Текст книги "Город"

Автор книги: Владимир Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Вдруг, дверь открылась и стражник грубо втолкнул в камеру ...Таню. Орлов глазам своим не верил. Это была она, его любимая, ради которой он был готов стерпеть все муки адовы. Но, Боже, что с ней сделали эти сатрапы?! Под правым глазом огромный синяк, из разбитой губы по подбородку текла кровь. Платье порвано в клочья. Все тело в садинах и кровоподтеках. Как же они подняли руку на этакую красоту?! Нелюди! И сердце его задохнулось жалостью и нежностью к ней.

– Таня! Танечка! Любимая! – Он бросился к девушке, обнял, прижал к себе, осыпая её лицо поцелуями. – Что они, изверги, с тобой сделали!

– Гришенька! Родной мой! Живой! Как я рада! – говорила девушка слабым дрожащим голосом, отвечая на его поцелуи. – А я так волновалась, так волновалась! Как ты, Гришенька?! Они тебя пытали?

– Все нормально, Танюша! Все хорошо! Как я рад, что снова вижу тебя!

Она плакала и смеялась от переполнявших её чувств и сквозь слезы говорила:

– А я как рада! Ты даже представить себе не можешь, – как рада! Я боялась, что мы больше никогда не увидемся!

И тут Орлову в облике девушке показалось что-то очень странным. Что? Глаза! Она говорила нежные, прочувствованные слова, она плакала, а её прекрасные ярко-синие глаза оставались холодными, безжизненными, даже злыми. Он похолодел. Сердце его упало. Значит, все это притворство?! Притворство и ничего более. Она здесь по заданию того же Пантокрина. И прежде она притворялась, и сейчас разыгрывает спектакль, рассчитанный на наивного простофилю. Она нашла верный объект для своих актерских опытов. Очень правильный. Как же он раньше этого не заметил? Нет, у него как-то появлялась такая мысль, но он тут же её прогнал. А зря. Мысль эта нашла сейчас свое полное подтверждение. Что же ей от него надо? С какой целью она явилась к нему сейчас?

Орлов отстранил девушку, холодно спросил:

– Таня, скажите, с каким заданием вас ко мне прислали?

– Ну, это сразу в двух словах не расскажешь, Григорий Александрович, ответила "Таня" густым баритоном, превращаясь в довольно странного субьекта, высокого, слегка сутулого, с худым длинным и подвижным лицом. Умные серые глаза господина смотрели на Орлова насмешливо и безмятежно. Одет он был в черный фрак и целиндр. В руках у него была изящная трость из орехового дерева с золотым набалдашником. И Григорий понял, что видит перед собой одного из высших представителей сатанизма.

– Что, не ожидали?! – весело сказал господин и рассмеялся сухим и желчным смехом. Смех этот производил странное впечатление. От него у Григория мороз пошел по коже. Господин сел в кресло, закинул ногу на ногу. Обнаружив какой-то недостаток, достал носовой платок, вытер им, казалось, безукоризненный глянец лаковых туфель, громко высморкался в него и вновь спрятал платок в карман. Откинулся на спинку кресла, достал из внутреннего кармана фрака огромную сигару, раскурил и принялся с интересом рассматривать Орлова.

А Григорий был рад уже от того, что это была всего-навсего очередная проделка нечистый силы. И мучился тем, что смог так дурно подумать о своей любимой. Как же он посмел до такого додуматься?! Идиот!! Нет и не может быть ему после этого прощения!

– А вы, Григорий Александрович, молодцом! – похвалил Орлова господин и выпустил густую струю дыма к потолку. – Быстро вы меня раскололи.

– Кто вы такой? – неприязненно спросил Григорий.

– Ах, да! Я ведь забыл представиться. Прошу покорнейше меня извинить. Все эти перелеты пагубно действуют на мою нервную систему. – Он встал, по кавалерийски прищелкнул каблуками, отвесил короткий поклон. – Старший демон, статс-секретарь Бархан, к вашим услугам. Очень приятно с вами познакомиться, Григорий Александрович!

– Вы извините меня, господин Бархан, что не могу вам ответить тем же. Если бы я сказал, что рад нашему знакомству, то вы первый бы усомнились в моей искренности. Верно?

– Будем считать ваши слова прелюдией к откровенному разговору. Согласны?

– Согласен, – кивнул Орлов. – А что у вас за должность такая статс-секретарь?

– Это одна из самых высоких чиновничьих должностей, – с гордостью ответил Бархан. – Я состою при Хозяине как бы демоном по особым поручениям.

– Насколько я успел понять, ваш хозяин – сатана?

– У него множество всяких имен: Люцифер, Воланд, Мефистофель, дьявол, сатана, князь тьмы. Да, это он.

– Следовательно, если есть он, значит, есть и Бог?

– Ну, конечно же есть. Ничтожнейшая, скажу вам, личность! Носится со своим милосердием, как с писаной торбой. Будто кому-то оно нужно – его милосердие. Хозяин бы давно с ним покончил, если бы его не защищал сам Создатель.

– И с каким же заданием вы прибыли ко мне, господин Бархан? – спросил Григорий, внутренне концентрируясь на борьбу, так как понимал, что столь важная особа мира зла не мог явиться лишь для того, чтобы с ним познакомиться.

– А вы парень не промах, Григорий Александрович, – одобрительно проговорил демон, стряхивая пепел сигары прямо на пол. – Как говорят у вас весьма остроумные люди – "на ходу подметки рвете".

– И все же вы не ответили на вопрос, господин Бархан.

Демон огляделся, ища куда бы ему положить окурок сигары и, не найдя ничего подходящего, просто-напросто её проглотил. Все эти "фокусы" представителя тьмы начали уже раздражать Орлова. Он чувствовал, как в груди забродила злая сила, готовая в любой момент вырваться наружу какой-нибудь непредсказуемой выходкой.

– Да уж конечно не только ради ваших прекрасных глаз, милейший, наконец ответил Бархан.

– А для чего вам понадобился весь этот пошлый спектакль?

– Какой спектакль? – не понял демон.

– С превращением в Таню?

– Ах, это? – Демон заливисто рассмеялся. – Исключительно из вредности своего характера, Григорий Алескандрович. Исключительно. Не могу отказать себе в удовольствии над кем-нибудь подшутить. Мне уж не раз и от Хозяина влетало за подобные, с позволения сказать, шутки. Но все что об стенку горох. Видно, таким горбатым уродился. – И, вдруг, без всякого перехода громко зарыдал. По лицу его катились натуральные и весьма обильные слезы. У демона было разнесчастное лицо. Громко всхлипывая и заламывая руки, он, будто играл пошлую трагикомедию, заголосил, как профессиональная плакальщица над усопшим:

– Простите меня, голубчик! Умоляю! Бес попутал! Не губите, родимый, беспутнего демона в расцвете лет! Пощадите! Я больше не бу-у-уду-у! Чеслово не бу-у-уд-у!

– Прекратите ерничать! – вспылил Орлов.

– Нет-нет, и не уговаривайте! – продолжал юродствовать демон. – Дайте слово, что вы не расскажите о моем недостойном поступке Хозяину?

– Прекратите! – прокричал Григорий, уже готовый броситься на Бархана с кулаками.

– Нет, вы дайте слово, – настаивал демон, продолжая громко плакать.

– Где же я его увижу?

– Нет, вы мне пообещайте, что ничего ему не скажите.

– Хорошо. Обещаю, – сдался наконец Орлов.

Бархан сразу успокоился, радостно заулыбался, бросился на колени перед Григорием, стал униженно целовать его руки, восклицая:

– Спасибо, благодетель! Есть же ещё благородные люди в своем Отечестве! Ваш поступок делает вам честь, господин Орлов! Бархан век этого не забудит!

– Вы с ума сошли! – вскричал Григорий, вскакивая и отдергивая руки.

– Да, сошел. Только-что сошел. – Демон указал рукой на кресло, где только-что сидел. В нем лежала голова Бархана и истошно вопила:

– Карул!!! Держите его! Держите моего хозяина мерзавца! Он опять от меня сбежал!

Григорий перевел взгляд на Баркахана. Голова у того отсутсовала. Тело беспомощно размахивало руками, а на страшной с неровными рваными краями шее пузырилась кровавая пена. Орлов обессиленно опустился на диван. Голова у него кружилась. Подташнивало. Умом он понимал, что демон пытается его запугать, вероятно это входит в его план, но побороть чувство страха и омерзения, не смог и невольно закрыл глаза. А когда их вновь открыл, то увидел Бархана развалившемяся в кресле и курящим новую сигару. Он смотрел на Орлова насмешливо и одновременно сочувственно. Неожиданно доверительно-ласково спросил:

– Скажите, Гришуня, вы любите Таню?

– Да. – ответил Орлов, сбитый с толку вопросом демона. – А в чем дело? Почему вы об этом спрашиваете?

– Да нет, ничего. Просто спросил, – ответил Бархан уклончиво, стараясь не встречаться взглядом с Григорием.

Орлов ощутил, как все его тело содрогается мелкой неприятной дрожью, на лбу выступил липкий холодный пот. С каждой секундой тревога за судьбу любимой нарастала.

– Вы от меня что-то скрываете? – спросил он и почувствовал, что язык плохо его слушается.

– Ну, отчего же... – Бархан был в явном замешательстве и не знал, как ему выйти из щекотливой ситуации. – Красивая, говорю, была девушка. Замечательная!

Страшный смысл слова "была" моментально дошел до сознания Орлова. Забыв все на свете, он вскочил на ноги и, издав какой-то зверинный рык, ринулся вперед на Бархана, схватил его за грудки и принялся трясти, приговаривая:

– Ах ты, гад ползучий! Говори, сволочь, что ты с ней сделал?!

Бархан сделал вид, что здорово напугался. Лицо его сморщилось до того, что стало напоминать печеную грушу, глазки заслезились.

– Ой, не надо, дяденька! – вновь завыступал этот мерзкий фарисей. Больно ведь! Пошто, дяденька, деретесь-то?! Чего я такого сказал-то? То, что Таня красивая девушка? Так это вам, дяденька, каженный куклявый скажет. Ой, не надо, дяденька! Я буду Самому жалиться?

– Ты сказал: "Была", гнусный шут?! – вскричал Григорий, продолжая трясти демона.

– Ну да, сказал, – холодно проговорил Бархан, восстанавливая статус-кво блистательного вельможи, обремененного высокой должностью и положением в сатанинском обществе. Он легко оторвал руки Орлова и толкнул его на диван. Демон стряхнул пепел на пол, поправил фрак, полюбовался глянцем лаковых туфель и, оставшись довольным, продолжал: – Красота категория вечная. Она была, есть и будет. Если, конечно, вы будете вести себя соответственно.

– Так значит Таня жива?! – с надеждой спросил Григорий.

– Странные вопросы вы задаете, Григорий Александрович, – недовольно пробурчал Бархан. – И вообще, вы меня разочаровали, милостивый государь. Я считал вас вполне воспитанным интеллигентным молодым человеком. А вы ведете себя, простите великодушно, как какой-нибудь разбойник с большой дороги или вокзальный бомж. Никакой выдержки и самообладания. Стыдно!

– Скажите – она жива?! – взмолился Орлов.

– Кто?

– Таня?!

– А при чем тут Таня?! – удивился демон. Ему, по всему, доставляло удовольствие издеваться над Григорием. – Я веду речь, в данном случае, о вас, Григорий Александрович. Нда-с, о вас. Лично вы меня беспокоите, ваше физическое и нравственное состояние. Я даже стал сомневаться, что с вами вообще можно иметь какое-либо дело.

А Григорий чувствовал от всего этого идиотского разговора смертельную усталость и чудовищную пустоту внутри. Голова была тяжелой и плохо соображала. Ему сейчас хотелось лишь одного – чтобы все поскорее кончилось.

– Но вы ведь сами только-что сказали, что Таня была? – проговорил он равнодушно. – Это слово предполагает прошедшее время.

– А кто может провести четкую грань между прошлым и настоящим? Вы? Очень в этом сомневаюсь. А Таня... Таня, в отличие от вас, Григорий Александрович, очень воспитанная и благоразумная девушка. А уж какая красавица, ни мне вам говорить. Удивительная красавица! На мой взгляд – вы её недостойны. Просила меня вам кланяться.

– Спасибо! – униженно поблагодарил Орлов демона и, вдруг, заплакал. "Господи, когда все это кончится!" – подумал он с тоскою. Сейчас даже известие о том, что Таня жива-здорова и передает ему привет, его не радовало. Потому как не было веры этим властителям тьмы и их нечистой силе. Он ощущал себя маленьким, жалким комочком живой плоти, невесть каким образом заброшенном в этот сумасшедший мир, где все поставлено с ног на голову и один абсурд громоздится на другой. И вообще, есть ли он, этот мир? Может быть он – плод его больного воображения? А Таня – всего-навсего, красивая мечта, такая же далекая и яркая, как звезда в созвездии Кассиопея?

Бархан зорко следивший за Орловым, потушил сигару о ладонь, выбросил её на пол, встал, одернул фрак, склонил голову и торжественно произнес:

– Сир! Клиент подготовлен!

В тот же миг дверь бесшумно открылась и в камеру вошел среднего роста мужчина лет сорока – сорока пяти. Одет он был в "тройку" из добротной шерстяной серой в белую полоску ткани, безукоризненно белую сорочку с ярким галстуком. В лице его ничего примечательного не было: – крупный с горбинкой нос, тонкие губы, на подбородке небольшая ямочка. И если бы ни его необычная матовая бледность и умный пронзительный взгляд темно-карих навыкате глаз, мужчину можно было бы принять за биржевого маклера или средней руки буржуа. Он слегка прихрамывал на левую ногу.

Орлов ощутил мощные волны энергии, исходящие от нового гостя, и понял, что перед ним никто иной, как сам князь тьмы. Стало тревожно и страшно. Что-то сейчас будет?!

Сатана остановился посреди комнаты, огляделся и вялым бесцветным голосом проговорил:

– Недурственно у вас тут. Весьма недурственно.

Бархан услужливо придвинул к нему кресло, почтительно сказал:

– Прошу вас, сир!

Сатана сел, закинул ногу на ногу и принялся внимательно рассматривать Орлова.

– Так вот вы каков, Григорий Орлов, – все так же, без тени эмоций, проговорил он. – Честно признаться, я ожидал встретить этакого Геракла, воюющего с Богами. Даже не верится, что вы могли так долго и довольно успешно противостоять команде Пантокрина и нечистой силе. Ну а я, как вы уже догадались, сатана. Но я предпочитаю, чтобы меня называли Воландом. Как вы себя чувствуете, Григорий Александрович?

– Спасибо! Хорошо! – прохрипел Орлов, с трудом узнавая собственный голос. В гортани пересохло, а язык, казалось, настолько распух, что с трудом там помещался и плохо повиновался.

– Хорошо?! – нарисовал господин Волоанд на лице удивление. – Однако, вы оптимист, батенька. Я люблю оптимистов. Сам в молодости когда-то им был. Это совсем неплохо. Плохо, когда оптимизм граничит, простите, с глупостью. Это никуда не годится. Этого я не люблю. Вы согласны со мной, Григорий Александрович?

Орлов лишь пожал плечами, ничего не ответив. Он никак не мог понять для чего весь этот сыр-бор? Бархан здесь разыгрывал спектакль одного актера. А теперь вот сам сатана прибыл. Что им от него нужно? Что за всем этим стоит?

Не дождавшись ответа, сатана продолжал:

– Вы мучаетесь вопросом – для чего я к вам пришел? Угадал?

Григорий невольно вздрогнул, будто пойманный за руку карманный воришка. Это не прошло незамеченным от Воланда. Он рассмеялся. Смех этот был неприятным, сухим, резким, будто очередь автомата Калашникова. По всему, смеялся сатана не часто. Орлов почувствовал, как в груди вновь закипает злость, вызывая желание к активному сопротивлению. Нет, господа властители тьмы, он просто так не дастся, он ещё повоюет. Видно, не все они могут, если прибыли к нему в таком почтенном составе?

– Допустим, – с вызовом сказал Григорий.

– Исключительно из желания вам помочь. Вы нам нравитесь. Молодой, сильный, смелый, напористый, толковый. Но вы должны осознавать, что даже при ваших достоинствах, шансов уцелеть у вас, практически нет никаких. Один к девяносто девяти.

– И все же я попытаюсь использовать этот один процент, – упрямо проговорил Орлов.

– Я был о вас несколько более высокого мнения, господин Орлов, – с сожалением вздохнул Воланд. – В ваш просвященный век глупо геройствовать. Архи глупо. Это выглядит мальчишеством, если не сказать больше. Но если бы дело касалось одних вас, то ваше поведение ещё можно было бы как-то понять, тогда геройствуйте себе, тешьте свое самолюбие. Но когда речь идет о любимой девушке, то это уже просто не по-мужски. Это уже никакое не геройство, а самое что ни есть, извините, паскудство.

Удар сатаны был предельно выверенным и точно дозированным. Он достиг сердца Орлова, и они больно заныло. Прав князь тьмы. Тысячу раз прав! Как же он забыл про Таню?! Кретин! Нет и не может быть ему прощения за это. Он, Григорий, должен сделать все, чтобы помочь любимой, вырвать её из лап этого кровожадного сатрапа Пантокрина. Только так он заслужит её прощения.

– Что вы предлагаете? – глухо спросил он.

– Вот это уже голос не мальчика, но мужа, – одобрительно улыбнулся Воланд. Обратился к Бархану: – Приготовь-ка нам с Григорием Александровичем, дружок, кофе. Да покрепче.

– Слушась! – почтительно поклонился демон и удалился на кухню.

Господин дьявол достал из кармана трубку и коробку с трубочным табаком с интригующим названием "Костер истины". Надпись была выполнена на русском языке. Это заинтересовало Орлова.

– А почему у вас на коробке по русски написано? – спросил он.

– Потому, что там, – Воланд махнул рукой в сторону двери, – все разговаривают на русском. – Он неспеша набил трубку, раскурил. Продолжил: Так вот, Григорий Александрович, мы предлагаем вам занять место Пантокрина.

– А чем же он вас не устраивает?

– Слишком дряхл, перестал думать.

– И куда же вы его?

– А это не ваша забота. Мы найдем ему применение, не волнуйтесь, усмехнулся Воланд. – Мы видим на этом почетном посту вас, Григорий Александрович. Будете безраздельным правителем города. Женитесь на своей прекрасной Танюше и заживете на зависть людям. Так как?

Предоложение сатаны было заманчивым. Но Орлов уже знал, что потребует сатана взамен. Потому-то он сюда и прибыл лично. И чтобы укрепиться в своей догадке, спросил:

– Я что-то должен дать взамен?

В это время Бархан принес две чашки с дымящимся кофе. Одну протянул своему хозяину и, угодливо улыбаясь, проговорил:

– Какой вы предпочитаете, сир. По турецки.

Тот взял чашку, отхлебнул кофе, прищелкнул от удовольствия языком.

– Превосходный кофе! Замечательный! Экий ты, Бархан, молодец! Умеешь угодить Хозяину.

– Рад стараться, Ваше Величество! – довольно разулыбался демон. Протянул чашку Орлову. – Прошу вас, Григорий Александрович.

Орлов принял чашку, сделал глоток. Кофе был необычным – очень крепким и соленоватым. Он откровенно Григорию не понравился. Но, чтобы не обидеть демона, стоически выпил кофе, похвалил:

– Очень вкусный кофе! Спасибо, господин Бархан!

Сатана неспеша допил кофе, докурил трубку, выбил её о подлокотник кресла прямо на пол, сунул в карман и обратился к Орлову:

– Так о чем это мы с вами, Григорий Александрович?

– Должен ли у буду чем вам заплатить за свою свободу и все прочее? напомнил Орлов.

– Да так, ничего особенного, – пренебрежительно махнул рукой сатана, можно даже сказать, – сущий пустяк. Всего-навсего свою душу. Да и к чему она вам. Только лишние хлопоты от нее, свербит внутри, ноет, сеет сомнения. Настоящему мужчине неведомы сомнения. Он должен твердо стоять на ногах и уверено шагать по жизни. Вы со мною согласны?

– Допустим, – задумчиво проговорил Орлов. И, вдруг, его осенило. Пока у него есть душа, он недоступен ни нечистой силе, ни самому князю тьмы. Они могут напугать его до смерти, строить всевозможные козни, но ему самому они ничего сделать не могут. Пока она у него есть, он волен поступать так, как считает нужным. Но стоит отдать её этому вот господину и он уже не будет себе принадлежать. Они будут из него веревки вить и заставят поступать так, как им нужно. И он станет противен не только самому себе, но и Тане. Нет уж дудки, господа нечистые! Умереть за свою любимую он всегда готов, но стать ей ненавистным – ни за что на свете.

Воланд, видно подслушав мысли Орлова, становился все сумрачнее. Лицо его заострилось, стало желтым и желчным.

– Боюсь, что наша сделка не состоится, Ваше Сатанинство! – весело и бодро проговорил Григорий.

Бархан от столь непочтительного обращения к своему могущественному хозяину даже испуганно икнул.

– Это ваше последнее слово? – сухо спросил сатана.

– Более чем, – ответил с улыбкой Орлов.

– Что ж, вы об этом ещё здорово пожалеете, господин Орлов, мстительно и зловеще усмехнулся князь тьмы и изчез.

Бархан встал с кресла, покрутил указательным пальцем у виска, сказал осуждающе:

– Дурак вы, Григорий Александрович, и не лечитесь. Выгоды своей не видите. – И тоже растворился в воздухе.

Орлов в возбуждении прошелся по комнате. Только-что ему угрожал сам сатана. А этот господин слов на ветер не бросает. Это точно.

"Что же теперь будет?!" – с тоской подумал он и сел за стол писать "признательные показания".

8. "Явка с повинной".

Вид у куклявого начальника тюрьмы, читавшего "явку с повинной" Орлова, был жалким и разнесчастным. Полные щеки тряслись, из побелевших губ вылетало бессвязное бормотание. А потом он стал благополучно стекать к себе на колени. Григорий не знал каким образом сотворены куклявые, но они были очень похожи на людей, сразу трудно было разобрать – кто есть кто.

– А ну прекрати придуриваться! – неожиданно для себя закричал Орлов. Жену свою пугай подобными штучками, понял?!

Это возымело действие. Передо Орловым вновь сидел несчастный начальник и помертвевшими губами изрек:

– Что же вы тут понаписали, господин шпион?!

– Правду. И ничего кроме правды. А что, по моему, очень неплохо получилось! Или у вас другое мнение? Впрочем, прочтите, пожалуйста, вслух. Может быть мы с вами немного подредактируем текст.

Начальник тюрьмы был настолько выбит из привычной колеи "признаниями" шпиона, что бесприкословно повиновался, что-то забормотал себе под нос.

– Будьте столь любезны, погромче и более внятно! – попросил Орлов.

Голос куклявого начальника несколько окреп и Григорий уже способен был различать слова и даже целые предложения.

– "Самому великому идиоту из всех идиотов, как ныне живущих, так и давно усопших, сукиному сыну Пантокрину"... Нет, не могу! – жалко пролепетал начальник тюрьмы и хотел было вновь начать распадаться.

Но Орлов уже знал, как надо с ними себя вести.

– Не хнычь, будь мужчиной, не испытывай моего терпения, приятель. Читай.

Но начальник тюрьмы не смог продолжить по той причине, что плакал. Громко так плакал, с всхлипами и причитаниями. Смотреть на все это было неприятно.

Проплакавшись, он достал из кармана огромный ярко-малиновый носовой платок, вытер лицо, а затем продолжил читать:

– "... от агента 007 Джеймса Бонда, самого крутого из всех крутых агентов. Ваша наигнуснейшая Гнусность, Пантокрин ты гребанный"... Нет, я не могу, – вновь захныкал начальник тюрьмы. Не могу такое при стражнике, – он кивнул на куклявого стражника за спиной Орлова. – Он ведь на меня донесет, будто я это все сам.

– У вас что, все друг друга закладывают?

– Все. Наш патриотический долг – доносить друг на друга.

– Ну и порядки тут у вас. Ладно, давай я сам. – Орлов привстал и бесцеремонно вырвал лист из рук начальника тюрьмы. Бодро и жизнерадостно, с выражением стал читать:

– "Пантокрин ты гребанный, если ты, козел, через двадцать четыре часа не доставишь меня и суперагента Татьяну в мой родной Новосибирск, то ты и вся твоя банда здорово об этом пожалеете, и никакая нечистая сила вам не поможет. Я сделаю из вас безотходное производство. Я не буду взрывать ваш вшивый городишко. Вы это сделаете сами по собственному почину. Потому, вам лучше со мной не связываться. Итак, время пошло господин Придурок."

Григорий посмотрел на начальника тюрьмы, как бы в ожидании одобрения своего творчества. Но тот сидел, навалясь грудью на стол, в полуобморочном состоянии, в страхе бормотал какие-то заклинания.

– По-моему ничего получилось, а? – спросил Орлов у него. – Несколько лаконично, но по-существу верно.

– Уведите его! – вмолился начальник тюрьмы, обращаясь к стражнику. Уведите! А то от общения с ним я уже начинаю просвечивать!

И действительно, куклявый начальник тюрьмы стал просвечивать. Честно. Сквозь него Григорий уже различал спинку кресла. Да, здесь не заскучаешь!

Стражник, подхватив Орлова сзади под мышки, поставил на ноги и повел его из кабинета начальника, подталкивая в спину.

9. Новое предложение.

Прежде чем отвезти Орлова в камеру, трое куклявых стражника долго и упорно его избивали, сопя от усердия. Избивали молча, не задавая никаких вопросов, просто так, ради профилактики. Он несколько раз терял сознание. Его отливали водой, а когда он приходил в себя, избиение продолжалось. Скоро Орлов перестал ощущать свое тело, а потом – и самого себя. Было такое состояние, будто все это проделывали с кем-то другим, а он при этом был лишь сторонним наблюдателем. А сознание уносило его далеко-далеко, к истокам его жизни. Какое же это было замечательное, беззаботное время, как верилось, что мир сотворен исключительно для него. "Зачеркнуть бы всю жизнь, да по новой начать. Улететь к ненаглядной певунье своей..." "Таня! Где ты, родная?! Что с тобой?!" – заволновалось сердце Григория тревогой за любимую. После встречи с самим сатаной Орлов понимал, что их ждут трудные времена – сатана слов на ветер не бросает. Тревога за жизнь девушки уже не раз поселяла в душе Григория сомнения в правильности принятого решения. Имел ли он право подвергать опасности жизнь любимой? Но после долгих размышлений, приходил к выводу, что у него не было выбора. Согласиться с предложением сатаны, означало – окончательно потерять и себя, и её. Честно.

Наконец стражники окончательно притомились и прекратили избиение. Один из них поставил Орлова на ноги и повел в камеру. По дороге Григорий было пытался выяснить у него хоть что-нибудь о судьбе Тани. Но на все его вопросы тот отвечал упорным молчанием. Наконец, куклявый стражник открыл дверь камеры и грубо втолкнул в неё Орлова. По всему, это был карцер или что-то в этом роде, так как кроме небольшого стола и двух табуретов здесь ничего больше не было. Даже прилечь негде. Очень хотелось есть. Орлов затарабанил в дверь. Через какое-то время окошко на двери открылось и в нем показалась свирепая физиономия надзирателя:

– Чего надо, шпион? – грубо спросил он.

– Принеси-ка, дружочек, что-нибудь поесть, – попросил Григорий.

– Не положено. – Дверца захлопнулась.

– Цепной пес ты, а не дружочек, – вяло и беззлобно проговорил Орлов. У него не было сил даже рассердиться.

С трудом доплелся он до стола и сел на табурет. Его тело представляло собой одну сплошную боль. Но с этой болью он уже как-то свыкся. Гораздо серьезнее была боль душевная. Что с Таней?! Жива ли она?! От одной этой мысли можно было сойти с ума. Он лег грудью на стол и заплакал. Как же он измучился! Сил больше никаких нет – так измучился. Господи! Как же ты допускаешь подобную несправедливость?! Почему порядочные люди должны страдать, когда пантокрины жируют и веселяться? Вдруг, он услышал тихий сочувственный голос:

– Крепитесь, Григорий Александрович! За все ваши муки вам будет воздано сторицей.

"Начинается", – устало подумал Орлов, отрывая голову от столешницы. Напротив сидел молодой мужчина с ликом страдальца. Одет он был в длинную полотнянную рубаху с косым воротом. Темные, жесткие, слега вьющиеся волосы обрамляли бледное, худое лицо с небольшой редкой бородкой. Из огромных глаз незнакомца на Григория смотрела, казалось, сама мировая скорбь. Где-то он уже однажды видел этого мужчину. Однако, сколько не напрягал память – где и когда? Вспомнить не смог.

– Кто вы? – спросил он.

– Бог, – просто ответил мужчина, смущенно улыбнувшись. – Здравствуйте, Григорий Александрович!

"Точно! Иисус! – в изумлении подумал Орлов. – Я его видел на иконах. Похож! Очень похож! Интересно, это его подлинный облик, либо созданный представлением о нем?"

– Здравствуйте, Господи! Но как вы оказались в этом виварии нечистой силы?

– Исключительно из-за вас. Мне стало известно о вашем разговоре с князем тьмы и о вашем отказе от его предложения. В подобном положении это смогли бы немногие, очень немногие.

– Да чего там, – вяло махнул рукой Григорий. – Скажите, вы существовали на самом деле?

– Конечно. А иначе, кто бы сейчас с вами разговаривал?

– И вас действительно казнили в день Пасхи?

– Да, – кивнул Иисус.

Будучи незнаком с Библией и прочими церковными книгами, Орлов поинтересовался:

– И за что же вас?

– За то, что я сказал своим соплеменникам, что все люди равны перед Создателем. Они же считали себя "богоизбранными", а потому не могли простить мне подобной "ериси", – печально улыбнулся Иисус.

– А ваше воскрешение и все прочие чудеса? Это тоже правда?

– Нет. Моя мученическая смерть в последствии обросла множеством легенд. Мое воскрешение – одна из них. А Библия исказила мой образ до неузнаваемости7

– Но ведь вы же Бог?

– Бог, – подтвердил Иисус. – Но Богом меня назначил Создатель.

– Как так – "назначил"?! – очень удивился Григорий. – Разве Боги назначаются?

– Обязательно назначаются. До меня, к примеру, Богом был Сократ.

– Философ?

– Да, он. Создатель освободил его по его личной просьбе. После чего на эту должность был избран я.

– Избран? Но вы ведь только-что сказали, что были назначены?

– Поначалу кандидатура обсуждается на Высшем совете при Создателе. Решение принимается большинством голосов. А затем решение Совета утверждается Создателем.

Орлову страшно хотелось курить. Но закуривать при столь высоком госте он не решался. Наконец, не выдержал:

– Вы позволите закурить?

– Конечно-конечно. Курите.

Все карманы куртки у Григория были забиты сигаретами – положительное сальдо его пребывания в образцовой камере 13-бис. Он достал пачку, закурил. С появлением Бога в камере заметно посветлело. Уже не пахло сыростью и квашенной капустой. Наоборот, ощущался запах свежести, летнего, прокаленного солнцем луга, хвои. Удивительно!

– И чем же вы там занимаетесь, господин Иисус?

– Какой же я вам господин?! – укоризненно проговорил Бог.

– А кто же вы? Ведь, наколько я знаю, мы все ваши рабы. А если мы рабы, то вы – наш господин.

– Не повторяйте библейские глупости. Я вам брат. Все мы братья, так как созданы единым творцом и в каждом из нас частица его энергии.

– И во мне?

– И в вас, разумеется. Именно эта энергия зовется душой и продолжает жить после умирания бренного тела.

– Как же в таком случае Создатель позволяет дьяволу завладевать душой человека?

– Но ведь вашей не завладел?

– Моей – да. Но сколько людей стали его верными слугами.

– Так надо, – уклончиво ответил Иисус.

– Кому нужно?! – удивился Орлов.

– Создателю, Космическому разуму.

– А это не одно и то же?

– Нет. Создатель отвечает лишь за свою часть Вселенной. Космический же разум – за всю Вселенную.

– Но ведь космос бесконечен?

– Да. Но в каждой Вселенной свой Космический разум.

– Поразительно! Но вы не ответили на мой вопрос – каковы ваши функции?

– Я отвечаю за жизнь людей нашей Солнечной системы на уровнях с девятого по двенадцатый.

– А что, есть и другие Системы?

– Конечно. Их семь. Наша часть самая большая во Вселенной.