Текст книги "Атаман Платов"

Автор книги: Владимир Лесин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 33 страниц)

Владимир Лесин
АТАМАН ПЛАТОВ

Памяти русского солдата Ивана Матвеевича Лесина (15.09.1917–15.09.1943) посвящаю.

Автор и издательство выражают благодарность директору Музея донского казачества СЕДИНКО Светлане Алексеевне и директору Старочеркасского историко-архитектурного музея-заповедника КАЛАШНИКОВУ Николаю Ивановичу за помощь в подборе иллюстраций к книге.

 
Хвала, наш Вихорь-атаман,
Вождь невредимых, Платов!
Твой очарованный аркан
Гроза для супостатов.
 

В. А. Жуковский

Глава первая
ВОТ ЭТО НАЧАЛО!

Отец

8 августа 1753 года у Анны Ларионовны и Ивана Федоровича Платовых, проживавших в главном городе казаков Черкасске, родился первенец Матвей. Через девять лет Бог дал им сына Степана, а потом еще двух – Андрея и Петра. Но лишь старший из них вошел в историю, прославив не Дон только – Россию.

Много лет спустя, когда Матвей Иванович стал атаманом донских казаков, достиг европейской известности и получил высочайше пожалованный титул графа Российской империи, родилась легенда, поведанная нам через века Николаем Федоровичем Смирным, назначенным к нему «по дипломатической части… в самую, можно сказать, блистательную эпоху его славы». Вскоре после смерти знаменитого героя написал он его биографию. При всех недостатках этой слабой в жанровом и научном отношениях книги отличается она и несомненными достоинствами, ибо несет на себе печать и личных впечатлений автора о человеке незаурядном, и воспоминаний современников, и, что особенно важно, рассказов самого Платова о днях своей боевой молодости…

В тот августовский день Иван Федорович проснулся, как обычно, рано, пошел к Протоке. И вдруг свершилось чудо: летевшая над ним птица уронила ему на шляпу кусок ржаного хлеба; казак положил его в карман; едва он приблизился к берегу, как к ногам его выбросилась из воды рыба, «сазаном именуемая, и столь покорная, что он мог взять ее и унести с собой». Естественно, было это добрым «предзнаменованием». У ворот «восхищенного старика» ожидало поздравление с рождением сына Матвея, будущего «вихорь-атамана».

А было тому «восхищенному старику» двадцать восемь лет от роду. Похоже, поведал эту легенду Николаю Федоровичу сам Матвей Иванович, вполне осознавший после Отечественной войны свою роль и место в российской истории.

Присматривал за мальчиком «дядька» из малороссов, прослуживший ему до глубокой старости. По преданию, Матвей Иванович, став атаманом, часто брал его с собой и с удовольствием представлял столичным знакомым.

Когда Матвею исполнилось десять лет, за Иваном Федоровичем числились шестьдесят крестьян, мельница и хутор на реке Деркуле и рыбный завод на берегу Чулека. Хозяйство не очень большое, но растущее. Со временем отец оставит сыновьям около пятисот душ мужского пола, почти столько же, сколько было у войскового атамана Алексея Ивановича Иловайского. Каждый из наследников умножит свою долю, особенно старший.

***

Однажды вьюжным московским утром зашел я в бывший дворец Разумовских, где ныне размещается Российский военно-исторический архив, и засиделся в читальном зале до фиолетовых сумерек. Листаю толстенные фолианты с документами двухсотлетней давности. Мелькают знакомые фамилии фаворитов, государственных деятелей, военных. Не задерживаясь, переворачиваю пожелтевшие страницы. И вот – удача! Передо мною «всепокорнейший рапорт» есаула Ивана Федоровича Платова на имя Григория Александровича Потемкина, написанный в 1775 году убористым почерком достаточно грамотного человека. Сердце заколотилось, в руках появилась дрожь: писал-то отец будущего «вихорь-атамана».

Вот о чем поведал мне этот неизвестный исследователям документ. Родился Иван Федорович в 1725 году в Черкасске. Отроком начал службу. Долго рыскал по Крымской степи и в Закубанской стороне, охраняя российские пределы от неожиданных набегов татар. Ходил в Остзейские губернии и в Грузию. Оставил за спиной Пруссию с лихими атаками под Кюстрином. За подвиги в Семилетней войне получил от Елизаветы Петровны саблю.

В 1760 году Платов «послан был с самонужнейшими секретными делами» из армии в Петербург и там задержался. Вскоре столица оплакала красавицу Елизавету. Через несколько месяцев свезли в конец Невского и зарыли в могилу прибитого в Ропше ее племянника Петра III. А он все сидел на казачьем подворье и ожидал…

Дождался-таки своего часа есаул: в день коронации овдовевшей по собственному желанию и взошедшей на российский престол Екатерины Алексеевны Иван Федорович был пожалован золотой медалью и еще одной саблей. Как сумел герой Кюстрина проявить свою удаль на берегах Невы, если неприятель остался далеко на Одере? Похоже, что выполнявшиеся им в то лето тайные поручения были действительно важными – «самонужнейшими». Еще бы! В переворот втянулся Платов, за то и был отмечен.

За участие в «походе до Петергофа и обратно во время вступления Ее Величества на всероссийский императорский престол» были награждены войсковой атаман С. Ефремов, старшина М. Поздеев, дьяк И. Янов, есаулы С. Сулин и И. Горбиков – всего шестнадцать донцов. Ивану Федоровичу Платову, помимо медали и сабли, достались десять рублей.

Говорить о перевороте было не принято, тем более – писать в официальных бумагах. Платов позволил себе намекнуть Потемкину о своем участии в событиях, отошедших в прошлое. В его формулярных списках, отложившихся в архиве атаманской канцелярии, о тех же чрезвычайно «секретных делах» говорится лишь как об «очень интересных», что было менее доступно для разумения чиновников войсковой администрации. Первая формула явно была рассчитана на адресата «всепокорнейшего рапорта», для которого не существовало закрытых страниц в истории воцарения Екатерины II.

Понять Платова можно: парадокс состоял в том, что награды он получал довольно часто, а по службе продвигался медленно – в есаулах проходил до сорока пяти лет. Ничего не поделаешь: военная фортуна не баловала казачьих детей, а он из них. Вошедший в силу Потемкин мог, конечно, посодействовать. Вот и решился Иван Федорович напомнить о себе. Но Григорий Александрович не захотел помочь. А может быть, по лености не прочитал адресованный ему рапорт.

Новая императрица сразу включилась в сферу международной политики – со знанием дела, без пренебрежения национальными интересами России в угоду своему немецкому происхождению.

Осенью 1768 года Турция объявила войну. Екатерина приняла вызов.

Россия к войне не была готова, но Екатерина не сомневалась в успехе. Эта уверенность подкреплялась превосходством экономики и вооруженных сил ее страны над турецкими, наличием талантливых полководцев, среди которых выделялись генерал-аншефы Петр Александрович Румянцев и Василий Михайлович Долгоруков. В армии ее величества было 115 тысяч человек, в том числе 19 тысяч казаков. Количеством она уступала противнику в несколько раз.

Военные действия развернулись с наступлением весны 1769 года. Русские войска взяли Хотин, Яссы, Бухарест, Азов, Таганрог. В следующее лето пали Измаил, Килия, Аккерман, Браилов и Бендеры. Граф Румянцев утвердился в Дунайских княжествах. Князь Долгоруков остановился у ворот Тавриды. Успехи сухопутной армии подкрепил флот, разгромивший турецкую эскадру в Чесменской бухте. Вел моряков к победе… кавалерийский генерал Алексей Григорьевич Орлов – главный организатор и участник дворцового переворота 28 июня 1762 года.

 
О, громкий век военных споров,
Свидетель славы россиян!
 

Отец и сын

Первый биограф Платова еще застал стариков, уверявших его, что в раннем возрасте Матвей «проворством, ловкостью, смекалкой и остротою ума превосходил всех прочих юных донцов». С этим, пожалуй, можно согласиться. А вот грамоты российской он не постиг…

Казачьи дети росли быстро. Детство Платова кончилось в двенадцать лет, когда началась его служба в войсковой канцелярии. Служил он, по-видимому, рассыльным, а не «при исполнении письменных дел», как утверждают некоторые его биографы-писатели. Присвоив себе право на вымысел, они сочинили легенду о том, как отрок Матвей запоем читал книги о великих полководцах. А он, между прочим, и в двадцать два года читать и писать не умел, о чем свидетельствует его формулярный список.

4 декабря 1770 года войсковой атаман Степан Ефремов произвел Матвея Платова в есаулы и выдал за него свою дочь Надежду. Так Матвей стал зятем любимого казаками начальника и знаменитой Меланьи Карповны, чья свадьба, как считают, вошла в историю и золотой фонд русских «крылатых выражений» – «наготовили, как на Меланьину свадьбу».

С началом турецкой войны Иван Федорович Платов, оставив на хозяйстве сына Матвея, отправился с походным атаманом Тимофеем Грековым в Крымскую степь добывать себе чин войскового старшины. В одной бригаде с ним шел, между прочим, развеселый казак Емельян Пугачев, потешавший на привалах своих товарищей озорными и солеными шутками. Попали донцы под начало князя Долгорукова. Платов знал командующего еще по прусской кампании. Там, под Кюстрином, Василий Михайлович был жестоко изранен, но из сражения не вышел, за что был произведен в генерал-поручики. Отличился и наш есаул, но так в есаулах и остался.

Князь Долгоруков произвел забытого донским начальством есаула Платова в войсковые старшины, вручил ему в команду полк и отправил в только что устроенную Днепровскую линию, а потом в Польшу, где тот «многих конфедератов и бунтовщиков искоренил».

Скоро Иван Федорович снова был вызван в Петербург и еще раз награжден золотой медалью с изображением императрицы Екатерины и надписью на обороте:

Войска Донского Полковнику Ивану Платову за немаловременную и добропорядочную его службу.

Столица готовилась к свадьбе наследника престола. Не гостем прибыл Иван Федорович на торжества – преданным ее величеству офицером.

***

Матвей Платов недолго занимался отцовским хозяйством. Передав его на попечение приказчика, пустился он верхом в полуденный край, туда, где 2-я русская армия уперлась в твердыни Перекопа. Лето было жаркое, сухое, пыльное. Спешил молодой воин к славе, менял под собой лошадей, давая отдохнуть то одной, то другой. Навстречу ему катились санитарные фуры с ранеными и больными. В какой-то из них лежал снедаемый телесным недугом Емельян Пугачев – навоевался за два года под Бендерами. Ехали казаки в разные стороны, но оба – в Историю.

2-я армия готовилась к штурму Перекопа. Так уж распорядилась судьба, что ее командующий Василий Михайлович Долгоруков принял здесь боевое крещение еще в 1736 году, когда русские войска предприняли попытку овладеть Крымом. Было ему тогда четырнадцать лет. Он первым пробился на фас крепости, и фельдмаршал Б. К. Миних тут же вручил мальчику-солдату офицерскую шпагу.

14 июня 1771 года генерал-аншеф Долгоруков повторил опыт командира своей юности.

– Первого из вас, кто взойдет на фас Перекопа и останется жив, – сказал князь, обращаясь к солдатам, – жалую я офицерской шпагой…

На этот раз первых было так много, что выделить из них самого первого не удалось. Князь всех наградил. Среди прочих оказался и Матвей Иванович Платов. По свидетельству Н. Ф. Смирного, наш молодой герой «сумел до того приобрести расположение сего начальника, что тот оставил его при себе». Вскоре и чин получил. В двадцать лет он – войсковой старшина, командир полка. Вот это начало! Видно было: далеко пойдет. А он и пошел далеко.

Твердыня пала. Ворота в Тавриду были открыты. Затем пали Арабат, Керчь, Еникале, Евпатория, Кафа, Бахчисарай. Хан Селим-Гирей бежал в Константинополь, где впал в немилость султана. Мустафа III провозгласил крымским ханом Девлет-Гирея.

Командующий часто приглашал М. И. Платова к столу. Об обстановке, царившей на этих собраниях, поведал нам «со слов знаменитых людей» П. Ф. Карабанов…

Однажды на обед к князю с опозданием явился генерал К. И. Каульбарс. Чтобы освободить ему место, гости стали сдвигать стулья, на что В. М. Долгоруков с раздражением заметил:

– Господа, не беспокойтесь! Разве вам неизвестно, что немец всегда место сыщет.

На этих обедах наш герой познакомился со многими влиятельными военными: П. С. Гагариным, П. П. Долгоруковым, М. И. Кутузовым, А. А. Прозоровским…

Особенно отличился Матвей Иванович у Кинбурна, где в 1773 году нес постовую службу.

Пока Матвей Иванович геройствовал в Крыму, Надежда Степановна подарила ему сына, названного в честь деда Иваном. Родился он в 1771-м, а не в 1777 году, как считают биографы его отца.

В 1772 году войсковой атаман Степан Данилович Ефремов был обвинен во многих преступлениях и приговорен к смертной казни, замененной длительным тюремным заключением. Но осталась Меланья Карповна. По-видимому, она и взяла на себя заботы о внуке Иване Матвеевиче. Неизвестно, где учился мальчик, но получил он весьма приличное образование, овладел российской, немецкой и французской грамотой, арифметикой, геометрией и историей.

В 1774 году Матвей Платов был командирован на Кубань под начало подполковника Ивана Бухвостова.

Первый подвиг Матвея Платова

После падения Перекопа войска генерал-аншефа Долгорукова ринулись в глубь Тавриды. Девлет-Гирей, выпросив у султана солдат и посадив их на сто двадцать турецких галиотов, взял курс на Суджук. В конце пути начался шторм. Пучина поглотила почти все его корабли. С остатками десанта ушел он на Тамань, рассчитывая сплотить против России ногайские орды, кочевавшие раньше в Бессарабии, а с начала турецкой кампании переселившиеся на правобережье Кубани, перейти с ними Дон и отвоевать Крым. Но прежде надо было склонить на свою сторону самого сильного и влиятельного едисанского бея Джан-Магомета.

Крымский хан отправил к Джан-Магомету своего брата Шаббас-Гирея с богатыми подарками и письмом. «Да будет вам известно, – писал он, – что прислан я от турецкого султана, чтобы все вы были мне подвластны, в знак чего имею я от него фирман. А кто не явится, тот будет сочтен противником магометанского закона».

Хан звал упрямого старика – тот не прибыл, угрожал ему – не подействовало. Мудрый бей решил не искушать судьбу и остался верен клятве, данной три года назад русской императрице. Когда татарские мурзы приехали к нему с уговорами, Джан-Магомет сказал:

– Не знаю, кто из нас останется в дураках – мы или хан. Султан прислал его взять Крым, а не нас склонять под свою власть. Напрасно он грозит нам своим фирманом. Я доживаю восьмой десяток и многое повидал на своем веку. Помню, когда, стесняемый русскими, просил я униженно визиря пропустить мои кибитки через Дунай, обещая служить ему вместе с народом. Но он отверг мою просьбу. Я вынужден был уповать на милость Ее Величества и, к удивлению, получил от нее все, что хотел. А сколько бедных моих людей добывают себе хлеб на севере? Право же, их больше, чем имеется у вас. Могу ли я после того воевать против русских? Нет! Я никогда не забуду благодеяний ко мне России и скорее соглашусь умереть, чем нарушить учиненную ей присягу.

Речь старого бея произвела сильное впечатление на собравшихся. Рассудив, они сказали ему при прощании:

– Хоть мы и приняли подарки от хана и согласились было служить ему, однако же теперь не пойдем против русских.

В первые годы поселения на Кубани ногайцы жили в согласии с казаками, но скоро почти все их мурзы перешли на сторону хана. Над донскими станицами и хуторами нависла смертельная опасность.

В январе 1774 года скончался султан Мустафа III. Престол турецкий занял Абдул-Гамид. Он прислал в подкрепление крымскому хану значительные силы, и тот отправил их для покорения союзной России Джамбулацкой орды, кочевья которой находились в верховьях реки Ей. Там и совершил свой первый подвиг молодой старшина Матвей Иванович Платов.

Пройдут годы, войсковой старшина станет генералом и атаманом донских казаков, покроет себя неувядаемой славой в сражениях под знаменами Суворова и Кутузова, но первый подвиг его, совершенный 3 апреля 1774 года, долго не забудется в русской армии. В самом общем виде картину того неравного боя можно представить по официальным рапортам, которых дошло до нас немало. Труднее восстановить подробности тех давних событий. Впрочем, кое-какие возможности есть…

***

Ейский пристав Стремоухов, снарядив большой обоз с провиантом, отправил его под охраной казачьих полков Степана Ларионова и Матвея Платова на Кубань для продовольствия стоявших там русских войск. На ночлег они остановились у реки Калалах. Выслали в весеннюю степь пикеты. Легли спать. Перед рассветом прискакали дозорные и донесли, что «валит силы татарской видимо-невидимо». Без преувеличения, один должен был биться против двадцати, даже более.

«Опасность была столь очевидной, – пишет современник, – что всякий другой для спасения себя и людей своих от неминуемой гибели скорее согласился бы пожертвовать всем обозом и сдаться в плен, нежели вступать в столь неравный бой с неприятелем».

Но наш герой иначе думал, иначе и поступил.

Растерялся даже более опытный Ларионов, бывший лет на десять старше своего товарища. Он без колебаний уступил власть над собой и отрядом энергичному и уже тогда авторитетному среди казаков Платову. Об этом свидетельствуют не только историки, очарованные позднейшей славой атамана, но и сами участники события и их начальники…

Вокруг простиралась степь – широкая, раздольная, по-весеннему сочная, зеленая. Конечно, небольшой отряд не устоял бы здесь против превосходящих сил противника. Поэтому Платов, не ожидая нападения, отправил вперед часть казаков, чтобы хоть на короткое время отвлечь внимание татар, а остальным приказал окружить лагерь повозками, груженными мешками с зерном – построить вагенбург. Потом подозвал к себе двух известных в полку удальцов и сказал:

– Скачите к подполковнику Бухвостову, донесите ему о положении нашем, просите о помощи. Прорветесь – избавите нас от погибели. А если случится положить живот свой, помните: смерть во спасение соратников увенчается Всевышним в Царствии небесном…

Хлестнув лошадей, казаки пустились галопом, переправились на правый берег реки и скоро скрылись за горизонтом.

Между тем татары пришли в движение и стали охватывать транспорт с фронта и флангов. Платов, вскочив на телегу, обратился к казакам:

– Друзья мои! Смотрите, какая сила нехристей идет. Победа или славная смерть – другого выбора у нас нет. Не будем мы русскими, не будем донцами, если устрашимся врага. Бог поможет нам отразить его злые замыслы…

Татары неожиданно остановились, выслали парламентеров, которые «с угрожением» предъявили защитникам вагенбурга требование «пойти живыми под их подданство», то есть сдаться в плен.

Ответ представителям крымского хана был дан достойный:

– По долгу присяги, учиненной Ее Величеству, мы отказываемся принять ваше требование. Из укрепления нашего не выйдем. Умрем за веру христианскую, но живыми в руки ваши басурманские не отдадимся.

Так Платов передал в своем рапорте начальству слова безвестного донского офицера, встречавшего парламентеров противника. На этом переговоры кончились. Друг с другом простясь, казаки «вступили всяк в свою должность».

Спешив половину всадников, Девлет-Гирей бросил их на штурм вагенбурга. За пехотой двинулась конница. Степь огласилась ревом многотысячной толпы, которая, казалось, сметет все на своем пути. Но картечь и град ружейных пуль остановили атакующих.

Первый натиск был отбит. Затем последовали второй, третий, четвертый… Подступы к укреплению были завалены трупами неприятелей. С неистовым фанатизмом татары лезли по телам своих товарищей, и казаки едва успевали отбиваться от них. Уже ранены есаулы Куприков и Полухин. Вышли из боя отважные хорунжие Королев, Калмыков, Михайлов и Терентьев. Звуки выстрелов, лязг металла, крики и брань сражающихся, вопли изувеченных и ржание ошалевших лошадей – все это, сливаясь в сплошной страшный гул, создавало картину кровавого ада, хозяйкой которого была смерть. И как тут было не прийти в отчаяние.

А вокруг цвела весенняя степь, и ласково светило солнце, и никто не хотел умирать. Ларионов предложил Платову прекратить сопротивление и сдаться на милость победителя, чтобы сохранить людей. Матвей наотрез отказался. Степан не стал настаивать. И снова «вступил всяк в свою должность». Началась очередная атака. Ахнула единственная пушка, выбросив град картечи.

«Войска Донского походный полковник Платов, который, будучи в осаде от неприятеля, оказался неустрашим, ободряя своих подчиненных, почти в отчаяние пришедших, удерживал их в слабом укреплении до моего к ним прибытия, – писал Бухвостов в рапорте на имя пристава Стремоухова. – Полковник Ларионов следовал сему примеру храбрости».

Рано утром начался этот неравный бой. За два часа до захода солнца татары в седьмой раз кинулись в атаку. И трудно сказать, чем бы все кончилось, если бы не подоспела подмога: доскакал-таки один из казаков до подполковника Бухвостова. Подняв несколько эскадронов гусар, драгун и неполный казачий полк Уварова – всего не более 500 человек, прихватив с собой два «единорога», пустился он выручать попавших в беду соратников. Отмахав несколько десятков верст, налетели они на увлеченную штурмом орду и стали рубить и колоть неприятеля с остервенением. Этим воспользовались осажденные. Вырвавшись из своего укрепления, обрушили они на отступающих всю силу накопившейся за день злобы. Все перемешалось в войске противника: и фронт, и тыл, и фланги…

Бухвостов – Стремоухову,

5 апреля 1774 года:

«…Сожалительно, что при отчаянном сем сражении побито несколько едисанов, по мнению Джан-Магомета нам верных людей. Сия ошибка, думаю, произошла оттого, что среди самого бою видел я сам, как из едисанских аулов бегали татары в ханское войско и обратно оттуда прибегали к бею, которым ни в той, ни в другой стороне, как однозаконникам своим, не причиняли никакой обиды, а за новые вести, может быть, еще и награждали, через что казаки наши так были огорчены и отчаянны, что никого в полон к себе не брали, а кого только находили на месте сражения, всех тех и рубили до смерти; да подлинно, что трудно в баталии, а особливо между ногаями распознать приятеля с неприятелем…»

Избиение продолжалось «до самой темноты ночи». «Огорченные и отчаянные» казаки уложили на месте сражения более пятисот татар и множество раненых. Сами же потеряли убитыми восемь, да без вести пропавшими 15 человек. Правда, урон в лошадях был очень велик – около 600 голов.

16 мая 1774 года «Петербургские ведомости» рассказали своим читателям о подвиге Матвея Платова. Корреспондентом правительственной газеты был «предводительствующий Второй армией генерал-аншеф князь Василий Михайлович Долгоруков». О молодом герое заговорили казаки. Он стал известен военным. Узнали о нем и высокие начальники. Подвиг, совершенный им на реке Калалах, был отмечен золотой медалью с изображением императрицы и надписью на обороте:

За ревностную и усердную службу Донского Войска Полковнику Матвею Платову.

«Если кому-нибудь придется быть в таком же положении, – напишет много лет спустя Денис Васильевич Давыдов, – то пусть приведет себе на память подвиг молодого Платова, и успех увенчает его оружие. Фортуна, не всегда слепая, возведет, быть может, твердого воина на ту же степень славы, на которую вознесла она и маститого героя Дона».

Кажется, в это время и попал войсковой старшина под опеку первого фаворита ее величества, позволившего молодому герою сообщать ему лично о своих успехах, минуя атаманскую канцелярию. Не случайно же в формулярных списках донских офицеров против фамилии Матвея Ивановича закрепилась стереотипная запись, что «на посланный к нему приказ о подаче рапорта с прописанием его службы» он неизменно отвечал: уже «подал от себя его сиятельству господину генерал-аншефу и разных орденов кавалеру графу Григорию Александровичу Потемкину».

Так из года в год и напоминал о себе. Однако не помогло – в войсковых старшинах задержался надолго. В мае-июне Девлет-Гирей потерпел еще несколько поражений. Между тем и Турция оказалась неспособной продолжать войну. 10 июля 1774 года был подписан мир, по которому Порта признала Южный Буг и Кубань границей Российской империи. К России отходили крепости Азов, Керчь, Еникале и Кинбурн. Крым объявлялся независимым. Опасность татарских вторжений в пределы Дона была ликвидирована.

На севере, однако, набирала силу повстанческая армия Пугачева. Походные полковники Иван и Матвей Платовы были отправлены на театр войны с бунтовщиками: первый – из Петербурга, второй – с Кубани.