Текст книги "Кто сказал: "Война"? (СИ)"
Автор книги: Владимир Ларионов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
– Ну что, как ты? – и встревоженно заглянул в глаза.
Вот еще! Жаловаться он будет… Гайяри Вейз – не балованная девица и в боях не новичок. Подумаешь – зацепили слегка. Не страшно.
– Я? Хорошо. Это был он, тот самый. Мы его победили.
Айсинар понимающе кивнул.
– Да, победили. Разве кто-то способен побить моего золотого демона?
Вот теперь можно было и сознание терять. Только не пришлось – почти следом за избранником в «господские покои» вошла старуха, перед которой все, даже славнейший Айсинар, вежливо склонили головы: славная Лукиана из рода Варт. Сопровождала ее светловолосая девочка лет пятнадцати с большим плетеным коробом в руках.
– Раненому воздух нужен и покой, – вместо приветствия проворчала старая лекарка, – шли бы вы отсюда, славные, не мешали работать.
А ее спутница, не обращая ни на кого внимания, поставила короб на другой сундук и начала разбирать содержимое.
Лукиана Варт происходила от младшей ветви рода и не могла похвастаться высоким положением, но была из тех мастеров, с которыми даже патриархи не спорят. Раз сказала – значит, так надо. Иртан с охранниками потянулись к выходу, следом – Геленн Вейз, отговорившись тем, что пошлет за паланкином: не стоит, мол, в седле ногу трудить. Айсинар медлил, все держал за руку. Пальцы славнейшего избранника чуть заметно подрагивали, и Гайяри это очень льстило. А как же? Болеет за него, волнуется!.. Гайяри тоже хотелось сжать его ладонь и не отпускать, подольше насладиться его трепетом и собственной значимостью. Но сил и правда не было, даже хватка руки ослабла.
– О блюстителях не думай даже, – тихо сказал избранник. – Помнишь? Я тебя не отдам.
Отпустил руку и быстро ушел следом за остальными.
Лекарка склонилась над раной и сразу полностью сосредоточилась. Осмотрела с одной стороны, потом с другой, осторожно коснулась припухших краев. Гайяри сжал зубы.
– Основные сосуды не задело, хвала Творящим. Терпи, чемпион, – приказала она и тут же – девочке: – Мелья, хлопок и марганцовку.
Лукиана принялась промывать рану, счищая песок и запекшуюся уже кровь. Гайяри шипел и морщился, но потом притерпелся: даже задремал бы, если бы не лихорадило. От страха или от потери крови – он не знал, но все тело противно морозило, и время от времени из самой глубины поднималась липкая дрожь, от которой внутренности тряслись, как кисель, и дробно стучали зубы.
Вернув помощнице плошку и металлический зажим для тампонов, Лукиана легонько похлопала по щеке:
– Эй, глаза не закрывай. Ты мне нужен… ты и твоя сила.
И принялась разминать пальцы: сплетала и выгибала, шевелила, как паучиха лапками, пока кончики не начали чуть заметно светиться зеленью. Свечение было слабеньким, а голова звенела болью и пустотой: Гайяри, было, подумал, что показалось. Но когда бедро налилось тяжестью, онемело, и внутри самой раны начало свербить и едва заметно печь, последние сомнения развеялись: старая целительница практикует запретные техники.
Что же это такое получается? Мастер Лукиана чуть не в открытую применяет для лечения всетворящий дар и живет спокойно? Ее услугами пользуется весь Орбин! Значит, весь Орбин и про магию знает? И – ничего? Не только с рук сходит – Лукиану уважают, ценят… и ценят очень недешево.
А он? Как же быть с ним?.. Неужели сегодня он только ради себя старался?!
От этих мыслей Гайяри, видно, в лице переменился, потому что лекарка ответила:
– Орбинцы хотят быть здоровыми и жить долго, – улыбнулась иссохшими губами и неожиданно хитро подмигнула. – Брось, славный. Ты же наследник Вейзов, будущий патриарх, неужели не знаешь, что почти каждый из них в тайне практикует. Немного, совсем незаметно: снова дорваться до потрясения – сумасшедших нет. Но если чуть-чуть, безвредно и ко всеобщей выгоде… такое Орбин простит. Мы не выжили бы так долго, если бы забывали о своей выгоде. Так что задумайся. Мелья, иглы и нити!
– Вот и все, – сказала она чуть позже. – Что бы ты там ни выдумал, а магом меня не назовешь: ни умений нет, ни знаний толком. Процесс заживления я, как сумела, запустила, долго лежать не придется. Но болеть будет. И лихорадить будет. Если несильно – потерпишь, а если совсем плохо станет – зовите. А сейчас поспи-ка, боец. Мелья, дай полкружки микстуры-дремы. Пока перевязываю – как раз и уснет.
В микстуре было много меда и приятная горечь. Гайяри выпил все и почти сразу уснул, что там еще делала с его ногой старуха-целительница, не запомнил.
*10*
Как всякий орбинский юноша, Нарайн гордился Большой Ареной и зрелищами, которые там устраивались на радость горожанам и гостям Орбина. Участие в играх никогда его не привлекало, но вот азарт зрителя – совсем другое дело! Заключительный день он ни за что бы не пропустил. Тем более в компании отца и матери он мог не только посмотреть представление, но и побыть в обществе патриархов, узнать их поближе, послушать, о чем говорят. Это само по себе было полезным опытом и в другой раз заняло бы все его внимание. Но не сегодня.
Сегодня у Нарайна Орса были заботы поважнее: до дня Младшей оставалось всего три дня.
Впрочем, тут он мог быть собой доволен: все, что требовалось для тайного бракосочетания, уже готово, осталось только обрадовать Салему и назначить точное время и место встречи.
Самым сложным казалось найти служителя Творящих, который узаконит брак, достаточно уважаемого, чтобы в его записях никто не сомневался, и достаточно независимого, чтобы не побоялся поженить детей влиятельных фамилий без позволения патриархов. В самом Орбине искать не стоило, а за пределами города Нарайн мало кого знал. Вот если бы воспользоваться связями отца… но без ведома славнейшего Озавира это было невозможно.
Честно сказать, Нарайну и самому тайны были в тягость: обманывать родителей он не привык. Всю свою жизнь делился с ними самым сокровенным и знал, что его выслушают, поймут и помогут. Только с любовью к Салеме Вейз так не получалось: отец упорно сводил разговор к политике и просил… нет, даже требовал подождать. Ничего, мол, страшного не случится, если Салема и в самом деле любит – в ожидании истинная любовь только закаляется и крепнет.
– Все образуется, – говорил он, – вот увидишь: ты – хорошая партия для девочки Вейз, а такой накал отношений между Орбином и Умгарией долго не продлится. Все так или иначе скоро закончится, и тогда, хоть в войне, хоть в мире, нам со славнейшим Геленном делить будет нечего. Союз станет выгоднее вражды, ведь мы оба любим Орбин, ради его победы и процветания объединимся.
Но разве мог Нарайн ждать?! Даже если отец прав – особенно, если прав! – и ни он, ни Геленн Вейз не хотят видеть их вместе из-за разногласий в Форуме, то почему бы славнейшему Вейзу не выдать дочь в другой род? Взрослые сыновья есть и у Гора, и у Рута, и не только у них. Сильные союзники наверняка нужны и сегодня. А Салеме уже семнадцать – самое время. И еще война… сможет ли Нарайн воевать, если не будет уверен, что Сали его дождется?
Нет, в верность подруги Нарайн верил, но вот в том, что славнейший Вейз будет считаться с желанием дочери, а не отдаст другому обманом или уговорами, очень сомневался. Потому и медлить не мог. Она хочет быть с ним – значит, так и будет.
Как ни странно, родители сами помогли ему отыскать храм, где можно провести церемонию. Они так часто рассказывали о своей свадьбе – особенно мама, и глаза ее каждый раз сияли счастьем – что Нарайн просто не мог не вспомнить тот небольшой храм, построенный одним из его предков на землях, отвоеванных у умгар лет пятьсот назад. Большая часть полей и садов вокруг давно перешли в другие семьи вместе со своими владелицами, но жрецы все еще почитали Орсов, как первых колонизаторов и миссионеров.
А главный служитель, стоило Нарайну представиться, тут же расплылся в улыбке:
– Сын Озавира и Аримы? Помню-помню, как же не помнить? Такая пара… высокородный юноша, наследник четвертого рода и девушка из местных, да еще и младшая дочь – почти бесприданница… нет-нет, родословная самая безупречная: наши книги хранят записи чуть ли не со времен потрясения! Но все равно, такие союзы редкость. А уж как был внимателен твой отец к избраннице, славный: твоя матушка не хотела церемонии в Орбине, видно, скромничала, так он сам сюда приехал за невестой.
– Вот и мы с избранницей хотим продолжить традицию, – нашелся Нарайн. – Этот храм принес счастье родителям, пусть принесет и нам.
Конечно, потом старый хитрец все понял, но промолчал, только заговорщически улыбнулся и пообещал, что исполнит ритуал как следует. А уж в точности здешних регистрационных книг ни один судья еще ни разу не усомнился.
Так что главную свою задачу Нарайн выполнил. Осталось скрытно уйти из дома, встретить Салему и вместе явиться в храм к назначенному сроку. Уж с этим-то они как-нибудь справятся! И через каких-то три дня станут мужем и женой. И все бы хорошо, только жениться без благословения родителей все же не хотелось – хотелось, чтобы родные могли разделить их радость.
Поначалу игры казались хорошим поводом для разговора. Общий азарт и общая радость объединяют – как бы ни выступили участники, Орбин окажется на высоте – значит, появится повод праздновать. А после, когда отец будет настроен особенно благостно, можно рассказать о женитьбе.
Только вот вышло все не так, как задумывалось.
Все шло хорошо почти до самого конца, зрители были довольны и от финального поединка ждали только победы. Но все изменилось, стоило бойцам сойтись: Нарайн не так много понимал в воинских дисциплинах, но даже ему было ясно: северный варвар – колдун. Орбинский чемпион был слабее, испугался и явно проигрывал. Когда чужак распорол ему ногу, Нарайн дышать перестал, думал: конец. Гайяри Вейз – любимец Орбина, но Творяшие бы с этим… он – брат Салемы!
Но Гайи не умер. Собрался и все-таки победил – сила старшей крови одолела дикарское колдовство. И целый миг казалось, финал будет счастливым.
А потом встал избранник Айсинар и приказал казнить побежденного. Любимый братец его избранницы тут же снес несчастному голову.
Легко.
Счастливо улыбаясь.
После такого отец решил уйти – и правильно. Нарайн тоже хотел бы скорее забыть это зрелище, а лучше – вовсе его не видеть.
Всю дорогу домой отец был мрачнее тучи, а мама – тихой и молчаливой: ни то испугалась, ни то опечалилась. Какие уж тут разговоры по душам. Хотелось наподдать коню и ускакать подальше от этой сгущающейся грозы, но Нарайн плелся шагом вровень с отцом и материным паланкином, и тоже помалкивал, хотя один вопрос так и вертелся на языке. Наконец, он не выдержал:
– Отец, ты сказал, что Гайи – маг, это всерьез?
Отец едва глянул на него, но ответил:
– Мы все маги, сын, будто ты не знаешь.
– Знаю. Но этот бой… ты уверен, что мы все так можем?
– Тоже заметил, да? – он отвлекся от своих мыслей и повернулся к Нарайну.
– Заметишь тут.
Голова северянина катится по песку, кровь хлещет из обрубка шеи… а любимый брат его невесты сияет, как дитя на празднике – попробуй-ка забыть такое! Нарайн зажмурился, тряхнул головой, и закончил:
– Вроде ж так легко голову не срубишь.
– Вот именно, – кивнул отец. – Начинать практику с убийства… как будто не из-за таких вот подвигов появился запрет.
– Так что, его теперь в Орден к магам вышлют?
Отец промолчал. Интересно, он теперь думает, что Гайяри опасен, и от него лучше поскорее избавиться? Или, наоборот, жалеет, что так вышло? Славнейший Геленн Вейз был противником славнейшего Озавира Орса, это так. Но его сын – совсем другое дело! Он наверняка отцу нравился. Да и кому вообще он не нравился? Сильный, веселый, великодушный… вот разве что Нарайн будущему родственничку не доверял, да и то больше из-за Салемы… ревновал что ли? Признаваться стыдно, но не врать же себе, в сам деле.
Но даже Нарайн не хотел, чтобы Гайи отправили к магам. Салема ни за что не смирится с потерей брата, и если потеряет – не будет у них счастливой свадьбы. А может, совсем никакой не будет.
– Можно что-то сделать, чтобы не выслали? – спросил он снова.
– О, не волнуйся, – отец даже усмехнулся, – Славнейший Геленн постарается. Вывернет все связи, дернет за все нитки, до каких дотянется, лишь бы защитить наследника. Да и избранник Айсинар, думаю, не промолчит.
– А ты? Хоть Геленн тебе и не нравится, ты же не станешь ему мешать?
– Зачем это тебе? Вы же не дружите? – отец удивился, но не рассердился сильнее, наоборот, кажется, ему даже понравилось, что Нарайна заботит судьба товарища. – Или это из-за девочки, его сестры? Понимаю.
Вот! Раз отец сразу догадался про Сали, значит, все помнит и не думает, что его чувство к дочери Вейза блажь, которая пройдет, если не вспоминать. Самое время было признаться. Но вот так выложить весь план побега, а… потом что? Просить о помощи? Или просто – чтобы не мешал, как Геленну? Сделал вид, что ничего не знает?
Нарайн не смог решиться, только кивнул в ответ – и момент был упущен. Отец закончил:
– Мешать не стану. Обещаю.
И снова задумался о каких-то своих неприятностях, делиться которыми с Нарайном не захотел.
Год назад, когда Гайи только-только вышел на арену, Салема страшно злилась и обижалась на мать за то, что та запрещала ей смотреть его поединки. Каждый раз все только об играх и говорили: на базаре, в театре или в гостях; даже рабы и прислуга на все лады обсуждали победителей и смеялись над проигравшими. Подружки не давали прохода, с восхищенным придыханием расписывая подвиги ее бесстрашного братца, да и сам братец хвалиться умел за десятерых. И только она ничего не знала, не видела и слова вставить не могла, а должна была довольствоваться чужими рассказами.
Но в этом году игры ее не волновали, и даже финальный день оставил почти равнодушной – она готовилась к свиданию. Чуть ли не с самого утра выбирала платье и украшения, потом мыла и сушила волосы. Пусть у нее не будет особенного свадебного наряда, пусть она не сможет покрасоваться на Вечноцветущей, как другие девушки из старших семей, но это не помешает ей на каждом свидании выглядеть краше их всех вместе взятых. Чтобы Нарайн даже и не думал смотреть в сторону, а раз за разом влюблялся в нее еще сильнее.
Встречались они все также тайно, и делиться этой тайной Салема ни с кем не спешила. Приятельницы, не ровен час, проболтаются, пойдет слух, и тогда непременно дойдет до отца. На домашних слуг и вовсе положиться нельзя – все они обожают матушку и ей-то точно донесут. Полностью довериться Салема могла только лучшей подруге Лолии, но та тоже любила игры, а особенно Гайяри, так что сегодня и от нее никакой помощи ждать не приходилось. Что ж, с нарядами Салема и сама справится, не впервой. Она как раз пыталась уложить волосы ровными локонами, когда шум со двора заставил ее отвлечься.
Салема выглянула в окно и увидела Задиру, а верхом на нем – мальчишку-конюха из казенных конюшен, что у Большой Арены, единственного, кого из посторонних слушался жеребец брата. И сразу испугалась: бросилась во двор, на бегу поправляя домашнюю тунику.
Когда спустилась, во дворе уже была мать и несколько человек прислуги. Конюшонок, как раз передал поводья молодому невольнику-шиварийцу, что помогал смотреть за лошадьми, и, получив от хозяйки пару медяков, сбежал по своим делам.
– Что случилось? – громко спросила она. – Почему привели Задиру? Где Гайи, что с ним?
– Гайяри ранен, – сухо ответила мать. – Надо отправить за ним паланкин… нет, лучше повозку, быстрее будет, – и тут же окликнула: – Суни! Слышал? Запрягайте и в город.
Шивариец поклонился госпоже и, забрав коня, поспешил исполнять.
– Гайи ранен? Как? Тяжело?
Если славная Бьенна так строга и спокойна, значит, случилось что-то по-настоящему плохое. Салема растерялась, но постаралась взять себя в руки: чем она поможет, если будет метаться, как испуганная курица?
– Поеду за ним, – решила она. – Сейчас, переоденусь и поеду. Я быстро, даже не успеют запрячь…
Но мать и слушать не стала – сразу же запретила:
– Незачем. Отец уже там, он разберется.
Спорить с Бьенной Вейз было бесполезно, она еще раз повторила то, что и всегда: воспитанной девушке не место на боях, тем более среди наемников и рабов Арены, – и удалилась распоряжаться дальше. А Салема осталась ждать и волноваться. Она сорок раз оббежала двор, накричала на младших братьев и замучила мастера Ияда предположениями, что же могло случиться с братом, пока повозка не вернулась. Гайяри был в забытьи и не открыл глаз, даже когда его переносили в постель. Но отец заверил, волноваться не о чем: сама целительница Лукиана лечила его рану и сказала, что теперь опасности нет. А сонным зельем специально опоила, чтобы снять боль и дать отдых, так что пусть отсыпается.
Но Гайяри был бледен и казался таким вымотанным, что Салема все равно беспокоилась. Она не поверила, что это просто сон, так и просидела у его постели до вечера, то и дело вытирая глаза, чтобы не заплакать. Даже про наряды забыла, и про то, что собиралась как-нибудь по-особенному уложить волосы. Только про само свидание помнила, и, глядя на то, как наступает вечер, и тени деревьев синеют и удлиняются, все надеялась, что брат проснется раньше, чем придет время уходить. Как же она его оставит, не убедившись, что все хорошо?
Слава творящим, так и вышло: солнце едва коснулось верхушек деревьев, когда Гайяри открыл глаза.
– О, сестренка, привет, – сказал он сонно и улыбнулся.
– Ну что, живой? – спросила Салема нарочито-весело. Еще не хватало, чтобы брат понял, как она переживает.
– Живой. А ты, смотрю, не особо верила, сидела тут и ревела целый день? Чего глаза-то такие красные?
– Вот еще! – фыркнула она. – Привык, что по тебе все девчонки убиваются. А я просто задремала от скуки. Как же это великий златокудрый демон позволил так себя отделать? Ты же у нас вроде непобедимый, а?
Салема со смехом щелкнула брата по носу. Он не обиделся, но нос все равно задрал:
– Голова моего соперника где-то в песке валяется, а без головы победить сложно. Так что да, сестренка, я непобедим.
Представив, как Гайи рубит головы, Салема внутренне содрогнулась. Но брату нельзя показывать, что его шуточки задевают, ни то придумает еще десяток гадостей похуже. Поэтому она не ответила, а нарочито-спокойно взялась заплетать косу. Заплела, перекинула за спину, и поднялась уходить. Нарядиться теперь точно не успеет, но это и не так важно. Главное – не опоздать. Гайи проснулся, смеется над ней как обычно, значит, она и в самом деле волновалась напрасно.
– Раз так, можешь и дальше спать, а я пошла.
– К Нару Орсу? Беги-беги… заждался, небось.
– А хоть бы и к Нару, – Салема пожала плечами и показала язык. – Завидуешь? Я-то на свидание пойду, а ты тут валяйся. Один!
– Вот еще, завидую. Было бы чему! – он тоже усмехнулся, но потом приподнялся на локоть и поймал ее за руку. – Постой. Пока не сбежала, принеси мне воды умыться? И плащ, чтобы никто не видел, а?
От неожиданности Салема остановилась и повернулась.
– Если помыться хочешь – я скажу, баню тебе приготовят… но плащ? Ты что, куда-то собрался? Гайяри Вейз, ты с ума сошел?!
– Собрался. На свидание, – издевательским тоном ответил он. – Думаешь, только у тебя… как это? Любовное томление.
– Куда-а? Да ты посмотри на себя: бледный, страшный, как покойник, кто же по тебе такому томиться-то станет? – ответила она в тон. И добавила уже серьезно: – Не принесу, я тебе не враг. Да и мама все равно узнает, она обязательно зайдет проверить перед сном.
– Это неважно, потом я за все отвечу. Главное – уйти. Поможешь? Я же берегу твои секреты.
Тайно убегать из дома, едва придя в себя после ранения – редкостная глупость, и Салема, конечно, не должна была отпускать. Но спорить с братом почему-то не хотелось… и не только ради сохранения своих секретов. Просто Салема чувствовала: для Гайи важно пойти! Важно так же, как и ей самой, а значит, она поддержит: близнецы Вейз всегда вместе и друг за друга горой.
Она все-таки прокралась в кухню. Там, между плитами и очагом в медном баке все время грелась вода: мало ли когда понадобится? Зачерпнула кувшин, по дороге прихватила какую-то широкую посудину; потом отыскала кусок мыла и даже плащ, в хлопотах забытый у входа.
– Вот спасибо, сестренка! Я знал, что ты у меня настоящий друг, – обрадовался Гайяри, увидев все это богатство. – Может, и умыться поможешь?
Но тут уж она отказалась наотрез:
– Некогда мне.
– Ладно, беги… – великодушно позволил брат. – И считай, я про вас с Наром ничего не знаю.
И почему он такой заносчивый даже тогда, когда сам же просит помощи? Неожиданно даже для себя Салема вдруг выпалила:
– А ты ничего и не знаешь! Знал бы, может, не смеялся бы, задумался: скоро меня тут не будет, помощи-то у кого попросишь? Раз сам умыться не можешь, так и не вставай лучше, немощный.
Выскочила за дверь и почти сразу пожалела о сказанном… зачем, зачем было так много болтать раньше времени? Теперь можно запросто догадаться, а они договаривались не посвящать Гайяри в свои планы. И пусть Салема брату доверяет, но Нарайн же просил молчать!.. Разве хорошо будет начинать семейную жизнь с обмана?
Свидание вышло коротким и суматошным, но Нарайн не обижался: после сегодняшнего поединка в семье Вейзов наверняка переполох. Он боялся, что Салема вообще не придет. Но она пришла, взволнованная, и от этого особенно красивая. Говорили недолго, но Нарайн успел рассказать про храм и Сали сама назначила час и место встречи. А потом – только торопливые объятия и поцелуи, и сбивчивый шепот:
– Нар, прости, но мне надо возвращаться… Гайи собирается уйти из дома, а за ним сегодня будут следить. Нельзя, чтобы мама или отец заметили, что и меня нет. Если заподозрят неладное, помешают… Всего три дня осталось, потерпи.
– Да, да, беги, – соглашался он, все никак не отпуская. – Три дня можно и потерпеть… Но потом никому тебя не отдам. Никогда. Ни за что..
– Никогда и никому… – вторила она, и тоже медлила.
Но потом все же убежала. Слишком рано, слишком быстро. И Нарайну остались только ее запах и жар прощального поцелуя. Но все же он был счастлив: три дня – это совсем недолго, сущий пустяк. Не заметишь, как пролетят…
Так он думал, неслышно пробираясь по притихшему дому к своей спальне, когда увидел что дверь в кабинет отца приоткрыта. За дверью горел свет и слышались голоса:
– …сам вел себя как мальчишка.
Мама. Она говорила тихо, с мягким упреком, и это всегда действовало. Нарайн тоже хорошо знал этот тон.
– Ладно, Арима, ты права, я поступил опрометчиво, – раздраженно ответил отец. – Если хочешь, извинюсь перед Айсинаром. Только завтра ему понадобятся не мои извинения, а помощь в делах с Берготом.
Он замолчал, а потом добавил устало, но уже ласково:
– Уже поздно, ложись спать. И не беспокойся – все это мелочи.
Отец прав, просить прощения у дикарей куда труднее, чем простить своего. Да, ссора вышла некрасивая, это точно, но стоило ли обсуждать ее до ночи? Если даже избранник решит всерьез оскорбиться, ну и что? Штраф, даже самый большой, их семью не разорит.
К тому же Нарайн вовсе не собирался подслушивать. Он хотел тихонько проскользнуть мимо, но тут мама распахнула дверь, и пришлось нырнуть в тень и затаиться.
Уже уходя, добавила:
– Не засиживайся. И все же будь осторожен: избранник Айсинар тебе не друг.
Нарайн был уверен, что не шевелился и никак себя не выдал, но мама все равно заметила. Шагнула ближе, обняла за печи и приложила палец к губам: тихо! А потом увлекла за собой.
– Как поживает Салема Вейз? – спросила она уже в его спальне, плотно прикрыв двери. – Я знаю, вы встречаетесь, так что не смущайся, рассказывай.
И села на кровать, всем своим видом показывая, что никуда не уйдет, пока сын все не расскажет. Что ж, Нарайн был даже рад этому: не придется искать повод, волноваться и мямлить, не зная, как признаться. Он сел рядом и выложил как есть все свои планы, а потом, как и мечтал, попросил благословения.
– Ох, Нар! Сыночек, первенец мой… вот ты и вырос. У Вейзов славная девочка, конечно, я вас благословляю!
Мама грустно улыбнулась, прижимаясь к его плечу, и вдруг показалась такой же хрупкой и беззащитной, как совсем недавно Сали. У Нарайна в груди защемило от нежности. Он обнял мать и уткнулся лицом в ее волосы.
– Только отцу пока не говори, не надо, – сказала она, – у него и так забот полно. Я сама потом скажу, он все поймет, вот увидишь.
Оставив Гайяри на попечение славной Лукианы, Айсинар направился домой и всю дорогу был страшно зол. Зол на выскочку-бергота, сунувшегося в Орбин со своим неотесанным колдовством: выскочка потерял голову, но это ничего не меняло. Зол на славнейшего Геленна Вейза, наверняка запрещавшего сыну применять дар в бою. Если бы не страх угодить к магам, Гайи вынес бы варвара сразу и, несмотря на все дикарские штучки, не подставился под клинок. Зол на сам проклятый запрет, приравнявший первородных вершителей к быдлу!..
А на себя зол особенно: завелся как вздорная баба и приказал убить побежденного. Теперь хочешь-нет, придется встречаться с герцогом Эссира, извиняться и соболезновать… во что превратился некогда великий Орбин, если Отец-избранник Высокого Форума должен виниться перед дикарским вождем?!
Он то и дело подгонял коня, хотя тот и так шел быстрой рысью, едва не обгоняя охранников. Все пятеро животных изрядно устали на жаре, но Айсинар не замечал – слишком был погружен в свои мысли.
Прав Озавир, сто раз прав, намекая, что дар всетворения нужен орбинитам, как воздух… так какого ж демона он встрял сегодня, раз понимает? Сам настаивал оттянуть войну, чтобы успеть воспитать магов, а делать из Гайи мага-воина, видишь ли, не смей – проще Пряный путь варварам отдать. Хотел публично унизить избранника? Не зря же Геленн со своими сторонниками настаивают на суде за измену.
Нет, в то, что славнейший Орс его предал, Айсинар не верил. Тем более не верил, что он мог изменить Орбину – не таков Озавир, вероломства в нем ни на пайр. На арене вспылил просто. Но неуместно и оскорбительно – вот и пусть отвечает! Патриарх, еще не избранник, а «равный среди равных», быть может, красивый лозунг, но не истина, тем более на грани войны. И раз сам своего места не понимает – пусть суд вправит мозги.
А он, Айсинар, ничего никому отдавать не намерен: ни пяди республиканской земли варварам, ни Гайи Вейза тиронским магистрам.
Едва добравшись домой, Айсинар сразу пошел в кабинет. Нашел среди бумаг прошение славнейшего Вейза со всеми приложенными письмами и, не перечитывая, все подписал.
С тех пор сидел опустошенный, отвернув кресло от рабочего стола к окну, и разглядывал стремительно темнеющее небо. Вот сейчас сумерки еще прозрачные, а скоро нальются синевой, и в небе начнут появляться звезды…
В кабинет забегал сынишка, звал покидать дротики, потом приставал с вопросами про игры. Айсинар только потрепал его кудряшки и, отговорившись усталостью, отправил в сад на качели или играть с сестрой. Потом Райяна звала к ужину – тоже не пошел, и жене ничего не осталось, как подать ужин в кабинет. Есть не хотелось. Пирог остыл, жаркое покрылось пленкой жира, а Айсинар все сидел и выдергивал нитки из вышитой салфетки.
Правильно ли он поступил? Казалось, что что-то упускает… а что? Чтобы понять, не хватало покоя. Голова гудела, гудело и билось пламя в крови; размеренное дыхание помогало, но не успокаивало полностью. Если бы Гайи был здесь – его боец и знак его власти. Чемпион, способный подчинить любого, и готовый подчиниться ему. Его Орбин. Его точка равновесия. Он приходил каждый раз после поединка, не тот улыбчивый мальчик, каким он был в семинарии или с родителями на городских праздниках, а бешеный и гордый, настоящий демон бездны. «Поделиться победой» – так он говорил. Сегодня как раз такой день.
Но Гайи ранен, сегодня Айсинар его не дождется.
Не звук шагов и не голос, из раздумий Айсинара вывел лист с черновиком указа, сброшенный со стола внезапным порывом ветра. Голос он услышал уже потом:
– Значит, не ждал меня, славнейший?
И оглянулся. На пороге стоял Гайяри Вейз, такой же, как всегда после боя, разве что вызова в глазах еще больше. О недавнем ранении напоминала лишь тугая повязка на бедре да бледность… впрочем, чтобы судить о бледности, было уже слишком темно.
Не ждал. Конечно, не ждал! И в первый миг даже растерялся – сам не понял, рад или снова злится.
– Зачем встал? – ответил он вопросом на вопрос. – С такой раной лежать надо.
– Ну как же? Сам-то ты не явишься, – Гайи криво усмехнулся. – А рана… брось, славнейший, нет тебе дела до моих ран. Наоборот, тебе даже нравится: я должен был умереть, а, видишь, изловчился и выиграл…
Айсинар не дослушал и даже подумать не успел, что делает – вскочил, сгреб сопляка за грудки и притиснул к стене.
– Да ты хоть понимаешь, что несешь?!
И тут же почувствовал: мальчишка едва на ногах стоит, непонятно, как добраться-то смог? Пришел к нему чуть живой, а он как врага встречает.
Но жалеть Гайяри не получалось – слишком дерзкий. И что несет, конечно, понимает: Айсинару нравилось! Нестерпимо, до дрожи возбуждала мысль, что этот сильный красивый юноша готов умереть и убить – для него, лишь бы принести ему победу. Стыдно признаваться, но так и есть.
– Ты напугал меня сегодня, – добавил он тихо. – Никогда больше так не делай, понял? Никогда.
– Никогда, все, – ответил Гайи, – завтра меня в Орбине не будет. Не мог же я в последний раз не прийти?
И ни капли кокетства. Этот мальчишка, который играет, как дышит, и готов смеяться над чем угодно, сейчас был прям и серьезен… или не был, только казался? Айсинар никогда не знал правды, и это тоже злило и возбуждало одновременно.
– Последний раз? Ни за что, – ответил он. И закончил быстро: – Завтра всем будет не до тебя. Можешь сказать отцу, я подписал его бумаги.
*11*
Закончив разминку, ученики выстроились в середине зала, по команде уселись на пятки и замерли. В гимнастическом зале стало так тихо, что, казалось, можно было расслышать шелест осыпающихся цветов за открытыми проемами окон или хруст циновки, если кто-то вдруг шевельнется. Только Эрбилен Ньер, наставник по атлетике и боевым навыкам, прозванный семинаристами Плешивым Эрбом, умел двигаться совершенно бесшумно. Он прохаживался вдоль шеренги учеников, и строго следил за тем, чтобы ни у кого даже мускул на лице не дрогнул.
После разминки полагалось расслабиться, полностью освободить разум от суетных мыслей и, закрыв глаза, сосредоточиться на дыхании. Так по словам наставника можно было унять дар и не выпустить его в азарте боя. Нарайн в это не верил. Поединки вообще не вызывали в нем особого азарта, а любые драки, как и наставника Ньера он терпеть не мог. И вовсе не потому, что у него что-то не получалось – крутил сальто и махал палкой он не хуже других. Только никогда не понимал, зачем это надо? Серьезные дела вершатся разумом, а на силу кулака уповают только дураки. Зачем терять полдня через каждые три, чтобы набивать друг другу синяки и шишки и выворачивать руки, если это же время можно потратить с пользой на чтение книг, решение задач или диспут на какую-нибудь увлекательную тему? Даже прогулка с компанией до ближайшей харчевни и то казалась занятием более полезным и интересным. И в этом он был не одинок – большинство семинаристов думали точно также. Только держать это мнение лучше было при себе, иначе недолго попасть в пару к самому Плешивому, и тогда уже пощады не жди: за урочное время вымотает и изобьет так, что до дома не доползешь.
