Текст книги "Город"

Автор книги: Владимир Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Но я её люблю.

– Любовь – чувство проходящее. Вам же предлагается бессмертие. Вы будете первым на Земле человеком. У ваших ног будут все красавицы планеты.

– Нет, я люблю Таню. Или с ней, или... Извините, но я не могу.

– Подумайте, от чего вы отказываетесь?

– Это конечно... Большое спасибо за доверие, но я вынужден. Извините!

– Хорошо. Ступайте, – холодно проговорил Создатель.

Орлов повернулся к выходу и увидел стремительно летящую на него черную бездну.

14. Заговорщики.

Первое, что Григорий увидел, открыв глаза, было тревожное лицо Березина. Но вот оно озарилось радостной улыбкой. Раздался вздох облегчения.

– Слава Богу, вернулся! – сказал Роман Маркович, обнимая Орлова. – Как ты нас, Гриша, напугал. Мы боялись, что уже потеряли тебя. На твое счастье, среди нас оказался тот самый фармацевт, который делал по заданию Пантокрина яд. Он знал и противоядие. Это тебя главврач отравил?

– Да, он, – подтвердил Григорий. – Подсыпал в кофе.

– Вот негодяй! – возмутился Григорьев. – Ничего, когда-нибудь он за это ответит.

– Это точно, – согласился Орлов. – Когда-нибудь мы все ответим Там за все, что сделали здесь, на Земле. Я только-что краснел и бледнел на Высшем суде.

– Ну и шутки у тебя, Гриша, – рассмеялся Березин. – Несколько жутковатые.

– Может быть. Но только никакая это не шутка. Они там знают о нас все. Даже знают о чем мы думаем.

– Ты это серьезно? – Роман Маркович был удивлен и озадачен словами Орлова.

– Очень серьезно. Я видел Высший Совет при Создателе. В него входят наши Пушкин и Достоевский. Александр Сергеевич даже обнял меня на прощание и трижды расцеловал. Честно.

– Ну, ты, Гриша, и даешь! – удивился Григорьев. – Ты уже и там успел обзавестись нужными знакомствами.

– Так это они тебя отпустили? – спросил Березин.

– Нет. Скорее всего – сам Создатель. Я ведь с ним беседовал.

– Ври больше, – сказал кто-то недоверчиво.

– Никогда не врал в своей праведной жизни и вам не советую, парировал Григорий.

– Раскажи, Гриша, поподробней, как все было? – попросил Григорьев.

После рассказа Орлова несколько минут стояла многозначительная тишина.

– Что же теперь с тобой будет? – озадаченно спросил Роман Маркович.

– Не знаю.

– Нет, Гриша, ты все-таки малохольный, – раздумчиво проговорил Григорьев. – Отказать Самому! Для этого надобно иметь слишком большую голову, либо совсем её не иметь.

– Прекрати, Антон, – одернул его Березин. – Не знаю, принято ли отказывать Создателю, то только Гриша поступил правильно. Я бы на его месте поступил так же.

– Друзья, – раздался зычный голос Павла Викторовича Сердюкова, того самого фармацевта, который спас Орлова, – расходитесь, пожалуйста. Григорию Александровичу необходим отдых. – Он протянул Григорию стакан с какой-то темно-коричневой жидкостью. – Вот, выпейте.

– Что это?

– Не бойтесь, не отрава, – рассмеялся Сердюков. – Это всего-навсего настой трав. Он поможет вывести из организма токсикацию и восстановит ваши силы. Травы, как люди, – одни убивают, другие воскрешают. Это также поможет вам поскорее заснуть.

Орлов выпил настой и через несколько минут действительно уснул.

Днем от Григорьева Орлов узнал, что когда геологи открыли под Великим болотом огромные запасы нефти, Григорьеву поручили прямо на болоте построить город нефтянников. Отсыпка грунта ничего не давала, – он уходил как в бездонную бочку. Тогда он предложил смелый проект – построить город на десяти огромных понтонах. По тем временам проект был уникальным и дерзким, но был принят на удивление быстро. И строительство города началось. Понтоны изготовлялись на десяти заводах металлоконструкций тогдашнего Союза и сцепкой мощных тягачей доставлялись к болоту. К понтонам приваривалась огромная металлическая площадка – основание будущего города. Однако, из-за сложности работ сроки строительства срывались. Потому, вместо предусмотренных проехтом красивых высотных домов из Казахстанского извесняка, было решено построить для нефтянников временное жилье. Потому появились вагончики, балки, бараки да неказистые "хрущевки". Когда же скважины не дали нефть, власти потеряли к городу всякий интерес. И о самом городе и о людях, в нем проживающих, просто-напросто забыли. Этим не приминула воспользоваться нечистая сила и предложила Пантокрину свои услуги. Скоро он с её помощью навел в городе свои порядки.

– Значит, город до сих пор плавает на понтонах? – спросил Орлов Гргорьева, когда тот закончил свой рассказ.

– Да, – кивнул он.

– А если их заполнить, к примеру, водой, то что случиться с городом?

– Он уйдет в болото, – ответил Григорьев, усмехнувшись. Он сразу догадался к чему клонит Орлов.

– А это возможно?

– Что именно?

– Заполнить их водой?

– В принципе, конечно возможно. На дне кажого имеется по несколько люков. Если их отдраить, то понтоны довольно быстро заполняться водой. Но только это бессмысленная затея.

– Почему?

– Во-первых, чтобы её осуществить нам, как минимум, необходимо отсюда выбраться. А это, сам знаешь, невозможно.

– Невозможно сейчас, а завтра будет очень даже возможно.

– Вы, Орлов, неисправимый оптимист.

– И горжусь этим. И вас призываю последовать моему примеру.

– Любой оптимизм должен быть на чем-то основан. Иначе он превращается в простую глупость.

Эти слова больно задели Григория, сильно обидели.

"Философы доморощенные! Умники! Что толку в вашем умничании?! Построил вам, умным, хитрован Пантокрин козу из трех пальцев, запер в психушку, вы и умылись. Только и умеете, что красивые слова говорить", – мстительно подумал он.

– Это мы ещё посмотрим кто здесь дурак, а кто не очень!

– Извини, Гриша, я не хотел тебя обидеть, честное слово.

– А что во-вторых? – спросил Орлов, пропустив извинение Григорьева мимо ушей.

– Во-вторых, существуют два входа к понтонам и оба охраняются усиленным нарядом куклявых и нечистой силы. О них знают лишь я, Пантокрин, премьер Грязнов-Водкин, ну и, естественно, нечистые. Даже куклявые, их охраняющие, считают, что охраняют пусковую шахту сверх секретной ракеты.

– А почему всего два входа? Понтонов-то десять? Значит должно быть, как минимум, десять люков.

– Нет. Они соединены друг с другом коридорами и дверьми. Потому всего два входа: северный и южный. И в-третьих, входы закрыты бронированными дверьми с цифровыми замками. Код к ним знает лишь один Пантокрин... Вот такие вот дела, дорогой Григорий Александрович. – Григорьев невесело усмехнулся.

– Дела, действительно, неважнецкие, – вынужден был согласится Орлов. К тому же, если сидеть сложа руки и вздыхать по своей горькой участи, то нам их ни в жизнь не сделать.

– Молодец, Гриша! – похвалил Березин Орлова. – Так нам и надо.

Вечером куклявые стражники принесли праздничный ужин – по миске рисовой каши и по две карамельки "Дунькина радость" и сказали, чтобы они поминали "безвременно ушедшую" девять дней назад жену Пантокрина Фаину Сазоновну.

Известие это было воспринято с воодушевлением, даже с восторгом. Они радовались, как дети горю своего заклятого врага. Первую карамельку съели под всеобщее ликование за то, чтобы Пантокрин тут же отправился вслед за своей супругой. Вторую – чтобы и он и вся его команда провалились прямиком в преисподнюю. Настроение было приподнятое. Поэты сочиняли стихи, предвещавшие скорую и бесславную кончину сатрапа. Композиторы тут же придумывали к ним мелодию. А потом все горланили песни под свист, хохот и улюлюканье. "Геройствовали" они таким образом до полуночи.

Лишь позже узнали, что в этот вечер они разделяли общую радость с Пантокрином. Узнали и прослезились.

А через два дня под вечер в бараке появился сам начальник полиции Кулинашенский. Событие это было неординарным, потому любопытное население барака обступило его плотным кольцом, ждало развития событий. Начальник полиции "погарцевал" перед ними, демонстрирую новехонький парадный китель с золотыми погонами и аксельбандами, затем рявкнул:

– Березин, на выход!

– А куда его вызывают и по какому вопросу? – спросил кто-то из толпы.

Вопрос этот очень не понравился Кулинашенскому. Наливаясь красным и выпучивая глаза, он затопал ногами, заорал пуще прежнего:

– Разговорчики! Совсем обнаглели! Распоясались! В карцер, негодяи, захотели! Я вам его устрою.

По толпе прошел гул неодобрения, она вздрогнула и кольцо вокруг начальника полиции стало медленно сжиматься. Почувствовав реальную опасность быть затянутым в эту, гудящую от напряжения, людскую воронку и бесследно в ней исчезнуть, Кулинашенский струхнул. И сильно струхнул. До дрожи в коленях. До икоты. До головокружения. Багрово-красное начальственное лицо его стало вдруг молочно-белым, болезненным. От страха он перешел на полублатной жаргон.

– Ну что вы, мужики, в натуре, – заискивающе проговорил. – Ну пошутил я. Пошутил. Что вы шуток совсем не понимаете что ли? А вашего Березина сам правитель на консультацию приглашает. Чесслово!

С толпы спало напряжение. Она вполне удовлетворилась и ответом, и покаянием начальника полиции. Толпа была доброй. Из неё выступил Березин, спросил:

– Что ещё за консультация?

– О куклявых. А что-почем конкретно, не знаю. Чесслово!

– Хорошо. Пойдемте, – хмуро проговорил Роман Маркович и направился к выходу.

Вернулся он уже в десятом часу вечера хмурым и неразговорчивым. Ни на кого не глядя, молча съел оставленный ему ужин и полез на нары. Сжигаемый любопытством, Григорий подсел к нему, спросил:

– Зачем он вас вызывал?

– Подонок! – мрачно процедил Березин сквозь зубы.

– Да что случилось-то?! – встревожился Орлов, поняв, что произошло что-то действительно серьезное.

– Мерзавец!

Его упорное нежелание отвечать на вопросы, уже стало надоедать Григорию.

– Похоже, вы, Роман Маркович, хотите поразить меня характеристикой Пантокрина. Не надо. Кто он такой, я нехуже вас знаю. Меня интересует зачем вы ему понадобились?

Березин повернулся, и с ненавистью глядя на Орлова, будто перед ним был не его соратник и преданный друг, а заклятый враг Пантокрин, проговорил:

– Он, негодяй, приказал мне сделать из девушки куклявку! Представляешь!

У Григория защемило сердце, появилось нехорошее предчувствие. Неужели речь шла о Тане?!

– Он называл имя этой девушки? Говорил кто она такая?

– Не помню. Кажется, называл. Не помню.

– Ее не Татьяной зовут?

– Возможно. Не помню... Впрочем, кажется он называл именно это имя. Да-да, определенно это так. Ты её знаешь?

– Молодец! – выдохнул Григорий и почувствовал, как в нем растет гордость за любимую. Уж если Пантокрин прибег к такому способу, значит у него ничего не вышло. – Вы её видели?

– Нет. Но кто она такая? Откуда ты её знаешь?

– Она моя любимая, Роман Маркович. Дороже её у меня никого нет. Если с ней что-то случится, мне не жить.

– Так она – та самая девушка, о которой ты говорил с Создателем?

– Да.

– Наш пострел и здесь поспел! – удивился Березин, заметно повеселев.

– Вы конечно же ответили отказом?

– Разумеется.

– И что вам за это пообещал Пантокрин?

– Он дал мне двадцать четыре часа сроку. Если за это время не передумаю, пообещал вырвать ноздри, выколоть глаза, отрезать язык, отрубить конечности. Если же после всего этого буду продолжать упорствовать, посадить на кол. Вот такие невеселые у меня дела, Гриша. – Березин печально улыбнулся.

– А где её содержат?

– Пантокрин сказал, что в тюрьме.

– В тюрьме. Очень хорошо.

В голове Орлова моментально созрел план. Впереди появился первый проблеск надежды.

– Что в этом хорошего, не понимаю, – пробормотал, сбитый с толку поведением Григория Березин.

– Вы примите предложение Пантокрина, Роман Маркович.

– Ни за что на свете! – безапелляционно заявил Березин и возмущенно посмотрел на Орлова.

Давно следивший за разговором Григорьев подсел поближе, сказал укоризненно:

– Ты что-то действительно того, Гриша.

– И все же, Роман Маркович, вы примите предложение Пантокрина. Это не подлежит обсуждению. Скажите, что сделаете то, что он просит, в обмен на освобождение не только из психушки, но и вообще из города, и вас, и Антона Антоновича.

– Но это невозможно. Ты прекрасно знаешь сам, что Пантокрин никогда на это не согласится.

– Нет, я больше чем уверен, что этот мерзкий правитель обязательно примет ваши условия, но после окончания работы их не выполнит.

– Ну да, я это и имел в виду, – кивнул Березин.

– Тогда ответьте мне: на каких других условиях профессор Березин согласился бы с предложением Пантокрина сделать из прекрасной девушки куклявку?

– Слушай, Рома, а он, пожалуй, прав, – сказал Григорьев, обращаясь к другу. – Пантокрин старый лис, потому нужны очень веские условия твоего согласия. А то, что говорит Григорий Александрович, как раз то, что надо.

– Ну, хорошо, можно считать, что вы меня уговорили, – сдался Березин. – А теперь, Гриша, рассказывай, что задумал?

И Орлов поведал им о своем плане. Когда дошел до куклявых стражников Коле и Толе, Роман Маркович изумленно воскликнул:

– Этого не может быть!

– Чего не может быть? – недоуменно спросил Григорий.

– Чтобы ты подружился с куклявыми. Это исключено!

– По-вашему, я вру?!

– Ты уверен, что это были куклявые?

– На сто процентов.

– Но если то, что ты говоришь, правда, то они вышли за пределы своих программ и действовали, как люди. Невероятно!

– Коля даже предлагал освободить меня из тюрьмы, но я не согласился.

– Ты посмотри, Антон, что он вытворяет! – восторженно проговорил Березин, любовно глядя на Орлова. – У него уже куклявые ходят в друзьях и поступают, как люди. Фантастика!

– Роман Маркович, а что будет с куклявыми, когда город изчезнет?

– Они вновь превратяться в призраки. Я тебе, кажется, об этом уже говорил.

– И они об этом знают?

– Конечно. Без города они существовать не могут.

Это было скверно. Теперь все зависело от того, согласятся ли им помочь новые друзья Орлова – куклявые стражники. Но надо было рисковать. Ничего другого не оставалось.

До утра они продумывали каждую деталь предложенного Григорием плана.

Часть вторая: Свобода!

1. Коварный план Пантокрина.

Лишь взглянув на своего бывшего друга, Пантокрин сразу понял несгибаемый Березин сломался. Еще более осунулся, ссутулился, глаза ввалились, взгляд потух.

"Каким бы ты ни был честным да принципиальным, а подыхать все равно не хочется. Ой, как не хочется! По глазам вижу", – злорадно подумал правитель, разглядывая ученого.

– Ну что, Рома, надумал? – спросил он насмешливо.

– А что за девушка?

– Да дерьмо девка, – уверенно проговорил Пантокрин. Он уже давно решил не раскрывать перед Березиным карты. Мало ли с кем тот может поделиться новостью. А ему не нужна огласка. Нет. – Работала в тайной полиции суперагентом, но предала, передав врагу секретные сведения.

– А что же ты ей лично занимаешься? – с "недоверием" спросил Березин.

– Понимаешь, Рома, с некоторых пор я перестал доверять Кулинашескому. Тот ли ещё жук.

– А я могу встретиться с этой девушкой, поговорить?

– Конечно. Сразу же, как только согласишься мне помочь.

Роман Маркович долго молчал, словно что-то окончательно решал для себя. Затем кивнул.

– Хорошо, я это сделаю, но при одном условии.

– Я тебя слушаю, Рома.

– После выполнения эксперимента ты должен будешь отпустить меня и Григорьева из города.

– Хорошо, Рома, – неожиданно легко согласился правитель. – Нет никаких проблем.

Он то, очень даже хорошо знал, что будет после окончания эксперимента. Очень хорошо.

– В таком случае, я согласен, – хмуро проговорил Березин. – Я могу увидеть девушку?

– Конечно. – Пантокрин вызвал референта. – Кулинашенский ещё здесь?

– Да, Ваша Гениальность. Сидит в приемной, ждет дальнейших указаний.

– Скажите, чтобы лично проводил Романа Марковича в тюрьму. Он в курсе.

– Хорошо, Ваша Гениальность!

Референт с Березиным вышли из кабинета.

Пантокрин откинулся в кресле, закурил любимую гаванскую сигару. Он был доволен. Все получается именно так, как он и задумывал. Иначе и не могло быть. Еще никому не удавалось его перехитрить.

Он сходил в туалет, а когда вернулся в кабинет, то увидел в кресле за приставным столом Татьяну. Она смотрела на него своими огромными синими глазами и улыбалась. Как?! Неужели?! Неужели она согласилась?! Он дал указание начальнику тюрьмы, что если Татьяна пожелает его увидеть, немедленно доставить её к нему. И вот она здесь. Это могло означать лишь одно – она согласилась выйти за него замуж. Старое сердце Пантокрина бешено заколотилось. Склеротические кровеносные сосуды грозили лопнуть от потока крови. Вот так-то, голубушка, с Пантокрином не нужно ссорится. С ним надо жить дружно. Он призывал себя к выдержке. Надо показать ей кто здесь хозяин. Но ноги непроизвольно засеменили к ней, руки задрожали от возбуждения, рот растягивала глупая счастливая улыбка. Он уже готов был упасть перед ней на колени и целовать, целовать, целовать её руки.

– Таня! Какое счастье!

– Здорово, Пантокрин! – неожиданно проговорила "Таня" густым басом и рассмеялась.

Сердце Пантокрина упало. Он едва не расплакался от разочарования. Хорош, нечего сказать! Кто же без его ведома доставит девушку к нему в кабинет? Нет, воистину, где присутствует любовь, там отсутствует логика. Точно. Он вновь попался на очередной розыгрыш демона статс-секретаря, властилина всех больших и малых пустнынь Бархана, мечтавшего сделать когда-нибудь из Земли одну сплошную пустыню. Он страсть как любил подобные розыгрыши.

– Здравствуй, Бархан, – мрачно сказал Пантокрин. – Все шутишь?

– А что делать, Пантокрин, при моей долгой жизни мне без шутки никак нельзя, шизануться можно. Из-за этого качества меня Хозяин и взял к себе на работу. Две с половиной тысячи лет я так удачно пошутил, что текли буквально реки крови от моей шутки. Так весело было. Мы с хозяином так смеялись, так смеялись. Да.

– Так это было ещё до нашей эры, что ли?! – удивился правитель.

– До вашей, Пантокрин. До вашей. У нас другое летоисчисление.

Бархан принял свой обычный вид. Теперь перед Пантокрином сидел жгучий брюнет средних лет с бледным лицом отъявленного злодея. Тонкие губи его кривила презрительная усмешка. Взор больших, темных бездонных глаз был холоден и ужасен. Правая щека время от времени начинала вдруг страшно и мерзко дергаться, отчего создавалось впечателние, что он издевается над собеседником. Правитель предпочитал не смотреть на него во время разговора.

– А ты, старый кобель, все плоть свою натешить не можешь? – мрачно, с сарказмом спросил демон.

– Ну зачем же ты меня так, – обиженно проговорил правитель. – Что же, прикажешь, мне век бобылем доживать что ли?

– Нет, я тащусь от твоего наива. Ты кому, блин, мозги запудрить хочешь? Кто ж тебя бобылем-то сделал, паскудник ты этакий? Может тебе, гаденыш, напомнить, кто супругу твою "замочил"?

– Не надо! – Пантокрин чувствовал себя очень маленьким и очень несчастным.

– Не надо! – передразнил его Бархан. И вдруг разревелся. Натурально. Со всхлипами, обильными слезами, соплями и прочим. Он очень любил подобные концерты.

Пантокрин с ненавистью смотрел на кривляющегося демона. Артист выискался! Спектакли здесь разыгрывает. Он не любил Бархана. Тот ему платил тем же. Потому не упускал случая поиздеваться над правителем, оскорблял его унизительными кличками. В выражениях демон не стеснялся. Отношения у них не заладились с первой же встречи. Пантокрин, скрипя зубами, терпел паскудство демона, так как прекрасно понимал – какие могучие силы стоят за ним. Стоит демону пошевелить лишь мизинцем, как от него, Пантокрина, мокрого места не останется.

– Фаина! Святая женщина! – причитал Бархан, кривляясь. Правая щека теперь дергалась не переставая. – За что этот сатрап, этот старый пердун, этот развратник лишил тебя невинной жизни?! Мало его, мерзавца, мужики с балконов сбрасывали, в прудах купали, все ему неймется. Увидел крутую задницу и слюнки сладкие у мерзавца потекли, трахаться захотелось. Вот и пострадала ты, Фаина, из-за ненасытного желания этого срамца, этого кобеля! Слышишь ли ты меня, святая женщина?!

– Слышу-у! Слышу, демон! – гулко прозвучал будто из загробной дали голос Фаины.

И хоть Пантокрин давно привык к подобным штучкам Бархана, все же по спине его прошел озноб, жутко стало. Он понимал, что статс-секретарь прибыл конечно не затем, чтобы поиздеваться над ним. Предстоит что-то серьезное. Скрипя сердце, правитель угодливо улыбнулся.

– Ты, Бархан, в таком почтенном возрасте, а употребляешь такие современные словечки, прямо как последний куклявый.

– Дурак ты, Пантокрин. Эти словечки придумывает у нас демон-шут, а уж потом внедрят их среди вашей молодежи. Он у нас такой выдумщик. Считает, что со временем все человечество будет разговаривать исключительно на его языке. И. похоже, все к тому идет. Ты мне лучше вот что скажи, Ромео, ты кроме своей любви способен о чем-нибудь ещё думать?

– Ну а как же. Я вот на медни шпиона разоблачил.

– Шпиона?! – Бархан расхохотался. – Шпиона, блин, нашел! Перепутал парень автобусы, а ты и рад стараться – есть повод поставить всех на уши в поиске врагов. Я тебя спрашиваю о Максиме?

Только тут Пантокрин вспомнил, что несколько дней назад он передал старшему черту письмо к Самому, где подробно рассказал о своем плане. Как же у него вылетело это из головы? Демон прав – виной всему так неожиданно свалившаяся на его голову любовь.

– Ну да, конечно, – пробормотал он. – Я даже провел с проповедником предварительную беседу.

– Опять, негодяй, врешь. Ты и думать-то об этом забыл со своей Татьяной. Оставь девку в покое. Ничего у тебя с ней не получится.

– Это мы ещё посмотрим, – набычился Пантокрин.

– Ну-ну, ищущий да обрясщет. Это твое дело, подонок. Ты ведь не можешь без того, чтобы не делать людям пакость. За это ты нам и нравишься. Потому и пал на тебя выбор. Так вот, Хозяину твой план приглянулся. Сегодня же приступай к его выполнению. Я присутствовал на проповеди Максима. Человек он несомненно умный и одаренный, а главное – способен зажечь своей идеей массы. А уж куда им идти будем решать мы. Верно?

– Верно, – разулыбался правитель. Ему были приятны слова демона. Но он понимал, что с нечистой силой надо держать ухо востро. Потому спросил:

– А не украдет мою идею, кто-нибудь из ваших бесов?

Бархан рассмеялся, укоризненно покачал головой.

– Как говорил мой приятель Гоби: "Не надо искать черную кошку в темной комнате", Пантокрин.

– Но как мне пониться, это сказал какой-то китаец?

– Ну да, – кивнул демон и загадочно усмехнулся. – Все мы отчасти китайцы. Ты должен уяснить себе очень простую истину, что если твой план одобрил сам Мефисто, то это значит – ты застрахован от неприятностей. Понял?

– Спасибо! Передай искренную признательность Самому.

– Передам. Что ж, действуй, негодяй. Действуй. Скоро ты из Пантокрина-мерзавца, станешь Пантокрином Святым. Хотя мерзкая суть твоя от этого, вряд ли, изменится. Соответствующую биографию великомученика и правдолюбца мы тебе обеспечим. Наши черти-писарчуки уже принялись за дело. Ну ладно, бывай, волчара, твори свои пакости! Я через недельку наведаюсь.

И демон исчез, растворился в воздухе.

А Пантокрина обуяла жажда деятельности. Но было уже слишком поздно и пора было подумать о покое.

Ранним утром следующего дня к нему в кабинет доставили Максима. Он спокойно поздоровался и сел в предложенное правителем кресло, внимательно взглянул на него большими скорбными глазами.

– Как поживаете, святой отец? – вкрадчиво спросил Пантокрин.

– Спасибо, брат, хорошо.

– Здесь столько пришло писем от ваших благодарных прихожан с просьбой разрешить вам читать проповеди каждое воскресенье. Все восторгаются вашим умением донести слово Создателя до их душ. Я решил удовлетворить их просьбы. Вы не против?

– Спасибо! Буду только рад, – все также спокойно ответил Максим, хотя по проступившему на лице румянцу, было видно, что ему приятны отзывы "прихожан".

– Вы знаете, отец Максим, я долго думал о нашем с вами последнем разговоре, долго мучался. Вы были правы – меня обуяла гордыня. Обуреваемый ею, я, грешный и жалкий, аки червь земной, возомнил себя сверхчеловеком, способным встать вровень с Богом. Я даже придумал потешного бога Линитима Искусителя и заставил людей поклоняться ему. Грех мой велик, а искупление будет тяжким. Но я готов к нему. Особенно я понял это после смерти моей жены. Ее смерть послана мне в наказание! – Пантокрин выдавил из глаз две слезы и они очень впечатляюще покатились по его дряблым щекам. – Что я могу для вас сделать, святой отец, чтобы искупить хоть частично свою вину перед Создателем?

– Я радуюсь вашему покаянию, брат. Отпустите меня и моих товарищей из города, чтобы мы смогли продолжить, начатое здесь. Этим вы положите начало икуплению грехов своих.

– Я согласен, святой отец. Но позвольте спросить – что вы намереваетесь делать, покинув наш город?

– Я с друзьями обойдем все города и веси великой и необъятной Земли, чтобы донести слово Создателя до каждого человека.

– Но это невозможно! – воскликнул правитель.

– Так будет. Мне было видение.

"Он шизофреник, – подумал Пантокрин, с ненавистью глядя на молодого проповедника. – От таких вот чокнутых фанатиков с горящими глазами все смуты на Земле. От них. Точно".

– И все равно это невозможно, святой отец. И потом, зачем при современной технике вам понадобился столь древний способ? К тому же, существует же и языковый барьер?

– А что вы, брат, можете предложить иного?

– Я предлагаю вам немедленно сесть за стол и изложть все свои великие мысли на бумаге. Мы их переведем на все языки мира, издадим милионными тиражами, чтобы каждый житель планеты, смог бы с ними познакомиться. Ну как?!

– Заманчиво. Очень заманчиво, брат, – задумчиво проговорил Максим. Но нет ничего важнее живого слова.

– Э, не скажите. Печатному слову люди верят гораздо больше. Можете уж поверить моему опыту. А после издания вашей книги, мы обеспечим вам ряд выступлений по всемирному телевидению. Вот вам и живое слово, прямое ваше обращение к пастве. По-моему, игра стоит свеч, а?!

– Игра?! – недоуменно спросил Максим. – О какой игре вы говорите, брат?

– Извините, святой отец! Неправильно выразился. Я в том смысле, что вы быстро и без особых хлопот сможете донести слово Создателя до каждого землянина. А моя ничтожная помощь в этом великом деле – будет моим искуплением грехов.

– Вы меня уговорили, брат. Я согласен.

– Вот и замечательно! – обрадовался правитель, что так легко удалось уговорить Максима. – Мы вам предоставим все условия для творчества.

– Спасибо, брат, за заботу и хлопоты. Небесный отец наш этого не забудет.

– У меня к вам, святой отец, будет небольшая просьба.

– Да, слушаю.

– Во втором бараке находится очень опасный и очень греховный человек, некто Григорий Орлов. Он мой дальний родственник по линии жены. Жаль парня, обуял его бес. Вы бы с ним поговорили, вернули бы в лоно веры.

– Хорошо, брат. Я попытаюсь, – пообещал Максим.

После его ухода Пантокрин сорвался с места, забегал по кабинету, запотирал от возбуждения ручками, заприхлопывал, запритопывал. У-ха-ха! А-ха-ха! И-ха-ха! Замышляется такая великая подлость! Можно ли здесь быть спокойным?! Ох, хитер-бобер! Ох, хитер! Скоро, очень скоро этим умным идиотом, этим наивным попиком будет написана книга и в милионных экземплярах заполонит мир, завладеет умами и душами людей. А на обложке золотыми тисненными буквами будет выведено: "Пантокрин Великомученник" и его портрет, олицетворяющий кротость и смирение. Эти маляры-художники придадут его лику соответствующий вид. В этом можно не сомневаться. Он станет... Он станет... На него ещё при его жизни будут молиться! Его будут почитать за великого святого, не понимая того, что поклоняются подлецу. Вот будет хохма, так хохма! Такой грандиозной хохмы он ещё никогда не придумывал! Эти глупые, никчемные людишки, ведомые им, с младенческой улыбкой на устах прямой дорогой пойдут в объятия сатаны, наивно полагая, что идут к своему Богу Создателю. Ха-ха! Хи-хи! Хо-хо! Нет, такую великолепную вселенскую мерзость может придумать только очень незаурядный человек! Очень назаурядный!

Пантокрин ещё долго радовался и гордился собой.

2. Березин начинает действовать.

Когда Березин в сопровождении Кулинашенского прибыл в тюрьму, перовое, что решил сделать – освободиться от опеки начальника полиции. Поэтому сказал:

– Спасибо, Василий Петрович! Теперь я сам. Правитель предоставил мне полную свободу действий.

Кулинашенский стушевался, не знал как ему поступить. Он уважал ученого. Уважение это было настолько стойким и глубоким, что на него не повлияли ни отстранение Березина от дел, ни даже помещение в сумасшедший дом. Он доподлинно был знаком с интригами "царского двора" и понимал, что ученый ни в чем не виноват.

Потоптавшись в нерешительности, он сказал:

– А не боитесь, Роман Маркович, что вас здесь могут принять за заключенного?

– Нет, не боюсь. Здесь же служат все мои "дети".

– Тоже верно, – кивнул начальник полиции. Прокашлялся и все ещё неуверенно произнес: – Ну тогда счастливо, стало быть, оставаться.

– Спрасибо, голубчик! Спасибо!

После ухода Кулинашенского Роман Маркович обрел уверенность. План Орлова стал понемногу обретать очертания. Теперь предстояло найти куклявых стражников Толю и Колю. Он разыскал караульное помещение, вошел. Четверо стражников сидели за столом, пили чай и играли в домино. Двое в углу играли в карты, как понял ученый, в "21" на интерес. Но Толи и Коли среди них не было. На Березина никто не обратил внимания.

– Здравствуйте, ребята! – поздоровался он.

Лица куклявых одновременно повернулись к Березину, вытянулись от удивления. Они никак не ожидали увидеть своего создателя здесь, в тюрьме. Нестройно поздоровались:

– Здравствуйте, отец!

"Отцом" называли его все куклявые, и те, кого он создавал лично, и те, кто был создан уже после него, так как все прекрасно понимали – кому они обязаны возвращением из мира теней в реальный мир.

– Я хотел бы увидеть Толю и Колю, ребята?

– Они во втором блоке, отец, – ответил старший караула, рыжеватый крепкий малый с разбойничьим лицом.

Березин помнил этого парня. Именно с него стражники были поставлены на поток.

– А где содержится суперагент Татьяна?

– Там же, во втором блоке, – ответил старший.

– А как мне туда пройти?

Старший оглядел своих подчиненных и, остановив свой выбор на одном из них, сказал:

– Миша, проводи, папу.

По длинным мрачным коридорам, через множество металлических решетчатых дверей они прошли во второй блок и вошли в точно такое же, как первое, караульное помещение. Здесь Березин и увидел Толю и Колю. Кроме них в помещении никого не было. И это тоже была удача. Он повернулся к своему провожатому:

– Спасибо, Миша. Можешь быть свободен.

Тот ушел. Березин с любопытством стал рассматривать друзей Орлова.