Текст книги "В поисках Витослава (СИ)"

Автор книги: Владимир Лактионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

XXI. Прелюдия и фуга

Лад позволил мне как следует испугаться, но не дал окончательно захлебнуться. И, пока я, сидя в полосе прибоя, откашливался, отплевывался и отахалицеливался, он стоял рядом и молча смотрел на меня сверху вниз.

– Спокойнее надо быть, спокойнее. Старайся просто помнить, что ты продолжаешься еще на два метра вверх, и будешь это просто чувствовать. Ну что, отматерился? Что это за странное выражение: «Ахали цели»?

– Его начал использовать Ядринец. Если очень хочется выругаться матом, скажи это словосочетание. По-грузински это означает просто «новый год». И тебя попустит.

– За свою бытность я наслышался всякого – от «гот дэм» и «факен кул» до «аз ох-н-вей» и «э́йзэ ха́ра»… Ладно. Спасибо, как-нибудь попробую. Теперь попытайся сделать, как делал я… Э-э-э, стой! Двойника оторвать от себя невозможно!

– А как же я суну его в воду?

– Думай!

– Есть вариант: сделать двойника для самого двойника!

– Замечательно. Вперед!

И вот, через несколько минут мучений из моря высунулась моя голова и ехидно показала язык.

– Покажись весь!

– Прозрачный я выбрался на берег и застыл в ожидании.

– Раскрась его!.. Вова, я просил раскрасить, а не изменять пропорции разных частей тела. Я понимаю: каждый уважающий себя мужчина хочет, чтобы эта штука была подлиннее. Но не будем корректировать природу. Теперь пускай он пойдет за мной, а ты садись, закрой глаза и постепенно перенеси в него свое сознание.

Третье головокружение за один день оказалось перебором, и я попросту вырубился.

Когда я открыл глаза, море выглядело гораздо спокойнее, Лада не было, а мои попутчики, как ни в чем не бывало, сидели за столом и попивали двухцветное вино.

– Он пришел в себя, – констатировал Афиноген.

Я откашлялся, и моими первыми словами были: «Где Лад?».

– Ушел, – ответил Сихаэль, и увел твоего двойника.

– Эйзэ хара! – сорвалось у меня с языка.

– Первый урок Лада не пропал даром? – пошутил протоиерей, и тут же прикусил язык. – Воистину не пропал, – тихо добавил он, рассматривая вынутые изо рта окровавленные пальцы.

– Кажется, я начинаю догадываться, – задумчиво сказал Сихаэль.

– О чем?

– Я ведь был свидетелем того, как уходила община.

– Расскажи.

– Я никому и никогда этого не рассказывал… В общем, те, кто уходили, были не люди. Это были – вон, как двойник его двойника… За Ладом шли фантомы. Генерал со своей зазнобой… Они оказались в конце процессии, их убили, а они, как ни в чем не бывало, встали и пошли… И в остальных стреляли, а им ничего не делалось… Лад шел той же самой странной походкой, что и сейчас… Вова, ты ведь хотел встретиться с ушедшими?

– Почему Лад не пригласил и меня? Я очень хочу увидеть своего брата, – возмутился Афиноген.

– Встретим Лада в следующий раз, обязательно спросим об этом. Смотрите-ка: Локи молчит. Репех, на тебя это непохоже. Что-нибудь случилось?

– Когда Вовин двойник высунул из воды голову, я хотел пошутить, но неожиданно оцепенел и не смог, ни пошевелиться, ни, даже что-то сказать. Ох, и силен же этот Лад. Кто вообще он такой?

– Кое-что мы поняли (Это Афиноген). Мы поняли, КАК он увел людей. Осталось понять, КУДА.

– Для этого нужно, используя его методику, сделать двойника и походить им туда-сюда (Это Сихаэль). Авось, что-нибудь получится!

– Я пока пас! (Это я). – Я уже находился… Мне нужен отпуск!

– Я не играю (Это Репех).

– Естественно, ведь ты – не человек. Итак, кто пойдет?

– Предлагаю жребий. Камень-ножницы-бумага. Знаешь такой?

– Раз, два…

Сихаэль предпочел «ножницы», у Афиногена выпала «бумага», и он страдальчески сплюнул.

– Вот так всегда… Локи, подстрахуешь?

Афиногенов двойник вышел мало похожим на человека.

– Что это за каракатица у тебя получилась?

– Вам его видно?

– Видно, и мы его боимся. Неужели, это твоя суть?

– Он изменился, когда я прошел посвящение в лицее Трисмегист. Тогда же я стал герцогом Валефором… Дела давно минувших дней… Потом расскажу.

– Ладно, – лицо Сихаэля изобразило отчаянную готовность ко всему, и двойник его двойника сделал несколько решительных шагов в одну сторону, потом развернулся на одном месте и повторил столько же в противоположную.

– Не та походка! – Крикнул Афиноген. – Больше крути тюрнюром!

– Тюрнюр – это что?

– Подушечка под задницей у дам конца девятнадцатого века.

Сихаэль прошелся еще раз.

– Фигня это все, причем здесь походка?..

– Может, разденешься до пояса?

– А может, полностью?

– Ребята, у нас кризис жанра! Что следует делать в таких случаях?

– Расслабиться и предаться удовольствиям, а когда придет время, идея сама нас найдет!

– Или нет!

– Или нет, но будем надеяться!

И мы снова сели за стол, а с неба тихонько начало журчать восхитительное анданте фа-мажор. И тут голос подал ранее молчавший Бах.

– Господа, в чем, собственного говоря, проблема? Извините, что я вмешиваюсь…

Все посмотрели, почему-то, на Афиногена, и тот, прокашлявшись, толкнул восхитительную пятиминутную речь, наполненную деепричастными оборотами и сложноподчиненными предложениями, но никак не проливающую свет на происходящее.

– Тебе бы политиком стать, – не скрывая удивления, заметил Сихаэль, – надо же, так запутать простой вопрос, что даже я, прекрасно зная, в чем дело, увяз в твоем хитросплетении слов.

– Видите ли, – продолжал композитор, – я не силен в магии, но кое-что смыслю в музыкальной композиции, и вот, что я вам скажу. Многие музыкальные произведения, как вы знаете, состоят из двух частей – прелюдии и фуги. В чем разница между ними? Первая более сообщает о факте, отвечая на вопрос: «Что?», вторая склонна обсуждать этот факт, поднимая вопрос: «Как?». Так вот, уважаемый Афиноген, ваше повествование – скорее фуга, содержащая много подробностей, скрывающих от непосвященного ума главную тему. Понимаете, о чем я?.. Попробуйте отбросить полифонию, контрапункты и сосредоточиться на главном. Я достаточно ясно выражаюсь?

– Более чем… Спасибо, маэстро. Итак, суть дела такова. Тот, которого мы называем Ладом, а вы – Винкелем, некоторое время назад увел около сотни человек в иной мир, а мы пытаемся их найти. Мы полагаем, что, найдя ответы на вопросы, которые вы изволили затронуть: «Что он сделал?» и «Как он это сделал?», мы найдем наших друзей. Кстати, откуда вы знаете этого… гм, человека?

– Когда мне было пятнадцать, я увлекся творчеством модных тогда композиторов – Пахельбеля и Фробергера. С большим трудом достал ноты их произведений и стал потихоньку по ночам при свете Луны переписывать их в свою тетрадку. Но, ох этот несносный Иоганн Кристоф, мой старший брат! Он отнял и ноты, и мои записи и сжег их! А следующей ночью мне явился этот странный человек в этих странных штанах и голый по пояс и сказал, что, мол, это все пустое, и что мне стоит заняться глубоким изучением полифонии. И так я стал тем, кем стал. А еще он указал мне дверь в этот мир, где ко мне возвращаются силы, как в молодости. Он представился как Винкель и приходил ко мне еще несколько раз. Больше я ничего о нем не знаю. Кстати, сегодня, он намекнул, что, кроме всего прочего, я просто обязан переписать одну из своих старых фуг… Но, по-видимому, это вам неинтересно. А по поводу вашей проблемы… Сихаэль, мне кажется, дело в том, что лично вы ведете двойную игру… Я это чувствую, хотя вас совсем не знаю…

– Как вы это определяете? – полюбопытствовал Афиноген.

– Я ведь музыкант… По тончайшим оттенкам в интонации, – по лицу маэстро скользнуло подобие улыбки. – Это трудно объяснить словами, но когда-нибудь, если мы встретимся, я продемонстрирую вам свое умение вживую. И, похоже, Винкель об этом тоже догадывается.

– Это вы тоже определили по интонации?

– Конечно… Ну, что же, я, пожалуй, пойду. Спасибо за приятное знакомство, вкусные кушанья и повод для размышлений. Знаете, я наверное, посвящу сегодняшней встрече прелюдию и фугу… И они будут написаны в ре-миноре… Ауфвидерзейн, фраунде!

– Вот и нам повод для размышлений, – проговорил Репех. – Ладно, Сихаэль, давай, колись… В смысле, сознавайся!

– Мне не в чем сознаваться, я бы не назвал это двойной игрой!..

– Что «это»?

– Свои отношения с конторой. Мы же все мыслящие люди! Я рассчитывал, если что, заявить, что внедрялся в вашу банду…

– Банду?

– Для конторы вы – банда… Извините. Должен же я был обеспечить себе путь к отступлению! Но это не значит, что я бы вас предал! Я – за прогресс, за духовное развитие, я вообще за вас… Вы – такие классные ребята!

– А что значит, «если что»?

– Если контора заподозрит меня в сговоре с вами, ну, и все такое.

– Ладно, Сихаэль (Это Афиноген)… Кстати, как твое настоящее, гражданское имя?

– Марк… Марк Фургун.

– Фургон!

– Так меня дразнили в детстве.

– Откуда родом?

– Из-под Могилева. Я потомственный колдун! Мне передала свои умения бабка по матери. Знахарка была, целительница…

– Отныне ты у нас на строгом контроле! – внезапно проявившийся посох Афиногена описал вокруг лица колдуна почти правильную окружность и опять пропал.

– Ой! – воскликнул тот, хватаясь за голову.

– Все нормально. Качественная магия действует лучше любых электронных браслетов. Эта штуковина реагирует не столько на действия, сколько на замыслы. На чистые намерения, добрые чаяния, мечты и фантазии она не отзывается, но, если ты замыслишь что-то дурное, сразу даст мне знать.

– Да кто дал тебе право меня судить? Мало ли, что сдуру втемяшится твоей клюшке? Моя жизнь будет зависеть от прихоти какого-то дрына? Не бывать тому!

Сихаэль сделал несколько движений руками, будто гребков брассом, и затем резко вытянул их ладонями вперед. Раздался глухой звук, напоминающий удар ногой по футбольному мячу, и море покрылось мелкой рябью, как если бы над ним захлопали крыльями птицы. Мне запорошило глаза, но сквозь слезящиеся полуприкрытые веки я увидел, как Репех устроился поудобнее, с лукавым видом закинул ногу за ногу и извлек из воздуха бутылку виски «Баллантайнс» и дымящуюся гаванскую сигару. Афиноген же стоял неподвижно, и, казалось, не обращал на своего визави внимания.

Я хотел встать между ними, и даже сделал шаг вперед, но у меня перед глазами поплыло еще больше, голова закружилась, и, проваливаясь в туман, я еще смог услышать фразу Репеха: «Эй, вы, Володе плохо. Неспроста же этот полуголый увел у него двойника!».

XXII. Отражение

Постепенно туман из серого стал сизым, а потом и вовсе растаял. В голове маршировал полк солдат в кованых сапогах, во рту еще не начали уборку после ночлега стада коров, а желудок и остальной ливер тщательно выкручивали заботливые руки злых уборщиц. Но, самое главное, я был жив, и это не могло не радовать. Я, то ли висел, то ли падал в полной пустоте, а рядом, тем же самым был занят пристально глядящий на меня Лад.

– Долго это будет продолжаться? – мысленно спросил я у него.

– Пока не пройдешь последнее испытание.

– Последнее ли?

– Я тебя когда-нибудь обманывал?

– В чем оно заключается?

– А в чем заключались предыдущие?

– То есть, ты хочешь сказать, что мне надлежит вот так висеть и чего-то ждать?

– Не хочешь – не виси и не жди.

– Скажу честно: «Мне очень хочется тебя ударить!».

– Что мешает?

Во мне вскипела злость, и со словами: «Что я тебе плохого сделал? Что ты надо мной издеваешься?» я, что было силы, засадил ему прямо в челюсть, интуитивно ожидая, что кулак войдет в пустоту. Однако, Лад, видимо, все же оказался существом из плоти и крови, и в результате удара я лишил его четырех зубов, а себе рассадил руку так, что солдаты в голове на мгновение застыли, а потом, быстро сменив кирзовые сапоги на чугунные, рванули бежать кто куда.

– Ждано́! – сплевывая кровь, пробулькал Лад.

– Что?

– Ты все по́няй, ты вы́пойний жада́ние…

Потом ручейки крови в углах его рта высохли, во рту заблестели новые зубы, и он, уже не шамкая, повторил:

– Ты выполнил задание.

– Извини, но ты сам виноват!

– Считай, что ничего не было. Ладно! Милости просим в настоящую духовную реальность!

– В ней же ничего нет!

– А что в ней должно быть? Ангелы? Если хочешь, запускай ангелов, запускай демонов, запускай кого хочешь!.. Здесь ты полновластный хозяин. Вернее, здесь хозяйка – твоя душа; что она возжелает, то сразу же произойдет.

– Я пытаюсь сотворить ангелов, но у меня ничего не получается.

– Если старания идут от головы, они бесполезны. Сейчас ты придешь в себя и начнешь созидать душой, а я буду рядом.

– Все время?

– Неуместный вопрос. Итак!.. Ого, розово-золотой закат на полнеба… Пронзительно-чистый воздух… Паутинки с каплями росы, как с жемчужинами… Да вы, сударь, настоящий поэт!.. А это что? Сломанные ветви прямо вдоль тропинки? … Я не удивлюсь, если сейчас под ногами появятся обрывки газет, дырявые полиэтиленовые пакеты, окурки и пивные бутылки! А вот это здорово: киоск с жареными пирожками! Смотри-ка, здесь и с картошкой, и с капустой, и с печенкой!.. Ба! тут и пиво есть! С удовольствием составлю тебе компанию и побалуюсь «Жигулевским»…

– Я закурю?

– Конечно-конечно! В своем мире делай, что хочешь!.. Это твои родители? Сейчас они выглядят не старше тебя.

– Это папа и мама. Мы сейчас в парке. Когда-то мы приезжали сюда каждое воскресенье. Ах, как чудесно!

– Я пока отойду, а вы поворкуйте…

Мы не стали ворковать, я просто обнял родителей – обоих сразу и простоял так долго-долго, вдыхая давно забытые запахи папиного лосьона после бритья и маминых духов. Они знали все, и потому улыбались и молчали. Я понимал: они знали, что я знаю, что они знают все, и мы молчали о многом, но не обо всем. Кое-каким мыслям я даже не позволял возникнуть у меня в мозгу, хотя мне страшно хотелось спросить, каково им ТАМ, и знают ли они, что их уже нет. Они были, как живые – теплые и добрые; из моих глаз брызнули слезы, и я стал шмыгать носом. Их очертания расплылись, а когда я протер глаза, возле меня никого не было, только неподалеку стоял Лад и взглядом указывал мне на чью-то приближающуюся фигуру. Ее походка показалась мне знакомой, я принялся быстро перебирать в уме имена и образы бывших приятелей и сослуживцев, но так и не угадал, а уже через полминуты пожимал руки улыбающемуся на все тридцать два зуба Валику Барицкому. Рукопожатия сменились похлопываниями по спине, а те, в свою очередь – крепкими мужскими объятиями. На Лада он не обратил никакого внимания.

– Тебе этот субъект знако́м? – вопрошаю, указывая на него.

– Какой субъект?

– Да вон же стоит, голый по пояс.

– Я никого не вижу… Ну, да ладно. Ты-то как здесь оказался?

– Где это: здесь?

– В парке, разумеется… Какое у тебя странное выражение лица!

– А парк где?

– Как это, где? В нашем городе. С тобой все в порядке?

– Ты ведь был на Гее? А сюда как попал?

Валик посерьезнел.

– Ты мне не нравишься! Знаешь, что: иди домой и для начала померяй температуру.

– Ладно, я пойду домой, но ты мне сначала скажи: ты хорошо помнишь свой сегодняшний день?

– Конечно. Утром мне позвонил коллега и просил проконсультировать по вопросу новых микросхем, которые поступили к нам вчера. Я его обругал, потому что о таких вещах нельзя по телефону. Потом мы созвонились с Володей…

– Каким Володей?

– С нашим соседом Володей Белостоцким! И договорились встретиться здесь через… – Он посмотрел на часы – три с половиной минуты. Да вот и он!

И впрямь, к нам приближался Володя-Боголеп, походку которого невозможно было спутать ни с какой другой. В детстве мы называли ее оптимистической: он всегда ходил вразвалку, твердо ставил ногу на пятку, а колени поднимал не очень высоко, отчего часто спотыкался. Он издалека помахал нам рукой и, подойдя, без всяких приветствий тут же предложил: «Ну, что, по пиву?». Мы с Барицким закивали и промычали что-то утвердительное.

– Мы часто здесь встречаемся по выходным, – начал разговор Валик, – поскольку живем в противоположных концах города, а этот киоск находится практически посередине. Хотя, здесь не всегда есть пиво. Но сегодня нам повезло.

– Когда мы виделись в последний раз? – Я придумал хороший вопрос, ответ на который должен был пояснить многие обстоятельства.

– Дай припомнить… Прошлым летом! Где-то в августе…

– Не помню… И чем мы занимались?

– Пили водку. Это был день рождения Белостоцкого. Он еще жаловался, что выпустил автореферат своей диссертации, но в ученом совете что-то мудрили, все время откладывали сроки защиты… В конце концов, она не состоялась…

– А ты?

– Я рассказывал о своих электронных изобретениях и сетовал, что меня подсиживают и ущемляют, а ты давал советы, рекомендовал бороться с несправедливостью и приводил в пример себя. Рассказывал, как в результате тебя понизили в должности, из ведущего инженера сделав инженером первой категории, но истина все-таки восторжествовала… Вспомнил?.. Володь, ты с Луны, что ли, свалился? Ты, часом, не болен?

– Ребята, а как же Гея, община, Ядринец и Казимирович, наши жены – Светлана, Лагода и Добронрава?

Витослав и Боголеп переглянулись.

– Вова, ты, наверное, пива не пей, а иди лучше домой и поспи.

И тут я обратил внимание на их глаза: зрачки были не традиционно блестящими, а бархатисто-черными, и свет не отражали. Мне подумалось, что это, скорее, не глаза, а провалы, дыры в пространстве. Стало страшно. Сзади тихонько подошел Лад и хлопнул меня по плечу.

– Идем. Сеанс окончен.

– Что это было?

– Демонстрация того, как сложились бы ваши судьбы, если бы Витослав и Боголеп не встретили Ядринца.

– То есть, они не настоящие?

– Конечно! Они – продукт деятельности твоего подсознания, равно как и вся обстановка вокруг – лес, тропинка, киоск…

– А где настоящие?

– Вопрос, конечно, интересный… Их нет… В конце концов, что ты больше стремишься найти: их тела, или души?

– И то, и другое в комплекте. Пожалуйста, не наводи тень на плетень, когда-то ты сам меня заверил, что мои друзья живы! Ты – порождение Паруса, про который псевдо Гагтунгр сказал, что он – высшее растение, цветок, поглотивший целую общину обитателей Геи и ныне охотящийся и на Земле за всеми, кто имеет к ней отношение.

– Ну, во-первых, это говорил не сам Гагтунгр, а порожденная тобой его ментальная проекция; по сути, ты говорил это сам себе, чем, собственно, занимаешься и сейчас. Парус, в известной степени, еще можно назвать зеркалом души, это одна из его функций.

– Расскажи про остальные функции Паруса!

– Другая, не менее важная его миссия – очищение. Ты мог бы и сам догадаться, что Парус – это фильтр, делающий твое мировосприятие более правильным. В моменты, когда это происходит, ты чувствуешь себя ребенком. На прошлой неделе, в среду, к примеру, ты летал…

– Но я летал не физически, если можно так выразиться, душой. А Витослав, когда мы виделись в последний раз, натурально влетел ко мне с Геи прямо в квартиру!

– Это совсем разные вещи. Сформулируй свой вопрос правильно.

– М-м-м… Скажем так: я сейчас разговариваю со своим отражением в необычном зеркале, или с самим зеркалом?

– Конечно, с отражением. Но ответы на вопросы ему подсказывает зеркало. Отсюда еще одна функция Паруса: создание дополнительной реальности, некоего бесконечного пространства, в котором разворачивается самая главная часть происходящих с тобой событий.

– Каковы цели Паруса?

– Цели есть только у людей, у сил природы нет целей.

– Не понял!

– Все очень просто: ты нашел в лесу мухомор, съел его и отравился. Быть ядовитым и травить людей – это цель мухомора? Или это просто его свойство? Если бы геяне не совались в Парус, для них все пошло́ бы иначе.

– Я опять задам вопрос, от которого ты постоянно уходишь. Что с ними случилось? Живы ли они в том смысле, который обычные люди вкладывают в это слово? И, если да, то, как их найти, а если нет, то где их тела? Гагтунгр сказал, что они в Вальхалле…

– Общей Вальхаллы для всех не существует. Каждый может попасть в свою, и для этого необязательно умирать, но там он встретит не своих друзей и родственников, а их проекции, наподобие тех, с которыми ты только что общался. А по поводу тел и душ… Ты хочешь сказать, что Парус – убийца? Мне кажется, он не заслужил даже мысли об этом!

– Тогда ответь на вопрос прямо, и я перед ним извинюсь!

– А передо мной?

– Ты ведь – только отражение… Ладно, и перед тобой тоже. Итак!

– Они живы, но…

– Что но?

– Ты проснулся и сперва отчетливо помнишь сон, но вскорости его забываешь. Вот так и они: сначала они помнили сон, которым спали на Земле и на Гее, а потом проснулись.

– Они забыли всё?

– Ну, почти всё…

– Как мне трудно с тобой. Давай, напрягись еще чуток и скажи, где они? А там я уж сам разберусь.

– Не разберешься.

– Почему?

– Ты тоже проснешься.

– Можешь отвести меня к ним?

– Нет, ты не сможешь пойти вслед за мной, ты еще не готов, тебе осталось постичь самую малость. Лучше пей пиво с друзьями. На этот раз я сказал тебе всё.

И он исчез, а я направился к пивному киоску и оглянулся. Валик и Володя, в течение разговора с Ладом стоявшие поодаль и выжидающе смотревшие на меня, медленно двинулись следом.