Текст книги "В поисках Витослава (СИ)"

Автор книги: Владимир Лактионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

XVIII. Тюбик

– Кто это стрелял? – немного отдышавшись, спросил я у Сихаэля.

– Сам знаешь.

– Как они нас нашли?

– Вероятнее всего, база, над которой вы с Афиногеном покуражились, находится под их постоянным наблюдением. А может, и воронка тоже. И они быстренько перебросили на Гею отряд.

– Пойдем обратно?

– Я предлагаю обождать, потом поискать Афиногена… Ш-ш-ш!!!

В отдалении за нашими спинами послышались тихие шаги нескольких человек.

– Тихо! Расходимся! Что стоишь? Камень, возьми камень!

И Сихаэль исчез. Я поднес фаритон к глазам и тихо сказал:

– Спрячь меня, если можешь!

Арфин задрожал, нагрелся и звонко треснул пополам. Которая из половинок приобрела свойства материнского камня? Сейчас разбираться некогда! И я сунул оба кусочка в карманы – один в левый, другой в правый. Шаги остановились, но сквозь висевшую в воздухе дымку не было возможности ничего разобрать, кроме чьего-то еле слышного дыхания. Или мне показалось? Я затих. Казалось, сердце билось так сильно, что эхо от его ударов заполнило весь тоннель. По спине и груди побежали ручейки, обильно смачивая пояс джинсов, в носу яростно засвербело. Я зажал двумя пальцами ноздри, перекрывая подступающее желание чихнуть, выдохнул до упора и задержал дыхание. Вдали послышались вздохи, лязг передергиваемых затворов и удаляющиеся шаги. Пронесло! И в этот момент запертый в носу чих вдруг нашел себе выход в другом месте. Шаги на секунду приостановились, но сразу потопали дальше.

– Ага, вот и ты! – в двух шагах от меня из ниоткуда возник Сихаэль.

– Как ты это делаешь?

– Это один из моих персональных приемов.

– А ты мог бы спрятать двоих?

– Не знаю, не пробовал… Дай руку. Любую.

Полагая, что правую руку лучше оставить свободной, я протянул Сихаэлю левую, предварительно вытерев о ее штаны. Сихаэль глубоко вдохнул, задержал дыхание, сделал плавный жест, и… ничего не произошло.

– Нет, не могу, сил не хватает, энергии мало. Я ведь более маг-теоретик, так сказать, кабинетный специалист. В основном, пользуюсь подручными средствами – артефактами, планшетом, доской уиджа. А они в этом странном месте не работают.

– Может, какой-то из них можно настроить? Например, планшет?

– Можем попробовать. Включаю… Загружается… Вот написанная нами программа, мы назвали ее «Свет в конце». Она позволяет одному или нескольким человекам перемещаться в заранее выбранную точку. Вот карта острова, вот место, где расположена воронка, допустим, мы переместимся вот сюда… Жму «Энтер»…

Нас тряхнуло, перевернуло ногами кверху, подержало и отпустило, и мы оказались лежащими в какой-то мягкой тине на дне небольшого водоема. Как ни странно, здесь дышалось легко и свободно, будто мы находились в горах, со дна поднимались похожие на дымы шлейфы и потихоньку окружали нас со всех сторон. Я почему-то понимал, что они живые и движимы только любопытством, но не хотел, чтобы хоть один из них ко мне прикоснулся.

– Кыш! – рявкнул Сихаэль. Он замахал руками, поднял страшную муть и вмиг оказался в нескольких метрах от прежнего места.

– Мне здесь не нравится. Приготовься, сейчас попробуем еще раз!

Нас опять тряхнуло, шлепнуло по головам чем-то мягким, но увесистым, несколько раз крутануло вокруг своей оси и отпустило.

На этот раз мы снова оказались в воде – чистой и прозрачной, голубоватой, кажущейся тяжелой и более густой, чем обычная. Вокруг нас плавали, то ли картофелины, то ли теннисные мячики, то ли разноцветные апельсины. У них не было ни единой щелки, которая могла бы сойти за уши, рот или глаза, но я явственно ощущал, что они смотрят на нас и весьма недовольны выводами из своих наблюдений. А один мячик подплыл совсем близко к лицу и мелко-мелко закивал головой, будто засмеялся.

– Попробуем еще? – спросил Сихаэль.

Я не успел ответить, как нас вывернуло наизнанку и тут же вернуло обратно. Было жарко и душно. Меня стошнило, маг явно тоже чувствовал себя не лучшим образом. Он смотрел по сторонам мутным взглядом, тщетно пытаясь трезво оценить обстановку.

– Сихаэль, достаточно!

Во рту появился сладко-соленый привкус. Я провел тыльной стороной кисти по губам – она была в крови.

– Хватит, остановись!

Из внезапно образовавшейся между нами трещины брызнул фонтан огня.

– Сихаэль!!!

– Это не я, оно само́!

– Давай назад!

Сихаэль поднес планшет к глазам, но сделать ничего не успел. Перед ним появился псевдо Афиноген – как настоящий, но ростом с трехлетнего ребенка, и огрел его посохом по голове. Затем дубль бросился ко мне. Я инстинктивно прикрыл голову руками, но он в последнее мгновение изменил направление атаки и, тыкнув торцом посоха в лицо, угодил мне в лоб. Перед глазами поплыли сиреневые круги, астральное зрение включилось само, я увидел, что атакующий – не человек, а жгут огненных змей, букет молний, и отчаянно выхватил из кармана первый попавшийся обломок фаритона. На что я рассчитывал – не знаю, скорее всего, на то, что, если магия камня опять не сработает, то я просто запущу его, как обычный камень, в обидчика. Но магия сработала, и призрак Афиногена разлетелся напоминающим бенгальский огонь ворохом электрических искр. Я спросил у камня:

– Ты Арфин?

– Нет, – ответил тот, – Арфин в твоем левом кармане, а я – Архиз.

– Чудны́е у вас имена!

– У нас все мужские начинаются на «-ар», женские – на «-ари».

– Камни тоже могут быть мужскими и женскими?

– Камни – тоже люди!

– Почему на этот раз магия сработала?

– Здешнее пространство имеют четную кратность, здесь есть длина, ширина, высота, и еще одно измерение – глубина. Зато снаружи моя магия, скорее всего, исчезнет. Тогда обращайся к Арфину.

– Можешь помочь найти Афиногена и разыскать выход?

– Надеюсь, что да.

– Что за странные формы жизни нам встречались?

– Первыми были разноцветные дымы – сущности, жившие на Гее до ее сотворения. Вторыми – вечные странники эхи, умудряющиеся бродяжничать даже в мертвых мирах. Третий – призрак Афиногена. Здесь у каждого из вас появилось бесчисленное множество призраков-отражений. Многие зеркала искажают действительность, и этот – одно из их порождений. Поэтому он маленький и злой.

– Ничего себе, призрак! Он чисто материально чуть не раскроил башку Сихаэлю, да и меня двинул – будь здоров!

На это Архиз ничего не ответил, только вздохнул.

– Привет, ребята!

Я от неожиданности вздрогнул. Перед нами стоял, перекатываясь с пяток на носки и обратно, маленький старичок с лукавым взглядом и ехидненькой усмешкой.

– Я вижу, у вас проблемы?

Что-то в движениях головой старичка показалось мне знакомым.

– Ты эх? Ты был мячиком?

– Первое мимо, второе – ранил! А-а-а-а!!!!

Старичок, схватившись за левую ягодицу, запрыгал на правой ноге. Потом остановился, на мгновение призадумался, схватился за правую и, не переставая вопить, запрыгал на левой.

– Ты кто?

– Я Локи, сын Фарбаути! Но мне больше нравится, когда меня называют Репех!.. Ну, че уставился? Мой папа Фарбаути – ётун, турс семейства Гримтурсенов, Имир – это мой прадедушка! Понял?

– В общих чертах… Что ты здесь делаешь?

– То же, что и всегда – единственное, что умею: потешаюсь. Давайте это делать вместе!

– Нам бы сначала отсюда выбраться…

– Фу, какой ты скучный и неинтересный. Ну выберешься ты, и что?

– Тогда у меня будет хорошее настроение, и, может быть, я тоже захочу потешаться.

– Так за чем же дело стало? Пошли!

– И я! – встрепенулся Сихаэль.

Все изменилось. Мне стало тесно, темно и неуютно. Потом меня начало что-то толкать сзади, и я двинулся вперед, к свету. Стало совсем светло, и тут я с ужасом понял, что стал червячком зубной пасты, выдавливаемой из тюбика. Сам тюбик лежал на земле, а Локи давил на него ногой. Выдавившись целиком, я вернулся в человеческий облик.

– Ну что? Ты развеселился?

– А где Сихаэль?

– Ты уверен, что он нам нужен? Он – нехороший человек, двуличный, он ни за ваших, ни за наших, я бы его не выдавливал. Если хочешь, выдави его сам.

Я наступил ногой на тюбик так, как это делал мой новый знакомый. Под ногой что-то чавкнуло, потом пошли пузыри, потом полезло что-то желто-коричневое, потом моих ноздрей коснулся специфический запах.

– Репех, почему вылезает дерьмо?

– Это внутренняя сущность твоего друга. Может, такая процедура его немного очистит… Дави, не бойся его повредить!

Через некоторое время цвет содержимого тюбика стал белым, а еще через минуту рядом стоял радостный Сихаэль.

– Знаете, я многое передумал, пока был зубной пастой…

– Ты был не только пастой!

– Значит, мне не показалось… Прошу меня извинить…

Маг умолк на полуслове. Локи указал мне взглядом на тюбик. Я взглянул на него вопросительно, он кивнул. Сихаэль стоял, не шевелясь, как вкопанный, и я нерешительно наступил на тюбик еще раз. Из-под ноги опять чмокнуло, и показалась коричневая капелька.

– Теперь другое дело, – заключил Локи.

А Сихаэль больше ничего не сказал, только вздохнул.

– Нас было трое, – прервал я возникшее молчание.

– Там больше никого не было, – возразил Локи, и тюбик исчез. Кто третий?

– Афиноген…

– Брат Ядринца? Герцог Валефор? Что же вы раньше не сказали! Ваша светлость, прошу вас!

Эти слова были обращены внутрь раструба исторгшей нас воронки, и тот не преминул тут же ответить. Послышался грохот твердых колес по камням, и на берег выкатила роскошная карета, запряженная тройкой пылесосов. Ее дверца отворилась, и наружу буквально выпал ошалевший Афиноген.

– С прибытием, милорд, – торжественно рявкнул Репех, да так, что напуганные пылесосы, дрожа, прижались друг к другу. – Чу, сдается мне, в этой пещере еще кто-то есть!

– Наверное, не стоит его трогать, – робко заметил Афиноген.

– Как не стоит? Я спасу и его! – Воскликнул Репех, и вдруг превратился в лужицу, тут же просочившуюся сквозь прибрежную гальку, а из воронки показался Лад.

– Давайте договоримся: будем общаться без дурацких шуток.

– Он не знал… – начал было Сихаэль.

– Теперь знает, – только и ответил Лад.

– Верни его, пожалуйста!

– Не хотелось бы… Но, уступая вашей просьбе…

И Репех опять появился на прежнем месте.

– Я все понял. Мир?

– Мир, – ответил Лад и исчез.

– Я так взволнован, так взволнован! – заговорил Локи. – Говорят, чтобы успокоиться, нужно глубоко дышать, а еще лучше – надувать воздушный шарик… Знаете, я сейчас подумал: шарик – это фигня. У меня есть кое-что получше!

У него в руках появился большой черный газовый баллон.

– Ты собираешься надувать баллон? – удивился Афиноген.

– Какая разница, что надувать? – спокойно ответил Репех и припал губами к вентилю.

– Не дури́! – успел крикнуть Сихаэль…

XIX. Терра

Когда я очнулся, уши оказались заложенными ватой, в голове звонил набат, и страшно тошнило. Интересно, – прохрипел Афиноген, выплевывая гальку, – этот Лад догадывается, чего мы хотим?

– Думаю, да, – ответил Сихаэль, высыпая из-за пазухи песок.

Я промолчал, потому что был занят серьезнейшим делом: вытряхивал из штанов камни. Локи тоже молчал, но по другой причине: у него изо рта продолжал торчать вентиль. Потом, он его вынул, тщательно рассмотрел, опять засунул в рот, стал задумчиво жевать, и при каждом вдохе-выдохе тот принялся издавать трубные звуки: «Бу-бу!».

– Локи! – позвал Сихаэль.

– Бу? – отозвался тот.

– С тобой все в порядке?

– Бу! – утвердительно ответил вентиль.

– Помощь нужна?

– Бу-бу! – отозвался вентиль тоном, каким обычно говорят: «Ну, ты, парень, и скажешь!».

– Слушайте! А что, если мы создадим свою копию Паруса в месте, известном только нам одним?

– На Гее тесно, а на Земле ее не спрячешь!

– Значит, нам нужна своя вселенная!

– Только и всего?

– А что? В нашей компании – три крутейших мага. Не говорите нет, у вас есть время подумать.

– Как говорил Лаврентий Палыч…

– Это кто такой?

– Как говорил Лаврентий Палыч Берия, попытка – не пытка (Это Сихаэль).

– Можно попробовать (Это Афиноген).

– Бу-бу! (Утвердительно. Это Репех).

Я скромно промолчал.

– Тогда приглашаю вас на магический ученый совет (Это Сихаэль).

– Магучсовет! (Это я).

– Бу-бу-бу-бу – торжественно подытожил Репех.

– Локи, будешь председателем? – спросил я.

– Бу?

– Ты, как самый опытный, самый сильный маг…

– Бю-бю, ответил Локи сквозь улыбку.

– Он не маг, он – бог! – заметил Афиноген, – хоть и не самый главный. То есть, из всех нас у него самый высокий статус.

– Бу! – подтвердил Репех.

– Вынь эту хрень изо рта и ответь по-человечески! – не выдержал Сихаэль.

Локи выплюнул вентиль, немного повертел его в руках и засунул в штаны сзади.

– Локи! – опять не выдержал Сихаэль.

– Он не может не дурачиться, в этом его суть, – заметил Афиноген.

– Бу-у-у-у! – подтвердил Локи.

И тут я не выдержал.

– Эй, мы будем заниматься делом?

– Вот ты и будешь председателем, ответили Сихаэль и Афиноген.

– Бу-у-у-у! – согласился Локи.

– Тогда начнем. Сихаэль, с чего начинается создание вселенной?

– Естественно, с сингулярности.

– Это что за зверь?

– Это точка, в которой ничего нет, но она содержит в себе все.

– Локи, можешь создать сингулярность?

– Бу-у-у-у!

– Будь готов. Что дальше?

– Большой взрыв.

– Очень большой? А без него нельзя? Может, достаточно недавнего взрыва баллона?

– Бу-бу-бу-бу! – засмеялся Репех.

– Значит так: взрыв можно, но маленький. И не здесь, а, скажем, в этом раструбе с дохлыми мирами. Афиноген, можешь сделать взрыв точки, в которой ничего нет? Готовься! Что дальше?

– Ждать.

– Долго?

– Не очень. Где-то порядка полумиллиона лет.

– Слишком долго. Сихаэль, даю две минуты…

– Да ты что?

– Ладно, десять. Но не больше! Дальше все действуют по обстоятельствам. Все готовы? Итак… Три, два, оди́ …

Возникшая невдалеке ослепительная точка ужалила меня в глаз, проникла в мозг, спустилась по позвоночнику и остановилась где-то в копчике, оставив за собой тонкий темный след. Немного помедлив, она переместилась обратно в тоннель, обратилась в маленькую сферу, которая надулась, как мыльный пузырь, но не лопнула, а продолжила медленно увеличиваться в размерах и становиться все более прозрачной. Внутри нее загорелись и начали собираться в галактики звезды, и она вся начала вращаться вокруг своей оси. Мы смотрели на это чудо, затаив дыхание и не отводя глаз. Один Репех оставаясь невозмутимым, подошел и щелкнул по одной галактике ногтем. Та завибрировала, тоненько зазвенела, а потом громко загудела, как возмущенный трансформатор. Размеры увеличивающегося пузыря нового пространства стали сравнимы с размерами раструба, затем превысили их и его, ничем более не сдерживаемые края, весело устремились в разные стороны.

– Чтобы новый мир обрел стабильность, его надо как-то назвать.

– Не будем нарушать традиции. Гея, в переводе с древнегреческого – Земля. Предлагаю назвать новый мир Терра. Это тоже Земля, но в переводе с латыни. Возражения есть?

Афиноген обвел взглядом присутствующих. Возражений не было.

В глубине вновь образовавшейся туманной сферы проступили очертания каких-то скал.

– Остается сделать шаг вперед. Ну, что, все готовы?

И Сихаэль отважно, пытаясь унять дрожь в коленях, сделал первый шаг.

Анри Стендалю представшая перед нами картина наверняка не понравилась бы, потому что она содержала в себе только два цвета – синий и черный. Лично мне такая постановка освещения напомнила сразу и синюю медицинскую лампу Минина, и простую лампочку, обмотанную домашним мастером синей изолентой. Иссиня-черные скалы отчетливо выделялись на фоне ночного бархатного неба с мириадами голубых звезд, галактик и туманностей, а вдали, отражая звезды, искрилось море непередаваемого темно-синего цвета. Луны не было, но звезды фосфоресцировали так ослепительно, что при его свете запросто можно было бы читать газету. И, что самое неожиданное, вокруг нас во множестве цвели розы всех оттенков красного цвета, при синем освещении кажущиеся сиреневыми и фиолетовыми.

Мы, как во сне, сделали несколько робких шагов и заметили сидящего на валуне человека. Он был виден сбоку, и мы явственно различали его профиль с редкими волосами, мясистым носом и двойным подбородком. Он обернулся на звук шагов и глухим голосом произнес: «Вер ду бист?».

– Что? – не понял Афиноген.

– Вер бист ду унд вас махт ду хиер?

– Я, кажется, понял, – заявил Сихаэль. – Он немец. Бист ту дойче?

– Яволь. Унд зи?

– Ты че, шпрехаешь по-немецки? – удивился Афиноген.

– Немного знаю идиш, а он похож на немецкий. Итак, продолжим. Их бин Сихаэль, аун дос из Локи, Афиноген аун Вова.

– Аун их бин Йохан, Йохан Бак.

– Кампоузер рекхт?

– Яволь! Йоган Себастиан Бах. Манхмал комме их хихер ум мих инспириарен цу лассен.

– Дружище, мы не так сильны в немецком… Переведи (Это Локи).

– Это композитор Иоганн Себастьян Бах. Он говорит, что приходит сюда за вдохновением. Сейчас я спрошу у него: приходит ли сюда кто-нибудь еще? Кумт нах ахер?

– Яволь. Дитрих Букстехуде.

– То есть, этот мир создали не мы… Я хочу сказать, мир хабн нихт басхафн мельт?

– Найн, абер ду хаст айне тюр дазу гебаут.

– Говорит, что мы соорудили дверь в уже имеющийся.

– Ну и ладно. Главное, здесь нет конторы, маму ее… В смысле, ахали цели!

– Вельхе шпрахе шприхт еа? (На каком языке он говорит?)

– Ин грузиниш. (На грузинском).

– А мне нравится его язык! – заявил вдруг Локи. – Сейчас я ему тоже что-нибудь скажу!

– Локи, не надо! – поняв, что готовится каверза, воскликнул Сихаэль. Но у того уже заблестели глаза.

– Дойче пфеффервурст, айне веспе ан айнер шнур! – задорно выпалил он.

Бах открыл рот, да так и остался сидеть с выпученными от удивления глазами.

– Идемте дальше, – предложил Сихаэль. Локи, я не разобрал, что ты ему сказал?

– Вспомнил старинную скандинавскую детскую дразнилку: «Немец-перец-колбаса, на веревочке оса!».

– Скандинавскую ли?

– Ну, нижегородскую. Какая разница?

Спустя полчаса небыстрой ходьбы Афиноген вдруг сказал глухим изменившимся голосом: «Здесь!». Мы переглянулись. Спору нет: место выбрано удачно. Перед нами открылась небольшая бухточка, окруженная со всех сторон скалами, а ее берега были ровными и песчаными.

– Володя, твоя задача: смотаться к Парусу, взять его маленькую частицу и принести сюда. Фаритон тебе в помощь. Сумеешь?

– Что, вот так, сразу? Зачем?

– Это – как вифлеемский огонь мира, который передается из страны в страну. А по четвергам накануне Пасхи из христианских храмов верующие несут его в свои дома в свечах и лампадках. Короче, что тянуть? Давай. Действуй по обстоятельствам. Не подберешься к настоящему, лети в пещеру, может, там повезет.

Не помню, как в моем кулаке очутился Арфин, и мы полетели. Я заранее сделал ставку на эффект внезапности, и Парус понял меня, наклоняя свой луч навстречу по мере моего приближения, и давая мне возможность проникнуть в него, не тормозя. Я даже не успел рассмотреть, есть ли под водой автоматчики в ластах, или нет. Остановка оказалась плавной, тормозной путь – коротким, и навстречу мне, как ни в чем не бывало, вышел Лад.

– Ох, вы и тугодумы!.. Но, в принципе, вы всегда находите верное направление развития ситуации. За это вам полагается бонус!

И он протянул мне маленький шарик. Внешне тот выглядел, как стеклянный, на ощупь был теплый, по весу – тяжеловатый.

– Ступай! – сказал Лад почти ласково, повернулся и исчез.

Сихаэль и Афиноген долго рассматривали артефакт, смотрели сквозь него, нюхали, вертели в пальцах и подбрасывали на ладонях. А Локи хотел сунуть его в рот, но Афиноген оказался проворнее и выхватил шарик из его руки возле самых губ.

– Ну и ладно, – надул губы Репех, – подумаешь, у меня тоже такой есть!

И он вытащил откуда-то такой же точно и сунул себе за щеку.

– Что делать-то будем? Что тебе сказал Лад, как пользоваться этой штукой? – поинтересовался Афиноген.

– Ничего. Дал шарик и исчез.

– Может надо произнести какие-то слова, мантру, молитву, заклинание?

– Я знаю, я знаю! – вскричал Локи: «Дойче пфеффервурст, айне веспе…»

– Заткнись! – рявкнул на него Афиноген. – Ой, я хотел сказать, не торопись! Извини… На, – он протянул шарик мне. Ты его принес, тебе и решать!

– Ладно!

Я взвесил артефакт на ладони: далеко полетит! Размахнулся и швырнул его не столько вперед, сколько вверх. В самой верхней точке он ярко вспыхнул и медленно опустился под воду метрах в двадцати от берега. И тотчас из-под воды в бархатное небо ударили пять перламутровых лучей. Мы обнялись и молча присели на песок, не отводя глаз от сотворенного нами чуда.

XX. Бах

Не знаю, как долго мы просидели – по моим ощущениям, чуть больше вечности, но чуть меньше безвременья, но больше с нами ничего не происходило – ни плохого, ни хорошего. Звезды светили, небо вращалось, волны с тихим гулом набрасывались на берег и с легким шипением сползали обратно, лучи Паруса смотрели строго вверх. Первым нарушил молчание Афиноген.

– У этого мира нет солнца? С тех пор, как мы сюда попали, небесная сфера сделала уже больше половины оборота. Вокруг чего тогда вращается эта планета?

– Она обязательно должна вращаться вокруг чего-нибудь еще, кроме собственной оси?

– Не знаю, но в нашем мире всегда так.

– А здесь, похоже, Терра летит сквозь космос по прямой, и будет так лететь, пока ее не захватит какая-нибудь звезда.

– И что тогда?

– Если расстояние между ними будет небольшим, у Терры появится вероятность сгореть. В противном случае, на ней просто станет светлее и теплее.

– Когда это может случиться?

– Не переживай, у нас в запасе миллион лет, а может, больше.

– Не пора ли перекусить?

– Господа маги, я предлагаю соорудить здесь стол с напитками и закусками, а также палатку с кариматами, и сделать это всем сообща. Чур, я делаю стол, стулья и палатку! (Это Сихаэль).

– Тогда я делаю чё выпить и закусить! (Это Афиноген).

– А я – чё посмеяться! (Это Репех). Вова, а за тобой – ложки, вилки, тарелки, салфетки…

– Я не умею.

– Что тут уметь? Оглянись: они действительно за тобой!

– Я обернулся: сзади на камнях действительно валялись предметы сервировки – серебряные ложки и вилки, хрустальные бокалы и салфетки, щипчики, солонки и перечницы, и много, чего еще. И тут меня осенила идея.

– Ребята, давайте позовем Баха?

– Ну, сходи за ним. А со столовыми приборами мы уж сами как-нибудь разберемся.

– Да уж, да уж, – поддакнул Локи.

– А что я ему скажу?

– Скажешь: «Приглашаем на праздничный ужин!», «Мир ладн ир цу а фестив митог!». Запомнил? Удачи!

И я поплелся к Баху.

На прежнем месте композитора не оказалось. Я поискал глазами: ах, вот он, спит, растянувшись прямо на земле среди роз…

– Герр Бах, герр Бах!

– Вас? Вер бист ду?

– Не понял…

– Что ты не понял?

– Вы говорите по-русски?

– Нет, извольте слышать, я говорю по-немецки.

– А я?

– И вы по-немецки, как и я, с тюрингским акцентом. Чего, собственно, вы хотите?

– Я приглашаю вас на праздничный ужин по поводу рождения еще одного чуда света. Идемте, вы все увидите своими глазами. Вы не торопитесь?

– В этом мире время идет медленнее, чем на Земле. Здесь я уже два дня, а дома прошло не более получаса. Это очень удобно… Нет, не тороплюсь. Кристиан Людвиг Гогенцоллерн заказал мне несколько светских концертов, причем, попросил, чтобы я сделал ему посвящение, а я все никак не настроюсь… Ведь я пишу духовную музыку. Вдобавок, я не взял с собой никакой еды, поэтому с удовольствием приму ваше предложение, таинственный незнакомец.

Палатку, стол с яствами и друзей, собирающих крабов – так мне показалось поначалу – мы увидели издалека.

– Скажите, чем заняты эти почтенные люди?

– Вроде бы, крабов собирают, или… Я не знаю!

Локи сидел за столом и жевал селедочные кости и шкурку.

– А сама селедка где?

– Я ее выбросил, она невкусная. Вот шкурка – это да! – И Репех причмокнул от удовольствия.

Афиноген и Сихаэль стояли чуть поодаль, согнувшись в три погибели, но, не шевелясь, и употребляя всю свою энергию на ругательства.

– Что с вами?

– Мы хотели собрать вилки и ложки…

– И что?

– Они будто приклеенные, не поднимаются, и пальцы от них не отрываются… Это все он! – Сихаэль кивнул головой в сторону озорника.

– Но ведь, смешно же! – откликнулся тот. – Бах, тебе смешно?

– Нет, – ответил опешивший композитор.

– Локи, кто у нас председатель магучсовета?

– Ну, ты.

– Посему слушай мое распоряжение: данную шутку прекратить!

– А то что?

– Я пожалуюсь Ладу. Ты, кажется, недавно был лужицей?

– Ладно, ладно, все свободны! Хотя, могло бы так статься, что ты не успел бы пожаловаться.

– Успел бы. Я уверен: Лад в курсе всего, что с нами происходит.

– А ну-ка, позови его, если он в курсе, то…

– Лад, Лад, Лад!!!

– И Лад появился. Он вышел прямо из моря, такой же босой, такой же по пояс голый, и, как я заметил, абсолютно сухой. Он остановился в полосе прибоя по колено в волнах и молча уставился на нас. У Баха вспотела переносица и, как он сам потом рассказывал, не только переносица и не только вспотела.

– Что?

– Не побрезгуй нашим гостеприимством, милости просим к столу, надо же отметить такое событие: рождение нового артефакта!

– Благодарствуйте. Ба, да у вас в гостях сам Иоганн Себастиан! Здравствуйте, маэстро!

– Здравствуйте, господин Винкель.

Настал наш черед впасть в ступор.

– Вы знакомы?

– Не отвечая на наш вопрос, Лад продолжал.

– Маэстро, что вы так переживаете? У вас есть шесть неизданных и неопубликованных концертов, написанных еще пять лет назад. Добавьте к ним посвящение – и все.

– Спасибо за подсказку! – заулыбался композитор.

– А сейчас, – продолжил свою речь Лад, – мы сядем за стол, а с неба будет литься ваша музыка, шесть ваших концертов, которые вы, вернувшись домой, назовете Бранденбургскими.

И было так. Мы расселись вокруг стола, разлили вино по бокалам, и с одной стороны бокала оно было красным, а с другой – белым.

– Как интересно, – задумчиво проговорил Сихаэль, вращая бокал перед глазами, – как это получилось, и чем вообще отличается красного вино от белого?

– Технологией, – неожиданно ответил Лад. – Белые вина производятся исключительно путём брожения виноградного сока, в производстве красных используется еще кожица и косточки винограда, которые и придают вину красный цвет. А еще, в кожице находятся танины, делающие красное вино более терпким, и в нем больше витаминов…

– Ты кто? – неожиданно спросил маг.

– Ты угадал, – ответил Лад после секундной паузы. И, повернувшись к святому отцу, спросил: «Это – то самое вино?».

– Да. Это – то самое вино, в которое Иисус превратил воду в Кане Галилейской во время свадебного пира.

– Почему оно двухцветное? Кстати, этого в писании нет.

– Там много, чего нет, но это не значит, что этого нет вообще. Например, в писании нет коал, но, тем не менее, в природе они существуют и здравствуют.

– А как вы считаете, маэстро? – спросил Лад. – В ваших произведениях это выражено достаточно отчетливо. Вы противопоставляете прямое переживание сути христианства его оболочке, выражаете невыразимое и повествуете о неизъяснимом. Как я погляжу, это случается даже в светских концертах. У вас там есть чу́дные анданте и адажио.

– А остальное?

– Остальное – балаган… Извините.

– Вы против христианства?

– Ни «против», ни «за». Я за истину. А истина не может быть выражена никакими идеями. Ведь само религиозное чувство – не более чем переживание. А оно одинаково и у христиан, и у иудеев, у мусульман и у кришнаитов.

– И все-таки? Как вино в бокале получилось двухцветным?

– А ты его перемешай!

– Не перемешивается… Понял, это свойство самого бокала! Если он пустой, он белый, если с вином… Здорово придумано! А в христианстве что-нибудь сказано по поводу чудес?

– Косвенно. Например, евангелист Матфей однажды проговорился: «Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе».

– Где пример?

– Вот! – Афиноген кивнул головой в сторону пяти световых столбов. И столбы еле заметно кивнули ему в ответ.

И тут, как мне показалось, настал мой звездный час, и я спросил Лада, где мои друзья и вообще, вся община Ядринца?

– Ты ведь сейчас не убежишь, не исчезнешь и не испаришься? Стало быть, не уйдешь от ответа. Я не буду спрашивать, кто ты, я хочу только узнать, где мои друзья?

– Я бы рассказал тебе, но ты не готов.

– А когда я буду готов?

– Зависит от тебя.

– Что я должен делать для того, чтобы побыстрее стать готовым?

– Ничего особенного. Проявлять пытливость и находчивость и, самое главное, не лениться постигать новые истины. У тебя хорошее окружение, воспользуйся этим.

– Что мне делать сейчас? Куда идти?

– Куда хочешь, направление роли не играет.

– Можешь дать хоть маленькую подсказочку?

– Будь смелее! Не прячься за чужие спины. Ты можешь многое!

– Я ничего не знаю, я ничему такому не учился.

– А ты пробовал? Давай, вставай, пойдем к морю и посмотрим, на что ты способен. Давай, давай, не ленись!

Я, кряхтя, встал и с кислой миной поплелся к полосе прибоя.

– Субстанции, не имеющие собственной формы, благодатны для творчества, – начал свой урок Лад. – Вот, смотри.

И он повернулся лицом к морю. Тотчас метрах в пяти от него вынырнула его голова, будто сделанная из стекла. Она стала приподниматься, показались плечи, грудь. Лад, стоя лицом к лицу сам с собой, помахал двойнику рукой. Спустя секунду тот ответил тем же. Лад состроил гримасу – стеклянный двойник тоже скорчил рожу, но не такую, как у Лада.

– Скажи что-нибудь, – крикнул Лад.

– Буль-буль, – ответил двойник.

– Ах, вот ведь незадача, ну, ничего сейчас поправим, – и Лад развел руки в стороны ладонями вперед. Двойник стал непрозрачным, его кожа и волосы приобрели натуральный цвет.

– О-го-го! – воскликнул Лад.

– Ха-ха-ха! – залилось смехом его отражение.

– Теперь пробуй ты, – обратились они оба ко мне.

В задних карманах джинсов стало горячо, я сунул туда руки и ощутил, как сильно нагрелись оба камушка.

– Нечестно! – заявили оба Лада. – С фаритонами каждый может!

– Я разок с ними, а потом попробую без, – брякнул я, не зная, что делать дальше.

– Посмотри вверх, – тихо шепнул на ухо Арфин.

Я задрал голову, но ничего особенного не увидел: все звезды были на месте.

– Не так, – шепнул в другое ухо Архиз, – смотри сквозь собственную макушку!

Я хотел спросить у него, как это: смотреть сквозь собственную макушку, но тут же понял, как это делается, и увидел в полуметре над собственной головой самого себя, будто отраженного в громадном зеркале. Мое отражение было прозрачным и невесомым, но каким-то странным образом я ощущал и его самого, и окружающий мир через его органы чувств. У меня закружилась голова, и я, оглушенный и мгновенно потерявший всякий интерес к происходящему, рухнул в набегающую волну.