Текст книги "Волд Аскер и симфония дальнего космоса"

Автор книги: Владимир Лавров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 43 страниц)

Дальнейшая беседа стала невозможной. Мы прибыли в стольный город Урганкх – Пале – Аз – Судде, что означало всего-лишь навсего "новый город на реке Судде".

В итоге проведённых Субхаром в городе переговоров на свет появился новый закон, согласно которому производство цельных железных рельсов запрещалось. До сих пор рельсы в этом мире изготавливались из дерева, поверх которого клалась тоненькая полосочка железа. Для небольших, почти игрушечных поездов этого мира этого хватало. Но кое-где уже начали появляться и железные рельсы. Появление нового закона означало полное прекращение технологического развития данного мира. Доступные руды были только в этой стране, и массовое производство рельсов могло быть налажено только здесь.

Я, как мог, попытался воспротивиться этому решению, но какой голос у ученика? Никакого. Я попытался переубедить Субхара и даже намекнул, что, может быть, придётся перемещать большие массы людей в новые края, а это без мощной железной дороги будет затруднительно. Но оказалось, что это была вполне осознанная и целенаправленная политика. Субхар и ему подобные сговорились держать этот мир на неизменном уровне технологий. Так им было проще. Все проблемы, все вопросы и все типовые ответы на них были известны заранее, и никто ничего не хотел менять. Они считали, что мир создан Создателем для того, чтобы люди могли вырасти от животных до уровня учителей, а для этого, с их точки зрения, не нужно было никаких новых технологий. Они держали свой мир разделённым на несколько государств так, чтобы ни одно из них не могло получить стратегического преимущества. Иногда они даже позволяли им повоевать друг с другом из-за какой-нибудь ерунды для того, чтобы разные горячие головы могли выпустить пар. Но если какое-нибудь государство начинало слишком преуспевать, то у него "вдруг" умирал правитель, или случалось восстание, или ещё что-нибудь. Технологическая гонка была им не нужна и даже была для них опасной. Точнее сказать, Субхар и другие "учителя" даже не сговаривались держать мир на таком уровне. Они просто не могли подумать иначе. С их точки зрения, все люди, способные задавать себе вопросы, должны становиться Учителями, ибо невежд много, а Учителей мало. По их убеждению, только человек уровня Учителя может создать в мире покой и процветание. По этой причине отвлечение от этого процесса на какие-то там железки и технологии казалось богопротивным делом.

Проспорив с Субхаром на эту тему в течении добрых двух часов и разругавшись вдрызг, я понял, что Субхар просто не способен подумать иначе. Вывод был очевиден. Моя миссия завершена. Но уходить сразу я не стал – было интересно, в какую интригу он задумал меня встроить.

Когда мы выехали из города, я спросил:

– Учитель! Вы говорили, что необходимо избавляться от страхов смерти и других. Но как это сделать?

Субхар взглянул на меня искоса, он всё ещё сердился на меня (в предыдущем разговоре я позволил себе настаивать), но ответил:

– Очень просто. Всёвремя наблюдаешь за своим внутренним миром и молишься. Разгневался – молишь Создателя о прощении. Поймал себя на том, что вспоминаешь какие-нибудь обиды и мечтаешь отомстить, – молишь Создателя о прощении. Поймал себя на мысли о том, что мечтаешь о славе и надменности, – молишь Создателя о прощении.

– Я с детства слышу это от жрецов в храмах.

– Да. Но я не жрец, и я вот что я скажу тебе: неизвестно, протягивает ли Создатель свою руку помощи каждому, кто её просит, или нет, хотя лично я уверен, что протягивает. Но когда ты молишься, то твоя животная часть встречается с образом того, кто заведомо лучше и больше ее, и нестерпимо больно для неё иметь противника, которого невозможно загрызть в драке и который всегда лучше. Тут либо твоя человеческая часть переможет и заставит смириться животную суть, либо человеческая часть уступит и будет служить животной части. Только так твоя человеческая часть может взять под управление животную часть. Обычно это получается не сразу, проходит от девяти до пятнадцати лет, пока человек не начинает видеть суть дела, но ты талантливый, тебе, наверно, лет десяти хватит. Я отвезу тебя в горы, к Прозрачному Сабуру. Ты должен быть рад. Многие люди мечтают хотя бы несколько минут пробыть рядом с ним, а ты будешь жить и молиться рядом с ним многие годы. Я завидую тебе, но меня Прозрачный Сабур не берёт в ученики, говорит, я слишком порывистый. Он возьмёт меня в ученики лет через десять, не раньше.

Так я окончательно понял, что моя миссия на этой планете подошла к концу.

– Может, не забирать Волда? – где-то далеко на орбите вслух засомневался Фиу, – Получит то, что хотел: просидит десять лет в горах, проветрится…

Пятью сутками позже, выйдя из карантина, я сдал отчёт Постигателям Истины. В отчёте я написал, что причиной законсервированности мира является "религия в религии", институт "учителей".

"В результате существования очень хорошей системы поиска подходящих учеников и неплохой системы религиозного образования все люди, способные задавать себе вопросы и мучаться проблемами своего мира, попадают в систему ускоренного обучения. После этого они переходят в число привилегированных людей и перестают страдать от несовершенств своего мира, – писал я, – мало того, характерные особенности данного образа мышления заставляют их думать, что остальные люди, не желающие расти в религиозном плане, обречены страдать в своей жизни по своей сути. По этой причине никто в этом мире не стремится к тому, чтобы улучшить жизнь, уменьшить количество страданий, повысить уровень жизни или создать новые технологии. Решением проблемы может быть либо полное уничтожение института учителей, либо изменение религии".

В конце доклада я решил пошутить и приписал: "Эта система очень похожа на наших Постигателей Истины. Они тоже считают, что все, кто не постучался к ним по системе зовущих камней, недостойны заботы и обучения. При этом теряется множество обычных людей, которые могли бы работать ради улучшения своего мира внутри своей сказки, а уровень жизни не повышается. Получается так, что мы изымаем из миров тех, кто мог бы их изменить, а взамен даём только простое выживание".

Заместитель главного Постигателя (Васипусан всё ещё был на планете зубастых орков) принял мой доклад с восторгом и даже не дочитал до конца. Весь мой юмор пропал втуне.

– Ха! Религия в религии! Отлично! – воскликнул он, пробежав глазами первые страницы, – прекрасная работа, Волд!

– А что, вы уже встречались с такими?

– Да, довольно частое явление. Заканчивается, как правило, полной остановкой мира в развитии.

– И как лечится?

– Очень просто. Создаётся рядом другое государство с иной религией и с быстрым технологическим ростом. Со временем жители в традиционных государствах начинают задаваться вопросом, почему они живут в болоте, а соседнее государство – в изобилии. А уничтожить уже не получится: технологическое отставание не позволяет.

– А-а. Понятно, – сказал я. А про себя подумал, что так просто с учителями нашим постигателям не справиться. Личное впечатление от них очень сильное.

Через неделю я был готов к убытию в одиночество. Специально для того, чтобы проводить меня, явились Илиарсия с Одином. Дела у Иллиана шли неплохо: им удалось без проблем высадиться на людоедских островах и подвинуть те сто тысяч, что там оставались. Удивительного в этом было мало, так как все боевые люди ушли с армией захватчиков, на островах остались только женщины и наиболее пацифичная часть мужчин. Один напару с Иллианом вовсю окунулись в строительство новой империи. Один, захлебываясь, рассказывал мне, как они сделали то, это и что планируют сделать ещё. Богиня, наверное, счастлива, такая хорошая практика для будущего руководителя. Боюсь, что загоняют Один с Иллианом свой народ. Дипломатичности в них меньше, чем в танке.

Последними ко мне пришли Аис в виде мальчишки и Лилиан.

– Ты и вправду решил уйти? – спросил Аис, – А как же мы? Ты оставляешь нас совсем одних.

Я посмотрел на Аиса – ему, по нашему, около двадцати, а может, и больше, он развивался быстрее. Всю свою жизнь он провел с нами, мы его семья, а я половину жизни вообще его как человека не воспринимал. Даже Иллиан и Один получили от меня больше ласки и заботы, чем он. Да и как иначе? Они могли упасть и ушибиться, переохладиться или описаться, а что станет с мальчишкой – киборгом? А вот поди же ты, Аис ко мне привязался. А может, я и зря себя корю? Ведь он общался со мной напрямую всё время, пока я бодрствовал, и я никогда не отказывался отвечать на его вопросы. Всё своё детство он провёл на моём плече, а я его гладил по головке. Ещё тогда, когда считал, что он просто животное.

– Ты остаёшься не совсем один. У тебя есть Лилиан, остаются и другие члены команды. А потом, все мы когда-нибудь остаёмся одни. Человек, он, знаешь ли, всегда сам по себе, и только иногда получается ненадолго встретиться с теми, кто тебя любит или понимает. Тебе хорошо, ты остаёшься в хорошей компании и в хорошем теле. Подумай о том, что большинство человечества вынуждено по утрам бегать за зайцем по ледяному насту или ещё что похуже. Тебе это не грозит.

Лилиан кинулась обниматься и плакать, но мы с Одином её быстро успокоили. Ей легче – Один остаётся с ней.

Прямо перед отлётом Постигатели Истины решили завербовать меня для миссии на планете, с которой я только что прибыл. Они решили, что вкладывать много средств в технологическое государство им не хочется и что будет гораздо лучше, если один дурачок по имени Волд спустится на планету и будет внедрять новую религию, поминутно рискуя своей шкурой. Постигатели Истины уже выбрали одно удалённое государство, которое они хотели превратить в высоко технологическое, разведали в нём запасы руд (я должен был открыть их "волшебным" образом), а также приготовили несколько собак – роботов для защиты моей задницы. Было много песен и плясок, вокруг меня пела и кружилась вся верхушка, соблазняли тем, что вероятность не погибнуть от рук фанатиков не более двадцати процентов, одним словом, давили на самолюбие и героизм по полной программе. Но старый уставший лётчик Волд Аскер уже давно не был тем молодым лейтенантом, который мечтал перехватить комету и заработать орден. Я погрузился на корабль и отправился в изгнание на Зелёную.

Глава 51. Встреча с Зелёной

05.09.3031 – 01.03.3041

Аис высадил меня на единственной поляне, которую мы смогли найти с орбиты. Всю поверхность суши покрывал лес.

Мне оставили палатку, холодильник с запасом продуктов на год, изотопный реактор с запасом топлива на тридцать лет, кое-какие инструменты, коммуникатор, зовущий камень и земной скафандр. Вообще-то считается, что я могу есть продукты этой планеты, но мне рекомендовали переходить на них постепенно. Даже защитное поле забрали. Сказали, что тут оно не нужно. Моя команда помахала мне ручками и взлетела. Я остался один. Свобода! Я так мечтал сесть под дерево и думать те думы, которые сами придут в голову. Вот прямо сейчас сяду под дерево и начну думать.

Я прошагал к ближайшему дереву и попытался прислониться к нему спиной, но вместо того, чтобы ощутить спиной опору, увидел, как ствол дерева прогибается под моим телом, а затем выгибается и бьёт меня по спине. От такого пинка я пролетел пару метров и зарылся носом в землю. Будь я без скафандра, получил бы перелом рёбер. Я рассердился, подошел к дереву и со всей силы треснул его рукой по стволу. Очень глупо. У дерева есть не только ствол, но и ветви. Одна из ветвей дерева просвистела и наподдала мне быстрее, чем я успел увернуться. Я повторил свой полёт с зарыванием носом в землю, но только с той разницей, что на этот раз я пролетел через всю поляну. За то время, пока я ждал прекращения кружения неба и земли, на поляне появилось новое действующее лицо. Особь несомненно женского пола, немного выше меня, совершенно лишенная одежды, если не считать одеждой короткую зелёную шерсть по всему телу, по достоинству оценила мой высший пилотаж и наградила меня своим смехом. Смех, как перезвон колокольчиков. Очень мило. И сама она очень милая. Тут что, планета для утешения страждущих земных пилотов? Откуда тут человекообразные дамы зеленого цвета?

– Ты кто? – спросил я.

– Ты кто? – повторила она.

Понятно, языковый модуль в поставку не входит.

Дерево снова начало махать ветвями, правда, старательно огибая Зелёную, – так я окрестил таинственную незнакомку. Зелёная ласково погладила дерево, и то сразу успокоилось. У них тут деревья что, тоже разумные?

И тут эта мечта подростка подошла ко мне, взяла меня за руку и куда-то повела. Я дал себя увести. Вдруг по ночам эти деревья буйными становятся? Да, я тут, чувствую, отдохну. Для начала придётся с этой зеленой и всем её племенем язык учить.

Но учить язык со всем племенем не пришлось: Зелёная была совершенно одна. Она привела меня к пещере в скалах и показала внутрь. Тут не было деревьев, было сухо и немного темновато. Пока я осматривал пещеру, она улетучилась. Итак, деревенщину убрали с городской площади и выдали ордер на жилплощадь по ГМС – талону. Я перетащил в пещеру свои вещи и даже разжег костёр из веток. Мне никто не встретился и никто не препятствовал. Уже хорошо.

Я прислонился к стене пещеры и попытался подумать разные мысли, но в голову лезла только всякая чепуха. Почему-то вспомнилось, как Лилиан в три года промочила ноги и заболела, а мы все бегали в панике и не знали, чем её лечить. Потом вспомнилось, как она в четыре года додумалась до объективного идеализма. Я её тогда выгнал из-за экрана навигационного компьютера, чтобы не смотрела слишком много фильмов. Лилиан уселась на корпус астронавигатора, умильно подперла головку ручками и задумчиво так произнесла:

– А что, если это мы спим и нам всё снится?

– О, нет, и эта туда же! – в ужасе возгласил Фиу.

– А что будет, когда мы проснёмся? – спросил я.

– Будет лето, тепло и можно будет смотреть мультики, сколько хочешь! – радостно объяснила Лилиан.

Эти и им подобные воспоминания преследовали меня и не давали возможности подумать ни о чём серьёзном. Так я в тот день ни о чем и не подумал.

– Волд, ну где ты там? Почему так долго? – это восклицание нетерпения и недовольства из уст Зелёной звучало, как музыка радости. Зелёная – совершенно невинный и жизнерадостный ребенок. Всё ей в радость, всё ей в удовольствие. И это при том, что она тут совершенно одна. У неё нет ни семьи, не знакомых. У неё нет родителей, и она не помнит, откуда она тут взялась. На вопросы об этом она отвечает: "Я всегда тут была". При этом она, несомненно, происходит с этой планеты. Стоит ей похлопать по деревьям особым образом, как они сгибают ветви и устраивают для неё ложе с крышей из листьев, под которыми она может переждать любой дождь, если хочет, конечно. Обычно она во время дождя носится по лужам и приплясывает. Ночью она спит в пещере, её пещера находится недалеко от моей. Домики из ветвей она использовала, когда мы путешествовали по планете. Мы прошли много сотен километров, хотели найти кого-нибудь из её народа, но не нашли никого. Только бесконечный молчаливый лес. Тут есть звери, некоторые из них довольно крупные. Мне удавалось их увидеть только тогда, когда они приходили к Зелёной, чтобы она повытащила из них разные занозы. Мне звери не показываются. Что и не удивительно, поскольку в своём металлизированном скафандре я гремлю на весь лес, как связка из консервных банок за машиной.

Вот и сейчас мы идём купаться к озеру. Купаться будет, разумеется, только Зелёная, я стараюсь не загрязнять планету своими микробами, хожу везде в скафандре. Скафандр у меня, правду сказать, открытого типа, но уже хоть что-то. Говорят, самые злые бактерии гибнут на воздухе за несколько минут, а в жидкости могут пребывать бесконечно. Я доработал скафандр сам, поставил фильтры, так, чтобы ни один микроб или паразит не мог пролезть через воздуховоды.

Эти ежедневные прогулки к озеру добивают меня хуже всякого наказания. Ноги оскальзываются на скользких корнях, я поминутно падаю в лужи, и всё это только для того, чтобы потом посмотреть с берега, как Зелёная резвится в воде. За то время, пока я дохожу до озера, Зелёная успевает несколько раз забежать вперёд на сотню метров и вернуться. Но и не пойти невозможно, ей, видите ли, без меня скучно. Я научил её говорить, рассказал ей множество сказок про жизнь на разных планетах, и теперь я у неё – любимая игрушка. Почему-то я очень боюсь её огорчить, и потому приходится каждый день ходить, постоянно поскальзываясь, на это… чудное озеро. Впрочем, Зелёную нельзя назвать навязчивой. Она очень хорошо чувствует, когда я начинаю уставать, и тут же исчезает. У неё море каких-то своих дел в лесу, и она меня в них не посвящает.

Её отношения с лесом меня пугают. Она в лесу является чем-то вроде королевы. Деревья дают ей кров, а если надо, то качают её на ветвях, как на качелях. Животные приносят ей ягоды и плоды. Я ни разу не видел, чтобы она что-нибудь собирала, но перед её пещерой всегда лежит куча свежих плодов. Она всегда знает, что происходит за несколько сотен километров вокруг, и может вдруг сорваться с места только потому, что где-то там кто-то из животных сломал ногу и не может дойти до воды самостоятельно. Как она это узнает, я не представляю. Единственная на планете поляна тоже появилась не сама собой. Зелёная на ней иногда танцует, и только поэтому она не даёт деревьям закрыть полянку.

На этот раз наше спокойное купание было прервано самым бесцеремонным образом. На берег озера выскочил огромный зверь и направился прямо к нам с явным намерением пообедать. Зелёная помчалась к берегу. Я прыгнул между зверем и Зелёной, постепенно отступая вместе с ней к берегу. До чего же злая громадина! У него в холке, наверно, метра два с половиной будет! А зубы – с локоть!

– Это что такое? – спросил я у Зелёной.

– Не знаю. Никогда с такими не сталкивалась. Бежим к деревьям! Они его прогонят.

Но до деревьев мы добежать не успели. Зверюга прыгнула, и прямо на нас. Я ухитрился уйти от удара огромной лапы и успел сунуть руку в пасть, чтобы побольнее стукнуть по чему-нибудь внутри. Мой манёвр удался, схваченная за язык зверюга взвыла, перекатилась на спину и отбросила меня задними лапами. Огромные когти проехались по скафандру, вспарывая его, как консервную банку, проникая глубоко внутрь и разрывая все мои печёнки. От такого удара я отлетел на семь метров и стукнулся о ствол дерева, получив заодно ещё и ряд переломов, несовместимых с жизнью. Повреждения были настолько глубокие, что даже силами души залечить их сразу было невозможно. Зелёная добежала до деревьев, и надо мной склонились ветви. Последнее, что сумело зафиксировать гаснущее сознание, это то, как Зеленая зачем-то тянет меня к дереву. Умирать по-настоящему, в отличие от того, как мы умирали на пути к Хранителю Знаний, было легко и совсем не больно. Даже где-то приятно, как будто возращение домой. И это они называют "безопасная планета"? У меня даже излучатель отобрали, отбиться от этой зверюги у меня не было никаких шансов. Тьма сомкнулась надо мной, и почему-то мне показалось, что тьма выглядела, как кора дерева.

Когда я вновь увидел свет, он был почему-то красным. Я лежал на чём-то мягком, было хорошо и спокойно. Разбираться в природе этого приятного и мягкого света совсем не хотелось. Моя постель медленно покачивалась. Через несколько часов (или месяцев?) такого лежания я осознал, что совершенно лишен одежды, и решил разобраться с проблемой биологического заражения. Я рывком сел на своём лежбище. Я находился в восьмигранной комнате с красными, полупрозрачными стенами, сквозь которые сочился свет. И тут эти стены разошлись. Передо мной стояла Зелёная, только она была больше меня в сорок раз.

– Ура! – захлопала она в ладоши, – Ты вернулся! Я так и думала, что дерево тебя примет!

Звук был просто оглушительным. Я огляделся и обнаружил, что моей комнатой был огромный красный цветок. Цветок находился на высоте нескольких моих ростов от поверхности земли. Впрочем, почему огромный? Я сидел на обычном цветке, высотой сантиметров сорок, а мой собственный рост составлял сантиметров пять. Я стал Дюймовочкой!

Беглый осмотр моего тела показал, что у меня зеленая кожа, короткая шерсть – пушок по всему телу и пропорции тела, как у новорожденного ребенка. Я совершенно спокойно мог сунуть ногу в рот, и для этого даже не пришлось бы сгибать колени.

– А – а! Я стал маленьким! – заплакал я.

– Не плачь! Будешь хорошо есть, и вскоре снова станешь большим! – с этими словами Зелёная взяла меня в ладонь и положила передо мной плод типа персика. Эта она очень вовремя сделала, голод у меня был жуткий. Пожевав пару минут сладкую мякоть, я уснул.

– Волд! Надо съесть ещё немного!

– Не хочу! Я хочу бегать!

– Ну почему ты всё время бегаешь? Ты должен поесть до того, как опять уснёшь!

Почему я всё время бегаю? Потому, что хочется. Неведомые гормоны постоянно заставляют меня делать то, чего я не хочу. То мне хочется есть, то бегать. Новое тело имело своё мнение о том, что мне надо делать, и то вырубало меня сном в самый неподходящий момент, то заставляло меня бегать и вертеться тогда, когда надо было есть. Зелёная, которая сама назначила себя моей мамочкой, терпеливо сносила все эти выбрыки и старалась кормить меня по графику.

– А кто вчера уснул прямо на проходе, на полу пещеры? До того, как поел? Надо поесть!– терпеливо продолжала уговаривать меня Зелёная.

Вот уж не ожидал, что на пятом десятке лет попаду в такое детство, что даже не смогу спокойно сидеть на месте!

Целый год я только и делал, что ел и рос. К концу этого года я дорос почти до метровой высоты. Ровно через год после моего "рождения" автоматические функции тела отключились. Что-то внутри меня решило, что теперь я сам должен управлять всеми функциями тела, и выключило все гормональные системы управления поведением. Это было настолько резко и заметно, что я чуть не утонул от неожиданности (в это время мы бултыхались с Зеленой в нашем любимом озере).

После того, как мы вылезли из озера, я смог сделать только двадцать шагов. Сначала я сел прямо посереди тропинки и задумался. Теперь я действительно мог управлять всеми функциями организма. На простой осмотр возможностей ушло два часа. Потом я встал и хотел дойти до заветной кучи плодов у пещеры, но начал плакать и не дошел. Мама умерла без меня, и я даже не смог её обнять на прощание. Друзья детства умерли от алкоголя, Елена осталась невесть где. Тот, кто был мне как сын, не желает меня видеть, мой корабль летает один, а моя любимая машинка сломалась. Разумом я, конечно, понимал, что все эти решения я принял сам и плакать об этом было очень глупо, особенно об игрушечной машинке, которая сломалась в семь лет, но остановить слезы не мог. Потом вспомнились те, кого я убил. Почему-то представилось, что они никогда не смогут поиграть с машинками (при чём тут машинки?), и я заплакал ещё сильнее. Я плакал четыре года и восемь месяцев. Одно за другим всплывали лица убитых кочевников и пилотов, корабли, разлетающиеся от взрывов, и наместники, уничтоженные на разных планетах. Потом, когда закончились убитые, начали всплывать воспоминания раннего детства.

Я бегу по двору детского сада, мне четыре года. В руке у меня вертушка с пропеллерами, которые крутятся от набегающего воздуха. Нет для меня более восхитительной и красивой вещи в этот момент, чем эти разноцветные кусочки пластмассы, крутящиеся – вот чудо! – от какого-то воздуха. И тут мама берёт и отбирает это чудо: другим детям, видите ли, тоже хочется поиграть. Чудо закончилось, счастье ушло. У-у. Горе-то какое… И так день за днем, год за годом.

За это время мои ноги размякли, тело разжижилось, и я превратился в огромный, вонючий пруд. Я даже не представлял, чем питается моё тело, но оно чем-то питалось и разрослось до нескольких тонн. Возможно, травой и водорослями подо мной, а может, солнечным светом. Несколько раз я пытался разозлиться и организовать хоть какую-нибудь структуру. Один раз мне даже удалось создать из себя что-то наподобие гусеницы, с костяком и всеми необходимыми органами жизнеобеспечения. Я очень гордился им: там была и энергетическая система, и система охлаждения, и нервная система с дублированными серверами хранения информации. Я прополз целых сто метров, а затем вернулся на прежнее место.

Тело, которое я получил на планете Зелёная, было чудом из чудес. Оно создавало практически всё, что ты хотел, надо было только точно представить, что именно ты хочешь получить. Нужный орган вырастал за несколько дней. Но вот только что мне делать с этим телом? Мой корабль летает без меня, мой сын не хочет меня видеть, миры вокруг меня живут своим мелочным недовольством друг другом – зачем я им нужен? То есть если я появлюсь среди них, у них, несомненно, найдётся для меня множество занятий, но только эти занятия, в основном, будут посвящены обслуживанию их маленького эгоизма. Скучно и печально. Через несколько дней моя гусеница превратилась обратно в жидкий плачущий пруд.

Иногда, когда появлялась Зелёная, мне удавалось создать какую-то структуру даже без участия явного сознания. Я просто был рад её видеть, и на поверхности пруда как-то само собой появлялось лицо. Мы болтали о том – о сём, потом я опять начинал жаловаться и плакать, и она уходила. Не могу её винить. Запах от моего пруда тот ещё.

Деревья, кстати сказать, тоже умеют проявлять лица. Они делают это очень редко, и, в основном, для того, чтобы поссориться, требуют друг от друга убрать ветви или корни. В их языке около двух сотен слов.

Потом мой плач как-то сам собой закончился. Наверно, закончился запас печальных воспоминаний. Что там говорили мои многочисленные учителя о том, что мотивацию деятельности определяют, в основном, печальные воспоминания? Вот сюда бы их. Пока мои печальные воспоминания не закончились, я не мог ничего сделать и ни на чём сосредоточиться. Забавное существо человек. Пока он живёт вопреки чему-то, всё легко и просто. А когда остаётся жить только собственным счастьем, сразу возникают проблемы.

Начиная с некоторого времени, мне понравилось просто плавать в своей маленькой долинке и смотреть на звёзды. Я сделал маленькую трубу с водяным замком в соседнюю ямку, начал отводить туда фекалии, и плохой запах пропал. Из вонючего пруда я стал просто прудом. Я плавал день и ночь и смотрел на звёзды. Ни одной мысли. Ни одного воспоминания. Ни одного желания. Только я и первоначальная радость жизни.

Мой покой периодически нарушали какие-то карлики. Они и раньше иногда появлялись из ниоткуда и кидали в мои глубины одного из своих гномиков. Насколько я понял, это было у них что-то вроде наказания. В былые времена я просто давал им немного утонуть, а потом выталкивал на берег.

Когда в очередной раз гномики швырнули в меня своего преступника, я почему-то очень испугался, что он утонет, и сразу катапультировал его обратно. Так я поступил и в следующий раз. Гномики сообразили, что в качестве наказания меня больше использовать невозможно, но зато можно использовать в качестве развлечения. Подкидывать и слышать их радостные вопли было очень забавно. Я начал чувствовать радость существования, и даже захотелось потянуться всеми мышцами.

На следующее утро я проснулся деревом. За ночь, пока я спал, моё многотонное тело превратилось в жёсткий клубень весом не более двухсот килограмм с корнями и тоненьким стволом с ветками. Я чувствовал каждый корешок и каждый листик. Зелёная, навестив меня в очередной раз, была очень удивлена. Сказала, что никогда не слышала о таких преобразованиях, на её памяти все всегда были теми, кем были: деревья – деревьями, гномики – гномиками, животные – животными. Пожелала мне быстрого роста, поболтала о высшей математике и умчалась.

Как выяснилось в скором времени, среди деревьев постоянно шла тихая война. Я столкнулся с этим, когда почувствовал, что мои корни кто-то пережимает, а на мои листья кто-то наводит тень. Стоявшие вокруг меня деревья злобно хихикали и говорили, что не дадут вырасти всякому самосаду. Долго хихикать им не пришлось. Они совершенно не понимали, что такое ловушка. Я заманивал их корни в пустые участки земли, в окружение своих корней, а затем пережимал их до полного отпадения. Моим листьям недолго пришлось довольствоваться отраженным светом. Деревья не могли перекрыть мне весь свет, а я успевал подвинуть свои ветки до того, как они закрывали их своими большими ветвями. Они не знали, что такое математика и прогнозирование, а я знал, и это позволяло мне двигать ветки с наименьшими затратами ресурсов. Глупые деревья старались захватить как можно больше площади у поверхности и даже не подозревали, что в глубине могут быть очень даже вкусные микроэлементы и запасы воды. Через каких-то два месяца моё дерево возвышалось высоко над этими дурачками, а мои корни вытеснили далеко в сторону агрессивные деревья (деревья тут могли передвигаться под почвой, медленно, но могли). Молодняку я разрешил расти около себя – света им надо было совсем немного, а их корни мне не мешали. Мои были гораздо глубже.

Иногда я чувствовал, что на поверхности кто-то копается и щекочется. Оказалось, что это гномики. Они жили на поверхности и прямо под почвой, вскапывали землю, поливали деревья и собирали фрукты. Они очень помогали мне в росте. Я мог только приветствовать эти занятия. Без их полива мне было бы тяжелее.

Как-то раз моё внимание привлёк стук в ствол. Теперь я понял, почему деревья так неохотно проявляли лица на поверхности: охота за ресурсами и организация ловушек отнимали всё внимание. Стучала Зелёная. Я проявил на коре лицо, и мы мило пообщались. Она меня хвалила, сказала, что на моём дереве растут самые лучшие фрукты (на мне растут фрукты? Я проявил несколько дополнительных лиц на разных ветках и убедился: да, растут). Ещё она была рада тому, что я дал молодым деревьям возможность расти около себя. До сих пор в их мире такого не бывало. Молодые деревья даже изменили свой вид, у них изменились листья и увеличились плоды. Мало того, их плоды стали слаще. У обычных деревьев листья маленькие и круглые, такие позволяют собрать максимум света, но расходуют много ресурсов. У новых деревьев листья стали большими и широкими, такие листья, свисая, не требуют много веток.

Я немного покачал Зелёную на нижних ветках, потом эта егоза захотела посмотреть на мир с верхних веток. Пришлось тратить на неё море внимания, пока она ползла по стволу, пришлось страховать её ветками и подставлять ветви там, где ствол был совсем ровным. Взобравшись на верхушку, она долго пела песню восторга. Уходя, Зелёная вместо благодарности сказала: "Волд, ты что, собираешься всю жизнь посвятить охоте за ресурсами?"