдоль морского берега, частью наискось к устью, которое очень недалеко от устья Вахиля. Берега ее обрамлены густой лентой ивняков и ольхи, почему ее видно на большое расстояние. Впереди на SO виден о-в Крашенинникова, в виде довольно высокой крутой горы, с несколькими кекурами внизу у воды. Он отделен от материка узким проливом.

   Близ берега еще несколько (2–3) таких же островных горок, меньших, чем остров, но сложенных теми же темными скалами. Ранее и они были островами и затем, благодаря прибою и его работе над береговыми валами, приросли к берегу. Впереди еще хребет, доходящий вплотную до берега моря, куда обрывается его высокий, скалистый мыс, а за ним еще высокая гора, вероятно мыс Налочев. Шум прибоя теперь опять очень ясен и громок. К северу от реки небольшая терраса с зарослями низкорослой ивы и вейника подходит к самому берегу большого Островного озера, сильно заболоченного, особенно благодаря зарослям осок и хвощей. По этой террасе мы пробрались к месту, где была удобная переправа. Река Островная неглубока, и ширина ее всего 5–6 саж., но дно здесь илистое и топкое. Пришлось еще раз собирать брезентовую лодку и устраивать настоящую переправу.

   Отсюда, с берега р. Островной, против озера, – мыс, которым заканчивается кряж правой стороны долины Вахиля.

   За узкой полосой ивняка на левом берегу Островной идет обширная, теперь сухая тундра с полусухими же, хотя и многочисленными ваннами. Пройдя около версты на юг этой тундрой, я увидал очень ясно недалекую уже Авачинскую сопку. Пройдя еще полверсты, я попробовал подойти к Островной и убедился, что густая полоса ивняков, по ней растущих, все так же густа, река вплотную подходит к обнажениям своего левого берега, где она обмывает конец небольшого горного кряжа, очень тиха и достаточно глубока, сохраняя илистое дно; берега ее состоят все из земляных обрывчиков.

   Ночью наши лошади, по обыкновению стреноженные и ходившие по тундре, неожиданно явились в лагерь и, опрокинув мою палатку, перешли реку. Во время переправы они, очевидно, заметили на левом берегу полоску зеленой травы и, не найдя на правом ничего подобного, отправились за кормом туда.

   29 сентября ночью мороз продолжался с половины девятого вечера до восьми утра и достигал –5,6°; сообразно этому и вода в реке понизила свою температуру до 3,8°.

   Реку эту и Крашенинников называет Островною и говорит, что она находится в 26 верстах от Налочевой и в шести от Вахиля; на ней было в то время камчадальское летнее поселение, тогда как зимой жители его переходили в острожек Итышхоч, ближе к Налочевскому озеру.

   Ниже стоянки река сильно отклоняется влево, на NO, идя почти параллельно морскому берегу, затем идет к устью, приближаясь настолько близко к устью Вахиля, что, надо полагать, со временем оба эти устья сольются в один лиман. Некогда Островная впадала в море много южнее, близ утесистого мыса впереди, т. е. у подошвы кряжа, идущего к Налочевскому мысу.

   Пройдя от стоянки на р. Островной около 2 верст, параллельно реке и морскому берегу, и миновав то место, где Островная огибает невысокий увал, подходящий скалистым мысом к ее левому берегу, и выходит из перпендикулярной морскому берегу широкой долины с плоским тальвегом, мы уперлись в небольшую протоку древнего русла этой реки, сильно заросшую и обрамленную жиденькими ивнячками. Глубокий ил этой канавы делает ее совершенно непереходимой. Мы попробовали обойти ее по морскому берегу, перешли усохшую тундру береговой равнины, пересекли несколько песчаных гривок и, миновав одинокую скалистую горку уже у самого берегового вала, увидали, что мешавшая нам канава поворотила под прямым углом влево (на N) и, став втрое шире при прежней глубине и илистости, протянулась до самого устья Островной, т. е. верст на пять. Мы уже хорошо различали все детали на береговом валу, казавшемся среди этих болот спасительной пристанью, но все-таки повернули назад вверх по протоке, долго лавировали среди болотистых озерков и мочажин, перешли две речки, идущие поперек долины, и верстах в трех от моря уперлись наконец в болотистый исток Островной, на середине ее широкой, плоской долины, за которой вправо высится белая Жупановская сопка, окруженная венцом низких горок. Вправо синеет озеро, дающее, как кажется, начало и самой р. Островной. Болотистый исток ее мы не стали переходить, так как заметили, что вода в нем течет вправо к реке, и, следовательно, взяв влево, его можно обойти. По берегам этого ручья видны разрезы через мощные слои чистого торфа. Лавируя между топкими болотами, представляющими собой, очевидно, остаток заросшего озера, мы подошли к подножию правого кряжа и поднялись по березнику прямо на гору. С вершины выяснилось, что вправо от нас осталась широкая долина с большим плоским озером, за которым уже идет распадок, ведущий прямо к перевалу в систему Налочевского озера. С гребня мы спустились вправо, в ближайшую долинку ручья, скользя и падая по опавшей листве, так как склон был очень крут. Выйдя в более широкую долинку, мы стали у ручья, текущего по каменистому, узкому, местами ступенчатому ложу, так как лошади сильно устали.

   С гребня горы уже были ясно видны Налочевское озеро, морской залив за ним и вдали хребет между Калахтыркой и Петропавловском и даже Вилючинская сопка; как и с приморской тундры, хорошо видны Авачинская и Коряцкая сопки, первая – как одно целое с Козельской, вторая – в профиль. Виден и правильный, невысокий конус вулкана, находящегося в вершине долины р. Островной, за которым должен находиться невдалеке исток восточной вершины р. Авачи (т. е. Правой Авачи завойкинцев).

   Своим подъемом на хребет мы сделали ошибку: следовало, не смущаясь топкими ключиками у его подножия, обойти увал до озера и, идя кругом него, втянуться в падь, ведущую к перевалу. Поднявшись на гору, мы напрасно утомили лошадей и потеряли много времени.

   Листопад почти кончился, в листьях лишь одиночные березки по склонам.

   30 сентября, пожалуй, самый ненастный день за все путешествие. С утра сильный дождь при температуре, за весь день не поднимавшейся выше 8°, а почти все время более низкой. Пережидать его на нашей очень неудобной стоянке было нельзя, и мы шли мокрые до костей. Спустились немного по долине ручья стоянки, в которую пониже слева (т. е. со стороны гор, что у моря) входит другая, более широкая тундровая падь, и пошли левым подгорьем. Миновали еще падь с мокрой тундрой, по которой идет хорошая медвежья, а может, быть и людская тропа, перешли речку и пошли тем же подгорьем к следующей пади, идущей прямо от Большого Круглого озера, что у юго-западного края долины р. Островной. Свернули на подъем, ровный и пологий, и среди березника вышли на гребень, который, огибая распадок, сливается вправо с другим, лежащим впереди гребнем. Если бы мы свернули по замеченной ранее тропе, то попали бы прямо на водораздельный гребень. Пересекли распадок и, поднимаясь на новый гребень, попали на настоящую тропу к Налочевой. С водораздельного гребня спустились в падь между двумя кряжами с березником и долго шли по ней, обходя справа тундру тальвега и пересекая ручьи, текущие в глубоких узких канавах. Слева тянутся тундры и озерки, примыкающие к Налочевскому озеру и представляющие собой его заболоченные култуки. Затем мы вышли и к самому озеру, которое очень мелко, грязно, совершенно пресное, полно красной рыбы и с большими зарослями водяных трав (Potamogeton, Polygonum amphibium, Myriophyllum, Isoetes и пр.). Слева оно отделено от моря довольно высоким кряжем, который на конце своем обрывается к морю отвесной стеной скал, т. е. Налочевским мысом. Низкая сравнительно седловина отделяет этот кряж от водораздела к Островному гребню. Правее Налочевского мыса тянется низкая полоса берегового вала, или кошки, обличающая лиманное происхождение озера.

   Вдоль западных берегов озера тянется лесистый кряж с четырьмя мысами, разделенными неглубокими бухточками. С этой стороны мы и обошли его, то держась края березников, то пересекая тундрочки или спускаясь к самому берегу, где обрыв ярчика обнажает массивный слой торфа с галечной полосой внизу. Мы остановились у начала высокого косогора, ведущего к южному концу озера, наловили рыбы, уже сильно переродившейся благодаря процессу нереста, и кое-как справили ужин с последними горстями муки, пожертвованной нам Штабелем.

   1 октября. С высокого берега от стоянки раскинулась картина озера с многочисленными стадами рыбы, плывущей во всех направлениях. Чайки садятся прямо на спины плывущим рыбам и вырывают куски мяса, а уйти от них крупной рыбе некуда, так как озеро очень мелко чуть ли не на всем его протяжении (более глубокие места есть у восточного берега, но нерестятся рыбы всегда на мелких местах). По берегу торфяные обрывчики отвесом почти в сажень вышины; они сильно подмыты прибоем; разрезы ясно слоистые, сверху прикрытые отчасти нависающим дерном; местами есть указания на сравнительно недавний более высокий уровень воды в озере. Около 10 час. мимо лагеря проехал один из местных охотников куда-то за оленями; разговаривать с нами он не пожелал, отговариваясь недосугом, но самое его появление показало, что где-нибудь поблизости есть охотничье становье.

   От стоянки мы пошли краем увала над обрывом к озеру среди березника, затем перешли тундру в глубине четвертого залива озера, берег которого порос здесь стеной ивняков. Оставив далее берега Налочевского озера, мы пошли по опушке ровного березника, вдоль которого тянется шикшевая терраса и правильные ряды и группы кедровника; влево видна длинная, идущая параллельно р. Налочевой осоковая тундра, теперь высохшая; перейдя ее и взяв вправо, мы увидали невдалеке в березнике что-то вроде деревни. За небольшой, но кишащей рыбою речкой стояли позади высокой поросли вейника 6–7 избушек на курьих ножках с крышами из травы, одна землянка и еще амбарчик в стороне. На вешалах сохнет рыба, а в избушке – груда мяса и две оленьи головы; несколько шкур оленьих и медвежьих сохли на жердях, а под избушками лаяли и выли привязанные к поддерживающим их сваям ездовые собаки. Людей не было. Это, как потом оказалось, осенняя заимка сероглазкинцев и калахтырцев, центр их охотничьего района, место для которого избрано именно здесь потому, что здешняя речка Домашняя дает по осеням правильный, обильный ход кижуча. Вправо от избушки, вверх по реке, идет очень торная, глубокая, прямая тропа, которою мы, не видя другой дороги, и пошли. За березняками, окружающими поляну, около амбарчиков, мы вышли на широкую, чистую, сухую террасу, одетую шикшевой тундрой с заметной примесью альпийских трав и массами голубики. Этой тропой мы ехали более часа, проходя мимо густых групп довольно высокого кедровника, обильно усыпанного шишками, и изредка мимо одиноких берез. Перешли два ручья, текущих в Налочеву, с довольно крутыми земляными берегами, без гальки, и втянулись в широкую чистую долину, раскинувшуюся между Коряцкой сопкой и хребтом, отделяющим верховья р. Налочевой от правых притоков р. Жупановой, а может быть и от вклинивающейся между ними своей вершиной р. Островной. Тут я увидал, что мы уже миновали Авачинскую сопку и заходим в тыл Коряцкой и, кроме того, тропа заметно отклоняется вправо к низкому перевалу в сторону Жупановой или Островной. Конус Коряцкой сопки, густо одетый свежим снегом, лишь слабо проглядывал сквозь тучи, что вначале и мешало ориентироваться. Поняли мы, что зашли не туда, и повернули назад. Только в 4 часа дня мы вернулись к амбарчикам на Домашней речке, которые оставили в 12 час. дня, и снова никого не застали там, а между тем соблазнительная груда мяса лежала по-прежнему открыто в одной из избушек под оленьими шкурами. В речке массовый ход кижуча, а у нас от всех запасов опять были налицо только жалкие остатки крупы и чая. Однако ни взять что-либо без согласия хозяев, ни оставаться тут ловить рыбу было нельзя, так как ночевать было необходимо у самой переправы через р. Налочеву, дабы на следующий день после переправы сделать возможно больший переход. Теперь мы разыскали тропу, значительно менее проторенную, но идущую влево, как бы к морю. Перешли сплошной березник, затем обширную тундру, по форме своей соответствующую бывшему руслу р. Налочевой, летом сильно мокрую, теперь же почти высохшую.

   Среди этой тундры мы встретили четыре груженые нарты (три из Сероглазки и одна из Петропавловска), с трудом влекомые собаками, и четырех охотников. Они вышли из Петропавловска 4 дня тому назад и шли на заимку, на осеневку. Первым делом осведомились они у нас, начался ли в Домашней речке ход кижуча, а уже только потом – кто мы такие и откуда идем.

   Затем мы перешли еще гриву с березником и полосу ивняков, пересекли небольшую сухую протоку и у устья ее, где раскинулись большие отмели, состоящие из дресвы и потому ближе к воде достаточно топкие, разбили лагерь на самом берегу Налочевой.

   Влево в реке – остров, прямо крутые земляные обрывы правого берега, обросшие ивняком. На отмели и противоположном берегу шесты, указывающие направление пути во время высокой воды. В кустах со стороны моря запрятаны баты.

   Шум прибоя здесь прямо оглушителен.

   Крашенинников насчитывает от Калахтырки до устья Налочевой 34 версты (значит, до Петропавловска 50). Налочева в его время называлась Шотохчу – одноименно с расположенным вблизи селением. Здесь была административная граница между присудами Большерецкого и Верхнекамчатского острогов. До р. Островной насчитывалось 26 верст.

   Разбив лагерь, я послал И. Г. Кайдалова назад на заимку с поручением купить там мяса и рыбы.

   2 октября мы разыскали и уже налаживали баты для переправы, когда приехал Кайдалов с покупками, привез мяса, хлеба, рыбы и даже сахара, которого мы уже давно не видали (у Штабеля также сахара не было). Кроме того, он подговорил молодого казака из Сероглазки, который собирался везти домой свою часть охотничьей добычи, присоединиться к нам в качестве проводника. Через час приехал и проводник с товарищем, и они оба стали деятельно помогать нам при переправе, благодаря чему она и прошла без всяких затруднений (на пароме из двух батов). Река Налочева в это время года очень мелка, но брод через нее крайне неудобен, если не невозможен, так как галечное дно ее покрыто толстым слоем топкой дресвы и ила, галька проступает лишь местами, где ил снесло течением. Темная, почти черная, мокрая дресва составляет также все отмели и берега. В русле много островов, намываемых и периодически размываемых, насколько можно судить по их берегам.

   За р. Налочевой мы пересекли лесок из ольхи, ее обрамляющий, и свернули по шикшевой тундре к лиману. В версте с небольшим от реки перебрели первую Мутнушку, потом еще вторую Мутнушку, а третью Мутнушку обошли по песку, совершенно заметавшему ее устье благодаря сильному прибою. Затем опять быстро пошли по шикшовнику, между береговыми валами, до речки Котельной с мелким, удобным бродом и далее до р. Каменушки. Между Котельной и Каменушкой на шикшевой тундре масса альпийских растений, очевидно живущих здесь благодаря частым туманам.

   В одном месте по дороге замечена полуразрушенная дюнка среди внутренних береговых валов. Она куполообразной формы и задернована.

   Река Каменушка в нижнем своем течении идет на значительном расстоянии параллельно морю, отделенная от него широкой полосой затвердевших береговых валов. Хорошо выраженных валов всего от 7 до 10; самые внутренние густо поросли кедровником и упираются в болотистую долину Каменушки, где крупные вейниковые заросли. За рекой виден еще один высокий вал с кедровником, а за ним поодаль березовый увал. Весь день мы ехали, имея прямо за спиной скалистую стену Налочева мыса, впереди – Калахтырские утесы (см. стр. 168), а справа – широкое основание Авачинской сопки, окутанной идущими с моря тучами. Время от времени клубы пара поднимаются выше пояса облаков и долго держатся над горой, резко проектируясь на пасмурном сегодняшнем небе. Слева – море, с весьма сильным прибоем, взметывающим временами фонтаны.

   3 октября с полуночи пошел сильный дождь. Утром все было скрыто от глаз тучами, только ближайшая березовая роща за Каменушкой еще видна сквозь сетку дождя и тумана; далее как будто ничего более нет. Ветер сильный, температура не поднимается выше 6,5°. Весь день мы просидели в палатках, а лошади провели его на валу у самого моря, где Elymus, все еще зеленый, заметно подкрепил их.

   4 октября мы прошли еще с полверсты по береговому валу, затем свернули вправо и порознь перешли Каменушку, Половинную и Тойонскую, очень скоро одну после другой, чуть повыше их слияния в общее устье. Брод через эти три речки порядочно глубок, и без проводника мы не решились бы, вероятно, идти вброд, а стали бы его переезжать на лодке, что нас сильно задержало бы. Глубина бродов очень изменчива и зависит от того, насколько свободно от песков устье, т. е. насколько свободно вода сливается в море. На р. Тойонской пришлось обрубать край ярчика от кедровника там, где речка прорывает внутренний береговой вал и, подмывая его, создает высокие песчаные обрывы.

   Крашенинников сообщает, что Половинная по-камчадальски называлась Шияхтау и что от нее до Калахтырки 16 верст, а до Котельной, которую камчадалы называли тогда Ужинкуж, 12 верст.

   Затем мы снова вернулись на береговую полосу, где масса крупноплодного шиповника (Rosa rudosa), и долго ехали мимо Толстого мыса, который является мысом только в камчатском смысле этого слова, как конец увала, но не в географическом, так как морской берег идет здесь совершенно ровной, выгнутой дугой. Затем мы доехали до Калахтырского выгона и, лишь немного не доезжая до осмотренного весной одинокого утеса, свернули вправо по тропе, часто совершенно теряющейся среди порослей. Куропатки взлетают совсем белые, указывая на приближение зимы. На Авачинской сопке, уже густо укутанной в снеговые сугробы так же, как и хребты Паратунской долины, резко выступают три черные дымящиеся полосы свежей лавы, вытекшей в августе этого года. Мы свернули в широкую, сначала тундровую долину речки Крутоберегой, распадающейся далее на три истока, которые мы и перебрели один за другим. Выше по долине – массы отложений дресвы, более или менее задернованной. Редкий березник, группы кедровника, шикша и пр. Перевалили кряж, отделяющий от Крутоберегой левый берег Калахтырского озера, и пошли по низкой седловине, прорезавшей этот кряж, среди дресвяных суходолов и сильно прорубленного березника.