Текст книги "Город"

Автор книги: Владимир Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

– Березин? – догадалась референт, кого имеет в виду шеф.

– Вот именно. Так вот, этого сукиного сына срочно ко мне. Ясно?

– Будет исполнено, Ваша Гениальность.

Когда референт вышла, правитель вскочил из-за стола, стал в возбуждении бегать по кабинету. Мысль о девушке не давала ему покоя, жгла изнутри, будто там находились горячие угли. Она ему отказала! Она?! Ему?! Немыслимо! До сих пор в это с трудом верилось. Ну ладно отказать, так она ещё и по мордам хлестать! Нет, так это ей не сойдет. Она все равно будет его. Он ещё никогда не отступал от задуманного, всегда добивался своего. Она будет его пусть даже в качестве куклявки. Так даже лучше. А то что она куклявка никто и не узнает. Березина, как сделает свое дело, надо спокойно убрать. И все будет шито-крыто.

И он вновь удивился своему хитрому и изворотливому уму. И остался этим очень доволен. Очень.

8. Смена лидера.

Григорий ожидал увидеть в сумасшедшем доме исключительно нормальных и исключительно порядочных людей, но его поджидало разочарование. Когда стражники, проведя не менее чем через дюжину стальных дверей с автоматическими запорами, втолкнули его в дверь низкого и мрачного барака, то Орлов увидел множество совершенно глупых, заросших бородами и грязных физиономий, злобно и подозрительно его рассматривающих. Из толпы вышел низкорослый крепыш и, подойдя к нему, выпучив глаза и хищно оскалившись, заорал:

– Свободу Луису Карвалану!

"Так вон где тебя еще, товарищ, носит?" – подумал Григорий, с сочувствием глядя на него. Сжав кулак и выставив его вперед, он также закричал:

– Но пасаран, комрад!

И тут же был принят за своего. Крепыш подошел к нему вплотную, дружески улыбнулся, протянул руку, дыхнул в лицо гнилью своего рта:

– Ветров Семен.

Поборов отвращение, Григорий также улыбнулся в ответ, пожал руку.

– Орлов Григорий. – Рука у Ветрова была сухая и сильная.

– Как там на свободе, Орлов Григорий?

По этому вопросу Орлов, грешным делом, подумал, что Ветров до этого лишь работал под психа. Ответил шутливо:

– Как у негра в этой самой. Сплошной мрак!

– Ты негров не трожь, товарищ! – строго сказал Семен.

И Григорий понял, что шутить здесь очень даже опасно.

– Хорошо, товарищ, не буду! – серьезно заверил Орлов.

– Все управляет сатрап, предатель мировой революции?

Теперь, Григорий так понял, что Ветрова занесло уже в начало тридцатых годов, когда вожди пролетариата вели непримиримую борьбу за власть и влияние в партии, а у простых холопов чубы трещали, да и не только чубы.

– Нет, сатрапа мы давно разоблачили, товарищ! Но пока вы тут сидели, Орлов обвел строгим взглядом собравшихся. Теперь все слушали его с неподдельным вниманием. И он увеличил накал своего голоса, придав ему больше "революционной" страсти и пыла: – Пока вы здесь протирали штаны и нажирали животы, свора ренегатов захватила власть и реставрировала старые порядки! Вы, товарищи, не революционеры! Нет! Вы черт знает что такое, товарищи! Вы черное пятно на непорочном теле мировой революции. Вот кто вы такие. Революция, можно сказать, в опасности, а вы тут бока пролеживаете. Это как надо понимать, я вас спрашиваю? Иначе, как предательство интересов мирового пролетариата, я это понять не могу. Да-с!

– Но ты ведь видел, товарищ Орлов, какая здесь охрана, – попытался оправдаться Ветров.

Но Григорий закричал пуще прежнего и затопал ногами.

– Для настоящего революционера нет и не может быть никаких преград!

Ветров трусливо вжал голову в плечи и юркнул в толпу. Орлова окружили бородатые психи – "соратники по партии", сразу и безоговорочно признав его за старшего. В местной "партячейке" произошла смена лидера.

– А как обстоит дело в соседних бараках? – деловито поинтересовался Григорий.

Его новые бородатые товарищи хмуро, стыдливо потупились.

– Так в чем же дело? Я спросил, как обстоит дело в соседних бараках? Кому не ясен вопрос?

– Нас туда не пускают, – раздался из толпы глухой баритон.

– Как это надо понимать? Кто не пускает? Стражники?

– Да нет, сами психи, – ответил тот же голос.

– Психи находятся там, товарищ, – Орлов указал рукой на дверь. – За этим высоким забором. А здесь томятся совершенно нормальные люди. Просто это лишний раз доказывает, что я прав – вы совершенно разучились работать с массами. Но ни буду я Григорием Орловым, если не научу вас этому. И первое что сделаю, лично преподам вам урок такой работы и тут же отправлюсь в соседние бараки. Мое отсутствие прошу воспринимать без паники, с должным хладнокровием и партийной выдержкой. С сегодняшнего дня переходим на нелегальное положение. Если стражники и санитары будут мной интересоваться, то ни в коем случае не говорите правду. Скажите, что ушел в такой-то почтовый ящик. Можете называть любой номер. Все равно, пока они его расшифруют, я уже вернусь обратно. Все ясно?

– Так точно, товарищ Орлов, – ответили они дружным хором.

"Кажется я последние мозги им заплел своим выступлением", – мысленно усмехнулся Орлов.

Под одобрительный гул, он покинул барак.

Вот так впервые Григорий приобщился к "револючионной борьбе" за права трудящихся.

Пантокрин и его гопкомпания рассчитывали как следует проучить его, поместив в барак к психам. А вышло совсем даже наоборот, – Орлов стал их вождем и очень запросто может направить их отрицательную энергию на свержение режима. Что в конечно счете может привести к положительному результату. Но это, так сказать, крайний вариант, когда, уж если помирать, так с музыкой. Наверное прав Березин – он действительно везучий парень.

9. Среди своих.

Орлов подошел к двери барака, такого же убогого, как и прежний, и осторожно постучал. Услышав в ответ:

– Кого ещё черт несет! – открыл дверь и увидел (наконец-то!) простые человеческие лица, глядящие на него без всяких предубеждений, с нескрываемым любопытством.

– Супершпион Остального мира Григорий Орлов, – бодро представился он.

В ответ послышался смех. Возникло оживление, шум. О нем здесь знали и это грело душу. Разбуженные шумом "психи" спрашивали:

– В чем дело?

– Да Орлов к нам прибыл, – отвечали им.

– Какой ещё Орлов?

– Ну, шпион.

– Тот самый?!

– Тот самый.

– Да ты что?! Правда что ли?!

Григория обступили со всех сторон.

– А говорили, что ты двухметрового роста и запросто гнешь подковы, сказал белобрысый паренек лет восемнадцати, не больше.

– Это Пантокрину и его нечести со страху показалось, – ответил Орлов.

Его слова были встречены дружным смехом. Шутки здесь понимали и это также грело душу. Давно Григорий не бывал в компании нормальных людей с нормальной реакцией.

– А что же ты без стражи пришел? – поинтересовался стоявший рядом с Орловым кудрявый словно барашек блондин примерно лет тридцати.

– Они меня в первый барак посадили.

– Так ты оттуда что ли?! – Глаза у блондина стали круглыми и по-детски наивными.

– Ну. А что тебя удивило?

– И сколько ты там пробыл?

– Время не засекал, но минут примерно тридцать. А что?

Раздался гул голосов, недоверчивые выкрики: "Заливает", "Не может этого быть!", "Может это и не Орлов вовсе".

Орлов ничего не понял. Обратился за разъяснением к блондину:

– В чем дело? Откуда такое массовое недоверие к товарищу по несчастью?

– Дело в том, что из первого барака ещё никому не удалось так легко вырваться. В каждом новеньком они видят либо шпика, либо провокатора и устраивают ему проверку. Редко кто эту проверку проходит благополучно. Обычно она кончается "революционным трибуналом" и ликвидацией "провокатора". Вот почему мы все сомневаемся, что тебе так легко удалось оттуда вырваться.

– Ничего себе – легко! Для этого мне пришлось стать их партийным лидером.

Вновь послышались возгласы изумления.

– Ты шутишь что ли? – спросил недоверчивый блондин.

– Нисколько.

И Григорий поведал им о своем пребывании в бараке психов, кое-что, конечно, для юмора приврав. В конце его рассказа все буквально катались по полу от смеха.

Из глубины барака выступил пожилой поджарый и высокий мужчина с умным интеллигентным лицом, цепким и внимательным взглядом серых глаз. Улыбаясь, он подошел ко Орлову, протянул для приветствия руку:

– Здравствуйте, Григорий Александрович! Разрешите представиться Григорьев Антон Антонович.

– Здравствуйте, Антон Антонович! – Орлов ответил крепким рукопожатием. – Откуда вы знаете как меня зовут?

– От Березина. Он рассказал о вашей встрече. Сказал, что вы очень везучий человек. Теперь вижу, что он прав. Но, как говорится, одного везения мало, нужно ещё и голову на плечах иметь. Верно?

– С вами трудно не согласиться, – скромно ответил Орлов. – А где же Роман Маркович?

– Он там лежит, – махнул Григорьев рукой в глубину барака. – Эти подонки его здорово избили. Вот – отлеживается. Пойдемте.

Орлов пошел вслед за Григорьевым и метров через пятнадцать увидел лежащего на нарах Березина. После их встречи он здорово сдал. Осунулся, глаза ввалились, губы стали черными от запекшийся на них крови. Видно ему действительно здорово досталось. Встретил он Григория радостной улыбкой.

– А ты, Гриша, как всегда молодцом. Слышал твой рассказ, едва со смеху не помер. Антон прав – здесь одного везения мало. Точно. Да, но как же тебя угораздило сюда попасть?

И Орлов рассказал о своей встрече с Пантокрином, опять же для приврав, но так самую малость. Около них вновь собралось все население барака. И опять в финале все были в лежку от хохота.

– Он что, так и сказал: "Изыди, сатана"?! – спросил Березин, переведя дух.

– Да провалиться мне на этом месте.

– И перекрестил тебя?!

– Ну.

– Ой, не могу! – Березин схватился руками за живот. – Ха-ха-ха! Вот это дал ты ему жизни! Вот отчего он тебя направил сюда. Это надежней любой тюрьмы. А главное – не надо никаких судов.

– Отсюда что же, невозможно выбраться?

– Только на тот свет, – ответил печально Березин.

– А если бросить в прорыв первый барак? Эти фанатики согласятся на что угодно.

– Во-первых, Гриша, это не совсем гуманно, и совсем не этично. Они все же люди, да к тому же больные. А во-вторых, это ничего не даст. Преодолеть три забора, два из которых под напряжением в 380 вольт, невозможно.

– А подкоп? – спросил Орлов Григорьева. – Подкоп пробовали?

Тот покачал головой.

– Бесполезно. Вся территория находится как бы в бетонном коробе. Чтобы сделать подкоп, нужен, как минимум отбойный молоток.

– Да, утешили вы меня, нечего сказать, – окончательно скис Григорий. Шутить сразу расхотелось.

– Ложись, Гриша, отдохни, – предложил Березин. Повернулся к собравшимся. – Расходитесь, друзья мои. Кина больше не будет. Дайте человеку отдохнуть.

А Орлов вдруг действительно ощутил страшную усталось. Ни слова ни говоря, забрался на нары, уткнулся головой в твердую и влажную подушку и сразу отключился.

10. Главврач Сиюминутов.

Бывший пожарник Илья Ильич Сиюминутов был назначен на должность главного врача сумасшедшего дома полгода назад. Поначалу он откровенно оробел от свалившейся на него ответственности. Но немного поразмыслив, успокоился. Ну и что, что в этом деле он, как говорится, ни уха, ни рыла. Ничего страшного. Ведь и пожары тушить он раньше не умел. Научился же. И здесь научится. А уже через пару месяцев лишний раз убедился в своей правоте. Более того, новая должность во всех отношениях была предпочтительней прежней. Там нет-нет, а пожары случались. А тут никаких тебе пожаров. Куклявые охранники и санитары дело свое знали. Побег из сумасшедшего дома был исключен ещё при его строительстве. А лечение психов? Пара таблеток психотропного на ночь – для этого особых знаний не нужно. Так что Илья Ильич был очень доволен своей новой должностью.

Вчера утром ему позвонил сам премьер-министр и сказал, что к ним доставят шпиона Остального мира.

– Того самого? – решил уточнить Сиюминутов, но очень скоро об этом пожалел. Премьер Грязнов-Водкин был не в духе.

– Ты что, кретин, издеваешься, так-перетак! – взревел он. – Какой ещё тот самый? У нас что, шпионы табунами по городу ходят?!

– Извините, Ваше Высокопревосходительство! – пролепетал Илья Ильич. Я как-то, действительно, ни того. Извините!

– Поместишь его к политическим. К коммунякам этим сраным. Понял?

– Но ведь они его того... этого, – робко сказал Сиюминутов.

– Вот именно. Но это уже не наша забота. Правильно?

– Как прикажите, Ваше Высокопревосходительство! Исполним в лучшем виде. Не сомневайтесь.

Шпиона привезли после обеда. Сиюминутов, сгораемый любопытством, сам вышел его встречать. Но внешний вид шпиона явно разочаровал главврача. Даже не верилось, что вот этот высокий блондин с простоватым симпатичным лицом совершил все те подвиги, о которых ходили легенды в городе.

"Выдумки все это", – лениво подумал Сиюминутов, отворачиваясь и теряя всякий интерес к шпиону.

– Будьте любезны, в первый барак его, – дал он указание начальнику конвоя.

Глаза у того округлились от удивления. Однако, его программой не были предусмотрены сомнения в правильности приказов начальства. Поэтому, он прищелкнул каблуками и прокричал:

– Слушаюсь!

Сиюминутов стал ждать дальнейшего развития событий. Участь шпиона была практически предопределена. Пациенты первого барака каким-то непостижимым образом, почти что звериным чутьем выявляли чужака. Илья Ильич знал, каких трудов прежнему главврачу стоило внедрить в их среду агента. Первые два были казнены по приговору "ревтрибунала" психов. Пришлось выписывать из психолечебницы Остального мира старого агента по кличке Зять. Тот начинал свою деятельность ещё при Иосифе Виссарионовиче – активно выявлял врагов народа. За что был награжден золотой медалью ВДНХ и почетной грамотой за подписью самого "отца народов". Во времена "хрущевской оттепели" успешно стучал на диссидентов. А в период "застоя" разоблачал внутрипартийных функционеров, пачками отправляя их в сумасшедший дом. Но здесь его поджидала крупная неприятность. Он написал жалобу на ещё более заслуженного стукача и сам угодил в психиатрическую больницу, где из него по всем правилам науки сделали законченного психа. После этого он оттуда практически не вылазил. Зятя в первом бараке приняли за своего и он регулярно снабжал главрача информацией. Но наряду с правдивой информацией, он, по старой привычке, писал многочисленные доносы на своих товарищей по несчастью.

Через час после водворения шпиона в первый барак от Зятя поступило сообщение, что вновь прибывший Григорий Орлов после непродолжительного митинга, отстранил прежнего лидера Семена Ветрова и сам возглавил парторганизацию. Очень нелестно отзывался о правителях города и всего Остального мира. Ушел в другие бараки агитировать за создание в сумасшедшем доме широкой коммунистической оппозиции.

Сиюминутов был настолько ошеломлен этой информацией, что не смог в неё поверить. Послал стражника в первый барак проверить её достоверность. Тот вернулся обескураженным и долго не мог сообразить, с чего начать свой доклад.

– Ну что ж вы, голубчик, застыли как мадригал. (Илья Ильич любил употреблять слова, значение коих сам не знал) Шпион в бараке? – не выдержал главврач.

– Нет, его там нет, – активно замотал головой стражник.

– А где он?

– Дак психи говорят, что ушел в какой-то почтовый ящик.

– В какой еще, я извиняюсь, почтовый ящик?! – вскричал вне себя Илья Ильич.

– Дак не знаю. Кажный псих называет разный номер.

– Конспираторы, мать вашу! – в сердцах выругался Сиюминутов, чего прежде никогда себе не позволял. Ему было столь необычно услышать от себя подобное, что он очень сконфузился. Теперь он воочию убедился, – насколько может быть обманчив внешний вид человека и насколько опасен и коварен шпион.

Илья Ильич долго не решался позвонить премьер-министру, заранее предвидя его реакцию. Этого неотесанного мужлана, ругающегося, как ломовой извозчик, добившегося высокого положения в городе исключительно своим хамством, беспардонностью и лишь отчасти природным умом, Сиюминутов, как потомственный интеллигент, терпеть не мог и откровенно боялся. Прадедушка Ильи Ильича ещё при царе Николае служил в Ростове при почтовом ведомстве и сочинял шарады для Санкт-Питербургских "Почтовых ведомостей", а прабабушка танцевала в ресторации золотопромышленника Петяева. Памятуя о своей родословной, Сиюминутов даже к куклявым охранникам обращался на "вы" и говорил – "голубчик".

В конце-концов он решил, что чем дольше откладваешь неприятный разговор, тем будет труднее на него решиться, и снял телефонную трубку.

Грязнов-Водкин сообщение главврача воспринял, на удивление, спокойно. Правда ругнулся пару раз, но больше не от возмущения, а по привычке, спросил:

– Он мог сбежать из вашего дурдома?

– Нет-нет, это исключено Ваше Высокопревосходительство, – заверил Сиюминутов.

– Ну тогда хрен с ним, пусть болтается. – И уже с восхищением сказал: – Нет, но каков гусь!

– Да, личность исключительная! – согласился главврач.

Рано утром премьер-министр позвонил Сиюминутову домой, когда тот ещё нежился со своей второй молодой женой в постеле. С назначением на должность главврача он получил возможность обзавестись второй женой. Но с появлением куклявок в городе стал ощущаться дефицит на настоящих женщин. Поэтому Илья Ильич благодаря своим многочисленным связям выписал себе вторую жену из Остального мира.

Илья Ильич взял телефонную трубку и слегка хриплым спросонья голосом сказал:

– Алло! Сиюминутов слушает.

– Привет, хрен моржовый! Все ещё дрыхнешь со своей новой телкой?

Хамство премьера буквально покоробило эстетические чувства главврача, вызвало в его тонкой натуре волну возмущения.

– Здравствуйте, Ваше Высокопревосходительство! – подчеркнуто сухо поздоровался он. – Нет, уже проснулся. Слушаю вас внимательно.

– Ты должен сегодня отравить этого козла, этого шпиона. Как понял?

От подобного задания Илью Ильича даже пот прошиб.

– Н-но я н-не м-могу. Я же в-врач, – проговорил он растеряно, жутко заикаясь.

– Какой ты врач, – презрительно сказал Грязнов-Водкин. – Ты такой же врач, как я – Линитим Искуситель. Отравишь. Это приказ самого Наисветлейшего Пантокрина.

– Ну, хорошо, – пролепетал в полуобморочном состоянии Сиюминутов. – Я дам задание своему помощнику.

– Никаких помощников, – жестко и безапелляционно проговорил премьер. Ты это сделаешь сам.

– Но у меня не получится! – захныкал главврач.

– Получится. Еще как получится. А если не получится... – Премьер выдержал многозначительную паузу. – Тогда будешь вместе с куклявыми охронять хлюндявых. Такая перспектива тебя устраивает?

От подобной угрозы Сиюминутов едва не лишился чувств. "Хам! Мужлан! Грубиян! Какой невоспитанный!" – кричало в нем возмущение. Ну, отчего к власти приходят такие грубые, неотесанные люди? И почему интеллигентные и утонченные натуры должны им подчиняться? Где она – справедливость?! И главное – этот нехороший человек, если что, выполнит свою угрозу. Обязательно выполнит. Нет-нет, только не это. Лишиться такого теплого, такого замечательного во всех отношениях места он не мог. Вместе с местом он потеряет и свою божественную Людочку, такую прелесть, такую озорницу. И он обреченно, но верноподданнически сказал:

– Я все сделаю, Ваше Высокопревосходительство! Не сомневайтесь.

– А я и не сомневаюсь. Ты, ежели прикажу, и свинью в задницу поцелуешь. – Грязнов-Водкин громко рассмеялся, очень довольный своей грубой шуткой.

– Зачем вы меня обижаете, Ваше Высокопревосходительство! Чем я заслужил подобного к себе...

– Хватит блеять, что козел, – перебил его премьер. – Тебе посыльный принесет от Наисветлейшего порошок. Подсыпишь его шпиону. Понял?

– Но как я это сделаю?! – в отчаянии спросил Сиюминутов.

– А это уж твоя забота. Пригласи его к себе на чашку кофе. Ну и того... Словом, действуй. Все! – Премьер-министр положил трубку.

А Илья Ильич ещё долго лежал с трубкой в руке, лелея в сердце обиду и теша оскорбленное достоинство. Как трудно стало жить истинно интеллигентному человеку среди этого варварства, невежества и хамства. "А судьи кто?!" Ха-ха! Боже, Боже, куда всё катится? К закату. К своему неминуемому закату! Бедное, бедное человечество! Спасти тебя уже нет никакой возможности!

Затем, благополучно проглотив и обиду, и оскорбление, главврач встал, оделся, позавтракал и оправился на работу. В приемной его уже ждал посыльный от Наисветлейшего. Сиюминутов пригласил его в кабинет. Посыльный передал ему небольшой бумажный пакет и, достав из кармана тетрадь, раскрыл её, выложил на стол перед главврачом и деловито сказал:

– Распишитесь в получении.

– Это ещё зачем?! – откровенно струсил Илья Ильич.

– Не знаю, – пожал плечами посыльный. – Мне так велено.

– Кем велено?

– Сам Наимудрейший, Наисветлейший, Лучезарный правитель наш Пантокрин Великий сказал: "Возьми расписку, а то мало ли чего. Путь так и напишет отраву получил, и распишется".

"Экие они там все, право слово, интриганы! – в глубине души возмутился Сиюминутов. – Какие канальи! Этак они меня этой распиской до конца дней будут на крючке держать".

С тяжелым сердцем он написал все, что от него требовалось, расписался и передал тетрадь посыльному. После его ухода главврач вызвал к себе заместителя и дал указание разыскать шпиона и доставить его к нему в кабинет. А сам стал готовиться к встрече, высыпав порошок на дно чашки, предназначавшейся Орлову.

11. Отравление.

Проснулся Григорий глубокой ночью. Свет в бараке был погашен и лишь у входа подслеповато мигала синяя лампочка. Спали здесь неспокойно. Кто-то что-то бессвязно бормотал, кто-то кричал, кто-то молил о помощи. Похоже, что и во сне людей мучили дневные проблемы. Вот влип так влип! По самую, что называется, маковку. Неужели же нет никакого выхода? Неужели всю оставшуюся жизнь гнить в этом сумасшедшем доме? Перспектива, да?! А как там Таня? Он представил, как нелегко ей сейчас. И от бессилия помочь ей ему совсем стало нехорошо. Так паршиво, что дальше некуда. И он заплакал. Натурально разревелся, как какой-нибудь маменькин сынок. И вновь очень и очень пожалел, что не принял предложение Бога. Жил бы сейчас себе со своей Свет-Танюшей в прекрасном белокаменном доме и уже забыл бы и об этом городе, и о Пантокрине, и о его банде, и о нечистой силе. В конце-концов всему есть предел, Как сказал сатана: "Плохо, когда оптимизм граничит с глупостью". Князь тьмы прав, тысячу раз прав. Он, Орлов, переоценил свои возможности. Явно переоценил. Однако, что это он ревет, как худая девчонка. Это совсем никуда не годится. Но сколько он не призывал взять себя в руки, ничего не помогало. Прежде, даже в последние годы и даже в самых патовых ситуациях (уж на что скверно было), он себе этого не позволял, считал ниже своего достоинства до такой степени раскисать. А сейчас ревел, и даже не чувствовал ни стыда, ни угрызений совести. Словом, совсем Орел дошел до ручки, стал постепенно деградировать и превращаться в мокрую курицу. Посмотрели бы на него в эту минуту его КВНовские ребята. Они бы его просто не узнали и прошли мимо. Точно. Все-таки этот мерзавец Пантокрин его переиграл. Впрочем, будь у него такие возможности, как у этого дряхлого правителя, тот бы имя свое забыл и до конца дней своих жалел бы, что родился на свет Божий. Честно.

Но неужели все же нет никакой возможности отсюда вырваться? Если бы была, то такие умные люди, как Березин и Григорьев, обязательно бы до неё додумались. Следовательно, такой возможности действительно нет. Тоска зеленая, да и только! И все же паниковать ещё рано. Нужно думать, как выбраться из этого гадюшника, в смысле, сумасшедшего города.

Он вновь закрыл глаза и попытался уснуть. После нескольких попыток это ему удалось.

Утром Орлов проснулся от дикого завывания сирены. Ничего не понимая спросонок, он вскочил, поспешно оделся, выбежал в проход, где его новые товарищи строились в колону по четыре. Увидев Березина, Григорий подбежал к нему, спросил:

– Что случилось, Роман Маркович?

– Ничего не случилось, – ответил тот. – Начальство известило, что нам пора завтракать.

– А почему сирена?

– У нас по любому поводу сирена, – усмехнулся Березин. – Главврач прежде работал начальником пожарки. Оттуда и принес сюда любовь к пожарным сиренам. Мы к ним уже привыкли.

В это время в барак вбежал куклявый надзиратель и истошно закричал:

– Шпион! Вы не видели шпиона?!

– Что же вы шумите, милейший? – выступил вперед Орлов.

Надзиратель удивленно его рассматривал, будто не верил своим глазам. Затем, почтительно спросил:

– А вы почему здесь, господин шпион?

– А где же мне быть?

– В первом бараке сказали, что вы ушли в какой-то почтовый ящик.

– В почтовый что?

– Ящик.

– И как вы это себе представляете? Я что, – заказное письмо или ценная бандероль?

– Я не знаю, – вконец стушевался надзиратель. – Там так сказали.

– А если бы вам сказали, что я в составе международной экспедиции отправлися, к примеру, на Марс. Чтобы вы тогда стали делать?

– Дык я того, этого... – Лицо куклявого раскалилось, глаза стали совсем никакими. А затем, кожа и мышцы стали стекать на пол. Из горла теперь вырывалось лишь какое-то жалкое бульканье.

– Ну-ну, дружок, успокойся, – пожалел свое детище Березин. – Господин шпион пошутил. Он у нас большой шутник.

Стражник быстро восстановил свой прежний облик и, глядя на ученого, сказал смущенно:

– Извините, отец, меня замкнуло маленько.

– Ничего, бывает, – добродушно похлопал его по плечу Роман Маркович. Так что тебе нужно от господина Орлова?

– Его вызывает главврач.

В кабинете главврача совсем недавно был произведен ремонт. Еще не выветрился запах краски, мастики, клея. Стены были затянуты в светло-коричневую кожу, паркетный пол ослеплял своим великолепием. Слева у ближней стены стоял г-образный диван и журнальный столик, на котором красовалась хрустальная ваза с букетом ярко-желтых лилий, распространяющих резкий пряный запах. По стенам развешены портреты известных людей города. С некоторыми из них Орлову уже приходилось встречаться. Все это впечатляло. Хозяин кабинета, по всему, любил роскошь, знал в ней толк и мог её себе позволить. Но главным достоинством кабинета являлся несомненно большой орехового дерева стол. Внешняя его сторона, обращенная к двери, представляла собой что-то вроде балюстрады. Фигурные столбики были исполнены с такой любовью и таким мастерством, что стол мог быть украшением любой выставки прикладного искусства.

За столом сидел мужчина лет сорока пяти с несколько полноватым, но довольно привлекательным лицом, на котором было столько приязни, даже сочувствия, что Григорий, грешным делом, подумал: "А туда ли я попал?"

Стражний вытянулся во фрунт и отрапортовал:

– Шпион Остального мира Григорий Орлов по вашему приказанию доставлен!

– Хорошо, хорошо. Спасибо, голубчик! А теперь, ступайте, ступайте. Главврач замахал рукой в сторону двери.

После того, как куклявый стражник вышел, он обратил свой взгляд на Орлова, долго с удовольствием его рассматривал.

– Вот вы каков, Григорий Александрович! – пророкотал он приятным баритоном, на московский манер растягивая "а". – Рад познакомиться! Главврач встал из-за стола, вальяжной походкой подошел к Орлову, протянул руку. – Разрешите представиться. Сиюминутов Илья Ильич – главный, так сказать, врач этого заведения.

Григорий не имел ни малейшего понятия для чего он вызван главврачем, но решил не ударить в грязь лицом и доказать этому приятному во всех отношениях господину, что пациентом руководимого им сумасшедшего дома он стал на законных основаниях. Его рукопожатие вызвало на лице Сиюминутова гримасу боли, недоумения, непонимания и даже растерянности.

– Здравствуй, товарищ! – Орлов подозрительно огляделся. – Надеюсь нас здесь не подслушивают?

– В каком смысле? – совсем стушевался главный врач.

Но Григорий не обратил внимания на его слова. Продолжал импровизировать.

– Товарищи по партии мне сказали, что вам можно доверять. С сегодняшнего дня переходим на нелегальное положение. Все прежние пароли, имена, явки сжечь и забыть. Отныне ваша новая партийная кличка – Зорро. С двумя "р". Понятно?

Сиюминутов уже оправился от первого легкого шока, вызванного странным поведением Орлова, натянуто улыбнулся, укоризненно покачал головой.

– Ну зачем же вы так, Григорий Александрович! Не надо! Мы же с вами интеллигентные люди и понимаем что к чему. Верно?

Лучше бы он этого не говорил. Слово "интеллигент" действовало на Орлова, как красная тряпка на быка. В детстве он часто проводил летние каникулы в деревне у своего дедушки – школьного учителя, и на всю жизнь запомнил его слова. "Русский интеллигент, – говорил дедушка, – это не образованность и не положение в обществе. Интеллигент – это состояние души – желание служить людям, делать добро, не ожидая ничего взамен". Позже он часто вспоминал эти слова, глядя как, так называемые, интеллигенты сжигают на телеэкране свои партбилеты, ратуют за избрание такого же Пантокрина, клянутся властям в преданности и любви. А все почему? А потому, что быть поближе к власти, быть ею обласканным сулит каждому большие выгоды. Глядишь, одному дадудт деньги на ремонт , а то и строительство театра, другому власть ссудит немыслимые миллионы на съемку нового фильма, третьему – повесит на грудь красивый орден. И по человечески их понять можно – они действуют по принципу: "Хочешь жить, умей вертеться". Но только какое отношение эти господа имеют к интеллигентам? Никакого. Абсолютно никакого. Вот и этот, верноподданнический слуга Пантокрина, тоже хочет именоваться интеллигентом. И Григорию сразу расхотелось актерствовать, разыгрывать тут перед ним шута горохового. Честно.

– Это вы о ком, милейший? – спросил он, неодоуменно оглядываясь, будто за его спиной могли находится те люди, о которых говорил главврач. – Кто здесь интеллигентные люди?

– Мы с вами, Григорий Александрович, – уверено ответил Сиюминутов.

– Я – ладно. С большой натяжкой, но можно согласится. Но вы-то, Илья Ильич, с какой стати?! – очень удивился Орлов. – Вы всего-навсего слуга "достойного" представителя местной флоры и фауны Пантокрина. А слуги, уверяю вас, не могут быть интеллигентами ни в первом, ни в последующих поколениях. Эта странная болезнь по названием: "Чего изволите?!" передается генным путем.

– Ах, как вы меня, – фальшиво заулыбался Сиюминутов. Он хотел было обидеться, но тут же раздумал. Это для него было непозволительной роскошью. – Я как никак окончил химический факультет университета.

– Даже если бы вы закончили три университета – это ровным счетом ничего бы не значило. Просто, вы бы были слугой с тремя университетскими дипломами. Только и всего... Но я, кажется, вас отвлек своими рассуждениями. Вы ведь при исполнении. Итак, я вас слушаю.

– В каком смысле? – не понял, или сделал вид, что не понял Орлова главврач.

– Но ведь для чего-то же вы меня вызывали?