Текст книги "Город"

Автор книги: Владимир Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Теперь во взгляде священнослужителя, обращенном на Максима, появилась заинтересованность. Он опасливо оглянулся по сторонам и, понизив голос до шепота, сказал:

– Крамольные речи говоришь, отрок. Хорошо, что тебя не слышит старший бес, а то ты бы очень пожалел о сказанном.

– Не слышит кто?! – Максим уже начинал понимать, что и этот странный автобус, и все то, что сейчас происходит – не просто так. Что все это дано свыше. Это его первое испытание. И возликовала его душа – Свершилось! А сердце наполнилось отвагой.

– Старший бес. Это мы его ждем. Он ушел чинить козни Остальному миру. Он у нам большой мастак по этой части. – Священник громко рассмеялся, очевидно, вспомнив что-то смешное. Смеялся долго, пока не устал. Отдышавшись, продолжил: – Однажды, он исписал весь ваш храм непотребными набписями, а местного попа познакомил с нашими куклявками и до того упоил "косорыловкой", что тот, вместо того, чтобы читать воскресную проповедь, открыл в храме бордель. Вот был скандал! – Он вновь громко захохотал.

– Но как вы, священник, можете смеяться над подобным богохульством?! укоризненно проговорил Максим. – Создатель учит нас терпимо и с уважением относиться к чужой вере, даже если она зиждется на заблуждениях.

– Да брось ты со своим Создателем! – пренебрежительно махнул рукой священник. – Наш Линитим сам не прочь пошутить, и любит шутки других. Вдруг, лицо его налилось подозрительностьюя, а глаза недобро засверкали. А ты кто такой, чтобы тут допросы мне учинять?!

– Извините, если я вас ненароком обидел, брат. Я вовсе этого не желал. Просто, хотел сказать, что каждый человек заслуживает сочувствия и взаимопонимания. А меня можете звать Максимом. А вы, вероятно, настоятель городской церкви?

– Храма, – пробурчал священник, остывая. – Я – настоятель храма Линитима Искусителя отец Валаам.

– И большая у вас паства?

– Почитай – весь город. На праздничные богослужения, к примеру, в день Сластены и лежебоки святого Козьмы или Великой грешницы Праскевьи Пятницкой, приходят даже нечистые, – с гордостью проговорил отец Валаам.

– Кто?! – удивленно спросил Максим, посчитав, что либо ослышался, либо не понял священника.

– Нечистые, – повторил отец Валаам. – Ведьмы, черти, бесы, болотные лешие. Правда, демоны нас не посещают, считают это для себя недостойным. А все, кто рангом поменьше, бывают, как же.

И Максим понял, что перед ним никакой не священник, а один из представителей мира тьмы, посланный ему, как испытание, в самом начале его Великого пути.

– А как называется ваш город? – спросил он спокойно.

– Город Великого Пантокрина.

– Никогда о таком не слышал.

– Ничего, ещё услышишь. Все услышат и узнают, – убежденно проговорил отец Валаам, и в голосе его прозвучала явная угроза, Вдруг, он заискивающи заулыбался и торжественно объявил: – А вот и наш старший бес города прибыл!

Максим оглянулся. В салоне у входа стоял высокий худой субъект с некрасивым, узким желтым лицом и подозрительно его рассматривал. Взгляд темно-карих глаз беса был мрачен, даже зловещ. Это продолжалось, по меньшей мере, с минуту. У Максима возникло даже неприятное ощущение, будто тот читает его мысли. Затем, старший бес упал на колени и, гримасничая, благим матом закричал:

– Отец Максим! Какое счастье! Неужто я сподобился увидеть сына самого Создателя?!

И Максим понял, что то было не ощущение, бес действительно читал его мысли. Но это открытие не устрашило его, а лишь наполнило сердце ещё большей отвагой и мужеством. Нет, никакие могущественные силы тьмы не заставят его свернуть с избранного пути.

Между тем старший бес, вихляясь худым телом и страшно выкатывая глаза, кричал остальным:

– На колени, негодяи! На колени, нечестивые, перед сыном Создателя! Молите у него, грешники, прощения!

Все, кто был в автобусе, включая водителя с кондукторшей, бухнулись на колени и заголосили:

– Простите нас, отец Максим!

Отец Валаам также хотел упасть на колени, но застрял между кресел, и теперь тужился высвободиться. Старший бес вскочил, щелкнул каблуками, раздался мелодичный звон. Максим с удивлением посмотрел ему на ноги. Вместо обычных туфель, они сейчас были обуты в красные сафьяновые сапоги с серебряными шпорами.

– Разрешите представиться, – торжественно проговорил старший бес. Почетный гражданин города, кавалер ордена Красного дракона с пальмовой ветвью и мечами, профессор оккультных наук, магистр права сильного и бесправия слабых Корреандр Викторович Печерин-Онежский бен Ладен Бичен-оглы ибн Карамахи. А для вас, отец Максим, – бес Кеша. Можно просто Кеша.

– Чего вы добиваетесь, Корреандр Викторович? – как можно спокойнее спросил Максим, но почувствовал, что спокойствие это далось ему с большим трудом.

– Лелею мечту быть представленным Самому. Не откажите, Божественный, в такой малости, представьте Отцу небесному нашему. А то наш Хозяин слишком строг, за малейшую провинность грозится сослать на первый уровень, в это, я извинясь, пекло. А у вас там, я слышал, большое послабление таким, как я. Райские кущи и все такое. Это как раз по мне. С детства мечтал об этом.

Максим понимал, что бес пытается вывести его из себя, унизить, высмеять. Поэтому спокойно, но строго сказал:

– Прекратите ёрничать!

– Ни-ни, Боже упаси! Как вы ко мне несправедливы, святой отец! Как несправедливы! – бес принялся заламывать руки, кривляться и гримасничать пуще прежнего, разыгрывая отчаяние. – Как же я мог! У меня и в мыслях ничего такого. Мы что ж без понятия, что ли? Весь мир сейчас живет по понятиям. И мы – по понятиям. А как же! Я ведь и сам здесь, в Остальном мире, возглавляю секту Адвентистов гроба брата вашего и его мощей. Да-с. Ждем-с его второго пришествия. Мы даже дату назначали, но маленько ошиблись в расчетах и двадцать наших сектантов заживо сгорели. Сейчас все они на пятом уровне трудятся под началом старшего демона Бархана, грехи замаливают. А мы новую дату определяем. Может быть, вы, святой отец, подскажите – когда батяня ваш вновь отпустит Иисуса на Землю?

Это было уж слишком. Максим вскочил, сжал в гневе кулаки.

– Не сметь! Не сметь порочными устами упоминать светлое имя Создателя нашего!

Старший бес сделал вид, что здорово испугался. Стал жалким и разнесчастным. Весь скукожился, даже уменьшился в росте. Затем, вновь упал на колени, зарыдал с подвываниями и всхлипами. Причем, слезы из его глаз буквально фонтанировали, как у клоуна в цирке. Принялся целовать руки Максиму.

– Прости-и-и, Максим Петрович! Прости, родной, мя, недостойного! Две тысячи лет без малого живу, а ума так и не нажил, старый дурак! Все, как дитя малое, – не ведаю, что молвлю. О, горе мне, горе! Пусть пепел заживо сгоревших сектантов моих падет на мою дурную головушку-у-у! Пусть отсохнет грешный мой язык и навек закроются бесстыжие глазыньки-и-и! – И он принялся биться головой об пол, да так, что автобус заходил ходуном.

Максим растерялся совершенно и не знал, как ему поступить.

– Прекратите! Сейчас же прекратите! Кому говорят. Ну зачем же вы эдак?! Сейчас же встаньте, – беспомощно бормотал он.

– Не-не, и не уговаривайте, святой отец! – продолжал фарисействовать старший бес. – "И вырвал грешный свой язык!" – торжественно провозгласил он, высунул язык, ухватился за него рукой и потянул. Раздался отвратительный хруст и язык оказался у него в руке. Картина была ужасной. Язык извивался, с него струйкой стекала кровь. Бес протянул его Масиму.

– Вот, передайте Отцу вашему, как свидетельство моего глубочайшего расскаяния!

– Прекратите! – вскричал Максим, прижимаясь к застрявшему между кресел отцу Валааму. И это прозвучало, как – "спасите!".

Язык тотчас исчез, а сам бес уже в прежнем своем облике стоял на ногах и с нескрываемым презрением смотрел на Максима. Бледное худое лицо его подергивалось в нервном тике.

– Это кого ты, поповская твоя душа, с собой привел?! – грозно проговорил бес, обращаясь к отцу Валааму. – Ведь этот сукин сын, – бес длинным костлявым пальцем ткнул в грудь Максима, – имеет намерение порушить нашу веру в Линитима Искусителя.

– Извиняйте, господин старший бес, – в страхе проговорил священник. Это не я его. Это он сам. Честное слово, сам! Клянусь прародителем Наисветлейшего Пантокрина Великого!

– Это ты почему – врать?! – рассвирипел бес. Схватил Валаама за бороду и принялся таскать, приговаривая: – Я те покажу – врать, непотребная твоя харя! Я тя научу свободу любить, каналья! Ты у меня, хряк, не только куклявок, но и попадью, эту дуру безразмерную, забудешь!

Валаам взвыл от боли и выскочил из кресел. Слезно громко завопил:

– Пошто обижаете, господин старший бес! Я – чистую правду. Можете у его самого спросить.

Бес отпустил несчастного Валаама, выхватил из внутреннего кармана наручники, ловко защелкнул один на запястье правой руки Максима, а второй зацепил за металическую дужку кресла, весело и злорадно проговорил:

– А-а, попался, сукин сын! Зачем на базаре кусался?! Кто тебе дал задание разрушить веру наших отцов? Кто?... Отвечать, когда тебя, молокосос, спрашивают старшие! Кто? Ватикан? – Бес схватил Максима за грудки, легко оторвал от кресла, поднял под потолок. Браслет наручника больно впился в кожу. Максим едва не потерял сознание от боли. Но боль привела его в чувство, отрезвила. Теперь ему было нестерпимо стыдно за то, что не сдержался, выказал слабость перед каким-то бесом.

– Отвечать мне, кулибяка! Отвечать! – бесновался подручный сатаны. Но так и не дождавшись от Максима ответа, бросил его на сидение, сам сел на переднее и уже спокойно, даже ласково спросил: – Ответь мне, сосунок, почему Ватикану не нравится наш Линитим? Чем он хуже вашего, в бога, в душу, Христа?... Почему молчишь, несчастный? Заповеди его вам не нравятся, да? Заповеди, как заповеди. В них нашло свое отражение неуемное стремление человечества к красивой жизни. "Красиво жить не запретишь", "Кто не рискует, тот не пьет шампанского", "Пей тут, на том свете не дадут", "Сытый голодного не разумеет", "Работа дураков любит", "Работа не волк, в лес не убежит", "Не подмажешь – не поедешь", "Пей, гуляй! Однова живем!", "Хочешь жить, умей вертеться", "Деньги не пахнут". Разве они не прекрасны? Они дают человеку полную свободу действий, пробуждают его истинные инстинкты и устремления. Разве может устоять перед ним ваш хилый Иисус со своей рахитичной добродетелью? В гробу мы видели и его самого, и его батяню! Будущее за нашим Линитимом Искусителем. Он – именно тот Бог, который нужен людям. Понял ты, червь навозный?... Молчишь? Но ничего, в полиции тебе язык быстро развяжут.

Максим едва сознание не потерял от подобного богохульства. Неимоверных усилий стоило ему молчание, он даже губу прокусил, чтобы ни словом, ни делом не дать повода этому для очередных насмешек.

Старший бес встал и, повернувшись к дверям, громко позвал:

– Девочки!

В автобус поднялись две молодые проститутки – крашеная блондинка и брюнетка. На них были высокие сапоги, короткие сверх всякого приличия юбки и кожаные куртки. Обе сильно накрашены и крепко навеселе.

– Хэлло, мальчики! – сказала брюнетка и сделала всем ручкой. Девицы, переглянувшись, громко рассмеялись.

– Мои сектантки! – с гордостью проговорил старший бес. – Блондинка Вера, а брюнетка – Варя.

Максим вздрогнул от неожиданности. Девиц звали точно так же, как его бабушек. Бес, указывая на него, сказал:

– Узнаете, девочки? Это ваш внук Максим, дурак, каких свет не видывал.

Блондинка подошла к Максиму, наклонилась и, дыша в лицо перегаром, голосом бабы Веры проговорила:

– Здравствуй, Максимушка! Это ты куда, солнышко, без нас хотел удрать?

От всей этой дьявольщины Максима прошиб холодный пот и он невольно зажмурился. И услышал голос беса:

– А ты думал, что они каждый день в сквер гулять ходят, да? Дурак ты дурак! Они ко мне в секту бегают. Я им возвращаю молодость. А за это они готовы самого черта в задницу поцеловать. Я верно говорю, девочки?

– Верно, Корреандр Викторович, – подтвердила брюнетка голосом бабы Вари. – Еще как верно!

"Нет – нет, этого просто не может быть! – в смятении подумал Максим. Мои бабушки не могли так поступить. Ведь именно они привили мне высокие моральные принципы".

– А кому они нужны – твои принципы?! – злорадно рассмеялся бес, подслушав мысли Максима. – Лишь таким дуракам, как ты, да немощным пенсионерам, которым ничего другого не остается, как ругать молодежь и упрекать их в утрате морали.

– Врете вы все, – сказал Максим убежденно. – Вы и ваш хозяин хотели бы видеть людей такими. К счастью, они не таковы. Ничего у вас не получится. И мои бабушки никогда не купяться на ваши дьявольские посулы. Никогда! Слышите вы – приспешник сатаны!

– Как?! – захлебнулся возмущением бес и обратился за помощью к присутствующим: – Вы слышали, граждане-товарищи, этот сукин сын святоша обвинил вашего почетного гражданина города во вранье?! О, времена! О, нравы! Неслыханно! Возмутительно! И этот, с позволения сказать, пачкун-с смеет обвинять нас в отсутствии морали?! Теперь вы видите, господа, до какого морального разложения дошел весь Остальной мир? Его уже ничто не спасет. Скоро мы поднимем над всей планетой наше гордое черно-красное полотнище. – И неожиданно, хорошо поставленным голосом оперного дива торжественно пропел: – "Мы наш, мы новый мир построим!"

– "Кто был никем, тот станет всем!" – с энтузиазмом подхватили пассажиры автобуса.

Жестом руки бес установил тишину, спросил:

– Кто из вас готов лжесвидетельствовать в суде на этого вот святошу?

– Я! – раздалось дружное.

– Вот она – ваша хваленная добродетель, святой отец, – добродушно рассмеялся старший бес города. – Они будут делать то, что мы им прикажем, ибо хотят выжить. Страх перед нами здесь гораздо больше страха перед загробной жизнью. Так было и так будет.

– Вы, Корреандр Викторович, выдаете желаемое за действительное, возразил Максим. – Хотя сами прекрасно знаете, что это не так. Есть люди, которых вы и вся ваша камарилья очень боитесь.

– Уж не вас ли, отец Максим?! – насмешливо спросил бес.

– В том числе и меня.

Лицо старшего беса стало хмурым и озлобленным. Он раздраженно проговорил:

– Как я ненавижу это ваше чистоплюйство! Вы наивны и невежественны, молодой человек. Наоборот, такие, как вы, нам лишь помогают управлять миром. Когда-нибудь вы это сами поймете. – И, посчитав разговор оконченным, сказал шоферу: – Шеф, трогай свою колымагу.

Мотор несколько раз "чихнул", затем утробно заурчал и автобус тронулся.

– Постой! – крикнул бес водителю. Автобус остановился. – А что здесь делают эти две побирушки?

И вместо девиц Максим увидел двух старых, убогих нищенок. Они жались к друг другу, испуганно озираясь округ.

– Что вам, сирые? – спросил их бес.

– Подайте Христа ради! – смущенно проговорила одна из них, более рослая и более крепкая, протягивая изможденную физическим трудом, трясущуюся руку. – Мы два дня ничего не кушали. – И обе заплакали.

– Бог подаст, – ответил бес. – Давайте, давайте, старые, выметайтесь! Не задерживайте движения.

Максим ногой подвинул старушкам свой рюкзак, который ему теперь вряд ли когда понадобится.

– Вот, возьмите, пожалуйста.

– Храни тебя Господь, добрый человек! – сказала рослая старушка. Обе подхватили лямки рюкзака и поспешно покинули автобус.

И Максим понял, что все эти невероятные превращения, вся фантасмагория ничто иное, как сеансы гипноза, которыми старший бес в совершенстве владел. Это несколько подбодрило и успокоило.

К удивлению Максима, город оказался довольно большим. Много было пятиэтажек и даже девятиэтажек. На центральной площади с каким-то нелепым памятником автобус уже поджидал наряд полиции, который препроводил Масима в местную тюрьму, где он был помещен в одиночную камеру. И потекли долгие томительные дни ожидания. Максим был спокоен. Он знал, что Создатель помнит о нем и поможет, обязательно поможет. Нужно только верить и ждать. Ждать и верить. И это случится.

Конец первой книги.

Книга вторая: Конец или только начало?

Часть первая: Заговор.

1. Воскресная проповедь.

Колокола Кафедрального собора Линитима Искусителя многоголосо известили граждан города о начале воскресного богослужения. В храме в первом ряду на почетном месте вместе со своей супругой Фаиной Сазоновной сидел сам правитель Пантокрин Великий. В последние годы он старался не пропустить ни одного воскресного богослужения. Пусть сограждане видят какой набожный и благочестивый их правитель. Пусть видят. Справедливости ради следует отметить, что не всегда он был таким набожным. Были времена, когда он был совсем не набожным, а самым отъявленным и ярым атеистом. По его личному указанию была стерта с лица Земли маленькая церковь и молельный дом, где провел последние дни старожил этих мест Микола Красавин, почитавшийся в народе за святого. Но об этих временах правитель не любил вспоминать. Предали их забвению и статисты. Для всех он всегда был и есть человек набожный и благочестивый. Сегодня к тому же читал проповедь молодой отец Максим, человек несомненно умный, начитанный и талантливый. Пантокрин Великий любил его слушать. Слушая пламенные и страстные проповеди этого одаренного праповедника, правитель вырастал в собственных глазах.

"Что с того, что ты умнее и талантливее меня, – думал правитель, глядя на Максима и самодовольно усмехаясь. – Но ты наивен в вере своей. Что стоит твой ум без моей хитрости? Ровно столько, сколько я за него заплачу. Здесь я хозяин положения, ибо я хитрее и опытнее, я знаю жизнь. Разрешил тебе читать проповеди в последнее воскресенье месяца и ты уж тем доволен. А того не ведаешь, что читаешь ты их не людям, а куклявым. А им все равно кого слушать, тебя или ведьму Зойку – кондукторшу автобуса. Им все твои проповеди до лампочки. Они слушаются только меня и моих людей."

Прибыл отец Максим в город полтора года назад на автобусе, каждый день выезжавшим в Остальной мир для сбора информации. Поначалу Пантокрин хотел сделал из молодого проповедника очередного врага, но его отговорил старший бес, посоветовавший присмотреться к парню на предмет его использования в дальнейшем. Полугодичное нахождение в одиночной камере не сломили дух Максима и не поколебали его веры. В чем смог убедиться сам правитель при их личной беседе. Несмотря на завиральные идеи о Создателе и всем прочем, молодой человек Пантокрину понравился. Умный, вежливый, образованный. Все время называл его братом. Смешной! И хотя конкретных планов у правителя при их беседы по использованию отца Максима не возникло, он дал указание провести молодому человеку психиатрическую экспертизу и поместить в барак 13-бис. В этом бараке были собраны все те, кто мог быть использован Пантокрином в дальнейшем. Бывали случаи, когда пациенты этого барака прямиком попадали в министры правительства или в советники правителя. Да что далеко ходить за примером. Сейчас один из них является советником Пантокрина по проблемам превращения Остального мира в одно сплошное болото. Правитель был уверен, что со временем и талантам Максима найдется достойное применение, Обязательно найдется. В дальнейшем он разрешил молодому священнику читать проповеди каждое последнее воскресение месяца. Правда, во избежание недоразумений, посещать в эти дни храм разрешалось лишь куклявым. Но об этом отец Максим не имел ни малейшего понятия.

Оторвавшись от воспоминаний, правитель оглянулся. Зал был битком набит куклявыми, внимательно, прилежно, но равнодушно взирающими на иконостас. Пантокрин усмехнулся. Хитер он. Ох, хитер! Правильно говорят: "Хитрость города берет". Спасайте, господин проповедник, этих чучел. Спасайте. Очень оно им нужно, ваше спасение. Ха-ха-ха!

Но вот на амвон вышел худой и высокий молодой человек с бледным и красивым лицом и, обратясь к "прихожанам", сказал:

– После нашей последней встречи прошел ровно месяц. Думали ли вы над тем, что я вам говорил?

– Да, отче, – дружно ответили собравшиеся.

– Согласны ли вы со мной?

– Согласны.

– Готовы ли вы к жертвам во имя Создателя нашего?

– Готовы, отче.

И озарила лицо Максима радостная улыбка, и запылали его прекрасные глаза неукротимым огнем веры, веры в великое предназначение свое. Он смотрел на равнодушные лица куклявых и они казались ему одухотворенными словом истины и готовностью служения Создателю, а в оловянных их глазах видел неземную благодать, ниспосланную им Всевышним. И окреп его голос, зазвучал торжественно и возвышенно:

– Братья и сестры! от имени Создателя нашего я благодарю вас за принятое вами решение! Знаю, непросто оно вам далось. Очень непросто. Велики соблазны сатаны-искусителя, они легки и доступны каждому из вас, они даруют вам забвение от тягот земного бытия, они ублажают тело ваше весельем и сладострастием, они манят вас миражными огнями "красивой и роскошной жизни". Соблазны эти сатана уже давно поселил в ваши бренные тела, смутил ими ваш разум. Потому-то трудно было вам от всего этого в одночасье отказаться. Но встав на путь беззаветного служения небесному Отцу нашему, вы приобретаете несравненно больше. Бессмертная душа ваша, пребывавшая доселе в летаргическом сне, начинает неустанно трудиться и как благодатная губка капля за каплей впитывает знания, дарованные нам Всевышним, любовь, мир и согласие поселяются в ней, а жизнь ваша будет наполнена высочайшим смыслом, радостью и благодатью.

Пантокрин слушал молодого проповедника и мысленно усмехался. Красиво говорил тот, очень убедительно. Несомненно, он очень таланливый и умный. Однако, выступать перед куклявыми, все равно что переносить мешками воздух с места на место – занятие не только бесполезное, никчемное, но и абсурдное. А ведь этот Максим чувствует себя неким мессией, спасителем человечества? Что ж, пусть "спустит пар" на куклявых, пусть их спасает. Очень это им нужно, да?! Ха-ха! И вновь правитель подивился себе. Хитер! Ох, хитер!

Он смотрел на молодого проповедника, расточавшего понапрасну свой ораторский дар перед куклявими, а в голове его уже зрел новый коварный план.

После проповеди правитель подошел к Максиму, похвалил:

– Вы сегодня были бесподобны, святой отец!

– Спасибо! – ответил тот, зардевшись.

– Но согласитесь, в храме Святого Линитима Искусителя говорить об искусителе сатане несколько того... Я думаю, что эта параллель случайна?

– Нет, вовсе не случайна. Ваш Линитим никто иной, как подручный дьявола! – сказал Максим запальчиво. – Вспомните, что он говорит: "Живи сам и дай жить другим", "Обретя блага на Земле, ты обретешь их и на небе", "Не упускай случая устроить себе Эдем на Земле". Разве это ни есть слова Сатаны?

– Так я и думал, – тяжело вздохнул Пантокрин, – что все это вы сознательно. Охо-хо! Прямо не знаю, что с вами делать? Ведь вы пытаетесь разрушить веру наших отцов, все чем жили многие поколения наших предков? Хорошо ли это?! Разве можно на обломках старой веры создать что-нибудь стоящее? Этому ли учит ваш Бог?

– Наш, брат, – поправил его Максим.

– Ну да, наш, – согласился правитель, усмехнувшись.

– Не нужно, брат, лукавить, – укоризненно покачал головой Максим. Ничего я не разрушаю, ибо разрушать нечего. Вы все разрушили задолго до меня.

– Не понял? – встрепенулся правитель. Монгольские глаза его превратились в узкие щелочки. Лицо вмиг посмурнело. – Кто вам сказал такое?

– У нас в сумасшедшем доме это знает каждый. Именно вы тридцать лет назад разрушили веру отцов, силою, угрозами и подкупом внедрили веру в Линитима Искусителя, а проще – Дьявола.

– Да вы опасный человек, святой отец. – Пантокрин добродушно рассмеялся. – Но только, уверяю вас, вы глубоко заблуждаетесь. Святой Линитим именно тот бог, который нужен народу.

– Кто же это решил?

– Я, – ответил Пантокрин, не скрывая самодовольства. – Здесь все решаю я.

– Значит вы ставите себя выше вашего бога?

– Он помогает мне управлять моим народом, – без тени смущения ответил правитель.

– Это бесовская гордыня, брат. Одумайтесь, вашей рукой управляет сатана.

– Да что вы говорите! – с наигранным удивлением воскликнул правитель. Он откровенно потешался над молодым проповедником. – А я, дурак, думал, что ею управляет моя Фаина. – Он обнял жену за плечи.

– Пока не поздно, брат, обратите свой взор к Создателю, отрекитесь от гордыни, снедающей вашу душу.

Правитель посмотрел на наручные часы, заторопился.

– Хорошо-хорошо, святой отец, я об этом подумаю. До свидания! До встречи!

– До свидания, брат! Храни вас Всевышний!

2. Пантокрин влюбился.

У церкви правителя поджидал роскошный "Мерседес" – подарок нечистой силы на день его рождения. Он сел в машину и сказал куклявому шоферу ехать в свою резиденцию. С некоторых пор он все больше полагался на куклявых и нечистую силу и все меньше доверял людям. Работа в воскресные дни также входила в стратегические планы Пантокрина. Народ должен знать, что их правитель трудится не покладая сил им во благо, даже в воскресные дни. Когда же ему очень не хотелось ехать на работу, он отправлял к резиденции "Мерседес", оборудованный тонированными стеклами и тот весь день торчал у парадного входа. А проходящие мимо обыватели с почтением говорили: "Наш Великий Правитель опять работает!" И тяжко вздыхали, так как работа ими вспоминалась как нечто совершенно ужасное, страшнее даже мифического дракона о трех головах.

Но сегодня правителя ждала серьезная работа. Он пожелал лично допросить суперагента 0011. Ему донесли, что при допросе она не только непочтительно отзывалась о нем, Пантокрине, но и всячески оскорбляла и грозила страшными карами. Опасность шпиона Остального мира была очевидной. За столь короткий срок он умудрился ни только соблазнить суперагента, но и полностью её перевербовать. И Пантокрин пожалел, что отказался от встречи с Орловым. Возможно его можно было бы купить. Такой человек ему просто необходим.

В резиденции его поджидали сразу две новости: неприятная и приятная. Неприятная – шпион расколол подсадного агента и, едва покинув тюрьму, оглоушил его, связал и бросил в кусты. Приятная – в настоящее время шпион скрывается в квартире бывшего великого ученого Романа Березина. Но и приятная новость была с гнильцой. Дело в том, что когда-то, давным-давно, Пантокрин с Романом Березиным учились в одном институте и даже дружили. Это он, Пантокрин, став правителем города, пригласил к себе Романа возглавить науку в городе, предоставил ему все возможности для этого. Куклявые – итог многолетней работы Березина. Но когда он вдруг взбунтовался и попробовал уничтожить свое детище, правитель отправил его в обыватели. Честно признаться, смалодушничал, пожалел старого друга. И вот он, результат его малодушия – Березин спутался со шпионом и работает на Остальной мир. А ведь это можно было предвидеть? Березин никогда не внушал доверия. Никогда.

Все это сообщил ему премьер-министр Грязнов-Водкин. После доклада, выждав приличествующую паузу, он спросил:

– Что будем делать, Наисветлейший?

От этого вопроса правитель пришел почему-то в ярость. Задергался как припадочный, заорал истошно:

– Это ты меня спрашиваешь, кретин?! Премьер недоношенный! Вот она твоя система безопасности! С одним шпионом справиться не можете. Уволю к такой матери! Всех! Всех до одного! Бездарности! Недоучки! Линитим! ты видишь с кем приходится работать?! – и Пантокрин вылил на уши бедного премьера огромный ушат отборнейшей матершины. После чего немного успокоился. Сказал:

– Немедля арестовать сукиных детей и пытать, пытать, пытать. Жечь каленым железом, рвать на части, чтобы они мечтали о смерти, как о манне небесной.

– Слушаюсь! – Грязнов-Водкин по-военному щелкнул каблуками.

– Да подключите к аресту нечистую силу. А то я на этого дурака, шефа полиции, не расчитываю. Его агенты от безделья совсем, понимаете ли, разучились работать.

– Слушаюсь! – вновь щелкнул каблуками премьер.

– А ты что выкаблучиваешь? Ты жа не адъютант какой-нибудь, а премьер, человек солидный?

– Армию вдруг вспомнил, Наимудрейший, – смущенно ответил Грязнов-Водкин.

– Армию? – Пантокрин внимательно, оценивающе посмотрел на премьер-министра. – А что, Петя, может мне тебя действительно направить укреплять армию, а? Будешь командовать моей гвардией? Ты как на это смотришь?

Лицо премьера в одно мгновение стало землистым, а породистые щеки обвисли словно у собаки-боксера.

– З-за что, В-ваша Г-гениальность?! – жалобно пролепетал он.

– Да пошутил я, пошутил. Успокойся. Правитель что, не человек что ли, не может пошутить?

– От такой шутки можно и инфаркт получить.

– Как жа, получите вы. У вас кожа толстая как у слона. Скорее вы меня в гроб загоните такой работой. Шпиона завтра в девять ко мне на допрос.

– Хорошо, Наисветлейший, – поклонился премьер. – Нам его к вашей встрече "подготовить".

– Конечно-конечно. И не церемонтесь. Суперагентша доставлена?

– Ждет в соседней комнате.

– Действуйте, Петр Антонович. До свидания! А её пусть введут.

– До свидания, Великий!

Когда Пантокрин её увидел, то его большое, измученное национальным напитком "Косорыловкой" сердце бурно забилось, как в молодые годы, а изуродованные артериосклерозом вены едва справлялись с хлынувшими по ним потоками крови. Ах, Кулинашенский! Ах, лис! Как же ему удавалось скрывать этакое чудо?! Глядя на суперагента Татьяну, он впервые пожалел, что дал когда-то клятвенное обещание не иметь более одной жены. Ляпнул он это во время предвыборной кампании, а потом, идиот, постоянно ставил себе это в заслугу. И вот сейчас очень об этом пожалел. Правда, у него был целый гарем куклявок. Но они ни в счет. Они и созданы для услады мужчин. Женщину в гарем не возмешь, ей нужно большее. Да и закон, который он сам же утверждал, запрещает это делать. Закон можно конечно и отметить, но как быть с этой синеокой красавицей? Она вряд ли согласиться стать наложницей. И дернуло же его за язык ляпнуть тогда этакое! Ведь при его должности он мог иметь десять жен. А может быть отравить к шутам эту старую клячу Фаину? Больно возомнила о себе в последнее время, стала слишком сварливой. Эта мысль показалась правителю очень удачной и он заметно повеселел. Да, такой красавице, как Татьяна, не нужны конкурентки. Нет. Она одна должна восседать на троне рядом с ним, оттенять красотой его исключительность и гениальность. И он совсем повеселел, считая уже вопрос своей женитьбы на Татьяне решенным окончательно. Отравить жену и все что с этим связано, похороны там, поминальные торжества было делом двух-трех дней, не больше. Пантокрин даже не мог предположить, что Татьяна может не согласиться выйти за него замуж. Такого в его городе просто не могло быть.

Татьяна в сопровождении полицейского прошла к столу правителя и спокойно села в кресло за стол для заседаний. Села в то время когда правитель продолжал стоять, с изумлением её рассматривая! Уже один этот факт вопиющего непочтения мог стоить ей жизни. У полицейского отвалилась челюсть. Он попытался поднять девушку, но правитель величественным жестом остановил его, сказал: